Текст книги "Ген разведчика"

Максим Шахов
Ген разведчика

Пролог

– Твою мать! – выругался Андрей и со злостью хлопнул ладонями по рулевому колесу, обтянутому кожаным чехлом, когда перед его «Рено» вылетел обшарпанный микроавтобус. – Ты где права получал?!

Вопрос был больше философский, чем практический. Какие водительские права могут быть в Египте, если здесь за рулем сидят те, у кого была возможность купить машину, или те, кто на транспортном средстве зарабатывает себе на жизнь?

И вообще, от Египта Андрей был не в восторге. Конечно, сюда можно приехать на отдых, погреть пузо под жарким солнцем, понырять с аквалангом или оттянуться в гостинице, где «все включено», а вот работать – адовы муки. Тем более что работа должна приносить не только доход, но и моральное удовлетворение.

Должность мелкого чиновника в посольстве Андрею Веретенникову, потомственному дипломату, не то что не приносила удовлетворения – она ему была противна. Порой парню казалось, что он просто спит и все происходящее не более чем неприятный сон.

Детства у Андрея как такового не было. За границей он проживал в дипломатических миссиях, друзей мальчику заменял спорт. В Корее изучал тэквондо, в Японии джиу-джитсу и кэндо. Когда отца перевели с Дальнего Востока в Европу, Андрей увлекся боксом и стендовой стрельбой. Со своими увлечениями он был белой вороной среди сверстников по дипломатическому поселку, те делали упор на гольф и большой теннис. Но Андрея чужие увлечения и мнения мало волновали. В лицо что-либо высказать ему никто не решался – в свои шестнадцать лет парень достиг роста метр девяносто и весил восемьдесят килограммов. Да и звания кандидата в мастера спорта по боксу, стрельбе и фехтованию также остужали пыл особо недовольных и заносчивых.

Когда после школы встал вопрос о дальнейшей Веретенникова судьбе, а МГИМО оканчивали почти все члены его семьи, Андрей решительно заявил, что будет поступать в Институт внешней разведки имени Андропова. Ведь у него, как он сам считал, есть все шансы на зачисление, кроме превосходной родословной – дед видный партийный функционер, отец дипломат, – спортивные разряды, в совершенстве владел пятью иностранными языками, да и интеллект имел выше среднего. Мать постаралась, все-таки дочь академика и искусствоведа с мировым именем.

Вполне возможно, все бы вышло, как он задумал – в конце концов, родители не возражали, – но тут вмешалась бабушка.

Элеонора Максимовна, женщина с внешностью и статью королевы, ко всему еще обладала и волевым характером, который не хуже кузнечного пресса гнул всех под нее. Ни отец в свое время, ни мать не смели перечить бабушке; та же участь не миновала и Андрея, которого она воспитывала до шести лет.

– Ты, потомственный дипломат, решил стать шпиком? – узнав о решении внука, в сердцах вскричала Элеонора Максимовна.

– Не шпиком, а разведчиком, – спокойно ответил Андрей, он всеми силами пытался противостоять гнету бабули. – Они мало чем отличаются от дипломатов.

– Может, я тебе должна быть благодарной за то, что ты выбрал карьеру лазутчика, который ради достижений каких-то мифических и сомнительных целей будет подслушивать, подглядывать, рыться в чужом белье и, вполне возможно, даже в отходах продуктов человеческой жизнедеятельности, а не, скажем, принял решение стать солдафоном, вечно гонимым по гарнизонам и «горячим точкам»? Воняющим портянками, перегаром, потом?! – От истерического крика лицо Элеоноры Максимовны угрожающе побагровело, в уголках некогда чувственного рта запузырилась пена. – Спасибо за великодушие, внучок! – Она попыталась отвесить низкий поклон, но, едва склонившись, кулем свалилась всем телом на ковер.

Врачи в ЦКБ[1]1
  ЦКБ – Центральная клиническая больница, известная в народе как «кремлевская», обслуживает высших чинов государства и их семьи.


[Закрыть]констатировали серьезный гипертонический приступ, и тогда Андрей впервые пошел на поводу у своей семьи, сдал документы в Институт международных отношений…

«Почему, ну почему я тогда смалодушничал и сейчас малодушничаю?» – уныло подумал молодой дипломат.

Площадь, через которую пролегал его маршрут, оказалась забитой плотным автомобильным потоком. Видимо, в очередной раз ишак с автомобилем не смогли разминуться.

– Это надолго, – вслух с досадой проговорил Андрей.

Время поджимало. Чтобы объехать пробку, он сдал назад и свернул в узкий грязный переулок. Следя за тем, чтобы не черкануть серебристым боком своего «Рено» угол дома или не задеть какого-нибудь зеваку-пешехода, молодой человек напряженно размышлял о своем.

…Действительно, первый раз Андрей поступился своими принципами и желаниями, когда скрепя сердце согласился стать дипломатом. Учеба давалась ему легко, поэтому, кроме увлечений спортом, парень мог позволить себе и маленькие человеческие радости – ночные клубы, вечеринки, женщин. Институт окончил с довольно высокими оценками. Распределение получил в посольство в Египте, хотя стажировку проходил в Норвегии.

– Это даже хорошо, что ты попал на Восток. Я тоже начинал с Востока, только Дальнего, а теперь, видишь, чего добился, – сказал ему отец не без скрытой гордости. Роман Семенович, со дня своего рождения полностью подавленный своенравной матерью, был человеком тихим и незлобивым. Ему было хорошо известно, что в Осло поехала дочка одного из заместителей министра рыбной промышленности, прыщавая дура, получавшая зачеты благодаря влиятельному отцу. – А теперь я возглавляю целый отдел в Министерстве иностранных дел, и мне не надо мотаться по миру, и вполне возможно, что со временем…

О том, что со временем он может стать заместителем или даже самим министром, старший Веретенников говорить не стал – это была его тайная, заветная мечта, которую Роман Семенович боялся спугнуть.

На слова отца Андрей ничего не ответил, ему было все равно – Египет, Конго или Парагвай, лишь бы подальше от Москвы, подальше от опеки родственников.

Каир встретил его жарой, а работа оказалась совершенно неинтересной. Но уже через месяц младший Веретенников адаптировался, перезнакомился с большинством сотрудников дипломатической миссии, узнал главный принцип своей должности – «не попадаться начальству на глаза, чтобы не делать чужую работу», и едва ли не главное нашел для себя – «предмет воздыханий». Вика работала референтом в секретариате посла. Высокая, длинноногая, с упругой грудью и глазами доверчивой телушки, она с удовольствием скрасила его унылое существование. Казалось бы, жизнь налаживается… Но не тут-то было. Через два месяца в Каир собственной персоной заявилась бабуля (при наличии денег это путешествие не сложно в любом возрасте) и, едва перешагнув порог, сразу же взяла ситуацию под свой контроль.

Жесткая и прямолинейная женщина, Элеонора Максимовна не стала ходить вокруг да около, а «ударила в лоб».

– Бобылем ты, Андрей, в дипломатии не сделаешь никакой карьеры. На Смоленской площади не любят людей, у которых ничего нет… Нет корней, скажем так.

– Так ты что, предлагаешь мне срочно жениться? – пытаясь скрыть рвущееся наружу раздражение, спросил внук.

– Не торопись. Как сказал классик, «жена не рукавица, за пояс не заткнешь и с ладони не стряхнешь». Партию следует подбирать тщательно; теперь профессорские дочки, как твоя мама, уже никому не нужны.

Андрей почувствовал, как раздражение перерастает в злость. Его мать, Елена Сергеевна, была высокообразованной и при этом тихой, никогда не перечащей свекрови женщиной. За что она ее так?

– Теперь приоритеты изменились: родители невесты должны быть либо очень влиятельны, либо очень богаты. Влияние – вещь ненадежная, в любой момент можно повторить в обратном порядке формулу «из грязи в князи». А вот богатство – это другое дело. Как говорится, «бриллианты – они навсегда».

– Бабуля, у меня нет на примете ни одной дочки олигарха или хотя бы его вдовы. – Раздражение внука достигло своего пика.

– Зато у меня есть, – с достоинством произнесла Элеонора Максимовна и с гордым видом подбоченилась, выкладывая на стол веер глянцевых фотографий, с которых на Андрея смотрела миловидная блондинка с большими карими глазами.

«Крашеная, немного полноватая, и нос птичьей формы. Но в целом на твердую четверку», – молча рассматривая снимки, молодой дипломат давал оценку претендентке в жены.

А бабушка тем временем с воодушевлением продолжила:

– Яна Негрицкая, единственная дочь Давида Негрицкого. Получила два высших образования в Сорбонне и Оксфорде, хотя не могу сказать, что она эрудированна и начитанна, как твоя мать.

– Так что же получается, она лет на пять старше меня? – сразу подсчитал разницу в возрасте внук.

– Семь, – нисколько не смутилась бабушка и поспешно добавила: – С учетом того, что женщины живут дольше мужчин, разница незаметна. Зато ее отец полновластный хозяин корпорации «Платина России». Ну, как, впечатляет?

– Бабушка, я сам буду решать свою судьбу. Можно?

– Ты хочешь сказать, что я мешаю тебе жить? Может, мне уже пора к дедушке в колумбарий? – ледяным тоном произнесла Элеонора Максимовна, ее лицо приобрело уже знакомый Андрею угрожающе-бордовый оттенок, и тогда он пошел на попятную во второй раз.

И началось знакомство почти вслепую. Бабушка регулярно высылала диски с видеозаписями о жизни «платиновой» принцессы. Несколько раз молодые люди созванивались, хотя особого удовольствия от этих разговоров Андрей не получил.

Теперь он смалодушничал в третий раз, направляясь в аэропорт, чтобы встретить прилетевшую в Египет потенциальную невесту…

«Рено» наконец проскочил лабиринт узких улочек арабского квартала и, свернув на проспект, влился в автомобильный поток. Пробка осталась далеко позади, теперь можно прибавить скорость, и Андрей нажал на педаль газа. Он уже был на окраине Каира, когда автомобиль нагло подрезал небольшой грузовичок с кузовом, закрытым полиэтиленовым тентом.

– Твою мать, верблюд трехгорбый! – в очередной раз выругался Веретенников, напрочь позабыв о дипломатической этике, как вдруг заметил, что подрезавший его грузовик не умчался, а, проехав немного вперед, прижался к обочине. Нога рефлекторно надавила педаль тормоза до упора. – Ну, козлина, держись, хоть одному я сейчас яйца оторву и заставлю сожрать!

Закипая от злости, он хлопнул дверью и широким шагом направился к водителю грузовика. Но, как только оказался у борта, из кузова выскочили трое мужчин. Лица их были прикрыты клетчатыми арабскими платками – куфиями, у одного в руке блестел длинноствольный револьвер, другой угрожающе сжимал черную бейсбольную биту, и только третий был не вооружен, зато здоровый, как Геракл.

Андрей резко обернулся на звук мягко спрыгивающих на асфальт людей – в лицо ему смотрел зрачок револьверного ствола. Правая нога дипломата взметнулась вверх и обрушилась на голову незнакомца с такой силой, что тот, отлетев, ударился о борт кузова и повалился на раскаленный асфальт.

Второй нападающий едва успел занести над головой свою биту, как получил ногой сокрушительный удар в пах, затем ему, уже согнувшемуся, в качестве довеска в голову полетела боксерская «двойка», обеспечивая надежный нокаут.

С третьим вышло намного сложнее – он был не только огромным, как медведь, но и быстрым, как дикая кошка. Налицо специальная подготовка. Мужчины сперва осыпали друг друга беспорядочными ударами, потом сцепились, как борцы на ристалище. В это время к грузовику неслышно подкатил угловатый черный внедорожник «Мерседес», из открытого бокового окна появилась рука, сжимающая пластмассовый предмет, похожий на пистолет. Это был «Taser», дистанционный электрошокер. Едва слышный щелчок – и в спину Андрея воткнулись две иглы, от которых тянулись тонкие, едва заметные провода. Мощный удар тока в пятьдесят тысяч вольт сбил дипломата с ног и надолго выключил сознание.

Распахнулась задняя дверца «Мерседеса», из внедорожника выскочили двое молодых людей, они проворно загрузили бесчувственное тело в машину, потом забросили оглушенных боевиков в кузов грузовика. Через минуту обе машины сорвались с места. У обочины остался стоять одинокий серебристый «Рено»…

Глава 1

Генерал-полковник Журавлев возглавлял антитеррористическую организацию, называвшуюся «Комитетом информации». Эта структура была во много раз секретнее ФСБ, СВР и ГРУ. Кроме того, «Комитет» подчинялся напрямую исключительно президенту России.

Едва генерал вошел в приемную своего кабинета, как из-за стола вскочил референт.

– Андрей Андреевич, вам звонили, – проговорил он, скосил взгляд на пухлый ежедневник и уточнил: – Некая Элеонора Максимовна Веретенникова. Просила, чтобы вы ей перезвонили, номер телефона я записал.

– Хорошо, занеси, – на ходу бросил Журавлев, открывая дверь кабинета. – Да, и заодно приготовь мне чай с лимоном.

Сев за свой стол, генерал включил компьютер, положил перед собой пачку чистых листов и ручку. Его лицо было бесстрастным, а действия механическими. Все это он проделывал, чтобы убить несколько минут ожидания.

Наконец в кабинет неслышно вошел референт, молча поставил на стол чай (стакан позвякивал в старомодном мельхиоровом подстаканнике) и положил прямоугольник картона, на котором аккуратным почерком был выведен номер телефона.

– Еще что-то? – спросил офицер, замерев истуканом напротив стола.

– Нет, – покачал головой начальник «Комитета информации». – Спасибо, вы пока свободны.

Оставшись в кабинете один, он мог дать волю своим эмоциям и расслабить мышцы лица. Сделав большой глоток чая, закрыл глаза. Именно такой напиток он любил – горячий, сладкий, с кислинкой.

Элеонора Веретенникова – это женщина, о которой он старался не вспоминать больше сорока лет. Старался, но так выходило только первые десять лет, когда лейтенант (позже капитан и даже майор), изрядно выпив по какому-либо случаю, вдруг набирался пьяной храбрости и, вспомнив о ней, рвался позвонить, ворваться в ее квартиру и похитить, а еще лучше вызвать мужа на дуэль. Но, слава богу, выдержка разведчика брала верх над пьяным угаром. Он ни разу ей не позвонил, не выламывал двери в квартире и тем более не требовал сатисфакции. Даже друзьям никогда об этой женщине не рассказывал.

Душевной ране предшествовало случайное знакомство на выставке голландцев в Художественном музее, внезапная вспышка страсти. А вот когда страсть переросла в настоящую любовь, женщина его предала. Ушла. Растаяла как сон, как утренний туман, без слез, без объяснений и обвинений.

Как же он тогда мечтал о подобной ситуации, когда жизнь внезапно их столкнет, и вот наконец… А теперь он сидел в своем генеральском кабинете и не знал, как поступить. Недаром же говорится: «Будьте осторожны в своих желаниях, иногда они исполняются».

В несколько глотков допив чай, Журавлев отодвинул на край стола стакан и, придвинув поближе телефон, набрал номер. Ответили почти сразу.

– Слушаю, – прозвучал в трубке до боли знакомый бархатный грудной голос, которой он сразу узнал даже через годы.

– Это Журавлев, – сухо представился генерал.

– Здравствуй, Андрей.

– Здравствуй, Элеонора.

– Мне очень нужно с тобой увидеться. Когда ты сможешь?

Она всегда была слишком прямой, как стрела, летящая к цели, говорила то, что думала, и терпеть не могла словесной шелухи.

– Давай сегодня в нашем ресторане, – непроизвольно вырвалось у Журавлева.

– Хорошо, я буду через два часа, – коротко сказала Веретенникова и отключила связь.

Андрей Андреевич с шумом отодвинул кресло и встал из-за стола. Его сердце билось, как в ту пору, когда он был мальчишкой-лейтенантом. Эмоции переполняли. Пройдя кабинет по диагонали, решил позвонить домой и вернулся к столу.

– Здравствуй, родная. Нет, ничего экстраординарного, просто служба. Буду задерживаться, позвоню позже. Ну, все, целую.

Для чего он это сделал, генерал не смог ответить даже себе самому. Но что сделано, то сделано. Он провел рукой по коротко стриженным волосам и толкнул дверь, ведущую в комнату отдыха. Следовало переодеться перед встречей…

Отдельный кабинет в ресторане «Прага», их любимом месте, Журавлев заказал заранее. Перед генералом стояла бутылка дорогого французского вина и ваза с фруктами, на уголке стола лежала пышная алая роза, а он, убеленный сединами государственный муж с грузом прожитых лет за плечами, ощущал себя молоденьким лейтенантом. Как будто не было прошедших – скорее, пролетевших – сорока с лишним лет… Сердце вновь учащенно забилось, ладони увлажнились.

– Здравствуй, Андрей.

Как ни ожидал он этой встречи, произошла она неожиданно. Возле стола стояла высокая, худая женщина, как всегда, со вкусом одетая. На ней был элегантный костюм, сочетавший черный и красный цвета, на голове каким-то чудом удерживалась миниатюрная круглая шляпка с вуалью, прикрывающей верхнюю часть лица. Но внутреннее состояние выдавали руки, теребившие ручки лакированной сумочки.

– Здравствуй, Эля, – Журавлев порывисто встал и протянул женщине розу.

И тут же напряжение прошедших нескольких часов бесследно исчезло – сердце успокоилось, дыхание восстановилось. Тот чарующий образ любимой, который генерал хранил все это время в памяти, стерся моментально. Время сделало свое дело – перед ним стояла пожилая женщина, которую можно было сравнить разве что с розой из гербария. Но показать свое разочарование он не мог (не так воспитан российский офицер).

– Прошу, – Андрей Андреевич галантно отодвинул стул, приглашая Элеонору присесть. Указывая на бутылку с французским вином, извиняющимся тоном произнес: – «Черного доктора» у них не оказалось, пришлось заказать «Пинофран».

– «Черный доктор»… как же давно это было… – Элеонора Максимовна подняла вуаль и грустно улыбнулась; ее темные глаза, обрамленные черными кругами, подернулись от воспоминаний поволокой. – Это вино у меня ассоциируется с Сочи, маленьким домиком на берегу моря, запахом цветущих магнолий… молодостью.

– Да, – сдержанно ответил генерал, – я помню. Мы пили вино под жареную барабульку, а по ночам закусывали фруктами из хозяйского сада.

Журавлев замолчал, взял бутылку и на треть наполнил бокалы рубиновым напитком.

Неловкая пауза затянулась, и Элеонора Максимовна решила разрядить обстановку:

– Андрей, мы с тобой расстались внезапно и не по твоей вине.

– Да чего уж там вспоминать, – генерал-полковник поднял бокал, пригубил, вино обладало оригинальным терпковатым вкусом.

– Нет, нужно вспомнить. Тогда я поступила с тобой подло, за это теперь, наверное, и расплачиваюсь.

– То есть?

– Ты помнишь, как мы познакомились?

– Да, в Художественном музее.

– Так вот, эта встреча не была случайной.

– Ты о чем говоришь?

– Мой супруг, Семен Яковлевич Веретенников, был старше меня на двадцать один год. Во время Великой Отечественной войны он был офицером по особым поручениям у секретаря Ленинградского обкома партии Андрея Александровича Жданова и всю блокаду провел рядом с ним. После войны окончил Военно-дипломатическую академию, работал в Европе, Индии, Австралии. Его первая супруга, Варвара, из Ленинграда не эвакуировалась, осталась с ним. В результате пережитое – голод, холод, лишения – подорвало ее здоровье, окончательно встать на ноги она так и не смогла, умерла в пятьдесят восьмом…

– Конечно, это очень интересно, но зачем мне знать историю твоей семьи, Эля? – попытался остановить излияния женщины Журавлев, но та выставила перед собой ладонь и упрямо склонила голову.

– Нет, Андрей, ты должен услышать все до конца, чтобы понять, что произошло. В шестьдесят втором меня познакомили с Веретенниковым, через год мы поженились. Прожили пять лет, но детей не было, по этому поводу Семен Яковлевич сильно переживал. Мы вместе обследовались в Центральной кремлевской больнице, я была полностью здоровой, а вот Веретенников… – Женщина замолчала, потом схватила бокал и, будто мучимая жаждой, совсем не в аристократическом порыве осушила его. – В сорок втором году Семен ехал по Дороге жизни и попал под артобстрел. Машина провалилась под лед, мужу и водителю чудом удалось спастись. И, как выяснилось позже, эта ледяная купель не прошла даром… Лечиться было бесполезно. Об искусственном оплодотворении в то время никто не знал, поэтому после долгих разговоров и мучительных терзаний мы решили, что я должна забеременеть от другого мужчины.

Уставившись на женщину округлившимися глазами, Журавлев машинально выпил до дна, казалось, даже не заметив этого, и вновь до краев наполнил оба бокала.

– Боевой товарищ Семена, тогда уже генерал-майор КГБ, отнесся к просьбе мужа предоставить список молодых офицеров армии и безопасности с пониманием. Мой выбор пал на тебя, Андрей. Ты был красив, образован, любил живопись…

Женщина взяла бокал за тонкую ножку, на этот раз едва смочив губы.

– Мы действительно познакомились в Художественном музее, если помнишь, ты мне долго рассказывал о творчестве своего любимого художника Ильи Репина. А потом завертелся наш дикий, безумный роман, который длился почти полгода…

– Без трех дней четыре месяца, – глухо произнес Журавлев, резким движением отодвинув бокал.

– Да, ты прав, четыре месяца, – эхом вторила ему женщина. – Когда мы вернулись из Сочи, врач определил три недели беременности.

– Моя миссия была выполнена. Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

– Я родилась и выросла в семье потомственных интеллигентов, и для нас слово «долг» – не пустой звук. И не важно, долг родине или семье. По-другому поступить я не могла, за что теперь и расплачиваюсь.

Женщина подняла глаза и посмотрела на генерала полным муки взглядом, слезы блестели, как осколки бриллиантов. Но лицо Журавлева оставалось непроницаемым, как посмертная маска.

Элеонора Максимовна открыла сумочку и достала кружевной батистовый платочек, прижала к глазам, вновь пригубила вино.

– У нас родился сын, назвали его Романом. Когда он поступил в МГИМО, Семен Яковлевич скончался от обширного инфаркта. Но остались его друзья, коллеги, подчиненные и, как только Рома окончил институт, помогли ему с дальнейшей карьерой – он работал на Дальнем Востоке, потом в Бельгии, теперь в МИДе на руководящей должности.

Женщина вновь открыла сумочку, достала тонкую пачку цветных снимков и по одной стала протягивать генералу. С фотографий жизнерадостно смотрел ухоженный пухлощекий подросток, потом заметно подросший, модно одетый юноша, потом молодой человек с девушкой на фоне Эйфелевой башни…

Андрей Андреевич просматривал снимки с каменным лицом, складывая в аккуратную стопочку.

– А это мое счастье и моя радость…

Голос Веретенниковой дрогнул, горло сжал нервный спазм. С фотографии на Журавлева смотрел высокий парень. Чем-то неуловимо он был похож на сына Элеоноры, только внешне тот выглядел слишком уж мягким, в этом же, наоборот, чувствовались жесткость и воля.

– Внук? Тоже дипломат?

– Да. Андрей. Его родители по заграницам разъезжали, а я занималась воспитанием мальчика. Постаралась вырастить из него настоящего мужчину. Когда Андрей окончил школу и встал вопрос, куда идти учиться, он твердо решил поступать в Институт разведки, но я сумела настоять, чтобы он, как и его отец, поступил в МГИМО. По его окончании он работал в Каире…

Элеонора Максимовна прервала свою речь на полуслове, внезапно схватилась за сердце, судорожно раскрывая рот, будто ей не хватало воздуха.

– Эля, что с тобой?! Официант! – От неожиданности генерал-полковник вскочил, с грохотом упал стул. Но женщина его остановила:

– Не надо, все уже прошло.

– Да что случилось, Эля?

Только сейчас до Журавлева дошло услышанное. Ступор от предательства любимой женщины вдруг отступил, и все наконец встало на свои места. Сына звали Романом, внука – Андреем. Андреем… Возможно, это было совпадением, но генерал хотел думать, что мальчишку назвали в его честь. «Пацан хотел поступать в Институт разведки, простым совпадением это быть не может».

– Эля, соберись и расскажи, что случилось, – насупился Андрей Андреевич.

Чутье профессионала подсказало, случилось что-то страшное. Рука рефлекторно обхватила бокал с вином. Он выпил любимый напиток английской королевы, как обычную воду.

– Андрей выехал из посольства в аэропорт – он должен был встретить свою невесту, – и все, пропал. Машину обнаружили в пригороде Каира, больше никаких следов. Полиция и служба безопасности разводят руками, даже Рома по своим каналам ничего не смог прояснить. Я в полном отчаянии… – Элеоноре Максимовне изменила выдержка, и женщина глухо зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. – Одна моя старинная подруга, жена того самого знакомого генерала из КГБ – теперь уже покойного, – знала о тебе и сказала, что ты занимаешь высокий пост в военной разведке. Андрей, если моего мальчика не найдут, мне незачем жить.

– Я уже давно не в военной разведке, – тихо произнес Журавлев, но, увидев, что Элеонора в отчаянии судорожно сжала руки, поспешно добавил: – Но имею определенные связи среди соответствующих служб и своего тезку обязательно найду. Пустобрехом я никогда не был, как сказал, так и будет…

Возвращаясь домой на служебной машине, Андрей Андреевич ненадолго погрузился в размышления, потом решительно достал мобильный телефон – средство связи для его личного пользования.

Войдя в базу, Журавлев отыскал фамилию «Донцов» и нажал кнопку вызова, через несколько секунд ему ответил бодрый голос:

– Донцов на проводе.

– Добрый вечер, полковник, это Журавлев. Помнишь такого?

– Так точно, здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – по-военному откликнулся старший опер ГУБОПа Олег Донцов.

– Это хорошо, что вспомнил. Нужно встретиться.

– Где и когда?

– Завтра, запоминай адрес…