Текст книги "Академия трех миров"

Глава 6

Вернувшись в комнату, я нашла кошку мирно спящей на моей кровати у подушки. Очень хотелось искупаться, но после столкновения с Василисой в одиночку выходить в коридор стало боязно. Так что, ополоснувшись в питьевом фонтанчике, насколько получилось, я переоделась в ночное и легла спать.

Снилась всякая ерунда. Снова дорожка из света, чуть шире, чем в прошлый раз, но тьма по краям будто тоже стала плотнее и гуще. Она давила с обеих сторон, и мне хотелось лечь на дорожку, чтобы распластаться на полоске света, куда мраку нет доступа. Вдали корона с шипами тоже будто стала больше.

Несмотря на бредовость сна, спала я крепко, так что, проснувшись на следующий день, ощутила себя бодрой и отдохнувшей.

Сев на кровати, я потянулась. Рыся в изножье уже сидела и деловито вылизывалась, на верхнем ярусе шуршание, видимо, Беляна тоже проснулась.

– Доброе утро, юная сударыня, – поприветствовала меня кошка. – Между прочим, вчера ты вернулась позже указанного мною срока на целый час.

– Рыся, ты не можешь мне указывать, – заметила я, спуская ноги на прикроватный коврик с толстым и мягким ворсом.

Покосившись на меня, Рыся произнесла деловито:

– Это было не указание, а предупреждение.

– И о чем же ты меня предупреждала?

Кошка прекратила вылизываться и спрыгнула на пол, после чего пересекла комнату и, забравшись на фонтанчик, принялась пить. Я терпеливо ждала, когда она закончит. Когда Рыся подняла голову, ее щечки с усами важно приподнялись, она сказала:

– В первую очередь о том, что ближе к вечеру в столовой собираются студенты старших курсов. И тебе, прежде чем с ними общаться, лучше хорошенько освоиться в академии и разобраться с использованием сил.

От неожиданности я подскочила с кровати и выдохнула:

– То есть ты знала, что я встречу Василису, но ничего мне не сказала?!

– Я не знала, – поправила меня кошка. – Но предполагала, что не со всеми пятикурсниками встреча будет приятной. Поэтому сказала тебе прийти пораньше. Но ты ведь самостоятельная и лучше знаешь. Верно?

Хмыкнув, Рыся соскочила с фонтанчика и забралась на стул у окна, где ей, видимо, очень нравилось сидеть. Я же, нахмурившись, переоделась в штаны и футболку, пробурчав:

– Могла бы и попонятнее объяснять. Теперь у меня проблемы с психической Василисой.

– Ты сама автор своих проблем, – заметила кошка.

Я покривилась и отозвалась:

– Ха-ха.

В этот момент по ступенькам сбежала Беляна, веселая и лучезарная, как утреннее солнышко. Пеньковая юбка современного свободного покроя и блузка на ней отлично подчеркивали фигуру и гармонировали с толстыми светлыми косами.

– Смотри, какая красота, – похвасталась она, крутясь на месте. – Это мне вчера в гардеробной форму выдали. Хочешь такую? Тебе тоже могут выдать. Не все носят форму, но, по-моему, она классная.

– Я подумаю, – хмуро отозвалась я, все еще думая, что Рыся могла бы получше предупреждать меня об опасностях.

– Подумай, – охотно закивав, согласилась Беля. – Ну что, идем за расписанием?

– Ну… – протянула я, собираясь сказать, что хотела бы еще умыться, но в дверь постучали.

Втроем мы переглянулись, а из-за двери послышался голос Лана Твердорука:

– Сударыня Яснопольская, вы здесь? Прошу проследовать со мной к ректору.

От лица моего отхлынула кровь, руки похолодели, а сердце сжало ледяной лапой. Перепугавшись, я покосилась сперва на Рысю, потом на Беляну и прижала руки к груди. Она тоже притихла и вытаращила глаза, шепнув в ужасе:

– Сейчас дар закуют…

– Мамочки… – вырвалось у меня.

И только Рыся спрыгнула со стула и отважно встала рядом со мной.

– Ничего не бойся, – сообщила она. – Если что, я их всех расцарапаю.

В горле застрял тугой комок, я его с трудом проглотила и ответила чуть охрипшим голосом:

– Это очень мило… Но вряд ли поможет.

– Ты меня недооцениваешь, любезная сударыня, – отозвалась кошка и, задрав хвост, направилась к дверям.

Когда мы вышли, Лан встретил нас дружелюбной улыбкой. Впрочем, как я поняла из вчерашнего с ним общения, он одинаково улыбается и когда фотографируется, и когда откручивает кому-нибудь голову.

– Как вам спалось? – завел он светскую беседу, пока мы петляли по коридорам и лестницам, поднимаясь все выше.

Пока я прокашливалась в попытке ответить, меня подхватила Рыся, которая важно ступала между мной и смотрителем.

– Великолепно, – отозвалась она. – Постель мягкая, а воздух в комнате чистый.

Лан просиял.

– О, благодарю, это моя заслуга. Я предложил размещать в комнатах студентов фильтрующие воздух грибы. Очень приятно, что вы заметили, сударыня.

– Вы очень галантны, – кивая, отозвалась кошка. – В наше время редко встретишь воспитанных молодых людей.

Улыбка смотрителя стала еще любезнее, он проговорил:

– О, сударыня Рысинда, вы просто очаровательны. Дело в том, что мне гораздо больше лет, чем кажется, и я воспитывался еще триста лет назад. А как вы знаете, тогда манерам уделяли значительное внимание.

– Ах, как я скучаю по тем временам, – мечтательно произнесла кошка, а я покосилась на нее с озадаченностью, потому что не представляю, откуда ей известно, как тогда жилось.

Под беседу кошки и смотрителя мы пришли на самый верх академии и остановились у массивных деревянных дверей.

– Вам сюда, – пригласил меня смотритель и толкнул дверь.

Едва сдерживая дрожь, я перешагнула порог и оказалась в большом светлом кабинете из дуба. Посередине широкий стол, позади распахнутое настежь окно, по краям которого – до отказа забитые книгами два шкафа.

Рыся вошла со мной. Ее розовый носик деловито понюхал воздух, и Рыся сообщила:

– Ну что ж, в кабинете пахнет неплохо, хотя и слишком… Гм… Сладко. Это не может не радовать.

– Если бы пахло плохо, что-то поменялось бы? – вопросительно пробурчала я.

Кошка кивнула.

– Запах, моя дорогая сударыня, сказать может куда больше, чем глаза. Запах никогда не обманет.

Я хмыкнула.

– Скажи это тем, кто обливается литрами духов и дезодорантов.

– Это лишь тщетная попытка скрыть собственное амбре немытого тела, – поморщив мордочку, сообщила кошка и, пройдя вперед, запрыгнула на один из стульев перед дубовым столом. – Хороший нос такой обман всегда раскроет. Да что говорить, даже человеческий нос на это способен.

– Что-то не замечала я за собой способностей оценивать людей по запаху, – заметила я, вертя головой и рассматривая на стенах большие картины с изображением величественных мужчин и женщин в золотых струящихся одеждах.

Рыся облизнула лапку и умыла ею ухо.

– О, моя дорогая, ты глубоко заблуждаешься. Тебе же иногда совершенно беспричинно не нравятся некоторые люди? Или, наоборот, вызывают необъяснимую симпатию.

В голове всплыла недавняя стычка с Василисой, которая во мне вызвала совершенно определенные чувства. Потом вспомнился голубоглазый парень с косой-колосом, этот пугает до холодеющих ладоней. Но в медицинском колледже действительно со мной училась пара студентов, которые почему-то не нравились.

Я кивнула.

– Ну, допустим.

– Вот, – с победным видом заявила Рыся и помыла лапой второе ухо. – Это работает твой вомероназальный орган.

С сомнением я покосилась на кошку, у которой морда как у ученого во время доклада, и сказала:

– Нет у человека такого органа.

– Есть, – уверенно отозвалась Рыся. – Просто у некоторых слабоват.

Я закатила глаза.

– И откуда ты все знаешь…

Мы бы и дальше продолжали спорить с Рысенькой, если бы в распахнутое широкое окно не ворвался поток ветра и не раскидал со стола бумаги. После чего на окно опустилась ненормально бледная тень, и через подоконник в кабинет шагнул высокий, поджарый мужчина на вид около пятидесяти лет, с желтыми вьющимися волосами, остриженными и аккуратно зачесанными назад. Пеньково-атласный костюм золотистого цвета туго обтягивал крепкие плечи. Светло-голубые глаза смотрели внимательно, а в углах губ морщинки, что значит, что он много хмурится.

Спрыгнув с подоконника, мужчина одернул края пиджака, и его губы растянулись в дежурной улыбке.

– Прошу прощения за задержку, – сообщил он. – Собрания ректората дело скучное, но нужное, – он сел за стол, держа спину ровно, и облокотился на столешницу. – Итак, полагаю, Есения Яснопольская?

Из-за эффектного появления я не сразу поняла, что обращаются ко мне, и лишь когда Рыся слева на стуле предупредительно покашляла, я захлопнула отвисшую челюсть и поторопилась ответить:

– Да, да. Моя мама вчера отправила меня сюда…

– Понимаю, понимаю… – кивая, отозвался мужчина. – Меня зовут Белозар Огневедович Дубовой. Я ректор Аркаимской Академии Чудес.

– Мама говорила о вас, – подтвердила я.

Взгляд ректора устремился в потолок на летающую люстру, которая плавно курсировала по периметру. Он протянул:

– Ах, ваша мама… Сколько прекрасных дней мы учились вместе в этой академии. До сих пор не понимаю, почему она предпочла того шамана…

– Шамана? – переспросила я и прикусила язык, вспомнив, что шаманом мама назвала отца.

Ректор, все еще задумчиво глядя в потолок, покивал.

– Ильвед Яснопольский, – сказал он. – Сильный шаман, чего уж. Статный. А как пел, как пел…

Мы с Рысей переглянулись, а ректор, спохватившись, кашлянул и опустил взгляд к нам.

– Впрочем, будет с нас предаваться несбывшимся мечтам. Итак, Есения, ваша мама звонила мне в смятении. Если честно, я пребываю в аналогичном состоянии. Потому что сам факт вашего появления в академии Аркаима, мягко сказать, внезапен.

Помня рассказы Беляны о том, как в людях проступает магия, когда и что после этого им приходится делать, я с пониманием покивала и произнесла, кусая губы:

– Белозар Огневедович, мне уже известно, что я с заторможенным развитием.

Ректор чуть отклонился к спинке стула, выражение его лица сделалось делано сочувствующим, он с шумом выдохнул.

– Ну что вы, Есения, зачем на себя так наговаривать? Не с заторможенным, а… Скажем, с отложенным. Такое бывает. Нечасто, но встречается. Дар может проявиться из-за эмоционального потрясения.

Рыся, все это время молча сидевшая на стуле, мурлыкнула и подтвердила:

– Так и есть. Есения была крайне расстроена моим уходом из физического мира.

Ректор вежливо улыбнулся кошке и произнес:

– Вам он пошел на пользу, вы выглядите великолепно, а ваше окаемочное свечение очень изысканно. Голубой цвет прекрасно оттеняет белую шерсть.

Рыся благодарно улыбнулась, приподняв усики.

– О, вы очень любезны.

Теперь, когда Рыся разговаривала, мне стало понятно ее величавое поведение при жизни. Но в этот кабинет я пришла не затем, чтобы слушать, как моя кошка и ректор обмениваются любезностями.

Пришлось покашлять.

– Мне известно, что если дар проявляется поздно, то людям на него надевают оковы и отправляют обратно во внутренний мир, – заметила я и с выжиданием посмотрела на ректора, от нервозности чуть подавшись вперед. Колено мое от переживаний запрыгало, если бы не Рысина лапа, которая легла на него, я продолжила бы стучать пяткой по полу.

Несколько секунд Белозар Огневедович испытующе смотрел на меня, взгляд его поменялся. Если до этого он был равнодушным и немного заносчивым, то теперь стал похож на рентген, лучи которого с неприятным холодком проходят сквозь меня. Я заерзала и покосилась на дверь, поскольку желание немедленно покинуть кабинет возникло, как решение всех проблем. Но Рыся посмотрела на меня так строго, что я не посмела сдвинуться с места.

Ректор, наконец, проговорил:

– Ну-ка пройдемте сюда, Есения.

Он встал из-за стола и приблизился к одному из шкафов, после чего открыл большую тумбу внизу и выкатил из нее странный золотистый прибор, напоминающий одновременно микроскоп и макет строения Солнечной системы. На верхушке этой конструкции в специальной ложбинке лежало нечто вроде очков, но вместо дужек у них тонкие серебристые нити, соединяющиеся с прибором.

– Не бойтесь, Есения, я просто посмотрю, – сказал он и взял очки.

Нахмурившись, я ответила:

– У стоматологов после таких слов обычно следует боль.

– Я не стоматолог, – заметил ректор и приподнял в пригласительном жесте очки.

Пришлось подняться и на дрожащих ногах подойти к нему. Когда я остановилась напротив, ректор стал рассматривать меня, как препарированную лягушку. Затем потер подбородок и попросил:

– Вы не могли бы снять линзы? Вы ведь в них?

– Как вы догадались? Мама сказала, что они специальные и никто не поймет.

Мужчина с охотой согласился:

– Верно. Никто и не поймет. Но я ведь не «никто» и могу зреть в корень. Не бойтесь, я лишь хочу убедиться.

Внутри меня сжалась нервная пружина. За сутки и так произошли такие радикальные изменения, что еще привыкать и привыкать. Я больше ничего не знаю о мире, а довериться в нем незнакомому человеку – решение не из простых.

Покосившись на Рысю, я послала ей зрительный вопрос. Кошка в ответ кивнула, мне не осталось ничего, как вынуть из глаз голубые линзы и поднять взгляд на ректора.

Тот выпучился на меня, будто увидел привидение и выдохнул ошеломленно:

– Да что б меня… Они действительно крайне зеленые.

– Знаю. И еще иногда светятся.

– Светятся?!

– Когда я испугалась, они засветились так, что даже когда закрывала глаза, видела зелень.

– Немыслимо, – с нажимом отозвался ректор и приблизил к моему носу очки, заглядывая в глаза через линзы.

Какое-то время он морщил лоб, чему-то кивал и мычал, поворачивая меня за подбородок то так, то эдак. С помощью прибора вносил какие-то данные в пластинку, которая выдвинулась с правой его части. Спустя минут десять ректор глубоко и полновесно вздохнул, после чего положил очки обратно в ложбинку и произнес:

– Можете обратно надевать линзы, Есения.

С помощью отражения в оконном стекле я быстро вернула их на место и снова села на стул рядом с кошкой.

– Ну как? – выждав небольшую паузу, едва сдерживая волнение, спросила я.

Белозар Огневедович все это время мерил шагами кабинет, потирая острый, но волевой подбородок, двигал бровями и хмыкал. Когда я подала голос, он вскинулся, будто вспомнил, что я еще здесь, и сказал:

– Крайне интересный случай, Есения. Крайне…

– Мама тоже так сказала, – согласилась я. – И что же делать?

Больше всего я боялась, что ректор сейчас прикажет заковать мой дар, каким бы он ни был, заморозить память и отправить обратно. Если еще вчера я была бы совсем не против, то теперь, узнав о необъятном мире с летающими ладьями, говорящими кошками-призраками и целой параллельной вселенной, где Аркаим не руины, а процветающий город, оказаться выброшенной за его пределы виделось мне жестоким наказанием.

Вцепившись пальцами в край стула, я наклонилась вперед и с ожиданием уставилась на ректора.

Тот поднял на меня взгляд и покашлял.

– Да, – сказал он. – Ситуация, мягко выражаясь, интересная. Ваши родители носители светлой силы, но вы, дорогая сударыня, выглядите как странная помесь светлого и темного. Внешних признаков черноты в вас нет, кроме одного – глаза. Они зеленые. Причем не просто зеленые, а зеленые со свечением, что говорит о наличии очень большого темного потенциала.

Сглотнув тугой комок, я еще сильнее сжала пальцами края стула и спросила:

– И что это значит?

– Если честно, не знаю, – признался ректор. – Идеально было бы наложить на ваш дар оковы. И я жалею, что так поспешно дал вашей матушке обещание. Но если уж так вышло, поскольку в вас присутствует и светлая магическая сила, я направляю вас на факультет Прави.

– Потому что мама попросила? – осторожно уточнила я.

Ректор подошел к столу и пробарабанил по нему пальцами, ответив:

– В основном. Иначе я бы просто заковал ваш дар. Единственным решением в сложившейся ситуации я вижу факультет Прави.

Я спросила:

– И что? У вас не учатся… Ну… Темные?

– У нас есть факультет Нави, – ответил ректор. – Но там лишь те, в ком проявляется только темная магия. А таковых немного. Тем более, светлая сила должна приумножаться. Вы же, поскольку имеете в составе силы и тьму, и свет, однозначно будете учиться на Прави, поскольку наша задача – приумножать белизну. О наличии в вас темной магии распространяться категорически не рекомендую. Категорически.

– Спасибо… – растерянно отозвалась я. – А какой у меня дар-то?

Ректор удивленно приподнял брови.

– Вы еще не поняли?

– Если честно, нет.

– Ох, сударыня, ну право, вам нужно многое наверстать. Будь вы внимательнее, давно бы поняли, какой у вас дар, если первое, что вы постигли, – это лицезрение и разговор с почившей кошкой.

Он посмотрел на меня так, будто из его слов сразу все должно было стать понятно. Но мне все еще непонятно, и я произнесла:

– И?

Белозар Огневедович разочарованно выдохнул и сказал:

– Вы медиум. И пожалуйста, линзы ни перед кем не снимайте.

Глава 7

Покидала я кабинет ректора в глубоком смятении, потому что никак не могла уложить в голове, почему мне обязательно учиться на Прави, если проявился во мне дар темноты. Но глубоко ввязаться в размышления не успела – едва мы с Рысей вышли и я затворила дверь, на меня налетела Беляна. Глаза круглые, лицо встревоженное и рассматривает меня, как ненормальную.

Она вцепилась мне в плечи и выдохнула:

– Ну что? Заковали? Еся, ты меня помнишь? Я Беляна. Ох, ешеньки-матрешеньки, точно заблокировали дар. Но ты не переживай, я буду тебе писать под видом подружки из… Какую тебе легенду вложили в голову? Ты была на стажировке, да? Ну давай я буду подругой по стажировке.

Отцепить от себя Беляну мне удалось с большим трудом. Я поправила рукава и проговорила:

– Да помню я тебя, Беля, помню. Чего ты как клещ вцепилась? У меня синяки будут.

Ясновидица охнула и счастливо хлопнула в ладоши.

– Ба! Какая радость! А то я думала – все! Повезут тебя обратно в полусонном состоянии, чтобы не помнила полета на ладье.

– Да никуда меня не повезут, – заверила я ее. – Просто ректор проверял мои способности к обучению в академии.

Носик Беляны задумчиво скривился, она сложила руки на груди и протянула:

– Хм… Надо же. Сам ректор проверял. Будто ему больше нечем заняться.

Я бы, наверное, посыпалась в попытке объяснить ситуацию, при этом не выдав ей того, чего выдавать не стоит. Но Рыся перехватила диалог.

– Да будет вам известно, любезная сударыня, – обратилась она к Беляне, деловито приподняв мордочку, – что вопрос обучения Есении немного отличается от вашего. И если бы утрудились задуматься, то поняли бы это и сами. Ей многое нужно догнать, и логично, что Белозар Огневедович вынужден был провести беседу и распределение Есении самолично. Она ведь не проходила подготовительного обучения в колледже.

Брови Беляны нахмурились, она вся насупилась, потому что Рыся права. Тем не менее ясновидица заметила:

– То-то и оно, что не проходила. А учиться прилетела сразу в Аркаим.

– А вы предлагаете сударыне, у которой дар проступил аж в восемнадцать лет, поехать учиться в какой-нибудь колледж, где она кого-нибудь покалечит, потому что у тамошних преподавателей не хватит квалификации ее обучать? – парировала Рыся.

На это Беляне ответить оказалось нечего, она еще пару секунд хмурилась, потом ее лицо просветлело, будто она тут же забыла о загадочных вопросах, и она махнула рукой.

– Ну и ладно, – произнесла она. – Приняли, так приняли. И пень с ним, что почти по блату. Главное – будешь учиться. Так куда тебя распределили?

Напоминание о блате меня совсем не вдохновило, но я сделала вид, что не заметила этой вилки и улыбнулась.

– На факультет Прави.

– Ой, как здорово. Я ведь тоже там. А специализация?

– Медиум, – коротко ответила я, боясь сболтнуть что-нибудь лишнее.

В мою поддержку Рыся приблизилась ко мне и потерлась о ногу. Сразу стало как-то спокойней, хотя ощущения немного странные, когда призрачная кошка прикасалась к коже. Если раньше ее шерсть была мягкой и пушистой, то сейчас больше напоминала плотное облако теплого пара.

– Есения будет обучаться очень старательно, – произнесла кошка и задрала на меня мордочку. – Верно?

– Постараюсь, – честно пообещала я.

После этого Беляна потащила меня за расписанием, которое, по ее словам, должно висеть в нижнем фойе на центральном стенде. Благодаря Рысе, которая, в отличие от нас, великолепно ориентировалась на местности, до него мы добрались всего минут за двадцать, с учетом многочисленных лестниц, коридоров и поворотов.

Стенд оказался не совсем стендом в привычном понимании. Формально это был он, но выглядел как рамка примерно два на три метра и парил над полом. Внутри рамки находилась мерцающая прозрачная поверхность, разделенная на таблицы, в которых указаны факультеты, специализации, предметы и расписания.

– О! – воскликнула Беляна, тыкая в стенд, – у нас первое занятие сдвоенное! В смысле строенное! Или даже с… объединенное, то есть! Как здорово!

Я не поняла.

– А можно по-человечески?

Рыся пояснила:

– Сударыня Беляна хочет сказать, что первое занятие для первокурсников единое для всего потока, независимо от факультета и специализации.

Мне эта идея понравилась.

– Как удобно для преподавателей. Можно не перечитывать лекции по пятнадцать раз каждой группе.

– Ага, – подхватила Беля. – И еще это значит, что на занятиях будет Руслан.

Ее глаза игриво заблестели, я не удержалась и заметила:

– Кажется, кто-то в кого-то влюбился.

Беля сделала такие изумленные глаза, по которым сразу стало видно – она врет как дышит.

– Влюбился? Да что ты говоришь, какая ерунда. Не может такого быть.

– Да-да, конечно, не может, – хихикнула я.

Возможно, мы и дальше продолжали бы перекидываться взаимными шуточками, но улыбка Бели, которая стояла напротив, неожиданно погасла, а взгляд устремился мне за спину.

– Что такое? – спросила я и обернулась.

Ответ предстал передо мной в виде медововолосой блондинки с васильковыми глазами, которая кривит губы и смотрит на меня с нескрываемым презрением. Позади нее стояли еще две девушки, голубоглазые шатенки в современных пеньковых сарафанах на толстых лямках.

– Посмотрите, кто у нас тут, – произнесла Василиса елейным голосом. – Девочка-катастрофа и ее команда.

Если выпады в свой адрес я могла проигнорировать, то за моих друзей моментально стало обидно.

Я подняла голову и сказала:

– Слушай, Василиса, давай не будем ссориться. Вчера я налетела на тебя случайно и извинилась за это. Мне кажется, ничего страшного не произошло.

С деланым удивлением Василиса оглянулась сперва на одну, затем на другую подругу. Чему-то кивая, подруги ухмыльнулись и тоже закивали в ответ. Потом она снова вперила взгляд на меня и произнесла все тем же притворно дружелюбным тоном:

– Ничего не произошло? Да? Девочки, вы слышали? Эта курица считает, что двести драгов это «ничего». Тогда, может, дорогуша, прямо сейчас их и выдашь?

– У меня нет никаких драгов, – сразу ответила я.

– Да? Ну, может, тогда я зафутболю твоим фамильяром-союзником вон в ту люстру, и будем считать половину твоего долга списанным? – предложила Василиса и засмеялась, ее подруги подхватили ее смех.

Прежде чем я успела послать Василису в самый дальний лес в пешее путешествие, Рыся шагнула вперед. Мне показалось, в размере она немного увеличилась, глаза загорелись желтоватым светом, а хвост у основания утолщился, из-за чего она стала похожа на белого призрачного дракона.

Кошка дернула самым его кончиком и произнесла буднично:

– Сударыня, если вы позволите себе такую вопиющую невоспитанность, ночью я задушу вас в вашей же постели. Заметьте, поскольку я почила, за это мне совершенно ничего не будет.

От заявления Рыси остолбенели не только Василиса и ее подружки, но и мы с Беляной. То, с каким равнодушием моя кошка сообщила такую жуткую перспективу своей потенциальной обидчице, вызвало у меня глубокое уважение и легкую дрожь в коленях.

Первой в себя пришла Василиса. Она тряхнула копной медовых волос и бросила:

– Превеликий Сварог, угомони своего союзника.

Я пожала плечами.

– Это ты первая начала.

Глаза Василисы прищурились, а губы растянулись в хищной улыбке, она проговорила:

– О, милочка, я еще ничего не начала. Но, мне кажется, начать мне все-таки придется. Потому что нормально ты не понимаешь.

– Нормально – это пытаться меня спалить магией, а потом вымогать куны? – уточнила я.

Василиса сложила руки на груди, взгляд устремился на парящую под потолком люстру, она вздохнула и произнесла философски:

– Понимаешь… эм… Как тебя там?

– Есения.

– Есения? Я не запомню. Будешь курицей. Так вот, курица, люди делятся на два типа: сильные и слабые. И слабые должны удовлетворять потребности сильных, иначе слабым не выжить. Ты, дорогуша, очевидно, относишься именно к ним.

Внутри меня медленно, но неустанно начинал кипеть котел. Варева и пара в нем так много, что он уже стучит крышкой и готов взорваться, а результаты этого взрыва я предсказать не могла, поскольку со способностями своими я не знакома. Так что я продолжала стоять и, не отрывая взгляда, смотреть на Василису, чувствуя, как под линзами начинают гореть глаза то ли от слез, то ли еще от чего-то.

Василиса непринужденно продолжала:

– Ты, конечно, спросишь, почему я просто не оставлю тебя в покое. Но ты ведь понимаешь, что силу постоянно нужно подтверждать. Что обо мне подумают подруги, если я спущу с рук то, что ты себе вчера позволила? Нет, я не могу этого допустить, так что…

Ее взгляд опустился в сторону коридора, и ехидная улыбка тут же угасла, а речь замедлилась и в итоге затихла. Мы с Рысей и Беляной разом оглянулись, и меня обдало морозом, когда взгляд напоролся на группу из трех студентов, которых мы видели сперва в малом фойе в жилом корпусе, а потом в столовке.

Они вышли из боковой арки, брюнет и брюнетка идут по краям, а в центре парень с косой-колосом. Все трое с неподвижными выражениями лиц целенаправленно движутся к доске расписания. И, судя по тому, как побледнела Василиса, нам стоит отсюда поскорее убраться.

Вшестером мы попятились. Беляна так таращилась на троицу, что зацепилась плечом за угол стенда, рукав с треском разошелся, и на углу остался висеть лоскут от него.

– Страшно-то как, – прошептала Беля, косясь на разорванный рукав.

Когда троица оказалась у стенда, мы отошли от него по диагонали к стене. Брюнет бросил на меня короткий взгляд, и меня окатило ознобом, но на его лице не двинулся ни один мускул. Вместе с брюнеткой он принялся изучать расписание. Блондин с косой-колосом тоже на меня покосился и аккуратно снял с края лоскут от блузки Беляны, убрав его в карман. К этому моменту я уже не чувствовала ног, а голова гудела, как пчелиный рой. Рот онемел, но я нашла в себе силы шепнуть:

– Да кто это такие?

Василиса, которая со своими подружками стояла неподалеку и терпеливо ждала, когда троица закончит дела и уйдет, одарила меня пренебрежительным взглядом и хмыкнула.

– Деточка, с этими тебе лучше не пересекаться никогда в жизни и, если есть возможность исчезнуть с их пути, делай это, не задумываясь. Мои наказания для тебя покажутся волшебным нектаром по сравнению с тем, что могут обрушить на тебя они.

– П-почему?

– Чернявые – это Лютояр Вяз и Лютолика Осинница. А блондин – Драган Змеевик, – бросила Василиса.

– И чего от них такой жутью веет… – выдохнула я, не сводя с них испуганного взгляда.

Несмеянова фыркнула:

– Они с факультета Нави, дуреха.

Мой взгляд застыл на белоснежной косе-колосе Драгана Змеевика, не осталось даже сил моргнуть. Глаза заболели, но я продолжала таращиться, и в какой-то момент стало казаться, что это уже не коса, а натуральная белая змея, которая извивается на голове навника. Окружающие его предметы потеряли четкость, расплылись в мутные пятна, лишь змея превратилась в светящуюся тропу и несется в темную бездну, маня меня за собой. Глаза зачесались, возникло нестерпимое желание снять линзы, чтобы лучше видеть, куда зовет меня тропа. Пришлось сжать кулаки и впиться ногтями в ладони, чтобы удержаться.

– Как красиво… – прошептала я.

Фойе исчезло, передо мной разверзлась темнота, в середине которой змеей вилась сияющая дорожка. Она уходила далеко вперед и терялась в сиянии, увенчанном громадной короной с острыми пиками. От сияния веяло чем-то холодным, но одновременно очень зовущим и почему-то понятным. Выдохнув, я протянула руку, готовая шагнуть на змеящуюся тропу, но в этот момент чья-то ладонь дернула меня за плечо.

– Эй, Еся, ты сдурела? – раздался голос Беляны у уха, и я вздрогнула, вывалившись из видения. – Нельзя так пялиться на навников. Глядишь, чего нашлют.

– Не нашлют… – все еще очумело ответила я, глядя, как они разворачиваются и уходят дальше по фойе.

– Ага, – бросила Беля, – еще скажи, что они добрые, милые и по вечерам играют в лото.

Я смотрела вслед навникам, и во мне что-то непонятно переворачивалось, будто змеевидная тропа, которую я видела, шевелится во мне и куда-то зовет. А когда Драган Змеевик у самого выхода из фойе вдруг замедлился и, оглянувшись, бросил на меня короткий взгляд, глаза мои потеплели. Это значит, они засветились зеленью, и хорошо, что на них зачарованные линзы, иначе свою тьму я бы не скрыла.

После того как троица ушла, мы с Рысей и Беляной поспешили ретироваться, пока Василиса со своими подружками не вспомнила, с какой целью подошла, и не продолжила издевательства. Как раз подошло время занятий, и мы поспешили в самую большую аудиторию академии.

– Как ты умудрилась вляпаться, а? – на бегу тарахтела Беля. – Ну вот скажи? Ты же в академии всего сутки, а уже нажила себе врага. Да не кого-нибудь, а Василису Несмеянову, огневую чародейку с пятого курса. С ужасным характером и влиятельной семьей.

– Да не знаю я, – попыталась оправдаться, задыхаясь от бега, все еще ощущая холодок странного присутствия белого змея. – Я вчера на нее случайно налетела и испачкала блузку за двести кун.

– Кошмар, – заключила Беляна. – Двести кун это двадцать тысяч рублей.

– Жесть. Не самая дешевая блузка. Но все равно не стоит того, чтобы ко мне придираться.

Беляна, не сбавляя скорости, повернула голову и вскинула брови.

– Да? А как же репутация?

Я фыркнула.

– И ты туда же.

Рыся бежала рядом широкими прыжками. Она заметила:

– Если подумать, то печься о репутации – дело нужное. Но ведь не такими средневековыми способами.

– Ага, – кивая согласилась я, – сказала кошка, которая собиралась задушить обидчицу.

– Это очень кошачий способ ведения скрытого боя, – тут же оправдалась Рыся.

Я покосилась на нее, едва не споткнувшись о ковер, и бросила:

– Я тебя боюсь.

– Тебе меня бояться не стоит, – уверенно сообщила Рыся. – Я всегда за тебя.

– И на том спасибо, – поблагодарила я. – Еще бы с троицей не поссориться.

Беляна закивала.

– С твоими способностями надо постараться этого не сделать.

В аудиторию мы вбежали в тот самый момент, когда прозвучала приятная музыка, означающая начало занятий. Сказать, что помещение было большое, – это ничего не сказать. Крытый прозрачным куполом амфитеатр, размером с пару ангаров, с рядами сплошных столов концентрическими кругами. В середине площадка, постамент и какие-то предметы непонятного мне назначения. Народу в амфитеатре под завязку, и только небу известно, каким образом Беляна умудрилась в этой толпе вычленить Руслана на третьем ряду снизу. Она помахала ему, тот помахал в ответ, и Беля скомандовала: