Текст книги "Дом трех вдов"

Марина Серова
Дом трех вдов

© Серова М.С., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Он завещал, чтобы его кремировали, а пепел развеяли над водой.

Река в это день была серо-стальной, мрачной, ледяной даже на вид – не хотелось в нее погружаться ни живому, ни мертвому. Впрочем, ему было уже все равно. А нам предстояло выполнить условие его завещания.

Палуба яхты мерно покачивалась под ногами. Элегантные холеные дамы в трауре и солидные господа провожали Кирилла Ганецкого в последний путь. Все у него было первоклассное – автомобили, трубки, костюмы, жены, яхты.

Вот и этот корабль был зримым воплощением богатства. Не какая-нибудь хрупкая скорлупка с парусом, а солидная металлическая посудина с двумя двигателями, застекленной просторной каютой и вышколенной командой.

Места на палубе хватило всем родным и близким покойного. Таковых насчитывалось двенадцать человек. Не считая меня, конечно.

Тринадцатый гость на этой траурной церемонии, я стояла с фарфоровой урной в руках. Лица присутствующих были бледны до зелени – от холода, качки и печали по усопшему. Или от ненависти к нему?

– Не понимаю, к чему такой странный ритуал! – Голос вдовы номер два взлетел до истерических нот. – Почему нельзя было лечь в землю, как все нормальные люди?! Вот вечно он выделывался!

Родные и близкие старательно отводили взгляды. Всем хотелось побыстрее закончить с неприятной церемонией, но никто не желал первым этого показать.

Я резко выдохнула и сказала:

– Думаю, пора начинать.

Все с облегчением перевели дыхание, задвигались и принялись тихо переговариваться.

Оставалось всего одно, крайне неприятное дело, а потом можно было уйти в тепло стеклянной каюты, протянуть руки к обогревателю. Впереди поминальный обед в лучшем ресторане города – сдержанно, пристойно, достойно дорогого, состоятельного покойного. Нашего общего друга, так его…

Я обвела взглядом лица вдов. Все три не отрываясь смотрели на урну у меня в руках.

– Итак? – поторопила я скорбную троицу. Вдова номер один подняла глаза к серому небу, едва заметно улыбнулась и кивнула. Вдова номер два резко дернула головой – оставалось принять это за знак согласия. Вдова номер три хлюпнула в платочек.

Я прикинула, откуда дует ветер, открыла тугую крышку и одним точным движением высыпала пепел. По моим расчетам, он должен был улететь за корму и растаять над водой в белом пенном следе за яхтой. Но именно в этот момент ветер вдруг резко изменил направление, и пепел полетел прямо на нас. Несколько секунд все стояли, моргая, таращась на почерневшие лица друг друга и пытаясь осознать происшедшее.

Наконец вдова номер два разразилась истерическим смехом. Вынула белоснежный платочек, сплюнула в него хрустнувший на зубах пепел и высказала вслух то, что думали все присутствующие:

– Вот сволочь! Он всегда нас ненавидел…

Глава 1

«Вика, я тебя люблю!!!»

Надпись на ржавой стене гаража была снабжена тремя восклицательными знаками и ужасно раздражала.

Слякотный март только начался, что тоже не улучшало настроения. В марте наш провинциальный городок Тарасов превращается в одну сплошную лужу. Это значило, что о ежедневных пробежках придется забыть надолго. Шлепать по грязи – удовольствие так себе. Мой тренированный организм нуждается в постоянных нагрузках. Если я не бегаю и не тягаю железо в спортзале, начинают ныть суставы, дает о себе знать травмированное когда-то давно при прыжке с парашютом колено, я вспоминаю, что мне уже не восемнадцать, что молодость проходит, а характер мой, и без того сложный и непредсказуемый, становится совсем уж невыносимым… Из затяжной весенней депрессии меня может вывести только работа – тогда я отвлекаюсь, понимаю, что нужна кому-то, в очередной раз осознаю, какой я крутой профессионал в своем деле, – а там, глядишь, все и налаживается.

Но сейчас, как назло, никакой работы не предвиделось. Дело в том, что я, Евгения Охотникова, единственная в нашем городе женщина-телохранитель. Служба в отряде особого назначения «Сигма» осталась в прошлом, сейчас я востребованный профи с неплохим, по провинциальным меркам, доходом и еще более впечатляющим послужным списком.

Чего стоит только одно дело «Цифровой леденец»! А кто, как не я, доставил за границу в целости и сохранности мальчишку-аутиста, по совместительству гения преступного мира? В общем, есть что вспомнить, есть чем гордиться… Но сегодня я сижу у окна в своей комнате, и челюсти мне сводит тоска.

Ночью я вернулась с Ямайки. После золотых пляжей слякотная весна средней полосы нагоняет печаль.

А тут еще эта дурацкая надпись: «Вика, я тебя люблю!!!» Может, выйти и стереть? Надпись появилась вчера – какой-то влюбленный распылил краску из баллончика и увековечил свою любовь к Вике, скорее всего, такой же дурочке, как и он сам. Все влюбленные – идиоты. Почему я должна смотреть на это? Ядовито-зеленая краска портит мне весь вид из окна! Но так неохота натягивать кроссовки и тащиться во двор…

Решительным жестом я задернула занавеску и тем самым устранила проблему, хотя бы на время.

Признайся себе, Охотникова, – тебя так раздражает эта безобидная надпись, потому что у тебя самой на любовном фронте затишье. Да, знаю, есть на свете человек, который, стоит мне только поманить, прыгнет в самолет и примчится ко мне, готовый разделить мою жизнь, носить меня на руках и вытирать сопли нашим общим детишкам. Вот только я к этому не готова. Моя профессия, моя налаженная приятная жизнь, да что там – моя свобода мне дороже всего на свете.

Слишком высокую цену мне пришлось за нее заплатить.

Телефон зазвонил внезапно, оторвав меня от воспоминаний. «Джама-а-айка!» – завопил Робертино Лоретти. Так, отпуск закончился, надо бы сменить рингтон.

– Охотникова, – бросила я в трубку.

– …сволочь, дрянь! – донеслось до меня издалека. – Радуйся, ты своего добилась! Он умер. Его убили.

– Простите, с кем я говорю? – осторожно спросила я, отводя телефон подальше от уха. Может быть, кто-то просто-напросто ошибся номером и поток ругани предназначался не мне?

– Охотникова, мало того что ты идиотка, каких поискать, так у тебя еще и со слухом проблемы? – надрывался хриплый женский голос.

– Добрый вечер, Ника, – устало вдохнула я. Надо же, а я надеялась, что больше никогда не услышу эти характерные интонации торговки на Привозе…

– Ни хрена не добрый, – со злым торжеством проговорила моя давняя знакомая. – Киру убили.

Я не стала задавать дурацких вопросов: «Ты уверена? Это точно?», восклицать: «О нет, не может быть!»

Мое сердце пропустило два удара. Потом я откашлялась и задала единственный вопрос:

– Кто это сделал?

Да, знаю, можно было спросить «Когда?» или «Как это случилось?». Но у меня еще будет время выяснить это. А пока о главном.

Вопрос был предельно простым, но поставил мою собеседницу в тупик. Ника замолчала и молчала долго – минуты две. Я терпеливо ждала. Если эта женщина решилась позвонить мне после трех лет молчания, значит, у нее есть веская причина для этого.

Наконец у Ники нашлись слова:

– Знаешь, Охотникова, когда я смогу ответить на этот вопрос, то сама задушу гада голыми руками.

– Зачем звонишь?

– Слушай, неужели ты не в курсе? – поразилась Ника. – Весь город гудит. Только об этом и говорят.

– Я только что вернулась. Зачем звонишь?

– Стерва ты, Евгения, – мирно сказала женщина. – И что Кира в тебе нашел?

– М-м, давай подумаем. Модельную внешность и чуткую душу?

Ника еще помолчала, потом устало проговорила:

– Звоню, чтобы позвать тебя на похороны.

– Да ты с ума сошла? – вскипела я. – Там и так будут три вдовы! Только меня не хватало. Тогда уж зови всех – эту, как ее… балерину, и ту, заводчицу бульмастифов, и училку из гимназии… Список получится длинный.

– Знаешь, я всегда тебя ненавидела, – вздохнула женщина.

– Спасибо, я в курсе, – усмехнулась я. Боль копошилась где-то в районе сердца, но я чувствовала себя как будто под анестезией. Больно будет потом.

– Дай сказать. Ненавидела, потому что знала – ты для Кирилла особенная. Не такая, как эти.

– Так, давай заканчивать, – жестко проговорила я. – Позвони как-нибудь потом. Предадимся воспоминаниям. Сейчас, извини, не могу.

– Погоди, не бросай трубку! – заторопилась Ника. – Ты не поняла – это просьба Киры. Он хотел, чтобы именно ты развеяла его пепел над Волгой.

– Он хотел… что? – Я не поверила своим ушам.

– Кирилл оставил четкие указания, как поступить в случае его смерти, – терпеливо пояснила женщина. – Ты же его знаешь. Каждую мелочь просчитал. Завещание оставил, все как полагается. И распоряжения. Все в юридической фирме «Басов и Ларионов».

– Солидная контора, – поневоле признала я.

– Кира Ганецкий признавал только все самое лучшее! – с некоторой гордостью сообщила Ника. – Так что нам ничего не оставалось, как сделать все точно по инструкции.

– Что… сделать? – осторожно поинтересовалась я.

– Как только нам выдали тело, мы Киру кремировали, – деловито сообщила Ника. – Он сам так хотел. Осталось выполнить его последнюю волю – развеять прах над водой.

Перед глазами возникло лицо Ганецкого – неправильное, но обаятельное, похожее на морду добродушного льва, с желтовато-зелеными глазами навыкате, сочными чувственными губами. Не могу поверить, что никогда больше не увижу его.

– Ну так развейте, – холодно сказала я.

– Ты снова не поняла. Кирилл четко оговорил, что поручает это тебе. Никому, кроме тебя, доверить это он не хотел.

Как будто стальное кольцо сжало мне горло.

– Я приду, – прохрипела я в трубку и прервала связь.

Вот так и получилось, что некстати налетевший порыв ветра засыпал пеплом не только трех вдов и нескольких друзей Кирилла Ганецкого, но и меня, Евгению Охотникову.

Кстати, урну дорогой покойник завещал мне.

Наверное, потому, что точно знал – я бы от него и копейки не взяла, ржавой скрепки не приняла бы в подарок после всего, что было…

Но урна – дело другое.

На поминки я не поехала. Не желаю сидеть в компании незнакомых или, того хуже, знакомых, но малоприятных мне людей и обсуждать умершего. Ганецкий, конечно, редкостная скотина и со мной поступил по-свински, но было время, когда я любила этого человека.

Я засыпала рядом с ним и просыпалась счастливая. Мы вместе жили, вместе путешествовали. Кирилл был, что называется, «человек-праздник». Он умел сделать жизнь… необычной. Интересной. «Серые будни» с ним становились вовсе не серыми.

«На большом воздушном шаре мандаринового цвета мы с тобой проводим это лето…» Наше лето длилось почти два года.

Мы познакомились на приеме – загородный дом, гости в легких вечерних нарядах. Я была «при исполнении» – сопровождала клиента. Разумеется, я не стала надевать берцы и камуфляж, а изображала спутницу охраняемого объекта. На мне был белый брючный костюм, при себе имелся пистолет в сумочке. Поскольку я пришла сюда не отдыхать, а работать, то весь вечер я сканировала периметр и обращала мало внимания на гостей – я знала, что чужих тут нет, все приглашенные – друзья хозяина, а значит, опасность с их стороны моему клиенту не угрожает. Мой охраняемый объект веселился вовсю, флиртуя с хозяйкой дома и другими дамами, а я бдительно следила за тем, кто подходит к нему.

На таких мероприятиях я обычно беру бокал с шампанским, чтобы не выделяться из толпы, и медленно перемещаюсь, следя, чтобы объект всегда оставался в поле моего зрения.

Но в этот раз привычный распорядок был нарушен. В середине вечера кто-то вынул из моей руки бокал с выдохшимся шампанским и протянул мне свежий. Я отметила белоснежный манжет и рубиновую запонку.

– Вам не стоит это пить, – произнес негромкий мужской голос. – Кроме того, такая красивая гостья не должна скучать одна. Кто вы, прекрасная незнакомка?

Я закатила глаза и тяжело вздохнула. Ну почему мне мешают работать?

Я обернулась с намерением быстренько отбрить непрошеного ухажера – и встретила ироничный взгляд желто-зеленых львиных глаз.

Мы поговорили минут пятнадцать, потом я извинилась и растворилась в толпе гостей. Той же ночью отвезла клиента в аэропорт, а когда подошла к своей машине, в ней уже сидел он. Кирилл Ганецкий.

Мы вернулись в сад. Гости разъехались, и мы были совсем одни в его загородном доме. Мерцали разноцветные фонарики на деревьях, сонно колыхался пруд, и шампанского оставалось целое море… Так начался наш роман.

Я влюбилась в этого человека – насколько я вообще способна любить. Потеряла голову. Отказывалась от работы, от выгодных контрактов. Сопровождала Ганецкого в деловых поездах и была его спутницей в путешествиях.

При этом розовые очки сползли с моих глаз довольно скоро. Я знала, что Кирилл женат. Супруга его – та самая Ника, что сообщила мне о его гибели, – отличалась склочным характером и порядком отравляла нам жизнь. Кирилл клялся, что находится в процессе развода, что у них со второй супругой давно нет ничего общего. «Второй?!» – наивно переспросила я. Оказалось, у любвеобильного бизнесмена имелась еще первая жена. По счастью, не такая активная, как спортивная Ника.

«Может, у тебя и детишки есть? Скажем, трое-четверо?» – холодея от предчувствия, спросила я Ганецкого. Но детей у него не было. Может, именно это не давало ему остепениться, создать прочную семью? Кирилл как будто все время чего-то искал. Я тешила себя иллюзиями, что во мне он это «нечто» нашел. Ха-ха. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.

Только потом я узнала, что романы Ганецкого длятся в среднем месяцев шесть. Путешествия, яхты, коллекционное вино, невероятные подарки ко дню рождения – и вот через полгодика наступает охлаждение. Красавец, похожий на льва, попросту теряет интерес к той, кого с таким трудом завоевывал.

Я ушла сама, как только поняла, что происходит. Всего одна ночь вне дома, всего одна ложь, пара сброшенных телефонных звонков – и я собрала сумку и вернулась к тетушке Миле, у которой жила со дня приезда в провинциальный Тарасов.

Ганецкий был обижен – с ним никогда еще так не поступали! Он выслеживал меня, подстерегал, звонил, присылал букеты из двух сотен роз… все напрасно. Не могу сказать, что расставание далось мне легко. Из кризиса меня вывело проверенное средство – работа. Я уехала в Исландию искать наследницу, а когда вернулась, Ганецкий был счастливо женат на дуре номер три. Эта грудастая девица отличалась поразительным аппетитом и не менее удивительной глупостью. Мне даже не было обидно, что Кира, как называли его все три жены, променял меня на эту деревенщину.

Кстати, в нашем городе Ганецкий был не последним человеком. Помимо того, что его успешный бизнес приносил немалые доходы и кризисы обходили его стороной, Кирилл Ганецкий был для многих значимой фигурой.

Этот человек сразу же становился центром любой компании. На нем были завязаны деловые, личные и дружеские связи. Обманчиво добродушный, обманчиво беззаботный, Ганецкий умел быть жестким. Думаю, многие были им недовольны. Но чтобы убить?

Вернувшись домой с похорон, я первым делом тщательно умылась, потом достала из бара бутылку хорошего коньяка, нацедила рюмочку и уселась в своей комнате. Тетушка заглянула ко мне и тактично удалилась. Мила, разумеется, была в курсе случившегося. Тетя прекрасно помнила и Ганецкого, и наш с ним роман.

Да, знаю, о мертвых либо хорошо, либо ничего. Я благодарна Кириллу за все хорошее, что у нас было, но не могу простить и тем более забыть все плохое. Так что сейчас я выпью рюмочку, потом, возможно, еще одну и пойду спать. А завтра… завтра все это станет вчерашним днем.

Да, я буду еще какое-то время горевать по моему ветреному возлюбленному, но рано или поздно боль утихнет, и я забуду Кирилла Ганецкого. Рано или поздно всех забывают.

Вторая рюмочка не понадобилась. Я решила, что одной вполне достаточно. Свой долг перед Ганецким я выполнила, совесть моя чиста. Спокойной ночи.

Телефонный звонок нарушил уютную тишину квартиры. Я поспешно схватила ерзающую по столу трубку, пока «Джамайка» не разбудила Милу.

– Жень, не спишь? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Ника Ганецкая.

– Сплю, – мрачно сообщила я. – Десятый сон вижу. Чего тебе?

– Злобная ты, Женька! – хмыкнула вдова номер два. – Я к тебе по-человечески…

– Знаешь, я еще не забыла, как ты мне под дверь коробку с экзотическими тараканами подбросила, – припомнила я старое, – а кто меня в аэропорту краской облил? А кто по три раза в день ко мне пожарных вызывал?

Ника довольно засмеялась.

– Ой, ну прости. Я так Киру любила, так ревновала к тебе.

– Насколько я помню, когда мы с ним познакомились, вы уже начали процедуру развода.

– Не по моей инициативе. – Мне показалось или Ника всхлипнула? – Я ведь его любить так и не перестала. И сейчас люблю.

– Так, всё! С меня хватит! – разозлилась я не на шутку. – Найди кого-нибудь другого, чтобы плакать на плече. Ты мне не подруга.

– Да у тебя вообще подруг нету! – радостно сообщила вдова.

– Да, нет. А знаешь почему? Потому что в каждой женщине притаилась змея. И рано или поздно она высунется и ужалит. А с мужиками таких проблем не бывает, поэтому у меня куча друзей, но ни одной подруги. Дальше что? Может, социологический опрос проведешь? Ты не стесняйся, времени у меня полно.

– Зачем ты так, Женя, – обиделась Ганецкая. – Я тебя хотела в гости пригласить. Думала, посидим, водочки выпьем. Поплачем вместе.

– Поплачем?! – изумилась я. – Ты меня с кем-то спутала. И кстати, перестань называть меня Женькой. Значит, так. Давай разъясним все раз и навсегда. Я на тебя зла не держу. И горю твоему сочувствую. Знаю, как много Кирилл для тебя значил. Но сегодняшней церемонии мне хватило. Это все. Больше я с вашей семейкой дела иметь не намерена. Не звони мне никогда. Всех благ.

И я прервала связь.

«Джама-а-а-айка!!!»

Я схватила телефон, пылая праведным гневом. Так, если это Ника, сейчас она у меня получит!

– Слышь, подруга, помоги. Трубы горят, – доверительно сообщил мне прокуренный мужской голос.

С минуту я сидела, моргая и пытаясь сообразить, кто бы это мог быть. Мой собеседник никуда не торопился, терпеливо ожидая ответа. Наконец я догадалась:

– Коваль, ты?

– Привет! – Я прямо-таки видела небритую физиономию, расплывшуюся в довольной ухмылке. – Узнала, да?

– Узнала, – вдохнула я. – Чего тебе, Сергей?

– Так это… ты ж знаешь. Приезжай, а?

– Слушай, Сергей, давай завтра утром, а? У меня был тяжелый день, – честно призналась я.

Мой собеседник немного покряхтел. Совесть боролась в нем с желанием выпить. Наконец второе победило – как обычно.

– Не могу я ждать, – виновато произнес Коваль. – Трубы горят. Не дожить мне до утра.

Чего я не выношу – это когда мной пытаются манипулировать. В «Сигме» меня напрочь отучили испытывать жалость к себе самой. Вот перед тобой задача. А ты – инструмент для ее выполнения. Умри, но сделай.

Конечно, окружающих я жалею – я же не какой-то социопат. Дети, старики… а Коваль, пожалуй, достоин жалости ничуть не меньше. Но он же мужик! Как можно так опускаться!

К тому же Сергею требуется вовсе не медицинская помощь. Ему просто хочется выпить. И то, что он хронический алкоголик, дела не меняет.

– Да пошел ты! – в сердцах сказала я. – Доживешь, никуда не денешься. Дождешься меня как миленький. Приеду к восьми. Чао.

Я швырнула телефон на кровать и подошла к окну. «Вика, я тебя люблю!!!» – дурацкая надпись горела в темноте. Видимо, флуоресцентная краска. Да что же это такое?! Я задернула штору и уставилась на телефон. Давай, звони… Но трубка молчала.

Я вздохнула и начала одеваться. Джинсы, старый свитер, куртка для загородных пикников. Все равно одежду придется стирать. В берлоге Коваля такой запах, что им моментально пропитывается вся одежда. Ничего, выстираю.

Когда я обувалась, из своей комнаты выглянула Мила:

– Женечка, ты куда? Уже так поздно…

– Ой, ладно, – с досадой огрызнулась я, – всего одиннадцать часов! Я не ребенок, не ромашка на лугу. Ты же знаешь, я могу за себя постоять. И не надо меня контролировать!! – заорала я.

Мила пожала плечами и тихо проговорила:

– Я ничего такого не имела в виду… Возвращайся скорее.

– Не жди меня, ложись спать, – бросила я и пулей вылетела из квартиры, чувствуя себя чрезвычайно гадко. Мила уж точно не виновата в моих проблемах. Надо будет как следует попросить прощения…

Мотор моего «Фольксвагена» завелся сразу. Как многие автовладельцы, я иногда разговариваю со своим железным конем как с живым существом. Вот и сейчас, выкручивая руль, чтобы выехать со стоянки – водители уже забили выезды, припарковав свои тачки на ночь, – я жаловалась:

– Нет нам с тобой покоя ни днем ни ночью. Все люди как люди, а я… Ну вот почему я все время ввязываюсь в какие-то истории? Больше всех мне надо, что ли?

Я выехала со двора и покатила в ночь, продолжая ныть и жаловаться:

– Нет, ты подумай, вот и Коваль сел мне на шею. Звонит в самое неподходящее время. Денег просит. Мне денег не жалко, но он ведь во мне не человека видит, а видит дойную корову. Ненавижу, когда меня используют! И кстати, вполне бы мог дождаться утра. Но не могу же я его вот так бросить? Инвалид ведь. И вообще мужик неплохой.

Затормозив у круглосуточного супермаркета, я основательно нагрузилась едой. Прихватила бутылку водки и блок сигарет. Подумала – и прикупила моющее средство, швабру и освежитель воздуха.

Загрузив пакеты в машину, я уселась за руль и подвела итог своему нытью:

– Ввязалась, так терпи!

Дом Коваля – одноэтажный, деревянный, с запущенным садом – стоял в окружении многоэтажек. В нашем городе кое-где сохранились островки такой застройки. Иной раз завернешь за угол высотки – а там деревня деревней! Сирень, немощеная дорога… Провинция, в общем.

Я потянула на себя скрипучую калитку. Двор был невероятно запущенным – из рассохшейся собачьей будки свисал обрывок железной цепи, на которой прежние хозяева держали собаку. И это при том, что Коваль переехал в этот дом около года назад.

Я постучала в деревянную дверь и вошла, не дожидаясь ответа.

– А-а, явилась все-таки! – раздался веселый голос в районе моих коленей.

– Явилась. Скотина ты, Сергей, – устало проговорила я, опускаясь на корточки. Только так можно было нормально беседовать с хозяином дома – в одной из «горячих точек» Коваль потерял обе ноги выше колена. Передвигался Сергей на тележке, отталкиваясь парой специально сделанных упоров для рук. При случае он мог развивать вполне приличную скорость.

– Я тоже рад тебя видеть, – ухмыльнулся мужчина. Судя по его багровому лицу и благодушному настроению, Коваль уже успел решить проблему горящих труб и где-то раздобыл выпивку. Значит, можно было и не спешить, не нестись сюда на ночь глядя. Но я только вздохнула. Сердиться на Коваля было невозможно – так же, как верить его словам и вести с ним какие-то дела. Распад личности, вызванный неумеренным потреблением алкоголя, шел полным ходом и зашел слишком далеко. Мне было жаль этого нестарого еще мужика, но поделать тут было ничего нельзя.

Я принялась выкладывать еду из пакетов на замусоренный стол. При виде бутылки бывший военный оживился и подъехал поближе. Я принюхалась, решительно подошла к окну и потянула на себя некрашеную раму.

– Слушай, Сергей, чем у тебя так воняет? Насколько я знаю, еды ты дома не держишь, ничего не готовишь. Домашних животных у тебя нету.

– А, это бычки! – отмахнулся хозяин.

Я принялась сгребать в пакет окурки из многочисленных консервных банок. Пахло и правда омерзительно. Я собрала пустые стаканчики от растворимой картошки и китайской лапши. Коваль наблюдал за мной, усмехаясь.

– Ты когда последний раз ел? – спросила я.

– Вчера? – предположил бывший военный юрист.

Сжав зубы, я продолжила расчистку. Вскоре на столе появилось свободное место. Я застелила его газетой. Ополоснув пару тарелок, я принялась за изготовление бутербродов. Кулинария – не мой конек, но сойдет.

– Давай подарок-то, – попросил хозяин дома.

– Сначала давай поедим, – поставила я условие. – Все, большего от меня не дождешься. Бутерброды – предел моих кулинарных талантов.

Коваль дернул щекой, но промолчал. Уже успел неплохо меня изучить. Недовольно поглядывая на пакет, в котором лежала бутылка, Сергей подъехал к стулу, ухватился за сиденье и вдруг одним резким движением подтянулся. Руки у него очень сильные. Миг – и вот уже на стуле напротив меня сидит вполне обычный, только слегка нетрезвый человек.

Я пододвинула ему упаковку йогуртов. Сергей нехотя взял ложку и начал есть. Последний раз он вспоминал про еду вчера. А если бы я не приехала?

Вскипятив чайник, я разлила по чашкам кирпично-красный и очень сладкий чай.

– Ты обещала, – с угрозой в голосе протянул Коваль.

– Я тебя обманула, – без улыбки ответила я. – Извини, бухать будешь, когда я уеду. Поговорить надо.

– О чем? – неприятным тоном осведомился Коваль.

– Ты зачем домработницу выгнал? Хорошая была тетка. За очень небольшие деньги была готова наводить тут порядок. Еду состряпать, опять же.

– Она меня раздражала, – ухмыльнулся инвалид. – Командовать тут начала. В доме не кури, поди умойся… мальчик я, что ли?

Да, это нам знакомо. Общаясь с инвалидом, люди порой переходят черту допустимого, даже не понимая, как обижают человека.

Коваль был болезненно обидчивым. Малейшее проявление неуважения – или того, что ему таковым казалось, – и Сергей бросался в атаку.

– Ладно, – признала я правоту Коваля, – а пацанов из «Шурави» зачем выставил за дверь?

С месяц назад я пообщалась со своими приятелями – бывшими «афганцами», рассказала им про Коваля. Он обещали навестить и обещание исполнили, но про визит к Сергею говорили неохотно, и я поняла, что все закончилось как обычно.

– Да я их в первый раз вижу, – скривился Коваль. – Если они инвалиды и я тоже, это не повод для знакомства, ясно тебе?

– Ясно. А протезы твои где?

Мужчина виновато отвел глаза и протянул:

– А… это… валяются где-то… Натирают они. Я к ним не привык.

– Да что ты?! А до меня дошли слухи, что ты их продал. Точнее, пропил.

Коваль широко улыбнулся, демонстрируя отличные зубы:

– Было дело.

Тут я поняла, что моему терпению есть предел. Два месяца назад я оплатила Сергею отличные протезы. Дешевые, положенные ему бесплатно от государства, никуда не годились. А эти, я надеялась, заставят Сергея встать с тележки и попытаться как-то устроить нормальную жизнь.

– Было дело?! Ну ты даешь! Интересно, где ты нашел покупателя? И кстати, они были сделаны по индивидуальному заказу.

– Мне нужны были деньги, – пожаловался Коваль и умильно посмотрел на меня. Но я уже знала: денег ему давать ни в коем случае не следует. Это может очень плохо кончиться.

Сергей прихлебывал чай, поглядывая на меня с усмешкой. Чувство юмора у него было специфическое. И еще – у меня каждый раз возникало ощущение, что он видит меня насквозь. Все мои тайные мысли, самые легкие проявления недовольства…

Самым простым было встать и уйти. И никогда не возвращаться в этот пропахший дешевым куревом дом.

Но я чувствовала, что отвечаю за этого человека. Год назад я спасла ему жизнь. Сергей Валентинович Коваль появился в Тарасове больше года назад. Приехал откуда-то – то ли из Краснодара, то ли из Красноярска, это так и осталось тайной. Он был совсем один. И деньги у него были – сразу по приезде Коваль купил квартиру в хорошем районе, нанял приходящую домработницу. Видимо, она-то и навела на одинокого инвалида черных риелторов.

Они забрали Коваля из дома, увезли к себе и довольно долго прессовали. Им было нужно, чтобы мужик подписал документы. После этого его можно было устранить – несчастный случай с электричеством или в ванной, и нет проблем.

Коваль держался долго, а потом сдался. Видимо, решил, что пусть убьют, только быстро. Он сказал, что подпишет бумаги. Его вымыли, накормили, одели в костюм.

Ошибка тех уродов была в том, что они повезли Коваля в нотариальную контору. Видимо, решили, что он сломался окончательно и не представляет опасности.

Я зашла к нотариусу по делу и сидела в приемной. Живописная группа из двух амбалов и инвалида сразу привлекла мое внимание.

Следующим, что я заметила, были израненные запястья Коваля и след от сигареты на тыльной стороне его ладони. Мне уже приходилось видеть такое.

И еще взгляд. Сергей смотрел на меня не отрываясь и молчал. Надежды в его глазах не было. Подумаешь, какая-то посторонняя женщина. Чем она может помочь?

Вот тут он ошибся.

Я дождалась, когда они покинут контору, зашла к нотариусу – давнему знакомому – и выяснила подробности сделки. Потом села в свой «Фольксваген» и проследила троицу до пригородного лесочка. Там уже была заботливо выкопана могила.

В нее и лег один из черных риелторов. Кстати, это была самооборона. И даже без превышения допустимого. Он на меня с ножом пошел, что мне было делать?

Второй убрался восвояси со сломанной в трех местах рукой и строгим наказом забыть о существовании Сергея Коваля.

Чтобы подкрепить наказ, я забрала у мужика паспорт, который он предусмотрительно захватил, собираясь в нотариальную контору.

Больше Сергея никто не беспокоил.

Квартиру он вскоре продал – сказал, что все равно не сможет там жить, и купил вот этот дом, мотивируя это тем, что не нужно подниматься и спускаться по лестнице – открыл дверь, и ты дома.

И к домработницам с тех пор Сергей Валентинович относился крайне подозрительно.

Говорить о себе Коваль не любил. Все, что я знала о нем, я выудила из обрывочных рассказов и случайных оговорок.

Сергей был военным юристом. Командировка в Чечню закончилась трагедией – вертолет рухнул в ущелье, Коваль выжил, но остался инвалидом.

Вернулся – и его налаженная жизнь расползлась по швам. Жена заявила, что еще молода и хочет пожить, из чего следует – дороги их расходятся, тем более у нее уже есть один человек… Вот тут Коваль запил. Полгода прошло как в тумане. За это время супруга успела не только развестись с ним, но и поделить совместно нажитое имущество так, что Ковалю достались только деньги, да и то невеликие. Хорошо хоть детей у них не было.

Не в силах выносить жалости общих друзей и прежних коллег, Коваль решил начать жизнь с чистого листа и переехать в другой город. Ткнул окурком в карту – и попал в Тарасов. Здесь Сергей оказался совершенно один, без друзей и знакомых. Чем закончилась жизнь на новом месте, уже известно.

Мы допили чай, и я взялась за швабру и бутылку с моющим средством. Но тут, как говорится, нашла коса на камень.

– Убери немедленно, – приказал Коваль, и по его тону я поняла, что он не шутит.

– Да ладно, слушай, чего ты, давай я немного приберусь…

Инвалид недобро глянула на меня и холодно сказал:

– Знаешь, вообще-то это мой дом. Давай-ка ты не будешь здесь распоряжаться.

Я поставила швабру в угол.

– Как хочешь. Ладно, час поздний, я поеду. Вот твой презент.