Текст книги "Под каблуком у синего ботинка"

– А почему же вы не видели никакого башмака? – ухмыльнулся Акакий, довольный своей сообразительностью.

– Так Катька сегодня позже всех поднялась, у нее весь этаж пустой был, куда ей торопиться.

– Понятно, пойдемте, проводите меня в вашу спальню, – вздохнул Акакий и поднялся.

Комнатка, где ночевали три горничные, располагалась на третьем этаже. Небольшая, но очень уютная, вся в рюшечках и оборочках.

– Вот Катькина кровать, – показала Танечка и присела на свою.

Акакию было неудобно рыться при ней во всех постельных принадлежностях, но и выгнать девчонку он стеснялся. Распузон как раз призывно откидывал одеяло, когда в комнатку заглянула любопытная мордашка Любочки. За всеми этими делами он совершенно выкинул из головы любимую девушку. Любочка только взглянула на кровать, и глазки ее тут же наполнились слезами, а ротик капризно искривился.

– У вас постельная сцена? Ах, извините, что помешала! Акакий! Я уже около часа жду тебя внизу! Если ты решил предложить даме постель, поторопись, я пока здесь посижу, – фыркнула она и вошла, вызывающе виляя задом.

Акакий засуетился и стал, нервно похихикивая, быстренько заправлять развороченную постель.

– Любочка, что ты придумала? Мы и не думали, хи-хи… Мы просто работаем, хи-хи-хи… У меня работа такая, понимаешь? Не куксись, пойдем домой.

– Это еще зачем?! – взвилась Любочка. – Я тебя столько ждала, чтобы домой отправиться?! Нет уж! Хочу в номера! Ты эту… рыжую сюда приволок, а мне… а меня…

– Любочка! Пойми, у меня к тебе высокие чувства!

Горничная Таня, усмехнувшись, вышла.

– Любочка, понимаешь, я… ты для меня божество… я не могу с тобой в номера… Но если ты настаиваешь, пожалуйста, – Акакий Игоревич распахнул двери, и девчонка за руку поволокла его, надо думать, в комнаты.

Акакий совсем уже было покорился судьбе и даже лихорадочно стал придумывать объяснения для Клавдии Сидоровны, но тут вынырнула откуда-то Агафья Эдуардовна и зычно скомандовала:

– А ну отцепись от мужика, ишь ухватилась! Акакий, ко мне! Быстренько в кабинет, мне срочно надо поговорить. А ты, милая, ступай, на пляже поваляйся.

Любочка поняла, что день сегодня не ее, и снова устроилась в холле ожидать неуловимого кавалера.

– Вот что я тебе скажу, – уселась за свой огромный стол Агафья Эдуардовна. – Ты у меня просил позволения что-то такое расследовать в моем доме, так я тебе и сама говорю – расследуй. Я не просто позволяю, я приказываю. У меня и правда творится здесь что-то непонятное, ты это разглядел раньше, чем я. Сегодня отравили Белкину. Ты должен узнать – кто?

– А… а почему бы вам в милицию не обратиться? – испугался вдруг Акакий. – Одно дело, когда ты расследуешь что хочешь и когда хочешь, и совсем другое, когда над тобой появляется начальник. Или заказчик, как правильно-то… Они, менты-то, куда проворней будут.

– Мне не надо проворных. Ты с людьми поговорил, знаешь теперь, на чем мой бизнес держится. Вот и подумай, можно мне в милицию?

– Господи… Ну сдаете вы комнаты… А что ж тут криминального? Может, у кого-то крыши нет над головой! По-моему, очень благородное дело…

– Не придуривайся. Или что, ты на самом деле решил, что я сдаю номера лишь для спокойного безгрешного сна?.. Боже мой, и этот человек еще собирается найти преступника… – вздохнула престарелая матрона. – Вот ведь послал бог недоделанного… ну да ладно, другого все равно нет. В общем так – если найдешь того, кто здесь воду мутит, эти деньги твои.

И она выложила на стол целую пачку… нет, не рублей, а настоящих долларов! Да за такие деньги… Да он всех преступников переищет, а своего найдет!

Глаза у Акакия так алчно заблестели, что старушка успокоилась.

– Вот и славненько, кто знает, может, и повезет дураку. А не повезет, так хоть муравейник расшевелит…

– Вы, простите, про какого дурака? – подобострастно пролепетал Акакий. – Если у вас есть какой подозреваемый на примете, вы говорите сразу, мне легче будет работать.

– Иди уже, ищи.

Когда Акакий спустился вниз, ему навстречу прыгнула Любочка, которая наконец дождалась своего часа.

– Акакий. Мне так грустно… – запричитала она. – Я только что услышала про Белкину… Представляю, каково тебе! У тебя, наверное, невообразимые муки! Я понимаю. Слушай, а поехали завтра на день рождения к моей подруге! Знаешь, там так прикольно будет, ты как раз и о своем горе забудешь, поедем!!

Акакий и не думал отказываться. Правда, он не совсем понял, о каком его горе идет речь, но решил не уточнять, дабы не портить себе настроения.

Глава 5
Седина в лысину…

Клавдия Сидоровна ехала в клуб на великолепном огромном джипе, и голова женщины сама собой поднималась выше и выше, а взгляд сделался высокомерным и самодовольным. Она даже попросила Жору опустить тонированные стекла, очень уж хотелось, чтобы в этой карете ее заметил кто-нибудь из знакомых. Но люди на остановках даже не оглядывались, в последние десять лет они привыкли видеть и не такие навороченные иномарки, и это Клавдию Сидоровну сильно раздражало. Вот ведь, сами стоят, ждут какого-то вонючего автобуса, а на нее, такую красивую и богатую, никто даже внимания не обращает! За своими расстройствами Клавдия не заметила, как Жора подкатил к клубу. Вывалившись из салона, Клавдия Сидоровна прошествовала к подъезду. Вход ей преградил опять тот же швейцар, но теперь она на него даже не обратила внимания. И совершенно напрасно.

– Вы будете платить? Вам к какому часу? – ехидно ухмылялся он.

Наверняка еще не забыл, как они с Акакием вчера притащились на своих двоих.

– Пропустите, у меня муж здесь работает, – важно сообщила женщина и добавила, кивнув на Жору: – Это со мной.

– Да хоть с кем. Ваш пропуск.

– Вот ведь нудный какой! Я же русским языком говорю – у меня здесь муж работает. Видную должность занимает, садовник, по-моему! Вот у него пропуск и есть.

– Вот он и прошел, – спокойно отчеканил швейцар и снова потребовал: – Ваш пропуск.

Неизвестно, сколько времени они бы перепирались, но тут к дому подкатила «Скорая помощь», через несколько минут на носилках вынесли девушку. Акакий, кажется, утверждал, что ее фамилия Белкина. Возле подъезда толпилась кучка работниц клуба. И Клава не растерялась.

– Кого это понесли? – прилипла она к одной из растерянных женщин.

– Катя это, горничная наша, – пролепетала девушка.

– И что ж это с вашей горничной стряслось? Никак порезалась? Или ошпарилась?

– Почему это ошпарилась? Где это она ошпарится? У нас ошпариться можно лишь на кухне, а я повар, и у меня на кухне кто попало не болтается! – обиделась женщина и направилась в дом.

Клавдия понимала, что ей надо, просто необходимо побеседовать с этой поварихой по душам и обижать работницу никак нельзя.

– Вот я сразу увидела, что вы очень аккуратная женщина. У вас, наверное, каждая кастрюлька на своем месте. Конечно, Катя никак не могла у вас ошпариться. Скажите, вы не могли бы мне уделить парочку минут?

Женщина пожала плечами.

– У меня мясо на плите…

– Так и пойдемте к вам, вместе покараулим! – обрадовалась Клавдия.

– А у вас пропуск есть? – завела старую песню теперь уже и повариха.

– Откуда ж ему взяться? Мы же только поговорить…

Клавдия могла пройти якобы на пляж, но на обратном пути пришлось бы снова выложить кругленькую сумму. Но после того как она одолжила деньги Лиле, своей наличности ей хватило бы как раз дойти до крыльца.

– Ну тогда пойдемте к вам в машину. Но только на десять минут. Вы что хотели узнать – как готовить суточные щи? Ко мне специально за рецептом люди приезжают.

– Ага, и про щи расскажете. Только сначала растолкуйте, что это за девушка – Катя Белкина? – живо пристала к поварихе с расспросами Клавдия, едва женщины уселись в мягкий салон. – Понимаете, моя дочь с ней дружит, а я переживаю – вдруг девчонка с плохой компанией свяжется, вы же сами небось мать, должны понять.

– Ох, и не говорите! С этой молодежью одна морока, – махнула рукой повариха. – У меня у самой сын связался…

– С Белкиной?

– Да почему с Белкиной, нет, он с парнями из соседнего двора связался, а я домой прихожу, слышу – от него спиртным пахнет! Я тогда…

– Вы про Белкину расскажите, а то у вас мясо на плите, – напомнила Клавдия.

– Так а что ж Белкина… Хорошая девчонка, порядочная… Добрая такая, никогда мухи не обидит. Я уж ей бывало говорю – возьми газету, шлепни муху, а она – да что вы, лучше спрей купить. Жалостливая была. Да оно и ясно – в семье-то какой росла! Мать проститутка, прости господи, отец ворюга, каких свет не видывал… Всю жизнь девчонка в нищете. Никак не везло девахе.

– А где же проживала эта девчонка?

– Дак разве же кто знает? У нас тут вроде и условия хорошие, а только никто ни с кем дружбы большой не водит. Во время работы – все ладим, а помимо работы – у каждого свои заботы. Никто даже ни у кого в гостях ни разу не был. Откуда ж я должна знать, где она проживает. А так девчонка славная, не бойтесь за свою дочку, ничего ей Катька не сделает. Вот у меня дак и совсем не знаешь, что делать, – каждый божий день пьянки! Я уж…

– У вас мясо там пригорает, наверное, какой-то странный запах, с дымком, – прервала ее Клавдия, и повариха очень бодро понеслась в дом.

Клавдия спокойно смотрела, как неповоротливая повариха трусит к дому. Что-то не складывалось. То, что женщина не кривила душой, а говорила искренне, это Клавдия Сидоровна видела, ее тревожило другое. Зрелая работница кухни говорила, что Катерина Белкина была доброй и славной девочкой, а вот Акакий рассказывал про телефонный разговор, из которого вытекало совсем другое. Может, Кака ошибся, и по телефону говорила совсем не Белкина? Тоже не верится. Он так подробно описал ее, даже заколку из янтаря заметил. И Клавдия видела, на девчонке, которую несли на носилках, была именно такая. Что-то тут нечисто. И куда этот Кака запропастился?! Никогда не найдешь его, когда надо!

– Клавдия Сидоровна, а Аня когда начнет… это… делом заниматься? – вдруг ожил Жора. До сих пор он сидел молча и только таращился на красивые балконы, где изредка мелькали полуодетые фигурки.

– Аня? Ах, Аня! Так она… даже не знаю, может завтра, может, чуть позже, – продолжала врать Клавдия Сидоровна. Она почему-то никак не могла сказать этому милому парню, что ее ветреная дочь напрочь отказывается связывать с ним свое будущее. – А ты завтра опять подъезжай. Ты сможешь?

– Так… смогу. Я вообще-то тоже добрый и… славный…

Ах, какой этот парень был замечательный! Это она, Клавдия, коварная женщина, сидит себе в его машине и даже забыла про него, а он так хочет ей понравиться, так хочет привлечь ее внимание! Вот он сидит к ней спиной, и ей даже так видно, что он робеет. И переживает из-за нее, из-за Клавдии. Давненько уже из-за Клавдии никто не переживал, даже Кака! Казалось бы, прожили тридцать лет, должны уже дышать одной грудью, ан нет. Кака никогда ее не понимал. И не вздыхал вот так, как дышит Жора. И не говорил, что он славный… У Клавдии Сидоровны тихонько закружилась голова, и она вдруг со стыдом вспомнила, что ходила в парикмахерскую лет пятнадцать назад. И платья у нее нового уже лет десять не появлялось. И вес, опять же…

– Мы куда? – снова напомнил о себе Жора.

– Ах, Жорик, отвези меня к мастеру, – проворковала кокетка. – У меня сегодня запись в салоне.

– В какой салон?

– Какой? Ну… Вези в «Афродиту» или, на худой конец, в «Прелестницу».

– Да мне-то все равно, в каком у вас запись?

– Ах, правда… В «Юноне».

Небольшой салон «Юнона» находился рядом с ее домом, и хотя это заведение особым шиком не славилось, зато и расценки здесь были по карману любому желающему. А поскольку сейчас с деньгами была некоторая напряженка, то и хватало только на этот, с позволения сказать, салон. Сначала Клавдии Сидоровне нещадно мочили, трепали и всячески дергали ее многострадальную голову, потом долго щелкали ножницами где-то над ушами и в конце сеанса намазали все волосы бурой краской. Когда почтенная женщина глянула на себя в зеркало, у нее сперло дыхание – из огромного трюмо на нее смотрела пышная особа с маленькой, жалкой головкой, на темечке которой возвышался вызывающий апельсиновый гребень.

– Девочки… Это у меня что еще за восстание на голове?

– Ой, госсыди, ну прям совсем за модой не следят, – фыркнула девица, которая сооружала эдакую красоту. – Прическа – самый шик, называется «Улыбка какаду». Нам теперь все такую заказывают.

– Я вообще-то считала, что попугаи не умеют улыбаться, но теперь точно знаю – стоит только посмотреть на это безобразие, любой какаду умрет со смеху! – чуть не плакала Клавдия Сидоровна. – Немедленно уберите этот беспредел и соорудите мне нормальную, аккуратненькую стрижечку. А укладывать не надо, я уж лучше сама дома на бигуди накручу. Да, и покрасьте меня во что-нибудь приличное! Что ж это я, почтенная женщина, буду как морковка ходить!

Ушло еще добрых полтора часа, чтобы придать волосам более-менее сносный вид.

Дома Клавдия терпеливо вертела бигуди на коротенькие волосики, но, подсушив их и раскрутившись, осталась довольна – женщину всегда украшает некая новизна, конечно, если это не «Улыбка какаду». После Клавдия Сидоровна долго сидела перед аквариумом и рассказывала рыбам, как замечательно они с Георгием (рыбам она не позволяла звать его Жорой), как они замечательно сегодня вели расследование. Рыбы ахали, беззвучно раскрывая рты. Зато кот Тимка насмешливо улыбался своими хитрющими глазами. Не верил, гад. Но ничего, он еще увидит, на что Клавдия способна во имя любви.

Акакий вернулся домой весь задумчивый и сосредоточенный. Он вообще-то уже разучился и задумываться, и сосредотачиваться – этого давным-давно уже не требовалось, все образовалось и плыло вместе с пенсией и регулярной помощью сына. Сейчас же пришлось изрядно трудиться извилинами, чтобы соорудить хоть какие-то выводы. Стимулировали активность серого вещества соблазнительные пачечки денег, которые показала ему сегодня Агафья. И ведь самое главное, что Клавдия никоим образом не сумеет о них разнюхать. В том, что он сумеет распутать эти непонятности, Акакий Игоревич не сомневался. Жена, увидев мужа в таком серьезном расположении, могла бы принести чашечку кофе к дивану, но не принесла. Мало того, она прилипчиво стала расспрашивать Акакия о всех последних новостях в подробностях, да еще и налетела на супруга с криком – отчего это он не появился в самый нужный момент, когда им с Жорой позарез надо было пройти на пляж. В общем, в этот вечер они друг друга не поняли.

Утром Акакий проснулся от того, что весь пол под ним ходил, точно живой. «Землетрясение!» Акакий вскочил и прижал Тимку к своей ребристой груди. Спасать надо было самое дорогое.

– Ты чего так из кровати сиганул? – спросила Клавдия, кланяясь, как колодезный журавель.

Господи! Это не землетрясение. Это единственная женушка решила заняться гимнастикой! Вот зрелище-то! Спортивного костюма у Клавы никогда не было, оно и понятно – какая из нее спортсменка. Поэтому сейчас она отдавалась спорту в летнем огроменном сарафане, который не сковывал движения. Клавочка решила заняться мышцами всерьез. Вот сейчас она, крякнув, присела и выкинула правую ножку в сторону, едва не придавив разнесчастного кота. Зверь обиженно вякнул и вспрыгнул на телевизор. Клавдия же не видела ничего вокруг и выкинула теперь левую конечность. «Вот и выступала бы с этим номером в шоу, какие бы деньги гребли», – тоскливо размышлял Акакий. Он уже нестерпимо хотел по малой нужде, но пробежать мимо непредсказуемой спортсменки не отваживался – не дай бог под ее ножку попасть, инвалидность обеспечена. А у него сегодня званый вечер, он с Любочкой идет на день рождения.

– Ну, рассказывай, – пропыхтела супруга, подскакивая высоко вверх. – Что там с этой Белкиной?

Акакий вчера еще, придя домой, подробно описал все, что произошло, и Клавдия рассказала ему про встречу с поварихой, но что делать сегодня, они не знали. Вернее, знали, только не могли придумать, как подобраться к матери Белкиной. Можно было опять съездить в институт и попробовать там выудить адрес, однако Клавдия не успела додумать эту мысль до конца, как зазвонил телефон. Акакий быстро подскочил к телефону и снял трубку, лицо его тут же скисло, и он скороговоркой забубнил:

– Нет, Даня, не могу. Ты же знаешь, у меня теперь работа, а вот мама обязательно поедет. Она уже давно хотела.

Клавдия вопросительно уставилась на мужа.

– Клава, – радостно сообщил он, едва положив трубку, – звонил Данила, сегодня, понимаешь, день рождения Гаврилы, Лилиного брата, и он всех нас приглашал к себе в деревню. Очень мило с его стороны, по-моему. Данила за тобой через часик заедет.

– А почему это только за мной? Ты тоже родственник, вот и поедем вместе!

– Ну как ты не понимаешь! Я же на работе! И потом, я подумал, может, Агафья знает, где проживает Белкина, не могла же она принять человека с улицы.

– Что ж ты раньше не спросил? – буркнула Клавдия.

Ехать к этому Гавриле ей совсем не хотелось. Видимо, Лиля упорно сватает братца Ане. Клавдия набрала номер дочери.

– Алло, мамочка? – прозвенел в трубке голос дочери. – Я сама хотела тебе звонить. Ты знаешь, только что Данила звонил, ты уже знаешь? Мам, я никак не могу сегодня поехать, просто никак. Ты возьми Янку с собой, пусть девчонка молока деревенского попьет.

– Откуда у Гаврилы молоко, от кошек? Хотя, конечно, Яночку возьму. Ну и сама бы поехала, чего уж…

– Ах, ну ты же знаешь, начнутся опять эти сальные шутки, намеки всякие. Что, я не понимаю, к чему весь этот праздник устраивается! Нет, ты уж сама.

Вот так всегда. Все нашли уважительный повод, чтобы не тащиться к черту на кулички, а ее никто даже не спросил – поедешь, да и все. А у Клавдии, между прочим, тоже сегодня запланирована встреча с Жорой. Зря, что ли, она вчера в парикмахерской столько угробила времени и денег. Зато теперь ей прическа даже нравилась! Стрижка, как у девочки! Кака, нахал, даже внимания не обратил.

Акакий был на седьмом небе от счастья. Это же надо, как все удачно складывается! Он все утро ломал голову, чтобы такое соврать жене, чтобы она с радостью отпустила его вечером. Сегодня Любочка пригласила Акакия на день рождения к своей подруге, и Акакий Игоревич намеревался присутствовать. Он уже вытащил свой единственный костюм-тройку и достал белую рубашку, осталось только подобрать галстук. Правда, галстуков у него было всего два, но надо было все же выбрать, какой из двух. А вот с Клавдией так ничего не придумывалось, и вот тебе, пожалуйста, такая удача! Поэтому, когда подъехал сын, он радостно засуетился, заюлил вокруг сумок и даже на прощание клюнул Клавдию в подбородок.

– Хоть отдохнете друг от друга, – проговорил Данила. – Видишь, мам, ты еще не уехала, а отец уже соскучился.

– А может, у него появилась какая-нибудь зазноба? – глупо ляпнула Лилечка. – А что, седина… куда там что?

– Я тебя умоляю! Ну сама посмотри, кто на такое сокровище позарится? – отмахнулась Клавдия, и Акакий Игоревич стал дышать ровнее.

Ехать в деревню к Гавриле не пришлось, оказывается, Лилечка пригласила всех гостей братца в ресторан.

– Ну и к чему такие траты? – бухтела Клавдия Сидоровна, усаживаясь на изящный стул и пристраивая себе на колени Яночку.

– Ой, да какие траты! – радовался именинник. – Меня Лилька частенько в кабаки выводит, надо же мне в городе по-человечески отдохнуть!

Лиля пнула братца под столом, и парень умолк, покосившись на Данилу, который все это великолепие оплачивал. Однако для Данилы слово «родственник» было магическим. Он никогда не задумывался, зачем и для чего давать деньги, если речь шла о родне. Причем спонсировались как свои родители, так и родственники Лили до седьмого колена включительно. Поэтому его всегда безоговорочно уважали, и сейчас Даня восседал в ресторане на самом почетном месте – рядом с орущей колонкой. Клавдия Сидоровна по ресторанам хаживала нечасто, да чего там, всего два раза и была, и то в далекой молодости. Но сейчас ей сие питейное заведение не понравилось – во-первых, она принарядилась для деревни, во-вторых, она не умела так выплясывать, как остальные молоденькие девицы, а в-третьих, внучке Яночке здесь совершенно нечем было развлечься – даже мультфильмов не показывали. Пришлось ребенку объедаться шашлыками, виноградом и прочей ерундой вместо дегустации деревенского молочка. Поэтому Клавдия Сидоровна сердилась, но молодежь гуляла вовсю, и она молча терпела.

Пока жена веселилась на семейном празднике, Акакий Игоревич гулял с молодежью. Гудел, так сказать. Любочка притащила Акакия в серую пятиэтажку, где в неубранной двухкомнатной квартире отмечала свой день рождения такая же молоденькая девица. Именинницу звали Досей, точно хрюшку на рекламировавшемся порошке. Увидев Акакия Игоревича, она повела себя до крайности некорректно – вытаращила глаза, а потом, не смущаясь присутствием Акакия, обратилась к Любочке:

– Так это и есть твой подпольный миллионер? Да ты спятила! У него же костюм за тридцать деревянных! Фи…

– Дося, веди себя прилично, – зашипела на нее подруга и принялась приседать вокруг Акакия. – Ах, не обращайте внимания! Дося у нас, конечно, девушка хорошая, только ума бог не дал, вы уж не берите в голову.

Вскоре инцидент был исчерпан, и Акакий погрузился в кипучий досуг молодежи. Господи, как они пили! Они пили, сколько хотели, и ни разу не вспомнили про больные почки, потому что у них почки были здоровые. Как они ели! Они ели жирное, соленое, перченое и острое и ни разу не подумали о гастрите или язве, потому что у них не было ни того, ни другого. Боже, как они шутили! Они шутили пошло, дико и несмешно, потому что особого ума у них тоже не было. И все же как же здесь было хорошо! Никто не вырывал рюмку из рук, никто не грозил: «Кака, брось этот кусок, а то ночью загнешься!» Никто не ворчал: «Разве ты что-нибудь умное скажешь!» Здесь было всем на него плевать, и это было здорово. Рядом ворковала Любочка и то и дело подкладывала ему на тарелку жирные кусочки. И Акакий ел много, пил сколько хотел, а потом он рассказывал неприличные анекдоты, и девицы визжали, а парни спрашивали Любочку:

– Люб, ты где эту мумию откопала? Во шпарит, пенек!

А потом он танцевал. Долго танцевал, или ему так показалось, потому что какая-то разряженная девица, увидев, как он плюхнулся без сил на диван, весело рассмеялась:

– Быстро вы с копыт съехали. Это еще хорошо, что здесь Белки нет, она бы вас точно до крематория довела!

– Зачем это? Что это за белки у вас такие – чуть что, и в крематорий? – огорчился Акакий.

– Катька Белкина. Она знаете как танцует! Отпад! Она же училась в школе с танцевальным уклоном, ей что, а вы бы с ней точно до инфаркта бы допрыгали. Ее только Вадька переплясать может, и то потому, что он мастер спорта по прыжкам. А вам куда, вы же уже пожилой!

Акакий проглотил «пожилого» и уточнил:

– В какой школе училась эта ваша Белкина?

– В хореографической… то ли в третьей, то ли в сто третьей, точно не помню, а вам зачем?

– Так это… я там преподавал какое-то время, – понес околесицу пьяный язык. – Так что мне ваша Белкина… А плясать я еще и не так могу.

И он пошел вприсядку, потом, после еще нескольких рюмочек, стал прыгать козлом и вертеть руками.

Очнулся Акакий Игоревич в коридоре своей квартиры. Было плохо. Холодно. В глаза будто насыпали песку, голова гудела невыносимо, ныла поясница и внутренности просились наружу.

– А вот и кормилец проснулся, – ласково пропела Клавдия, сжимая в руках мухобойку.

Акакий в ужасе зажмурил глаза, но было уже поздно. Эта несносная бабища хлестала его мухобойкой, как навозную муху! Как гнусного комара! Что она себе думает?! Клавдия, видимо, не думала ничего, она охаживала родимого супруга от всей своей широкой души, пока муженек, поскуливая, не сбежал в ванную.

– Я тебе покажу «Работа»! Я тебя отучу водку глотать! Ишь, моду взял!! – кричала супруга, поджидая его под дверью. – Погоди, выйдешь ты у меня!

– Фигушки! Ни на того напала, фиг я тебе выйду! – мстительно шептал Акакий, зализывая ушибы.

Все тело болело, и самое страшное – нарастала боль в пояснице, и дико скручивало желудок. Вскоре недомогание стало таким сильным, что Акакий даже выбрался из укрытия.

– Давай-ка быстренько в постель, – приказала Клавдия, взглянув на него. – Почки расшалились или желудок?

– Ой, не тормоши меня, и то и другое, – пополз Акакий к кровати.

Запахло лекарствами, жена принесла какую-то муть и целую пригоршню таблеток.

– На вот, выпей, – приказала она и налила в стакан бурлящей минералки.

Акакий выпил все, чуть не подавился, проглатывая таблетки, но все же справился, и через час ему заметно полегчало.

– Что это ты, батенька, позволяешь себе с таким-то потасканным организмом, – уже не злобно ворчала Клавдия. – Ты ж ведь уже, слава богу, не мальчик. Чего ж так надрался?

– Не бурчи, – хрипло одернул ее Акакий. – Я важную миссию выполнял. Узнал я вчера, в какой школе эта Белкина училась.

– Да на кой черт нам эта Белкина, если ты загнешься?! – всплеснула руками Клавдия.

– Так надо, – скорбно прошептал Акакий и провалился в спасительный сон.

Спал он будто бы недолго, спать бы ему да спать, но кто-то упрямо тряс его за плечи. Акакий разлепил глаза.

– Говори, в какой школе твоя Белкина училась? – выспрашивала Клавдия. Сейчас она была изрядно накрашена и, по всей видимости, куда-то собиралась.

– Подожди, дай сообразить… Жора, привет, и ты едешь?

– Не отвлекайся, соображай лучше! – цыкнула жена.

– Что тебе надобно? А-а, да, в какой школе… В сто третьей или в третьей, это я хорошо помню, – выдал информацию нашкодивший муж и снова отключился.

Клавдия Сидоровна была сердита. Вчера, сдав внучку Ане на руки, утомленная шумным Гаврилиным праздником, она вывалилась возле своего подъезда из машины Данилы. Сын, газанув, тут же упылил, а внимание Клавдии привлекла отборная брань, доносившаяся из такси. Она не могла пройти мимо и подошла к машине. На переднем сиденье скрючился пьяный в хлам муженек и игриво ухмылялся.

– Рассчитывайся давай… и уметайся!.. – орал разгневанный таксист.

– Не-е-ет, ты сначала отгадай, в каком кармане у меня деньги, – веселился Акакий.

– Да я сейчас тебя вообще без карманов оставлю!..

– Молодой человек, давайте я расплачусь, – не выдержала Клавдия и вытащила деньги. Обозленный шофер получил плату и вытолкнул престарелого шалуна прямо на тротуар.

Акакий отключился моментально. Клавдия взвалила на себя хмельного супруга и поперла в дом.

– Аккуратненько, не дрова несешь! – дрыгал ножкой дражайший, когда она при поворотах долбила его головой о стены.

Домой она дотащила свою ношу без приключений. Начала раздевать прямо в коридоре, муж болтался в руках, точно тряпичная кукла. Но когда Акакий остался уже в одних трусах, он вдруг открыл помутневшие очи и высокомерно произнес:

– Уйди, постылая! – а потом, презрительно сощурившись, добавил: – Т-ты даже не умеешь танцевать канкан!

И стал прыгать, выбрасывая узловатые коленки и высоко задирая семейные трусы. Потом запутался в собственных ногах, прыгнул, рухнул и уже не поднимался. Клавдия, обиженная такой благодарностью, величаво вытряхнула из штанов все оставшиеся деньги и затолкала их поближе к сердцу – в атласный прочный лифчик. Потом уже спокойнее глянула на мужа и принялась потрошить остальные карманы. В брюках она неожиданно обнаружила смятый пакет с печеньем. Ах, он невозможно мил, этот смешной Кака. Даже участвуя в пьянке, он не забыл о своей любимой супруге и припас для нее печенье, хотел порадовать.

Она, конечно, не любит такое – с корицей, но чтобы сделать противному мужу приятное – съела все печенье до последней крошки. Потом вспомнила про фигуру, прошла в комнату и принялась энергично качать пресс. Даже сегодня блудник Кака не пришел в себя, а ведь надо было узнать, что за человек эта самая Белкина. Ну, это-то они с Жорой и без Акакия выяснят, а его просто надо запереть на ключ, пусть будет наказан. Жора уже спустился, и Клавдия торопилась. И все же она успела мельком оглядеть себя в зеркало. Да, Жора, несомненно, находит ее интересной, и она его понимает. Ну да, конечно, молодость уже не та, но зато лицо! И прическа! Не зря все-таки она отдала столько денег! И фигура… нет, фигура, пожалуй, великовата. А глаза! Такого взгляда у молоденьких днем с огнем не отыщешь! Нет, она определенно была оч-чень интересная дама. Клавдия шаловливо тряхнула головой и затопала по лестнице. Сегодня они с Жорой ехали в школу номер три. А потом в сто тридцать три, неизвестно, где училась эта Белкина. Парень выехал на проспект и завертел головой:

– Куда теперь?

– А я не знаю. Нам в школу номер три, – кокетливо повела плечиками Клавдия Сидоровна. Сегодня она выглядела замечательно и могла позволить себе некоторую игривость.

– А где это?

– Тебе видней, ты же за рулем.

Жора что-то бормотнул и принялся одной рукой шарить в бардачке. Вскоре ему удалось выудить оттуда карту родного города.

– Поищите, где там третья школа.

Клавдия обнаружила искомое не сразу. Пока она пальчиком возила по пестрому листу, Жора медленно катил вперед, но оказалось, ехать им следовало совершенно в обратном направлении. Проболтавшись еще около часа по дорогам, они добрались все же до нужного места. Школа была старая, кирпичная и ужасно унылая. В вестибюле сидела толстая тетка с платком на голове и вязала шерстяной носок.

– Здравствуйте, а мы к вам, – улыбчиво сообщила Клавдия.

У нее было на редкость замечательное настроение. Тетка отодвинула вязанье и подняла отрешенные глаза.

– Мы хотели спросить, у вас дети танцуют? – обратилась Клавдия Сидоровна.

– Когда ж моим детям танцевать? Они на работе так напляшутся, что домой без ног приползают.

– Да нет, вы не поняли, я об учениках вас спрашиваю. У вас в школе ученики танцуют? Занимаются плясками?

– Наши ученики чем хошь занимаются. Если че, так и сплясать могут, им все одно, у нас школа для детей с заторможенным умственным развитием. Так что наши и сплясать могут, и спеть, причем прямо на уроке.

Клавдия вздохнула и попрощалась.

– Нет, Жора, это не та школа. Нам, оказывается, сто тридцать третья нужна.

Глаза Жоры закатились куда-то под брови, но он их вовремя вернул назад, подавил вздох и молча развернул машину. Сто тридцать третья школа встретила их звуками аккордеона и детскими голосами. Было немного непривычно видеть детей в школе летом в таком количестве.

– Девочка, это школа с танцевальным уклоном? – спросила Клавдия пробегавшую девчушку, не выходя из машины.

– Угу, а еще с математическим, с литературным и с музыкальным.

Клавдия, кряхтя, вытащила себя из салона. Странно, обучение в такой школе наверняка стоит немалую денежку, как же удалось пьянчугам-родителям держать здесь Катерину?