Электронная библиотека » Марина Медецкая » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 5 июля 2021, 10:40


Автор книги: Марина Медецкая


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Марина Медецкая
Перрон для оптимистов

© Медецкая M. M., 2021

* * *
 
…Я сплю с окошками открытыми,
А где-то свищет звездопад,
И небоскребы сталактитами
На брюхе глобуса висят.
 
 
Зачем среди ночной поры
Встречаются антимиры?
 
Андрей Вознесенский


Предисловие

Я научилась читать. И сразу же радиола «Ригонда»[1]1
  Радиола «Ригонда» – стационарный ламповый многодиапазонный радиоприбор первого класса, производившийся в Риге, самый популярный бытовой радиоприёмник в СССР 60-70-х гг. XX века.


[Закрыть]
стала не просто машинкой для эфирного хрипа, а волшебным стеклом с названиями знакомых и незнакомых городов. Вот мой Донецк, вот какая-то красавица Варшава – туда (как рассказывал дедушка со стороны папы) уехала его старшая сестра с польским мужем от каких-то страшных давних событий. А вот читаю – и дедушкина детская Винница… Днепропетровск со сказочной аркой с гнёздами ласточек, которые обязательно заберут меня, Дюймовочку, в сказочную страну. Там же, вот прямо на этой же строчке «Ригонды», был и дом маленькой весёлой бабушки Фани с громогласным дедом Колей, которые щебетали друг с другом на идиш, а я, советская девочка, боялась, что мои любимые хохотуны со сказочными морщинками окажутся почему-то французскими шпионами. Каретой из французской сказки мне казалась и повозка Екатерины II в днепропетровском музее. Ведь я уже была большой девочкой и знала, что сказку «Золушка» написал француз Шарль Перро. «Золушка» была моей первой книгой, как говорила баба Роза, «не для чтения, а для знакомства с мещанским роскошеством». Это роскошество было прекрасным дворцом-раскладушкой, который вырастал прямо на центральной странице книжки вместе с золотыми колоннами, лестницами, помпадурскими шторами, сияющими люстрами. Именно этот дворец, Золушка в бальном, принц при параде, хрустальные туфельки были моей детской Настоящей Францией, а не тыква за каретой и не мыши, превращённые в пажей. Но самым главным в сказке для меня тогдашней была атмосфера тайны, ведь за наклеенным звёздным дождём пряталась фея, а из-за раскладного дворцового ковра я могла выдвинуть подглядывающую за Золушкой злую сестру (позже, когда я читала «Гамлета», для меня Полоний был похож на ту самую сестрицу из книжки-раскладушки). Первыми написанными мною словами были «пур этер бэль эльфо суфри» («pour être belle il fout souffrir»). Баба Роза так всегда говорила, когда заплетала мне косы. В переводе с французского – «если хочешь быть красивой – терпи». И эта замечательная абракадабра, записанная русскими буквами, стала полноправной частью французской тайны вместе с рассказами о парижском детстве моей самой тёплой бабушки Нюси с бесконечной вереницей её имен (хотя охотнее всего она рассказывала, как звалась недолго Индустриализацией, потому что так было нужно). Эти истории были моими новыми сказками, частью далёкого неведомого мира наряду с твёрдыми потёртыми фотографиями семьи из парижских ателье и названиями парижских улиц из «Трёх мушкетеров», которых я прочитала зачем-то лет в шесть.

Потом нашлась ещё одна Франция. Она ворвалась в мой мирок голосом Ива Монтана[2]2
  Ив Монтан (1921-1991) – французский актёр, шансонье, популярный в СССР в 50-60-х гг. XX века.


[Закрыть]
из той же «Ригонды»; папиным беретом и плащом-болоньей, купленным из-под полы у знакомой продавщицы; красавцем Валери Жискар д’Эстеном[3]3
  Валери Жискар Д’эстен (1926-2020) – президент Французской Республики в 1974-1981 гг.


[Закрыть]
из телевизора; маминой яркой телевизионной молодостью; вездесущим «Фантомасом[4]4
  «Фантомас» – шпионская комедийная кинотрилогия (Франция), популярная в СССР в 1960-х.


[Закрыть]
»; молодым сногсшибательным принцем Делоном и, главное, мамой, похожей на Симону Синьоре[5]5
  Симона Синьоре (1921-1985) – популярная французская актриса, обладательница премии «Оскар».


[Закрыть]
 – красивую, независимую, праздничную, сегодняшнюю. А ещё были рядом пионеры и какие-то соратники Розы, заполняющие периодически квартиру моих бабушек; садик с коллективной потерянностью; папина коллекция значков – листы поролона с яркими глянцевыми очертаниями городов; папины же сожаления о том, что никто никуда не едет и нет новых зарубежных и что надо меня научить хорошо плавать, чтобы уплыть подальше… Всё это сливалось в одну причудливую кашу событий и чувств. Я не любила никакую кашу, поэтому всё время что-то спрашивала. Прозрачное спокойствие наступало, только когда меня отправляли к бабушкам выздоравливать от очередной простуды. И в эти длинные болезненные вечера я возвращалась в свой сказочный мир с другими границами или вовсе без них, но с отважным Гаврошем из старой книжки «Дети-герои» с цветными кальками, картинками, с новыми подробностями сбивчивых семейных историй, в которых как будто что-то скрывалось…

И во всём этом многовременном замесе чувствовался вкус тайны и привычного одиночества.

И вот я снова маленькая, стою у окна, жду маму с вечернего эфира, а за окном звёздный океан, который нужно переплыть в одиночку, ведь за ним – Франция.

Роза. Мелитополь. 1908-1909

Роза шла по Петровской, мимо дома Адировича, к кирпичному заводу. Было холодно и скользко.

– Мне теперь нужно быть осторожней: вся ответственность на мне – и за товарищей, и за него… Как трудно без Самсона! Где он? Почему не пишет? Значит, так надо! – отвечала она себе.

Эти внутренние разговоры стали нормой её новой жизни руководителя ячейки.

Тогда, в 1903-м, она – ещё совсем девчонка – учила рабочих папиной мельницы грамоте, читала книжки их детям во имя всеобщей справедливости. Тогда же она познакомилась с ним – таким взрослым, таким умным, с весёлой искоркой в глазах. Розе казалось, что этот незнакомец посмеивается над ней, «пигалицей с высоко задратой головой», как называл её отец.

– Вы смелая девушка. Просто Жан-Жак Руссо[6]6
  Жан-Жак Руссо (1712-1778) – франко-швейцарский философ, писатель, мыслитель эпохи Просвещения.


[Закрыть]
в юбке. Как вас зовут? – чуть насмешливо спросил он.

– Розалия, – серьёзно ответила она, и тут же вспыхнули щёки, как будто его насмешливая искорка зажгла их.

Они вместе вышли из рабочего городка на Ярмарочную площадь, побрели по саду Шато де Флёр, по Торговой и Бульварной… Знакомый путь домой показался Розе каким-то волшебным книжным путешествием по заснувшему городу, где реальным был только звук ЕГО голоса – своих ответов она не слышала. И не только звук его голоса, но и имя его оказалось волшебным. САМСОН… Так звался он среди товарищей.

И то, что Роза с каждой минутой разговора становилась всё больше посвященной в его тайну, в его новый большой мир, делало её сильной и взрослой, как будто он делился с ней мифологической силой своего имени. Они говорили обо всём: о положении женщин и суфражистках, об идеях Плеханова[7]7
  Г. В. Плеханов (1856-1918) – теоретик марксизма, философ, основатель РСДРП.


[Закрыть]
, о просветителях и, главное, о нём самом – о том, как он был вольнослушателем Московского университета, как пострадал за правое дело и уехал, став разнорабочим на мельнице её отца…

Вдруг волшебный мир словно задрожал и как-то скукожился, превратившись в горящее окошко дома – маленького мира её семьи. Они пришли. А так хотелось, чтобы этот разговор длился вечно, чтобы дорога никогда не кончалась.

И уже в 1904-м Роза стала членом РСДРП, «полноправным борцом за общее дело» с тремя задержаниями охранкой, и самым близким соратником Самсона.

Пошёл мокрый снег. Мелитополь зимой становился серым, почти чёрным, в редкие ясные дни вспыхивая белыми снежными блёстками.

– Только Лёлику зима нравится: он маленький, ему во всём одна красотища видится, как на рисунках Илюши, – ворчала продрогшая Роза.

Она подняла повыше воротник и повернула в сторону городского сада. Так можно было срезать дорогу до моторного завода. Сумка была тяжёлой. Сегодня в писчебумажном магазине Лившица она выбрала три самых больших толстых книжки: «Коринну», «Дельфину» мадам де Сталь и «Трёх мушкетеров» Дюма-отца. «Воскресение» любимого Толстого взять не решилась.

– Розочка! Что значит воспитание! Какая вы приличная девушка, что интересуетесь настоящей французской литературой; вот бы жену такую моему Давидику! – проорала хозяйка магазина Бэлла Исаковна.

На её крик из соседней кондитерской лавки Хейфеца выбежал Давидик, с которым Роза росла ещё в Прилуках. Он держал в дрожащих руках как будто заранее заготовленный пакетик с любимыми Розочкиными профитролями.

– По французскому рецепту, – отчаянно краснея, пробормотал незадавшийся жених.

Роза поблагодарила и выбежала из магазина, второпях разрывая пакетик из кондитерской.

Надо было отказаться, но почему-то сегодня отчаянно хотелось сладкого. «Теперь ещё и отцу расскажут, что я заходила», – подумала она раздражённо.

С отцом отношения совсем не ладились. Вот и сейчас, когда лужи городского сада частично переместились в старые дырявые ботики, Роза только ускорила шаг, подумав, что не возьмет отцовских денег на новую обувку. Ветки чёрного старого дерева зашевелились от внезапного порыва ветра, напомнили отца, укоризненно качающего головой.

– Девушка на выданье должна дома книжки читать и вышивать, на крайний случай в нужные гости ходить, а не по собраниям ночью шастать, – часто ворчал он, когда Роза задерживалась.

Замёрзшая рука неуверенно выдала условный стук. Дверь открылась – товарищи её давно ждали. Пока Роза отогревалась у печки, достали из сумки книги. Под массивными переплётами французских романов прятались листовки, отпечатанные на гектографе.

– Это из Полтавы? От Короленко[8]8
  В. Г. Короленко (1853-1921) – украинский и российский писатель, правозащитник.


[Закрыть]
? – перебивали друг друга молодые подпольщики.

– Да, тяжёлые! Давайте чаю выпьем и пойдём. – Она с сожалением поднялась с нагретого огнём кресла.

– Роза, извини, позавчера курьер «Голоса социал-демократа» доставил новые номера и письмо от Самсона. Боялся лишний раз к тебе заходить, решил – сегодня передам, – смущённо сказал Коля Трофимов.

Роза схватила конверт и стала гладить его, не вскрывая, как будто этот бумажный четырёхугольник был заряжен той особой жизненной энергией, без которой она уже не могла жить.

Коля деликатно вышел в соседнюю комнату к товарищам. Буквально через минуту все они вернулись с горячим самоваром и чашками, стали как-то долго и старательно готовиться к чаепитию.

– Что-то случилось? Рассказывайте! Что вы глаза прячете? Что? – она непривычно для всех закричала.

– Роза, Самсона взяли. Он в Москве, в Бутырской. Но я успел передать новый паспорт. Теперь он полтавский мещанин Берко Мордухович Сомин с первым задержанием, – сообщил, собравшись с духом, всё тот же Коля.

– Берко Мордухович Сомин, – медленно проговорила Роза, словно читая по слогам новые слова из книжки. Она себе напомнила своих учеников из рабочих семей, которые уже могли складывать слова из букв, но совершенно не понимали их значения.

– Бер-ко Мор-ду-хович Co-мин, – повторила она, как будто именно эти незнакомые звуки были шифром для новой её жизни.

В дверь постучали, и этот настойчивый чужой стук словно вывел всех из оцепенения.

– Охранка! – Иосиф уже стоял у окна и видел тёмные фигуры на крыльце.

Вася в один прыжок оказался у крышки погреба и уже спускался туда с бланками новых паспортов для товарищей. Роза открыла печку и вместе с Трофимовым стала заталкивать туда листовки, в предательски ярком отблеске огня она увидела силуэт Миши Гендлера, который как-то тихо, по-кошачьи, двигался к двери. И в этот самый момент подгоняемое пламенем время словно снова остановилось, и тяжесть неожиданной догадки сковала руки. Ветер первым из непрошенных гостей ворвался в комнату, помогая огню прятать листовки вместе с непрочитанным письмом Самсона.

– Ну что же, товарищи революционеры, разрешите представиться: начальник Таврического губернского жандармского управления, подполковник Спиридович Александр Иванович. А ваши имена, полагаю, нам известны: Рисин Иосиф Израилевич – Мстиславский мещанин, стоит во главе Мелитопольского комитета партии социалистов-революционеров, подозревается в составительстве плана покушения на жизнь мелитопольского уездного урядника летом сего года; Печкин Василий Алексеевич – крестьянин Харьковской губернии, подозревается в укрывательстве разыскиваемых правительством лиц и снабжении их нелегальными паспортами; Трофимов Николай Егорович – крестьянин Новоладожского уезда Санкт-Петербургской губернии, активный член Российской социал-демократической партии, подозревается в распространении запрещенной литературы и политических листовок. А вы, барышня, стало быть, новоявленный руководитель Мелитопольского комитета партии социал-демократов Йоффе Розалия… – жандармский полковник медленно и подробно разглагольствовал, словно издевался.

– Я – Розалия Хайкелевна Сомина, мещанка города Прилуки Полтавской губернии, замужем за полтавским мещанином Берко Мордуховичем Соминым, – нервно перебила его Роза.

– Занятно! Ну, этими матримониальными деталями мы займёмся позже, а вот доказательства по существу дела уже пожаловали, – жандарм удовлетворённо кивнул.

Полицейские внесли в комнату бланки и печати для изготовления паспортов и стопку свежих экземпляров цюрихского журнала «Голос социал-демократа». Спиридович, брезгливо поморщившись, перчаткой выхватил из печки обгоревший кусочек листовки.

– Ну, формальности, пожалуй, соблюдены. Вы арестованы. Наденьте на господ революционеров наручники, а барышне – предупредительные связки. Что же мы, звери какие-нибудь? Вот так. И отправимся с Богом. – Полковник старательно играл роль заботливого дядюшки.

Розу везли отдельно. Судя по ухабам и ямам, на которые в темноте окраинных улиц натыкалась полицейская карета, ехали в Нижнюю тюрьму, прямо в «медвежью берлогу» (так называли это место товарищи, по имени грозного начальника острога Медведева). Но это почему-то нисколько не заботило. Роза только отчаянно сжимала и разжимала ладони, как будто это простое движение могло вернуть ей обладание самой важной ценностью – так и не прочитанным письмом Самсона. Очередная яма вернула ощущение тошноты и какой-то неосознанной тревоги. Миша Гендлер… Восторженный, шестнадцатилетний… Пришлось привлекать к партийной работе учеников её рабочей школы. После разочарования в революции 1905-го людей отчаянно не хватало! Миша не был готов… И снова навалилась тяжесть догадки: в момент ареста Миши в комнате уже не было. Тяжёлые ворота заголосили бабьим отчаянным стоном, карета въехала в тюремный двор.

– Розалия Хайкелевна! Будьте благоразумны! Не в вашем положении запираться! Завтра суд. Идите и подумайте, что вы можете сообщить по существу дела. Уведите подследственную. – Следователь с облегчением выпроводил упрямую арестантку из допросной.

– Не в вашем положении… Да, в моём положении нужно думать о ребёнке, – почти беззвучно прошептала Роза, когда дверь за конвойным захлопнулась. Эти тихие разговоры с самой собой стали частью борьбы с одиночеством тюремной камеры.

– Я и думаю о нём! Ну вышлют в Сибирь на поселение, а мы там вдвоём Самсона дожидаться будем. Да, малыш? – Она уже привычным движением прикоснулась к округлившемуся животу и почувствовала ответное движение. – Ты согласен? Вот и хорошо.

Утро началось с крика надзирателя.

– Заключённой камеры номер 5 – пять минут на сборы!

Из-за двери камеры послышались ещё голоса и шум какого-то переполоха. Розу вели по тюремному коридору, в который прибывала вода.

Река Молочная, впадающая в Молочный лиман Азовского моря, была спокойной и даже ленивой весь год, а весной, в половодье, выплёскивала на город вредный свой характер – становилась бурной и непокорной. Вот и сейчас Розу везли в судебный департамент на лодке; улицы нижней части Мелитополя были затоплены, восставшая вода тащила за собой острые грязные льдины, которые бились о борт с угрожающим грохотом. Сквозь этот шум Роза слышала ещё какие-то протяжные звуки. В рассветных сумерках она увидела людей на временных берегах разбушевавшейся реки. Вот баба по колено в воде голосит о каре божьей, какой-то мужичонка тащит на себе мешок к дому и отчаянно орёт матерными словами. Розе вспомнилась детская сказка о молочных реках с кисельными берегами, с неожиданным появлением принца, спасающего прекрасную принцессу, и обязательной счастливой развязкой. И в это самое время вдали, за обезумевшими льдинами, она увидела знакомые силуэты отца, мамы, сестёр и маленького Лёлика. Они стояли не двигаясь, одной застывшей группой, с протянутыми вперёд руками, как будто хотели остановить лодку с Розой, плывущую посреди водного буйства навстречу новым катаклизмам.

В зале суда было холодно. Хотя, может быть, Розе так только казалось: промокли ноги, застыли руки, отчаянно знобило. Всё, что говорили на суде, было продолжением какофонии звуков взбесившейся реки.

– Из сведений о представляемом к административной высылке… Сомина Розалия Хайкелевна, урожденная Йоффе… согласно докладу Таврического департамента полиции… за подписью губернатора… Особым совещанием… по 34-й статье Положения о государственной охране… утверждаемого министром внутренних дел… выслать Иосифа Рисина, Василия Печкина, Николая Трофимова, Розалию Сомину под гласный надзор полиции… Рисина, Сомину – в Архангельскую губернию на три года, а остальных – в Вологодскую губернию на два года каждого…

Роза потеряла сознание.

Холод ушёл, растворился вместе со скрежетом обозлённых льдин. «Они испугались маленького солнечного лучика, что щекочет мне щёки», – подумала Роза и открыла глаза. Вокруг были белые стены, а над ней – лицо отца.

– Розочка, детка, очнулась! – отец говорил каким-то быстрым шёпотом.

– Где я?

– В тюремной больнице, дочка. Как же ты так? Как соседям в глаза смотреть? Ну, зато хоть у нас надежда появилась. Похлопочу…

– Не надо! Я сама. Мне совершенно всё равно, что скажут твои обыватели!

– Господин Йоффе, вам нужно уходить, сюда урядник направляется! А вы, Розалия Хайкелевна, не нервничайте. Силы необходимо копить: они ребёнку понадобятся. – Тюремный врач в два прыжка оказался у кровати и сделал укол.

Роза увидела ссутулившуюся спину отца в дверном проёме и снова закрыла глаза.

Этот солнечный луч принёс ощущение тепла и покоя. Казалось, что все несчастья остались в прошлом. Сегодня, 18 июня, в тюремной больнице Роза родила дочь. Девочка была здоровой, с сильным басовитым криком, как будто все испытания только закалили её. Добрый тюремный врач, правда, написал в заключении, что ребёнок недоношен и слаб, поэтому девочку разрешили тут же принести матери для кормления.

– Маленькая моя! Мы должны быть сильными. Куда бы нас ни отправили, нас обязательно найдёт твой папа. И всё будет хорошо! – шептала дочке счастливая Роза.

Через две недели в здание лазарета новой мелитопольской тюрьмы зашёл судебный пристав для зачтения решения судебной палаты о замене ссылки в отдалённую губернию империи на высылку из страны Соминой Розалии Хайкелевны в связи с рождением ребёнка. Розе за одни сутки предстояло решить, куда она отправится вместе с дочерью.

– Мы отправимся с тобой в Париж, к дяде Илье. И там будем ждать Самсона. Всё будет хорошо! – Розе показалось, что дочь сознательно наморщила лобик и согласно улыбнулась.

Июнь 1909-го был необычно холодным. Когда Роза с ребёнком на руках в сопровождении жандармов вышла в тюремный двор, пошёл сильный дождь. Он барабанил по крыше полицейской кареты мелодию старой еврейской колыбельной, которую мама Реза пела всем своим детям:

 
Что же деревце одно
Во дворе томится?
Ведь с ветвей его давно
Разлетелись птицы.
 

Когда подъехали к вокзалу, малышка спала.

Варшавский поезд, к которому вели Розу, дал первый гудок. В вокзальной толпе она увидела отца с корзиной в руках. Он что-то кричал ей, но поезд заглушил его двумя предупредительными. «Через минуту отправление», – подумала Роза и прибавила шаг. У вагона жандармы приказали всем расступиться, но, как только высылаемое лицо оказалось в своём купе, опаздывающие пассажиры забегали по вагону, спешно занимая свои места. Поезд тронулся. Роза положила дочь и выглянула в окно. По перрону вдоль вагона бежал отец, что-то кричал, упал, встал, опираясь на трость, снова кричал что-то. Его летнее пальто, которое он сам называл дородным, было испачкано чем-то белым.

«Как будто в сахарной пудре от маминых кугелей», – успела подумать Роза. Здание вокзала стало совсем маленьким, фигура отца скрылась в облаке пара. Роза отвернулась от окна. В купе сидел младший брат Лёлик, рядом с ним стояла корзина маминых кугелей с корицей и яблоками.

Илья. Париж. 1909

Илья стоял в центре зала Восточного вокзала и наблюдал за искусной игрой света и тени. Лучи наглого июльского солнца прорвались через металлостеклянный свод, налету захватив отблески витражей и цветных афиш. Илья почувствовал себя соавтором этого причудливого летнего танца, захотелось срочно перенести его на бумагу. В такие минуты он особенно любил Париж, ощущал себя внутри художественной круговерти этого прекрасного сумасшедшего города. Не портило настроение даже странное письмо отца с грустными новостями. Да, сюда едет Роза, одна с ребёнком, но это же лучше, чем ссылка в архангельскую деревню! Да, отец решил спрятать Лёлика от страшных русских погромов – значит, найдём занятие Лёлику, в конце концов, парню уже четырнадцать! И даже новость о том, что папа продал свой пай от мельницы, чтобы выкупить Розу, не очень омрачила сегодняшний день. Ведь отец остался на мельнице управляющим. А главное, что они везут сюда деньги, которых так не хватает.

– Господа встречающие! Поезд «Варшава – Париж» прибывает к первой платформе.

Илья заспешил на перрон.

– Роза, дорогая! Дай мне племянницу подержать. Какая смешная! А как назвала? Надо назвать Анной, между прочим, сейчас самое популярное здесь русское имя. В честь Анны Павловой, балерины, она весной в труппе Дягилева[9]9
  С. П. Дягилев (1872-1929) – русский антрепренёр, организатор «Русских сезонов» в Париже.


[Закрыть]
просто покорила Париж! А можно Софией, Софи́ на французский манер, как мою жену. Кстати, дорогие мои! Я же женился! Это всё та же Соня из Одессы. Париж соединил нас узами Гименея! Вы обязательно подружитесь! Лёлик, как ты вырос! С завтрашнего дня начнём покорять культурную столицу мира! – Илья говорил громко и много, стараясь заглушить тревогу от этой непростой ситуации.

– Мне бы ребёнка покормить, – устало выдохнула Роза.

– Конечно покормишь! Мы же на метро поедем. Это самый быстрый вид транспорта на планете. Слышали? Всего два года назад эту линию открыли. – Вскоре зычный голос Ильи растворился в громком гуле парижской подземки.

– Софи, дорогая! Встречай гостей! – Илья открыл своим ключом старинную дверь квартиры в верхнем этаже дома 116 бис по улице Гласиер (rue de La Glaciere, 116 bis).

– Разреши напомнить тебе: мой брат Авель – все домашние зовут его Лёликом, – моя сестра Роза, моя племянница Анна-София. А это – самая просвещённая, самая красивая женщина передовых взглядов, моя супруга Соня! – Илья дурашливо улыбнулся и звонко чмокнул жену в лоб.

Через полчаса после того, как суета улеглась и маленькая Аннушка заснула, все сидели за столом и пили чай.

– Илья! Не вспоминаешь Екатеринослав, Полтаву? Ты был очень полезен общему делу. Конечно, не Париж… – иронично улыбнулась Роза.

– Дорогая моя! Я с удовольствием вспоминаю те дни бесконечных разговоров о будущем, интереснейших споров с Короленко о судьбе России. Но я не мог оставаться просто наборщиком листовок в его типографии. Я – художник, моё место здесь, в самом центре мирового художественного процесса. А от передовых взглядов мы не отказываемся. Вот Софи, между прочим, Цюрихский университет окончила, на философском факультете лекции Плеханова слушала. И кстати, Луначарский[10]10
  А. В. Луначарский (1875-1933) – революционер, публицист, переводчик, с 1917 по 1929 гг. первый нарком просвещения РСФСР.


[Закрыть]
в Париже, вам надо обязательно встретиться. Говорят, что и Владимир Ульянов в прошлом месяце приехал. Эренбург[11]11
  И. Г. Эренбург (1891-1967) – журналист, писатель, переводчик, общественный деятель.


[Закрыть]
тоже здесь и на чём свет стоит Ленина ругает! Так что жизнь кипит! Бросайся в самую гущу! – Илья пытался представить сестре светлую сторону её новых жизненных обстоятельств.

– Я должна дождаться Самсона, – упрямо отчеканила Роза.

Илья вышел на кухню подогреть чаю, это была возможность взять паузу и подумать, что делать дальше. Он услышал лёгкие шаги Сони и тут же почувствовал спиной тепло её дыхания.

– Понимаешь, родная! Роза всегда была такой… жёсткой и целеустремлённой, что ли! А сейчас ещё и одна с ребёнком! Как она собирается Самсона дожидаться? Он же в Бутырке! А Лёлик! Такая ответственность. Его же учить надо. – Только с женой он был по-настоящему откровенным.

– Ты говорил, он неплохо рисует. Адам Каплевич, тот пожилой фотограф, для которого ты рисовал вывеску на рю де Розье в Марэ, ищет специалиста по ретуши. – Как всегда, у Сони рождалось решение.

– Специалиста, Соня! Лёлику только четырнадцать! – воскликнул Илья.

– Знаешь, что по этому поводу есть у Канта: «Человеческое знание опирается на опыт и интеллект. И не всегда первое место принадлежит опыту». – Соня улыбнулась своей замечательной обнадёживающей улыбкой, которая потом поддерживала Илью в дни самых невероятных испытаний на протяжении их долгой жизни.


Страницы книги >> 1 2 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации