Текст книги "Мужчина не по карману"

– Дом двадцать девять здесь, что ли? – спросил тот, что со скукой.

– Да, – с готовностью ответила Орлова. Красные пятна ее стали белеть на морозе, стирая последнюю краску с лица. – Это я вас вызывала. Вот эта женщина ворвалась в мой дом. Вы только посмотрите, я вся в синяках. – Она протянула вперед запястье, которое я слегка вывернула, высвобождаясь от ее цепкой хватки.

Следы моих пальцев, а также ссадина на коленке, полученная Орловой при падении с крыльца, красноречиво говорили за себя. Ситуация принимала неожиданный оборот.

Глава 6

Комната, которая меня окружала, не внушала оптимизма. И компания мне не нравилась. Никак не вдохновляла она на мажорное настроение. Я сидела на жестком подобии матраса и смотрела в окно. Там было только небо и издевающиеся надо мной капли с крыши. Они размеренно чпокали сверху вниз, отсчитывая секунды, выворачивая душу этой тупой и никому не нужной методичностью. Я поймала себя на мысли, что считаю каждую каплю, словно это могло мне помочь узнать, сколько времени я здесь нахожусь. Резкая боль в шее настойчиво напомнила, что она уже давно затекла и пора бы сменить позу. Я опустила голову, и окно уползло вверх по обшарпанной стене, улизнув из моего поля зрения.

Глаза наткнулись на временных моих сожительниц, отчего веселее не стало. Их было трое: две проститутки и третья неопределенно-бомжеватого вида пожилая женщина столь же неопределенного возраста. По ее пропитому лицу можно было предположить, что лет ей где-то между тридцатью и пятьюдесятью.

Из первых двух та, что помоложе, совсем еще девчонка, совершенно неожиданно напомнила мне школьного учителя физики Сергея Павловича. Наверное, потому, что она, так же как и он когда-то на уроках, суетливо волновалась, бегая из стороны в сторону и неся какую-то околесицу. «Первый раз попалась, – подумала про нее я, – ничего, еще привыкнет».

Вторая дама легкого поведения, постарше первой, нрава оказалась тяжелого. Пристальным взглядом исподлобья она долго следила за своей неспособной юной коллегой, словно изучая ее. Когда ей все-таки надоели перемещения девушки, напоминающие движение маятника, она прикрикнула на С. П., как я сразу окрестила молодую, и та послушно успокоилась. Я облегченно вздохнула: мне тоже начали надоедать эти ее бесконечные метания.

Я закрыла глаза и откинулась назад. Плоский, как блин, матрас нисколько не смягчал жесткие нары. Я подумала, что вот сейчас либо мои лопатки сплющатся, либо они проткнут насквозь то, что и постелью-то назвать трудно.

Я вспомнила последние пару часов и в который раз прокляла случай, решивший именно в этот день подшутить надо мной. Только вот шутка у него оказалась невеселой. Уже в машине, стиснутая с одной стороны ментом, дожевывающим свою колбасу, а с другой Орловой, умело играющей роль пострадавшей, я узнала, как могло случиться невероятное и доблестная милиция приехала на вызов в считаные минуты.

Менты были крайне довольны собой. А как же: поймали преступника, о чем теперь поставят очередную галочку в своем плане, и все – без каких бы то ни было усилий. Они общались между собой, и я узнала следующее: устав от трудов праведных, эти двое решили заехать к кому-то в гости, используя по такому поводу служебную машину. И надо ж было им отправиться именно на ту улицу, где жила Орлова… По рации они узнали о вызове, и вот пожалуйста – лежит теперь Татьяна Иванова в КПЗ без своей привычной вечерней чашки кофе и ждет утра. И даже позвонить Кире или, на худой конец, Гарику не разрешили. Здесь, видите ли, казенными телефонами никак нельзя пользоваться после восьми, даже если ты хочешь переговорить с подполковником милиции.

От горьких мыслей страшно захотелось курить. Хорошо, я сигареты положила в карман, а доблестный мент, вдохновенно охранявший телефон, чтобы быстрее отделаться от моих возмущений, не стал сильно заострять внимание на обыске и скорее проводил меня в камеру. Я села и достала пачку «Парламента» с остатками былой роскоши: в ней грустно прижались к стенке всего две сигареты.

Я закурила и медленно выпустила струйку дыма, растягивая удовольствие. Неожиданно передо мной выросла дама с тяжелым характером.

– Поделись, – скорее приказала, чем попросила она.

На такой тон я не привыкла реагировать, точнее, я все-таки реагирую на него, но не совсем доброжелательно. Мне не хотелось отвечать, и я ограничилась кривой ухмылкой. Заодно окинула девицу слегка высокомерным взглядом. Лет двадцать пять, стройная и миловидная, но одевается совершенно безвкусно, небольшой шрамик над верхней губой – профессионально отметила я. «Шрамированная» – так окрестила я ее про себя и затянулась еще раз.

– Че, огорчиться хочешь? – спросила Шрамированная, принимая вызывающую позу и ставя ногу на мой матрас.

Короткая юбка задралась, открыв взору не совсем чистое белье. Подошва сапога отпечатала на матрасе бледно-коричневый влажный след. Стало неприятно сидеть рядом. Я спихнула ее ногу с моей постели и молча продолжила свое занятие. Но дама не унималась. По всей видимости, она не привыкла терпеть неподчинение. Об этом говорило не только ее выражение лица – крайне недовольное и с оттенком закипающей злобы, но и удивление С. П. по поводу моей наглости. Шрамированная, непечатно выражаясь, объявила, что в переводе на наш великий и могучий должно было означать примерно следующее: «Оставь мои ноги в покое, они вольны стоять там, где захотят». И, как бы демонстрируя это, девица вновь поставила свой сапог на мою простыню, свежесть которой и без того оставляла желать лучшего. Причем примеривалась она попасть ближе к изголовью.

Я испытала много разных чувств при виде этакого нахальства, и, признаться честно, ни одно из них не обещало Шрамированной милого разговора. Вдобавок ко всему сюда примешалась моя усталость, вызванная загруженным под завязку неприятными событиями днем. Мне не хотелось тратить много энергии на спор, поэтому я просто вспомнила кое-какие навыки по карате и наглядно их продемонстрировала обидчице.

Конечно, я давно уже не тренировалась и была не в форме, но Шрамированной хватило. Быстро и неожиданно для себя оказавшись на полу, она повесила мне очередной эпитет, от которого я в восторг опять же не пришла. Можно было, конечно, еще одним приемом поучить ее вежливости, но уж больно жалко и беззащитно она валялась передо мной, обхватив руками живот и свернувшись калачиком. Я решила, что с нее довольно.

Я стащила свою перепачканную простыню и бросила ее на пол, ближе к нарам, которые застолбила Шрамированная. Заодно посмотрела на них повнимательнее. Да, у этой особы запросы наполеоновские. На самом деле место было самое лучшее в камере: у окна, с практически чистым постельным бельем и, что особенно иголками зависти кольнуло мое сердце, с достаточно толстым матрасом. Я с тоской посмотрела на свой блин, непонятно для какой надобности расстеленный на деревянных досках, и решила, что матрас Шрамированной там будет выглядеть лучше. Причем совесть моя молчала, как партизанка, справедливо решив: это послужит здесь всем уроком.

Без лишних колебаний я поменяла не только простыни, но и матрасы, после чего с удовлетворением растянулась на своем ложе. Сразу пришло успокоение, и я поняла, что заснуть я здесь все-таки смогу. Безусловно. Я попробовала расшевелить свою совесть, которая смогла бы притушить злорадное чувство, вызванное совершенной местью, но она удачно была усыплена относительно мягкой постелью.

Я уже начала было мечтать о сновидениях, настолько приятных, насколько это вообще возможно в подобном заведении, когда тишину нарушил голос:

– Слышь, ты, белобрысая, как звать-то тебя?

Голос этот невозможно было не узнать – низкий и чуть с хрипотцой. По всей видимости, Шрамированная еще не собиралась успокаиваться. Я с трудом разлепила уставшие веки и недовольно уставилась на нее.

– Да ты не ерепенься. Дело у меня к тебе. – Она с опаской глянула на мои ноги, лежащие поверх одеяла, но все-таки решилась и присела рядом с ними, на самый край. – Вижу, ты девка крутая, если че, сопли утирать не придется. Да и облицовкой удалась. – Она еще раз посмотрела на мои ноги, правда, на этот раз в глазах видна была зависть. – Мне как раз такая нужна. Хочешь двести баксов за ночь заработать?

Я усмехнулась про себя. По всей видимости, женщина эта считала такой заработок необыкновенно большим. Я не стала ее огорчать – зачем ей знать, что я столько в день получаю.

– Подумай, неплохие бабки плюс развлечение. И всего-то в сауну сходить с двумя кренделями. Так что полежи тут, посоображай, а надумаешь – толкни меня.

Она встала, приняв позу, свойственную для тружениц ее профессии, заманчиво так взглянула на меня и, развернувшись, отправилась к грязному матрасу. Я видела, что С. П. не спала. Огромными от отчаяния глазами она молча смотрела на происходящую сцену. Мне показалось, она сейчас заплачет.

– Если все так просто, чем тебе не подходит твоя подруга? – спросила я Шрамированную.

– Подруга? – усмехнулась она. – Да какая это подруга? Так, приходится друг друга терпеть. По работе.

– Да пошла ты… – неожиданно подала голос С. П. – Кто еще кого терпит.

Шрамированная, перемешивая великий и могучий с перлами из другого лексикона российского народа, коротко, но внушительно высказала еще что-то о терпимости, после чего, более прежнего перепугавшись, юная С. П. замолчала, видимо согласившись с доводами старшей товарки.

– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнила я той, что с тяжелым взглядом.

– Клиентура разная бывает. Порой такая выдержка нужна… А иногда нужно уметь и постоять за себя.

Зачем мне этот разговор? Я еще раз молча усмехнулась и закрыла глаза, собираясь все-таки уснуть этой ночью. Отдохнуть было просто необходимо, потому что мое предчувствие обещало продолжение трудностей и назавтра.

– Так что ты решила? – услышала я сквозь наступающую дрему.

– Подумаю, – ответила я и отвернулась к стенке, показывая, что разговор окончен.

– Если сегодня не решишь, меня всегда можно найти на углу Большой Казачьей и Горького после восьми вечера.

Я еще не совсем понимала, почему сразу не отказалась от предложения Шрамированной. Может быть, все то же предчувствие?

* * *

Таких ужасных снов, как в ту ночь, я никогда еще не видела. Думаю, этому в немалой степени поспособствовали окружающая обстановка и жесткая постель, не располагавшие к приятному отдыху. У меня было такое ощущение, будто по мне проехалась танковая дивизия. Интересно, что со мной было бы, если бы я спала не на матрасе?

Рассвет только занимался, а значит, требовать звонка по телефону еще рано. Я попробовала собрать все, что мне известно, воедино и попытаться состряпать из этого хоть какую-либо версию. Сразу же остро почувствовалась нехватка кофе. Я просунула руку в карман джинсов, которые так и не сняла перед сном, и достала оттуда пачку «Парламента».

Какого черта я не сняла джинсы? Или почему не вытащила из карманов сигареты?

Я лежала и грустно смотрела в раскрытую пачку, придумывая себе все новые и новые эпитеты. За ночь под грузом моего тела последняя сигарета выглядела так, будто перенесла атомный взрыв. Из того, что от нее осталось, можно только самокрутки крутить.

Я со злостью скомкала пачку и отбросила ее от себя. Вообще-то я пыталась попасть в дальний угол, совершенно не покушаясь на мирный сон третьей моей временной сожительницы, той, что неопределенно-бомжевата. Но, как мне пришлось убедиться, для этого нужно было приложить больше усилий. Пачка, не долетев до пункта назначения, опустилась прямо на голову женщины, взъерошив ее прическу еще сильнее.

Впервые за свое пребывание в данном заведении я пристально присмотрелась к этой женщине. Она лежала на своей койке на спине, у противоположной стенки, не шевелясь. И смотрела на меня не мигая. Она словно и не заметила того комка, что так некстати растрепал ей волосы. Мне показалось, что женщина вообще всю ночь не спала. Лежала вот так, с открытыми глазами, и не пыталась даже моргнуть. Просто смотрела на меня. От этого стало жутко.

Последние мысли о работе, которые еще пытались шевелиться в голове, совсем исчезли под пристальным взглядом женщины. Я чувствовала его кожей. Случилось то, что со мной происходит крайне редко: я смутилась и отвела взгляд. Ну как прикажете думать в таких условиях?

Я еле дождалась восьми часов, когда меня наконец-то подпустили к телефону, и позвонила Гарику. Сначала хотела Кирю озадачить, а потом вспомнила про обещанную встречу с частным детективом и решила: Гарику моя беседа со Скляренко будет куда как интереснее. Опять же, не мешало загладить свою вину перед ним, когда я без зазрения совести сбежала от него восьмого марта.

Гарик прилетел с феноменальной скоростью, словно из соседнего подъезда шел, и уже в полдевятого я была вновь свободна.

– Эй, красавица, джигиту, спасшему тебя от плена, награда положена, – сказал Папазян, когда мы выходили из участка.

– Конечно! – с энтузиазмом согласилась я. – Обеденный перерыв у тебя во сколько?

– Зачем обед, да? – удивился Гарик. – Не лучше ли вечером встретиться, юная пери?

– Нет, не лучше. Потому что именно в обед будет тебя ждать награда, – многозначительно глядя, остудила я его пыл.

Гарик хитро посмотрел мне в глаза.

– Опять что-то надумала? Ну хорошо, с двенадцати до часа у меня перерыв.

– Тогда в начале первого встречаемся в «Трактире на Московской». Идет?

– Конечно, моя пери.

На прощание сквозь усталость я скомканно улыбнулась и отправилась на стоянку, на которой ночевала моя «девятка».

Не знаю уж, какая сила донесла меня через город домой, но доехала я совсем разбитая. На автопилоте добрела до лифта, а потом, когда наконец-то оказалась в родной квартире, ноги сами понесли меня в ванную. Теплый душ разнежил тело, и в голове сама собою сразу же возникла картинка – моя удобная кровать со свежим бельем и с мягкой, такой, чтобы зарыться можно было, подушкой. Нет, если я сейчас расслаблюсь, полдня насмарку пойдет, а мне еще кое-что до двенадцати сделать нужно.

Я собралась с духом и устроила то, что сама называю шоковой терапией, а остальной народ нашей необъятной родины зовет контрастным душем. Ледяные струи разом напрягли тело так, что сердце зашлось. Это продолжалось всего секунду, больше я выдержать не смогла, а потом вновь включила горячую воду. И так несколько раз. Усталость как рукой сняло, и мысли в голове зашевелились быстрее. Для профилактики напоследок я еще раз открыла холодный кран, а затем докрасна растерлась полотенцем. Приятное согревающее тепло побежало по телу. А в завершение всего мне теперь были нужны чашечка хорошего крепкого кофе и сигарета.

Закутавшись в халат, я в очередной раз убедилась, что в жизни есть много замечательных вещей. Например, этот мой старенький уютный махровый халат. Я улыбнулась, почувствовав его мягкое тепло, и отправилась варить кофе.

Пока напиток из Бразилии закипал, закурила и начала обдумывать свои действия. Задаток, полученный от Датской, почти иссяк, значит, придется еще заехать к заказчице с докладом о совершенной работе. Придется немного покривить душой и сказать, что дело продвигается. Хотя, честно говоря, никакого продвижения я не чувствовала.

За этими грустными размышлениями я не заметила, как закипел кофе. Я налила его в чашку и стала отхлебывать мелкими глотками, время от времени с удовольствием затягиваясь сигаретным дымом. Так что же я имею по делу на данный момент? Два неопределенных молодца приходили в ночь убийства к Шадрухиной вместе с Датским. Возможно, это Смотров и Качалов, хотя не факт. Собственно, зачем им убивать? Есть ли у них мотив? Уехали они из города по случаю праздников или скрываются? Ну, с ними я повидаюсь вечером, если они, конечно, вернутся, как и обещали. А вот с утра не мешало бы расспросить о них Датскую.

Подозреваемый номер два – Шадрухин. У этого мотив и… Что насчет алиби? Можно ли верить Орловой? Я вскочила с места и так рванула к сумочке, что сама удивилась собственной прыти. Где-то среди моих вещей должно быть записывающее устройство. Правда, в том случае, если в сумочке моей не пошарила наша доблестная милиция. И как я могла забыть про него? Я высыпала все содержимое сумки на стол и облегченно вздохнула. Есть! Вот он, удачный выход из затруднительного положения, обещанный костями!

Уже с меньшей скоростью я вернулась на кухню и, сев за стол, включила запись. По сути дела, из всего концерта, устроенного мною у Орловой, мне был нужен только небольшой отрывок. Я нашла его и прослушала. Перемотала и еще раз прослушала. Мне показалось, что доверять этим словам Орловой можно, но на доказательство они не тянут. К тому же вдруг она сказала это мне назло, сгоряча? Пора наконец поговорить с Шадрухиным. Но все-таки сначала – Датская.

На дне чашки осталась одна гуща, шоколадно-вязкая. Я затушила вторую сигарету и встала из-за стола.

«Поем по дороге, – решила я. – Дома все равно не осталось ничего съедобного».

Глава 7

– Ну что? – спросила меня Датская, лишь только увидела меня на пороге.

– Во первых, здравствуйте, – грубо одернула я ее пыл.

– Ой, извините. Конечно же, здравствуйте. Я так волнуюсь, что совсем забыла о правилах приличия.

Несмотря на то что было утро и Алла Леонидовна открыла мне дверь в халате, а значит, на улицу она, по всей видимости, еще не выходила, на лице ее красовался такой же плотный слой косметики, какой был в день нашего знакомства. Она немного наигранно смутилась, услышав мое нескромное замечание, но более беспокоилась, как мне показалось, из-за того, что одета не для встречи гостей. Я отметила, какие покрасневшие у нее белки глаз. Значит, все еще плачет. И мне стало стыдно за свою наглость. А тут еще, как назло, вспомнился опустевший мой кошелек. Зря я так ее с порога огорчила.

– Следствие продвигается, – туманно, но обнадеживающе успокоила я Датскую.

Алла Леонидовна просияла глазами и предложила войти.

– Чай, кофе? – спросила она.

– Кофе, если можно.

Датская колдовала на кухне, а я осмотрела комнату, в которую провела меня хозяйка. Довольно со вкусом обставлена, мебель дорогая, по современной моде. Большой, последней марки телевизор известной фирмы. На одной из полок стенки семейная фотография – Аркадий, его мать и, по всей видимости, отец. Все трое с увлечением смотрят в объектив, словно на самом деле ждут появления оттуда птички или другого какого чуда.

Пользуясь отсутствием хозяйки, я заглянула в дверь, расположенную напротив зала. Там комната Аркадия, это было сразу видно. Музыкальный центр, в углу на стуле гитара, рядом телевизор, синтезатор. Нет, не мог этот парень убить Шадрухину из-за денег. Все, что нужно молодому человеку его возраста, у него имелось.

Я тихо прикрыла дверь и вернулась на свое место как ни в чем не бывало. Странно, почему не видно следов отца в этом доме?

Вошла Датская с чашкой кофе в руках и тарелкой, полной различных печеностей. Неплохо, завтрак мне не помешает.

– Вы с мужем развелись? – задала я вопрос, возникший у меня последним.

– Да, меньше месяца назад, – удивленно ответила Алла Леонидовна. – А это имеет отношение к делу?

– Нет.

Ответив вслух отрицательно, про себя я подумала иначе: вот и еще одна причина, которая могла привести Аркадия к срыву. Но я не это хотела узнать. Поэтому перевела разговор на другую тему и стала рассказывать о том, как продвигается расследование, вскользь напомнив об оплате двух дней работы. Печенье, которое принесла Датская, было очень вкусным, и мне пришлось приложить усилие, чтобы сдержать себя, а не накинуться на него, отложив все разговоры на потом.

– Вот так, – заключила я свой рассказ. – Вы мне, кстати, несказанно поможете, если вспомните, не говорил ли ваш сын что-нибудь о тех друзьях, которых я упоминала.

– Они вместе учатся.

– Может, вы и фотографию их найдете?

– Да, есть одна общая. Ребята всей группой фотографировались.

Вот это была удача! Датская поспешно вышла из комнаты и через минуту появилась в дверях с фотоальбомом в руках.

– Вот, смотрите, – открыла она альбом на первой странице и ткнула пальцем в маленького огненно-рыжего парня, скромно примостившегося сбоку большой ватаги, состоящей в основном из мальчишек, оседлавших ступенчатые «парты» лекционной аудитории, – это Качалов, а вон там Виталик Смотров.

– Вы их хорошо знаете?

– Достаточно, они часто заходят к Аркадию. Сын познакомился с ними еще на подготовительных курсах и как-то быстро сошелся. Я, помнится, тогда сильно удивилась этому. Вы знаете, он нелегко выбирает себе друзей, обычно долго присматривается к людям. Он вообще по натуре одиночка. А тут буквально через неделю после начала занятий на курсах я впервые увидела Виталю. Он зашел за Аркашей вечером, и они куда-то ушли. А вскоре познакомилась и с Ильей Качаловым. Они все время шепчутся, делая тайну из давно известного мне. Знаете, какие бы секреты ни были у ребенка в его личной жизни, мать все равно рано или поздно узнает о них.

– Что же это за тайна?

– Ребята пишут музыку.

Эта информация насторожила меня. Музыка – дело дорогое.

– И успешно?

– Из оброненных фраз я поняла, что песен у них хватает на альбом.

– И они собираются выпустить его?

– Что вы! Откуда у мальчишек такие деньги? Да и мы, родители, тут им не помощники. Друзья Аркадия одеваются простенько, небогато, вряд ли в их семье найдутся на это средства. И я теперь сына воспитываю одна, денег лишних не имею.

Я попросила у Датской фотографию и положила ее в сумку. Пришло время уходить – впереди запланировано много дел. Я встала из-за стола, поблагодарив Аллу Леонидовну за вкусный завтрак и пообещав держать ее в курсе расследования.

Второй пункт следования по моему плану – Шадрухин. Я посмотрела на часы – тридцать пять минут одиннадцатого, до запланированной встречи остается чуть меньше часа. Если не буду медлить, то времени вполне достаточно.

Спускаясь по лестнице – в доме Датской не было лифта, – я достала из сумочки визитку Скляренко и мобильный. Не люблю я назначать серьезные встречи, не подготовившись к ним до конца, но времени оставалось мало. Этого специалиста по выслеживанию любовных пар нужно было предупредить о встрече заранее, чтобы не произошло накладки. Вдруг его на месте не окажется или просто времени на меня не будет.

Стоило мне только набрать номер, как в трубке послышался приятный мужской голос, словно Скляренко около него дежурил.

– В полдвенадцатого я не смогу, – ответил он на мое предложение, – давайте в двенадцать.

Меня это совсем не устраивало: либо время, назначенное мной, либо встречи никакой не будет. Я так и сказала Скляренко. В трубке наступила тишина, и я почувствовала раздражение собеседника, прорывающееся сквозь пространство от него к моей персоне. Но терпеливо ждала и молчала тоже. Пусть понервничает, он сам это затеял.

– Хорошо, я приеду, – раздался наконец ответ, и я, обрадовавшись, по-детски показала телефону язык.

Выйдя из подъезда и сев в машину, я взглянула на себя в зеркало. На мне снова были джемпер и джинсы, универсальные для всех возрастов. Вот и хорошо, значит домой не нужно будет заезжать, чтобы переодеться. Я стерла макияж, нанеся еле заметный, собрала волосы в хвост и удовлетворенно улыбнулась своему отражению: неплохая из меня студентка вышла.

И снова дорога. Я ехала по улицам Тарасова, немного досадуя на начавший накрапывать дождь. Он начался неожиданно, лишь только я села машину, словно ждал, чтобы не намочить меня. Я улыбнулась дождю, мысленно поблагодарив его за это, но недовольство подпорченной погодой осталось.

Как и прошлый раз, «девятку» пришлось оставить в соседнем дворе, чтобы не рассекретить свою легенду. Я решила от нее не отступать: меня уже здесь видели как двоюродную племянницу, поэтому не стоит соседок Шадрухина удивлять новой моей личиной.

Бабушки стройным рядком уже восседали на своем положенном месте, только меньшим числом, нежели в прошлый раз. Я улыбнулась и кивнула всем разом, здороваясь. Этот факт крайне порадовал пенсионерок, отчего они закивали головами в ответ, как китайские болванчики.

Поднявшись на пятый этаж, я позвонила в нужную мне квартиру и стала ждать. Долго никто не открывал, и я сделала вторую попытку. Мелодичный звук звонка снова прорезал мертвую тишину квартиры. Неужели никого нет дома? На такое я никак не рассчитывала. Хотя… Как сказал кто-то из великих: «Что ни делается, все к лучшему».

Я все вспомнила, на лавочке, когда я проходила мимо, среди прочих старушек сидела соседка Шадрухина. Она-то мне и нужна. Бегом, чуть ли не кубарем, я скатилась с лестницы. Не хватало еще и ее упустить. Остановившись перед дверью в подъезд, я перевела дух и спокойно, словно ни в чем не бывало, вышла на улицу. Глаза мои, наверное, засияли, словно новогодняя елка, так я обрадовалась Петровне. Но еще сильнее загорелся мой взгляд, когда я подняла голову вверх и, отсчитав нужный этаж, увидела два очень удобных для меня незастекленных балкона, соединяющихся между собой невысокой перегородкой. Балконная дверь квартиры Шадрухина была, кажется, приоткрыта. Наверное, хозяин квартиры, выйдя ненадолго, решил проветрить помещение.

– Здравствуйте, – подошла я к лавочке ближе и с досадою посетовала: – Вот незадача, ключ забыла. Дядя Гена дал мне ключ от квартиры, а я его в комнате оставила.

Как по команде, на лицах бабушек изобразилось сочувствие.

– Так посиди с нами, дочка, подожди, – предложила Петровна.

– Не могу, у меня через полчаса консультация в институте, а мне нужно тетрадку взять и учебники. – Я вздохнула и с тоскою посмотрела на окна пятого этажа. Нет, балконы здесь словно специально сделаны, чтобы в гости через них ходить.

– Проблема, – заметила соседка Шадрухина, но на сиденье своем даже не пошевелилась.

Нужно было чем-то расположить ее к себе. Жаль, денег наши пенсионеры не берут, пролетарское воспитание не позволяет.

– Голова у меня сегодня так и раскалывалась, оттого ключ и забыла. Это все из-за повышенной солнечной активности. Вчера в «Новостях» показывали – протуберанцев там каких-то много образовалось, сегодня могут быть магнитные бури, головные боли, давление скакать начнет, – со знанием дела стала я размышлять вслух.

– Да неужто? – растревожилась одна из старушек, а Петровна поправила шапку, словно проверяя, на месте ли еще голова.

– А я-то думаю, чего меня так шатает с утра, – вставила другая.

– Что-то, девоньки, и я себя нехорошо чувствую, – заметила Петровна и поднялась со скамейки, – пойти, что ли, таблетку проглотить?

Она крякнула, распрямляясь после долгого сидения, и поковыляла к подъезду. Удивительно, до чего же долго старые люди могут сидеть на холодных скамейках. Какую же выдержку нужно иметь?

– Пошли, дочка, я тебя через балкон пущу, – предложила Петровна то, о чем я уже минут десять мечтала. – Коль уж встала, – добавила она вполголоса, больше для себя.

Я с радостью последовала за ней. Мы медленно поднимались, останавливаясь после каждого пролета лестницы для передышки. Потом старушка долго гремела ключами, с трудом целясь в замочную скважину. Наконец мое терпение вознаградилось – мы попали в квартиру.

В нос сразу ударил запах больницы, нафталина и еще чего-то старческого. Вылинявший половичок домашней вязки собрался у меня под ногами, и я чуть не упала.

– Ты давление умеешь мерить? – озабоченно спросила Петровна.

– Нет, – честно ответила я.

– Жаль, – огорчилась старушка, – а то я никак не могу сообразить, какую таблетку лучше проглотить: клофелин или андипан?

– Клофелин, – наобум сказала я. Не хватало еще здесь задерживаться с измерением давления.

– Что ж, так, без тонометра, определила? – удивилась старушка.

– Я в медицинский поступаю.

Петровна с восхищением посмотрела на меня, словно я была научным светилом, и, по-моему, поверила безоговорочно. С трепетным благоговением она завела меня на балкон и даже постаралась подсадить сзади, страшно мешая, когда я перелезала к Шадрухиным.

Только когда я скрылась за балконной дверью, на мое счастье действительно оказавшейся открытой, перестали доноситься напутствия и подсказки Петровны. Я облегченно вздохнула и посмотрела на часы: полчаса на все ушло. Времени оставалось очень мало, а я так толком не знала, что именно хочу найти в квартире, в которой произошло убийство.

Мечтать о том, что после нашествия милиции, скорбящих родственников и знакомых здесь можно будет найти какие-либо улики, было глупо. Но все же я надеялась увидеть нечто такое, на что мои милицейские коллеги просто не обратили внимания и что поможет моему расследованию продвинуться дальше.

Прежде всего я огляделась: кажется, я попала в рабочий кабинет. Письменный стол стоял совсем рядом с окном, и первое, с чего я решила начать, – это обследовать его.

В верхнем ящике стола лежали бумаги с какими-то расчетами, ровно ничего мне не говорившими. Здесь были и черновые варианты, и переписанные набело. Из последних я поняла, что все это расчеты по фирме «Инвест-М», в которой работает муж убитой. Мне они были не нужны, и я открыла второй ящик. А вот это мне пригодится: свидетельство о рождении, о смерти, трудовая книжка убитой. Перелистав все эти документы, я отметила для себя последнее место ее работы – ОАО «Квант». Больше ничего интересного в столе не обнаружилось, и я направилась в другую комнату.

Дорогой, с большим ворсом ковер в зале легко скрадывал мои шаги, делая их практически неслышными. Вторую комнату я запомнила еще по своему первому посещению квартиры. В ней мало что изменилось, разве что на данный момент гроба с покойницей и людей, кроме меня, совсем не было. Меня заинтересовал телефон, стоявший на маленькой полочке недалеко от двери. Безусловно, его покупала сама хозяйка дома, поскольку цвет его как нельзя кстати подходил к цвету обоев. Но не этот факт привлек мое внимание. Телефон был с автоответчиком.

Я нажала на прослушивание и удобно устроилась в кресле. Первые два сообщения были совсем неинтересными: сначала какие – то жалостливые соболезнования, затем женщина с визгливым голосом всплакнула, вспоминая, какой замечательный человек была вновь преставившаяся. Но вот третье…

«Ко мне приходила твоя новая пассия. Или старая, не знаю, – обиженным голосом Орловой пожаловался автоответчик. – Ты заврался, кот мартовский. Она сказала, что тебя в ту ночь не было дома. Интересно, где же ты пропадал? Учти, я ей сказала, что ты был у меня. Надеюсь, после этого она тебя тоже бросит. Как и я, кстати».

Автоответчик замолчал, словно и не работал, а я так и осталась сидеть в кресле, хлопая от удивления глазами. И без того шаткое алиби Шадрухина рухнуло к чертям собачьим. Ничего себе фрукт, муженек убитой. А поначалу таким мирным мне показался.