Текст книги "Дневник современной гейши. Секреты ночной жизни Страны восходящего солнца"

Марина Чижова
Дневник современной гейши. Секреты ночной жизни Страны восходящего солнца

© Чижова М.Ю., текст и фото, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Глава 1. Открытие Японии: палочки, Луи Виттон и высокотуалетные технологии

– Почему вы решили изучать японский язык? – строго спросил седовласый японец на собеседовании и внимательно поглядел на меня из-под очков. Так же строго уставились на меня два его коллеги.

Я открыла рот, чтобы сказать: «Для понта». Все подруги в университетах учили английский, французский, немецкий. Еще некоторые – итальянский и испанский. А я вот, выпендрилась. Потому что была уверена: в моем сибирском городе нет ни одного человека, нормально знающего японский. Это мало помогало в учебе, но просьбы окружающих написать иероглиф и восторги после произнесенного по-японски «доброе утро» приятно гладили эго и давали ощущение тотального превосходства.

Проблема была в том, что я не знала, как будет «понт» по-японски. Я закрыла рот и подумала.

– Потому что на нем почти… никто из людей… не говорит, – запинаясь, осилила я.

«И я в том числе, – удручающе подумалось мне. – Пока».

Японцы что-то записали в свои бумажки. Их лица были непроницаемы и беспристрастны.

В большие окна японского посольства в Москве лилось весеннее солнце…

Через 3 месяца я получила письмо. В нём говорилось, что я выиграла грант правительства на обучение в одном из трех лучших университетов Японии.

Это было чудо. Больше никак логически этого объяснить нельзя.

* * *

– В Японию на целый год?.. Вау! – удивился Пол.

Пол – это мой бойфренд французо-афро-ирландских кровей. Ему 27 лет, то есть ровно на 7 лет больше, чем мне. Он преподает в летнем лондонском колледже, где я учусь, но, слава богу, не в моей группе. Из-за смуглой кожи, длинных ресниц и умеренной мускулатуры Пол настолько красив, что даже преподавательница-лесбиянка Кэтрин говорит, что он мог бы поставить ее на путь истиный. Родился в ЮАР, а вырос в Лондоне. Приличная семья, частная школа, английский-французский-испанский… Когда мы познакомились, он спросил у меня совет, что подарить своей девушке на день рождения. Я посоветовала и подумала: «Ну еще бы. К такому телу и ресницам должна прилагаться девушка».

Через две недели Пол расстался с герлфренд. Просто удачное совпадение.

– А ты правда хочешь провести в Японии целый год? – спросил Пол, полулежа на кровати у меня в комнате. Он был в синих джинсах и белой футболке, подчеркивающей смуглые, изящные бицепсы. Бицепсы хорошего тона.

Я задумалась. И, отвлекшись от бицепсов, попыталась представить себя в Японии. Но не смогла.

Я знала о Японии поразительно много и поразительно мало. Я знала ее историю, географию, традиции, национальные праздники, всех императоров по именам и в каком году построили Токийскую башню. И тем не менее я не могла представить себе, как выглядит японская улица, автобусная остановка, обычная японская квартира. Я понятия не имела, что продают в японском супермаркете. Я гадала, как они умудряются есть рис палочками – ведь он рассыпается? И вообще, как они едят этими палочками?!

Все японцы казались служащими Sony, а все японки – гейшами. Судя по редким телетрансляциям из Японии, города там похожи на пролог будущего и на фоне повсеместной автоматизации труда редкими пятнами разбросаны деревянные храмы с изгибистыми крышами.

По представлению моей мамы и других романтиков, в Японии вечно цветёт сакура и семенят бледные японки в кимоно, пока их японские мужья изобретают очередное чудо науки и техники. По представлению прагматиков вроде папы, стены в японских домах сделаны из рисовой бумаги и зимой продуваются ветром.

Оптимисты вокруг меня утверждали, что японцы питаются исключительно рисом и свежей рыбой, поэтому не стареют и живут больше ста лет. Пессимисты заявляли, что из-за всего сырого у многих японцев невыводимые паразиты, к которым они так привязались, что считают за домашних питомцев.

В университете ходили легенды о высоте японских цен (один банан = $100), о скорости японских поездов (500 км/ч), об искусности японских женщин (читай: гейш) в любви, о высокой смертности японских мужчин (читай: управленцев Sony) от трудоголизма.

Одни говорили, что глаза у японцев узкие от того, что рядом с ними встает солнце, и они щурятся от света. Другие пугали тем, что комнаты там такие маленькие и что европеец не может в них спать не согнувшись. Третьи верили: чтобы получить мраморное мясо, японцы включают коровам классику и регулярно делают им точечный массаж. Были слухи, что из-за частых землятресений японцы научились строить «эластичные» здания: якобы, если приглядеться, можно увидеть, как они колышатся на ветру.

От всей этой лоскутной информации Япония казалась другой планетой. Японцы представлялись особым, отличным от других видом homo sapiens. Они спят на полу, едят вместо вилки двумя деревяшками, носят халаты вместо брюк, питаются необработанной пищей, читают справа налево, вместо букв используют странные загогулины. Но здравый ум подсказывал: за всеми домыслами о японцах просто скрывалось большое опасение белого человека. А что, если они вовсе не homo, а вообще другая, высшая форма развития? Которую никто из обычных людей не мог понять, так как не владел их таинственной письменностью и речевыми сигналами для установления контакта?

В моей голове всё никак не могли ужиться вместе небоскрёбы и домики из рисовой бумаги, скоростные поезда на магнитных подушках и древние храмы с прудами разноцветных карпов, паразиты и долгожители, гейши в кимоно и костюмы Issey Miyake[1]1
  Иссей Мияке – японский модельер и дизайнер, основатель модного дома Issey Miyake.


[Закрыть]. Как в шейкере бармена-дилетанта, всё смешалось одно с другим, но никак не могло раствориться в один однородный напиток. Мысленно перебирая компоненты, я ужасалась: мне казалось, эту гремучую смесь ни за что не смешать и не переварить. Но вместе с ужасом росло и любопытство: так какой же у нее вкус, у этой Японии?

– Да, хочу, – твердо сказала я и улыбнулась. – Мне кажется, это будет весьма… необычно.

* * *

Мы с русским геофизиком Кириллом сидели у гейта в ожидании рейса Москва – Токио.

Кирилла я запомнила ещё вчера, когда нас – шесть человек – собрали в посольстве перед самым вылетом для поздравлений по поводу выигранного гранта и последних ЦУ. Он тогда спросил у зампосла, можно ли нам работать в Японии. Когда зампосла ответил, что нет, Кирилл глубокомысленно произнёс:

– Ну ёшкин кот… Я вот слышал, что один братан тоже на учёбу поехал и нормально так нагрузился баблом!

Часть наших сдержанно улыбнулись, часть в священном ужасе округлили глаза. Зампосла очень тактично ничего не расслышал.

В основном же наша тихая группка новоиспечёных японостудентов выглядела то ли усталой, то ли напуганной. Никто ни с кем не разговаривал, не знакомился, не шутил, не предлагал собраться и отметить наш приезд в Японию как следует…

Я рассматривала двух девочек. Одна была стройная и голубоглазая, вторая немного покрупнее и потемнее, в мохнатом черно-желтом свитере. Скорее всего, верблюжьем, решила я.

– Откуда вы, девчонки? – спросила я их.

Верблюжий свитер только как-то странно посмотрела на меня. Симпатичная, видя, что отвечать больше некому, вежливо сказала:

– Из Питера. А ты?

– Из Сибири, – улыбнулась я.

Я хотела ещё что-то сказать ей, но Кирилл заорал мне в левое ухо:

– Марина, всё, посадка, ёшкин кот!

И мы пошли…

Нас окружали кнопки. Они были справа, слева и впереди. Наверняка сзади тоже были, просто мы туда не смотрели. Нам вполне хватало и тех, что имелись в поле зрения: мы были заняты тем, что сосредоточенно тыкали разноцветные кружочки, стараясь не пропустить ни одного. И так как мы не утруждали себя прочтением надписей иероглифов на кнопках, то результат всегда был приятным сюрпризом: то выскакивала подставка для ног, приятно задирая их вверх, то кресло вдруг плавно падало на пол, принимая форму кровати, то вдруг тебя начинало безудержно колотить от общего массажа тела.

– Смотри, смотри, это, наверно, Токио! Видишь, как светится! Ой, а это чё за кнопка такая? Ну-ка ща посмотрим! Ого-го, вот это ни хрена себе, ёшкин кот!

Открытие Японии началось здесь, в салоне бизнес-класса японских авиалиний, на рейсе Москва – Токио.

* * *

– Слушай, а че это у них всех такое с ногами-то, а? Проблема у них с ногами-то, ёшкин кот…

В международном токийском аэропорту в ожидании пересадки на Осаку мы с Кириллом были заняты тем, что в упор рассматривали каждую пару женских японских ног, проходящих мимо.

– Не, ну ты посмотри – уже два часа сидим, а ни одной с нормальными ногами я пока не видел… Ну ты скажи мне, Марина, разве я не прав?!

Стоит отметить – Кирилл был прав. С ногами у японок действительно вышла незадача. Они были… слегка округлены. При этом японки, по всей видимости, не усматривали в этом абсолютно ничего критичного. Глядя на кусок материи на их бёдрах, я порой реально хотела спросить, что это – короткая юбка или широкий пояс.

Позже я, конечно, узнаю, что это исторически обусловлено и особая форма ног образовалась из-за долгого сидения на коленках в позе «сэйдза», а походка носками внутрь – от хождения в деревянных сандалиях и узком кимоно. И что японки (и что важно – японцы!) действительно не считают это недостатком. Что у них совершенно другие критерии красоты.

А пока я только искренне сочувствовала Кириллу и пыталась его убедить, что Киото, где он будет учиться, – это родина гейш и уж там-то точно найдётся куча японских девчонок с умопомрачительными ногами, которые не будут косолапить, а будут стройны и грациозны, как горные лани.

«Ну, может, с кучей – это я погорячилась», – подумала я через час.

Ну пять-шесть точно найтись должно…

Но с каждой новой парой ног Кирилл суровел всё больше и со вздохом «In whisky veritas!»[2]2
  Истина – в виски (англ.) – калька с латинского выражения In vino veritas (Истина – в вине).


[Закрыть] прикладывался к фляжке с Jonny Walker. Я только успела подумать, как будет жаль, если из-за японских девок хороший парень сопьётся, как наконец объявили наш рейс на Осаку…

* * *

В аэропорту Осаки мы попрощалась с Кириллом. Он ехал в Киото, а мы – в Осаку. Нас рассадили в микроавтобусы и повезли в разные стороны. Девочки из Питера были со мной.

Ехали мы долго. За окном в ночи мелькали неоновые вывески незнакомых ресторанов и магазинов, проносились автострады, моллы, высотные здания… Я, как завороженная, смотрела на всплески огней. Так вот ты какая, Осака…

Внезапно огни закончились. За окном потемнело. Почему-то начался лес, а автобус стал медленно ползти куда-то вверх. Я заметно встревожилась.

Симпатичная девочка вдруг заговорила:

– А ты знаешь, что наш университет не в Осаке?

Я округлила глаза.

– Не поняла?

– Ну рядом с Осакой, только в какой-то глухой деревне.

Я сидела и моргала, пока автобус мерно покачивал меня на горной дороге. В смысле не в Осаке? Какая ещё деревня? В Японии, в этом портале в будущее, в Японии, где роботы, Sony и технологии, в этой моей хай-тек и диджитал Японии что, есть ГЛУХАЯ ДЕРЕВНЯ?!

Наш минивэн выехал на ровную площадку и остановился. Мы осторожно вышли из машины. Стояла кромешная тьма. Вокруг нас были только деревья и кое-где торчащие одинокие кусты. А над ними, поодаль, тёмный силуэт гор на фоне ночного неба.

Ой, а что это за странный звук? О боже, это что… насекомые?!

Грозная японская комендантша повела нас по дороге меж кустов к общежитию. Я молча брела за ней с чемоданом, а внутри всё сыпались осколки разбившейся мечты. Симпатичную вдруг отняли у нас и увели в другое здание, а я осталась с Верблюжьим Свитером.

Комендантша нажала на кнопку. Японский лифт оказался говорящим. Он старательно объявлял этажи и очень просил быть внимательными, так как двери открываются. А потом опять просил, потому что закрываются. Если бы он мог, он бы точно поклонился.

Наконец, нам показали комнаты. Ух ты! Гораздо просторнее, чем я ожидала. Вполне можно сесть, лечь и даже делать несложные асаны, не упираясь пяткой в стену. Стены, кстати, не из рисовой бумаги. На полу не татами[3]3
  Татами – маты, которыми в Японии застилают полы домов. Плетутся из тростника игуса и набиваются рисовой соломой, хотя в последнее время для набивки используется и синтетическая вата.


[Закрыть], а линолеум. И кровать вроде обычная, и стол со стулом тоже человеческие.

Я села на кровать. Рядом зашуршало антибактериальной упаковкой выданное арестантам студентам бельё.

Вот здесь я теперь буду жить.

Я отдвинула серую штору с окна. Далеко внизу, дразня и подмигивая, переливалась ночными огнями Осака. Так близко – и так далеко…

И тут до меня дошло.

В КОМНАТЕ НЕТ ДУША.

И ещё.

И ТУАЛЕТ У НАС БУДЕТ ОБЩИЙ?!

…Осторожно придерживая полотенце и мочалку, выйдя из душевой с гелем для душа в зубах, я ногой открыла дверь в комнату. Ногой же и закрыла. Открыла чемодан и достала оттуда внушительных размеров косметичку.

На общем умывальнике в коридоре друг за другом постепенно выстроились масло для снятия макияжа, антибактериальный гель, скраб, бальзам для глаз и крем для лица.

Проходившая мимо Верблюжий Свитер взглянула на мой косметический прилавок как-то косо, но ничего не сказала. Я мило улыбнулясь ей и достала бутылек с термальной водой. За зубной пастой, правда, пришлось вернуться в комнату.

…Вычищенная и вымытая, я заправила казённым бельем кровать и выключила свет. Голова коснулась чего-то жесткого. Я потрогала подушку: она была набита некой подозрительной субстанцией вроде мелких бобов.

«Тут тебе не гостиница и даже не лондонский колледж, – пробормотала я себе, засыпая. – Тут, видишь ли, японская общага. Ничего, привыкай».

* * *

В общежитии узнаешь много новых, интересных вещей.

Например, что оно на самом деле мужское. И только пятый этаж выделен нам, женщинам. Узнав об этом, я больше не удивляюсь африканским мальчикам, постоянно встречающимся в лифте.

Рано утром начинают петь вьетнамские студентки, живущие в другом конце коридора. Это у них какой-то национальный обычай – голосить в семь утра. Что просто-таки бесит Ларису (Верблюжий Свитер), потому что они её постоянно будят. Меня будят не они, а вопли с расположенного рядом футбольного поля: безумные чуваки, одетые в какие-то доспехи, собираются уже часов с восьми, орут и набрасываются друг на друга.

Кухня у нас общая на весь этаж. К тому времени, когда я просыпаюсь, вьетнамки дружной оравой уже варят ланч из китайской капусты. Я и сама-то не модель, но они мне все по плечо.

– Охаё![4]4
  Доброе утро!


[Закрыть] – говорю я им по-японски.

– Коннитива![5]5
  Добрый день!


[Закрыть] – улыбаясь, отвечают они хором.

Я открываю общий холодильник и беру свою пачку молока, чтобы залить хлопья. Мне кажется, кто-то им регулярно пользуется. Как и моим маслом. Этот кто-то, видимо, логично считает, что если холодильник общий, то и его содержимое тоже общее. Хотя, если честно, вчера, когда моё молоко закончилось, я сама тайком отлила у Ларисы. Вот высоченная болгарка Албена уже стала подписывать свои продукты. Она очень умная и все время занимается: ей нужна пища для быстрого мозгового функционирования.

А моя соседка Марьяна из Венгрии купила себе личный холодильник. Что она с ним будет делать в конце учёбы, я не знаю. Марьяна полненькая, эмоциональная, носит очки и все время сидит в своей комнате. Иногда я слышу, как она на венгерском с кем-то ругается по телефону. Хотя, может, она так общается.

Кухонная утварь у нас тоже практически общая. Теми тремя сковородками, которые купили Албена, Марьяна и Лариса, пользуется весь этаж. Разумеется, об этом знают все, кроме них. Вьетнамки свою посуду на кухне не оставляют, а мудро уносят в с собой комнаты.

Готовим мы с Ларисой и Женькой (симпатичной) сообща, на Ларискиной сковородке. А иногда мы идем готовить в Женькину общагу рядом: она женская, поновее, и кухня там побольше. Женька сковородку еще не купила, поэтому потихоньку заимствует у соседней румынки. В первую же готовку открылась моя полная профнепригодность.

– Ты что, не умеешь чистить картошку?! – удивилась Лариса с таким видом, как будто это самый важный навык в жизни.

– Наверно, нет, – пожала плечами я и продолжила скоблить картофелину ножом.

– Нужно делать не так! А вот как! – Она выхватила у меня нож и начала ловко снимать шкуру.

– О’кей, я попробую, – сказала я и чуть не отрезала себе палец. – Ух ты! Мне кажется, получается!

В комнатах у нас, понятное дело, никто не убирается. Купленные недавно перчатки для мытья пола я отдала Ларисе: все равно я пол мыть не умею. Та теперь носится каждое утро в перчатках и с тазом в туалет и обратно. Я же купила себе влажные салфетки: протираю ими те участки пола, которые кажутся особенно грязными.

А вчера я впервые сама загрузила белье в стиралку и даже включила её кнопочками-иероглифами. Машинки в общаге какие-то японские простейшие. Они стирают холодной водой на одной программе и не вращают белье в барабане, а просто мешают его, как в ступке, слева-направо. Разумеется, ничего не отстирывают. После стиралки белье перекладывается в автоматы сушки. Если ты ушел из стиральной комнаты до того, как сушка окончится, то горе тебе – в следующий раз найдешь свое белье вываленным где-нибудь рядом, а сушку занятой чужими вещами.

Тут у нас, понимаешь ли, очередь.

– Марина, как ты? Справляешься в общежитии? – тревожно спрашивала меня мама по телефону. – Как учеба? Как страна?

– Да, мам! Тут все замечательно, – радостно отвечала я. – Учеба пока не началась, но я уже умею стирать и чистить картошку! Мне нравится в Японии!

* * *

Сегодня мы с Женькой и Ларисой смело спустились с нашей деревенской горы в поисках крупного продуктового. Мы шли мимо японских домиков с изогнутыми крышами, и на каждой двери красовалась табличка с именем хозяина. В садиках домов росли кудрявые деревца бонсая[6]6
  Бонсай – искусство выращивания точной копии настоящего дерева в миниатюре.


[Закрыть]. Благовоспитанные японские собаки сиба[7]7
  Сиба-ину – порода охотничьих собак, выведенная на японском острове Хонсю.


[Закрыть] не лаяли, а лишь удивлённо смотрели нам вслед.

Продуктовый нашёлся быстро. По устройству он был похож на европейский. За тем отличием, что в нём не было развесного сыра и колбасы. В мясном отделе были аккуратно расфасованные и по-разному порезанные говядина, свинина, курица производства Австралии и Америки и отдельная стойка для пронизанного красивыми узорами алого японского мяса.

– Мраморное! – догадались мы.

Еще в японском супермаркете не было сметаны, оливок, соленых огурчиков и «Рафаэлло». Зато были японские сладости из рисовой муки, мороженое из зеленого чая и соленые печенюшки со вкусом рыбы. Не было наших гречки, манки, пшенки, даже обычного геркулеса! Зато продавались гречневая лапша и десятки видов риса. Вино обнаружилось в весьма ограниченном выборе из пяти марок, из них одно японское сливовое. Водки вообще не имелось в наличии, зато на полках красовались разноцветные бутылки саке и японских настоек из картофеля, овса и еще чего-то, что мы не могли прочитать – слишком сложный иероглиф. Мы не нашли нужной для борща свеклы, зато обнаружили кучу продуктов, которые видели впервые в жизни. Широко открыв глаза, мы шли вдоль рядов невиданных листьев, овощей, корений, солений и каких-то совершенно непонятных субстанций, по слогам читая названия:

– Мизу-на, сё-га, и-май-мо, кон-няку, то-фу… Ааа, тофу! Тофу мы знаем! – радовались мы и продолжали: – Э-рин-ги, сии-такэ…

Все вчетвером мы задержались у холодильных полок, разглядывая десятки видов рыб и морепродуктов, красиво возлежащих на льду.

– Ой, я еще никогда не видела осьминога, – тихо призналась Женя.

– Всё, что я могу здесь узнать в лицо, – это семга, – заключила я.

– А вот это похоже на нашу селедку. – Она разглядывала какую-то блестящую рыбину.

– Смотрите, а тут написано «магуро»! Это же тунец по-японски! – блистала познаниями Лариса.

Мы повернули головы и уставились на тунца. До этого он был нам знаком исключительно по консервам.

– А я и не знала, что тунец красный, – удивилась Женька. – В банках он такой бледненький…

– Девчонки, а сколько они всяких моллюсков едят! Смотрите, какие-то кай-ба-си-ра… хо-та-тэ… И икры всякой! Мэн-тай-ко… и-ку-ра… Ой! – Я резко замолчала и еще раз сверилась с ценником.

Там было написано ИКРА. Совершенно японскими буквами было написано совершенно русское слово. Мы стояли и пялились на прозрачную упаковку красной икры с этикеткой.

– Это чё значит, японцы икру икрой называют, что ли?

– Наверно, из русского перешло в японский, – предположила Женя.

– А вы что, не знали? – пожала плечами Лариса. – Они уже давно считают это слово за свое. И хираганой[8]8
  Хирагана – японская слоговая азбука, одна из составляющих японской письменности наряду с катаканой, кандзи, арабскими цифрами и ромадзи.


[Закрыть] пишут.

– Ммм! – протянула я.

– А, точно! – вспомнила Женька. – Но у нас икрой называют любую икру, а в японском – только лососевую.

– А как тогда они называют черную? – поинтересовалась я.

– Кажется, «кявиа».

– То есть красную икру они взяли с русского, а черную – с английского?

– Да, в японском много заимствованных слов. Вот сигареты, «табако», – с португальского! А подработка, «арубайто», – с немецкого! – назидательно поучала Лариса.

– Ладно, девчонки, – сказала я. – Пойдемте-ка лучше возьмем итальянских спагетти на ужин.

И мы пошли в отдел, который уж точно есть в каждом супермаркете любой страны. В объединяющий и примиряющий национальные вкусовые особенности отдел компромисса. В интернациональный отдел макарон.

* * *

В полдень все иностранные студенты оживленно толпились перед высокими дверьми. Нам обещали банкет, поэтому никто сегодня не завтракал. Наконец двери распахнулись, и студенты потоком ринулись в залу приемов с большим столом, вокруг которого стояли наши будущие учителя, директора и всякие высокопоставленные лица.

В течение долгих торжественных речей мы дружно исходили слюной. На банкетных столах красовались сочные суши, возлежали салаты, ароматно дымилось горячее в больших серебряных блюдах… Наконец, после всех бесконечных привествий со стороны университета и Министерства образования Японии, нас попросили к столу.

Собственно, долго нас просить не пришлось. Голодным табуном студенты бросились на еду, как иностранные беженцы на японскую гуманитарную помощь. Вместе со всеми я тоже было кинулась к манящей пище… Но остановилась. Из приборов на столе присутсвовали только палочки. Вилок не было.

Я беспомощно оглянулась по сторонам и увидела, как остальные умело орудуют двумя тонкими дощечками, ловко поддевая мясо, спагетти, брокколи. Прямо передо мной, аппетитно лоснясь, призывно пестрели суши. «Лежат суши – нельзя скушать», – мрачно подумала я, и мне захотелось рыдать. Вокруг довольно жевали, уплетали, причмокивали. Желудок съежился от голода. Тогда я сглотнула слюну и решилась.

– Закрой меня на минутку, пожалуйта, – попросила я стоящую рядом Женю. Она послушно прикрыла меня спиной.

Неумело схватив палочки, я попыталась пошевелить ими, но ничего не вышло.

Я присмотрелась, как держит их стоявший неподалеку долговязый парень. Зажала в руке так, как он. Подрыгала верхней палочкой. Поклацала ими друг об друга… И ухватила суши. У меня получилось!

Когда я уничтожила почти все суши на блюде, ко мне подошел один из учителей.

– Вы отлично владеете палочками! – воскликнул он.

– Спасибо, – промычала я с достоинством и полным ртом.

«Минут семь как в руки взяла», – хотела добавить я, но семга во рту мне помешала.

Так голод учит иностранного студента суровым реалиям японской жизни.

* * *

На распределительном тесте по японскому мы все сидели по трое за партой. Я рассматривала затылки белокурых девочек впереди, которые почему-то казались мне немками. Я уже подписала все иероглифы, и делать больше было нечего. Я по-японски как собака – только говорить не могу, а так всё понимаю. И иероглифов знаю кучу, что-то около 2000. Какой-то смазливый парень с параллельного ряда всё пытался привлечь мое внимание таинственными знаками, которые я решительно игнорировала. После десятиминутного игнорирования я сообразила, что они предназначались вовсе не мне, а Женьке. Тут же решила, что сидящий справа блондин в очках гораздо симпатичнее.

После теста всех отпустили восвояси, но студенты не торопились расходиться. Как слетевшиеся с разных концов света насекомые, они собирались в небольшие группы и приветственно жужжали в холле, пытаясь вступить в контакт с как можно большим количеством себе подобных. Мы стояли у входа в корпус: я, Женя, Лариса и три парня, одним из которых был тот, что делал знаки Женьке. Он оказался итальянцем Стефано из Неаполя.

– Японцы зовут меня просто Сте, – почему-то гордо заявил он. Кроме маленького роста, своеобразной внешности и спущенных донельзя джинсов, у Стефано был еще прекрасный японский.

– А мое имя Жан, и все зовут меня просто Жан, – представился нам стройный блондин в очках, и «н» в нос сразу выдала в нем француза.

– А меня зовут Андрий, можете говорить со мной по-русски, – с красноречивым «г» сказал парень в оранжевой рубашке.

К нам подошли белокурые девушки, которые оказались польками. Потом высокий и худой американец Трэвис. Сверкающий белозубой улыбкой на смуглом лице иранец Реза. Белокожий новозеландец Тим, темноволосый филиппинец Иен.

Обсуждались вопросы первичной важности – кто, откуда, будет ли поступать в аспирантуру, пьет ли пиво или другие напитки… Стефано вещал про жизнь в Италии, я иногда переспрашивала его по-английски. Этот язык у Стефано был не столь блестящ, как японский, поэтому в конце концов он не выдержал.

– Почему ты не говоришь по-японски, Марина?! – возмутился он.

Гордость не позволила мне ответить, что я просто не могу.

– Если ты не в курсе, то международный язык – английский, – пытаясь выглядеть достойно, парировала я.

– Да, но сейчас-то мы в Японии, – не унимался Стефано. – Будь любезна, говори, как здесь принято!

Я подумала и не нашла что ответить.

– Стефано, да пошел ты, – сказала я. – Говорю, как хочу.

Больше Сте спорить не стал.

С этого дня мы подружились.

* * *

Знаете, что стоит в Японии на каждом углу? Нет, не гейши. И не небоскрёбы. И даже не сакура.

На каждом углу в Японии стоят комбини. Это что-то вроде наших киосков и павильонов, только модернизированные, географически рационализированные, открытые 24 часа в сутки и с по-японски вежливым персоналом. Это было чудо.

Сначала сложно было поверить в то, что даже в нашей гористой местности возможно приобрести товары первой и не очень необходимости в любое время суток. Что достаточно только спуститься с нашей горы вниз минут пять. Поэтому мы как-то с девчонками даже специально ходили ночью посмотреть – а вдруг продавцы всё же заснули или уехали, закрыв магазин из-за отсутствия покупателей? Но нет – комбини всегда готово и приветливо открывало нам автоматические стеклянные двери своего неподвластного течению времени продовольственного рая. И само слово «комбини», краткий японовариант от «convenience store[9]9
  Небольшой магазин, открытый допоздна, а иногда и круглосуточно (англ.).


[Закрыть]», звучало для нас совершенно по-особому. Оно означало оазис еды, питья, алкоголя и средств гигиены 24 часа в сутки среди нашей горной пустыни.

Позже я поняла, что комбини в Японии существуют везде и всюду. Кажется, они есть даже там, где вообще больше ничего нет – просто на всякий случай, как символ цивилизации, ярко светящий своим флюоресцентом в темноту дикого космоса. И я готова петь дифирамбы этой победе человеческого разума над ночью, первобытным страхом и сельской местностью. И, поверьте, не я одна.

Стефано был страстно очарован японскими комбини. Сначала он долго матерился про то, как ему осточертело, что ночью в Италии невозможно купить ни хрена (не совсем дословный перевод). Потом заявил, что непременно откроет комбини в Неаполе, если, конечно, мафия его не убьёт. Того же самого намерения были полны все иностранные студенты, особенно ранним утром, когда все остальные магазины ещё закрыты, а они после клуба голодные возвращались в универ. Комбини благодарна половина моего общежития, когда ночью оно приветливо распахивает свои двери и услужливо сбывает всем пиво и виски в неограниченных количествах. И именно в комбини бегал американец Трэвис ночью за резиновыми изделиями № 1 и, стыдливо потупив глаза, просил дать ему «биг сайз»…

Короче, без комбини мы и все остальные японцы влачили бы жалкое существование, лишенное радостей жизни. Ведь там есть всё необходимое человечеству: от воды до пирожных, от бритв до чулок и прокладок, от батареек до туалетной бумаги и модных журналов. Здесь можно сделать ксерокопии, отсюда можно отправить факс. В комбини всегда есть туалет, телефон, банкомат, почта и аппарат для коммунальных платежей. И мне кажется, что если бы остальные магазины закрылись, фирмы разорились и вообще Японию накрыло медным тазом, то японцы бы, как в ковчеге, закупорились в близлежащих комбини. И не только пережили бы потоп, но и с комфортом просуществовали в них до восстановления в стране порядка, экономического роста и рождения нового наследника в императорской семье.

* * *

Оказывается, когда нет денег, то узнаешь много нового.

Не, ну как – «нет». Нам выдали стипендию – целых 135 000 иен. Звучит неплохо, да?

Но оказалось, что много нулей в иенах – ещё не повод для радости! Как минимум 2 из них надо отбросить, чтобы понимать сумму в твёрдой американской… Получилось около 1300 баксов, 300 из которых идёт на общагу. Итого, 1000 долларов в сухом остатке.

На первый взгляд жить можно. Только вот на автобус до ближайшей станции из нашей гористой местности и обратно уходит 5 долларов. На электричку – ещё столько же… Короче, я быстро поняла: придётся быть экономной.

Оказалось, что за один поход в продуктовый можно потратить от 10 до 200 баксов. Теперь я составляю список нужных вещей, а не хватаю с полок всё, что приглянулось. Так как с математикой я не дружу, то иногда приходилось отказываться от некоторых вещей прямо на кассе. Стыдно, конечно, но такова цена экономии.

До приезда в Японию я имела смутные представления о том, где, как и почём продаётся мясо. Зато теперь я отлично знаю, сколько стоит 100 граммов говядины в Стране восходящего солнца. Где-то 5 баксов. Да-да, в Японии она продаётся по граммам, не по кило. Самая дорогая – японоговядина, то самое «мраморное мясо». Цены на него взлетают до небес – 1 доллар за грамм! Я также знаю, что в Японии свинину и говядину продают незамороженными, уже без костей и тонко нарезанными, в пластиковых расфасовках на одну готовку. Знаю, что курица дешевле говядины: четыре ножки стоят всего 3 доллара.

Морепродукты в Японии стоят дешевле мяса. За 3–4 доллара можно купить кусочек вареного осьминожка или пачку свежих креветок. Суши и сашими, в зависимости от магазина, можно купить за 5 долларов, а можно и за 25. Основным деликатесом считаются жирные части тунца «тю-торо» и «о-торо». Для нас они, конечно, непозволительная роскошь, но мы все равно иногда стоим напротив красивых витрин, щедро пуская слюну. Потом, пересчитав наличность, шли к более доступным роллам с огурцом…

Кроме этого, теперь я знаю, что в Японии ужасно дорогие овощи и фрукты. По крайней мере для нас, бедных правительственных студентов. Недавно видела упаковку из четырех помидоров за 1000 иен. Десять баксов за четыре несчастных помидора!