Текст книги "Клуб мертвых поэтов"

Глава 2

На вторую встречу с Никитой Котовым я шла подготовленной – как солдат, который идет в бой с автоматом наперевес, но при этом твердо знает, что за голенищем ботинка у него нож, да и саперная лопатка может пригодиться в рукопашной. В общем, во всеоружии.

Сведения о Никите, которыми снабдил меня Черномор, оказались чрезвычайно важными. Но самого главного там не было, и я в очередной раз ощутила приятное чувство, что утерла нос самому крутому профи нашего городка. Самое главное я узнала из короткого и такого неудачного разговора с Никитой. Он упомянул лейкистов… кажется, я знаю, на чем помешан наш мальчик. В моем элитном учебном заведении давали первоклассное образование… правда, со специфическим уклоном. Но курс зарубежной литературы я еще смутно помню. Нас учили этому, чтобы мы, будущие референты и переводчицы, могли поддержать светскую беседу в свободное от шпионажа время… хотя кто в наше время интересуется поэтами позапрошлого века, кроме специалистов по истории литературы?!

Лейкисты, от английского «лейк» – озеро, или поэты так называемой Озерной школы – это трое английских поэтов-романтиков конца XVIII – начала XIX века. Вордсворт, Кольридж и Саути. Никогда не читала. Так, дальше… Протест против классицизма с его риторической напыщенностью… отвергнув рационалистические идеалы Просвещения… что за идеалы? Если я когда-то и знала это, то давно уже забыла. Короче, отвергнув эти самые идеалы, поэты противопоставили им веру в иррациональное, в идеализированное средневековое прошлое. «Образовав тесный дружеский кружок, воспевали на берегах озер северной Англии чарующую прелесть безыскусственной жизни на лоне живописной природы». Так, приехали. То есть сын и наследник главы «Тарасовнефти» именно этим и занимается – заперся с друзьями в «заплесневелом палаццо», по выражению Котова-старшего, и воспевает безыскусственную жизнь на лоне природы?!

Что ж, на свете бывает и такое. И то, что это не укладывается в картину мира, существующую в моем сознании, вовсе не означает, что это не существует… Тьфу, совсем запуталась! Итак, просеяв информацию, выделяем главное: три поэта, которых принято считать «романтиками старшего поколения», и трое младших – Байрон (этого я знаю), Шелли (тоже необычайно колоритная фигура) и Джон Китс (об этом я смутно помню только то, что его жизнь была необычайно короткой – чахотка свела поэта в раннюю могилу). Но ничего – одна ночь в Интернете, и я освежила в памяти давно забытые сведения о романтиках. На мой взгляд, взгляд неспециалиста, эти ребята чем-то напоминали рок-звезд века двадцатого. Наркотики, беспорядочные связи, вопиюще скандальные в те чопорные времена… В общем, «живи быстро, умри молодым». Но поэтами они были настоящими.

Перебирая в памяти имена романтиков, я собиралась на охоту за Никитой Котовым. Молодой человек меня не ждет, так что застану его врасплох. Думаю, сегодня у меня обязательно получится то, что не вышло вчера. Я уговорю Никиту вернуться под родительский кров и взяться за ум – так, как понимает это его отец.

Нет, я чрезвычайно уважаю творческих людей, ценю свободу и независимость. У Никиты есть право самостоятельно распоряжаться собственной жизнью – если хватит силенок пободаться с отцом. К тому же мальчик уже отметил совершеннолетие… Вот только мне не показалось, что Никиту приковывает к этому городу призвание. Он такой уж хороший поэт? Тогда почему не печатается – а то, что Котов не издал ни единого сборника, да что там, ни одного стихотворения, я точно знаю из досье. Осталось убедиться, что пребывание Котова-младшего в Венеции – просто блажь, и дело в шляпе!

Собираясь на встречу, я решила на всякий случай прихватить кое-что из моего арсенала. Кто их знает, этих романтиков. Вчера они сработали довольно слаженно и красиво, оставив меня бегать по берегу канала и кусать локти.

Я открыла спортивную сумку… и замерла, не веря своим глазам. За годы службы в отряде специального назначения «Сигма» у меня сформировалась привычка серьезно относиться к снаряжению. Как бы я ни устала, оружие должно быть вычищено и готово к работе. Всякая деталь снаряжения хранится в отведенном месте, и никак иначе. А тут я заметила, что фонарь лежит в другом кармашке. Собираясь в эту поездку, я прихватила с собой минимум необходимого. У меня есть разрешение на ношение оружия, но действует оно только в России. И когда работа вынуждает меня покинуть страну, я со вздохом сожаления оставляю дома «Глок-19». Я же не сотрудник Интерпола, чтобы пересекать границы с пистолетом под курткой. И из своего спецснаряжения я беру только самое безобидное, можно сказать, невинное. Никаких дымовых шашек и фальшфейеров – а то, чего доброго, снимут с самолета, приняв за террористку.

Итак, кто-то интересовался содержимым моего скудного багажа. Что ж, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто способен на такую глупость. Нет, признаю, обыск выполнен вполне профессионально – видимо, у мерзавца долгая практика. Но от этого только хуже.

Я повесила сумку на плечо и спустилась по скрипучей лестнице. Парнишка-портье был на посту – кемарил, положив ноги на соседний стул. На стойке остывала чашка кофе с логотипом какого-то кафе.

Я примерилась и подцепила носком ботинка ножку стула. Дернула – и парнишка кубарем полетел на пол. В падении он распахнул глаза, сгруппировался и приземлился на руки. Перекат – и вот портье передо мной в боевой стойке. Ага, мальчик не так прост, как казалось…

Я сделала финт правой, делая вид, что хочу ударить в лицо. Паренек попался – поставил блок, что позволило мне захватить в замок обе руки противника, развернуть его спиной ко мне, поставить на колени и взять шею в захват – и все это за четыре секунды.

– Слушай внимательно, – на ухо парню проговорила я. – Больше никогда, слышишь, ни единого раза ты не станешь обыскивать мой номер. Если я тебя еще раз за этим поймаю, сломаю обе руки и скажу, что с лестницы упал. Если понял, кивни.

Портье едва заметно шевельнул головой. Так, кажется, взаимопонимание достигнуто.

– А теперь скажи, кто тебе велел следить за мной и ковыряться в моем багаже?

Паренек молчал. Я слегка двинула локтем, и портье зашипел от боли.

– Ладно, ладно, я скажу, – просипел мальчишка.

Я кивнула и сказала:

– Сейчас я тебя отпущу. Сразу предуп-реждаю – бросаться на меня не надо, ушибешься.

Я разжала захват. Портье поднялся с колен, потирая шею. Парнишку очень интересовало, не осталось ли на его хорошенькой мордашке синяков, поэтому он запрокинул голову и принялся изучать кадык в тусклом зеркальце, висевшем за стойкой.

– Я жду, – напомнила я.

Портье хмуро глянул на меня и признался:

– Да никто мне не приказывал за вами следить. Я всеми постояльцами интересуюсь. Надо же быть в курсе.

– Ага, особенно после того, как я предупредила, что проведу в твоем клоповнике всего одну ночь, – усмехнулась я. – И ты решил пощипать глупую туристку, потому что утром у нее самолет и она не успеет заявить в полицию о пропаже какой-нибудь мелочишки из своего багажа. Ты понимаешь, что я могу сейчас тебя полиции сдать? Вот заявлю, что у меня пропала сумма… скажем, в пятнадцать тысяч евро. Как думаешь, кому полиция поверит – тебе или мне?

Мальчишка криво усмехнулся:

– Так не сдали же. Значит, я вам зачем-то нужен.

Мне понравился умный взгляд и нахальный тон юного негодяя.

– Ладно, гуляй пока. Мне сейчас некогда. Но если еще раз замечу… в общем, ты понял.

Портье поспешно кивнул.

– Сумку я положу в сейф. У вас ведь должен быть сейф, как полагается? Ну вот, запри мой багаж в сейф и держи свои руки подальше от него. Уяснил?

Парнишка послушно исполнил требуемое. Сейф в «Миранде» был старенький, но вполне исправный, я проверила.

– Слушай, дружок, – поинтересовалась я, уже стоя в дверях. – Как же постояльцы решают повторно остановиться в гостинице, где их так общипали?

Портье лукаво ухмыльнулся:

– А у нас второй раз никто не останавливается. Холодно и сыро. Только когда карнавал и весь город забит, у нас все номера заняты. А пропажу какого-нибудь полтинника никто обычно не замечает. Туристы никогда не помнят, сколько у них мелочи. Покупки-то все равно по карте…

– Ладно, психолог-самоучка! До скорого.

Погода сегодня немного исправилась – выглянуло солнце, и Венеция выглядела куда приветливее, чем в мой первый день. Город на воде отражался в каналах и казался чисто вымытым вчерашней непогодой. От «Миранды» до дома, где я рассчитывала застать Никиту Котова, было всего полчаса быстрым шагом. Это оказалось и в самом деле «заплесневелое палаццо» – величественное, но обшарпанное здание с барельефом из резвящихся дельфинов на фасаде. Из досье я знала, что один из друзей Никиты снимает здесь целый этаж. Это какие же деньжищи ему приходится выкладывать каждый месяц за аренду! Хотя выглядит двухэтажный дворец впечатляюще, признаю. Сдвоенные, типично венецианские окна, бледно-красный цвет штукатурки фасада. Здание отражалось в воде узкого канала, по которому деловито сновали водные трамвайчики – вапоретто.

Я подошла к монументальной двери из черного дуба. Влага и жучки успели проточить ходы в прочном дереве, но дверь все еще выглядела внушительно. Я позвонила, мелодичный звон раздался где-то в глубинах дома. Прошло минут десять, а я все ждала. Никуда ты от меня не спрячешься, Никита Ильич. А я сегодня совершенно не спешу! Наконец дверь приоткрылась. Молодой человек, что стоял на пороге, удивленно уставился на меня.

– Но туристо! – раздраженно сообщил незнакомец и даже показал рукой за угол, где, очевидно, пролегал туристический маршрут.

– Я хочу видеть синьора Котова, и побыстрее! – сказала я вежливо, но твердо, отстраняя юношу и преступая порог.

– Эй, вы куда?! – обиженно заорал молодой человек уже по-русски. Я остановилась в восхищении, разглядывая интерьер палаццо. В жизни не бывала в таких удивительных местах! До чего же здесь красиво, несмотря на атмосферу подлинной старины! Честно говоря, глядя на все эти дворцы XV века, я была уверена, что это – аттракцион для туристов. А в тех домах, где проживают люди, внутри евроремонт, а от старины остались одни только раскрашенные фасады. А вот поди ж ты…

– Никита Котов, – повторила я. – Мы с ним уже знакомы. Где он? Мне нужно его видеть. Причем прямо сейчас!

Молодой человек бросил растерянный взгляд на лестницу, и я, отстранив незнакомца, поднялась по старинной лестнице на второй этаж. Моим глазам предстало самое удивительное помещение из всех виденных мной – громадный зал с золоченым потолком. Позолота обрамляла росписи – живопись на мифологические сюжеты. Да, эти венецианцы понимали толк в красоте! Под ногами у меня был темный паркет, маслянисто блестящий при свете настоящего пламени, плясавшего в громадном мраморном камине. Камин украшал собой дальнюю стену и казался островком тепла, недаром возле него собрались пятеро мужчин и одна девушка. Одним из этих пятерых был Никита Котов. Чтобы приблизиться к обитателям палаццо, мне пришлось пересечь длинный зал. Мои шаги четким эхом отдавались от стен. Кроме нескольких кресел, в которых сидели трое мужчин и девушка, никакой мебели в зале не наблюдалось. Балы они здесь устраивают, что ли? Очевидно, хозяин палаццо мог позволить себе такую роскошь – не пускать к себе туристов и оставлять помещения пустыми.

Шестеро обитателей дворца встретили меня заинтересованными взглядами. Особенно был удивлен Никита Котов.

– Как вы меня нашли?! Чертовщина какая-то… Этого адреса никто не знает, я не сообщал его даже моей матери!

– У меня свои методы работы. – Я скромно потупила взгляд. – Добрый день, господа. Никита, может быть, вы познакомите меня со своими друзьями, раз уж я здесь?

– Ах, простите! – спохватился Котов. – Познакомьтесь, друзья, – это очередная из овчарок моего папаши. Сами понимаете, для чего она притащилась в Венецию – чтобы взять меня за ноздри и доставить домой.

Я решила принять предложенную игру. В самом деле, не обижаться же на мальчишку? Поэтому я улыбнулась и сказала:

– Очень приятно. Рада познакомиться. А вы, простите?..

– Мои друзья сами в состоянии представиться, – хмыкнул Никита.

Вперед выступил высокий темноволосый красавчик, весь в черном, изобразил грациозный полупоклон и выдал:

– Байрон. Джордж Гордон Байрон.

Следом за ним белокурый юноша сообщил мне:

– Шелли. Перси Биши Шелли.

– Джон Китс, – пискнул малорослый парнишка.

Я обернулась к тому, кто впустил меня в дом:

– А вы, полагаю…

– Кольридж. Сэмюэль Кольридж, – с откровенной издевкой выдал мальчик.

Только тут я сообразила, на что похож этот странный ритуал. Именно так представлялся Джеймс Бонд в многочисленных летах «бондианы». Помните: «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд». Ладно, по крайней мере, в чувстве юмора этим ребятам не откажешь. Однако какой апломб! Как высокомерны эти юнцы. Наверняка считают себя умнее прочих и глубоко отличными от «серого большинства». Ничего, с годами это пройдет.

Я обернулась к Никите Котову и светским тоном поинтересовалась:

– Полагаю, роль Уильяма Вордсворта вы приберегли для себя?

Мальчик вскинул брови, даже рот приоткрыл. Вот вам, ребятки! Полагаете себя рафинированными эстетами? В ваш круг избранных нет доступа чужакам? Может быть, я излишне категорична, да что там – жестока… Но, по-моему, эти типы – просто клоуны. Сродни толкиенистам, мода на которых, к счастью, уже прошла. Те, помнится, бегали по полям, изображая эльфов, хоббитов или гномов. Сказки рассказывают детям, и там, в детстве, сказки и должны оставаться. А когда взрослые увлекаются такими вещами, это выглядит очень нездорово… Да и легко быть эстетом на папины денежки. Кстати, настоящие поэты Озерной школы, да и младшие романтики вовсе не были богаты, вечно нуждались в деньгах и уж точно не могли зависнуть в Венеции, одном из самых дорогих городов мира, этак на годик-другой… Как человек, всего в жизни добившийся самостоятельно, я недолюбливаю мажоров.

В тишине раздался голос единственной в компании девушки:

– Уильям, наша гостья не безнадежна. Может быть, пригласим ее к завтраку?

Никита немного растерялся. Он переводил взгляд с меня на девушку, словно пытаясь понять, какую игру она задумала. Вдруг Котов кивнул и предложил:

– Можете позавтракать с нами. Простите, я забыл, как вас зовут…

– Вы не забыли. – Я улыбнулась. – Вы просто не дали себе труда поинтересоваться. Меня зовут Евгения. Евгения Охотникова. Не стану притворяться, будто я новое воплощение Эмили Дикинсон или Сафо. Просто Евгения. Но вы забыли кое-что другое, Никита… Ничего, что я вас так, попросту, вашим обычным именем? Вы забыли представить вашу подругу.

Щеки юноши вспыхнули румянцем, он смутился.

– Алиса. Просто Алиса. – Девушка привстала с кресла и даже протянула мне для пожатия руку в перчатке. Я осторожно пожала пухлую ладошку. Из досье Черномора я уже знала, что в компании друзей Никиты Котова всего одна девушка. Именно ее, эту таинственную девицу, я и определила как источник неприятностей, как главную причину, что мешает наследнику «Тарасовнефти» покинуть Венецию, вернуться наконец домой и начать нормальную жизнь. В моем сознании сформировался образ роковой красавицы, утонченной, бледной и порочной, охотницы за деньгами глупеньких мажоров… но при виде Алисы эта теория немедленно испарилась.

Единственная девушка в кружке поэтов была толстенькой и, чего уж там скрывать, изрядно похожей на мопса. На редкость невзрачная девица! Длинное белое платье еще больше подчеркивало несовершенства ее фигуры. Распущенные по плечам длинные светлые волосы, в которые вплетены какие-то цветы, придавали ей вид актрисы самодеятельного театра. Воображает себя героиней с картины прерафаэлитов? Да девочка просто не умеет одеваться. Похожа на городскую сумасшедшую. Еще эта претенциозная перчатка до локтя, из белого шелка… Нормальные девушки такого не носят! Эти мальчики сами заплутали в лабиринтах мечты и бедную девицу втянули в свои странные игры.

Кстати, и молодые люди одеты так, точно собрались на костюмированный бал – во фраки, белые рубашки, жилеты с высокими воротниками, узкие штаны и какие-то штиблеты.

Фрак на Байроне был красным, Китс носил зеленый, изрядно потертый на вид, Кольридж коричневый, а остальные были в черном. Из жилетного кармашка Байрона свисала цепочка – очевидно, от часов, а на цепочке были нацеплены блестящие брелоки, разноцветные ленточки. Видимо, в начале XIX века тоже были хиппи? Или это мода такая?

Но на мужчинах эта одежда смотрится совершенно нормально. Кое-кому даже очень идет. Стильненко так.

– Позвольте поинтересоваться, кому принадлежит этот дом? – полюбопытствовала я.

Белокурый юноша в черном, тот, что вообразил, будто он Шелли, выступил вперед:

– Палаццо принадлежит мне. Точнее, я снимаю его у наследников, они проживают в Вермонте, и содержать дворец им не по карману…

– Знаешь, Перси, тебе осталось только показать Евгении свою налоговую декларацию, – фыркнул тот, что назвался Байроном. – Не многовато ли подробностей для чужака?

– Поверьте, я мечтаю только о том, чтобы сделаться вам не чужой, – тонко улыбнулась я. – Всегда мечтала войти в круг избранных. Знаете, меня тоже влечет к себе вечная красота.

Никита Котов с сомнением уставился на меня, но я подарила ему нежную улыбку, и мальчик потупился. При всей своей стати русского доброго молодца – румянец во всю щеку, косая сажень в плечах – Никита выглядел поразительно неискушенным.

– Чудесное палаццо, – светским тоном произнесла Алиса. – Мы очень рады, что Перси пригласил нас быть его гостями. Вот обратите внимание на камин – это мрамор работы Якопо Сансовино. Правда, прелесть? А мифологические сюжеты на плафонах потолка принадлежат кисти…

– Алиса! – взмолился Байрон. – Мы еще даже не завтракали!

Девушка встала, грациозно – как ей казалось – придерживая длинное платье.

– Отлично! Вы, мужчины, поразительно приземленные существа. Правда ведь, Евгения, в них очень много сохранилось животного?

– В женщинах животного ровно столько же. Например, во мне. Честно признаться, я не успела позавтракать и ужасно голодна, – призналась я.

Рафинированные эстеты с облегчением зашумели, послышался смех, и мы дружной толпой проследовали в столовую – не менее роскошную комнату с длинным столом под белоснежной скатертью и рядами старинных стульев. К завтраку уже накрыли. Столовая вполне могла вместить роту солдат, но за столом нас было только семеро. Алиса заняла место хозяйки. Байрон подергал за бархатный шнур – очевидно, подавая сигнал прислуге, и вскоре полная низенькая дама в черном платье, белоснежном фартуке и с наколкой на седых волосах внесла фарфоровую посудину.

– Овсянка, сэр! – нарушая атмосферу эстетства, радостно пошутил худенький Китс. Остальные смерили его осуждающими взглядами. В кастрюле действительно оказалась овсянка. Пожилая итальянка принялась серебряной ложкой раскладывать кашу по тарелкам. К счастью, на столе было еще много всяческой еды. Яйца, копченая рыба, подсушенный хлеб, джем. Завтрак был скорее британским, чем итальянским. Молодые люди явно обладали прекрасным аппетитом, но к еде никто не приступал.

– Благодарим мироздание за щедрые дары! – сказала Алиса, молитвенно сложив руки в перчатках. На мой изумленный взгляд девушка пояснила: – Мы агностики.

И как ни в чем не бывало принялась за еду. Романтики не отставали. Некоторое время слышался только тихий перезвон ложек по фарфору и просьбы типа «передай копчушки».

Когда молодые люди насытились, разговор вернулся к поэзии:

 
– Мудрость и Дух мироздания! Анима,
Предвечного сонма искусное чадо,
Что форме и образу дарит дыханье,
 

– процитировала я строчки из стихотворения Вордсворта. – Скажите, кто в наши дни способен написать столь прекрасные слова?

Как выяснилось, вопрос был задан правильный: молодые люди пустились в рассуждения о том, как измельчала поэзия за последние пару веков – мелкие темы, пошлые сюжеты… Следующие полчаса прошли в жарких спорах – тот, кто считал себя Китсом, утверждал, что и среди современников есть пара-тройка стоящих поэтов, а остальные дружным строем выступали против. Я сообразила, что подобные споры ведутся в этих стенах не в первый раз. И подивилась причудливой прихоти судьбы. Подумать только, эти ребята молоды, хороши собой, здоровы и богаты. И что же? Из всего многообразия мира их привлекают рифмованные слова и образы давно забытых поэтов.

Разговор не представлял для меня ни малейшего интереса, а завела я его с одной целью – выявить, кто же является лидером в этой странной компании. Мои глаза скользили по лицам спорщиков. Я не прислушивалась к тому, что они говорят, зато анализировала поведение, мимику, невербальные сигналы и прочее. Этому меня когда-то на-учили в «Ворошиловке», и навыки психолога не раз помогали мне в работе телохранителя.

Самым шумным и яростным спорщиком был Джордж Гордон Байрон. Молодой красавец с темными вьющимися волосами нападал на оппонентов так, будто от исхода спора зависела его жизнь. Перси Шелли говорил тихо, мягким приятным голосом, но всякий раз оказывался прав – очевидно, он разбирался в современной поэзии куда лучше громогласного друга. Китс вставил всего одно замечание, зато строго по делу. Кольриджу, кажется, доставлял удовольствие сам процесс спора – чернявый юноша с желтовато-бледной кожей выступал на стороне то одного, то другого спорщика, умудрялся перессорить тех, кто пришел к единому мнению, и вообще не давал конфликту угаснуть. Единственная девушка в компании почти не принимала участия в разговоре и, кажется, откровенно скучала. Отодвинув чашку с остывшим кофе, девушка закурила коричневую сигарету в длинном мундштуке. По комнате поплыл приятный, но чересчур ароматизированный дым. Китс закашлялся и виновато оглядел собравшихся. Никто не обратил на него внимания. А вот Уильям Вордсворт, он же Никита Котов, вообще не интересовался спором о поэзии. Когда молодому человеку задали вопрос, он ответил невпопад. Его глаза, обежав комнату, то и дело возвращались ко мне. Котов нервничал: поминутно облизывал губы, постукивал пальцами по столу – совершенно так же, как его отец, в общем, проявлял все признаки нечистой совести. Иногда Никита переглядывался с Кольриджем. Казалось, между ними происходил беззвучный диалог.

Почему эти двое такие беспокойные? Остальные не проявляют нервозности. Скорее мое появление их развлекает. Видимо, в этой компании давно соскучились по свежему человеку… Кто же из них лидер? Это был очень важный вопрос.

Я заметила, что чаще всего в союзники себе спорщики выбирают Шелли – спрашивают его согласия или одобрения. Итак, лидер, кажется, найден. Осталось только приручить этого молодого человека – и вся компания у меня в кулаке!

Наконец затянувшийся спор о современной поэзии мне надоел. Главное я уже уяснила – эти ребята действительно разбираются в том, о чем говорят, и тратят кучу времени на свое странное хобби. Значит, то, что объединяет этих молодых людей, и в самом деле поэзия – как ни странно это звучит, а не увлечение, к примеру, морфином… Пора было менять тему.

– Скажите, господа, где я могу ознакомиться с вашим собственным творчеством? Как и вы, я зачарована стихами лейкистов и романтиков, но мне хотелось бы прочесть что-то оригинальное!

В столовой повисла мрачная тишина. Я поняла, что мой вопрос оказался чрезвычайно бестактным. Единственный, кто оживился, была Алиса. Девушка выпустила клуб пахучего дыма и похвасталась с детским простодушием:

– Месяц назад я издала сборник. Это уже второй! Называется «Анима».

– По-латыни это значит «душа»? – уточнила я. Удивленно приподнятые брови Алисы были мне наградой. Зная, насколько самолюбивы поэты в таком возрасте, как нежно они относятся к своему творчеству и как ценят всякую похвалу, я попросила: – Мы еще так мало знакомы… не будет ли с моей стороны чрезмерной самонадеянностью попросить в подарок экземпляр с дарственной надписью?

Лица некоторых юношей – к примеру, Кольриджа и Байрона – выразили нечто, очень похожее на самую откровенную зависть. Алиса немедленно вскочила, скрылась в соседней комнате и вскоре уже протягивала мне тонкую книжечку изысканного нестандартного формата. Я перелистала мелованные страницы, полюбовалась розовой обложкой с какими-то ирисами бледно-сиреневого цвета. Читать самодеятельные вирши толстушки я точно не собиралась, мне было важно вызвать расположение и доверие девицы. Уверена, эта дурочка может поведать мне много интересного о тайнах своих друзей…

Алиса поставила на первой странице неразборчивый росчерк и задумчиво прого-ворила:

– Знаете, Евгения, вы определенно не безнадежны. Жаль, что вам скоро уезжать.

– А кто вам сказал, что я уезжаю? – удивилась я. – Мне безумно нравится Венеция, совершенно не собираюсь так скоро с ней прощаться. Да и все вы, признаться, мне симпатичны! С удовольствием продолжила бы знакомство.

– Позвольте! – изумился Байрон. – Мы думали, что ваша задача – взять нашего общего друга за… за ноздри и притащить на правеж к папаше!

Котов нервно облизнул губы и тревожно взглянул на меня.

– Совершенно верно, – кивнула я. – Но ведь Никита… простите, Уильям – взрослый, разумный человек. Вдобавок совершеннолетний. Он недвусмысленно дал понять, что не хочет возвращаться в Россию. Не могу же я запихнуть его в чемодан и перевезти через границу по горным альпийским тропам!

Все засмеялись, даже Никита слегка расслабился и позволил себе улыбнуться.

– Так что я вовсе не намерена уезжать. Хочу получше узнать этот волшебный город и… может быть, вы, господа – знатоки его истории и красот, – поможете мне? И наш разговор о поэзии еще не закончен…

Все. Удочка заброшена. Посмотрим, кто клюнет…

Первым на мою приманку попался Перси Шелли:

– Думаю, я скажу за всех. Вы нам понравились, Евгения. Мы не против продолжить наше знакомство. Здесь, в Венеции, мы ведем довольно… занимательную жизнь. И если вы разделяете наши интересы, если и в самом деле зачарованы творчеством романтиков – добро пожаловать в наш круг!

Я невольно залюбовалась белокурым юношей в черном фраке и белоснежной рубашке. Вообще-то я знала, что этого молодого человека зовут Костя Заворыкин, что его папаша – питерский предприниматель, хозяин сети магазинов по всей стране – от Калининграда до моего родного Владика. Знала, что мальчик бросил учебу в Лондоне и целый год болтается в Италии – точно так же, как и Никита Котов. Но в эту минуту белокурый юноша и в самом деле был похож на Перси Биши Шелли, чей портрет любезно предоставила мне Всемирная паутина.

Все одобрительно зашумели. Видимо, ребята и в самом деле утомились жить в своем узком кругу и были рады свежему взгляду и новому человеку.

Только Никита не проявил воодушевления. Да еще Сэм Кольридж вставил язвительное замечание:

– Персик, почему бы тебе тогда уж заодно не пригласить Евгению пожить в твоем палаццо?

Шелли словно бы не заметил сарказма, мило улыбнулся и предложил:

– И в самом деле, Евгения… Жизнь в Венеции чудовищно дорогая, почему бы вам не поселиться с нами? У меня здесь множество пустующих комнат, попрошу Кармеллу привести в порядок любую по вашему выбору…

Сработало!

– О, благодарю вас. Вы так добры и гостеприимны, – рассыпалась я в любезностях.

– Нет! – Голос Никиты Котова прозвучал преувеличенно громко. – Только через мой труп!

– Прости? – Шелли удивленно взглянул на друга.

– Эта женщина поселится здесь только через мой труп, – повторил Котов. – Вы, кажется, забыли – она работает на моего папашу! Он нанял ее с одной целью: разрушить нашу жизнь, вернуть меня в этот грязный Тарасов. Вы что, действительно поверили, что ей нравятся поэты Озерной школы?! Да вы наивны, как дети! Она просто хочет поближе подобраться ко мне, вот и все!

А мальчик не так глуп! Никита не на шутку разошелся. Лицо юноши побагровело, он трясся и, кажется, с трудом себя контролировал. На мгновение мне стало не по себе. Нет, разумеется, я не боялась Никиту Котова – я способна защитить себя и от более опасного противника, чем мальчик-мажор. Просто если мне придется применить силу на глазах у всех, потом будет очень сложно наладить контакт.

– Уилл, успокойся, пожалуйста. – Голос Алисы прозвучал неожиданно резко. – Ты позоришь нас перед гостьей. Что подумает о нас Евгения!

Никита вздрогнул и разжал кулаки. Смущенно оглядел свои большие ладони с красными полукружиями – следами от ногтей, потом пробормотал:

– Из-звините. Опять на меня накатило…

– Спасибо за любезное приглашение, – улыбнулась я. – Думаю, мне лучше остаться в гостинице. Но если вы разрешите мне навещать вас, буду рада.

Все наперебой принялись заверять меня, что я могу приходить когда пожелаю и принимать участие в их изысканных развлечениях. Алиса так и выразилась – «изысканных».

Шелли оглядел собравшихся и с видом заговорщика спросил:

– Никто не против?

Каждый из молодых людей кивнул, только Никита воздержался. Тогда Перси обратился ко мне:

– Да вот прямо сегодня у нас намечается… мероприятие. Посвящение новичка.

– Неужели? Как интересно! – вполне искренне восхитилась я.

Ну-ка, посмотрим, что задумали ребятки… При их прихотливой фантазии это может быть все, что угодно…

– Сегодня Джон Китс по праву займет свое место в нашем кругу, – пояснил Байрон. – Только для начала ему предстоит пройти испытание.

– Испытание? – Я бросила взгляд на Китса. Паренек выглядел не слишком-то счастливым. Видимо, знал, что ему предстоит. – И в чем же оно заключается?

– Стоп, стоп! – Алиса заливисто засмеялась и кокетливо поправила цветок в волосах. – Не стоит вот так сразу раскрывать перед гостьей все наши тайны! Пусть это останется секретом!

Вот ведь вредная девчонка! А я так рассчитывала узнать, к чему готовиться вечером.

– Итак, Евгения, ждем вас на набережной Гранд-канала в восемь вечера. Оденьтесь потеплее. И приходите обязательно – будет интересно! – Алиса подарила мне загадочную улыбку.

– С нетерпением жду вечера! – Я поднялась. – А сейчас мне пора. До встречи!

Мне показалось, или Кольридж и Вордсворт переглянулись? Во всяком случае, именно эти двое вышли следом за мной, чтобы проводить меня – или чтобы убедиться, что я точно покинула палаццо, а не затаилась где-нибудь в прихожей…

Если вы хотите задать человеку вопрос, на который тот предпочел бы не отвечать, выберите подходящее время и место, и гарантированно получите ответ. Я искоса глянула на Никиту. Молодой человек выглядел спокойным и расслабленным. Конечно, решил, что всякая опасность позади. Неприятная гостья сейчас уйдет, и можно будет без помех поговорить с другом, да вот с этим, Сэмюэлем Тэйлором…

Я повернулась к Никите и задала вопрос, который давно приберегала: