Текст книги "Чердак"

Чердак
Максим Кызыма

© Максим Кызыма, 2018

ISBN 978-5-4490-1970-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Человек – единственное разумное существо на Земле, которое считает себя абсолютным хозяином мира. Но так ли это на самом деле? Ведь те знания, которыми мы обладаем, ничтожны, по сравнению с бесконечностью вселенной. В безграничном пространстве космоса действуют свои законы, свои правила, и велика вероятность того, что наш мир является одним из множества миров, которые наше неполноценное сознание просто не в силах постигнуть, не говоря уже о том, чтобы почувствовать и осознать их, тем более пересечь границы тонких материй, соединяющих паутиной энергетических каналов, пограничные реальности. Кто знает, возможно, рядом с нами уже готовится вторжение из вне, возможно кто-то уже присмотрел наш уютный мир для своих целей. Кто знает… Кто знает…

 
Темноту пронзает света тонкий луч,
Но не спеши узнать, что скрыто в сумраке ночном,
Ведь иногда забвение разума дороже,
Чем встреча с тем, что дремлет вечным сном.
 

Человек

Виктор уже вставил ключ в замочную скважину входной двери, когда из соседней квартиры показалось, заросшее белой седой щетиной, лицо Аркадия Ивановича, соседа Виктора. По крайней мере, так он представился при последней их встрече, он всегда при встрече представлялся Виктору и каждый раз новыми именами. Не нужно было работать следователем в полиции, чтобы понять, что Аркадий Иванович сумасшедший. Он всегда поджидал Виктора на лестничной площадке, впрочем, как и других жильцов этого подъезда, Аркадий Иванович исправно нёс своё дежурство, и мимо его двери очень трудно было проскользнуть незамеченным. Квартира Аркадия Ивановича располагалась напротив квартиры Виктора и была её зеркальным отражением. Вот и сейчас Аркадий Иванович караулил свою жертву.

– Здравствуйте, молодой человек! Меня зовут Анатолий Владимирович, вы случайно не видели сегодня моего Прошку? Он всё время куда-то убегает, он у меня такой непослушный! – старик постоянно терял свою собаку, в существовании которой Виктор сильно сомневался.

– Здравствуйте, Арка… – Виктор запнулся на полуслове, пытаясь обратиться к старику по старому имени, – Анатолий Владимирович. Мне показалось, что кто-то лает у вас на кухне, ваш Прошка проскочил мимо, а вы и не заметили, он давно уже дома.

Виктор намеренно солгал старику, чтобы отвлечь его внимание, пока сам тем временем открывает дверь и заходит в квартиру, избавившись, таким образом, от назойливого старика. Тот, конечно, может позвонить в дверь, но дверной звонок Виктор уже давно отключил, именно по этой самой причине. Кроме старика в дверь к нему никто не звонил, а друзья, при необходимости, могут набрать его сотовый, во всяком случае, это лучше, чем терпеть выходки сумасшедшего старика. Когда Виктору показывали квартиру, перед сдачей, то умолчали о том, что по соседству обитает такой беспокойный старичок. Ему сказали, что все соседи спокойные, тихие, а над ним, так и вовсе – кроме голубей никого нет, потому что этаж последний, а на чердаках кроме них никто не селится. Так же не забыли уверить его в том, что крыша, естественно, не протекает. Затем заключили договор на сдачу квартиры, отдали ключи и разошлись. Хозяина квартиры Виктор больше не видел, деньги за аренду он исправно, день в день, переводил на банковскую карту, а тот подтверждал поступление платежа смс сообщением. Квартиру Виктор снимал уже третий месяц, нареканий никаких не было, место нравилось, но этот старик из квартиры напротив… Своей назойливостью он сильно докучал Виктору.

– Вот я старый дурак! Действительно, Прошка уже на кухню пробежать успел! Совсем я слепой стал. Спасибо вам, уважаемый! А как вас, кстати, по имени величать? – не унимался дед.

– Меня зовут Всёравнонезапомню Какаяразница, – буркнул Виктор, одновременно проворачивая ключ в замке и открывая дверь.

– Какое странное у вас имя: Всёравнонезапомню…

– Вот и я о том же! У вас собака сейчас из квартиры выскочит! – соврал Виктор, он хотел отвлечь старика, что ему и удалось.

Старик растерянно обернулся, приготовившись ловить своего несуществующего питомца, упустив из виду собеседника. Когда он, не обнаружив собаки, вновь обратил свое внимание на Виктора, то того уже не было на лестничной площадке, он зашёл в квартиру и закрыл за собой дверь. Старик какое-то время стоял в растерянности, не зная, что предпринять дальше, а потом развернулся и тоже зашёл домой, окликая по пути свою собаку.

– Так будет продолжаться – сниму другое жильё, – рассуждал Виктор.

Он положил ключи на тумбу, разделся и прошёл на кухню, первым делом ему хотелось выпить кофе, а уж потом можно будет заняться и домашними делами. С работы Виктор возвращался поздно вечером и всё, что он успевал сделать за оставшееся свободное время, – это приготовить поесть, немного посмотреть телевизор и лечь спать, часто третье наступало раньше второго. На кухне тускло горела лампочка, она умирала уже неделю, но всё никак не могла перегореть до конца, а менять лампу, которая, хоть и плохо, но ещё работает, Виктор не собирался: «Как перегорит, так и поменяю», – думал он. Вот и сейчас он сидел на табурете, за столом, и терпеливо ждал, когда закипит чайник. Лампа мигнула, на долю секунды кухня погрузилась в темноту. С потолка, в том месте, где труба отопления уходит на чердак, посыпалась чёрная пыль. Такую пыль образует материал, который обычно засыпается на чердак для теплоизоляции, в домах с острыми, двускатными крышами. Виктор выругался, желая тому, кто сейчас стучит по батарее, постучать себе по голове и как можно сильнее, чтобы оттуда посыпалась такая же чёрная пыль. Однако никакого стука по батарее на самом деле не было, в соседних квартирах было тихо. Тогда оставалось только одно: перепады температуры действовали на плиты дома таким образом, что зазоры на стыках этих плит то расширялись, то сужались. В тот момент, когда зазоры расширялись, теплоизоляционная насыпь проникала в эти щели и сыпалась с потолка. Труба подачи отопления проходила как раз в отверстии потолочной плиты, и не было ничего удивительного в том, что по ней осыпалось немного пыли от чердачной насыпи. Это объяснение вполне устроило Виктора, и он продолжил спокойно сидеть на своём месте. Чайник закипел, и Виктор заварил себе кофе, но пить его пришлось пустым: ни молока, ни того с чем можно было бы его попить не было, потому что холодильник был пуст, а в магазин Виктор зайти не успел, да и не хотел. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Свет вновь моргнул, некстати вспомнился рассказ соседки, единственной адекватной женщины на их этаже, об этом соседе-старике Аркадии Ивановиче, или как там его… А именно, она рассказывала о его собаке, да теперь Виктор вспомнил, что у старика всё-таки была когда-то собака. Соседка помнит то время, когда старик был ещё в своём уме. Потерял рассудок он совсем недавно, буквально года два назад, до этого он был вполне сносным человеком, и даже мог общаться нормально с другими людьми. Нина Николаевна, так звали женщину, упомянула тогда настоящее имя старика, но Виктор забыл его, не успев даже запомнить. В общем, она рассказывала, что однажды в их доме погас свет, и целых два дня электричество не могли подать в дом. Сгорел понижающий трансформатор в местной подстанции, а переключение на другой было невозможным из-за перегруженности линии. На старой подстанции постоянно горели вставки, сеть была очень старой, как и район, в котором располагался дом номер двадцать четыре, по улице Строителей. В каждом городе есть такой старый район, который возник одним из первых, где множество таких старых зданий. Сам дом представлял собой кирпичную пятиэтажку, с тесными квартирами, по четыре квартиры на этаже. То, что в доме отключился свет, не вызвало ни у кого удивления, здесь это было частым и обычным явлением. Старик вышел из своей квартиры, чтобы выгулять Прошку, освещая себе путь фонариком, он начал спускаться по лестнице, когда фонарик замерцал и потух, оставив человека и собаку в темноте. Темнота была не абсолютной: неяркий свет нарастающей луны пытался проникнуть сквозь мутные подъездные окна, но это у него получалось с большим трудом. Когда погас фонарик, старик остановился в ожидании. Он ждал, когда, и без того полуслепые, глаза немного привыкнут к темноте. Внезапно послышалось шуршание над головой, словно кто-то полз по чердаку, медленно и осторожно подкрадываясь к люку над головой. Прошка начал истошно лаять, захлёбываясь, срывая голос до хрипоты. Поводок резко натянулся, лай перешёл на визг, который резко оборвался, поводок ослаб, а на лицо старика упало что-то тёплое и липкое. Затем быстрое шуршание, лязг металлической лестницы, которая вела на чердак, и всё стихло. Через какое-то время фонарик включился, и старик тут же, трясущимися руками, направил его на потолок, туда, где находился люк на чердак. Лаз был открыт, петля вместе с замком раскачивалась из стороны в сторону, как будто его только что кто-то задел, заставив раскачиваться. Крепление петли, та часть, которая была приколочена к люку, была вырвана. Собаки нигде не было, лишь обрывок поводка в руке, который старик продолжал сжимать. Поводок словно перетёрли или, страшно подумать, перекусили зубами, но какими должны были быть эти зубы, чтобы перекусить крепкий поводок?! Старик провёл тыльной стороной ладони по тому месту, куда упало тёплое липкое вещество, затем осторожно поднёс руку под луч фонарика, чтобы разглядеть, что упало, а вернее сказать капнуло на него сверху. На руке была кровь, а у ног лежал маленький кусочек шерсти, ещё совсем недавно это было ухо Прошки. Старик выронил из руки фонарик и начал кричать. На крик стали выходить соседи, они вызвали скорую, полицию. Провели расследование, после разбирательств выяснилось, что старик сошёл с ума и зверски убил свою собаку, части которой были найдены в ванной, за решёткой вентиляции. Как он их туда закинул, было загадкой. Следствие пришло к выводу, что старик залез на чердак, убил собаку и скинул остатки тела в вытяжку, ведь обнаружили только куски шкуры и пару, тщательно очищенных от мяса, костей. Его отправили на лечение в психиатрическую больницу, а через год выпустили отравлять жизнь своим соседям. Нина Николаевна была одной из первых, кто вышел на крики старика, и услышала эту ужасную историю из первых уст. В лечебнице старика каждый день накачивали успокоительными препаратами и прочими лекарствами до тех пор, пока он не превратился в овощ, а потом, сделав заключение, что старик не опасен для общества, выпустили на волю. С тех пор его рассудок находится в плачевном состоянии, изредка сознание ненадолго возвращается в истощённый, измученный разум, тогда он ходит угрюмый и молчаливый, не обращая ни на кого внимания, но вскоре вновь всё возвращается на свои места, и он становиться прежним невыносимым стариком, который постоянно теряет свою собаку. Его жизнь остановилась, зациклилась на том дне, когда он потерял собаку. Именно таким старик и появился сегодня перед Виктором.

Виктор допил кофе, голова немного прояснилась, усталость, присущая ему в это время суток, чуть отступила, оставив немного сил для просмотра телевизора. Виктор Кашин жил один, ему пока просто некогда было заводить семью, да что там семью – на свидание-то сходить, и то не было времени, к тому же ещё и не с кем. Последний год он полностью посвятил себя работе, поставив перед собой задачу: приобрести собственное жильё. Ему надоело постоянно мотаться по съёмным квартирам, отдавать деньги какому-то чужому человеку, которые он мог бы вкладывать в собственную квартиру. Виктор собирался брать ипотеку и копил на первоначальный взнос, оставалось совсем немного, потому что две трети, необходимой суммы денег, уже лежало на его счёте в банке. Пять лет назад умерли родители, задохнулись угарным газом, слишком рано закрыли вьюшку печной трубы, а утром просто не смогли проснуться. Родительский дом опустел, дом, где он прожил всё детство, до тех пор, пока не поступил в институт. Следить за домом стало некому, а возвращаться в деревню, где не было никаких перспектив, тем более для молодого парня, Кашин не собирался. Здесь, в городе, у него была стабильная работа, друзья и все блага, которые мог предоставить стремительно развивающийся мегаполис. Да и жить в доме, где погибли родители, не было никакого желания. Поэтому решение продать родительский дом пришло само собой, как нечто совершенно естественное и рациональное. Продать дом получилось только через полгода, несколько раз пришлось снижать цену, чтобы хоть как-то привлечь покупателей, потому что желающих купить старый дом, в изрядно опустевшей за последние годы деревне, было немного. В конце концов, дом приобрела богатая семейная пара, при этом сбив, указанную Виктором, цену ещё на порядок ниже. Они планировали сделать из него дачу, чтобы приезжать на праздники и выходные – отдыхать от городской суеты. Жена покупателя долго кривила нос, цокая шпильками по полу, она даже не соизволила снять обувь, когда осматривала комнаты, как, впрочем, и её муж, хотя Кашины всегда следили за чистотой в доме и содержали комнаты в идеальном порядке. После заключения сделки, новые хозяева поинтересовались у Виктора о соседях, конкретно их интересовало: нет ли в округе хозяйственных, ответственных людей, которых можно было бы нанять присматривать за домом в отсутствие хозяев. Виктор рекомендовал им несколько человек, не услышав в ответ элементарного спасибо. Дальнейшая судьба родительского дома была Кашину неизвестна. На вырученные деньги Виктор купил подержанный автомобиль, на жильё в городе денег бы всё равно не хватило, да он тогда и не задумывался об этом, его вполне всё устраивало. Оставшиеся деньги Кашин просто потратил, сейчас он даже не мог вспомнить: на что, собственно, ушли остатки денег, вырученных с продажи родительского дома. Сейчас Виктору Кашину было двадцать шесть лет, и он созрел для покупки собственного жилья, успев помотаться по съёмным квартирам: в одном шумные соседи, в другом назойливый, дотошный хозяин, с внезапными проверками и постоянными претензиями по всяким пустякам. Этот список можно было продолжать бесконечно, поэтому решение о покупке собственной квартиры вновь пришло само собой, впрочем, как и большинство важных решений в его жизни. Единственное, о чём он сейчас сильно жалел, – неразумная трата денег, полученных за родительский дом. Теперь ему оставалось только одно – ипотечный кредит. Для такого крупного кредита, учитывая его возраст и прочие данные, на которые банк обращает внимание, ему необходим был большой первоначальный взнос, на который Кашин усердно откладывал деньги в течение последнего года. Зато потом он будет платить те же деньги, а то и гораздо меньше, что, скорее всего, но уже за собственное жильё, а не кормить чужого дядю.

За воспоминаниями и размышлениями о прошлой жизни Виктор забыл о включенном телевизоре, пульт был зажат в руке, а сам Виктор смотрел пустым взглядом не в телевизор, а куда-то поверх него. Очнувшись от забытья, Виктор выключил телевизор и лёг спать. Сон долго не шёл, мешали всё те же мысли о прошлом, но вскоре уставшие веки сомкнулись, и Виктор погрузился в сон.

Его разбудил стук по батарее. Он приподнялся на диване, вслушиваясь в тишину и ничего не понимая спросонок. Тишина… Затем стук, как будто кто-то задевает батарею чем-то твёрдым, словно бьётся об неё головой. И вот, громкий шорох откуда-то сверху… Сверху?! Но там никто не живёт! Там чердак… Шорох напоминал чьи-то приглушённые шаги, словно кто-то на чердаке передвигается, не утруждая себя поднятием ног, отчётливо слышалось шарканье по чердачному покрытию, теплоизоляционной насыпи. Периодически шорох стихал на какое-то время и появлялся вновь, но уже в другом месте. Послышался слабый, протяжный стон, похожий на стенания умирающего человека, и вновь шарканье ног по потолку. Виктор затаил дыхание, ничего подобного ему до сих пор не приходилось слышать. «Это просто галлюцинация, оставленная, ещё не выветрившимся из головы, кошмарным сном. Мне нужно проснуться окончательно, и всё исчезнет», – успокаивал он себя, но шорохи на чердаке не прекращались. Виктор подумал о том, чтобы подняться на крышу и проверить чердак, но затем тут же отмёл эту идею: лезть сейчас на чердак, он не согласился бы ни за какие деньги на свете, он просто не смог бы этого сделать, потому что руки и ноги не слушались его. Виктор почему-то притворялся спящим, как будто это чем-то могло помочь, будто бы тот, кто бродит сейчас по чердаку, только и ждёт того момента, когда Виктор откроет глаза или пошевелится – подаст хоть малейший признак жизни. Кашин лежал с прикрытыми глазами, стараясь не шевелиться, чтобы не выдать себя. Сейчас оставалось только гадать о том, что происходит на чердаке. Голуби?.. Хозяин квартиры говорил, что кроме голубей на крыше никого и быть не может. Действительно, на таких крышах всегда полно голубей. Вот, только Виктор за эти три месяца, что прожил в этой квартире, ни разу не слышал и не видел поблизости ни одного представителя этих пернатых. Может, в то время, в которое он приходит домой, они уже спят? Они ведь не ночные птицы, с наступлением темноты голуби дремлют, или что они там делают… Но нет, Виктор много раз бывал дома и в дневное время, однако не замечал птиц на крыше. Да это всё чушь! Не могут они так шуметь! Маленькие птицы не шаркают ногами по полу! Вскоре Виктор начал понемногу успокаиваться, поняв причину шороха и стонов на чердаке, это было так очевидно, что ему даже стало стыдно перед самим собой: обыкновенный бомж забрался на чердак через открытый люк и теперь ворочается там, накачиваясь каким-нибудь спиртосодержащим средством для натирания. Может, пойти сейчас и выгнать это ничтожество? Нет, лучше разобраться с непрошеным гостем утром, никуда он не денется. Да, так он и поступит: залезет на чердак и выгонит этого бездомного, но не сейчас, а утром, конечно же, утром. Шорохи понемногу стихли, что подтверждало догадку Виктора, ведь бездомный не мог бродить по чердаку всю ночь, он наверняка залез туда для того, чтобы поспать в тепле, что он сейчас и делал. Какое-то время Виктор боролся с бессонницей, но вскоре усталость взяла своё, и он, наконец, уснул.

Утром, перед тем как пойти на работу, Виктор отправился на чердак. Вечерние страхи, при свете дня, показались ему такими глупыми и абсурдными, что ему стало стыдно. Чтобы хоть как-то восстановить перед самим собой репутацию здравомыслящего взрослого человека, Виктор решил довести дело до конца и выяснить причину ночных звуков на чердаке. Он взял с собой фонарик и небольшую автомобильную монтировку, идти с пустыми руками в неизвестность было бы глупо, пусть он выглядит глупо сейчас, зато в случае опасности ему будет, чем защититься. Люк был закрыт, но замок был сорван и свободно болтался на замочной петле. Это не удивило Виктора, а лишь утвердило его в ночной догадке. Поднявшись по лестнице к люку, Виктор зажал фонарик в зубах, чтобы освободить руку, во второй руке была монтировка, и он попытался приподнять крышку люка. Крышка оказалась тяжёлой и не поддалась сразу. Лишь с третьей попытки, уперевшись в крышку плечом и одновременно поднимаясь по лестнице, толкая крышку всем своим весом, Виктору удалось приподнять её и в конце полностью откинуть. Крышка навалилась на деревянный настил – трап, проходящий по центру всего чердака между подкосами, и осталась почти в вертикальном положении, ей не давал снова упасть на люк, какой-то десятый градус наклона. Квадрат яркого света проник в тёмное пространство чердака и рассеялся в спёртом воздухе, едва достигнув крыши, сходящейся под острым углом. В этом свете закружилась пыль, поднятая с крышки люка, пахнуло прелостью, и старым деревом. Виктор полностью поднялся на чердак и стал поспешно оглядываться, рассекая чердачный мрак тонким лучом фонарика и держа наготове монтировку. Пучок направленного света бегал по стропилам; мелькал по обрешётке, на которую крепились листы шифера, застилавшего кровлю дома; выхватывал из темноты деревянные стойки и подкосы; натыкался на воздуховоды вентиляционной системы, выложенные кирпичом; цеплялся за паутину многочисленных проводов и кабелей, ползущих вдоль всего чердака по деревянным переборкам и, в конце концов, упёрся в смотровое окно, расположенное слева от люка, в боковой части крыши. Смотровое окно, так же служившее выходом на кровлю, было затянуто какой-то чёрной плёнкой, не пропускающей свет, а на улице уже светало, и свет должен был проникнуть на чердак через это окно. Либо другое такое же… Их должно было быть как минимум несколько, чтобы обеспечивалась вентиляция крыши, иначе дерево, из которого сделан каркас крыши, попросту сгниёт. Виктор стал снова шарить фонарём по сторонам, пытаясь обнаружить другие смотровые окна. На какое-то время он забыл о цели своего визита сюда, всё больше увлекаясь поиском смотровых окон и разглядывая конструкцию чердака. Он обнаружил ещё одно окно на противоположной стороне, но оно так же было затянуто чёрной плёнкой. Виктор вернулся к первому окну и, приблизившись к нему, стал разглядывать странную плёнку. Под ногами что-то хрустнуло – это оказался скелет птицы. Осветив пол под ногами, Виктор пришёл в ужас: повсюду были разбросаны кости различных животных, преимущественно это были птицы, но попадались несколько костей, принадлежащих кошкам или собакам. Пол под ногами был просто усеян ими, появился странный запах разложения, хотя все кости были без единого куска мяса, гладкие и ровные, как на уроке анатомии, их кто-то усердно обглодал, не оставив ни малейшего куска плоти. Сердце Виктора тревожно забилось, он стал медленно отступать назад, к люку, водя по сторонам фонариком. Когда луч фонарика пробегал по центральным вертикальным стойкам крыши, на долю секунды, ровно настолько, насколько пучок света задержался на этой опоре, высветилась чья-то сгорбленная, бледная, непропорциональная фигура, стоящая у стойки и одной рукой державшаяся за неё. Рука была худая и жилистая, с чёрными прожилками вен, блеснули два огромных глаза, отражая свет, словно зеркало. Виктор резким движением вернул луч света на то место, где высветилась фигура, но успел поймать лишь мелькнувшую за перегородками конечность этого существа. Виктор не мог уже удерживать своё тело на ногах, ноги тряслись, коленки подкашивались и Виктор, повинуясь инстинкту самосохранения, резко бросился в сторону открытого люка. Рывок был слишком резким, а тело слишком непослушным и в итоге Виктор оказался на полу, фонарик выскочил из руки и откатился в сторону, пятно света замерло на кирпичной кладке воздуховода, практически не освещая ничего. Со своего положения Виктор видел открытую крышку люка, на которую медленно легла бледная восьми палая конечность. Лишь только конечность ухватилась за крышку, то тут же толкнула её, и тяжёлый люк со страшным грохотом рухнул на своё место, подняв столб пыли, запечатав выход на чердак, который тут же погрузился во мрак. Виктор лежал, не смея пошевелить ни рукой, ни ногой, он чувствовал приближение существа, его едкий запах, его шаркающую поступь, его пронизывающий взгляд в темноте. И вскоре оно приблизилось к нему, он не видел существа, но чувствовал его всем телом и разумом. Животный страх перед неизвестным парализовал, ставшее теперь непослушным, тело, и Виктор почувствовал горечь во рту, адреналин зашкаливал. Существо не торопилось набрасываться на Виктора, оно медленно ходило кругами, изучая своего гостя, иногда притрагиваясь то к ноге, то к руке Виктора, заставляя того вжаться в пыльную насыпь чердачного покрытия. Прикосновения существа были неприятными, уродливые конечности что-то нащупывали. Неожиданно в правый бок что-то воткнулось, что-то острое и горячее. Виктор вскрикнул от боли, чем отпугнул существо, но ненадолго, вскоре оно вернулось и продолжило истязать Виктора. В его тело снова что-то воткнулось, прокалывая кожу и вызывая нестерпимую боль, такую сильную, что кружилась голова. Виктор попытался отодвинуться, перевернуться на спину, но существо придавило его то ли ногой, то ли рукой, в итоге Виктору не удалось даже пошевелиться. Он лежал и кричал от боли, пока что-то липкое и вонючее не заткнуло ему рот, почему-то сразу представилась та чёрная плёнка на смотровом окне, крик тут же застрял в горле и оборвался. Дальше становилось всё больнее и больнее, от мест уколов боль растекалась по всему телу медленно и настойчиво. Вскоре организм не выдержал боли, включив защитную реакцию, и Виктор потерял сознание.

Когда Виктор открыл глаза, то не сразу понял, где находится. Он начал вспоминать, как оказался здесь и почему вокруг так темно. Память постепенно возвращалась, но не одна, а вместе с болью. Места на теле, куда были сделаны уколы, ужасно болели, словно его внутренности сшили нитками, а сейчас периодически дёргали за эти нитки, тянули, пытаясь вытащить внутренности наружу. Виктор попытался пошевелить рукой, но не смог, что-то крепко держало его, в одном он мог быть точно уверен, что находиться в вертикальном положении, не стоит на ногах, а, именно, находится в вертикальном положении. Ног он вообще не чувствовал, а удерживало его что-то тягучее и липкое, как та плёнка на смотровом окне, почему-то это сравнение снова пришло на ум. По ощущению он был обмотан, или приклеен, чём-то вроде паутины, к вертикальной стойке крыши. Голова была свободна, он мог поворачивать её и даже начал различать контуры помещения, но говорить не мог, хотя того, что раньше затыкало ему рот, он не ощущал, этого липкого вещества не было у него на лице. Впрочем, своего языка во рту Виктор тоже не ощущал. Это было странное чувство, когда ты пытаешься дотронуться языком до нёба или провести им по зубам, но не можешь дотянуться ни до одного, ни до другого. Это странно, неприятно и пугает. Присутствовало какое-то чувство неполноценности, словно не хватает чего-то важного, без чего не возможно нормально существовать. Виктор вспомнил бледное существо, напавшее на него. Где оно сейчас находится? При воспоминании о существе, сердце снова заколотилось с бешеной силой, если бы он сейчас чувствовал свои ноги, то они были бы ватными и непослушными. Но он не чувствовал их, хотя и смог разглядеть их, опустив голову и до боли в глазах вглядываясь в темноту под собой. Тревожные мысли, вперемешку с болью, терзали его воспалённый разум и измученное, обессиленные тело. Он не знал, какое сейчас время суток, сколько он находиться на этом чердаке и что будет дальше. Самое страшное, конечно, это не боль, а неизвестность. Неизвестность пугала его больше всего, если уж ему суждено умереть, то пусть смерть придёт быстро, без мучений, но, скорее всего, этого не случится, иначе та тварь просто убила бы его. Но ведь она для чего-то оставила его в живых!? Что ей от него нужно? Существо хочет его съесть? Но он до сих пор цел, не считая языка. Виктору оставалось только ждать развязки, терзаясь мрачными мыслями и болью в теле.

Внезапно в дальнем конце чердака, метрах в десяти от него, послышался какой-то шум, шум напоминал гул ветра в печной трубе, который смешивался с шипением, таким, какое появляется в телефонной трубке, когда нет связи из-за обрыва на линии. Звук приблизился, теперь это всё происходило на расстоянии четырёх – пяти метров от Виктора. Темнота стала уплотняться, образуя большой чёрный сгусток, своего рода дыру, воронку, увеличивающуюся на глазах. Когда сгусток темноты достиг размеров человеческого роста, из него вышло нечто, то самое бледное сутулое существо, с худыми, узловатыми конечностями. Как только существо полностью вышло из чёрной массы воронки, та сразу же затянулась за ним, сжавшись в маленькую точку и исчезнув полностью, воздух вновь стал нормальным, но появился едкий запах, источаемый существом. Существо медленно приближалось к Виктору, и тому не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать своей участи. Когда тварь приблизилась к Виктору почти вплотную, он смог рассмотреть существо, даже в той темноте, которая стала уже привычной и дружелюбной, по сравнению с этой мерзостью, которая сейчас стояла рядом с Виктором на своих несуразных конечностях. Кожа была бледной, цвета слоновой кости, и туго обтягивала выпирающие кости скелета, чём-то похожего на человеческий, но сильно деформированный. Деформация была существенной: впалая грудь и большой горб на спине придавали фигуре ту странную сутулость, которая сразу же бросилась в глаза Виктору, когда он впервые высветил существо фонариком. У существа были необычные руки, если эти длинные, тонкие конечности, с узловатыми суставами и восьми палыми кистями, можно было назвать руками. Они были такими длинными, либо тело было таким сгорбленным, что при ходьбе существо могло спокойно опираться на них, что оно периодически и делало. Ещё одна странная особенность рук была в том, что на них имелись шипы, что-то вроде шпор, острые костяные отростки, выходящие из локтей и саблями загибающиеся вверх. В длину отростки были примерно сантиметров по тридцать каждый. Такие же отростки-шпоры были и на ногах, но чуть меньше, и направлены они были вниз, как у птиц. Посередине груди темнел большой вертикальный рубец, словно существу совсем недавно вскрывали грудную клетку, в связи с операцией на сердце или, что уж совсем маловероятно – препарировали в прозекторской морга. Во всяком случае, огромный рубец выглядел совсем свежим, казалось, он вот-вот раскроется, и из него вывалятся внутренние органы. Но самым страшным из всего – была голова существа. Глаза блестели в темноте, как глаза ночных хищников, хотя для этого им необходим хоть какой-то источник света, для того чтобы отразить лучи, а у этого существа глаза светились сами по себе, без каких-либо внешних условий. Нос на лице полностью отсутствовал, хотя лицом это было сложно назвать, таким, каким оно должно выглядеть в нашем понимании. На месте носа темнело два маленьких отверстия, которые расширялись и сужались при дыхании. Маленький рот был раскрыт, виднелись острые частые зубы, заострённые и напоминавшие миниатюрный штакетник, какими обычно огораживают территорию перед домом, палисадник. Непропорционально вытянутый череп был абсолютно лысым, как и всё тело. Так же на голове не было ушей, на том месте, где они должны были находиться, виднелись два маленьких отверстия, затянутые прозрачной плёнкой. Существо долго стояло, разглядывая Виктора, затем приблизило свою безобразную морду к голове Виктора почти вплотную, мерзкий запах стал невыносимым, в горле запершило. Отверстия, служившие носом существу, запульсировали, раздуваясь и сокращаясь, втягивая запах человека, при этом существо издавало фыркающие звуки, и противно прищёлкивало языком, тонким и длинным. Язык то и дело высовывался изо рта и острый кончик дотрагивался до лица Виктора, как это делают змеи, осязая пространство вокруг себя. Существо расправило сутулые плечи и выпрямилось во весь рост, оно оказалось выше, чем Виктор, чуть ли не на целую голову. Внутри монстра, под рубцом, что-то зашевелилось, из рубца начала сочиться тонкая струйка тёмной слизи, какой-то непонятной вонючей жидкости. Затем рубец начал медленно расходиться, издавая при этом странные хлюпающие звуки, слизь комками вываливалась из увеличивающегося отверстия, заливая тело существа. Шов разошёлся, и из него выползли несколько маленьких насекомоподобных тварей, размерами чуть больше таракана. Они поползли по груди существа, перебрались на руку, которая поднялась и приблизилась к лицу Виктора. Преодолев расстояние, оставляя на руке существа дорожки из слизи, мелкие твари перепрыгнули на лицо Виктора. Виктор сжал губы и зажмурил глаза, чтобы они не проникли ему в рот, но мелкие, насекомоподобные твари направились прямиком в нос Виктору. Быстро и не церемонясь, они заползли в ноздри и начали настойчиво продвигаться внутрь, протискиваясь, как показалось Виктору, прямо в мозг. Дыхание перехватило, вспыхнула невыносимая головная боль, появилось головокружение, и Виктор вновь отключился. Он уже не слышал тихих, утробных стонов умирающего существа, оно ещё какое-то время продолжало вздрагивать в конвульсиях и, в конце концов, окончательно затихло, замерев в скрюченной позе, из открытого рта вытекла густая, тёмная слизь, глаза медленно потухли, остатки жизни покинули существо.