Текст книги "Мишка. О любви к Божьему созданию"

Московское детство и первый выезд

Однако попробуем по порядку. Первая московская зима прошла во взаимном привыкании и в тщетных попытках обуздать буйство переходного возраста (у котят это 6-9 месяцев). Большая Утренняя Военная Игра и Большая Вечерняя Военная Игра стоили Я. Г. много крови: уж если юный боец вцеплялся в руку, например, около кисти, то вел свой стальной коготь (мы их звали рыболовными крючками) до локтя. При этом издавал воинственные крики. Вопил и Я. Г. от нешуточной боли. Ведь это как делается: зубами кот вцепляется в кисть и терзает ее, передние лапы гуляют по руке, а задние наносят серию быстрых и сильных ударов. Меня кот больше щадил, точнее, я быстрее убегала с поля боя. Но если он принимал на диване боевую позу (приник к поверхности, уши прижаты, глаза раскосые, хвост выбивает дробь), а мы подходили вдвоем, то он с укоризной во взоре удирал: двое на одного – нечестно.

Бывало и простое буянство, с метанием туда и сюда, вверх и вниз, с громким топотом и воплями. Особенно часто такое происходило на закате, с наступлением темноты. Проходило, если мы, не в силах уже выносить это безобразие, чуть смачивали ему макушку святой водой. Видимо, котенок еще не знал, что ночь – это его время, время охоты и приключений, и боялся ее, как всякое маленькое существо.

Мишкиным страхам мы нашли словесное выражение, уяснив себе, что он считает, что существует некий Большой и Страшный, который может прийти, и тогда… Однажды этот Большой и Страшный едва не реализовался, и было это так. Один наш знакомый, человек действительно громадного роста, сказал, что на следующий день будет недалеко от нас и зайдет. Мы объяснили, что нас не будет дома. Он сказал, что на всякий случай все-таки зайдет. Мы сказали, что всякий случай исключается, потому что дома нас таки не будет, и на сем расстались. В означенный день возвращаемся домой – кота нет как нет. Паника, в разгар которой он вываливается из гардероба страшно встрепанный и вообще не в себе. Обласкали, утешили. В дальнейшем выяснилось, что «гость» все-таки на всякий случай заходил и на всякий же случай звонил в дверь 40 минут. Можно было реконструировать запредельный ужас кота, который забился в шкаф, как забиваются в потаенный уголок квартиры дети, если пожар или кто-то ломится, в иррациональных поисках укрытия и спасения[6]6
  К счастью, бывают исключения, и я с наслаждением прочла как-то про мальчика, который, когда в квартиру ломились бандиты, взял за пазуху кота и через балкон перебрался к соседям, а те уже вызвали милицию.


[Закрыть]. Кстати, я вспомнила, что в детстве очень любила сидеть в шкафу именно как в таинственном укрытии, неподвластном законам мира сего.

С тех пор шкаф стал для Мишки каким-то взыскуемым градом; правда, его сидение там мы не поощряли и регулярно его изгоняли – вплоть до особого случая, о котором речь еще пойдет.

По маме-кошке он в детстве немного скучал, и выражалось это в том, что изредка он обнимал меня лапкой за шею, а другой лапкой гладил по щеке. Это у кошек знак любви и уважения к старшему, и обычно котята ласкаются таким образом к маме. И совершенно комичные некотовские позы принимал, укладываясь спать: ложился на бочок, подкладывал обе передние лапки под щеку и подтягивал к животу задние. Постепенно мы сообразили, что это он старательно копирует меня. А со временем это прошло, и кот спокойно спал по-котовски, меняя во время сна одну экзотическую позу на другую: клубочек, потом этот клубочек как-то выворачивается (мы это назвали рокайль в честь раковины, излюбленного элемента орнаментов стиля рококо), потом кот изгибается дугой, перемешав все лапы таким образом, что иначе как букет из лап это и не назвать. Похолодание предсказывает, закрывая нос хвостом. Летом, при хорошей погоде – самые великолепные позы сна: либо на боку, растянувшись во всю длину, передние лапы вперед, задние назад, хвост роскошно откинут под прямым углом к туловищу; либо на спинке, лихо отбросив голову набок и слегка задрав все лапы.

Месяца через два после водворения у нас Мишки его пришел навестить прежний хозяин. Мишка к нему подошел и дал себя приласкать, но особого волнения не выразил и при первой возможности умотал по своим делам в другой конец квартиры.

Игрушек не любил; мог погоняться за пробкой или катушкой, но ударял слишком сильно, и они быстро уходили «в аут», забиваясь в какую-нибудь щель. Посмотрев с досадой, терял всякий интерес. Зато играл в каратиста: садился перед книжным шкафом, задирал голову, сосредотачивался и с совершенно каратистским криком взлетал на самый верх. Дальнейшие упражнения мы пресекали, потому что он явно нацеливался на хрустальную люстру со множеством подвесок, а из прыжка его на люстру ничего хорошего произойти не могло, нам даже и пробовать не хотелось.

Вначале очень любил ходить босиком по воде, то есть забираться во влажноватую ванну и там бродить. Кончилось это пристрастие крайне драматично. Обычно кот заскакивал в ванну великолепным прыжком с пола. Однажды, предприняв этот великолепный прыжок и собираясь приземлиться, он увидел, что придется скорее приводняться, потому что ванна полна воды. Тут он от ужаса преодолел гравитацию: прямо в воздухе, без всякой опоры, свечой взвился вверх и обратным сальто благополучно опустился на пол. И к водным процедурам совершенно охладел.

Мишкино отношение к электроприборам показывало, что кот у нас осторожный, но отважный. При включении пылесоса он вздрагивал, напрягался, но не убегал, а с опаской ходил вокруг, готовый ко всему. И только воздух, бьющий из сопла, заставлял его посторониться. Страшным врагом была центрифуга, отжимавшая белье. Она не только рычала, но и немножко подпрыгивала, к тому же стояла в ванне – чисто Левиафан. Предельно собранный Мишка, слегка подрагивая, занимал позицию в дверях ванной лицом к врагу и чуть-чуть подавался то назад (может, утечь?), то вперед (а вдруг вырвется? ведь нужно защищать дом!). Так же реагировал и на кофемолку, и на мясорубку: соблюдал дистанцию, но спину не показывал.

Неподалеку от нас был сад «Эрмитаж», где новые русские, тогда совсем-совсем новенькие, устраивали празднества с фейерверками. Кот очень интересовался, вспрыгивал на окно и всячески вытягивал шею. Но когда в октябре 1993-го палили по Белому дому, он было посмотрел, а потом поскорей ушел от греха и предпочел пока что жить в коридоре. С тех пор фейерверков стало гораздо больше, но он на них никакого внимания не обращал.

Конечно, мне захотелось узнать, как он будет реагировать на зеркало, и я его однажды к нему поднесла. Он с любопытством потянулся носиком, наткнулся на гладкое, холодное и ничем не пахнущее и мгновенно потерял к этому предмету интерес на всю жизнь. Наверное, решил, что это кот-призрак, и убоялся неведомого.

Позднее выявилось его отношение к телевизору. Он быстро разлюбил депутатские дебаты (мы тоже). Но от нас он отличался попыткой упорядочить политическую жизнь страны: если на экране возникало какое-то бесчинство, он подходил и гладил это место лапкой; наверное, хотел, чтобы все происходило более благоприлично. Существует один-единственный фильм, который Мишка полюбил верной любовью и всегда смотрел безотрывно и до конца: «Кавказская пленница». Почему? Кто может это знать?

С телевизором связан один эпизод его дальнейшей жизни, заставивший нас задуматься не только над утверждением, что кошки не воспринимают изображение как вид реальных предметов, но и над наличием у них (по крайней мере, у некоторых) нравственного чувства. Хотя это было, когда Мишка был уже взрослым котом, расскажу сейчас, раз уж речь зашла о телевизоре.

Была реклама показа английского фильма про кошек. В указанное время мы усадили Мишку на почетный стул перед экраном, а сами сели сзади. Коварные жители Альбиона, очевидно, «для интереса» начали фильм со сцены, которая, фигурируй в ней люди, была бы признана порнографией. На Мишку она произвела соответствующее впечатление: кот мгновенно вскочил и, отвернувшись от экрана, уставился на нас с горьким возмущением: мол, чего вы мне подсовываете? Извинились, сказали, что больше такого не будет (и вправду не было), и упросили смотреть дальше. Смотрел на собратьев с интересом и, как нам показалось, с пониманием.

По аналогии с телевизором можно упомянуть и Мишкино отношение к компьютеру. В общем он с ним старался никаких дел не иметь; правда, однажды, когда был молодой и резвый, он дал мне повод для тяжеловесной остроты: «Кот прыгнул, схватил мышь и включил Norton Commander». Так оно и было все в точности. Но при этом он, бродя по столу или лежа на нем, никогда не трогает клавиатуру. И вообще явно что-то соображает: как-то сидел он рядом с принтером в красивой позе, а я включила компьютер. Кот спокойно удалился, понимая, очевидно, что коль скоро компьютер включен, то может и до принтера дойти, а тогда тот начнет издавать неприятные звуки.

А вот по факсу кот ходил и почему-то регулярно переводил его в автоматический режим. Может, ждал письма?

…Привезли ему как-то с дачи два сосновых бревнышка в коре высотой под 2 м и диаметром около 10 см каждое. Поставили в угол комнаты, чтоб когти точил. Точить-то он их точил, но при этом не пренебрегал и обоями, и мебелью, а на бревнышки полюбил влезать и сидел на них в позе льва святого Марка с венецианских сувениров. При попытке приблизиться грозно замахивался лапой с отчаянно растопыренными когтями; мы это называли …поднял на меня пяту (см. Пс. 40: 10).

С годами почти вся кора с бревнышек была содрана (кроме самого верха и самого низа, где не размахнешься), а сами они стали похожи на какое-то варварское подражание античным колоннам, потому что когти проделали в них бороздки, напоминающие каннелюры колонн, только неровно расположенные. По мере удаления коры все меньше внимания уделялось бревнышкам, все больше – мебели. Когда кот во второй раз основательно распотрошил подлокотники старинной банкетки (после первого раза ее обтянули тканью с гарантией, что никакие когти ей не страшны; это оказалось ошибкой), бревнышки перевели в горизонтальное положение, что вновь пробудило у Мишки интерес к ним. Так он с тех пор к ним время от времени и наведывался, но постепенно все реже.

Однако уже на первом году жизни необходимо было разрешить проблему агорафобии, то есть боязни открытого пространства, которая неизбежно развивается у котов, живущих на высоких этажах, так что они потом совершенно не могут ходить по земле, – а Мишке предстояло ехать на дачу. Купили щенячью шлейку и в конце февраля, когда стало потеплее, вынесли кота во двор и поставили посередине. Что за жалкое это было зрелище! Он даже не сел, а как-то приник к земле пузом, подсунув под себя по бокам лапки, и был не пушистый, а взъерошенный, как птенчик, выпавший из гнезда, и очень расстроенный. Пробовали мы ставить его на лапы, а они подгибаются. Единственное, чего мы на этот раз добились, – Мишка немножко прополз на совершенно согнутых лапах.

Какое-то время мы ему дали для передыха, а земле – для сугреву, и вытащили опять. На этот раз ползать он начал быстрее, а под конец даже прошелся – но опять-таки на согнутых лапах. В третий раз он уже чуть-чуть пробежался, потому что приметил какую-то насекомую живность (был уже конец марта), и лапы почти распрямились.

На даче в первый день его вывели на шлейке, и он осторожно походил на ослабевших лапах неверной, крадущейся походкой. На второе же утро кот, когда его вывели, встал, выпрямился, осмотрелся, единым непонятным для нас движением катапультировался из шлейки и простился с ней навеки; отныне никакими силами нельзя было уговорить его «одеться», и он начал ходить и бегать, как все обыкновенные люди (и коты).

Первое лето. Первые друзья и враги

День рождения Мишки – 22 августа, так что на дачу он выехал подростком. Сразу проявил большую любовь к исследованию окрестностей, но на ночь не уходил. Мы были относительно спокойны только за котовые драки: известно, что взрослые коты недоростков всерьез не воспринимают и с ними не дерутся, могут разве что слегка пошлепать. Люди, собаки и автомобили в этом отношении менее снисходительны. Но решили раз и навсегда: кот должен жить свободной животной жизнью. Правда, переживали по поводу его долгого отсутствия, еще не зная, что во взрослом виде он и на трое суток будет пропадать.

Справедливо считается, что внимание к одному фрагменту природы пробуждает в человеке внимание и к другим ее фрагментам. Это я к тому, что однажды поздним вечером, волнуясь в отсутствие юного Мишки, мы с Н. А. услышали в ближнем лесочке звуки. При буйном воображении можно было подумать (и мы подумали), что звуки издает котенок в беде. Мы храбро пошли в темноту. Чем ближе мы подходили к источнику звука, тем менее он становился похож на мяв. Наконец поняли, что это ночная птица. Вернулись домой и с тех пор научились различать, где птичка, а где киска.

Однажды на моих глазах произошла история, показывающая, что коты отнюдь не лучше людей: знакомый кот Чен, проходя мимо нас, остановился у прорехи в заборе и вполне дружелюбно мяукнул. Мишка, приветливо улыбаясь, высунул мордочку. Чен задумчиво смерил его взглядом, закатил оплеуху и не торопясь пошел дальше. На Мишку было страшно смотреть. Зато на следующий год и еще пару лет, пока Мишке не надоело, а Чен не был окончательно укрощен, Мишка трепал его на славу, причем предпочитал для экзекуции грязные канавы, в которых побежденному приходилось особенно плохо.

Наверное, воспитательные экзекуции у животных бывают нередко, даже если не считать вполне заурядных случаев маминых шлепков. Когда у нас на даче много лет назад возрастал наш пес Франтик, его помогал воспитывать небольшой рыжий песик Амур, получивший за это прозвище дядъка. Возросший же Франтик оказался намного больше Амура и несколько раз поминал ему трепки, полученные в детстве: загонял старика себе под брюхо и какое-то время не выпускал, принуждая тем самым к покаянным размышлениям. Но когда какая-то пришлая овчарка вознамерилась всерьез подрать Амура, Франтик принял бой за своего дядьку и оказал такое сопротивление, что агрессора в наших краях больше не видели.

Кстати говоря, у самолюбивых котов есть замечательная форма отказа от поединка, способствующая сохранению достоинства. Она может применяться и тогда, когда драка уже начата. Тот из бойцов, который понял, что игра не стоит свеч, спокойно отходит, слегка умывается и уходит с непроницаемым видом; противник его не задерживает. Очень достойная манера; тем большего восхищения заслуживают слабосильные, которые предпочитают держаться до конца. Но на какой-то стадии поединка воинский этикет уже не срабатывает, и им приходится спасаться бегством.

К концу первого Мишкиного сезона у него появился супротивник именно такого сорта. Тогда мы еще не знали, насколько силен наш кот, и боялись, что он неженка и рохля и может спасовать в неизбежных при вольной жизни поединках. Ведь он выглядел таким трогательным, таким нежным и пушистым! Так вот, слышим мы страшные звуки и видим, что кот наш сидит на газоне какой-то рыхлой глыбой, а напротив него, весь изогнувшись, прыгает небольшой полосатый котик и страшно орет и ругается; можно было предположить, что ни одного печатного слова он не произносит. Мишка же время от времени издает какую-то длинную ворчливую фразу с некоторыми завываниями. Ни мы, ни разные другие свидетели Мишкиной боевой славы такой фразы от других котов не слышали; постепенно коллективный человеческий разум пришел к выводу, что это – формула отказа в поединке для недостойного противника. Но котишка вовсе не желал признавать свое недостоинство и все пуще разъярялся. Наконец у него не выдержали нервы, и он, выстрелив в грозного гиганта совершенно уже душераздирающей руладой, обратился в паническое бегство. Тут Мишка неторопливо встал и начал преследование, загадочным образом немедленно настигнув того, кто мчался во весь опор. При этом Мишка вроде бы лениво, не торопясь, слегка шлепал его по заду. Дорогу котик пересек стрелой, а Мишка посмотрел направо и налево, как будто его учили правилам уличного движения. Бедный хулиган с треском вломился в живую изгородь, пробил ее своим маленьким тельцем и взлетел на высокое дерево. Мишка по-прежнему неторопливо пошел домой. А мы взяли садовую лестницу и стали спасать незадачливого агрессора. Как только лестница была приставлена, он ринулся на нее, скатился по ступенькам и был таков. После этого мы слегка поуспокоились насчет Мишкиных боевых качеств.

Но, как было сказано выше, помимо боевых качеств коту в современных условиях требуются еще и бдительность, и везение. По части бдительности кот делал все, что мог, и по выходным за пределы участка вообще не высовывался (забегая вперед, могу сказать, что это не избавляло его от людской изобретательности и от собачьей агрессии, зачастую стимулируемой людьми). Но вот везло не всегда, и юность его была омрачена тем, что однажды он пришел домой, плача и хромая на две лапы, и пару дней от меня не отходил. Вряд ли это кот его отметелил; скорее всего, соскакивал с дерева, куда забрался не от хорошей жизни.

В завершение этой болезни Мишки мы (я и он, и непонятно еще, кто в большей степени) пережили замечательный эпизод, вполне в духе великого юмориста Вудхауза, утверждавшего, на примере Дездемоны и Отелло, что сильнее всего на женское сердце воздействуют мужские страдания. Утешать Мишку пришла дивной красоты сибирская кошка, которую мы звали Красавицей, не будучи ей представлены и не зная еще, что зовут ее Мурка (но это не та Мурка, о которой я уже упоминала, о той речь впереди). Так вот, пришла красивая Мурка, села в красивой позе и стала петь юному Мишке серенаду. Нужно сказать, что у самого Мишки, как у любого крупного кота, голос так себе, в домашней поэзии называемый в рифму очень сиплый теноришко, а у кошек в лирическом настроении бывает дивное контральто; этим самым контральто и пела Мурка. Мишка же, чистая душа, совершенно не мог взять в толк, чего она, собственно, хочет, и, послушав немного с видом меломана, начинал скакать и прыгать, явно предлагая ей ту или иную подвижную игру. На эти скачки дама отвечала раздраженной руладой с некоторым даже повизгиванием. Потом она брала себя в лапы и снова затягивала сладостную мелодию – с тем же исходом. Наконец, утомившись, она плюнула и ушла. Встретились они через год; результат был уже иным.

Проведя лето таким вольготным образом, Мишка существенно окреп и возмужал, а в конце августа ему исполнился год. Ничто его особо не огорчало, кроме клещей, но клещи – отдельная тема и будет освещена в соответствующей грустной главе. И еще осенние блохи.

Первая взрослая зима

Блохи со всей своей силой проявились уже в Москве. Мы позвали ветеринара. Пришел крупный дядя, бегло осмотрел кота и энергично сказал: «Купать его…» – тут Мишка бросил на него холодный взгляд через плечо, и тот поспешно закончил: «…мы не будем». Однако предложил дать таблетку от глистов. Я сказала, что пациент от таблеток отказывается. «Ерунда, вы просто не умеете, – сказал ветеринар, сохранивший еще кое-что от своих запасов бодрости и энергичности, – вот смотрите». С этими гордыми словами он взял Мишку в охапку, разжал ему челюсти и слегка сжал шею для контроля. Мишка смотрел на него не моргая, с пристальным, но бесстрастным интересом. Проделав все эти упражнения, ветеринар отпустил кота, сказав с чувством глубокого удовлетворения: «Ну, вот и все». Но это было еще не все, потому что пациент немедленно выплюнул таблетку ему в лицо. Нужно сказать, что постепенно мы сами стали давать Мишке таблетки старым проверенным способом: делали пилюли, закатывая кусок таблетки в тонкую оболочку из хлебного мякиша, а поверх всего наворачивали более толстую оболочку из чего-нибудь мясного и вкусного. Если изделие получалось маленьким и не требовало разжевывания, кот его глотал.

Одна знакомая укротительница сказала, что блох нужно вычесывать и уничтожать вручную и что все это удовольствие до декабря, когда они сами вымирают. Так мы до декабря и развлекались. А весной потащили Мишку на осмотр и прививку в ветлечебницу, где на наше счастье встретили Наталью Викторовну Паранич.

Наталья Викторовна достойна отдельного описания. Невысокая, стройная, с большими и яркими карими глазами, которые из-за очков становятся еще больше и ярче. Очень спокойная и деловитая, с ловкими медицинскими руками. Она полюбила Мишку сразу и навсегда за его зверообразность; немножко ее любви досталось и нам за поддержание зверя в его естественном виде. Однажды эта ее склонность выявилась с полной очевидностью. Вместе с ней на приеме была девица-практикантка, которая от пиетета робела, а от робости много говорила. Поэтому когда Н. В. по обыкновению приветствовала Мишку всякими радостными и нежными восклицаниями, практикантка, изображая заинтересованность и сбитая с толку непомерной величиной кота, спросила: «Кастрированный?» – и получила гневную отповедь: «Да ты что! Ты что, не видишь, что это ЗВЕРЬ?»

Проделывая с Мишкой разнообразные процедуры, Н. В. оживленно с ним беседовала, а по завершении сажала его на свой стол, трепала знаменитые щеки и сетовала на отсутствие взаимной любви. Однажды он ее поразил и нравственными качествами. Обнаружив зубной камень и сказав, что по правилам он снимается под общим наркозом и лучше с этим не спешить, она добавила, что попробует снять пальцами, что снимется, и запустила руку ему в пасть. Мишка зажмурился, как всякий нормальный пациент зубного врача, и не шевелился. Поковыряла она, вынула руку и сидит в прострации, даже вроде лицо руками закрыла. Я сначала не очень-то это поняла и, упихивая пациента в котовозку, пыталась с ней разговаривать. Реакция нулевая. Наконец Н. В. устремляет на меня совершенно потусторонний взор и таким же голосом говорит: «А вы понимаете, что он даже не пытался меня укусить?» На что я ответила, что тут и понимать нечего, идиот он, что ли, врача кусать. Но для нее это было не так очевидно.

Однажды мы приволокли Мишку на осенний последачный осмотр не в лучшем виде, с драной мордой, потому что к осени случается у котов еще одна волна воинственности. Нам было неудобно, особенно за рваные уши. Осмотрев это безобразие, Н. В. таким ласковым и мелодичным голосом протянула: «Ма-альчик… Дра-ался», что мы сразу приободрились.

Явно между ними была какая-то связь. Однажды на такой же осенний осмотр Я. Г. принес кота в очень неудачное время, в субботу, когда приносят в основном тяжело больных животных, для которых каждый час может стать роковым. Среди моря звериных страданий они с котом забились в угол; кот, естественно, в котовозке, которую Я. Г. повернул окошечком к себе, чтобы тот не расстраивался от грустного зрелища. Выходит из кабинета Н. В. после тяжелой операции и осматривает очередь. Видит Я. Г. с закрытой котовозкой и грозным голосом восклицает:

– ЗАЧЕМ ВЫ ЕГО ПРИНЕСЛИ? ОН ЖЕ ЗДОРОВ!!!

Это была правда, но КАК она узнала?

Тем не менее про все возможные последствия его звериной сущности она всегда помнила. Когда Мишка заболел очень неприятной хворью и ему нужно было делать болезненные уколы в основание хвоста, он бурно протестовал. Держали его Я. Г. (двумя руками), ассистентка (двумя руками) и сама Н. В. (одной рукой, во второй шприц). Занося это грозное оружие, она голосом командира партизан сквозь зубы сказала:

– Вырвется – разбегаемся в разные стороны.

Но это опять описание многих лет, а я хотела придерживаться хронологии. Пусть же отступление от этого принципа будет в честь зверолюбивой Натальи Викторовны.

Первая взрослая зима Мишки, как и следовало ожидать, ознаменовалась тем, что, когда он начал очень неприятно орать, не считаясь со временем суток, и метить все подряд, мы озаботились поисками для него подруги. Нашим главным требованием было сохранение потомства (кстати сказать, Мишка в этом отношении был, если так можно сказать, «удобным» котом, и детей у него бывало немного). Наконец нашли совершенное сокровище: голубую персидскую кошечку, не очень крупную. Ее совершенно крохотным слепым котенком нашла на помойке собака и бережно доставила хозяевам. Выкармливали из пипетки разбавленным молоком. Очевидно, выбросили ее из-за дефекта внешности: на кончике хвоста – маленькая белая кисточка, как у лисы.

Мы затребовали кошку к себе, потому что известно, что квартирный вопрос испортил кошек в большей степени, чем котов, и появление хвостатого друга на своей жилплощади кошка воспринимает как стремление прописаться со всеми вытекающими последствиями. К тому же она понятия не имеет, сколько времени он намерен гостить, и при этом знает, что коты – очень плохие отцы, чтобы не сказать еще хуже.

Короче говоря, приехала к нам Маруська. И началось. Дело в том, что у котов (как и у королей) очень сильный внутренний запрет на прикосновения, и нужно долго ждать, пока инстинкт продления рода пересилит это этикетное правило. Поэтому кот, решительно устремившись за кошкой, вдруг пятится; поэтому кошка, распевая томную песнь (вообще-то они поют дуэтом), внезапно разворачивается и лупит воздыхателя по морде. Обычно проходит около суток, прежде чем бедные зверюшки обретают свое маленькое кошачье счастье.

Кстати сказать, характерный признак дамского кокетства – царапина поперек котового носа; при котовых междоусобицах противники обмениваются оплеухами (царапины на щеках и висках, рваные уши) и грызутся (шея и опять-таки уши). Мишка когда-то целый год проходил с маленькой дырочкой на ухе, как для серьги; на следующий год ее ему додрали. Так по внешнему виду нашего любимца, заявившегося после долгого отсутствия, мы можем узнать, чем он на этот раз занимался. Комбинация увечий свидетельствует о том, что дама была завоевана в суровой борьбе.

Но зато потом, преодолев свой поведенческий барьер, какое-то время, примерно два дня, кот и кошка заняты только собой и знать не хотят ни людей, ни еды, ни сна. Затем постепенно приходят в себя: кошечка, соскучившись по знакам людского внимания, знакомится с друзьями своего повелителя (ему это поначалу решительно не нравится), они начинают интересоваться едой и время от времени задремывают. В этом нашем случае все было очень эстетично: мы ставили на окно стеклянное блюдечко с молоком, и они, расположившись визави, дружно лакали, – и все это среди цветов. А для спанья мы поставили им рядом два стула, обитые красным шелком, который очень украшали эти серые пушистые клубочки.

Когда кошачья жизнь стала происходить уже более или менее обособленно, мы попросили Маруську увезти. Она радостно приветствовала хозяев, но перед тем, как ее запихнули в сумку, вырвалась, метнулась к Мишке и потыкалась носиком в его морду. А он – в ее.

После Маруськиного убытия, когда мы звонили и справлялись о ее самочувствии, кот встревоженно ходил вокруг телефона и еще какое-то время после разговора был несколько взволнован.

Дальнейшее, очевидно, нуждается в уверении, что это правда. Так вот, это правда: по словам хозяев, все Мишкины кошки с особой любовью и заботой относились к его детям, даже если в других случаях отличались пренебрежительным отношением к потомству. Не знаю, то ли от почтения к генофонду (фелинологи утверждают, что забота о генофонде играет важную роль в процессе размножения кошек, хотя внешне это и не очень заметно, чтобы не сказать больше), то ли чувствовали, что этим деткам гарантирована жизнь, то ли просто Мишка был им симпатичен. Третья гипотеза подкрепляется его последующими круговращениями в среде хвостатых дам.