Текст книги "Под ручку с мафией"

Глава 4

«Отряхнем его прах с наших ног!» – фраза вдвойне святая и по евангельской, и по коммунистической памяти.

Время от времени прах с ног отрясать полезно – ноги будут чище, здоровее, а значит, двигаться станешь резвее и уверенней.

Выйдя на улицу, стряхнула я с себя Шубаровых и все, что с ними связано. Ситуация через Станислава теперь заряжена мною до хорошего разогрева, все остальное терпит, пусть будет у меня тайм-аут. На сегодня достаточно. К тому же я не успела размяться перед гимнастическими упражнениями в прихожей. Мышцы ноют. Значит, едем к Косте Чекменеву. Позволим себе хороший массаж и парную баню.

В раздевалке извлекла ключ из потайного местечка и открыла шкаф со своим снаряжением. Переодеваясь, с удовольствием прислушивалась к звукам, доносившимся сверху, – глухие удары, вскрики, дружный топот. Костя гоняет своих подопечных.

Константин зарабатывал на хлеб насущный, преподавая технику самообороны и поведения в экстремальных ситуациях, на что имел соответствующую лицензию от властей предержащих. В городских спортивно-мордобойных кругах имел авторитет классного рукопашника, слегка, правда, подпорченный упорным нежеланием следовать какому-либо определенному стилю и твердо устоявшимся презрением к любого рода правилам. Его манера ведения боя была дикой и прекрасной смесью приемов, надерганных изо всех видов единоборств и удивительно гармонично увязанных друг с другом.

Заметив меня, Костя кивнул, коротко бросил: «Разминайся!»

В зале происходило нечто, напоминающее групповую драку. Около двух десятков человек обоего пола, пестро и разнообразно одетых, самозабвенно колошматили друг друга. Удары наносились не в полную силу, но со стороны выглядели довольно чувствительными. То и дело кто-нибудь из участников, оказавшись на краю побоища, выходил из борьбы, отбегал в сторону, переводил дух, оперевшись о собственные колени, и опять кидался в драку. Задерживавшихся Костя подхлестывал резкими окриками.

Здесь его надлежало слушаться беспрекословно, и я занялась собой, продолжая следить за тренировкой. Константин то и дело, заходя с разных сторон, нырял в свалку. Его не щадили, но он, играючи отмахиваясь от зуботычин, целеустремленно добирался до намеченной жертвы, недостаточно активно, на его взгляд, работающей конечностями, добросовестно «обрабатывал» ее и так же легко выбирался из этого водоворота. Участники выматывались все больше, и Константин наконец остановил драку.

– Все, все, все! Закончили! – крикнул он, хлопая в ладоши. – Восстановились!

Никто не сел и не лег, хотя, видно было, многим очень хотелось. Вместо этого Константин погнал их вокруг зала легкой трусцой. Вначале бегуны, особенно девчонки, едва переставляли ноги. Но потом бежали все легче и через несколько кругов чувствовали себя вполне сносно.

– Групповой спарринг? – спросила я у подошедшего Константина.

– Уличная махаловка. Здравствуй, Таня.

– Привет! А не покалечатся?

– Что ты, я же слежу! Подожди еще пару минут, скоро я их вытурю.

Когда зал опустел, Костя с улыбкой обнял меня.

– С чего начнем?

Он сделал несколько мягких, быстрых движений из у-шу, закончил короткой, резкой связкой карате.

– Нет, нет! – запростестовала я, помня о слегка потянутых связках. – Давай удары корпусом и уход, но без подножек.

Константин нырнул вперед, подсел, по-утиному передвинул ногу, выпрямляясь и поворачиваясь, с силой толкнул меня плечом. От неожиданности я потеряла равновесие и грохнулась бы навзничь, не поддержи он меня. Вырвавшись, я отступила назад, выполнила короткий мах ногой и прыгнула вверх и вперед с поворотом в воздухе, поджимая ногу. Проделано все было достаточно быстро, и Костя принял грудью удар моего тела. Правда, в момент контакта он уже оседал вниз, и поэтому результатом нападения был мягко выполненный им кувырок назад. Секунда – и он стоял в боевой стойке «лук и стрела».

Спасибо Константину, в норму он привел меня умело и быстро. И разогрел, и промассажировал, и сауну предоставил в полное мое распоряжение. Благодаря ему я устала телом и отдохнула душой. Вернулась в себя настолько, что, выйдя на улицу, на предвечернее уже солнышко, почувствовала приливную волну здорового оптимизма. А это значило, что тайм-аут завершен. Раз так, то мне, конечно, в первую очередь требуется телефон.

– Алло! – прозвучал в трубке голос Кирьянова.

– Добрый день, Владимир Сергеевич, Иванова беспокоит.

– Здравствуйте, здравствуйте, Татьяна Александровна! – Голос Кири радовал сердечностью. – Очень хорошо, что вы позвонили. Вы можете сейчас ко мне приехать?

– Да, разумеется, – ответила я, взглянув на часы. – Буду через сорок минут.

– Я выйду вас встретить.

Кирьянов дал отбой.

Повесив трубку автомата, я на ходу достала заветный мешочек из мягкой замши, выкатила на ладонь кости: 2+18+27 – «Готовьтесь к скорым волнениям».

Что ж, не привыкать!

Я не задержалась, прибыла минута в минуту, а Володенька уже ждал меня на Дзержинском перекрестке.

Киренька, синенький, крупнопогонненький, стоит себе, будто и дел у него больше нет никаких, меня ждет. Что-то хмурый он какой-то. Смотрит и не узнает. Понятно.

Я, едва заметно кивнув ему, поворачиваюсь и ухожу вверх по Дзержинской.

Неприятности какие-то у подполковника. Что-то он захотел в конспирацию поиграть.

Об этом я и спросила у него, когда он догнал меня и поздоровался. Нет у него неприятностей. Счастливый он человек! Озабоченность есть, угу. Озабочен мною? Как это приятно! Озабочен мною до конспиративности. Киренька, что ты? Да не смеюсь я и не думаю даже. Дело нехорошее? Шубаровых? Так-так-так, давай, давай. Ага, в Греции были, а здесь обчистили их дом. Почему, странно? Замки не сломаны, окна не выбиты? Как это? Будто ключом открыты? Действительно, странно. Да, есть у них такой работник Коврин. Твой тезка, Володя. Ого! Среди дня ушел от них на пару часов, а вернулся – дело сделано. Так, он и позвонил, значит. А сам он не мог? Лох. Совок. Фраер. Понятно. Подписался о невыезде и весь как на ладони. Очень хорошо! Ну и где он сейчас? Выехал? Нет? Я его, Киренька, вчерашним вечером воочию видела. Мельком, правда. Тот самый мужичок в старом пуховике, у шубаровского особняка вышедший из калитки, сразу как я подъехала. Что? Вот это номер! В реанимации! Четыре ножевых! Выходит, сразу после того, как я его видела. Это он тогда в темноту-то навстречу ножу пошел, бедолага! В какой, ты говоришь? Так. В первой городской, в реанимации. Я запомню. Знает больше, чем говорит. Как молчит? Так, наглухо! Интересно. Стас – наглухо! Коврин – наглухо! Этого – ножом! Того – шантажом! Вот что, подполковник, чтобы озабоченность твоя мною и дальше тебя донимала, дай-ка я тебя сейчас, да принародно! И не сопротивляйся, не смей!

Я обняла Вовку Кирьянова за шею и, не ерничая нисколько, ну, может, только самую малость, крепко поцеловала в губы, чуть дольше, чем следует, продержав момент контакта.

– Спасибо, Володенька, век твоей доброты не забуду!

– Танюха! – коснулся он моих волос. – Ты же умная девочка, ну, не перебегай дорогу нашим, не ищи неприятностей!

– Я и не ищу их, товарищ подполковник, они меня сами находят. А с вашими я конкурировать не собираюсь. Ограбление дома меня не интересует, по крайней мере – пока. Люди – Шубаровы, Коврин – да, а ограбление дома – нет. Так что книжный шкаф – один, а полки – разные. Понимаешь?

Что? Почему я ими интересуюсь? Володенька, расскажу все в подробностях, но попозже, ладно? Не обидишься? Не обидится, не такой он.

Вот человек, как поговорю с ним – на душе тепло. Расстались, пошли в разные стороны, оглянулась – и он оглянулся тоже. Руками помахали.

Итак, в свете неожиданно открывшихся обстоятельств решила я «шевельнуться» сегодня еще раз. Вознетерпелось, так сказать, а проще – испытала любопытство. Очень захотелось мне поговорить с Эллой Владимировной Шубаровой, узнать у нее – как там Стасик себя чувствует. Все-таки поцеловала я его сегодня. В лоб. Каково его впечатление от этого моего поцелуя да и от всей встречи нашей в «Вене»?

До автостоянки, где с вечера отстаивалась моя красавица, рукой подать.

Наблюдает ли кто за машиной? Вряд ли. Нецелесообразно. Однако, отпирая ее, не могла удержаться, чтобы не бросить несколько внимательных взглядов вокруг. Тоже нецелесообразно. Большой двор, забитый техникой. С одной стороны – громада института смотрит сотнями глазастых окон, с двух других – жилье. Разве вычислишь наблюдателя в таких условиях.

И еще, по необъяснимой пока причине, меня начинал интересовать работник Шубаровых Коврин. Хотя, какое отношение он может иметь к шантажу? Просто поговорила бы с ним, и все. Еще один повод для беседы с мадам Шубаровой.

А-а! Как Винни-Пух говорил в том достославном мультике? «Это „ж-ж-ж“ – неспроста!» Неспроста и проснувшийся вдруг интерес. Интуиция, ей-Богу! Чутье. Тянет меня дело, втягивает на быстрину потока. Танечка, не выгребай против, плыви по течению. Время раннее, мадам может быть на рабочем месте. Едем!

Машина ласточкой выпорхнула из ворот стоянки. Попавшийся навстречу старый «Москвич», жук навозный, увильнул в сторону, обругал сигналом.

В ресторане встретили меня радушно, словно долгожданную гостью. Но Эллу Владимировну я там не застала. Метрдотель, сияющий чистотой униформы и приветливостью лица, сообщил, что хозяйка дома, готовится к скорому отъезду. Я откланялась, и тот самый «конь» привратный одарил меня на прощание плотоядной улыбкой.

Ей-ей, при свете дня этот фамильный особнячок производит уже не то впечатление. Пряничный он какой-то, тортовый. Или настроение у меня другое? Станислава в окне не видно. Зашторено то окошечко.

Открыла сумочку – бандитский нож лезет в руку. Символично как-то! В карман его пока, чтобы не мешал. Вот он, мешочек. Кости. Осторожно бросаю на пустое сиденье: 6+18+31. Редкое сочетание. Дай Бог памяти. Вот: «Меняйте планы и ловите удачу, но остерегайтесь случайных встреч».

Советчики вы мои прозорливые! Прямо диспозицию выдали, надо же!

Калитку мне открыла все та же Варвара. Поздоровались мы с ней хорошо – знакомые. Провела в дом, усадила, судя по запахам, недалеко от кухни. Взялась доложить обо мне хозяйке. Интересно, дома ли Станислав любезный? Может, что новое выдать решится? На тему учителя? Ведь должно же в конце концов в нем проснуться благоразумие! А вот и сама хозяюшка. Элла Владимировна павой вплыла в открытую дверь. Так. Судя по лицу, играем печальную скорбь. Или скорбную печаль. Роскошный у нее халатик на плечах. Надо завести себе такой же.

– Танечка, милая!

Поздоровались.

– Что случилось, Элла Владимировна?

– Ничего, ничего.

Ответ дан со вздохом из бразильского сериала. И даже ручкой – этак вот, слегка. Играем участие.

– Новые неприятности?

– Последнее время они преследуют меня на каждом шагу.

– Поделитесь со мною, вам станет легче.

– Станислав напился! Уже второй раз, представляете? Еле дошел. Я не знаю, что думать!

Ну, думаю, во второй раз – пора привыкнуть. И ведь дошел все-таки. Неужели с моего поцелуя нажрался? Скотина! С поцелуя не нажираться надо, а порхать на крыльях. А что с ним было бы, если б я его в губы чмокнула? Подумать страшно!

– Пьяный, язык заплетается, городит какую-то чушь! – продолжала причитать хозяюшка.

Максимум звуков при минимуме информации. Насторожившись, осторожно так спрашиваю:

– А что он такое говорил?

У Эллы Владимировны глаза набухли слезами.

– Мама, говорит, хочу научиться стрелять из автоматического оружия. Это мой Стасик!

М-да! Что у пьяного на языке – то у трезвого на уме. Интересно, на кого ему автомат понадобился?

Мама промокнула глаза платочком.

– Вот такие дела, Танечка, а мне, как назло, улетать надо. В командировку. Уже завтра. Самолетом!

– Успокойтесь, Элла Владимировна, прошу вас! Человек он взрослый, просто не рассчитал своих возможностей. Ведь не алкоголик же он!

– Нет, что вы! Я вот что думаю, милая. – Шубарова глотнула слезы и глянула на меня глазами, полными страдания: – Уж не из-за этих ли он идиотов, которые ему угрожают?

Я тронула ее руку.

– Очень может быть. Но, уверяю вас, скоро все кончится.

Я утвердительно прикрыла глаза.

– Спасибо, Танечка, скорее бы!

– Куда вы летите, Элла Владимировна?

– В Питер, завтра, в шестнадцать. Пробуду там дня два-три. А тут, как на грех, Стас вечеринку хочет собрать. Пусть отдохнут ребята, ничего плохого в этом нет, но мне так неспокойно за него!

Танечка, мне не хочется обращаться к посторонним, скажите, вы не взялись бы организовать охрану во время этого праздника? Заплачу вперед, и по самым высоким ставкам.

Я подумала про Чекменева: «Вот, калымчик Косте подваливает. Телячья работа для двоих. Хлопот особых быть не должно. С него коробка конфет».

С надеждой смотрит на меня Элла Владимировна. Сейчас я соглашусь, и она подумает: мол, как мила Татьяна Иванова.

– Хорошо, – отвечаю наконец, – я это устрою для вашего спокойствия.

– Ах, как вы милы! – расчувствовалась она.

И я расчувствовалась тоже – от своей прозорливости. Интересно, как будет она реагировать, назови я ей сейчас сумму гонорара?

Но в этом не возникло надобности, потому что назвала она ее сама, и назвала на удивление точно. Да, обо многом осведомлены пищевики, знающий они народ.

Да, два охранника. О! И мне за труды? Не откажусь, хотя и скромничаю.

– Люди очень опытные, Элла Владимировна, не молодежь зеленая, можете ни о чем не волноваться. А когда вечеринка?

Так. Завтра вечером. Да, успеем. Гонорар получим в ресторане на следующий день. Понятно. Красиво как! Впервые пойдем с Костей в ресторан не с деньгами, а за деньгами.

– Конечно, конечно! Когда мадам сядет в самолет, охрана будет уже здесь. Изучат обстановку, познакомятся с домом, садом, улицей. Специалисты, разумеется!

Вот и улыбается Элла Владимировна, с халатом своим гармонирует. Жаль, на нем нет драконов!

– В ресторане, Танечка, обратитесь к Андрею, я его вместо себя оставляю, он будет в курсе. А чтобы, упаси Бог, сомнений не возникло, хотя вас там, конечно, уже знают, я сейчас ему записочку напишу, а вы передадите. Деньги все-таки! Подождите минуту.

Шубарова выплыла из комнаты, и я осталась одна.

Где-то наверху, за этим вот лепным-расписным потолком, мается сейчас хмельными снами Станислав. Пусть приснится ему, как мы с его учителем-вымогателем танцуем танго на завтрашней вечеринке.

В глубине души я жалела Станислава. Он не производил впечатления человека, обладающего достаточно твердым характером, чтобы быть способным противостоять страху. Но то, что он вообще избегал в разговорах затрагивать темы, касающиеся его проблем, настораживало меня.

В комнату заглянула Варвара и, не обнаружив здесь хозяйку, вошла.

– Чайку хотите? – предложила она радушно.

Я отказалась и подумала, что, пожалуй, пора честь знать. Ничего существенного я здесь не вызнала, так, мелочь. Хотя – вечеринка. Ее можно будет использовать. Как? Будем думать.

– Варвара, в каких отношениях вы с Ковриным?

– Да ни в каких! – возмутилась она и, сразу же подобрев, добавила:

– Знаем друг друга, и все. Нормальный мужик, непьющий, одинокий. Одно время хотела дочку за него пристроить – не получилось. Руки у него золотые, да не так вставлены.

Я рассмеялась.

– Почему?

– Как начинает что – в руках горит, а закончить, до конца довести – заряду не хватает.

Варвара уселась рядом со мной, туда, где только что горевала Элла Владимировна.

– Может, оттого что устает он, – сделала она, на мой взгляд, довольно неожиданное предположение.

– На двух работах – это не шутки. Я вам говорила, он еще в больнице электриком работает, тут неподалеку.

– Живет он, наверное, тоже рядом?

Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно естественней.

– В двух шагах почти. В конце Вокзальной, в девятиэтажке с гастрономом внизу.

Святая простота ты, Варварушка.

– А вы знаете, сейчас он в больнице?

– Ну а как же, не приходит ведь. А то ходил регулярно. Человек он добросовестный.

– Вот вам, Танечка, можно сказать, доверенность на предъявителя. – В комнате появилась Шубарова, и Варвара без промедления зашаркала к выходу.

Школит мадам своих слуг, школит!

– О чем вы беседовали?

«Да не выведывала я твоих постельных тайн», – ответила ей про себя.

– О Коврине.

– Болтушка! – шутливо попеняла вслед Варваре Шубарова.

Приподняла брови над очень усталыми глазами:

– Все одно к одному! Тут дел невпроворот, а с Володей такая неприятность.

Стасик, значит, спиртного перебрал – трагедия до слез, а человек прошел по краю смерти – неприятность.

Что-то тошно мне стало в доме Шубаровых, и я поспешила откланяться.

* * *

На улице смеркалось. Заметно потеплело, и пошел мелкий дождь. Я порадовалась машине – хватило ума взять, а то мокнуть бы на остановке, толкаться в троллейбусе.

В какую сторону направился мужичок в потасканном пуховике прошлым вечером?

Пошарив в багажнике, отыскала увесистый пакет и, захлопнув крышку, двинулась в ту же сторону. Надеюсь, что я-то здесь не нарвусь на нож.

Впереди маячила светлыми окнами единственная на всю округу девятиэтажка. Захочешь – не ошибешься.

Глава 5

Я неторопливо обошла дом вокруг, затратив на это не менее четверти часа. На торце, над двумя телефонными будками с тщательно выбитыми стеклами, хорошо различимая даже в полутьме цифра «тридцать пять» и ниже, помельче, трафаретно оттиснутое название улицы, разобрать которое удалось с большим трудом, – «Смоляная».

Итак, Смоляная, тридцать пять, Коврин Владимир. Уже хорошо.

Что там на костях выпало в последний раз? «Меняйте планы и ловите удачу, но остерегайтесь случайных встреч». Планы мои сегодня менялись, дело – за удачей и встречами. Удача бы сейчас не помешала.

Длинный, узкий двор. Пять подъездов. Какой из них мой? То есть Коврина? Надо работать с аборигенами, иного способа получить ответ на этот вопрос я пока не нахожу. Время не позднее, но темное. Плюс сырость. Аборигенов во дворе негусто. Что в данном положении самое глупое? Ходить взад-вперед по автомобильной дорожке мимо подъездов и надеяться на удачу. Так и поступим. Не скажу, что эта прогулка доставляет мне удовольствие. У соседнего подъезда судачат две женщины. Прогуливаюсь мимо в третий раз. Уже косятся, смотрят вслед. У крайнего молодежь хохочет. Этим – все равно, гуляй хоть до утра.

Словом, перекинуться не с кем!

А утешусь-ка я мыслью, что гулять вот так, с пустой головой и спокойной душой, нечасто доводится. Это дело детей и пенсионеров. А мы, сознательные люди, выходя из своих пещерок, обязательно спешим куда-то, куда нам надо в данный момент чуть ли не позарез. Так что гуляю я и дышу воздухом, нервы поправляю и набираюсь здоровья. В конце концов спать этой ночью буду качественно. Хотя, когда это я некачественно спала? Вот не спать некачественно – этого сколько угодно!

– Эй, подруга, ты чего здесь дрейфуешь? – От одного из подъездов (Боже мой, ни фонаря во всей округе!) отделилась темная фигура и направилась ко мне. Интересно, что это, удача или случайная встреча, которой следует опасаться?

– Я за тобой уже полчаса наблюдаю. Не меня ждешь?

«Может, и тебя, друг. Ты подойди ближе, разберемся».

Подошел. Свет из окна второго этажа дал возможность рассмотреть подробности. Абориген, что и говорить! Руки – в брюках, задранные ими полы расстегнутой куртки топорщатся, воротник сзади наверняка на уровне лопаток.

«Тебя как, ловить или опасаться?»

Решаю, что чем беспомощней выставлюсь перед ним, тем проще при необходимости его уделаю. Но, конечно, беспомощной не настолько, чтобы спровоцировать на безобразие. Тут нужно соблюсти грань.

Все-таки удача или встреча? А если – удачная встреча? Действуем!

– Ой, может, хоть вы мне поможете? – чирикнула я тоненьким голоском.

– Помогу, конечно, хотя смотря в чем.

Усмехается абориген. Что, подруга соответствует?

– Вы не знаете Коврина? Он здесь живет.

– Вовку, что ль? Да на кой он тебе, когда есть я!

– Подскажите, пожалуйста, его квартиру, он мне так нужен! – и повторяю проникновенно: – Пожалуйста!

Жива в нем мужская душа, подействовало.

– Вон подъезд. Четвертый этаж. Дверь направо.

Удача все же! И я ее поймала!

– Только его сейчас нет дома.

– Это ничего, – щебечу обрадованно, – я ему оставлю записку в почтовом ящике. У него номер на двери есть? Чтобы ящик определить? Не знаете?

– Черт его знает! – с уверенностью отвечает абориген. – Только без толку. Он в больнице сейчас. Говорили, вчера на улице порезали его.

– Ой, мамочки! – пугаюсь я, по-бабьи прикрывая ладошкой рот и, немного помедлив, будто пришибленная этой новостью, опрометью бросаюсь мимо аборигена к углу дома.

– Эй, подруга, а как же я? – раздается сзади.

Я перегнала машину ближе к девятиэтажке, поставила в месте, удобном для резкого старта, и не меньше часа провела в ней, выжидая. Встретить аборигена еще раз мне не улыбалось. Усилившийся дождь шелестел по крыше, мыл стекла извивающимися водяными струйками. Наконец, решив, что в такую погоду и собаки по улице не бегают, я выбралась наружу, закрыла без хлопка дверь и направилась к дому.

В подъезде на первом этаже сильно пахло жаренной на постном масле картошкой. С луком. Запах этот явственно чувствовался и на четвертом. Дверь квартиры Коврина, как и остальные три, простецкая, выкрашенная масляной краской цвета свернувшейся крови и местами облупленная. В двери напротив поблескивала стекляшка «глазка», и это мне не понравилось. Не задерживаясь, я поднялась чуть выше и, разжевав подушечку резинки, вернулась и прилепила ее к «глазку». Замок. Простой, без защелки, скважина на уровне пояса. Не водятся сокровища за дверью, запертой таким образом. Покопалась в своем пакете, стараясь не брякать металлом. При помощи нехитрого, но мастерски изготовленного приспособления, называемого отмычкой, замок провернулся с первой попытки. Я медленно, по миллиметру приоткрыла дверь. Кто знает, смазывал ли когда-нибудь хозяин ее петли. Не заторопилась, даже когда услышала, как снизу вверх по лестнице затопали чьи-то торопливые ноги. Скользнула в темноту прихожей и плавно, но плотно притворила дверь. Сделано! Пошарив по стенам, отыскала выключатель, зажгла свет. Пусто. Так и ожидалось. Как сказала Варвара, простая душа, – хозяин здесь непьющий и одинокий. Значит, ни собутыльников, ни женщины в его отсутствие быть не должно.

До беседы с Ковриным мне необходимо установить его примерный психологический портрет, и пользу от осмотра жилья для этой цели трудно переоценить. Заочно познакомиться, так сказать.

И еще я очень надеюсь кое-что здесь отыскать.

Квартира однокомнатная, без балкона или лоджии, кухня, совмещенный санузел. Что еще? Кладовочка. Хоромы! Два окна, по одному в комнате и на кухне. Выходят во двор. Напротив жилья нет. Задергиваю занавески и шторы, без колебаний включаю свет. Если вести себя достаточно тихо, мое существование здесь останется не замеченным соседями. Возвращаюсь в прихожую, и на глаза сразу попадается ключ, висящий рядом с дверью на гвоздике. Удача. Запираю дверь, и ключ опускаю в карман в компанию к ножу, о котором я напрочь успела позабыть.

Женских запахов в жилище не было, следов – тоже. Обитала здесь одиночная особь мужского пола, с достатком ниже среднего уровня, судя по виду и качеству одежды, набору посуды и содержимому холодильника. Особь, склонная к аккуратности, имеющая образование и чувство юмора.

Посуда чиста и прибрана, в доме порядок, все на своих местах. Книжный шкаф забит сверх всякой меры. Книги на подоконнике – стопками.

Профессиональных книг не видно. Не трудоголик или работает не по профессии. Книги разные, и все читаные. Много научно-популярных. История. География. Путешествия, приключения, фантастика, боевики, мистика. Классики почти нет. Ого, Библия, Коран, астрология, йога!

Не озабочен. Порнухи нет никакой. Но и не импотент. В одном из выдвинутых ящиков обнаруживаю две коробочки презервативов. Одна – открытая. За шкафом – гитара в пыльном чехле. Давно стоит. Так. Телевизор, аудиоплейер, кассеты. Рок, кантри, блюз.

Пустых бутылок не нашла нигде.

А ничего, довольно симпатичная особь этот Володя Коврин.

Под ванной, в ящике с инструментами, я обнаружила сверток. Деньги. Четыре пачки. Четыре миллиона. Или новыми – четыре тысячи наших деревянных. И чего это Вова их сюда затолкал? Воров боялся?

Я поймала удачу во второй раз – нашла, что искала, на что надеялась. Догадка моя оказалась верной. В этой квартире не должно быть таких денег, если хозяин не выиграл их в лотерею, не получил в наследство, не добыл грабежом. Грабежом?

Сидя на краю ванны, я задумалась. Теперь для разговора с Ковриным я была во всеоружии. Он знал кое-что из того, что мне тоже хотелось бы знать. И теперь я это узнаю. Положив деньги обратно, я аккуратно задвинула ящик на место, сполоснула в раковине руки.

Зарабатывая в двух местах, Владимир Коврин является существом достаточно занятым для того, чтобы не предпринимать попыток к активному поиску дополнительных источников пополнения своего бюджета. Теперешних доходов явно недостаточно для появления у него таких денег. Самое вероятное из возможного – предложено ему было заработать, и он не отказался. Причем предложено или в его больнице, или у Шубаровых. У Шубаровых неприятностей полон дом, и Коврин подозревается в участии в них. Не отсюда ли деньги? Интересно, обыск у него был? Беспечно держать под ванной компрометирующую сумму. Следователь, работающий по шубаровскому грабежу, ухватится за этот факт обеими руками, но я ему не помощница. Пусть потеет самостоятельно. А Коврин, если знает многое об одной хозяйской неприятности, то не знает ли хотя бы кое-что и о другой?

В таком случае посещение Коврина и разговор с ним равносильны попытке взять черта за рога. Интересно, какова будет реакция черта? Хорошая тема для гадания. Пойду-ка я погадаю, тем более что делать здесь мне больше нечего.

Я покинула ванную, не оставив за собой следов. Газ не зажигала, свет везде, кроме прихожей, погашен. Мир этому дому!

– Мадемуазель, я заждался, прошу вас!

Ничего себе приглашеньице! Я почувствовала, как лоб покрывается испариной. Голос раздался в комнате, и это было не радио. Рука сама вскинулась к выключателю, и настала тьма.

«Так, значит, черта за рога? – подумала я. – А если тебя саму – за вымя?»

И изо всех сил постаралась взять себя в руки. Тишина длилась бесконечно, и я почти пришла к заключению, что голос мне пригрезился. Очень сильно захотелось, чтобы это было именно так. И только успело захотеться, как последовало продолжение:

– Мадемуазель, давайте поговорим спокойно. При вашем разумном поведении обещаю даже не подниматься с места.

Послышался легкий хлопок ладони по подлокотнику кресла.

Голос. Просто голос. Уверенный и очень спокойный, несмотря на неявную угрозу, прозвучавшую в последних словах. Намек сразу на все, в том числе и на то, что дверь ты, Танечка, отпереть не успеешь. Хотя…

Я, стараясь не слишком шуршать одеждой, достала из кармана ключ, переложила его в левую руку, а правой, прямо в кармане, обнажила нож.

Нож в сноровистых руках, при готовности бить на поражение, тоже не последнее средство обороны.

Не таясь, щелкнула выключателем и левой рукой вставила ключ в скважину. Что-то мне вовсе не любопытно узнавать, кому принадлежит этот голос.

– Не спешите, Татьяна, – раздалось вновь, – я, как вы изволили выразиться, учитель Станислава Шубарова.

Такого со мной давненько не случалось – чувствовать испарину на лбу второй раз за короткий промежуток времени.

Ни много ни мало – шантажист Шубарова собственной персоной. Магомет пришел к горе!

– Зажгите свет! – потребовала я, стараясь говорить твердо.

Послышался легкий смешок, не менее легкие шаги, и прямоугольник дверного проема осветился.

– Вы правы, так лучше. Эта нездоровая таинственность нам ни к чему. Правда?

И через короткое время:

– Мы с вами здесь в гостях, хоть и в отсутствие хозяина. Тем не менее я приглашаю вас. Не стойте у порога, там дует.

Ну что же, надо следовать вежливым приглашениям.

Я отклеила ноги от пола, сунула руку с ножом в карман и не спеша двинулась вперед.

Оказалось, никакой это не монстр с копытами, рогами и серной вонью из-под хвоста, а довольно пожилой невысокий мужчина в черном с искоркой спортивном костюме, вязаной шапочке и темных кроссовках. И чего я так оробела? От неожиданности, что ли? И не из воздуха он соткался – в кроссовках-то, а, должно быть, как и я, вошел в дверь. Ловко, правда? Ничего не было слышно, хотя вела я себя тихо.

Так. Эта встреча уж наверняка для меня случайная, и, следуя рекомендациям, мне нужно опасаться. Будем считать, что опасаться я начала еще в прихожей.

Сидит прямо, руки на коленях, ноги подобраны. Расслаблен, но «заряжен» – готов к движению в любой момент. Знаем мы цену такой расслабленности. Увы, непрост человек! Глаза сияют холодным возбуждением. Опасен, как взведенный пистолет. С ним придется без дураков. Но сначала надо «разжаться».

– Мне следует вас поприветствовать? – начинаю я.

– Это условности.

Какой молодой у него голос. И выглядит очень спортивно вовсе не за счет костюма. Спецподготовка?

– Могу я попросить вас вынуть руки из карманов? Это настораживает. Настороженность нервирует, а нервозность – лишнее в любой беседе, вы согласны?

Не согласиться трудно, и я выполняю просьбу. Теперь обнаженный и очень острый нож в кармане предоставлен самому себе. Это может оказаться опасным моему бедру.

– Садитесь.

Прекрасный повод расстегнуть куртку и обезопасить бедро. Он внимательно наблюдает за мной. Догадывается?

Стараясь выглядеть безмятежно, я усаживаюсь на диванчик напротив него. Так между нами будет угол стола, это может пригодиться.

– Кто вы?

– Я уже сказал, когда уговаривал вас не торопиться.

– У меня есть для вас еще одно название, более точно характеризующее взаимоотношения ваши и семейства Шубаровых. Вы – шантажист.

– Простите иронию, но это прозвучало как обвинение.

По-моему, он начинает издеваться надо мной.

– Я хотела бы знать о вас больше.

– Мне понятно ваше любопытство, и я попробую удовлетворить его хотя бы отчасти.

Это что, разрешение задавать вопросы?

Я попыталась улыбнуться, но из этого ничего не получилось. Разозлиться бы сейчас, ну хоть немного, для разгона.

– Зачем вы здесь?

– Чтобы поговорить с вами. А вы?

– Чтобы в будущем квалифицированно побеседовать с владельцем этой квартиры.

Он удовлетворенно наклонил голову.

– Будем представляться? – спрашиваю, глядя на него в упор.

– Будем вести себя серьезно, – отказывается он, – и вежливо.

– Мне спрашивать, или вы будете держать речь?

– Спрашивайте. Мне тоже хочется, чтобы вы узнали обо мне больше. Может быть, после этого вы измените свои намерения. А о себе легче всего рассказывать, отвечая на вопросы.