Текст книги "Проклятие желтых цветов"

В цоколе тоже сменилась картинка. Дверь мастерской открылась, и Макс буквально вытолкнул оттуда девушку, на ходу застегивающую платье. Она подошла к Пете, погладила его по кудрявой голове, тот дернулся так, будто к нему прикоснулись электрошокером. Она рассмеялась и, оставив парня в покое, вышла во двор через черный ход. Я подумала, что кто-то, увидев родионовский «Лексус», мог предупредить об этом Макса. Только вот незадача, Светланы Игоревны в нем не оказалось. По сути, для Макса это была ложная тревога. Но он пока об этом не знал и, стоя в дверях, что-то говорил Пете. Возможно, просил не закладывать его Роденовой. Петя встал, но не пошел в мастерскую, а стал подниматься по лестнице. Наверное, хотел встретить Светлану Игоревну. Но она в данный момент находилась в мэрии.

Когда люди толпой стали выходить оттуда, я оторвалась от планшета и пошла встречать свою клиентку, чтобы предотвратить возможное нападение на нее.

– Евгения, это излишняя предосторожность. Если на меня соберутся напасть, то сделают это где-нибудь в другом месте. Здесь ведь все просматривается камерами, а на входе стоит вооруженная охрана.

Это было мнение обывателя, но я не стала его оспаривать. Зачем было пугать клиентку тем, что существует показательная казнь, когда киллер сознательно расправляется с жертвой на глазах у большого числа людей или перед камерами, словно хочется сказать кому-то: «Трепещите! Так может быть и с вами». Над этой версией стоило поразмышлять, но не за рулем, ведь я не только следила за дорогой, посматривая, не привязался ли к нам хвост, но и поддерживала разговор со своей клиенткой.

– Мне надо было еще вчера догадаться, к чему журналистка завела разговор о подарке городу. Она наверняка знала про сегодняшнее совещание. Бюджет маленький, скверов и парков много, нужна спонсорская помощь. От меня – скульптурная композиция. Как же далеки чиновники от искусства! Они совершенно не понимают, что творческий замысел не рождается у художника по щелчку пальцев, он возникает каждый раз внезапно, словно озарение. Порой эти идеи и образы так мимолетны, что их просто не успеваешь зафиксировать, и они на долгое время, а то и насовсем остаются неоформленными. Иногда случается снова вернуться к одному из тех мимолетных образов, но это бывает крайне редко. Творить же по чьей-то прихоти – это для меня просто мучение. Надеюсь, вы понимаете меня, Евгения? – Светлана Игоревна повернулась ко мне, ожидая ответа.

Я не собиралась поддерживать этот разговор, но волей-неволей мне пришлось это сделать.

– Отчасти. Вы ведь берете какие-то заказы, – вспомнила я.

– Коммерческие проекты – это совсем другое. Как правило, мои заказчики дают мне полную свободу творчества, они не ставят меня в строго определенные рамки. Другое дело – сегодняшняя разнарядка. Мало того что мэрия хочет получить от меня скульптуру бесплатно, так она еще и условия мне ставит – какой должен быть размер, материал и даже сюжет! Я уже не говорю про сроки!

– Сочувствую, – подстроилась я под свою клиентку, хотя мне ее жалобы казались надуманными. Если ты любишь свое ремесло, то почему бы и не подарить городу памятник, который тебя же в конечном итоге и прославит? Или Родионова творит только за деньги? Кто же ей, интересно, заказывает скульптуры? Наверное, владельцы загородных домов с большими приусадебными участками или родственники тех, кто безвременно покинул этот мир.

Услышав от меня именно то, что хотела, Родионова в удовлетворении откинулась на подголовник. Какое-то время в салоне моего «Фольксвагена» стояла тишина, потом Светлана вдруг спросила:

– Евгения, а куда мы едем? Надо в худучилище.

– Мы подъедем к нему, но не с центрального входа. А разве у студентов сейчас не сессия?

– У очников – да, но я читаю спецкурс заочникам.

– Понятно.

Минут через пятнадцать я припарковалась у хозяйственного корпуса училища. Если кто-то успел изучить график передвижений Родионовой и решил, что студенческий кампус удобен для нападения, то его ждало большое разочарование. Светлана Игоревна появилась сегодня там с совершенно непредсказуемой стороны и к тому же не одна, а в моем сопровождении. Правда, у дверей учебного корпуса мы были вынуждены на время расстаться. Вход туда осуществлялся по электронным пропускам, так что посторонним войти в это здание было непросто, хотя и не так уж и невозможно. Наверняка были какие-то лазейки, но я не стала их искать – ситуация не накалилась до такой степени, чтобы я неотлучно следовала за своей клиенткой везде и всюду. Пока она читала заочникам свой спецкурс, я решила съездить во флористический салон.

* * *

Когда я зашла в салон цветов «Пан Тюльпан», продавщица встретила меня дежурной улыбкой и вопросом:

– Чем я могу вам помочь?

Когда я слышу в магазинах подобные вопросы, мне хочется саркастически ответить: «Деньгами». Но это желание пока остается неудовлетворенным.

– Информацией, – ответила я.

– Какой? – уточнила продавщица, продолжая растягивать рот в искусственной улыбке. Вероятно, она решила, что сфера моих интересов простирается не дальше ее познаний в области флористики.

– Я хотела бы знать, из вашего ли магазина в прошлую пятницу был доставлен букет одуванчиков в Центр изящных искусств, и кто сделал такой заказ.

С каждым моим словом девушка-флорист становилась все сумрачней и сумрачней. Когда же я замолчала, она вместо информационной помощи отвернулась от меня и стала опрыскивать розы. А вот не надо было задавать мне этот дурацкий, набивший оскомину вопрос: «Чем я могу вам помочь?» Сама ведь напросилась на прямой ответ! Ладно, попробую сгладить ситуацию.

– Я готова оплатить информационные услуги.

Продавщица отреагировала не сразу, похоже, осмысливала услышанное.

– Хорошо, я вам кое-что расскажу, если вы купите вон ту монстеру, – девушка кивнула в сторону увядшего комнатного растения.

Я перевела свой взгляд обратно, пытаясь понять, не шутит ли она, предлагая купить мне керамический горшок, из которого стрелой торчит засохший стебель со свернутыми в трубочку сухими листьями? Продавщица была более чем серьезна.

– Сколько стоит этот горшок? – спросила я, потому что хоть какую-то ценность представлял именно он, а не то, что из него торчало. Услышав цену, я кивнула: – Хорошо, я его куплю.

– Я дам вам памятку по уходу за монстерой, возможно, вам удастся ее выходить, – девушка подошла к кассе и повторила цифру.

Мне пришлось достать из кошелька нужную сумму. Вручив мне чек, продавщица как-то хитро улыбнулась, будто давала понять, что переиграла меня, всучив по случаю неликвидный товар. Но я недолго чувствовала себя обманутой.

– В четверг к нам зашел один человек, – начала свой рассказ продавщица. – Не скажу, что это был совсем уж бомж, но одет он был плохо. Обычно от подобных маргиналов не стоит ждать ничего хорошего. Они либо пытаются что-то украсть, либо начинают попрошайничать. Этот дождался, когда я обслужу покупателя, и сказал, что хочет заказать доставку букета, и даже продемонстрировал наличные. Мне, конечно, показалось странным, что у плохо одетого человека есть деньги на цветы, но мало ли… Я спросила, какие цветы предпочтительны, он сказал, что одуванчики.

– И это вас не удивило?

– Нет, сейчас как раз идет телевизионная реклама о том, что у нас можно приобрести букет из одуванчиков, полевых ромашек и васильков.

– Ясно. Записку он у вас заказывал?

– Нет, ни о какой записке речи не было.

– А мог он на следующий день курьеру записку отдать, чтобы тот вложил ее в букет?

– Это вряд ли. Точное время доставки мы не обговаривали. И если бы что-то такое вдруг произошло, я бы знала.

– Уверены?

– Конечно, ведь курьер – это мой муж. Он бы мне рассказал. Мы ведь с ним дома обсуждали, что этот дорогой заказ поступил от маргинала.

– Что-то еще вспомнить можете?

– Нет, тот человек находился здесь не больше пяти минут – дождался своей очереди, сказал, что букет надо доставить в пятницу в Центр изящных искусств, расплатился и ушел. Я каждую купюру дважды проверила, фальшивок не было.

– У вас, я вижу, камеры есть, – я перевела взгляд на ту, что была направлена на кассу. – Как бы мне взглянуть на записи того дня?

– К сожалению, никак.

– А если я еще какой-нибудь вяленький цветочек у вас приобрету? – стала торговаться я.

– У нас каждые сутки записи стираются, потому что память маленькая.

– Тогда сами опишите заказчика, – попросила я.

– Высокий, худощавый, на вид лет пятьдесят, – вспоминала продавщица. – На голове у него была кепка, но затылок открыт, поэтому я обратила внимание, что волосы у него темные, с сединой. Небритость у него была двух-трехдневная. На глазах – очки с черными стеклами, он их не снимал, зайдя сюда, так что глаз я не видела. Руки у него слегка тряслись, под ногтями – грязь. Одежда вроде по размеру и не грязная, но не модная и сильно мятая. И еще – дыхание у него было свежее, будто он только что какие-то мятные леденцы сосал или жевал резинку. Скажите, а что случилось?

– Ничего страшного, – отмахнулась я.

– Но вы бы не пришли сюда и не интересовались тем, кто купил у нас одуванчики, если бы все прошло гладко. Скажите, у нас могут быть проблемы? – встревожилась продавщица.

– У вас – нет.

– Ой, вы, наверное, из полиции, а я вас увядшую монстеру купить вынудила, – продавщица вдруг стала испытывать угрызения совести. – Если хотите, я возврат оформлю…

– Не стоит. Вы помогли мне с информацией, я вам – с реализацией товара, на который нет, да и не будет спроса, все по-честному.

– Вот, возьмите памятку. Монстеру действительно еще можно выходить, там есть небольшие, едва заметные новые отростки.

Я взяла бумажку, убрала ее в сумку, потом подхватила горшок с увядшим растением и понесла его к выходу. Сначала я хотела донести цветок до ближайшей мусорки, но потом подумала, что тетя Мила, пожалуй, с радостью взялась бы за реанимацию этого растения, поэтому я погрузила его в машину и поехала домой.

Тетушка действительно очень обрадовалась, причем не только цветку, нуждающемуся в ее заботе, но и мне.

– Женя, ты пришла как раз вовремя. Мой руки, сейчас будем есть лазанью.

– Прости, тетя Мила, я должна ехать, иначе не успею встретить клиентку.

– Береги себя, – бросила мне вслед тетушка.

Глава 7

По дороге я попала в пробку, но все равно успела встретить Родионову, так как она немного задержалась.

– В этом году у меня такие замечательные студенты-заочники, – рассказывала мне Светлана Игоревна уже в машине. – Им все интересно, они столько вопросов задают! Люблю работать с талантливой молодежью, я от них заряжаюсь, а они, надеюсь, от меня. Женя, сегодня я познакомлю вас со своими учениками, с Петей и Максом. Я уверена, что они обязательно станут знаменитыми. У них есть свой почерк, это – главное.

Родионова даже не подозревала, что мне кое-что уже известно про этих парней. Интересно, как бы она отреагировала, узнав, чем сегодня занимался Макс в ее мастерской? Разумеется, рассказывать ей об этом и уж тем более демонстрировать ей видеозаписи я не собиралась. Светлана наняла меня для того, чтобы я обеспечивала ей условия, при которых вдохновение всегда было бы рядом с ней. Если неведение не мешает, а помогает моей клиентке быть в состоянии творческого экстаза, то почему бы мне не удерживать ширмочку перед ее глазами?

– Евгения, вы не поверите, но пока я общалась с заочниками, мне в голову пришла одна идея. Я сегодня же начну работать над эскизами, но сначала надо пообедать. – Родионова вынула из сумки телефон, позвонила в пиццерию и заказала две «Валенсии» с доставкой в офис.

Около Центра изящных искусств стояла черная «Приора», похожая на ту, что вчера ехала за нами. Я решила подстраховаться и проехала мимо парковки.

– Евгения, куда вы? Там же были свободные места?

– Предлагаю зайти в здание с черного входа.

– Вы заметили кого-то подозрительного, да? – встревожилась моя клиентка.

– Нет, это простая предосторожность. Я считаю, что в целях безопасности надо чаще ломать стереотипы в своем поведении.

Как я ни старалась сгладить ситуацию, Родионова все равно занервничала, и это не могло не отразиться на ее вдохновении. Оно стало постепенно из нее улетучиваться, как гелий из воздушного шарика.

Мне пришлось объехать почти целый квартал, чтобы попасть во двор, в который вел черный ход. Светлана сидела, поджав губы, углубившись в свои мысли.

– Посидите здесь, я проверю, что там, – попросила я и отправилась на разведку.

Дверь оказалась открытой. Кто бы сомневался! Я вернулась к «Фольксвагену», распахнула пассажирскую дверь, выпуская Родионову, затем, прикрывая ее собой, довела до входа. Светлана, кажется, уже привыкла к этому и не размышляла о том, что подумают сотрудники, если увидят, что летописец ведет себя как телохранитель. Мне и вовсе не было никакого дела до их мнения, я должна была защищать свою клиентку, а уж хорошо или плохо я играю роль летописца, это было для меня не так уж и важно.

Родионова не смогла пройти мимо своей мастерской. Она толкнула дверь, будто знала наверняка, что там кто-то есть. Петя и Макс действительно находились там и даже были заняты чем-то полезным. Один вертелся около одной расчехленной скульптуры, другой – около второй.

– Вы здесь, мальчики, это очень хорошо. Нам надо кое-что обсудить, но не сейчас, у меня скоро занятия с малышами. Кстати, это – Евгения, мой летописец. Это – Макс, – при этих словах один их парней склонился в реверансе, – а это – Петр.

Второй ограничился лишь легким поклоном. Родионова вышла из мастерской и направилась к лестнице. Я немного отстала от нее, потому что закрывала на засов черный ход, но быстро догнала ее и сопроводила до кабинета.

– Вам пиццу доставили, – сообщила Ника, поприветствовав свою начальницу.

– Так быстро?

– Я не знаю, когда вы ее заказывали, но принесли ее буквально две минуточки назад. Антон Михайлович рассчитался с курьером.

– Ника, завари чай, пожалуйста, и заходи с нами перекусить.

– Я уже поставила чайник, сейчас все организую.

Родионова распахнула дверь своего кабинета, я удостоверилась, что, кроме Антона, там никого нет, и собиралась остаться в приемной, но Светлана дала мне понять, что я должна следовать за ней.

На столе лежали две коробки с пиццей. Родионова взглянула на них и впала в ступор.

– Что с тобой, дорогая? – спросил Антон.

– Я два года заказываю пиццу в одном и том же месте, в пиццерии «Турнелло», там всегда упаковывают ее в одинаковые коробки со своим логотипом. Эти коробки – другие.

– Света, я не понимаю, что тебе не нравится, – Родионов раскрыл одну из них. – Пицца как пицца.

– Нет, Антоша, здесь явно что-то не так. Они просто не могли так быстро ее испечь и доставить.

– Может, у них была уже готовая?

– С каких это пор из «Турнелло» стали доставлять подогретую, а не только что выпеченную пиццу? – Светлана наклонилась к «Валенсии», принюхалась и спросила: – Она сегодня как-то странно пахнет…

– Антон Михайлович, вы запомнили, как выглядел курьер? – поинтересовалась я.

– Конечно.

– На нем был фирменный фартук? – спросила Светлана.

– Был, – подтвердил Родионов, – только не на нем, а на ней.

– Странно, все это очень странно. В «Турнелло» все курьеры – молодые люди, а не девушки. Упаковка другая, запах другой…

– А вот и чай! – Ника зашла в кабинет с подносом.

– У нас совещание! – достаточно резко произнесла Родионова. – Попозже зайди!

Секретарша вышла.

– Света, что с тобой? Как прошло совещание в мэрии? – Антон взял кусок пиццы и поднес его ко рту.

– Не ешь! – Светлана буквально схватила его за руку. – А вдруг она отравлена?

– Да у тебя паранойя! Почему пицца должна быть отравлена?

– Потому что кто-то желает моей смерти.

– Нет! Я больше так не могу! – Антон бросил кусок в коробку. – Тебе на каждом шагу мерещатся какие-то угрозы. Может, тебе сходить к психоаналитику?

– Чтобы завтра весь город знал, что я к нему обратилась?

– Можно подумать, люди ни о чем не догадываются, – Родионов взглянул на меня: – Если хотите знать, по офису уже ползут слухи, что Евгения вовсе не летописец, а телохранитель.

– Но как они догадались?

– Понятия не имею, – пожал плечами Антон. – Ладно, если тебе не нравится эта пицца, давай ее выбросим и поедем куда-нибудь пообедаем.

– Ты поезжай, а я не успею. У меня скоро занятия с малышами. А я еще хотела сделать эскизы. Впрочем, я и без них уже поняла, что моя идея не своевременна. Тарасов еще не готов к ней.

– Что за идея? – поинтересовался Антон.

Светлана стала рассказывать мужу, по какому поводу было совещание в мэрии. Я же думала о пицце. А вдруг она на самом деле отравлена? Не исключено, что телефон Родионовой прослушивается. Допустим, она позвонила в «Турнелло», кто-то следом отменил этот заказ и привез сюда отравленную пиццу в похожих коробках. Был только один способ выяснить, так ли это на самом деле – отвезти пиццу на экспертизу, и я предложила это Родионовым.

– Женя, а вы можете это организовать? – поинтересовалась Светлана.

– Да, – согласно кивнула я, – у меня есть знакомый криминалист.

– Я уверен, что вы напрасно его побеспокоите, но если хотите провести экспертизу, то проводите, иначе так и будете гадать, отравленная пицца или нет, – высказался Антон.

– Да, Евгения, поезжайте к своему знакомому, не думаю, что во время занятий с детками дошкольного возраста мне что-то угрожает. Так, мне надо переодеться, чтобы не испачкать этот костюм, – Светлана подошла к шкафу.

Мы с Антоном вышли в приемную, секретарши там не было. Родионову кто-то позвонил, и он вышел в коридор. Я же достала планшет и стала просматривать записи с камер. В Центр прибывали дети с родителями и бабушками-дедушками. Один мужчина производил впечатление лишнего. Мне показалось, что он просто пристроился к тем, кто заходил в здание с детьми. Более того, по приметам он был похож на того маргинала, что заказывал одуванчики – рост выше среднего, худощав, с трехдневной щетиной на лице. Кепки и темных очков у него не было, но это дело наживное.

Вернулся Антон, и я у него спросила, показав изображение на планшете:

– Вы его раньше здесь видели?

– Нет, но это еще не повод в чем-то подозревать этого человека. Вдруг ребенок раньше приходил сюда с мамой, а сегодня пришел с папой?

– И где же его ребенок?

– Возможно, уже зашел в класс.

– Все, я готова, – сказала Светлана, появившись в приемной.

– Я провожу вас в класс, а потом поеду в бюро судебной экспертизы.

Когда мы с Родионовой спустились на первый этаж, подозрительный мужчина, прогуливающийся по холлу, бросился ей наперерез. Но я была готова к такому маневру с его стороны, поэтому тут же встала стеной между ним и Светланой. Он попытался меня отстранить, но я заломила его выставленную вперед руку так, что он застонал.

– Кто вас послал сюда? Отвечайте! Живо! – потребовала я, не отпуская его руку.

– Я отец Саши Квитко, – выдавил из себя подозрительный тип, даже не пытаясь сопротивляться.

– Евгения, отпустите его, пожалуйста, – стала заступаться за него Родионова. – Я узнала этого человека. Он действительно как-то был здесь с Сашей.

Я отпустила руку Квитко, но бдительности не потеряла. Если этот человек был отцом Светиного ученика, это еще не означало, что одуванчики с угрозой на французском послал ей не он.

– Светлана Игоревна, я пришел вам сказать, что Саша сломал ногу, поэтому не может посещать занятия. Но он хотел бы закончить работу над статуэткой дома. Я, собственно, пришел ее забрать, если вы позволите, – Квитко с опаской взглянул на меня.

– Да, конечно, вы можете забрать работу вашего сына. И простите нас за это недоразумение, просто Евгения приняла вас за другого человека.

– Да, это так, – подтвердила я и уточнила: – Вы в порядке? Медицинская помощь не требуется?

– В порядке, – заверил родитель заболевшего ученика, пошевелив рукой, которую я ему едва не сломала.

Когда произошел этот инцидент, в холле уже никого не было, кроме нас троих и вахтерши. Мария Ильинична, как обычно, что-то вязала и даже не смотрела в нашу сторону. Но мне почему-то думалась: она боковым зрением видела, что произошло здесь пару минут назад.

Я проводила Светлану Игоревну в класс, в котором собрались ученики со своими родственниками. Родионова отдала Квитко-старшему фигурку какого-то доисторического ящера, вылепленную то ли из пластилина, то ли из воска, и тот ушел. Остальные родственники юных скульпторов не вызывали у меня подозрений, так что я со спокойной душой могла оставить свою клиентку с ними на ближайшие полтора часа.

Вернувшись в кабинет, я взяла обе коробки с пиццей, чтобы отвезти их на экспертизу. Расспрашивать Нику о курьере я не стала, чтобы окончательно не разрушить хлипкую легенду о книге, которую я пишу о Родионовой. Зачем летописцу интересоваться приметами курьера? А вот пройти молча мимо Марии Ильиничны я не могла.

– Добрый день! Я смотрю, вы сегодня новую вещь вяжете.

– Да, у меня внуков много, – сказала бывшая сотрудница какой-то силовой структуры, откладывая в сторону вязание, – но это вещи не для них, вяжу на заказ. Евгения, ты что-то по делу хотела у меня узнать?

– Хотела, – кивнула я. – Сегодня была доставка пиццы, вы ничего необычного не заметили?

– Нет, все было как обычно. Разве что курьером была девушка, а не парень, но машина, на которой она приехала, была та же, что и всегда. Упаковка вроде другая, – Мария Ильинична уперлась взглядом в коробки, которые я держала в руке. – Мне стоило сразу обратить на это внимание. Неужели кого-то хотели отравить пиццей?

– Возможно. Хочу отдать ее на экспертизу.

– Это правильно. Если что, то я могу составить фоторобот девицы, которая их привезла.

– Буду иметь это в виду, – с этими словами я вышла на улицу и только потом вспомнила, что оставила свой «Фольксваген» во дворе.

Можно было, конечно, вернуться, чтобы пройти кратчайшим путем до своей машины, то есть через здание. Но я не стала этого делать и вовсе не потому, что суеверна. Просто мне хотелось пройти мимо черной «Приоры», которая все еще была припаркована около Центра. В ней никого не было. На всякий случай я запомнила ее номер. Уж слишком часто авто этой модели и такого цвета стало попадаться мне на глаза.

Когда я зашла во двор, то сразу обратила внимание, что дверь черного хода распахнута настежь. Похоже, бороться с этим можно было только кардинальным способом – наглухо ее забить. Правда, это пойдет в ущерб пожарной безопасности. На всякий случай я заглянула в здание – в цоколе никого не было. Тогда я открыла дверь в мастерскую и увидела такую картинку – Макс и Петя сидели по разным углам, каждый со своим гаджетом.

– Евгения, вы принесли нам пиццу? – обрадовался Макс. – Как это мило с вашей стороны! Что же вы стоите в дверях? Проходите! Мы вам накидаем какого-нибудь материала для вашей книжки.

– Летописи, – поправил его Петя.

– Ребята, ваше предложение очень интересно, но мне надо кое-куда съездить по поручению Светланы Игоревны. Закройте, пожалуйста, за мной запасной выход.

– Да пусть останется открытым, – отмахнулся Макс. – Дверь так громыхает, что отвлекает нас от работы. Если ее закрыть на щеколду, люди стучать начнут с улицы. Пусть уж лучше будет незапертой и нараспашку.

– Антон Михайлович распорядился закрывать ее на щеколду.

– Хорошо, я закрою, – Петя встал и пошел в мою сторону. Выйдя из мастерской, он уточнил: – А куда вы эту пиццу повезете?

Парень явно нервничал. Неужели подобно вору, на котором шапка горит, он почувствовал, что его вот-вот уличат в чем-то противозаконном? Вот уж от кого-кого, а от Пети я такого поступка ожидала меньше всего. С виду он такой послушный, скромный, правильный, но может статься, что в этом тихом омуте водятся черти.

– Давай на «ты», – предложила я.

– Можно, – кивнул Петя, не поднимая между тем на меня глаз.

– Светлана Игоревна просила домой пиццу отвезти, к Родионовым какая-то родня приехала, а домработница выходная. В холодильнике – шаром покати.

– Родня? – В голосе Пети было то ли удивление, то ли разочарование. Я не смогла понять это только по голосу. Глаза родионовский подмастерье так на меня ни разу и не поднял.

– Ладно, я поехала, – я вышла во двор и, оставаясь на месте, убедилась, что Петр закрыл дверь на засов.

Сев в машину, я позвонила криминалисту Валентину и предупредила его, что скоро приеду и привезу кое-что на химанализ. Мне уже не раз доводилось обращаться к нему за помощью. Поначалу он брыкался, ссылаясь на сильную загруженность своей основной работой, но от меня не так-то просто отвязаться. Постепенно я приучила Валентина к тому, что я время от времени подбрасываю ему халтурку – и ему какой-никакой дополнительный заработок, и мне помощь в работе.

– Евгения, как бы ты меня сейчас ни упрашивала, – начал Валя, когда я положила на его стол две коробки с «Валенсией», – но срочно сделать анализ я не смогу. У меня здесь полный завал.

– А когда сможешь? – уточнила я.

– К завтрашнему утру.

– Пойдет, – согласилась я, – главное, чтоб никто из ваших не позарился на эту пиццу. Не исключаю, что она отравлена.

– Я ее уберу с глаз, – пока Валентин прятал коробки в холодильник с химреактивами, я положила на стол конверт с деньгами и ушла.

У меня еще было немного времени для того, чтобы где-то пообедать, и я позвонила своей тетушке.

– Тетя Мила, а предложение насчет лазаньи еще в силе? – уточнила я.

– Конечно! – обрадовалась она. – Я ведь наготовила ее столько, что можно всех соседей накормить.

– Обойдутся! Я заберу ее с собой на работу. Моя клиентка осталась без обеда и может упасть в голодный обморок. Ее надо накормить. К тому же она любит итальянскую кухню.

Конечно, моей тетушке очень хотелось, чтобы я посидела с ней за столом, рассказала что-нибудь про свою новую работу, но я лишь в двух словах обрисовала ей, чем мне приходится заниматься, взяла лазанью, упакованную в большой пластиковый контейнер, и поехала в Центр изящных искусств.

Вскоре выяснилось, что Антон пообедал в ближайшем бистро, Ника наелась пирожных из пекарни, расположенной в соседнем доме, причем никто из них даже не подумал купить что-то для Светланы Игоревны.

Света отпустила ребятишек уже в пятом часу.

– Сегодня было такое продуктивное занятие! Никто не хотел расходиться, но мне пришлось распустить детей и их родителей только лишь потому, что у меня желудок стало сводить от голода, – пожаловалась мне Родионова. – Женя, поедемте в кафе или ресторан! Мне все равно куда, лишь бы чем-то заморить червячка.

– Я принесла лазанью. Ее моя тетушка приготовила.

– Она у вас повар или кулинар?

– Нет, тетя Мила кандидат юридических наук, а готовка – это ее хобби.

– Хорошо, лазанья так лазанья! – Светлана восприняла мою инициативу как должное.

Как только мы переступили порог кабинета, Антон обрушил на свою супругу новую проблему:

– Статья, которую мне прислала Гордиенко, совершенно никуда не годится! Я пытался что-то подкорректировать, но эта бездарная журналистка отказалась что-либо менять. Как же все это не вовремя! Перед самой выставкой такой черный пиар! Я пытался задействовать всякие рычаги давления, причем не только на Гордиенко, но и на главного редактора «Тарасовского вестника», все безрезультатно! Прости, дорогая, я не смог тебя защитить, – Антон был готов рухнуть перед женой на колени.

– Все решаемо, – ответила ему Светлана поразительно спокойным тоном, взяла смартфон и набрала какой-то номер: – Василий Кузьмич! Приветствую вас! Это Родионова. Ваше сегодняшнее выступление произвело на меня такое мощное вдохновляющее впечатление, что я еще не успела вернуться в офис, как у меня уже зародилась одна идея. Да, это насчет благоустройства парка. Да, конечно, в самое ближайшее время я предоставлю в комитет первые эскизы. До свидания!

– Света, ты все же решила согласиться? Но как же другие проекты?

– Как выяснилось, у меня нет выбора. Правда, идея, которая меня сегодня озарила, не подходит для выполнения той задачи, которую передо мной поставили в мэрии. Вряд ли тем, кто гуляет в парке, захочется остановиться около моей скульптурной композиции, чтобы отыскать среди множества масок ту, которую они каждодневно носят. Им нужен памятник, с которым они неплохо смотрелись бы в кадре, к глубокому самоанализу тарасовцы пока не готовы.

– Дорогая, я всегда знал, что ты гениальна, но я не перестаю удивляться, насколько. В Европе такая композиция будет востребована. – Родионов вдруг повернулся ко мне: – Евгения, надеюсь, вы понимаете, что не должны никому и никогда рассказывать обо всем, что касается Светиного творчества? Идеи стоят очень дорого.

«То есть о личной жизни его супруги, по его мнению, я могу болтать с друзьями на пикнике или со своей тетушкой перед телевизором, а вот о ее творческих планах – нигде и никогда?» – усмехнулась я про себя.

– Любая информация, касающаяся моих клиентов, не выходит за пределы моей черепной коробки, но я стараюсь ее не хранить там дольше, чем длится контракт.

Антон Михайлович удовлетворенно мотнул головой. Светлана Игоревна подошла к шкафу и достала оттуда тарелки, ножи и вилки для лазаньи. Оказывается, там была не только запасная одежда, но и посуда. Но где-то там, в недрах этого огромного дубового шкафа, определенно был спрятан скелет. Я прямо-таки чувствовала, как он, позвякивая своими костяшками, просится наружу, но Света пока не была готова к тому, чтобы предъявить его мне. Глядя на то, как она жадно набросилась на тетушкину лазанью, я думала о пицце. Если «Валенсия» действительно была приправлена ядом, то не только Светлана, но и я, и Антон, и Ника могли отравиться. Если Родионова скрывает, а я была почти уверена, что так и есть, от кого исходит угроза, то она подставляет не только себя, но и тех, кто ее окружает. Это очень неосмотрительно с ее стороны.

– Женя, передайте вашей родственнице, что я еще никогда не ела ничего подобного. Даже в ресторанах, где есть итальянская кухня, не умеют готовить такую нежную лазанью. Здесь все сошлось – и паста, и начинка, и соус.

– Спасибо, я передам ваши похвалы тете Миле.

– А это не будет слишком нагло с моей стороны, если я попрошу у вашей тетушки рецепт лазаньи? – спросила Светлана, и Антон с удивлением покосился на супругу.

– Ни в коем разе, – ответила я, подумав, что для человека, не умеющего готовить, начинать это занятие надо с блюд попроще, а не с лазаньи. Начинку она, может, еще и сможет сделать, а вот правильный соус приготовить непросто, я уж не говорю про самодельное тесто в виде широких полосок.

– Тогда передайте рецепт Серафиме, пусть она его освоит.

У Антона прямо-таки отлегло от сердца. Вероятно, Светину стряпню есть совсем невозможно. Для меня и домработница Родионовых готовила так себе. Я была почти уверена, что она не сможет даже по рецепту тети Милы приготовить съедобную лазанью, но возражать не стала.