Текст книги "Душа в черной маске"

– Кажется, зовут его Антон Владимирович. Я запомнил, потому что Маша часто рассказывала о нем, говорила, что он очень толково все ей объясняет.

– А кто он, какого возраста, что за человек? – забросала я Егора вопросами.

– Ой, вот этого я не знаю, – покачал тот головой. – Я его не видел никогда.

– А где они занимались – дома, в институте?

– Там, где было свободно. Один раз я встречал Машу после занятий возле института, а как-то подходил к дому, где он живет. Это в районе вокзала, я могу объяснить, если вам нужно. Только зачем?

Он поднял на меня взгляд.

– Понимаешь, я же совсем не знаю Машу, – объяснила я. – Мне нужно знать ее привычки и образ жизни, понять, чем она жила. От этого во многом зависит успех расследования.

– А вы следователь? – спросил Егор.

– Я закончила юридический, – уклончиво ответила я.

Егор кивнул, словно ему показалась достаточной эта информация. Потом сказал:

– Она была очень хорошая. Я не знаю, кто мог ее убить и почему. Ее просто… не за что было убивать.

Егор сглотнул слюну, подбородок его скривился.

– Сколько ей было лет?

– Двадцать два. Она уже заканчивала институт, – глядя в стену, сказал Егор.

– Скажи, а с сестрой ее ты не встречался до сегодняшнего дня?

– Нет, – покачал головой Егор. – Я вообще удивился, когда узнал, что Маша жила с сестрой, Наташей. Наташа сказала, что приехала в Тарасов поступать в институт и поселилась у Маши. И что Маша не хотела, чтобы я об этом знал. Оказывается, она стеснялась того, что у нее бедная семья. Как будто для меня это было важно. Если бы она мне сказала, что теперь живет с сестрой, я бы все это нормально воспринял. Я, кстати, давно подозревал, что у Маши совсем не такая обеспеченная семья, как она пытается представить, но это все не имело значения. Я и не заговаривал с ней сам об этом, не расспрашивал – мне все равно, что у нее там за родители. А теперь… Теперь вообще все не имеет значения.

Егор обреченно махнул рукой и снова отвернулся к стене.

Выдержав паузу, я сказала:

– Получается, Маша общалась в основном с сестрой, с тобой и с неким Антоном Владимировичем, так? Не считая однокурсников.

– Так, – ответил Егор. – Поэтому я и говорю, что просто не представляю, кто мог ее убить. Она никогда не общалась ни с какими подозрительными личностями, ни о каких проблемах не рассказывала…

– А она нигде не подрабатывала? – спросила я.

– Да вроде нет, – пожал он плечами и вдруг повернул голову и в упор посмотрел на меня. – Это вам мать сказала?

– Что – это? – уточнила я.

– Что она… – Егор снова скривился и пошевелил пальцами в воздухе. – Мама неоднократно намекала мне, что Маша обманывает меня, что она… зарабатывает на жизнь проституцией. Но это все чушь! Просто мама судит со своей колокольни, мыслит стандартно: раз девчонка приехала из районного городка, значит, обязательно пойдет на панель, чтобы себя содержать. Но я-то знаю Машу! Знал… – тихо поправился он. – Любой, кто знал Машу хорошо, поймет, какая это глупость – подозревать ее в подобных вещах. Я же говорю, она была лучше всех.

«Похоже, мальчик – идеалист», – подумала я.

– Ты успокойся, пожалуйста, – попросила я разволновавшегося парня. – Это все сейчас уже не имеет значения. Сейчас главное установить, кто ее убил.

Егор тут же перестал сокрушаться, застыл на какое-то время, а потом выдохнул:

– Я уже говорил, что не представляю этого. Я не знаю.

– Это я уже поняла. И узнаю я это сама. А ты мне скажи вот что: в каком Маша была настроении в тот последний день, когда вы с ней встречались? И, кстати, чем вы занимались?

– Да как обычно, погуляли и пошли в кафе. Посидели там часа полтора, потом я ее проводил и пошел к себе. Я хотел еще к ней зайти, а она… В общем, сказала, что занята сегодня. А в настроении была она в самом обычном, – развел руками парень. – Как всегда, веселая, шутила, смеялась…

– Никакой озабоченности, грусти ты в ней не заметил?

– Абсолютно, – твердо ответил Егор. – Все было как всегда. Знаете, мы с ней даже никогда не ссорились. Я просто не представлял себе, из-за чего с ней можно поссориться. Маша умела очень хорошо сглаживать любой намечающийся конфликт.

– А о своем родном городе, о жизни там она не рассказывала?

– Об Аткарске? Иногда рассказывала, – наморщив лоб, ответил парень. – Но… ничего такого, что было бы вам интересно. Ну, какие-то смешные случаи из детства, из школьной жизни… О том, как училась, как хотела переехать в Тарасов и поступить в институт.

– А какие-то друзья, которые остались там, – она поддерживала с ними отношения?

Егор удивленно посмотрел на меня.

– Да нет… По-моему, нет. Правда, она как-то говорила, что ей прислал письмо директор городского музея. Она очень уважительно о нем отзывалась. Я еще в шутку слегка приревновал ее, а она засмеялась и сказала, что ему уже за шестьдесят и что они относятся друг к другу как дед и внучка. А потом посерьезнела и добавила, что он святой человек. Да, она так и сказала – святой человек, – вдруг улыбнулся Егор в первый раз за все время нашей беседы. – Маша вообще хорошо относилась к людям, если ей кто-то был неприятен, она предпочитала не отзываться о нем никак.

«Прямо целая плеяда ангелов, – подумала я. – Девушка „лучше всех“, „святой“ старичок, мальчик-идеалист…»

– А как зовут директора музея, почему они поддерживали отношения? – спросила я вслух.

– Как его зовут, я не знаю, но Маша рассказывала, что он очень интересный человек и занимается коллекционированием чего-то там… – Егор неопределенно повертел ладонью. – Маша даже показывала мне старинную пудреницу, которую он ей подарил. Это было, еще когда я к ней приходил, когда еще Наташа не приехала.

– А когда он ей ее подарил? Он что, приезжал в Тарасов? – заинтересовалась я.

– Да нет, – чуть подумав, ответил Егор. – По-моему, не приезжал, иначе Маша бы рассказала. Наверное, там еще подарил, в Аткарске.

Видимо, об этом старичке придется узнавать у других людей, близких Маше Гавриловой, – в частности, у ее сестренки. Да и вообще я ухватилась за него потому, что пока что мало набиралось в окружении Маши людей, с которыми она плотно общалась. А из тех, что набирались, убийца пока не вырисовывался. Главное, что я не видела никаких мотивов для этого. Ни у кого. Но посмотрим, что скажет мне сестра Наташа. Беседа с Егором – дело, конечно, нужное, но я уже поняла, что Маша, видимо, следуя традициям матери парня, относилась к нему трепетно и далеко не все рассказывала, особенно тщательно маскируя проблемы.

Следовательно, если и было в ее жизни что-то опасное, Егор вряд ли узнал бы об этом от нее самой. Мне нужно опрашивать других людей, чтобы продвинуться в расследовании.

Время было уже совсем позднее, почти двенадцать ночи, но я все равно решила проехать сейчас на квартиру к Маше Гавриловой и поговорить с ее сестрой, если, конечно, она еще там – квартира-то съемная.

Я попрощалась с Егором, в прихожей заверила его маму, что не нанесла своими вопросами мальчику никакой душевной травмы.

– Ой, я так волнуюсь! – прижала руки к груди Ирина Альбертовна. – Скажите, Татьяна, вы в состоянии найти того, кто ее убил?

– Я постараюсь, – ответила я то, что практически всегда отвечала в таких случаях. – Кстати, вы пойдете на похороны Маши?

Мой вопрос застал Ирину Альбертовну явно врасплох. Она растерялась, замолчала, потом стала разводить руками и наконец сказала:

– Но ведь мы… Мы даже не знаем, где они будут и когда… И потом, мы совершенно незнакомы с ее семьей, наверное, будет не совсем удобно вот так заявиться. И потом, для Егора это будет очень тяжело, мне, честно говоря, не хотелось бы, чтобы он там присутствовал. Одним словом, я еще не знаю, я посоветуюсь с мужем.

Я поняла, что ссылка на мужа – просто очередная отмазка со стороны Ирины Альбертовны, поскольку решение в этой ситуации будет принимать опять-таки она сама. Как бы ни старалась Ирина Альбертовна вести себя достойно по отношению к памяти Маши Гавриловой, все-таки она делала это не ради девушки, а ради своего сына и в своем поведении оставалась верна себе. Ей проще было бы откупиться, наняв частного детектива для расследования, чем пойти на ее похороны, а скорее всего, не пойти, а поехать, поскольку все это наверняка будет происходить в Аткарске, на родине Маши… Плюс знакомиться с родителями, малоинтересными для Ирины Альбертовны людьми, выносить слезы и стоны родни, а также видеть отчаяние Егора. Что ж, это была ее позиция. Я попрощалась с Синявской, обещав позвонить ей завтра же утром, и уехала.

Глава 2

Свет в окнах квартиры Маши горел. Поднявшись, я позвонила и вскоре услышала тихий, испуганный голосок:

– Кто?

– Простите, я занимаюсь расследованием смерти Маши, – вставая прямо напротив «глазка», сказала я максимально вежливо и доброжелательно, чтобы совсем не напугать девчонку – видимо, ту самую сестренку погибшей. – Мне нужно с вами поговорить.

Дверь открылась, и я увидела молоденькую девушку с хвостиком темных волос. В том, что это Наташа Гаврилова, сомневаться не приходилось: девчонка была удивительно похожа на Машу, какой я запомнила ее на фотографии в комнате Егора.

– Вас как зовут? – спросила я на всякий случай.

– Наташа, – тихо ответила девушка. – Проходите.

Взгляд у нее был покорный, и она с готовностью кивала головой, таким образом давая понять, что, безусловно, пойдет на разговор со мной. Видимо, за последний день она уже привыкла отвечать на вопросы милиции и не сомневалась, что я из этой же организации.

Я успокаивающе похлопала ее по плечу, села на диван и усадила девчонку рядом с собой. Она вздохнула и вопросительно уставилась на меня.

– Меня зовут Татьяна Александровна, – начала я. – Сразу хочу сказать – я занимаюсь расследованием смерти твоей сестры частным образом, по просьбе родителей Егора Синявского. Кстати, ты с ним знакома?

– Нет, – ответила Наташа, явно удивленная моим заявлением. – Но я много слышала о нем от Маши. А вчера он пришел, уже после того, как все случилось, я ему рассказала… Он так прислонился здесь к косяку лбом, – она показала на дверь из прихожей, – потом развернулся и выбежал отсюда. Видать, у него что-то в голове щелкнуло… В общем, в шоке он был. А вы, значит, не из милиции?

– Нет, я частный детектив, – еще раз пояснила я. – Но ты не волнуйся на мой счет, я закончила юридический институт, в милиции у меня много друзей, и я обязательно свяжусь с теми, кто расследует дело твоей сестры официально.

– У нас в городе точно нет частных детективов, – протянула Наташа и снова вздохнула, как будто сожалея о таком упущении. – Да, – продолжала она, покачивая головой. – Я и не думала, что родители Егора так… сделают.

– В смысле? – не поняла я.

– Ну, в смысле наймут вас. Маша говорила, что его мама не очень-то хорошо к ней относится. И Маша очень не хотела, чтобы там узнали, что она из простой семьи. Мне это, кстати, не нравилось! – повысила вдруг голос девчонка. – Мало ли кто откуда! У нас хорошая семья, между прочим! И мама и папа хорошие! И я… Она даже меня прятала, словно стыдилась.

Проговорив все это, Наташа вскинула голову и с вызовом посмотрела на меня.

– Никто вовсе не говорит, что вы плохие, – вставила я. – Маша, возможно, сама несколько сгущала краски?

Тон Наташи смягчился, но продолжала она все равно упрямо:

– Получается, что она нас стыдилась. И меня тоже. Я ее спрашивала, почему этот ее Егор к нам не приходит, а она сказала, что не нужно ему пока меня здесь видеть. Что он все поймет, и тогда у него дома могут быть неприятности из-за проблем Маши. Разве так можно?

– Можно как угодно, – улыбнулась я. – Но так, наверное, все-таки не нужно было делать. Просто, очевидно, Маша была убеждена, что так будет лучше. Но сейчас об этом не стоит говорить. Ты же понимаешь, что главное для меня – найти убийцу твоей сестры. Ты, наверное, и сама этого хочешь?

Наташа прижала руки к груди и горячо закивала:

– Да, конечно! Я просто… Не представляла даже… Частный детектив, надо же! Вот мама с папой-то удивятся!

– А кстати, когда они приедут? – спросила я.

– Сюда? Завтра… Вернее, приедет папа, ему нужно забрать Машу из… Из морга. И мы вместе поедем в Аткарск. А мама останется там готовиться к похоронам, они будут уже послезавтра. Я звонила родителям, все им рассказала… Это просто кошмарно!

Руки у Наташи задрожали, она стала судорожно теребить поясок халатика.

– Наташа, давай-ка все же ты успокоишься и постараешься ответить на мои вопросы, – попросила я. – Постарайся не думать о том, как все это печально и неприятно, хотя я и понимаю, насколько это трудно.

– Да, хорошо, – со вздохом согласилась девчонка.

– Твоя сестра, кроме того, что училась, больше ничем в городе не занималась? – спросила я, подозрительно взглянув на Наташу и памятуя о неясных догадках Ирины Альбертовны насчет «панели».

– В смысле? – испугалась Наташа.

– Ну, подрабатывала где-нибудь? Учти, лучше сейчас скажи правду, если будешь скрывать, все равно мы узнаем, – сознательно решила припугнуть ее я.

– А чего скрывать-то? – вспыхнула Наташа. – Да, она подрабатывала. Няней у богатых каких-то. Только Егору ничего не говорила, потому что… Ну, не знаю почему. Наверное, стыдно ей было.

– Няней, говоришь? – продолжала не доверять я. – А у кого?

– Не знаю я. У богатых людей… Вот и адрес их есть. – Наташа встала, подошла к столу, открыла ящик и достала оттуда бумажку с адресом. – Вот. – И протянула ее мне.

«Андрей, Марина», – прочитала я имена и написанный рядом адрес и убрала бумажку в свою сумку. «Похоже, что не врет», – отметила я про себя и порадовалась, что версия Ирины Альбертовны насчет проституции лопнула. А мнение Владимира Николаевича Любимова насчет «не пила, не курила», наоборот, вроде бы подтверждалось. – Расскажи, во сколько ты ушла из дома и что этому предшествовало? О чем вы говорили с сестрой, как она вела себя? – продолжила спрашивать я.

– Она вела себя странно, – откидывая челку со лба, медленно сказала Наташа. – Она сама попросила меня уйти.

– Вот как? – заметила я.

– Да, именно так. Хотя раньше никогда ничего подобного не было, и Маша даже просила меня поменьше выходить из дома – она переживала за меня. А тут…

– А почему она попросила тебя уйти? Она как-то объяснила это?

– Да, она сказала, что у нее намечается серьезный разговор и я буду только мешать.

– С кем разговор? – заинтересовалась я еще больше.

– Не знаю, вот этого она мне не сказала. Я еще спросила – с Егором, насчет свадьбы? Я думала, он ей предложение делать придет. А она отмахнулась и говорит – да нет, это совсем другие дела. Еще прикрикнула на меня – мол, у тебя одно на уме, одни глупости. Сопливая, говорит, а туда же! Вместо учебы, мол, о всякой ерунде думаешь, которая тебя не касается. – В голосе Наташи зазвучала обида. – А что я такого спросила? – продолжала она, разведя руками. – Маша сама мне говорила, что они разговаривали насчет свадьбы…

– То есть она так и не уточнила, с кем разговор и на какую тему? – спросила я.

– Нет, – покачала головой Наташа. – Я, честно говоря, надулась на нее немного, говорю – ну и пожалуйста, не больно-то мне и интересно! Пойду вот и до утра не вернусь!

Она сразу смягчилась, извиняться стала, денег мне сунула немного, говорит – в парк лучше сходи, там вроде какие-то аттракционы приехали новые, интересно. И в девять велела быть дома.

– А ты пришла во сколько?

– А я… Я уже под утро пришла, потому что… – Девчонка поежилась. – С парнями познакомилась, они меня к себе пригласили. Ну, я и согласилась… Хотела Маше отомстить. Вот дура! А под утро опомнилась, говорю – мне домой надо. Хорошо хоть, парни нормальные попались, не стали меня задерживать, даже до трамвая проводили. Ну и… В общем, я к подъезду подхожу, а тут толпа, и она… лежит, – Наташа заплакала.

– Успокойся, Наташа, успокойся, – заговорила я.

– Я все не думала, что она мертвая до конца, думала, что ее можно спасти… Но врач сказал, что она уже несколько часов назад умерла…

Мне пришлось дать девушке время на то, чтобы поплакать, вытереть слезы и немного успокоиться. Когда она убрала влажный платок, я продолжила:

– В квартире остались какие-то следы пребывания гостей? Ну, там, может, окурки в пепельнице, запах какой-нибудь парфюмерии, посуда на столе?

– Нет, – отрицательно покачала головой Наташа. – Ничего такого. Словно и не было у нее никого. Он как растворился, этот человек.

– Ну естественно, убив Машу, он не стал дожидаться, пока кто-нибудь явится, – невесело усмехнулась я. – Значит, ничего… А соседи что говорят? Что-нибудь видели, слышали?

– Не знаю, их вызывали понятыми, но я с ними не разговаривала, – развела руками Наташа. – С ними милиция беседовала. Но вы можете их спросить сами, это соседи из смежной квартиры, из девятнадцатой.

– Хорошо, я туда непременно загляну, – кивнула я. – И Маша даже не упомянула, с мужчиной она встречается или с женщиной? Этого из ее слов невозможно было понять?

Наташа наморщила лоб, потом твердо сказала:

– Нет, невозможно. Она ничем не намекнула, кто это и что за разговор.

– Наташа, а кто вообще приходил сюда к вам? С кем общалась твоя сестра?

– Ну, из тех, с кем она общалась, сюда почти никто не приходил, – ответила девушка. – В смысле ни Егор, ни какие-то ее подруги… Маша никого не приглашала. Была, правда, один раз какая-то подружка институтская, но она сама заявилась. Мне она не понравилась, – Наташа скривила губки.

– Почему? – спросила я.

– Какая-то наглая, – нахмурившись, продолжала девчонка. – Пришла как к себе домой, развалилась в кресле и давай что-то там у Маши просить. Причем так нахально, как будто Маша ей обязана! Какие-то там курсовые, что ли… Потом стала в кафе ее звать, с полчаса уговаривала. Я видела, что Маше она тоже не по душе, и она в конце концов сказала, что ей нужно отлучиться по делам. Только тогда эта девица убралась.

– А что все-таки за девица?

– Регина ее звали, – с нескрываемой антипатией процедила Наташа. – Такая высокая, на лошадь похожа. Но одета хорошо, и сережки у нее дорогие были. И сумка красивая. В юбке кожаной она была.

– А она точно из института? – спросила я, поскольку это было для меня гораздо важнее, чем сумки-юбки.

– Да, потому что, когда она ушла, Маша говорила, что, мол, эта Регина не учит ничего, на занятиях сидит дуб дубом, а потом достает всех – напишите ей это, сделайте ей это… И еще говорила, что сама ей писала несколько раз курсовые, а теперь жалеет. Я еще спросила – а зачем писала? А Маша говорит – так она же деньги платила. Маше приходилось порой так подрабатывать… – закончила Наташа.

– А как она еще подрабатывала? Ну, курсовые пописывала, няней работала, а может, еще где?

– Больше нигде, – ответила Наташа. – А зачем? Я вообще говорила, что лучше бы она не работала няней. По ночам туда ездить! А я одна тут оставалась. Страшно…

Я невольно усмехнулась про себя. Насколько все-таки велика разница между двадцатидвухлетним и семнадцатилетним человеком. Пять лет – и целая пропасть в мировоззрении. Ранняя зрелость и трезвость взглядов с одной стороны – и детский эгоизм и полный наив, с другой. Что же все-таки у них за родители, неужели тоже настолько непосредственные, как их младшая дочь?

– Так ты не знакома с семьей, где Маша работала няней? – еще раз уточнила я.

– Нет, откуда же я могу их знать? – пожала плечами Наташа. – Она же не брала меня с собой.

– А как она с ними познакомилась, не знаешь?

– Вроде бы по объявлению. Я особо не интересовалась…

– Наташа, может быть, ты все-таки знаешь кого-то из знакомых твоей сестры, кто мог прийти к ней для серьезного разговора?

– Ну… – Наташа задумалась. – У нее был в институте знакомый преподаватель, с которым она занималась дополнительно. К этим занятиям она всегда относилась серьезно. Но он это приходил или кто-то другой – понятия не имею. Наверное, вряд ли… Потому что с преподавателем она здесь не встречалась, по крайней мере никогда не слышала я об этом. Одно могу сказать вам точно – трудно даже представить, чтобы кто-то из знакомых Маши мог с ней так обойтись. Ужас просто! Я даже не представляю, кто это мог сделать!

– А скажи мне, Маша не могла сама свести счеты с жизнью? Или по неосторожности упасть с балкона?

– Нет, – Наташа еще больше испугалась.

– Ладно, извини, – тут же поправилась я. – В конце концов, экспертиза выяснит, как это произошло. А ты знакома с этим преподавателем? – перевела я разговор на другую тему.

– Я видела его только один раз, и то случайно, – сказала девушка. – Мы с Машей шли по городу, и он с нами поздоровался, они немного поговорили между собой. Маша сказала, что это и есть Антон Владимирович. Симпатичный такой мужчина, интеллигентного вида.

– Ты фамилию его не знаешь?

– Ой, вот нет. Про это я не спрашивала. Я поинтересовалась, не женат ли он, а Маше почему-то не понравился этот вопрос. Она еще съехидничала, что, мол, если хочешь ему понравиться, то зря – он в женщинах ценит в первую очередь ум, а я, дескать, еще сопливая и совсем ему не буду интересна. Я спросила – а ты? А она говорит – я с ним другими делами занимаюсь. И опять прикрикнула, чтобы я глупости не болтала. Как будто я одни глупости болтаю!

Я снова улыбнулась.

– Наташа, я обязательно приеду к вам в Аткарск на похороны Маши. Ты сможешь меня познакомить с теми, с кем она общалась, когда жила там?

– Я, конечно, смогу, – с готовностью отозвалась Наташа, – да только зачем это вам? Ведь Маша давно не общалась ни с кем из Аткарска, она уехала оттуда четыре года назад. Ну, остались там бывшие школьные подружки, Васька…

– Васька? – заинтересовалась я. – А это кто?

Наташа раскраснелась.

– Ну, считался ее женихом когда-то… Но это все просто смешно, они же еще в школе тогда учились. Давно забылось все.

– Ну хорошо, я разберусь, – взяла я себе на заметку полученную информацию. – А этот Васька будет на похоронах?

– Ой, я даже понятия не имею. Я сама его давно не видела. Но если что, я знаю, где он живет.

– А директора музея, коллекционера, ты знаешь?

– Алексея Николаевича? Знаю. Абрамов его фамилия, он недалеко от нас живет. А вы откуда про него знаете?

– Работаю, Наташа, работаю, – улыбнулась я. – Они с Машей не поддерживали отношения?

– Да нет. Я вообще не понимаю, зачем он вам нужен, они с Машей сто лет не встречались! Он уже старенький, что он вам может рассказать?

– Может быть, и ничего интересного. А может, наоборот, – рассудила я. – Так что посмотрим. А теперь я попрошу тебя дать мне ваш адрес в Аткарске.

Наташа продиктовала мне адрес своих родителей, и я заверила ее, что послезавтра утром буду на месте. Беспокоить соседей в столь поздний час я уже не решилась и отложила общение с ними, равно как и с милицией, на завтра.

Приехав домой, я сразу же достала кости.

Интересно, что скажут мои помощники?

4+36+17 – несмотря на трудности, ваши дела пойдут так, как надо.

Слишком общее и неконкретное предсказание? Если рассуждать поверхностно, то так оно и есть. Но ведь я привязана к своему делу и все рассматриваю сквозь совершенно определенную призму. И в этой связи я делаю для себя следующие выводы: я иду в правильном направлении, никаких радикальных, крутых шагов предпринимать мне не следует. Кости обещают трудности, но куда уж без них в нашей жизни? А успех все же придет.

Успокоившись насчет моих нынешних действий, я пошла на кухню сварить себе кофе. Было уже довольно поздно, но я так привыкла к кофе, что он уже не оказывал на меня обычного возбуждающего действия. Выпив его, я ни в коем случае не буду сидеть всю ночь и бодрствовать. Он мне нужен просто для поддержания своего обычного тонуса.

Так и случилось – через полтора часа после чашки кофе я уже спала. А встала довольно рано. На этот день у меня были намечены встречи с соседями Маши, с сотрудниками милиции и, наконец, поход в институт.

Начала я по стандарту. Ленивый звонок господину Мельникову в УВД. Такое же ленивое «алло» и произнесенное с рутинной, чуть обижающей меня интонацией «а-а!», когда Андрей узнал мой голос. Видать, интуиция у Мельникова в этот день работала хорошо. А может, просто, кроме случая с Гавриловой, в городе ничего другого интересного в криминальном плане не случилось… Андрей тут же передал трубку некоему Павлову, новому сотруднику, которому было поручено заниматься убийством Маши.

– Там как бы все, с одной стороны, ясно, а с другой – черт его знает, – туманно начал высоким тенорком невидимый мне Павлов.

– Это как понять? – спросила я, усмехаясь.

– Смерть наступила еще до падения с девятого этажа. Но перед тем как сбросить с балкона, девчонку зверски избивали. Похоже на бытовой скандал, но… С кем ей скандалить-то?

Вопрос, что называется, был в точку. С кем, действительно, ей скандалить? С кем отношения у Маши были настолько плохими, что могли вылиться в потасовку?

– А что говорят соседи? – спросила я.

– А ничего, – тут же ответил Павлов. – Ничего не видели, только слышали, как кричала Маша. Но слов разобрать было невозможно, да и кому это надо! У всех свои проблемы, сами понимаете.

– А с кем она скандалила?

– Если бы мы это знали, что-нибудь уже делали бы, – вздохнул Павлов. – Непонятно даже, мужчина у нее был или женщина. Соседи никого не видели. Покричали они, значит, примерно до одиннадцати вечера, потом все стихло, а наутро тело обнаружили на земле. Но никто никого не видел. Самого факта, я имею в виду. Соседи появились только в качестве понятых. Свидетели из них никакие.

– Понятно, – уныло констатировала я. – И что вы думаете делать?

– Связи прорабатывать, – стандартно ответил Павлов.

А что он еще мог сказать? Я занималась тем же самым – отрабатывала связи.

– Хотя у нее и связей-то… По сути, сестра да ухажер этот, Егор… Но его мы уже проверили, он с друзьями был, с Машей встречаться не собирался. Да и вообще он какой-то… – Павлов замолчал, подбирая слова. – В общем, меланхоличный какой-то.

– А экспертиза что интересного показала? – поинтересовалась я.

– Установили причину смерти, квалифицировали телесные повреждения, да и все…

– А всякие там дополнительные сведения?

– Никаких, – ответил Павлов. – Алкоголя в крови нет, равно как и следов наркотиков, изнасилования и беременности.

– То есть скандал был по-трезвому, – дополнила я.

– Значит, так, – согласился Павлов. – По словам сестренки, она вообще практически не пила и вела вполне добропорядочный образ жизни.

– Кстати, а вы не проверяли причастность работодателей? Я имею в виду ту семью, где она подрабатывала. Вы же, наверное, уже в курсе этого?

– Проверяли, но там, по-моему, все тоже тухло, – сказал Павлов. – Сидели дома всей семьей, муж только что с работы приехал, жена вообще дома постоянно. Ребенок маленький, сами понимаете, не свидетель.

Наступило молчание, и я поняла, что разговор исчерпал себя.

Оперативники ничем мне помочь не могут, сами находятся примерно в таком же положении, что и я. У меня, правда, в запасе были институтские знакомые Маши Гавриловой, коим, собственно, я и собиралась уделить сегодня время.

Окончив завтрак, я собралась, вышла из дома и поехала в педагогический институт. Этот вуз, не шибко престижный, слыл отстойником для сельских провинциалов губернии, которые, не в силах поступить в более приличные заведения, довольствовались высшим образованием, так сказать, низшего порядка, предоставляемым в стенах «педа». Так презрительно окрестила его самодовольная студенческая молодежь из других вузов.

Однако и здесь учились не одни только лишь дебилы, я лично была знакома с несколькими выпускниками этого славного заведения и могла гарантировать довольно высокий уровень преподавания в «педе».

Мой путь лежал на факультет иностранных языков, где и училась Маша Гаврилова. Я прошла по коридору и вскоре очутилась перед дверью в деканат.

Прямо на пороге, не давая мне пройти, вели оживленную беседу два джентльмена. Один, с благородной сединой и очками в руках, что-то доказывал другому, который выглядел не очень презентабельно и мял в руках вязаную шапочку с надписью «Спорт», однако тоже был убежден в своей правоте.

– Валерий Григорьевич, ты пойми, что так дела не делаются! – тряся очками, восклицал солидный.

– Нет, Николай Терентьич… Слушай меня внимательно! Дела делаются так, как ты и не знаешь… – возражал жиденьким тенорком человек с шапочкой.

Говорил он очень быстро, даже суетливо, поминутно вскидывая руку.

Спор затих, когда я, зайдя за спину Валерия Григорьевича, обратила свой выразительный взгляд на его благородного оппонента.

– Девушка, вы что хотели? – спросил Николай Терентьевич.

– Антона Владимировича можно увидеть?

– Его пока нет, скоро обещал быть.

И тут ко мне повернулся непрезентабельный Валерий Григорьевич.

– Антон Владимирович? А зачем он вам? Вы пришли устраиваться на курсы? – забросал он меня вопросами.

– Вообще-то нет, он мне нужен по другому делу, – возразила я, но Валерий Григорьевич, не слушая меня, продолжил:

– У меня есть свой метод. Метод корреляции. За месяц вы будете разговаривать, именно разговаривать, а не лепетать. Вот и Николай Терентьевич может подтвердить… А Антон хороший специалист, но… Я вам советую попробовать у меня.

Тут я по запаху поняла, что Валерий Григорьевич, мягко говоря, нетрезв.

– Антон – мой ученик! – хвастливо заявил он, беря меня за руку и увлекая в конец коридора. – Это я его учил, он еще у меня студентом был… Кстати, я не представился, – неожиданно произнес собеседник. – Жимов Валерий Григорьевич.

Мы уже дошли до подоконника в конце коридора, и Жимов остановился, продолжая свой рассказ об ученике:

– Антон, между прочим, талантливый человек. Сейчас его здесь нет, он должен скоро подойти. Но… Я вам скажу. – Он лукаво посмотрел на меня. – Антон большой охотник до женщин. Очень большой!

Он красноречиво смотрел на меня, словно желая еще раз доказать правдивость своего утверждения, а если говорить точнее, то предостережения. Я лишь пожала плечами и усмехнулась.

Жимов погрозил мне пальцем.

– А вот и не смейтесь. Вы не успеете оглянуться, как окажетесь в его донжуанских лапах…

И Валерий Григорьевич, обнажив прокуренные зубы, по-стариковски засмеялся.

– Все студентки от него без ума! – заявил он. – Когда-то все за мной бегали, а теперь за ним. Что ж, молодым везде у нас дорога. Но если вы пришли на курсы, то… я вам советую сначала попробовать у меня.

– Нет, я пришла не на курсы, – в конце концов вставила я свое веское слово. – Он мне нужен совсем по другому вопросу.

– Ах, вот оно что, – не смутился ни капельки Жимов. – Тогда тем более вам ничто не препятствует прийти на курсы. Вы английским насколько владеете?

– Ниже среднего, пожалуй, – слегка подумав, ответила я.

– Ниже среднего – это не уровень! – запальчиво воскликнул Жимов. – В нынешнем мире без английского совершенно невозможно. Абсолютно! – Он выбросил вперед руку, словно Ленин, призывавший к социалистической революции. – Так что приходите, вторник – пятница, в шесть часов…