Текст книги "Про любовь"

Мария Бершадская
Про любовь

© Бершадская М., текст, 2015

© Ивойлова А. В., иллюстрации, 2015

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2015

* * *

История главная
Про меня

Меня зовут Женя. Мне семь лет. В нашей семье я самая младшая. Даже такса Ветка старше меня на целый год.

Надо попросить, чтобы мне подарили хомячка или рыбку. Хотя бы для них я буду взрослой!

И я, самая маленькая в семье, – большая. Очень, ОЧЕНЬ большая.

Я родилась самой обычной девочкой. Но почему-то росла очень быстро. Мне рассказывали, что за ночь я ТАК вырастала, что кофточка с длинными рукавами, в которой меня укладывали спать, к утру казалась на мне крошечной маечкой.

К счастью, сейчас я уже перестала расти.

Но мне всё равно трудно бывает понять, какая я – маленькая или большая.

Когда я прошу у Ани послушать её музыку в плеере, она говорит, что я не пойму, потому что я ещё маленькая.

А когда я не хочу собирать перед сном конструктор, мама говорит, что глупо капризничать, потому что я уже большая.

Вообще я точно такая же, как все другие семилетние девочки. Терпеть не могу, когда меня разглядывают или считают какой-то особенной.

Я умею чистить картошку так, чтобы шкурка превращалась в тонкие длинные ленточки. Умею пришивать пуговицы – почти так же красиво, как папа.

Папа говорит, что у каждого человека, даже если он уже вырос, есть ещё какой-то ВНУТРЕННИЙ РОСТ. Я понимаю, как растут цветок или огурец – их нужно поливать. А что нужно делать для этого роста, который внутри, я не понимаю. Гулять под дождём? Петь песни? Есть какую-нибудь полезную гадость?

Может, внутри меня растёт невидимый и удивительно прекрасный огурец. И с каждым днём он становится больше. Это было бы здóрово, я люблю огурцы!

А ещё я люблю рассказывать разные истории.

Наверное, мой ВНУТРЕННИЙ ОГУРЕЦ от этих историй – растёт. Главное, чтоб он не вымахал СЛИШКОМ БОЛЬШОЙ.

Потому что со мной всё время случается что-нибудь интересное.

Вот, например…

История девятая
Про любовь

Воскресенье

– Любовь – это ерунда, – сказал Мишка.

– Почему? – удивилась я.

– Потому. Надоели эти сюси-пуси. Серде-е-ечки, откры-ы-ыточки. А ещё, когда влюбляешься, надо целоваться. В губы.

– Фу-у-у-у!!! Там же СЛЮНИ!!!

Мишка скривился, будто проглотил какую-то гадость.

Мы сидели в коробке от холодильника. Мишка притащил её к себе в комнату и прорезал два окна. Я принесла одеяла, яблоки и пакет ванильных сухарей. Получился настоящий дом – даже с припасами на зиму.

– У вас в классе уже повесили ящик для валентинок?

– Ага. – Мишка засунул в рот сухарь. – Потом вше девшонки шердешки штитать штанут – у кого больше…

– А ты будешь кому-нибудь валентинку дарить?

– Я что, дурак, что ли!

Я хотела спросить про Машу Яценко, но посмотрела на Мишку и передумала. Когда человек так мрачно перемалывает свой сухарь, ему точно не до разговоров о любви.

Вообще, после каникул он стал какой-то угрюмый.

Хорошо, что мама увозит его в санаторий. Через неделю Мишка вернётся, и мы устроим праздник. Ну, например, в честь Дня Пока Не Знаю Чего. Мы точно придумаем что-нибудь поинтереснее, чем этот День всех влюблённых!

Когда я вернулась домой, Анька лежала, уткнувшись носом в стенку.

– Ань, а ты Герману сердечко подаришь?

– Отстань!

Как всегда. Я только подошла, а она уже накрыла голову подушкой.

Так и лежала, пока папа не позвал нас ужинать.

– У меня потрясающая новость, – сказал он и вылил на блин целое море варенья.

– В городе эпидемия холеры и все школы закроют на карантин? – мрачно спросила Анька.

– Очень смешно! – обиделась мама.

– Так, давайте начнём сначала, – предложил папа и вылил ещё одну ложку на блин. – Мы хотим сообщить вам потрясающую новость… Совершенно невероятную и замечательную.

– В общем, у нас будет ребёнок! – выпалила мама и отодвинула банку с вареньем подальше от папы.

– Какой ребёнок? – удивилась я.

– Пока не знаем, – улыбнулся папа. – Вариантов немного. Или мальчик, или девочка.

– А когда он будет?

– Ну-у-у… В конце мая… Или в начале июня. В общем, после твоего дня рождения. Ещё один подарок. Правда, здорово?!

Бряк – вилка упала на пол.

Бум – Анька так быстро вскочила, что опрокинула стул.

– Отличная новость! – сказала она скрипучим, каким-то ненастоящим голосом. – Прям зашибенная!

Бах – дверь в нашу комнату захлопнулась.

Кажется, в нашем городе эпидемия плохого настроения.

Жалко, что школы из-за этого не закрывают.

Понедельник

Сердечки. Из шоколада, стекла, картона, фарфора, пластмассы, блестящего золота и ненастоящего меха. Не знаю, почему их так любил святой Валентин. Может, он только их и умел рисовать?

До праздника – неделя, а все уже покупают валентинки.

Маргарита Романовна принесла для них специальную коробку. Теперь и в нашем классе есть «любовная почта». Девочки подбегают, толкаются, шушукаются друг с дружкой. Мальчишки подходят по одному и делают вид, что просто решили посмотреть, как эта коробка устроена.

Даже в столовой все говорят о любви.

– А у моей сестры в прошлом году было одиннадцать сердечек. Одно вообще от семиклассника!

– Подумаешь, бумажные! У нас в магазине продают сердца из шоколада. Большущие!

– А я видела – Королёв такое купил.

– Ого! Наверное, специально для Женьки!

От возмущения Королёв чуть не подавился компотом.

– Я?! Ещё чего! Да такие дылды только пришельцам нравятся! Завтра придём, а у нас над школой – очередь из летающих тарелок. Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы, – Королёв скорчил страшную рожу и замахал руками.

– Дурак.

Я сунула недоеденную котлету в стакан Королёва и пошла к выходу. Он что-то орал у меня за спиной, но погнаться за мной не решился.

В пустом классе я села на подоконник. Хорошо, что Маргарита Романовна осталась в столовой вместе со всеми и не могла сделать мне замечание. Я подышала на холодное стекло – получилось туманное облако. Можно нарисовать на нём снежинку, или дом, или половинку луны, похожую на банан. Но пока я думала, мой палец вывел… сердечко. Я была ни при чём, честное слово. Оно появилось само – ну вот как птица прилетает и садится на ветку. Как же мне надоели эти сердечки!

Раньше я не задумывалась, влюблён в меня кто-нибудь или нет. Мне хватало, что меня любят мама, папа, Анька… Хотя про Аньку я не очень уверена.

А что будет, когда я стану взрослой? Когда у меня вырастет грудь и испортится характер? Вот у Аньки есть Герман. Первого сентября он отвёл меня за руку в мой класс, а теперь они с Анькой везде ходят вместе и даже целуются, когда думают, что их никто не видит. Конечно, поцелуи – это ГАДОСТЬ. И всё-таки обидно думать, что никто не захочет с тобой целоваться. Или просто не дотянется, не допрыгнет… Побежит искать лестницу и пропадёт. А я так и буду стоять и ждать его где-нибудь под цветущей яблоней. На меня будут сыпаться белые лепестки, потом падать созревшие яблоки. Осенью меня завалит сухими листьями, а зимой заметёт снегом, и я превращусь в гигантский сугроб… Мне стало себя так жалко, что я чуть не разревелась. Хорошо, что пришла Маргарита Романовна и сказала, что сейчас будет самостоятельная по математике. Я даже обрадовалась. Лучше уж складывать цифры, чем думать, как всё может сложиться, когда я стану взрослой.

По дороге из школы я зашла в магазин и купила большую булку с изюмом. Вообще-то я собиралась принести её домой и съесть вместе с мамой и Анькой. Но булка оказалась такой мягкой и тёплой, что я не удержалась и отгрызла горбушку.

Я пообещала себе, что больше не съем ни кусочка. Главное – идти очень быстро. И тут я увидела кота. Большой снежный Котовик, с усами-веточками и длинным хвостом сидел возле горки. Одно ухо съехало вниз, второе вообще отвалилось. И глаз тоже куда-то пропал.

Починить его будет совсем нетрудно.

Я поправляла коту переднюю лапу и вдруг услышала Сонин голос:

– А чего это у него уши круглые, как у медведя? Ты что, не умеешь лепить треугольники?!

Соня швырнула рюкзак в сугроб и сняла варежки:

– Мы вчера с бабушкой чебуреки делали. Вот и уши должны быть такие же.

Я присмотрелась. То, что слепила я, было больше похоже на огромный пельмень. Коту повезло, что у Сони такая хозяйственная бабушка.

Вместе мы соорудили правильные чебуречные уши, собрали новые веточки для усов.

Соня нашла в рюкзаке мятую пачку «Ментос» и вытряхнула два круглых леденца.

– Левый глаз будет яблочный, а правый – лимонный.

Это был самый красивый в мире кот. С хитрой улыбкой и жёлто-зелёными глазами.

– Чего-то не хватает, – нахмурилась Соня. – Надо ему сделать сердце.

НЕ-Е-Е-Е-ЕТ. Только не это!

Я хотела сказать, что больше люблю бессердечных котов. Но Соня уже заметила на скамейке пакет с моей булкой.

– С изюмом?!

– Ага…

– Супер! – сказала Соня и разломила булку пополам.

Можно не сомневаться, маме с Аней даже кусочка не достанется. Хорошо, я хоть горбушку успела попробовать.

Мы выковыряли из булки изюмины и разложили их на снегу. На небольшое сердце точно хватит.

– Это будет Кот Всех Влюблённых, – торжественно сказала Соня. – Кот Валентин.

Я внимательно посмотрела на Соню. Может, ОНА знает ответ на вопрос, который последние дни вертелся у меня в голове?

– Скажи, в меня можно влюбиться?

– А почему нет? – Соня пожала плечами и сунула в рот кусок раскрошенной булки.

Похоже, она не сомневалась, что я могу кому-то понравиться. Мне стало чуточку легче.

– А как я смогу это понять?

– Ну-у-у… Если он на тебя смотрит…

– На меня ВСЕГДА смотрят.

– Значит, он смотрит так… по-особенному!

Соня подняла брови и сделала грустное лицо. А потом вздохнула. Точно как Ветка над закрытой банкой с горошком.

Я задумалась. Вот Вася Южик… Он подходит ко мне чаще других. Однажды спросил, боюсь ли я червяков. А в четверг поделился мятной жвачкой.

Конечно, все эти валентинки – просто ерунда. Но… я бы обрадовалась, если бы мне её подарили. Может, Южик влюбился в меня, просто сам об этом ещё не догадывается?

– Есть пять признаков любви. – Соня даже растопырила пальцы, чтобы я лучше запомнила. – Всё очень просто. Вот, слушай.

– Сонь, а если у него урчит в животе?.. Сильно-сильно. Мы перед физрой на скамейке рядом сидели, и я слышала. Это считается?

Соня задумчиво почесала нос.

– Конечно, когда сердце бьётся – круче. Но для начала и это неплохо.

Она отошла назад и оглядела меня с головы до ног, точно я была длиннющим и очень трудным примером, который надо скорее решить.

– Тебе нужен новый образ!

– Какой ещё образ? – не поняла я.

– Так в телевизоре говорят. Ну, там, сделать татуировку… Или волосы в другой цвет покрасить.

– А можно без татуировки? – испугалась я.

– Наверное, можно, – согласилась Соня. – Ты попроси Аньку, чтоб она тебе новую причёску сделала. А то он привык, что ты всегда с косичками ходишь.

Я воткнула последнюю изюмину в снежное пузо. Отличный у нас получился Котовик – и уши как надо, и сердце. Хорошо, что кондитеры в нашей булочной не жалеют изюма.

Соня отряхнула от снега промокший рюкзак. Потом подумала – и пристроила последний, малиновый леденец в середину изюмного сердца.

– Нужно его удивить, – решительно сказала она. – Чтоб он понял, какая ты обалденная. И влюбился уже окончательно!

Дома всё было по-прежнему, как вчера и позавчера. Мрачная Анька лежала, уткнувшись в подушку. Я ходила по комнате, топала, вздыхала. Даже уронила её любимые пилочки с ножницами, а она и не повернулась.

Надо сделать для Аньки что-то хорошее. Такое, чтобы она подобрела. Я долго не могла придумать ничего стоящего и вдруг вспомнила: кофе в постель! Недавно Анька смотрела кино про очень грустную девушку, и там этот способ сразу подействовал.

Я налила кипятку в любимую Анькину чашку. Достала банку с молотым кофе. Две или три ложки? Лучше три, чтобы наверняка. И сахара столько же. А сверху можно покрошить шоколадку. Я всё хорошенько перемешала, положила на блюдечко бутерброд и пошла к Аньке.

– Жуткая гадость. Но, знаешь, что-то в этом есть.

Анька отхлебнула глоток и задвинула чашку под кровать.

– И зачем тебе с волосами возиться? Хочешь, возьми мои браслеты и майку с черепом.

Ага. Если я так приду в школу, Южик даже не успеет меня разглядеть – я с этим «новым образом» сразу отправлюсь к директору.

– А-а-ань, ну пожа-а-алуйста… – тихонько заныла я.

– Ладно, – вздохнула Анька. – Сейчас чего-нибудь быстро соорудим. Какие-нибудь Лучи Любви. Чтоб все раз – и попадали от восторга.

Никогда не думала, что заплетать косички так больно. Но ради красоты стоит потерпеть. И потом, здорово, когда Анька рядом: заматывает ниткой очередную косичку и не отвлекается на свой ноут или мобильный. Можно задавать ей любые вопросы.

– Ань, а ты кого хочешь – братика или сестру?

– Крысу.

Зря я спросила. Кажется, у неё опять испортилось настроение.

– Мне нужна крыса, с красными глазами и голым хвостом. Я её Германом назову.

Анька сердито перекусила нитку. Я молча сидела на низенькой табуретке и старалась не шевелиться.

– Конечно, им малыша захотелось, – бурчала Анька себе под нос, – на руках носить, тискать. Я большая и вредная, ты… Ты просто большая, тебя и не поднимешь… Не крутись!

Ветка тихонечко заскулила и ткнулась носом в мой тапок.

– А тебе скажут: «Ветка, место!» И будешь весь день в прихожей сидеть, – продолжала шипеть Анька, – потому что у них уже будет маленький, они теперь ему будут пузо чесать…

– Ау-у-у, – всхлипнула Ветка и спряталась под одеяло.

Наконец всё было готово. Анька швырнула расчёску на стол и снова бухнулась на кровать. С ней точно что-то случилось. Её ноутбук стоял на столе с закрытой крышкой, а мобильник со вчерашнего дня валялся на стиральной машине. Вот кому были нужны Лучи Любви. Жалко, что я не догадалась и не заплела ей косички!

Весь вечер я ждала маму. Мне даже не нужно было с ней говорить – просто побыть рядом, прижаться. Наконец зачирикал звонок. Я уронила тетрадку, выбежала из комнаты и… остановилась в узком коридорчике.

Мама стояла, уткнувшись папе в плечо, а он её обнимал. Я услышала, как она что-то тихо сказала и он засмеялся. Они как будто спрятались от всех в тёмной прихожей, но вокруг них был собственный свет. Или это светилась мамина жёлтая куртка?

Ещё вчера я бы подбежала и обняла их обоих. А сегодня я почему-то почувствовала себя лишней.

Вторник

По дороге в школу я представляла, как в раздевалке сниму шапку, встряхну кудрями и мои Лучи Любви сразят Южика наповал. Я совсем забыла, что во вторник первый урок – физкультура.

– Лы-ы-ыжи-и-и-и-и…

Половина класса стонала у раздевалки, а вторая радостно прыгала и кричала «ура».

Папа научил меня кататься ещё прошлой зимой. Сначала ноги разъезжались в разные стороны, и я всё время падала. Или наступала правой лыжей на левую, так что не могла пошевелиться. Но потихоньку я научилась осторожно ходить и даже съезжать с небольших горок. Мама переделала крепления на больших лыжах специально для моих ботинок, и даже палки мне сделали как раз под мой рост.

– Так, хватит страдать! Все построились и выходим…

Наш физрук был маленьким и кривоногим, похожим на сказочного соловья-разбойника. Только доброго. Он звал нас мóлодцами и де́вицами и постоянно свистел в свисток.

Вот и сейчас он со свистом гнал нас в парк.

– Быстрей, быстрей! Не отставать!

Если надо куда-то идти или бежать, я никогда не отстаю.

Я не умею лазать по канату. Я хуже всех прыгаю через скакалку, потому что ноги мешают и связанные скакалки всё время запутываются. Зато я могу играть в волейбол и лучше всех бегаю. Может, я ещё что-то умею, просто никогда не пробовала?

Мы ехали по лыжне друг за другом. И тут я решила: надо сделать что-нибудь такое, необыкновенное. Чтобы удивился и Южик, и все… даже я сама.

Я огляделась. Вокруг – только снег и деревья. Носатые чёрные птицы клевали с куста какие-то ягоды. Рыжий пёс обогнал нас и, мотая ушами, помчался с холма. Он бежал по лыжне так быстро, что мне показалось, у него не четыре, а сорок четыре ноги. Интересно, я бы могла его обогнать? Наверное, это не страшно. И горка совсем не высокая, просто очень крутая.

А вдруг у меня тоже получится?!

Я вспомнила всё, чему учил меня папа.

Немножко согнуть ноги.

Присесть.

Прижать палки к туловищу.

А потом оттолкнуться и…

– Смотрите! – завопил Макаров, показывая на меня лыжной палкой.

Все остановились и повернулись ко мне.

Я летела с холма, глотая холодный воздух.

Сначала меня занесло куда-то вбок, и я чуть не упала, но всё-таки смогла выровняться, удержать равновесие, и тут я догадалась и ещё больше согнула ноги – и они уже не мешали, и земля не опрокидывалась на меня, она скользила под лыжами, и сердце стучало в ямке у горла: я смогла, я смогла, я СМОГЛА!

– Сто-о-о-о-ой!

Я даже не разобрала, кто это кричит. Есимчик? Макаров? Наш физкультурник?

Если бы у меня было двенадцать рук и в каждой по лыжной палке, я бы всё равно не успела затормозить.

Я только увидела что-то яркое и услышала крик:

– О май год!!!

Кажется, я кого-то сбила. Я попробовала оглянуться, чтобы посмотреть, что случилось, – и рухнула в снег.

Вопли затихли.

Я лежала на спине. Мои лыжи торчали вверх, они были длинные, как деревья. Ну, а я, наверное, была похожа на корень, потому что не могла отделиться ни от земли, ни от этих дурацких лыж.

Двум румяным старичкам тоже не повезло. Они барахтались в снегу и громко стонали. В своих ярких комбинезонах они напоминали гигантских детсадовцев, ещё и бормотали что-то непонятное.

– Простите, пожалуйста! – закричала я.

Наконец старичок в красном комбинезоне смог подняться. Бедняжка! Он думал, что больше сюрпризов не будет. И тут увидел меня.

– Холи моли! – сказал он удивлённо и покачнулся.

Я ничего не поняла, но на всякий случай заулыбалась.

Второй старичок тоже выбрался из сугроба. У него были такие же румяные щёки, такие же круглые от удивления глаза. Только комбинезон – зелёный.

– Мы приехать из Америка гостить наш друг. Он сказать, тут есть незабываемый каникулы.

Этот американский дедушка ТАК смотрел на меня, что я подумала – а вдруг Соня была права? Может, я по-настоящему его удивила и он влюбился в меня с первого взгляда?! Вернее, с первого удара – как только я в него врезалась.

– Я много ездить и нигде не видеть такой великий ребёнок! Можно фотографировать?

– Йес-с-с, оф кос-с-с! – к нам наконец подъехал физрук и помог мне встать. А я и не знала, что он умеет говорить по-английски.

Американский дедушка достал из кармана смартфон.

Я была вся в снегу, шапка съехала набок. Лучше вообще её снять – может, будет не так жарко. Я стянула шапку и…

– О-О-О-О-О!!! – одновременно выдохнули два американских дедушки, двадцать первоклассников и один учитель физкультуры.

Чем это я могла их так удивить? Или напугать?

И тут я всё поняла. Это Лучи Любви. Вернее, то, во что они превратились. Я осторожно провела рукой по волосам. Анька недаром старалась: мои кудряшки не распрямились. И теперь, когда я сняла шапку, они поднялись вверх и я стала похожа на одуванчик.

На очень, ОЧЕНЬ большой одуванчик. В Америке таких точно не бывает.

– Вау! – воскликнул американский дедушка и уронил смартфон в сугроб.

– Вау! – сказали двадцать первоклассников.

Жалко, что у нас ещё нет уроков английского. За сегодняшний день мы бы точно получили пятёрку.

На переменах Вася Южик старался держаться от меня подальше. Зато физрук улыбнулся и сказал, что я молодец. Раньше он никогда меня не хвалил. Наверное, эти Лучи Любви полетели в другую сторону.

Последний урок отменили, и в двенадцать я уже вернулась домой. Ветка ткнулась в меня мокрым носом, попробовала снег, натёкший с моих ботинок, и ушла по своим делам.

Надо повесить мокрые варежки на батарею, расчесать эти дурацкие кудряшки, сделать уроки… И ничего не хочется. Даже хлеб маслом намазывать лень. Вот бы найти какую-нибудь уютную норку и дождаться каникул! К сожалению, норок в нашей квартире не было. Поэтому я взяла книжку и пошла в туалет.

Папа называет наш туалет кабинетом. Он принёс туда стопку журналов с кроссвордами и карандаш. А мама покрасила одну стену белой краской и положила на пол коробки с восковыми мелками. Анька рисует на стене человечков с гитарами и барабанами. Мама – деревья с разноцветными котами на ветках. У папы получаются только улитки, зато он очень красиво их раскрашивает. А я люблю рисовать ежей. Особенно ежиные семейства: маму, папу и двух ежат. Младший ежонок всегда выше всех, он даже больше Аниных человечков.

Я дорисовывала связку сосисок на колючках ежиной семьи. Она получилась такой длинной, что тянулась по траве до маминого дерева с лиловым котом. И тут я услышала, как зазвонил телефон. За стеной сразу же что-то забулькало, и сердитый Анин голос ответил:

– Чего?

Я чуть с унитаза не свалилась от неожиданности. У Аньки сейчас должен быть пятый урок. А она проводит его лёжа в ванной.

Интересно, кто это ей звонит?

– Захотела и ушла, а тебе что?! – огрызнулся за стеной Анькин голос. – Думаешь, я не видела, как ты с этой мымрой из девятого всю перемену болтался?!

Я затихла. Наверное, мне нужно было уйти. Но я боялась, что она услышит мои шаги и ещё больше рассердится.

– Когда я тебя о чём-то прошу, у тебя всегда репетиции. И вчера, и позавчера… Ну и гуляй со своим барабаном… Да пожалуйста! И не звони мне больше… ВООБЩЕ НИКОГДА!!!

Стало тихо. Может, Анька от злости утопила телефон в ванне? И тут я услышала, как она всхлипнула. Раз, другой… А потом заревела – громко, как маленькая.

Это было ужасно! Анька большая, она старшая, она никогда не плачет… Мне хотелось влететь к ней, обнять, сказать, что все дураки. Но разве это поможет? Она ещё больше расстроится, если узнает, что я всё услышала.

Наконец зашумел душ. Я на цыпочках вышла из туалета. Надо пойти к Соне. Если она знает пять признаков любви, может, у неё найдётся хотя бы один способ, как помирить Германа с Анькой.

– Если чего-то не знаешь, надо спросить у Гугла, – сказала Соня.

Любимая мамина поговорка!

Мне этот Гугл представляется чем-то вроде чемоданчика, где мама хранит всякие гвозди, шурупы, винтики и отвёртки. Если кому-то понадобится редкий, единственный в мире гвоздь, он там обязательно будет.

Мы немного подумали и напечатали: ЛУЧШИЙ СПОСОБ ПОМИРИТЬСЯ…

– Ого! – обрадовалась я. – Здесь, наверное, тысяча разных способов!

– Нужно найти самый лучший, – сказала Соня, проматывая страницу. – Та-а-ак. Выложите дорожку из лепестков роз от входной двери до стола, где его ждёт романтический ужин…

– Это нам не подходит. Представляешь, сколько роз надо ободрать, чтобы выложить дорожку до нашей столовой?!

– Да уж, – фыркнула Соня. – Так, что тут ещё… Отправьте ему нежную эсэмэску.

– Типа это Анька написала? А если он не поверит? Даже не представляю, КАКИЕ ласковые слова она знает. Мне она их не говорит.

– Тебе не угодишь.

Соня обиженно уткнулась в компьютер. Неужели у Гугла не найдётся ни одного простенького, самого завалящего способа…

– Нашла! – заорала Соня.

Новая страница ещё загружалась, а она уже успела выскочить из комнаты и вернуться обратно. Под мышкой у неё торчал кролик. Белый, пушистый, с розовым носом.

– Вот: сюрприз, который тронет сердце вашего любимого!

– Он что… настоящий? – удивилась я.

– Ага! Мне его сосед по парте принёс. Ну, типа, ко Дню святого Валентина, просто заранее.

– И что нам с ним делать?

– Как что?! Дарить. Кролики такие пушистые, такие мимимишные. Разве можно обижаться на того, кто подарил тебе кролика?

– Наверное, нельзя…

Я с трудом представляла, КАК можно превратить живого кролика в подарок. Его ведь не завернёшь в блестящую бумагу, не приклеишь к нему бантики.

– Сонь… а тебе не жалко его отдавать?

– Ну… – Соня задумчиво посмотрела на кролика и вздохнула. – Может, он для того и родился, чтобы стать Кроликом Мира. Ему только нужен… небольшой тюнинг.

Да, что такое тюнинг, я тоже не знала. Поэтому спросила у Гугла.

Соня хотела нарисовать красное сердце. Но я сказала, что это будет не похоже на Аньку. Её любимые цвета – чёрный и оранжевый. Нам пришлось высушить кролика феном, чтобы рисунок не размазался. Кролик три раза пытался сбежать и от ужаса написал мне на колени. Конечно, я его победила. Но если вы думаете, что кролики нежные беззащитные зверьки, то вы ОЧЕНЬ ошибаетесь.

Среда

Чтобы не опоздать, я взяла у мамы часы.

Репетиция начиналась в 15:00.

14:35 – Мы уже были в школе.

Кролик спал в коробке от Аниных ботинок.

С этой коробкой мы провозились весь вечер. Соня оклеила её подарочной бумагой, а я проковыряла дырки маминой отвёрткой, чтобы кролику не было душно.

14:40 – Мы купили в столовой капустный салат. Соня сказала, что, если кролик проснётся и станет нервничать, капуста подействует на него, как валерьянка на бабушку. Салат был с майонезом, и нам пришлось отмывать капусту под краном.

14:48 – Мы тихонько вошли в актовый зал.

Все инструменты уже стояли на сцене. Мы пристроили коробку с кроликом на барабан и спрятались за пыльным фиолетовым занавесом.

– Сейчас они придут, – прошептала Соня.

14:57 – Дверь открылась.

– Ого, – обрадовался лохматый гитарист. – Гер, тебе подарочек!

Все загалдели одновременно.

– Это Аня тебя подкормить решила? Может, и на нас хватит…

– Ты чё, они в субботу разругались…

– Я понял, это от поклонницы презент!

– Интересно, а он съедобный?

– Ну, если это обиженная поклонница, лучше его не пробовать…

– Эй, – разозлился Герман. – Харе сплетничать!

Он запрыгнул на сцену и отбросил крышку с блестящей коробки…

15:03 – Перепуганный кролик замер.

Раз, два, три… целых четыре секунды он сидел неподвижно. А потом будто кто-то невидимый подбросил его вверх.

Прыжок – и кролик уже на соседнем барабане.

БДЫ-Ы-ЫЩ!

Прыжок – и он приземлился на металлическую тарелку.

ДЗЫ-Ы-ЫНЬ!

15:05 – Со страшным грохотом нежный пушистый зверёк проскакал по сцене, нашёл открытую дверь и удрал в коридор.

– Вот это подарочек, – хмыкнул бородач, которого все называли Петровичем.

В блестящей коробке лежали ошмётки салата и три крошечные какашки.

– Чё это было? – спросил обалдевший Герман.

– А ты не слышал? Это ж Неразменный Кролик!

– Точно, – кивнул гитарист. – Моя сестрица его в четверг притащила – типа ей одноклассник подарил. Так этот монстр за вечер все провода в комнате сожрал. Отец сказал, чтоб она ему нового хозяина искала или он из этого кролика коврик сделает.

– И чего, все так и дарят его друг другу?

– Ага. Сначала он у третьеклашек тусил, потом они просекли… Ну и кто-то его второклашкам передарил. Я ж говорю – Неразменный Кролик!

– Второклашки?! – обрадовался гитарист. – Повезло Гере с поклонницей!

Уши Германа запылали – так же, как Сонины щёки.

Я ничего не могла сказать. Поэтому я сделала такое специальное выражение лица: «Ну, теперь всё понятно». А Соня в ответ захлопала глазами. Вроде: «Я ничего не знала и хотела как лучше».

– Хватит болтать, – рявкнул Герман. – Играем.

15:30… 15:50… 16:10… 16:30. Мы стояли за пыльным занавесом и думали: интересно, они когда-нибудь закончат свою репетицию или так и будут играть до утра?!

15:40. Соне повезло. Я так устала от грохота, что уже не могла на неё злиться.

Жалко, что у людей не бывает никакого тюнинга. Я бы стала невидимой и ускакала отсюда – быстрее, чем наш Неразменный Кролик.

– Жень, ну честное-пречестное, я даже не догадывалась, что с этим кроликом что-то не так!

Мы сидели у гардероба и растирали уставшие ноги.

Соня виновато вздыхала.

– Ладно, – пробурчала я, – ты лучше скажи, что нам теперь делать? Кролик на Германа не подействовал.

– Думаю, надо… – задумчиво начала Соня… Но я не дала ей закончить.

– Только не говори, что надо спросить у Гугла!

– Да я о другом. Бабушка говорит: путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

– И что это значит?

Я представила этот путь: ты преодолела два моря, четыре горы, три болота и одну поликлинику. И этот самый Мужчина с Сердцем ждёт тебя на скамейке за поворотом. Бежишь ты к нему такая радостная и вдруг – тада-а-ам – ещё одно препятствие. ЖЕЛУДОК. И ни объехать его, ни обойти.

– Да всё очень просто, – сказала Соня устало, как взрослая. – Мужчину нужно кормить. А если он обижается, надо его кормить чем-нибудь таким… особенным. Необыкновенным. Давай что-нибудь испечём и подарим Герману. Скажем, что это Анька для него приготовила.

– А если опять получится какая-нибудь ерунда… ну, как с кроликом?

– Ты что! – возмутилась Соня. – Они в школе знаешь какие голодные? Вот увидишь, он сразу мириться побежит.

Я завязывала шнурки и вспоминала, какие продукты есть у нас в холодильнике. Из капустного супа или тушёной картошки точно не приготовишь ничего необыкновенного. Может, у Сониной бабушки найдётся какой-нибудь рецепт? Думаю, в еде и мужчинах она разбирается лучше всякого Гугла!

Я выложила продукты на стол.

Одно яйцо, немножко муки, много какао, целый пакет молока, масло в маслёнке… Ещё я достала ужасно твёрдую копчёную колбасу, и мы потихоньку отпиливали от неё по кусочку. Я давно заметила, что с колбасой во рту лучше думается.

– И что можно из этого сделать?

– Подожди… – Соня листала бабушкину тетрадку с рецептами. – Так… торт-суфле не годится… Заварные пирожные… м-м-м-м-м… обожаю!

– Ты издеваешься, да? – я чуть не поперхнулась куском колбасы.

– О, нашла! Мы сделаем быстрокекс. Его даже печь не надо, засунул в микроволновку – и готово.

– Так просто?

– Вот именно. Такой даже Анька смогла бы сделать! Хотя… – Соня нахмурилась. – Я не очень уверена. Всё-таки она не тренировалась на яблочных пирогах.

Сначала я положила какао, а потом насыпала на него сугроб из муки. Теперь можно было устроить сахарный снегопад. Я заглянула в сахарницу, потом в жестянку в шкафу. Пусто.

Пол чайной ложки, не больше.

И как нам без сахара прокладывать путь к сердцу мужчины?

Если накормить Германа такой горькой гадостью, он точно не побежит признаваться Аньке в любви.

– Давай поищем что-нибудь сладкое! – Соня шуршала пакетиками, перебирала банки. – Та-а-ак… Варенье малиновое… Не годится. Изюм… Тоже не в тему. Сироп шиповника… Хм. А это что такое?

– Мёд. Его папе в больнице подарили.

– То что надо!

Мы добавили мёд, быстро доделали тесто и поставили кружку в микроволновку.

– Хорошо, что ты сахар не нашла, – сказала Соня, облизывая липкие пальцы. – Мёд – он же лечебный? И полезный, правда? Прикинь, в одном кексике – целых три столовые ложки пользы! Это на Германа точно подействует. Вот увидишь, теперь он за Анькой на край школы побежит.

Четверг

Нам даже не пришлось искать Германа. Самодельные афиши о долгожданном выступлении рок-группы «Ангелы тумана» висели везде – и на входной двери, и у столовой, и у гардероба.

Мы пришли в актовый зал за полчаса до концерта.

– Привет, – кивнул мне Герман и снова склонился над барабаном. – Вы чего так рано?

– Ну-у-у… – я растерялась. Такое начало разговора мы не репетировали.

Соня яростно шевелила бровями – мол, давай, не молчи.

– Мне тут Анька для тебя кое-что передала, – я торопливо полезла в рюкзак.