Текст книги "Шепоты старой усадьбы"

Спустившись на первый этаж, я не придумала ничего лучше, как в полпервого ночи искать ключ от Гербового зала, – который, найдя в прошлый раз на столе, уже куда-то сунула, – чтобы сейчас еще раз туда подняться и запереть дверь. Конечно, проще было бы вернуться под одеяло, но, как учила Галина Викторовна, все нужно делать по правилам.

Перебрав несколько связок, лежащих в ящике и висящих на специальной доске, я нашла этот самый отдельный ключ с пометкой «Зал заседаний» и только собралась туда возвращаться, как со стороны лестницы до меня донеслись тяжелые медлительные шаги. Я застыла на месте с ключом в руке. Слушая, как кто-то невидимый (я же была наверху! Там никого не было!) спускается на первый этаж, я ощутила, как верхний покров моей головы предпринял попытку отделиться от тела. Вспомнилась Сударышева с ее «луковицы пляшут». Так вот оно, это чувство. Всепоглощающий ужас, сковывающий все твое тело.

Скрип петель двери лестничной площадки первого этажа привел меня в действие. Я поняла, что Оно уже совсем близко, а нашей встречи я совершенно не желаю. Кинувшись к телефону с мыслями позвонить по 02, я заметила на стене лист бумаги с надписью «Охрана, ворота» и местный трехзначный номер телефона и решила, что полиция может подождать. А вот я ждать никак не могу, мне помощь нужна прямо сейчас. И набрала пост охраны.

Первый гудок… Второй гудок…

Шаги раздавались по коридору. К ним прибавились какие-то шуршащие звуки. Что это? Плащ? Теплым летом? Или пакет, который мне собираются надеть на голову, дабы задушить?

Третий гудок… Ну давай же!.. Четвертый…

В ужасе швырнув трубку, я кинулась к входным дверям. Разумеется, заперты! Пять замков! Хорошо хоть связка висит тут же, в самом нижнем.

Существо приближалось к холлу. Шаги были все громче, все отчетливее.

Открыв нижний замок, я вынула связку и стала подбирать первый ключ. И здесь меня стукнуло. Я же закрыла только последние два замка! Мне не нужен первый! И третий, самый поганый, который закрывается с трудом. Зачем запираться на целых пять замков? Галина Викторовна скажет: «Потому что так положено!», но я-то не Галина Викторовна!

Господи, как же хорошо, что я не Галина Викторовна!!!

Я нашла ключ от четвертого замка, всунула в скважину и повернула. И в эту же секунду поняла, что в холле я уже не одна…

Проклятое зеркало, будь оно не ладно… Зачем я посмотрела в него? Наслушалась рассказов…

Высокий мужчина, бледный как смерть и до невероятности похожий на старинные фотографии графа Мамонова. Он не просто отражался в историческом зеркале, он мерцал! Я периодически видела сквозь него… Когда он еще немного приблизился ко мне, я завизжала что есть мочи, дернула на себя дверь и просто вывалилась на улицу. Самое странное, я даже не помню, упала я или нет! Те несколько секунд, что я бежала до ворот, для меня остались каким-то провалом, призрачным темно-серым дымом…

Осознала я себя уже подбегающей к будке охранника. В свете фонаря я увидела, как он стоит довольно далеко от своего поста, курит и смотрит напряженно сквозь железные прутья ворот.

– Помогите! – заорала я.

Он вздрогнул, обернулся.

– Что случилось, Аня?

– Помогите… Борис, – с трудом вспомнила я его имя. Не до того мне было. – Там кто-то ходит, – показала я на дворец.

– Этого быть не может! Я слежу через камеры, а ворота уже заперты!

– Вижу, как вы следите! – со злостью проговорила я. Потом поняла, что погорячилась. – Простите, но там реально кто-то есть! Я его видела! Пойдемте же!

Мужчина бросил недокуренную сигарету.

– Хорошо-хорошо… – Мы направилась почти бегом ко дворцу. По дороге он, извиняясь, бубнил: – Я действительно отлучился ненадолго из будки. Мне какие-то звуки послышались возле церкви. Я зарекался выходить наружу в темное время суток, но тут как бес дернул…

– У вас оружие при себе? – взволнованно спросила я.

– Конечно, – положил он руку на кобуру.

Мы взбежали по ступенькам, достигли порога. Борис достал пистолет, бросил мне:

– Жди здесь! – а сам направился к коридору. В холле уже никого не было.

Я обернулась на фонтан – дверь мы не закрыли. Мамонов запросто мог выбежать следом за мной, я ничего не слышала от дикого ужаса, завладевшего моим разумом и всеми органами чувств. А теперь он укрылся в кустах и ждет подходящего момента, чтобы…

Я вздрогнула и припустила за охранником. Тот уже дошел до лестничной клетки.

– Где ты его видела-то? – спросил как будто с недоверием.

– Видела в холле. Слышала вначале в Гербовом зале, после – на лестнице и в коридоре.

– Ясно. – Мужчина отчего-то успокоился и сунул оружие в кобуру, всем видом давая понять, что дальше он не пойдет. – А какой он был из себя? Разглядела?

– Да. – Я описала и добавила: – Похож на Матвея Мамонова.

– Ага, так и есть. – Охранник протер лоб тыльной стороной ладони. – Уф, набегался я с тобой.

– Со мной? – вновь начала я злиться. – Послушайте… Борис. Вы действительно верите, что я повстречалась с привидением? Может, стоит второй этаж проверить хотя бы, прежде чем списывать произошедшее на сверхъестественные силы?

– Зачем? Если это был живой человек, он спокойно вышел через дверь. Ты ж ее открытой оставила.

Ну да. Я сама уже об этом подумала.

– Зато войти он мог только при помощи телепортации. Так как изначально двери были заперты, – нашлась я.

– Да? – Борис потер затылок. – Ну ладно, веди.

Мы обошли весь второй этаж. Я включила везде освещение. Даже бегала вниз за ключами и открывала потом для охранника каждую запертую дверь. Наконец мы добрались и до мансарды. Здесь был довольно низкий потолок, не чета первым двум этажам, и два помещения, соединенные между собой широкой аркой. Наполнены они были всякой рухлядью и досками.

– Здесь планируется ремонт, – пояснил неожиданно сведущий в этом вопросе Борис. – Сюда переведут из городской администрации районный Совет ветеранов. Но когда это еще будет…

– Значит, официальная версия закрытия дворца почти не расходится с истинной, – подытожила я.

– Жаль, что на других этажах ремонта не планируется. Стены – жуть. Только загс один прилично выглядит. Ну и ресторан.

– Ресторан! – обрадовалась я. – Нужно спуститься в подвал.

– Он же наверху ходил.

– Борис, не ленитесь. Ходьба полезна для здоровья.

Мужчина нахмурился.

– Лень здесь ни при чем. Входа в ресторан из дворца уже давно нет. Он заперт.

Я покачала головой.

– Входа нет и вход заперт – это совершенно разные понятия. Все, что заперто, поддается открытию.

– Эх! – так громко вздохнул он, что даже гардины на окнах пошевелились, и, поняв, что от меня так просто не отвяжется, согласился сопровождать до подвала.

Мы спустились по лестнице до первого этажа. Если сразу после ступенек повернуть направо, под лестницу, упираешься в дверь, какие обыкновенно бывают в подъездах жилых многоэтажных домов – железная, обитая войлоком и пускающая в себя только работников ЖКХ. Лестница, ведущая к фундаменту, пряталась именно за такой. А белые двери, ведущие в коридор и дальше в холл, которые я упоминала ранее, находились напротив ступенек.

Я повернула направо и дернула за ручку – дверь не поддалась.

– У вас есть ключ от подвала? – поинтересовался Борис и почесал верхнюю губу, пошевелив усы.

Я пожала плечами.

– Сейчас узнаем.

Мы вернулись к моему рабочему столу. Я перебрала все связки, что были в ящиках стола, и все одинокие ключи, висевшие на гвоздиках на стене. Надпись «подвал» не встретилась ни разу, однако многие металлические приспособления оставались безымянными.

– Давайте проверять все, – вздыхая, предложила я.

Затея ленивому охраннику явно не понравилась. Почесав затылок под фуражкой, он выдал:

– Слушай, Аня… а на хрена тебе подвал? Вот ты думаешь, что призрак там разгуливать будет? – Помолчав, присовокупил: – А если не призрак, то откуда у него ключ?

Гениально. На какие только ухищрения не пойдет логическое полушарие, лишь бы не давать телу лишнюю нагрузку.

– Оттуда же, откуда ключ от самого дворца, – нашлась я.

Борис вспомнил, что изначально этот бандит как-то в здание при запертых дверях все же попал, и безысходно кивнул.

Мы вернулись к подвальной двери. Я начала было зевать (вообще странно, конечно, учитывая недавнишние потрясения; десять минут назад я и не чаяла, что когда-нибудь смогу хотеть спать), но лязг ключей у меня в руках привел-таки в чувство. Я перебирала неподписанные ключи, а Боря стоял рядом, опершись на стену, поправлял усы и внимательно следил за моими действиями. Наконец ключ вошел.

– О как! – возликовала я и тут же позабыла о желании видеть сны. Иногда реальность намного интереснее.

Я толкнула дверь и хотела идти первой, но охранник вспомнил-таки, что он вооруженный и сильный мужчина, и, посторонив меня, пошел вперед. Мы шли на ощупь, света не было. Борис достал из кармана маленький фонарик и включил. Спустившись, мы полюбовались небольшой площадкой с дощатым полом и зацементированной стеной, отделяющей нас от владений ресторана.

– Всего лишь? – расстроилась я.

– М-да… Вору тут негде спрятаться.

– А призраку? – хихикнула я, наблюдая за движениями тоненького лучика света, который, обследовав область пола, принялся за стену.

– А призраку, девушка, стены не преграда. – Посветив поочередно на другие три стены, Борис сообщил: – Тут раньше гардероб был. А здесь – проход в зал ресторана. Но когда заведение выкупили, новый владелец постановил отделиться от института. Они соорудили себе вход с торца здания. А стену с проходом, стало быть, и вовсе зацементировали.

– Откуда вы знаете? – не выдержала я. – Вы же говорили, что недолго тут работаете.

– Я вырос в Дубровицах, все тут знаю. Сам свадьбу в этой трапезной отмечал, с хозяевами тогда разговаривал.

– Поздравляю. Со свадьбой.

Мужик моего сарказма не понял и ответил со всей серьезностью:

– Да ты че, я уже давно развелся. – Тут он направил свет фонарика мне в лицо. – Кстати, я свободный парень-то… Соображаешь? – И по-дурацки хмыкнул. Ну почти что хрюкнул.

– Соображаю, что пора двигать обратно, – морщась от луча света, раздражающего мой глаз, заявила я угрюмо и с бодростью потрусила к лестнице.

Когда мы достигли холла, я проводила охранника до двери и даже вышла с ним на крыльцо. Переступая порог, я сразу ощутила, насколько сильно похолодало на улице. За двадцать минут, естественно, ничего не могло измениться так существенно, просто одно дело бежать по дороге в приступе дикого ужаса, совсем иное – стоять, успокоившись. Ночь была темной, даже полчища золотистых звезд не справлялись со своими функциями. Впрочем, так могло казаться из-за подсветки фонтана: когда что-то яркое близко, что-то отдаленное всегда кажется темнее, чем оно есть на самом деле.

Я собиралась уже пожелать Борису приятной ночи и вернуться в здание, когда слух зацепился за что-то, не укладывающееся в создавшуюся атмосферу. Я так и замерла с открытым ртом, продолжая вслушиваться, но охранник вовсе не заметил моего странного поведения: его лицо было повернуто не ко мне, а в противоположную сторону – к церкви. Уже в следующую секунду я поняла, что растревожило двух усталых полуночников – таинственный детский смех. Причем принадлежащий девочке. Во всяком случае мальчик с таким альтом должен быть очень уж маленьким. И явно бы не бродил тут один. Затем донесся топот и шелест веток: дети очень быстро передвигались, скорее всего, бежали.

Бежали и смеялись… Ночью… В безлюдной местности…

Охранник наконец повернул ко мне свое лицо и трусливо проблеял:

– Что же здесь, едрит батон, происходит?..

* * *

Остаток ночи я провела с пользой: выспалась. Вчера я предлагала Борису прогуляться к церкви и проверить, кто там носится темными ночами, но он воспринял реплику в штыки. «Ни за что! Я себе не враг!» – вот и весь ответ. Да еще и посоветовал мне одной сходить, «коли такая умная» (его слова). Похоже, местные всерьез намерены стойко придерживаться своей эзотерически-потусторонней религии. Я, конечно, тоже боюсь всего необъяснимого, но именно поэтому и стремлюсь установить истину. А зарываться глубже в свою раковину при первом намеке на что-то мистическое – это удел слабых. Я не хотела быть такой. Я знала, что я не такая.

Бориса утром должны были сменить. Жаль, я не знала, во сколько, а то бы позвонила и справилась, как он провел остаток смены. И вообще, дошел ли он живым до своей сторожевой будки. Но логика подсказывала, что, если бы произошел какой-то инцидент, меня бы уже оповестили. На часах полдень. Сменный охранник явно уже приехал на работу.

Я уже умылась, позавтракала, убрала раскладушку, почитала книгу, второй раз позавтракала и теперь маялась выбором: то ли кроссворды погадать, в изобилии оставленные на вахте Сударышевой перед отъездом, то ли вернуться к Чейзу – и как раз в процессе решения этой важнейшей задачи мне позвонили и незнакомым голосом оповестили о приезде Ткаченко и Смирнова.

Ага, охранники сменили друг друга, все живы – это хорошо.

– О как! – поприветствовала я знакомых на пороге. – Уже парой ходим!

– Да нет, случайно встретились по дороге, – отчего-то нахмурился Анатолий. – Привет.

– Ага, – кивнула я, потому что поздороваться-то забыла.

Майор молчал. Зашел в холл, огляделся, будто в первый раз, и занял место на потертом диване, возле моего стула. Толик же поставил рюкзак на стол, расстегнул, но вместо того, чтобы что-то оттуда извлечь, протер тыльной стороной ладони немного влажный лоб и попросил воды.

– Я же обещала тебе чай! – вспомнила я и полезла искать вторую кружку.

– Ах да, – обрадовался Ткаченко. – Чай – это то, что мне сейчас надо.

Толя покрутился вокруг себя, ища, куда бы пристроиться, но так и не нашел ни одного сидения поблизости и остался стоять. Я пододвинула ему свой стул, сама отправилась к другому столу, к которому было придвинуто пошатанное кресло с одним отвалившимся подлокотником, и попутно спросила у офицера:

– Андрей, а ты как?

– В смысле – как? – Тот уже по-простецки взял в руки мой не до конца разгаданный кроссворд и что-то в нем писал. – Кстати, автор «Сикстинской Мадонны» – Рафаэль. Стыдно не знать, с твоей-то профессией.

Я возмутилась до глубины души.

– Я еще не дошла до этого вопроса!

– У тебя уже буква «р» была, – привел какой-то сомнительный довод Смирнов. Похоже, в школе милиции ему теорию и практику аргументации не преподавали.

– Вот я и собиралась прочитать вопрос, но тут явились вы! – продолжала я гневаться, катя к столу кресло. Толя вдруг подскочил со стула и помог мне его докатить. – Я спрашиваю, чай будешь или нет? – накинулась я на майора с такой интонацией, словно обвиняла в страшном преступлении.

Он, однако, не побоялся ответить отказом:

– Не дурак я в жару горячими напитками баловаться. И вообще, мы по делу пришли.

При слове «дурак» Анатолий с недовольством глянул на майора, но промолчал.

– Успеется, – отмахнулась я, наливая чай охотнику за привидениями. – Как раз расскажу вам страшную историю. Ни за что не поверите, что случилось ночью.

– Только не это… Неужели и ты видела привидение? – возмутился Андрей. Я кивнула. – Вот бред! Только я подумал, что в этом месте хоть один нормальный человек есть, и на тебе…

Толя подавился чаем, а я принялась за повествование. В середине изложения майор вдруг прервал меня и, обратившись к Ткаченко, уточнил: говоря о ненормальных, он имел в виду исключительно работников усадьбы, к числу которых ловец призраков не может быть отнесен. Анатолий заметно приободрился. После этого я продолжила рассказ. Закончив, поинтересовалась:

– Ну что вы об этом думаете?

– Я думаю, – высказался Смирнов, – что этот таинственный призрак имеет телесную оболочку, а также ключи, причем не от главных дверей, а от каких-то других. Поисками этих других дверей я прямо сейчас и займусь.

– Да что с тобой? – не выдержала я, посмотрев на Толика. – Ты очень странно ведешь себя. Ты то ли расстроен чем-то, то ли болен.

– С чего ты взяла? – буркнул он тихо.

– С того, что ты даже не заинтересовался моим рассказом. Не тем ли ты грезил весь свой срок работы на «Охотников…»? Поймать настоящего призрака? – Тут я обратилась к Смирному. – Ты не обидел его по дороге?

Андрей хмыкнул.

– Малец просто смекнул, что никаких призраков тут нет. Стало быть, он просто тратит время. Так ведь? – посмотрел он через стол.

Ткаченко с силой треснул кружкой о покрытый стеклом стол, от чего чуть не разбились и кружка, и стекло, и вскрикнул:

– Я не малец, это ясно?!

Майор вытаращил глаза.

– Да ты что, малец, я ж не в обиду… Я так просто сказал. Ну ладно, – он тут же поднялся, – пошел я двери искать.

– Иди-иди, – бросила я ему вдогонку, вовсе не собираясь сопровождать. Анатолий тоже не пошел.

Когда он допил чай, я спросила:

– Он тебе что-то по дороге сказал, да?

Сотрапезник удивился проявленной заботе, это было видно по глазам, затем чуть заметно кивнул.

– Я так понял вы вчера… хм, общались, когда я ушел?

– Угу.

– Я-то думал, мы уедем вместе. Дворец заперли, а ключи собирались охраннику отдать. Но по дороге он вдруг передумал, будку миновал и пошел в другую сторону. К церкви.

– Меня ловить, – кивнула я.

– Слушай. – Толя придвинулся и неожиданно положил мне руку на сложенные ладони. – Ты ему доверяешь?

– Зачем мне ему доверять? – удивилась я и снова посмотрела на ладонь. С одной стороны, хотелось ее убрать с моих рук, потому что это было как-то… быстро. С другой, она была теплой и комфортной.

– Потому что, мне кажется, он имеет на тебя виды.

Я прыснула.

– Что за бред? – И выдернула руки, делая вид, что мне срочно нужно убрать кружку в стол, даже предварительно не помыв ее. – Он псих.

– Я тоже так считаю, – кивнул специалист по паранормальному и окончательно пришел в себя. – Ну что, – подскочил он и кинулся к своему ранцу, – примемся за дело? – Достал какой-то новый прибор.

В этот момент на улице кто-то истошно заорал. Причем, учитывая, что сейчас день, когда снаружи и без того шумно, а мы сидим за плотно закрытыми дубовыми дверями и захлопнутыми окнами, визг был нечеловеческой силы. Мы подпрыгнули. Тут же в холл выбежал Андрей.

– Вы слышали? Что-то случилось!

Он первым оказался на улице, хотя находился дальше всех от двери, мы же вылетели следом.

Бежать пришлось в сторону церкви. Крики такой же силы не повторялись, однако там толпился народ, который тоже производил некий шум. Люди странно подергивались, размахивали руками, кто-то куда-то звонил.

Подбегая, Андрей выловил первого встречного мужика, представился и спросил, что случилось. Мы встали рядом. У мужика отчего-то тряслись руки, он даже выронил телефон, который только что использовал.

– Мальчик… там, – показал он глазами направление. – Я в медицинском два года проучился, но уже забыл… – бормотал он что-то бессвязное. – Тяжело это, тем более дети…

Смирнов, широко шагая, направился в сторону, указанную прохожим. Мы шли за ним, пожимая плечами. Вскоре об этом пожалели. Впрочем, про Ткаченко не могу сказать наверняка, а вот меня вид задушенного ребенка вогнал в ту еще тоску. Я даже охнула и, отвернувшись, прижалась к плечу спутника.

– Офигеть, – прошептал мне на ухо Анатолий, потом еще что-то добавил, но я уже не слышала. Было ощущение, словно я куда-то плыву. – Эй-эй, ты чего? – вдруг спросил парень, а я не поняла, к кому он обращается.

– Доктора сюда! – рыкнул во весь голос Андрей. Он-то откуда здесь? Вроде далеко стоял. А кажется, будто его рот висит над моей головой. И орет…

Меня кто-то развернул, и очи мои вплотную уперлись в давешнего мужика. Видимо, из собравшихся он больше всех подходил под названную категорию. И почему-то только в тот момент я поняла, что мне плохо и именно за этим позвали врача.

За неимением ватки с нашатырем, а может, по иной какой причине, он пару раз небольно шлепнул меня по щекам. Странно, но этот банальный метод в действительности возымел действие. Я отлепилась от Толиного туловища и поняла, что вполне могу стоять самостоятельно. И даже передвигаться по мере необходимости.

– Уведи ее, – скомандовал охотнику за привидениями Смирнов.

Я хотела возмутиться, мол, что я, самая впечатлительная или ребенок семи лет, но не было на это сил. А через два шага, сделанных в сторону дворца, я поняла, что это не я ребенок семи лет, а то бездыханное тело, на которое я смотрела две минуты назад, вот оно – ребенок лет семи, мальчик. И от этого стало страшно.

* * *

Мы поменялись ролями. Теперь Толик отпаивал меня крепким горячим чаем. Скоро я совсем пришла в себя.

– Его задушили, так?

Чуть помедлив, парень кивнул.

– Ага. На шее явные следы от пальцев.

– Что ж он его, голыми руками? Вот мразь.

– Какая разница? – пожал тот плечами. – Что руками, что веревкой. Добрее он от этого не становится. Или она.

– Она? – Я вскинула голову. – Ни за что не поверю, что женщина способна на такое.

– Вот как. – Анатолий слабо улыбнулся, доливая мне чай. – Не ожидал, что ты феминистка.

– Да не в этом дело. Женщина – мать. По природе своей.

– А природу свою можно обманывать. Иногда даже нужно.

Я задумалась над его словами. Так глубоко, что даже кружку отставила. А ведь действительно. Я и сама этим грешу. Насчет «нужно» не знаю, но вот приходится же.

Через пару молчаливых минут я решительно встала.

– Ты чего?

– Не могу бездействовать. Найдем гаденыша.

– Ты серьезно? – Толя захлопал милыми длинными ресницами.

Я смотрела на него, не произнося ни слова. Ожидая какого-то действия. Он понял и тоже встал.

– Что ж… Идем.

На площади возле церкви почти ничего не изменилось. Зевак стало чуть меньше, зато появился батюшка. Он стоял и что-то говорил паре человек, иногда переводя взор в сторону трупа.

Андрея мы застали там же. Даже хуже – теперь он склонился над телом и мучил несчастного недоучившегося врача какими-то вопросами. Услышав шаги, Смирнов поднял глаза. Уставился на меня недовольно и даже с некоторым испугом, но понял, что я уже не собираюсь падать в обморок, и заговорил (обращался, впрочем, больше к Толе, чем ко мне):

– Тело перемещали. Волоком. Откуда-то оттуда, – кивок в сторону реки. – С какой целью, пока не ясно. Душили, скорее всего, в перчатках.

– Подготовился, – хмыкнул Ткаченко, намекая, видимо, на погоду. В плюс двадцать пять в перчатках никто не ходит.

– Согласен, – кивнул Смирнов. – Только вот… Заказное убийство ребенка? Впервые сталкиваюсь.

Я подала голос:

– Нужно найти место, где его убили.

Мужчины резко замолчали и посмотрели на меня.

– Милая, – с сарказмом выдавил из себя майор, – искать будут менты. А вот, кстати, и они. – Потому что вдалеке раздался вой сирен. – А нам тут больше делать нечего.

– Но как же… – Я растерянно переводила глаза то на врача, то на Андрея, то на Толю, то на густые заросли возле берега реки и больше почему-то ничего не могла сказать.

Анатолий аккуратно взял меня за локоть, будто я хрустальная, и повел обратно. Я, однако, через каждый шаг оборачивалась на Андрея. Он перекинулся еще парой слов с собеседником и припустил за нами.

– Не бойся, – шепнул мне сзади, – я потом получу всю ту же информацию, что и менты.

– С каких это пор, – встрял Ткаченко, услышавший эти слова, – спецслужбы полицейских ментами называют?

Андрей ничего не ответил. Я не могла видеть его лица, но мне интуитивно казалось, что он нахмурился. Тем не менее до дворца мы дошли без приключений. Через пару минут позвонил охранник, сообщил о происшествии. Я заверила его, что уже располагаю данной информацией и просила меня больше не тревожить. Видимо, сменивший Бориса охранник не курил и в принципе из будки не имел привычки выходить, а то бы давно уже заинтересовался внезапным сбором людей на поляне возле церкви, и понял бы, что и мы не просто так прогуливались.

Андрей и Анатолий отправились в недра дворца каждый по своим делам (а может, и вместе бродили – этого я не знаю, ибо не видела), а я осталась в холле и некоторое время тупо пялилась в столешницу. Я никак не могла постигнуть, как можно убить ребенка, и почему-то считала очень важным найти ответ. От этих экзистенциальных размышлений меня снова отвлек охранник. Он извинился, что снова беспокоит (и, если мне не померещилось, с сарказмом), но, оказывается, ко мне просится Алина – девушка-фотограф, которая приходила вчера. Я не могла понять, что ей опять потребовалось, но согласилась принять. Открывая дверь, я прикидывала, как объяснить человеку, что мне сейчас не до чего и что ей самой нужно брать необходимые ключи и идти дальше без сопровождения, однако, увидев девушку, поняла, что ей отчего-то в сотню раз хуже, чем мне, и объяснять вовсе ничего не придется. Лицо ее было перекошено от боли, бело от съедающего изнутри горя и опухло от потока слез. Руки тряслись. Она влетела в холл, встала посередине и начала завывать. Я долго и почти безуспешно пыталась ее успокоить, в конце концов мне удалось ее усадить. Но вытащить из нее даже полслова не получилось. На помощь пришел Смирнов, вызванный мной по мобильному. Он отвел ее в санузел и умыл холодной водой. От этого молодая женщина пришла в себя и сумела поделиться своим страшным горем: оказывается, убитый мальчик – ее сын.

– Как же так? – удивилась я. Просто все это время мне казалось, что гуляющие по ночам дети – беспризорники. Иначе как еще объяснить беспечность их родителей? Только тем, что родителей нет.

Несмотря на то что последние предложения остались за кадром, женщина все же поняла, к чему именно относился мой возглас, и начала оправдываться.

– У нас в семье горе было… Мой муж сгорел. И… – Алина заходила по комнате, периодически прижимая ладонь то ко рту, то к шее. Я объяснила для себя ее автоматические действия так: слова, которые требовали освобождения из тюрьмы ее сознания, самовольно подкатывали к спасительному выходу, и тогда она их сдерживала возле рта, а затем они в отместку начинали ее душить. Она долго не могла определиться, сдерживать ли их и дальше, но в итоге желание нормально дышать победило. – И Витенька считал, что он виноват в смерти папы. А я… Я только сейчас поняла, что почти не препятствовала этим мыслям. Да и в принципе не обращала на него внимания. – Поток слез возобновился, но в этот раз мы даже не пытались их остановить. Почему-то где-то глубоко в душе вспыхнула садистическая мысль, что этот человек достоин таких мучений. Отчего на меня так повлияла ее последняя реплика и согласен ли был со мной Смирнов или же молчал по каким-то своим мотивам, я не ведаю. – Я должна была объяснить ему, что он был всего лишь ребенок… Почему я была так жестока?..

Алина так и стояла, рыдая, затем все-таки соизволила сесть на стул и продолжить повествование сквозь слезы.

– В итоге мы отдалились друг от друга. Он где-то слонялся целыми днями и даже ночами, а я и не спрашивала. Я была под властью этого самого, – она выразительно щелкнула себя по шее. – Мать за ним следила и иногда мне что-то докладывала. А по мне, жив-здоров – и ладно. Чем занят, неинтересно. А теперь… – Я решила, что она продолжит слезы лить, но она лишь глубоко вздохнула и затихла.

– А теперь он мертв, и ты вспомнила, что ты мать, – резко закончил за нее майор, совершенно не заботясь о чувствах живого человека. Впрочем, он о них заботился редко, как я уже успела убедиться. В основном, по праздникам, да и то избирательно.

Вспыхнув, Алина моментально подняла на него глаза и чуть приоткрыла рот, но все-таки ничего не ответила на этот жестокий выпад. Я шикнула на Смирнова и взяла Алину за ладонь, благо она рядом села. Мне стало стыдно за то, что мы так на нее набросились. Какой бы она ни была – она мать, потерявшая ребенка! Это ужасно. Тем более всей картины событий, связанных с гибелью ее мужа, мы все равно не знаем. Зачем делать поспешные выводы?

За это время вернулся Анатолий. Он хотел мне что-то сообщить, но, видя, что мы заняты, просто прислонился к косяку и молча наблюдал.

Все еще держа гостью за руку, я мягко спросила:

– Алина, вы можете вспомнить кого-то, кто мог желать зла вашему сыну? – и тут же ощутила на себе недоумевающий взгляд Ткаченко. Зачем тебе, дескать, эта информация? Но я держалась уверенно, так как чувствовала незримую поддержку со стороны майора. Раз уж он заявлял о своем желании выяснить детали вот-вот собирающегося начаться расследования (либо уже начавшегося, так как, что происходит на поляне, мы не видели и не слышали), стало быть, и от показаний родительницы убиенного не откажется.

Девушка медленно покачала головой, глядя в одну точку. Странно, что она вообще услышала вопрос, она как будто в транс ушла.

– А если и имеются такие люди, – влез Смирнов, – вы вряд ли располагаете данными сведениями, верно?

Нет, этот человек совершенно не понимает значение шиканий… Или понимает, но ему все равно?

Внезапно Алина встрепенулась и посмотрела прямо в глаза недоброжелательно настроенному Смирнову.

– У друзей можете спросить. С которыми Витенька гулял.

– Отлично! – обрадовался майор и достал блокнот, надеясь, очевидно, разжиться какой-то полезной информацией. – Имена, фамилии, адреса.

– Я… Не знаю… Одного мальчика вроде зовут Костя.

– Вроде?!

– Ну… По крайней мере, они дружили в первом классе, а сейчас уже не знаю, Витя во втором. У детей так быстро все меняется…

Майор с громким вздохом убрал блокнот, решительно поднялся и открыл широкие дубовые двери дворца, мол, милости прошу на выход, коли вы настолько бесполезны. Нет, ну как он смеет? Это не его дворец все-таки, а мой…

Ну то есть… Мое рабочее место, а не его – вот так правильнее. И только я имею право выгонять отсюда незваных гостей.

Алина, однако, не сопротивлялась. Молча поднялась, понуро повесив голову, и поплелась к выходу.

– Постойте!

Она обернулась на меня.

– А вы для чего заходили-то? Вам ключ нужен?

Фотограф покачала головой. Потом прижала руку ко лбу и провела по челке в каком-то странном жесте, демонстрирующем то ли отчаяние, то ли недовольство собой.

– Нет, я просто… Меня не пустили к моему мальчику, его погрузили в эту… машину… труповозку и забрали от меня… И я почему-то не смогла пойти домой. Я даже не знаю… Ноги сами свернули ко дворцу.

Я все это время, пока она говорила, с прямо-таки журналистским терпением кивала головой, чувствуя некую вину за то, что задала свой неуместный вопрос.

Наконец она ушла.

* * *

Шло время. Толя пытался меня развлекать, но ничего не получалось: мои мысли были прикованы к ребенку.

– Слушай, Ань, показать тебе что-то интересное? Я сегодня со всем своим арсеналом! – хвастался он, выкладывая на мой письменной стол попеременно магнитометр, генератор случайных чисел, тепловизор и биорамки. Разумеется, я не являюсь специалистом в этой сфере, так что терминов я не знала, Толик сам называл каждый новый выуженный им на свет, проникающий сквозь высокие окна, предмет. Впрочем, с магнитометром я познакомилась еще вчера.