Текст книги "Жить на свете стоит"

Когда в воскресенье вечером Стахова совершала очередную вылазку к холодильнику, мобильный все-таки залился трелью, но это оказался вовсе не Масленников. Нажав кнопку ответа, она услышала голос Максима и даже опешила слегка.

– Я не оторвал вас от важных дел? – Ей даже показалось, что она видит, как Максим улыбается, чуть склонив голову к правому плечу.

– Разве что от тарелки творога с джемом, – уронив ее на пол, развеселилась отчего-то Ника. Бело-оранжевое пятно, украшенное вкраплениями голубых и желтых осколков, расползлось у ее ног.

– О, я страшно виноват, прошу простить меня! – притворно испугался Гавриленко. – Может быть, вы позволите мне как-то компенсировать утрату? Я не уверен, что в Москве есть места, в которых подают столь экзотическое блюдо, но попросить-то можно…

– Это вы так витиевато пытаетесь завуалировать приглашение в ресторан, Максим Алексеевич? – Ника совсем не чувствовала раздражения, наоборот, ей вдруг очень захотелось пойти с ним куда-нибудь, просто вспомнить, что это такое – ужин с новым мужчиной, пусть даже и не интересующим ее.

– Вы меня рассекретили, Вероника! Так как – принимается?

– А принимается, – решительно заявила Стахова. – Но мне нужен час, чтобы собраться.

– Вы необыкновенная женщина. Обычно на сборы уходит полдня, – заметил Гавриленко.

– Вам повезло – я вообще уникальна, – заверила она.

В ответ раздался смех, и Ника почувствовала, что ей почему-то легко с этим человеком, как будто они знакомы много лет. К ее удивлению, Гавриленко спросил улицу и номер дома, и это в свете произошедших событий выглядело совсем уж странным. «Не вяжется что-то у меня, – подумала она, положив трубку и направляясь в ванную. – Если это от него гонец приходил, так не мог Гавриленко улицу не знать. Ладно, не буду пока об этом – и вообще с ним об этом не буду, посмотрю, как поведет себя».

Откровения этого вечера не ограничились только незнанием адреса. Гавриленко приехал за рулем довольно потрепанного «БМВ» темно-синего цвета. Автомобиль оказался не последней модели, без новомодных наворотов и блатных номерных знаков. Сам же водитель, вышедший из машины, совершенно не походил на того Максима Гавриленко, с которым Ника говорила в его офисе. Одет он был просто, без шика и излишней дороговизны, в самый обычный светло-серый свитер и потертые джинсы, и Ника похвалила себя за то, что тоже решила не наряжаться, а выбрала любимое темно-зеленое платье с неярким узором из тонких листьев папоротника. Вечер выдался теплым, и Стахова не стала надевать плащ, ограничившись мягкой кашемировой шалью, небрежно наброшенной на плечи.

– Вы прекрасно выглядите в платье, – с ноткой восхищения проговорил Гавриленко и вдруг смутился, как подросток: – Простите, я, кажется, ляпнул бестактную глупость…

– Ну что вы, – улыбнулась Ника, останавливаясь у машины, – я привыкла, что окружающие считают меня огромной и способной носить только брюки. Я давно не комплексую по этому поводу.

– Вы просто умница, Ника! А я вот до сих пор не могу отвыкнуть сутулить плечи, – признался Гавриленко, открывая дверцу и помогая Нике сесть. – Я же так вымахал еще в шестом классе, говорили, что это какая-то патология, лечить даже пытались, но потом как-то выровнялось все, а привычка сутулиться так и осталась.

– Попросите кого-то из охраны щипать вас за бок, – хохотнула Ника, и Максим тоже рассмеялся:

– Я обхожусь без охраны, терпеть не могу этих демонстративных понтов. Никакая самая обученная охрана не поможет, если кому-то придет в голову убрать меня. Да и делается это сейчас совершенно иными способами. Цивилизованными, так сказать.

«А не намекаешь ли ты на то, что с помощью СМИ, например, так легко уничтожить человека, что и на пули тратиться не придется?» – подумала Ника, наблюдая за тем, как уверенно Максим ведет машину и как легко ориентируется в довольно запутанной системе переулков с односторонним движением.

– Вы не спросили, куда я вас везу, – заметил Гавриленко спустя несколько минут. – Не боитесь?

Ника пожала плечами:

– Мне кажется, у вас нет повода желать мне неприятностей. Я привыкла доверять людям, с которыми работаю и общаюсь.

Гавриленко удовлетворенно кивнул. Нике показалось, что именно такого ответа он и ожидал, а не того, что она начнет кокетничать в стиле «мужчина, я вас боюсь». Хотя что-то внутри тихо нашептывало: «А зря, нужно бы если не бояться, то хотя бы опасаться, все-таки непонятный он какой-то». Но Стахова крайне редко меняла свои решения и если уж села в машину, то теперь выйдет из нее только там, куда привезут.

Гавриленко привез ее в небольшое кафе, где почти не было народа, несмотря на вечер воскресенья, вкусно пахло свежеиспеченным хлебом, а большие «деревенские» столы создавали совершенно неповторимую атмосферу.

– Вы ведь хотели творог, – ответил Максим на немой вопрос, застывший в глазах Ники, – ну, так в этом заведении он такой, что вы забудете обо всем на свете.

Но во время ужина Ника поймала себя на том, что совершенно не ощущает вкуса блюд, которые как-то совсем незаметно приносила официантка. Гавриленко как будто прорвало – он говорил и говорил, рассказывал о своем детстве, о годах учебы, о том, как он служил в армии, не воспользовавшись связями матери и отца в медицинском мире. Ника слушала и жалела, что не может записать этот монолог на диктофон – получилась бы прекрасная «портретная» статья. Но потом одернула себя – вот так устроила себе отдых, даже здесь, наедине с импозантным, интересным мужчиной думает о работе. Тряхнув головой, она спросила:

– Вы все время говорите о матери. А отец? Помните, вы обещали мне рассказать о двух своих отцах…

По лицу Максима пробежала тень, он обхватил белую толстостенную кружку, над которой поднимался пар от горячего молока, и пробормотал:

– Может, в другой раз? Сегодня как-то…

– Простите, – смутилась Ника, поняв, что эта тема является весьма болезненной для Гавриленко.

– Вы не хотите пройтись, Ника? – вдруг спросил он. – Прогуляться немного, тут недалеко отличный бульвар… Я в детстве очень любил там гулять.

– Я не против.

…Дома, лежа в кровати с включенным ночником, Ника перебирала в памяти детали прогулки и так и не могла понять, что это было. Искренность Максима не вызывала сомнений, она чувствовала, что ему на самом деле было приятно провести с ней вечер. И совершенно нелепой казалась на фоне всего этого мысль о том, что Гавриленко мог запросто отправить к ней того «ночного гонца».

Понедельник начался с сюрприза. Сценарий был прежним – белый конверт без надписей, листок с набранным на компьютере текстом. Разве что текст отличался, он гласил: «Не зарывайся, девочка, будет хуже».

Ника молча скомкала записку и выбросила, решив, что на сей раз Масленникову ни слова не скажет. Она спокойно включила компьютер и открыла файл со статьей о ценах на испанскую недвижимость. Работа увлекла ее настолько, что Ника даже не заметила, как в их кабинете появился Артем. Положив руки на спинку ее кресла, он, воровато оглянувшись, чмокнул Нику в макушку и, как будто не было ужасного пятничного вечера на его даче, спросил:

– Ты пообедать не хочешь?

– Я на диете, – как можно равнодушнее проговорила Ника, щелкая мышкой по картинкам из фотобанка.

– Ну перестань, Никуся, не сердись!

– У меня полно других дел кроме как сердиться на тебя. И иди, пожалуйста, обедать, а то гастрит наживешь.

Артем с невозмутимым видом вышел из кабинета. Ника всегда поражалась этому хладнокровию и спокойствию – откуда в тридцатисемилетнем мужчине столько выдержки? Или он сдерживался только при ней? Но сейчас Ника не хотела думать об этом. Куда больше ее интересовало очередное послание от анонима и то, что могло последовать за ним.

Наверное, впервые за все время жизни в столице Ника шла домой и трусливо оглядывалась по сторонам. Пятиминутный путь до двери подъезда показался ей компьютерным квестом «Остаться в живых». В каждом прохожем Ника видела потенциального нападающего, по спине струйкой стекал пот, а колени предательски подгибались. Стахова кляла себя за проявление малодушия, но справиться с эмоциями не могла. Немного успокоилась она в лифте, поднимаясь в узкой кабинке на свой этаж.

– Нет, так не пойдет, – пробормотала она, спускаясь на один пролет вниз и вынимая из кармана ключи. – Это что же, теперь всю жизнь, как сайгак, носиться буду? Чтобы пуля не догнала? Дурдом какой-то…

Ключ в замке проворачивался так свободно, как будто похудел. Ника вытащила его и тупо уставилась на бороздки. Ключ как ключ. А вот с замком что-то явно случилось – даже невооруженным глазом Ника, присев на корточки, обнаружила царапины. Ей стало совсем нехорошо. Дверь была заперта, но это совершенно не гарантировало, что в квартире никого нет. Стахова растерялась – с подобным она столкнулась впервые, а потому совершенно не понимала, что делать. Единственной мыслью, пришедшей в голову, было позвонить Артему. Так она и поступила, спускаясь по лестнице и выходя на улицу.

– Ты не мог бы подойти сейчас к моему подъезду? – заговорила она сразу, едва Масленников ответил.

– Что случилось?

– Я тебя прошу…

– Хорошо, сейчас.

Моросил дождь, зонта у Ники, разумеется, не было, и она решила дождаться прихода Артема в супермаркете. Она заняла удобную позицию между стеклянными дверями, откуда хорошо просматривалась проходная редакции, так что пропустить Масленникова она не могла. Очень хотелось есть, обед она сегодня пропустила, а дома – совершенно точно пустой холодильник, но Нике сейчас даже в голову не пришло быстро пробежаться вдоль полок и прилавков и купить что-то на ужин. Показался Артем, на ходу застегивающий ветровку. «Педантичный, как всегда, не может позволить себе даже через дорогу перейти, не застегнувшись», – почему-то с раздражением подумала Ника и, толкнув дверь, вышла на улицу под дождь.

– Почему ты без зонта? И что случилось? – Артем крепко взял ее за руку и потянул к подъезду. – Давай скорее ключи, мы сейчас совсем промокнем.

Ника вдруг уперлась:

– Погоди… давай лучше в кафе зайдем, а?

Кафе, в котором они обычно обедали, располагалось в соседнем доме, однако Артем неожиданно тоже проявил настойчивость:

– Мы в шаге от твоего подъезда, какой смысл бежать по дождю через дорогу?

– Артем… я прошу, пожалуйста… мне надо тебе кое-что сказать… – взмолилась Ника, которую ужасно пугала перспектива снова подходить к собственной двери, за которой могло обнаружиться что угодно.

Масленников вздохнул, но ничего не сказал, развернулся и пошел в сторону кафе.

Они уселись на уютный диван в углу, Артем заказал чайник чая и пару бейглов с курицей, даже не поинтересовавшись, будет ли есть Ника. Он привык решать такие мелкие вопросы за нее, и раньше Нике такая забота была приятна. Но сейчас ей необходима была защита, а уверенности в том, что она ее получит, не было.

– Рассказывай, – проговорил он, вынимая из кармана ветровки сигареты и зажигалку.

– Мою квартиру открывали и повредили замок. Я не исключаю, что и сейчас там кто-то может быть, – выпалила Ника, опередив его и выдернув из пачки сигарету раньше, чем это успел сделать сам Артем.

Он щелкнул зажигалкой и дал ей прикурить, но выглядел при этом так спокойно, словно ничего только что не услышал.

– Почему ты молчишь? – сделав пару нервных затяжек, спросила Ника. – Ты не веришь мне?

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Белочка. Ты стала совсем нервная, мерещится тебе всякое…

Ника испытала желание вскочить и убежать, чтобы не выслушивать больше ничего, но она понимала: идти некуда, помощи ждать не от кого. О полиции речи не шло – ее поднимут на смех, но сделают это не так деликатно, как Артем.

– Значит, по-твоему, я сочиняю… – медленно, тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянула Ника. – Отлично… Тогда идем, и ты сам убедишься, что замок поврежден! Я тебя за этим и позвала – чтобы ты посмотрел!

– Ты сейчас поужинаешь, и потом мы пойдем и, разумеется, все посмотрим, – спокойно отозвался Артем, углубившись снова в меню. – Девушка, нам бы еще лазанью. – Это относилось к мгновенно возникшей у стола официантке.

Ника вцепилась пальцами в столешницу – это действие всегда помогало ей немного успокоиться – и глубоко задышала. Масленников педантично потушил дымившийся в пепельнице окурок Никиной сигареты, откинулся на спинку дивана и проговорил примирительно:

– Белочка, не злись! Я допускаю, что все так, как ты говоришь, не припомню, чтобы ты отличалась излишней экзальтированностью и склонностью к выдумкам…

– Но все-таки ты не до конца уверен в этом, – перебила Ника. – Более того, ты никак не соглашаешься связать все эти мелкие и крупные пакости с твоей – пардон, с моей, конечно же, – статьей, да?

– Ника, это становится смешным…

– Да? Ну так посмейся – чего мрачный сидишь? Ты накропал статью с тонкими намеками, подписал ее моим именем, и на меня тут же повалилась всякая дрянь в виде подметных писем, каких-то полууголовных идиотов с битами и вскрытых дверей квартиры, и ты же еще сидишь теперь, весь в белом, и стараешься меня убедить в том, что я параноидальная истеричка, да? Классная работа, господин Масленников! Денег-то хоть взял – или так, за идею?

Рука Артема легла на ее запястье, погладила успокаивающе:

– Ну что ты говоришь, Ника, послушай себя! Ты обвиняешь меня… а в чем, собственно? В том, что я отредактировал твою статью так, чтобы она не напоминала гламурный глянец?

– Ты что, действительно не понимаешь? – изумилась Ника. – Ты переписал статью, оставив там только мои запятые! Переписал, вставив туда то, о чем я даже не говорила с Гавриленко! Не го-во-ри-ла, понимаешь? И я думаю, что эти материалы тебе кто-то слил! Как раз для того, чтобы ты их опубликовал!

– Я мог написать это самостоятельно, – сказал Артем, но Ника вдруг обратила внимание на то, как дрогнули пальцы его руки, лежавшей на столе.

– Нет, дорогой. Ты побоялся. Решил, что с женщины спрос другой, да? И так незатейливо меня подставил, а теперь пытаешься отмазаться – мол, не произошло ничего!

– Коньячку не хочешь?

Этот вопрос выбил Нику из колеи, сбил с обвиняющего тона.

– Что?!

– Коньячку, говорю, выпьем? Ты напряженная, взорвешься вот-вот, а сегодня только понедельник.

– Тебе домой еще ехать.

– А я не поеду, – скупо улыбнулся Артем, снова подзывая официантку. – Мне ведь тебя нужно охранять, вдруг кто-нибудь ночью явится.

Нику словно по голове ударили – такой вариант ей в голову не приходил. И это значило, что предложение Артема переночевать у нее придется принять. Она просто не сможет остаться одна в квартире, куда входил кто-то посторонний.

– Я пить не хочу.

– А я вот выпью, пожалуй.

Масленников заказал коньяк и закурил. Ника же чувствовала себя маленькой девочкой, которая не смогла доказать строгому отцу, что не прятала дневник за батареей. В душе ей уже хотелось ошибаться насчет Артема, хотелось верить, что все так, как он говорит, и не было у него никакого умысла и намерения прикрыться ею в каких-то своих целях. Да, в последнее время отношения между ними слегка натянулись и осложнились, но в какой паре не бывает кризисов? Главное ведь суметь преодолеть все и остаться людьми!

Поужинали они молча, и Ника даже сделала пару глотков коньяка, хотя до этого пить не собиралась.

– Не хочу домой, – призналась она, закуривая сигарету.

– Почему? Боишься? Я же с тобой.

– Я не могу объяснить… мерзко как-то…

– Я уверен, что в квартире все в порядке. Идем, уже поздно.

Артем внимательно и долго осматривал замок, потом возился с ключом, который проворачивался и не желал открывать дверь.

– Менять придется. Хорошо, что есть еще один, его сложнее так вскрыть, зря не пользуешься.

– Теперь буду.

Артем вошел первым, обследовал все комнаты, кухню и ванную и крикнул замершей на коврике в коридоре Нике, чтобы закрывала дверь и успокоилась.

Она послушно заперла дверь, бросила сумку на обувную полку и прямо в туфлях прошла в большую комнату. Внимательно оглядывая каждую вещь, Ника старалась вспомнить, на своем ли месте она, не сдвинута ли, не нарушен ли порядок книг на журнальном столике, не открывал ли кто-то второй ноутбук, который она не брала на работу, а использовала только дома. Не было похоже, чтобы кто-то трогал вещи или вообще как-то обозначил свое присутствие в квартире. Однако это не успокоило Нику, она понимала, что замок был вскрыт неспроста, и если тот, кто сделал это, хотел просто напугать ее, то ему задуманное удалось с блеском – она напугана так, что даже ночевать одна боится.

Артем почти силой заставил Нику выпить настойку пустырника, аргументируя это тем, что так ей легче будет уснуть. И правда, через какое-то время ее начало клонить в сон, и Ника, пробормотав что-то об усталости, побрела в спальню, оставив Артема за компьютером в большой комнате. Она не слышала, как он пришел следом, как улегся рядом с ней, даже не почувствовала, как его рука осторожно обняла ее за талию. Но зато чувство покоя и полной безопасности, окутавшее ее, как плед, сохранилось до самого утра.

За завтраком они снова поссорились. Артем не совсем удачно пошутил по поводу Никиных страхов, она огрызнулась, а Масленников, вместо того чтобы промолчать, вспылил:

– Что с тобой происходит, а? Почему ты пытаешься сделать все, чтобы я вышел из себя? Тебе нужно, чтобы я ушел? Ну, понятно – выполнил охранную функцию, начал раздражать присутствием! Так поступи проще – заведи собаку, будешь счастлива, надеюсь.

– Я лучше буду одна, чем несчастна рядом с кем-то.

– А ты со мной несчастна?

– Я с тобой просто не счастлива, понимаешь? Не несчастна, а не счастлива.

Ника встала, аккуратно поставила чашку в раковину и удалилась в спальню одеваться. Через пару минут хлопнула входная дверь – Артем не стал дожидаться ее, ушел.

«Ну почему все так? Наверное, он прав – его присутствие начало меня раздражать, и я уже даже не в состоянии это скрыть. Меня бесит, как он говорит, как ходит, как пьет чай. Неужели с таких мелочей начинается разрыв?»

Артем игнорировал ее всю неделю, но Нику это не особенно заботило. Она поменяла оба замка в двери, написала три больших обзора заграничной недвижимости и купила абонемент в фитнес-клуб, находившийся в трех минутах ходьбы от работы. После первого же посещения йоги Ника поняла, что нашла для себя самый приемлемый способ расслабляться после рабочего дня и выбрасывать из головы все негативные мысли. Тело ныло так, словно Стахова разгрузила вагон дров, но одновременно она чувствовала небывалую легкость и ясность. «Буду стараться почаще ходить», – решила она и в тот же день отправилась за специальным ковриком и подходящей одеждой. Как водится, позвонила Ирине, позвала с собой, и поход в магазин закончился далеко за полночь – в очередном баре.

Ника не выдержала и рассказала подруге о своих подозрениях в отношении Артема. Ирина, внимательно выслушав, попробовала возразить и доказать, что Ника ошибается, однако тут Стахова выложила последний козырь, после чего у подруги пропало желание что-то говорить, защищая Масленникова:

– А к выходным Темочка приготовил мне шикарный подарок. Сегодня вышла вторая статья о Гавриленко, подписанная, разумеется, моим именем. Так вот, я в этой статье даже точек не поставила. И там такое написано, что теперь мне не замок дверной – мне голову вскроют, скорее всего. И я не могу доказать, что Артем какой-то хитрый план имеет, понимаешь? У меня нет никакой информации, кроме интуиции, я просто чувствую, что тут нечисто, что кто-то весьма влиятельный сливает моему шефу материал, а тот кропает статьи на заказ, прикрываясь моим именем. А знаешь почему? Потому что он искренне полагает, что связываться с бабой Гавриленко не станет.

– Глупости какие-то… – пробормотала Ирина, закуривая. – Как это – не станет, когда уже есть и письма, и взлом, и даже синяк в пол-лица уже был?

– Как видишь, Артемушку это не убеждает, и он продолжает подставлять меня.

Ей вдруг очень захотелось выпить – так сильно, как уже давно не хотелось. Но Ирина отказалась поддержать компанию, сославшись на назначенную завтра утром встречу, а пить в одиночестве Ника все-таки считала дурным тоном. Пришлось удовольствоваться десертом.

– Может, ты ко мне ночевать поедешь? – предложила Ника, так как до ее дома было намного ближе, но Ирина снова покачала головой:

– Прости, Никуся, но, если я не высплюсь и не буду выглядеть завтра на все сто, у меня сорвется важная сделка, а это, как ты понимаешь, не в моих интересах.

Ника понимающе кивнула, хотя в душе все же немного обиделась. Но Ирина не могла знать о ее внутренних переживаниях, о ее страхах и опасениях, да и вообще не была обязана выполнять при подруге роль няни и аниматора в одном лице. В конце концов, она и в Москву-то приехала по своим делам, а не для того, чтобы проводить время с Никой в ресторанах.

– Жаль-жаль, – проговорила Ника огорченно, – а то поговорили бы…

– Знаю я наше с тобой «поговорили», – весело отозвалась Ирина. – Не спать до шести утра, потом подремать часик, вскочить и с больной головой и синевой под глазами мчаться на встречу к потенциальному партнеру! Уволь, дорогая, не сегодня. Я ведь надолго приехала, успеем еще наночеваться и наговориться.

Сонный консьерж догнал ее у лифта и сунул в руки букет – на сей раз белые лилии.

– Щедрый поклонник у вас, – буркнул он, широко зевнув.

– Да… – неопределенно пробормотала Ника, чувствуя раздражение.

Гавриленко, судя по всему, начал активные действия – в букете обнаружились два билета на концерт известной оперной дивы. В другое время Стахова с удовольствием бы пошла, пусть даже спутником оказался бы Максим, но сегодня, после очередной ссоры с Артемом, сама мысль о подобном походе показалась кощунством. Она, конечно, не собиралась носить траур, но и развлекаться не хотелось.

В субботу с утра Стахова села в машину, небрежно кинув на заднее сиденье букет лилий и конверт с билетами, и понеслась прямо к офису «Изумрудного города». Она не была уверена, что застанет Гавриленко, все-таки выходной день, но это нестрашно – она просто оставит «подношение» внизу у охранника. Даже объясняться не придется.

Но все сложилось совершенно иначе. Едва Ника вошла в холл, как столкнулась нос к носу с самим Максимом, как раз вышедшим из лифта. При виде Ники он притормозил, но потом решительно двинулся наперерез:

– Вероника? Вы ко мне?

– Да… – чуть смешалась она, но быстро взяла себя в руки и сунула букет Максиму. – Вот. И попрошу больше мне ничего не присылать.

– Но я ведь по-дружески…

– Мы с вами не друзья, Максим Алексеевич, если вы еще не поняли! Даже если вдруг мы с вами прогулялись вечером и кофе попили вместе. И я не прекращу писать о ваших махинациях ни за букеты, ни за билеты, ни даже за деньги. Ведь это – последний аргумент в любом деле, да? Вы ведь так считаете? Так действуете? Всех купили? Ну а со мной осечка вышла! – запальчиво проговорила Ника, глядя в растерянное лицо Гавриленко. – Я не продаюсь, понятно? И в вашей дружбе тоже не нуждаюсь! Не может быть дружбы с человеком, угрожающим женщине перебить пальцы!

Она повернулась, чтобы уйти, но Гавриленко крепко ухватил ее за рукав пальто:

– Ну-ка постойте!

– Что еще? – рванулась Ника.

– А то, что приличные люди не разбрасываются обвинениями налево и направо, а потом не убегают, поджав хвост! Я требую объяснить, в чем вы меня обвинили! Требую, понимаете?

Ника испугалась, поняв, что сотворила величайшую глупость: воевать с таким соперником, как Гавриленко, да еще на его территории – это ж надо совсем не иметь соображения!

Максим меж тем, воспользовавшись растерянностью, быстро увлек ее за собой в лифт. В кабине Ника немного пришла в себя и спросила:

– Куда мы едем?

– Ко мне в кабинет. Я не могу разговаривать посреди холла, да еще и на глазах у охраны. Вам не кажется, что вы наговорили лишнего?

– Нет, не кажется.

– Тогда тем более мне интересно узнать подробности, – подытожил Максим. – Прошу, – галантно предложил он, пропуская Нику вперед. – Алии сегодня нет, так что чай я сделаю сам. Или утром вы все-таки пьете кофе?

– Утром пью, – буркнула Ника, садясь в кресло.

Максим варил кофе с профессионализмом заправского барристы, делая это не в кофе-машине, стоявшей в углу приемной, а на небольшой жаровне с песком.

– Оригинальничаете? – не удержалась Ника, и Гавриленко улыбнулся:

– Стараюсь поразить вас.

– Вы меня уже поразили достаточно. Нет смысла еще что-то выдумывать.

Гавриленко налил кофе в маленькие фарфоровые чашки, ловко сервировал все на подносе и поставил перед Никой:

– Прошу.

Усевшись напротив нее, он взял свою чашку, сделал глоток и вопросительно взглянул на Стахову:

– И все-таки!

– Что?

– Вы сказали что-то насчет перебитых пальцев и приписали эти слова мне. Объясниться не хотите?

Ника пожала плечами и потянулась к чашке:

– Максим Алексеевич, давайте не будем ходить вокруг да около. Мы взрослые люди. Я прекрасно понимаю, что своими статьями вторглась в сферу, которую вы хотели бы уберечь от посторонних глаз, и это, наверное, объяснимо – с вашей точки зрения. Но это моя работа. Я не ваш прикормленный журналист, могу писать то, что вижу.

– Я как-то вам мешаю? – пропустив мимо ушей слова о прикормленном журналисте, поинтересовался Гавриленко.

– Лично вы – нет, разумеется. Но кто-то из вашего окружения очень заинтересован в том, чтобы эти статьи перестали выходить. Поскольку все знают, что взяток я не беру, меня решили запугать, а если не остановлюсь, то, возможно, и устранить.

Лицо Гавриленко выражало такое искреннее недоумение, что у Ники на пару секунд возникло сомнение – а было ли вообще то, о чем она сейчас говорит? Был ли этот прыщавый человек, ударивший ее головой о машину, было ли разбитое стекло «Купера», письма в конвертах без подписи, взломанный замок входной двери? Не приснилось ли ей это все?

– Ника, подождите, – начал Гавриленко слегка растерянным тоном, – я на самом деле не понимаю, о чем речь. Я видел ваши статьи и не нашел в них ничего особенно криминального. Да и что я мог там найти? Это все давно муссируется на разных уровнях, и если бы я был как-то причастен к этим взяткам и подкупам, то уж наверное давно вызвал бы интерес совершенно других людей. Вам так не кажется?

– Максим Алексеевич, вы что, на самом деле думаете, что я наивная провинциальная девочка, которой легко вот так задурить голову невинным взглядом? – Ника вдруг подумала, что сама нарисовала для себя идеальный образ Гавриленко, а на самом деле вообще ничего не поняла в этом человеке. И он вовсе не тот, кем показался ей во время первой встречи. И даже не тот, кем был, гуляя с ней по бульварам и рассказывая о матери. И никакие разговоры о звездах и невесомости не помогут – он не тот, за кого она его приняла. Все выдумала, нафантазировала, приписала несуществующие черты. На самом деле он делец, который не остановится ни перед чем во имя достижения своей цели.

Максим отставил пустую чашку, тронул пальцем джезву на спиртовке и вдруг уставился Нике прямо в глаза.

– Мне казалось, что вы умнее, Ника. Что вы отличаетесь от этих прожженных щучек с журналистским удостоверением, что вам интересен я как человек, а не какие-то досужие домыслы, на которых вы и построили свое обвинение. Жаль… Я уже давно так не разочаровывался в людях…

– Ну уж простите, если я вас обидела, – язвительно сказала Ника, испытывая, однако, непонятную неловкость – слишком искренне звучали слова Максима, слишком натуральной была грусть в голосе, и даже взгляд как-то потух.

– Вы меня не обидели. Вы меня просто разочаровали. Я всегда отвечаю за свои слова и действия и уж если сказал, что не имею понятия о том, что вы рассказали, так, значит, это так и есть. Но я непременно выясню и разберусь.

– Мне это не нужно.

– А мне – нужно, – жестко сказал Максим, – я привык контролировать все, что связано с моим именем. И если кто-то, прикрываясь мной, угрожал вам, то будьте уверены – я разберусь. А сейчас, если у вас больше нет претензий, пожалуйста, возьмите билеты и сходите на концерт с подругой.

Ника почувствовала, как щеки вспыхнули – он прямым текстом выставлял ее из кабинета, да еще и советовал, с кем пойти на концерт! Она поднялась, аккуратно поставила чашку на стол и пошла к выходу, так и оставив конверт с билетами на подлокотнике кресла, но Гавриленко догнал ее и остановил, крепко взяв за плечи:

– Ника, не надо так. Я не хотел обидеть вас. Мне на самом деле хочется, чтобы вы пошли… Это редкое событие, красивое шоу, прекрасный репертуар… Пожалуйста, не отказывайтесь!

Она взглянула в его глаза и потупилась – Максим смотрел на нее открытым, просящим взглядом, который так не вязался с предшествовавшими жесткими словами.

– Спасибо… я с удовольствием схожу… Но больше ничего мне не присылайте.

– Договорились, – улыбнулся Гавриленко. – Могу ли я взамен надеяться, что вы согласитесь как-нибудь в выходной прогуляться со мной по бульварам?

Ника совершенно неожиданно для себя согласно кивнула головой, хотя и была рассержена. Но, когда в глазах Максима мелькнуло просительное выражение и ожидание положительного ответа, она не удержалась. Кроме того, прогулка недельной давности оставила приятные впечатления, и Ника была совсем не против ее повторить.

– Тогда я позвоню?

– Конечно.

Она толкнула дверь и вышла из кабинета, а Гавриленко еще долго улыбался, глядя на оставленную на столике чашку, из которой пила кофе Ника.

От медитативного созерцания его отвлек приход Никитича с целым ворохом документов.

– А ты чего это такой довольный? – с ходу поинтересовался он, плюхаясь в кресло и начиная раскладывать бумаги в только ему ведомом порядке.

– Да так… – уклончиво ответил Максим, не слишком довольный вторжением.

– Ох, Максим-Максим, твое «да так» только что мимо меня пролетело, обдав духами, – добродушно заулыбался Никитич. – Чего это она с утра пораньше? За пасквили свои извиняться прибегала?

Гавриленко недовольно поморщился:

– Выбирай выражения, а? Какие пасквили?

– А ты не читал? Аккурат вчера новая статейка вышла.

Максим пожал плечами, давая понять, как мало значения придает статьям в «Столичном хроникере». При этом он не кривил душой – его репутацию не раз пытались подорвать куда более грязными намеками и обвинениями, так что еще несколько инсинуаций погоды уже не делали. Однако у Никитича было свое мнение. Он по-стариковски пожевал губами, поморщился и недовольным тоном проговорил:

– Ты ей тут лишнего, я надеюсь, не насопливил?

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – загремел Гавриленко, разворачиваясь к Никитичу.

Тот насмешливо крутил в руке очки:

– Но-но, не забывайся! Я не твой наемный менеджер. И я смею говорить с тобой так, как ты того заслуживаешь. Я тебя создал, не забывай. И я не позволю, чтобы какая-то рыжая корова своими копытами топтала мой газон, ясно тебе? Хочешь в койке с ней кувыркаться – на здоровье, даже помогу, чем смогу, но в дела ее не посвящай, понял?