Текст книги "Пинок в светлое будущее"

Маргарита ЮЖИНА
ПИНОК В СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ

Глава 1
Сон в руку, в ногу и по голове

– Девушка-а, ну нас будет кто-нибудь обслуживать? Уже двадцать минут тут толчемся, а вы только языком молотите! – нерешительно роптала возле барной стойки кучка посетителей непрезентабельного вида.

Зинаида Корытская, барменша сего благородного заведения, по-царски не замечала недовольства очереди. Ее внимание было отдано одному мужчине, сидящему за столиком.

– И что, ты раньше об этом не мог сказать? – возмущенно дергала она ярко накрашенными губами.

– Да я и сам только что узнал! – с жаром объяснял Игнатий Олегович Плюх – великолепный хирург, а в свободное от работы время сердечный друг Зинаиды. – Они ведь пока думали да решали…

– Вот-вот, они, значит, думали, а от меня ты решение совсем безголовое хочешь, да? Чтобы я брякнула сдуру, что согласна, а потом локти кусала, так, что ли? Мне тоже надо подумать!

Игнатия Олеговича направляли в небольшой соседний городок на продолжительное жительство, где ему торжественно вручали клинику. Покинуть родной город без близкого человека Плюх не решался, а оттого и пытал разлюбезную Зинаиду Ивановну уже минут сорок. Та же, хоть и мечтала поскорее стать «Плюшкой», на столь кардинальные перемены не отваживалась.

– Я же не могу вот так сразу! – таращила она глаза. – У меня здесь дочь собирается матерью стать, у меня работа, посетители…

– Ну де-евушка-а, ну отпусти-ите… – ныли со стороны барной стойки.

– Да можете вы помолчать в самом деле?! – вызверилась на них нервная барменша. – Вы что, не видите: я обсуждаю с директором прейскурант… Так на чем я остановилась? Ах, да! Я же не могу ехать так скоро, прямо на этой неделе! Что же, значит, мне бросить свое призвание и…

– Какое призвание? О чем ты говоришь? – вскинулся Плюх. – Какие-то несчастные алкаши, которым ты продаешь дешевый портвейн, – твое призвание?

Нет, ну это уже не лезло ни в какие ворота! В конце концов, Зинаида не какая-нибудь там санитарка – она, на минуточку, управляющая баром при театре мод. И, можно сказать, директор и бармен в одном лице. Еще совсем недавно она металась в поисках работы, потому что даме ее возраста найти место весьма затруднительно. Ее по крайней мере никуда не взяли, когда противный старикан, то есть директор ресторана, где она больше двадцати лет проработала официанткой, выставил ее за порог. Конечно, придумал ерундовую причину: якобы она выбила клиентке зуб, но на самом-то деле Зинаиде было понятно, что старый похотливый верблюд просто омолодил состав своих сотрудниц, и при этом его нисколько не волновало, где бывшая официантка будет добывать себе пропитание. Зато Зинаиду оно очень даже беспокоило – кушать хотелось каждый день, а новая работа все не подворачивалась. И вот когда господин Случай подарил ей барчик в театре (ой, ну прям неприятно вспоминать, что ж за случай такой произошел… короче, ее знакомая, бывшая барменша, временно пребывала сейчас в изоляции по причине преступления, и попала она туда с легкой руки самой Зинаиды), так вот когда этот самый случай вручил ей все ключи от бара, Плюху приспичило заняться собственной клиникой вдали от места работы Зинаиды. И при этом он еще оскорбляет ее посетителей, алкаши, видите ли, они. А у них что, деньги игрушечные? Точно так же платят, правда, не много, зато чаще!

– Значит, у меня алкаши, да? Вот эти, да? – щурилась от праведного гнева Зинаида. – А у тебя… а у тебя зато – калеки!

Плюху будто кипятком в лицо плеснули:

– Не смей так говорить о моих пациентах! Они несчастны! Они же больны!

– Да?! А о моих пациентах ты можешь говорить, что они алкаши? А они, может быть, тоже несчастны. И тоже больны… алкоголизмом. – Зинаида даже носом хлюпнула от сочувствия к посетителям.

– Говори сразу – едешь или остаешься со своими пьяницами? – паровозом дышал Плюх.

– Ах, пьяницами? Да они трезвее тебя! Знаешь, насколько я тот портвейн развожу? Там же вовсе алкоголя не остается! И вообще, я здесь незаменимый человек. Если уйду, они без меня немедленно сопьются.

– Ну смотри… – Плюх резко встал из-за стола и шумно вышел.

Очередь довольно загудела, зашевелилась и загремела медяками.

– О, обрадовались… – заворчала Зинаида и поплелась за стойку. – Сразу говорю – сегодня санитарный день. Через час закрываю заведение. Да! И нечего морщиться! Здесь вам не рюмочная какая, а солидное заведение! Так, что кому, говорите быстрее, не задерживайте очередь…

Сразу, как только Игнатий хлопнул дверью, Зинаида поняла, что была не права, что должна ехать с любимым на край земли и проявить лучшие качества декабристки. Тем более что и ехать-то недалеко, всего-навсего в соседний город. А потому уже к семи часам она закрыла бар и понеслась в ближайшую кулинарию за свежим шоколадным тортом. Плюх любил шоколадные изделия, и торт для перемирия был просто необходим.

С увесистой коробочкой и самой сладкой улыбкой на лице, Зинаида нажала на кнопку звонка. Она даже позу придумала эдакую красивую и непринужденную – чуть изогнуть туловище в талии, облокотиться на перила и немного эротично выставить бедро, самую чуточку, чтобы сразу с порога обрадовать ершистого Игнатия. Правда, Зинаида еще не успела облокотиться, как дверь распахнулась и на пороге показалась веселая пухленькая барышня в светлых кудрях и розовом фартучке. Который, кстати, Зинаида собственноручно шила из занавесок!

– А… – потерялась гостья.

– Вы к кому? – вздернула хорошенькие бровки пухленькая особа. – Вы к Игнатию?

Зинаида натруженно крякнула в знак согласия.

– Ну тогда проходите, – приветливо предложила дамочка. – Только сразу хочу предупредить: у Игнатия Олеговича совсем немного времени, постарайтесь его слишком не задерживать.

И, отойдя в глубь комнаты, заворковала:

– Плюшечкин! К тебе пришли! – А следом Зинаида услышала громкий шепот: – Игнаша, это, наверное, кто-то из больных, у женщины все лицо на бок съехало, наверняка паралич лицевого нерва. Объясни, что ей не к хирургу, а к невропатологу надо…

Игнатий вышел в прихожую с самым профессиональным выражением лица. По этому выражению и распластался шоколадный кулинарный шедевр.

– Я пришла тебе сообщить, что… что никуда с тобой не еду! – со слезами в голосе выкрикивала Зинаида. – И вообще! Если хочешь знать… если хочешь знать… Я замуж выхожу. Ни к какому невропатологу мне не надо! Потому что у меня все замечательно! И у меня… у меня даже жених уже есть, вот! И с тобой поэтому не еду! И замуж выхожу, вот!

Она быстро выскочила за дверь и, гремя каблуками, устремилась вниз по лестнице. Что там ей кричал предатель Плюх, она не слышала из-за своих бурных рыданий.

– Если меня будут спрашивать, я ночую у дочери! – рявкнула она домашним, ворвавшись в свою квартиру, закрылась в комнате и, заглотив сразу две таблетки снотворного, забылась в беспокойном сне.

– Нет, Нюр, ты представь! Эта крашеная крыса сказала ему, что я недоделанный паралитик. В смысле, только на одну сторону лица. Она бы себя видела! – жаловалась на следующий день Зинаида своей подруге Анне Тюриной, сидя за столиком в баре и опять никакого внимания не обращая на страдальцев-посетителей. Те тучной стайкой паслись возле стойки, поглядывали на барменшу, но, видя ее горе, отвлекать не осмеливались – сочувствовали.

– А я всегда говорила – ну разве ты ему пара? – таращила накрашенные глазки подруга Нюрка. – Прям всегда тебе удивлялась! Ты что, не видишь? Он же весь… такой утонченный… такой высокий, такой… стильный, остроносый… как итальянский сапог. А ты рядом с ним… лапоть лаптем, уж извини за правду жизни. Ну посмотри на себя! У тебя, кстати, нос – просто вылитый лапоть. Я всегда говорила.

Зинаида критически уставилась в зеркальную стену. И вовсе она на лапоть не похожа. Такая стройненькая, даже ключицы выпирают, ножки с коленочками… коленочки, правда, какие-то мосластые, зато ноги здоровые, без варикоза. Она за ними следит, волосики регулярно выдергивает пинцетом. Чего еще нужно-то, чем не красота? А фигура! Грудь у нее, между прочим, не накладная, своя, выращенная по народным рецептам – маменька всегда говорила, чтобы капусту ела, и Зина маменьку слушалась. Опять же лицо. Благородное, длинненькое такое личико, породистое. Недавно еще и зубы новые вставила, металлокерамику, и улыбаться чаще стала – не прятать же во рту эдакую прорву деньжищ! А Нюрка определенно завидует. Да чего Нюрке верить-то! Тюрина, конечно, дама состоятельная, однако отчего-то ей никак не везет с мужиками. Даже на деньги не льстятся. И к Плюху она со своими ухаживаниями приставала, да только Игнатий выбрал Зинаиду. Нюрка по этому поводу несколько раз с подругой ссорилась, да потом решила, что с судьбой ничего не поделаешь, и смирилась. А вот теперь от души порадовалась, что мерзавец и Зиночку вниманием обошел, выбрал толстую крашеную блондинку. Поэтому как ни была подруга близка, а веры особой слова ее не внушали.

– Зиночка, я тебе сочувствую всей своей огромной душой, – тыкала Нюрка батистовый платочек в уголки глаз. – Потому что понимаю: все мужики – гады. А твой Плюх вообще негодяй особенный!

– Чего это он особенный негодяй? – обиделась за приятеля Зинаида. – Обычный, такой же, как остальные.

– Барменша! Ну скоро вы нас обслужите? – уже взревела нетерпеливая очередь возле стойки.

Зинаиде пришлось отвлечься от содержательной беседы и обслужить посетителей. Снова рядом с Нюркой уселась она только тогда, когда подоспела ее помощница – приятная девушка Ариша, подружка дочери Насти. Девушка работала через день, всегда могла подменить, и Зинаида без нее уже работы не представляла.

– О чем это мы тут с тобой? – спросила она подругу.

– О том, что Плюх негодяй редкостный, с тонким психологическим подходом, – со знанием дела сообщила Нюрка, потягивая какой-то мудреный коктейль. – Можно подумать, он не понимает, что у тебя уже возраст предпенсионный… И вообще – какой идиот на тебя позарится? Вот и завел…

– Нет, ну чего мелешь-то?! – отвлеклась Зинаида от страданий. – Какой предпенсионный-то? Мне же в прошлом году только сорок стукнуло!

– Да? А в позапрошлый сколько? – ядовито скривилась Нюрка. – Мы тебе и в позапрошлый сорок отмечали, и еще два года назад… А чего я неправильно говорю-то? Ну где ж тебе мужика найти с твоим-то умом? Нет, это я в хорошем смысле! У тебя такие хоромы, а ты сдаешь комнаты кому попало. Нет, ну ты внимательно смотрела на своих соседей? Они же на стенде «Их разыскивает милиция» висят, такие рожи! Юнона эта… Со смеху родить можно! Или Гриша ваш… О Неле я вообще умалчиваю. Вот отчитайся, почему ты ни разу не догадалась сдать комнату какому-нибудь состоятельному бизнесмену?

– Потому что состоятельные бизнесмены сами имеют комнаты. И побольше, чем у меня. Нет, ну если ты, конечно, китайцев имеешь в виду, или там строителей-таджиков…

У Зинаиды, в общем-то, особых хором не было. Имелась только секционка с общей кухней, пожелтевшей ванной и полуразвалившимся унитазом, однако она была самым старым жильцом в этой коммуналке, а потому считала себя хозяйкой. В коммуналке было три комнаты, и в двух комнатах постояльцы вечно менялись. Вот теперь соседями Зинаиды были почтенная семейная пара Поповых – Григорий Федорович и Юнона Васильевна, и солидная мамаша Неля Михеевна с двухлетней дочкой Дашенькой. Конечно, среди таких соседей мужчины для себя не обретешь. Зато все жильцы были между собой дружны, вызывали, если понадобится, «Скорую помощь» друг другу, не бросали в соседские кастрюли хозяйственное мыло и даже устраивали в воскресные вечера совместные чаепития.

– Нет, ну ты меня вообще, что ли, не слушаешь? – задергала Нюрка подругу за рукав. – Я ж тебе чего говорю-то! Знакомые мне тут одного господина сосватали – пальчики оближешь! Ой, прям так жалко, так жалко… для себя берегла, но тебе, так и быть, я ж не совсем без сердца, уступлю.

Зинаида насторожилась – чтобы Нюрка вот так свободно раскидывалась мужиками? Да еще от которых пальцы приходится облизывать? Здесь явно что-то не так.

– А чего ж сама? – на всякий случай спросила Зинаида.

– А я не могу, – скорбно скуксилась Нюрка. – Мне недавно сон снился. Вещий. Я тебе не рассказывала? Сама виновата, потому что никуда теперь, кроме своего бара, не ходишь. Нет, ты определенно должна сойти с ума!

Зинаида послушно подперла щечку кулачком и приготовилась к сумасшествию.

– Короче, представь, – Нюрка закинула ногу на ногу и мечтательно закатила глазки. – Уже представила? Значит, снится мне, что я российская разведчица, выполняю важное задание, но меня вдруг ловят бандиты, пытают и бросают в какие-то катакомбы…

– А ты что, прямо катакомбы видела? – удивилась Зинаида, сама она их даже и не представляла.

– Нет, там что-то типа подвала было. Говорю же – катакомбы! И вообще, чего цепляешься, это же сон! И вот, прикинь, падаю я черт-те куда, а сама так кричу: «А-а-а!». Ну вроде как стон у меня из груди вырвался. Но не успеваю долететь, а меня подхватывает на руки такой обал-ден-ный мужчина… Такой, знаешь, молодой рекламный красавец – фигура там, бицепсы, все дела. Он уже до этого поработал – всех разогнал, а теперь подхватил меня и потащил сразу к себе домой.

– Садовник, что ли? – по простоте душевной уточнила Зинаида.

– Ой, ну какой садовник! – возмутилась подруга. От негодования у нее даже нога брякнулась на пол, и от удара каблук чуть не съехал на сторону. – Какой тебе садовник?! Еще скажи – дворник. Миллионер! Мне же иностранный сон приснился, «Парамол-пикчерз» представляет! Ну и вот. Значит, тащит он меня прямиком к себе в спальню, а там…

– Жена? Тоже с бицепсами? Представляю, – мотнула головой Зинаида.

– Ты чего, совсем, да? Это же сон! Откуда там жена-то? – выпучила глаза Нюрка и тут же снова томно откинулась на спинку кресла. – Не было там никакой жены. В общем, красавец ко мне наклоняется и нежно шепчет: «Выходите за меня замуж». А я такая: «А-а-а…», ну вроде как еще без сознания, будто я еще в обмороке…

– Фигня, – подвела итог Зинаида. – Если бы тебя хоть кто-нибудь замуж позвал, ты бы и секунды в обмороке не задержалась.

Нюрку Зина знала уже сто лет и все время, дабы сохранить нежную дружбу, слушала нескончаемые рассказы Тюриной о неизвестных любовниках, которые охотно расставались с жизнью за один Нюркин поцелуй, годами добивались взаимности и прыгали с обрыва, если она их бросала. Правда, ни один из молодцов так и не отважился дойти с сорокапятилетней Нюркой до загса, но по правилам дружеского этикета о такой мелочи говорить не полагалось. С некоторых пор к прежним сказкам о страдальцах-ухажерах Тюрина стала добавлять красочные сны. Правда, они не отличались щедрой фантазией – во всех непременно присутствовал молодой красавец, который спасал даму от неминуемой гибели, а также от рэкета и налоговой инспекции. Сейчас Зинаида не удержалась – в сон не поверила, чем несказанно оскорбила самые трепетные Нюркины чувства. Однако быстренько припомнила про обещанного жениха, обреченно зевнула и, изобразив напряженное внимание, вперилась в лицо подруги. Что поделать, иногда дружба настоятельно требует жертв.

Утро Зинаиды началось с детского плача. Плакала крошечная Дашенька, а замотанная Неля крутилась на кухне возле кастрюльки с кашей и кричала на всю квартиру:

– Дашенька! Детка! Мамочка уже бежит! Вот сейчас молочко, язви его, поднимется… Сейчас, доченька!! Давай мамочка песенку споет! Ай-люли, ай-люли, обесценились рубли, ай-люшеньки-люли, цены скаканули!

– Неля, мать твою! – раздался дружеский, правда, немного нервный голос из комнаты Поповых, а через мгновение оттуда в одних трусах выскочил и сам Григорий Федорович. – Нет, ну какого хрена голосишь с утра пораньше? Да еще и про цены… С каким настроением я на работу пойду, отвечай мне немедленно! Ты знаешь, какая у меня дерганая работа? Это тебе не бухгалтером сидеть, бумажки перебирать! Мне необходим покой!

Григорий Федорович со своей женой до недавних времен жил в сельской местности. Прежние жильцы – Степанида Егоровна с дочерью Любочкой переехали туда на постоянное жительство по причине замужества последней, а вместо себя прислали ленивого тракториста Гришу с женой. Город был розовой мечтой Григория, поэтому он расстарался и устроился в жилконтору трактористом на старенький тракторок. По идее, эту машину уже давненько надо было списать, но у хорошего хозяина, по мнению начальника конторы, любая гайка на месте. Вот и тракторок на месте оказался – в летнее время вывозил мусор с дворов, а в зимнее – убирал снег. Ничего романтического, сверхсекретного и «дерганого», но Григорий говорил о своей работе так, будто трудился ядерным физиком.

– Лучше спой дочери песню про комбата-батяню, – настаивал он, – и Даша сразу успокоится.

– Не знаю я никаких комбатов-батянь! – размахивала ложкой Неля и украшала майку соседа молочными пятнами. – К тому же у моей дочери нет батяни, с чего ж она успокоится?

Но Дашенька неожиданно успокоилась, перестала плакать, и Зинаида в своей комнате услышала, как девочка робко воркует на своем языке. Все понятно – не выдержав мучений ребенка, с кровати поднялась Юнона, покорная жена Григория, и носила теперь девочку на руках.

– Вот! Вот кто настоящая мать! – тыкал скрюченным пальцем в жену гордый Григорий.

– Фигу! – ответно тыкала в его сторону огромным кукишем Неля. – Сам роди и таскай! Юнона, немедленно положите ребенка на кровать! Да что ж это такое, не успеешь дите с рук спустить, его уже схитят… Отпустите, говорю, ребенка!

Неля по воле злой судьбины дочку воспитывала одна, а потому к девочке принципиально никого не подпускала, вот и вопила сейчас сиреной из-за того, что бездетная Юнона так вероломно втиснулась в процесс развития ребенка. Зинаида уже привыкла к ежеутренним соседским перебранкам и не обращала на них внимания, знала, что уже через час, когда сытая Дашенька успокоится, соседки вместе примутся обсуждать, каким ужином порадовать сегодня тружеников. Тружеников было всего двое – Григорий и Зинаида. К последней, кстати, чуть ли не ежедневно забегал в бар кто-нибудь из соседей с просьбой покормить подешевле, так как отчего-то именно сегодня закончились деньги. Юнона жила на заработок мужа и еще давала музыкальным детям уроки игры на фортепиано, а Неля получала какое-то мудреное пособие по утере кормильца, да еще изредка на дому шила. Короче, больших денег в коммуналке не водилось, поэтому иногда соседи забегали в бар даже дважды на дню.

Зинаида всю прошедшую неделю не покидала бара, поэтому еще с вечера предупредила Аришу, решив сегодня на работу не ходить. Объяснялось все просто – именно сегодня уезжал Плюх, и Зинаида в глубине души рассчитывала, что неверный поймет свою ошибку, бросит крашеную вертихвостку, которую она у него видела, и проползет по ковру на коленях, требуя прощения. Естественно, Зинаида простит неверного не сразу, но… на всякий случай она уже собрала самые необходимые вещи в объемный чемодан, вдруг придется срочно переезжать с Плюхом в его новую клинику. Он говорил, ему в том городе предлагают неплохую квартиру. Господи, и отчего она такая дура, надо было сразу соглашаться, да и все дела! Тем более что бар в театре мод все равно не ее собственность, а дочка Настенька с зятем Саней собираются становиться родителями только через два года, когда зять построит собственный дом.

Однако же Игнатий не приехал ползать по ковру. Зато ближе к вечеру вместо него принесло Нюрку.

– Вот! – торжественно, как наградной лист, вручила она Зинаиде смятую бумажку прямо в прихожей. – Вот тебе адрес, завтра у тебя свидание, собирайся.

– А… собираться уже сейчас, что ли? Может, в комнату пройдем? – пролепетала Зинаида и уволокла подругу подальше от любопытных соседских глаз и ушей. – Теперь рассказывай, с кем свидание, кто такой, почему от сердца оторвала? – принялась она допытывать Нюрку, когда крепко закрыла дверь и расположилась на диване.

Нюрка капризничала и нарочно тянула время.

– Нет, ну кто же насухую такие вещи рассказывает? – надувала она блестящие, будто намазанные вазелином губы. – Ты бы коньячка налила, бренди или на худой конец «Мартини», что ли.

Зинаида посопела, потом притащила чайник и плошку с ванильными сухарями.

– Угощайся. Только в рот не клади, а то жевать долго будешь, а тебе еще рассказывать. Говори, что там за принц, к кому идти-то?

– Пойдешь, значит, по адресу, я тебе бумажку уже отдала, а принц… – Нюрка сунула-таки в рот сухарик и надолго замолчала.

Зинаида перекривилась и убрала со стола тарелочку с угощением подальше.

– Ну Зин, ну какой принц на тебя клюнет? Нет, ну надо же трезво мыслить, – заныла бесстыжая подруга.

– А чего бы и не клюнуть? Не хуже некоторых, которые во сне в подвалы падают! – начала заводиться Зинаида, но Нюрка ее прервала:

– Короче, мужик как мужик. Нормальный такой, седина у него красивая, квартира трехкомнатная в центре. А еще у него три картины. Прикинь – подлинники! Сам рисовал! В общем, хороший мужчина. Только немножко не ходит.

– Как? – выдохнула Зинаида. Она уже нарисовала перед своим мысленным взором определенный образ, сильно смахивающий на известного западного актера. И вдруг такая новость.

– Ой, ну как, как… Никак он не ходит! Болеет он! – раскрыла все карты Нюрка и тут же принялась рассуждать: – Нет, ну ты посуди сама – на кой черт ему куда-то бегать? У тебя уже был один спринтер, и что? Чуть отвернулась, махом улетел к новой белобрысой крале. А с этим очень удобно – как положил его с утречка на кроватку, так вечером там и обнаружил. Зато – квартира! И потом, ему уже восемьдесят. Ты читала, какой у нас средний возраст долгожителей? Вот и я не читала, но на всякий случай предупреди его, что, мол, по законам вежливости, богатым дольше восьмидесяти жить просто неприлично. Да он нормальный старичок! Купишь ему газеток, вечером придешь, он тебе анекдотики потравит… Чего ты смотришь?

– Ты-то не больно на такое счастье позарилась, – надулась Зинаида.

– А потому что мне без надобности, – парировала вредная Нюрка. – У меня, как ни крути, благосостояние выше твоего – и квартира отдельная, любой позавидует, и в банке кое-что отложено, и машинка не хилая. Одним словом, ты же знаешь, я в старике не так нуждаюсь, как ты.

Зинаида знала. Нюрка и в самом деле была дама не бедного сословия. Нет, когда-то они начинали на равных, то есть вместе бегали с подносами в затрапезном ресторанчике, но потом у Нюрки Тюриной случился в мозгах сдвиг, она резво кинулась изучать английский язык, долго картавила: «Хав ду ю ду?» и при первом же удобном случае пристроилась в ресторан при «Интуристе». Там у Тюриной началась новая работа и новые заработки, а чаевые поступали исключительно в валюте. Появился и побочный заработок – то она джинсики достанет, перепродаст, то магнитофончик импортный, то пиджачок замшевый, производства не нашего. Бабы Нюрку не осуждали, та в одиночку тянула сына Пашку и крутилась, как умела. Неизвестно, как именно, но, видимо, неплохо у нее получалось, потому что, когда вся страна рухнула в перестройку, Тюрина взлетела на вершину благосостояния. Она даже решила завести легальный бизнес, но сколько раз ни пыталась, тут дело не шло. Открыла небольшую фирму типа «купи-продай», и в самый расцвет ее бухгалтерша смылась в неизвестном направлении вместе с немалой суммой денег. Потом открыла магазинчик тканей, и в один момент он сгорел – рядышком полыхнул павильон с китайскими петардами, а тюринские ткани огонь сожрал за компанию. Еще раз Нюрка попытала счастья – завела магазин цветов, но тот угас из-за проблем с растаможкой. А может, из-за другого – Тюрина сдуру завязала роман с мужчиной своей мечты, но он, как позже выяснилось, являлся мужем начальницы таможни. Как бы там ни было, не везло Нюрке с бизнесом, и она бы прогорела в пух, если бы сын Пашка срочно не забрал последние денежные остатки и не укатил за границу. Теперь у него там сеть салонов по стрижке крупногабаритных собак. Парень живет безбедно, а матушке каждый месяц высылает немалые проценты. И поэтому Нюрка могла себе позволить жить на широкую ногу, не работать и поставлять подруге богатеньких, чуть живых старичков.

– Мне нужен человек для сердца! – распалялась она сейчас перед подругой. – У меня-то есть крошка хлеба на черный день, а у тебя… Так и проживешь в этой конуре! А там, глядишь, вдовой сделаешься, может, кто и поприличнее, помоложе позарится. Уж твой-то Плюх точно все локти себе обкусает!

Аргумент с Плюхом поставил в разговоре жирную точку. И в самом деле – пусть кусает локти. А она, Зинаида, запросто может позволить себе выйти замуж за трехкомнатную квартиру!

Проводив подругу до дверей, Зинаида хотела было быстренько попрощаться и бежать накладывать на лицо простоквашу, но тут в дверь позвонили.

– Ну сколько можно, а? – сразу завопил стоявший на пороге молодой человек – сосед снизу. Он смерил дам презрительным взглядом. – Я настоятельно требоваю – сколько можно?! Что у вас там за слоны в комнатах скачут, а? Ну ведь прямо по голове, прямо по…

Из своей двери показалась Неля и запальчиво затарахтела:

– И никакие не слоны! И вовсе не слоны даже! Это Дашенька с кровати на кресло прыгает. Но не попадает ребенок в кресло. Так чего теперь? И уж сразу и слоны!

– Отшлепать бы вашего ребенка… чтоб попадал! – заиграл желваками парень. – У меня завтра важная встреча, а я выспаться не могу. По голове – бздынь, бздынь, как по пустому колоколу!

– У вас голова пустая, поэтому такой резонанс, – блеснула знанием словаря Нюрка и стрельнула на парня глазами.

– Чо эт она пустая? – обиделся тот. – Она полная! Я анатомию проходил, рисунки видел. Полная она, там всяких цветных ниточек– с ума сойти, сколько! Не, а ваще, при чем тут моя голова? Уймите ребенка, говорю! А то я вам такие скачки с кресла устрою…

Нюрка рассчитывала на более миролюбивое знакомство, но сосед на ее чары не клевал, чем несказанно даму огорчил. Пришлось прибегнуть к иной лексике:

– Госсыди! Ну что за мужик нынче пошел, а? Ну такой нервный, куда деваться! Прям тебе беременная гимназистка!

Парень на беременную гимназистку обиделся сильно. Даже щеки у него затряслись.

– Ну это… ладно. Я вам устрою… – пропыхтел он и погромыхал шлепанцами вниз по лестнице. – Еще посмотрим, кто из нас гимназистка!

– Неля! За мое геройское поведение относительно твоей дочери сошьешь мне домашнее платье! – крикнула Нюрка и немедленно принялась фантазировать. – Знаешь, чтобы хвост такой, как у павлина, а еще такая насадочка над попой. Поняла? Ну как раньше барышни бегали, ага? Очень хочется, эдак молодость вспо… новизны очень хочется! А ты, Зинка, не скалься, я не то сказать хотела!

Неля снова выглянула из двери и добросовестно попыталась понять, какую насадочку куда припавлинить.

– Ой, Нюрка, ну иди уже! – вытолкала подругу Зинаида.

– Неля! – крикнула Нюрка уже в дверях. – А Дашеньку угомони все ж таки. Правда, чего это она по темечку парню скачет?

Зинаида уже насильно вытолкала подругу, кинулась к себе и принялась готовиться к завтрашнему свиданию. Перво-наперво она достала старенькую цветастую летнюю юбку дочери и напялила ее вместе с черной водолазкой. У кого-то по телевизору она видела такую. Однако юбка была длинновата, а хотелось показать жениху побольше достоинств, то есть ноги. Пришлось взять ножницы и отхватить от подола солидную часть.

– Ну и как? – спросила Зинаида у здоровенного кота Мурзика, единственного зрителя, способного оценить обновленную юбку. – Ну скажи, что я смотрюсь сногсшибательно! Что ты говоришь? Что в такой юбке от меня бы Плюх не сбежал?

Но кот только жмурил янтарные глаза, а потом и вовсе улегся спать, наплевав на портновские потуги хозяйки. Большое зеркало, где бы Зинаида могла себя обозреть полностью, находилось только в прихожей, и она, взглянув на часы, выскользнула из комнаты.

Судя по времени, соседи уже давно должны были разглядывать семнадцатый сон, поэтому Зинаида особенно не робела. Она крутилась возле зеркала, и собственное отражение ей нравилось. А и в самом деле – получилась совершенно молодежная фигурка. Даже, можно сказать, где-то подростковая, если на лицо не смотреть. Такая пряменькая талия в обтягивающей «резиновой» водолазке, а потом сразу – раз! – и коротеньким колокольчиком юбка. Только к новому ансамблю непременно надо теплые черные колготки, а то белые-белые, аж синие ноги смотрятся вызывающе пошло. Но уж если Зина будет в колготках, мор мужского населения обеспечен…

– Позорище! – раздался позади модницы грозный мужской крик. – Бабы, все сюда! Посмотрите, как наша рабовладелица вырядилась!

Зинаида вздрогнула. В дверях прихожей красовался всклокоченный Григорий Федорович и метал из глаз молнии. Из комнат уже показались заспанные физиономии Нели и Юноны.

– Нет, вы на нее полюбуйтесь! – непонятно отчего гневался единственный квартирный мужчина. – Я, главное, пробудился, чтобы сходить по нужде, прохожу мимо, а тут наша рабовладелица…

– Какая я вам рабовладелица? – возмутилась Зинаида. – И отпустите подол, чего вы его руками-то лапаете?!

Мужчина и в самом деле ухватился за подол и тянул его вверх и вниз, как бы получше демонстрируя вызывающий фасон.

– Отпустите подол, говорю, пошляк какой! – шлепнула по пальцам бесстыжего соседа Зинаида.

Сосед отдернул руку и завопил еще громче:

– Бабы! Я кому ору тут? Я прям-таки настойчиво призываю! Посмотрите на это безобразие! – дергал редкими кудряшками благочестивый тракторист.

– Не, а чего… нормально… – почесала голову Неля. – Даже хорошо. Только ноги нужно спрятать, кривые какие-то.

– А по-моему, сюда лучше длинненькая юбочка пойдет. Правда, Гриша? – подала голос Юнона. – И платочек на голову темненький. Чего уж, не девочка вроде, клочьями на голове трясти-то…

– Ага, и паранджу на нос, – поддакнула ехидно Зинаида. – Никаких платочков! Я, между прочим, к жениху завтра иду, а не на поминки.

– Ну тогда юбка слишком длинная, – перестроилась Неля. – К жениху надо в крутом мини ходить, по себе знаю.

– А я вот считаю, что главная девичья красота – скромность, – гнула свое Юнона.

– Это для тебя, потому что другой красоты у тебя отродясь не бывало, – констатировал муж.

– Скромность девчонкам нужна, а тут чего уж… и так вон доскромничалась до сорока с лишним. Я говорю – короче надо! – не уступала Неля.

Однако тут до Григория дошло, что Зинаида собралась очаровывать кого-то еще кроме него, и он, насупившись, спросил:

– А чего за мужик? К кому на свиданку-то? Какой оклад, семейное положение, отношение к алкоголю? Давай-давай, описывай подробно.

– Ну… – Зинаида стыдливо зарделась. – Хороший мужчина. Только немножко старенький, ходить не может. А так ничего, положительный, не женат. Квартира у него трехкомнатная.