Текст книги "Людвиг II"

Картина 2
орьба с ветряными мельницами…

В мае 1863 года Вагнер снял жилье в уютном местечке Пенцинг (Penzing) под Веной. Однако надежды на безоблачную жизнь не оправдались. Намеченная постановка в Вене «Тристана и Изольды» сорвалась, долги неуклонно росли. «С новым, 1864 годом дела мои стали принимать все более серьезный оборот. Я заболел катаром желудка… Пока же не оставалось ничего другого, как подписывать новые векселя для погашения старых, выданных на короткие сроки. Такая система очевидно и неудержимо вела к полному разорению, и выход из нее могла дать только своевременно предложенная, основательная помощь»[65]65
  Вагнер Р. Моя жизнь. Т. 1–2. М., 2003. Т. 2. С. 572–573.


[Закрыть].

Столь безрадостным, а главное, бесперспективным положение Вагнера не было уже давно. Никакой «своевременной и основательной» помощи ждать ни от кого не приходилось. Было совершенно очевидно, что Пенцинг придется в самое ближайшее время оставить – растущие долги стали угрожать самой свободе Вагнера. Выбор его пал на Швейцарию, этот оплот спокойствия и стабильности. Но, окончательно измученный постоянной тревогой о будущем (с приходом весны композитора стали даже посещать мысли о смерти), он решил не торопиться с конечной целью своего вынужденного путешествия, а постараться получить от него максимальное удовольствие и успокоить расшатанные нервы.

«Я уехал 23 мая (ошибка русского перевода, как издания 1911 года, так и, соответственно, 2003 года; в оригинале «Main Leben» у Вагнера 23 марта[66]66
  Wagner R. Mein Leben. München, 1911. S. 865.


[Закрыть]. – М.З.) после обеда и направил свой путь в Мюнхен, где рассчитывал, не узнанный никем, отдохнуть два дня от ужасных волнений последнего времени. Остановившись в отеле “Bayerischer Hof”[67]67
  Ныне это роскошный пятизвездочный отель, расположенный в самом центре Мюнхена, недалеко от Marienplatz, по адресу: Promenadeplatz, 2–6. Построенный в 1841 г., в 1997-м отель был признан лучшим отелем Европы.


[Закрыть], я совершил несколько прогулок по улицам Мюнхена. Это было в Страстную пятницу. Стояла холодная суровая погода, и весь город, жители которого двигались в глубоком трауре из церкви в церковь, был, казалось, охвачен настроением этого дня. Незадолго перед тем умер пользовавшийся такой любовью в Баварии король Максимилиан II (напомним, что Максимилиан II скончался 10 марта. – М.З.), оставив трон своему юному, способному уже занять престол восемнадцатилетнему сыну. В одной из витрин я увидел портрет молодого короля Людвига II, и вид этого юного лица тронул меня тем особенным чувством участия, какое возбуждают в нас в тяжелых условиях жизни молодость и красота»[68]68
  Вагнер Р. Указ. соч. Т. 2. С. 576.


[Закрыть].

Сама судьба привела Вагнера в Мюнхен в первые дни царствования нового монарха – поистине это был знак свыше. Но тогда, не придав баварским событиям особого значения и не теряя более время, Вагнер продолжил свое путешествие через Боденское озеро в Цюрих, а оттуда в Мариафельд (Mariafeld), в имение доктора Франсуа Вилле (Wille): с ним и с его женой Элизой Вагнер находился в дружеских отношениях еще со времен прежнего пребывания в Цюрихе после бегства из Дрездена во время Дрезденского восстания 1849 года. Погостив у друзей, 30 апреля Вагнер уехал из гостеприимного Мариафельда и направился в Штутгарт.

Именно здесь вечером 3 мая, сидя в гостях, композитор получил «в довольно поздний час карточку какого-то господина, называвшего себя “секретарем короля Баварии”. Очень неприятно пораженный тем, что местопребывание мое в Штутгарте уже стало известно проезжающим, я велел сказать, что меня нет, и вскоре после того вернулся к себе в гостиницу»[69]69
  Вагнер Р. Указ. соч. Т. 2. С. 580–581.


[Закрыть]. Вагнер не без оснований опасался, что его ищут кредиторы…

Именно так и начинается новый этап в жизни Рихарда Вагнера, этап, определивший не только его дальнейшую жизнь, но и жизнь баварского короля Людвига II.

Мы уже знаем, что тотчас же по вступлении на престол Людвиг послал своего доверенного человека, кабинет-секретаря Франца фон Пфистермайстера, чтобы тот разыскал и пригласил в Мюнхен Рихарда Вагнера. Пфистермайстер и был тем самым человеком, «называвшим себя секретарем короля Баварии», получение карточки которого так неприятно поразило Вагнера в Штутгарте. Кабинет-секретарю действительно пришлось очень постараться, чтобы выполнить приказ своего короля. Он тщетно искал Вагнера сначала в Вене, затем в Мариафельде и, наконец, к величайшей своей радости, нашел его в Штутгарте. Пфистермайстер передал Вагнеру письмо от Людвига II вместе с его портретом и кольцом, посланным в подарок. «В немногих, но проникших в самую глубь моего сердца словах монарх выражал восхищение моей музыкой и свое твердое намерение отныне в качестве друга избавить меня от гонений судьбы»[70]70
  Там же. С. 581.


[Закрыть].

Кроме того, Пфистермайстер сообщил Вагнеру, что король желает видеть композитора немедленно и что на следующий же день они отбывают в Мюнхен. Жизнь Вагнера резко повернулась на сто восемьдесят градусов. В это же самое время управляющий Мюнхенским королевским придворным и национальным театром барон фон Галль (von Gall) сообщил Вагнеру, что «Лоэнгрин» принят к постановке (опять «знак свыше» – именно «Лоэнгрин»!), и тут же вручил причитающийся гонорар. «В пять часов вечера я встретился на вокзале с Пфистермайстером, чтобы вместе с ним отправиться в Мюнхен. Туда было дано знать по телеграфу о нашем приезде на следующее утро. В тот же день я получил из Вены письма, самым настойчивым образом отговаривавшие меня от намерения вернуться туда. Но ужасам этого рода больше не суждено было повторяться в моей жизни. Путь, на который судьба призывала меня для высших целей, был полон опасностей, никогда не был свободен от забот и затруднений совершенно неизвестного мне до сих пор характера. Но под защитой высокого друга бремя пошлых жизненных невзгод никогда больше не касалось меня»[71]71
  Вагнер Р. Указ. соч. С. 581–582.


[Закрыть].

Это последние строки вагнеровских воспоминаний, озаглавленных «Моя жизнь». В том, что Вагнер завершил свои знаменитые мемуары именно так, возможно, кроется глубокий символический смысл. Вагнер начал диктовать автобиографию своей будущей жене Козиме 17 июля 1865 года, в самый пик отношений с Людвигом II, а закончил через 15 лет, в 1880 году, когда достиг предела своих мечтаний и был занят созданием своей «лебединой песни» – «Парсифаля». Встреча с королем действительно воспринималась им как освобождение от прошлой жизни и начало жизни совершенно новой, окончательный водораздел между «революцией снизу», мечты о которой лелеял композитор во времена Дрезденского восстания, и «революцией сверху», исповедуемой им ныне. Другими словами, переход от теории к практике.

В этом отношении очень показательна статья «О государстве и религии», написанная Вагнером в августе 1864 года. В ней окончательно утверждается идея о том, что только воля идеального монарха, благородного и просвещенного, сможет возродить свою страну и привести ее в едином патриотическом порыве к торжеству духа. Эта статья, вдохновленная знакомством с молодым королем, – наглядная демонстрация того, что «бывший революционер» снова воскрес для новой романтической борьбы, то есть борьбы, изначально обреченной на поражение…

Пожалуй, именно Людвиг II как раз и воскресил в Вагнере веру в то, что грандиозные мечты композитора о перевоспитании мира могут быть воплощены в реальности. Ведь, имея преданного покровителя в лице короля, первого лица в государстве, можно надеяться возвести высокое искусство в ранг закона; во всяком случае, высшие государственные сановники традиционно подобострастно следуют пристрастиям своего монарха. Значит, высший свет Баварии будет исповедовать идеалы Вагнера. А следовательно, композитор сразу получает в свое распоряжение целое государство. Повторим, Вагнер надеялся, что можно воспитать вкус публики «в одной отдельно взятой Баварии» и уже оттуда свет истинного искусства распространится сначала на всю Германию, а затем и на весь мир. «Утопия», – отчаивался Вагнер до встречи с Людвигом II. «Реальность!» – поверил он после этой встречи.

Итак, король обещал оказать композитору самое радушное гостеприимство и широкую материальную поддержку. Вот она, та «своевременно предложенная, основательная помощь», о которой тщетно мечтал Вагнер в тяжелые дни бегства из Пенцинга от кредиторов, находясь на грани отчаяния, устав от бесконечных нападок критики, не находя понимания среди театральных деятелей, которые намеренно искажали идеи его произведений, и певцов, занятых лишь личным успехом у публики в ущерб цельности общего впечатления. (Надо сказать, что Людвиг II помимо всего прочего единовременно уплатил все долги композитора, таким образом полностью избавив его, правда лишь на время, от преследования кредиторов!)

Эпохальная встреча состоялась 4 мая 1864 года. Встретились молодой юноша-монарх и умудренный жизнью гений-композитор; один полон радужных надежд, другой давно утратил прежние иллюзии; один наугад стремится к несбыточной мечте, другой слишком хорошо представляет себе, чего он хочет получить от жизни. И вместе с тем они были нужны друг другу и встретились именно тогда, когда эта нужда стала особенно острой. «Судьбе угодно было, чтобы Вагнер указал неопределенному влечению Людвига к прекрасному и возвышенному совершенно определенное гармоническое содержание и наметил ближайшую цель для деятельности короля, а Людвиг II помог Вагнеру в его сложных композиторских стремлениях, в его революционной работе под флагом новых музыкальных идей»[72]72
  Александрова В. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть].

Мы уже говорили, что эту необычную дружбу короля и композитора невозможно по-настоящему понять вне контекста личностей обоих. Впоследствии Вагнера только ленивый не будет обвинять в том, что он цинично воспользовался благосклонностью экзальтированного «монарха не от мира сего», тратил направо и налево средства, которые тот в силу умственной ограниченности «неограниченно» (простите за тавтологию) ему предоставлял, и совершенно не ценил духовную составляющую их отношений. («Версию» об якобы имевшей место гомосексуальной подоплеке событий мы даже рассматривать не будем ввиду ее полной абсурдности; нужно совершенно не знать Вагнера, чтобы сочинить подобный бред!) Так что же было в действительности?

Можно сказать, что 4 мая 1864 года встретились не просто два романтика, а два последних Романтика. У них была одна цель – вернуть в этот пошлый мир ускользающие идеалы романтизма. Но каждому поодиночке им это было сделать невозможно. Людвигу II нужен был духовный лидер и направляющий, а Вагнеру для осуществления своей эпохальной реформы не только искусства, но и всего человечества необходим был высокий покровитель, который бы помог ему преодолеть трудности в первую очередь материального характера. В свое время в предисловии к «Кольцу нибелунга» Вагнер в отчаянии восклицал: «Найдется ли государь, который поможет мне поставить на сцене мои произведения?» Людвиг же как раз и считал, что, помогая Вагнеру, он исполняет свою духовную миссию по переустройству мира. Вот почему впоследствии Вагнер признавал, что «Кольцо нибелунга» и «Парсифаль» настолько же творения Людвига, насколько и его самого.

С первого же момента их встречи Людвиг устранил между ними всякую официальность, подчеркивая тем самым, что является по отношению к Вагнеру не королем, а поклонником его таланта, помощником и, главное, другом. Вскоре он пригласил Вагнера в Хоэншвангау – должен же композитор увидеть воочию замок своего Лоэнгрина! До сегодняшнего дня один из наиболее знаменитых экспонатов замка, часть которого превращена в музей, – это фортепьяно, на котором Вагнер играл для короля свою музыку в дни пребывания в Хоэншвангау…

Сумел ли Вагнер оценить прекрасные порывы души молодого короля? Безусловно. И об этом свидетельствуют его письма того периода. Вообще, читая переписку Людвига II и Вагнера, невольно начинаешь с грустью думать, что понятие высокой романтической дружбы навсегда ушло из нашего мира вместе с титанами духа XIX века.

Вагнер чувствовал себя по-настоящему окрыленным. Он словно не верил – боялся поверить! – что подобное случилось с ним наяву, а не во сне, что после всех треволнений и страданий он вдруг попал в сказку! И требовал ото всех своих корреспондентов подтверждения того, что случившееся с ним происходит на самом деле.

Так, Вагнер писал 4 мая 1864 года сразу же после своей первой встречи с Людвигом II Элизе Вилле, своему последнему другу «из прошлой жизни»: «Я был бы самым неблагодарным человеком, если бы не поделился с Вами моим безграничным счастьем! Вы знаете, что молодой Баварский король призвал меня. Сегодня меня представили ему: он так хорош и умен, так душевен и прекрасен, что, боюсь, жизнь его в обыденных условиях мира промелькнет, как мгновенный божественный сон! (Курсив мой. Это поистине пророчество. – М.З.) Он любит меня с сердечностью и пылом первой любви. Он знает обо мне все и понимает меня и мою душу. Он хочет, чтобы я навсегда остался возле него, работал, отдыхал, ставил на сцене свои произведения. Он хочет дать мне для этого все, что нужно. Я должен окончить “Нибелунгов” – он намерен поставить их так, как я хочу. Я должен быть неограниченным господином самого себя, не капельмейстером: я должен быть самим собой и его другом. И это все он понимает также строго и точно, как если бы мы с Вами говорили на эту тему. У меня не будет никакой нужды, у меня будет все, что необходимо, лишь бы я остался при нем. Что скажете Вы на это? Что? Слыхано ли это? Неужели это не сон? Представьте себе только, как я тронут! Мое счастье так велико, что я совсем им подавлен. Об очаровании его глаз Вы не можете иметь никакого представления! Если бы только он жил, – он слишком хорош для этого мира!..»[73]73
  Цит. по: Александрова В. Указ. соч. С. 18.


[Закрыть]

20 мая 1864 года Вагнер писал из усадьбы Пеллет (Pellet), расположенной близ маленького и любимого Людвигом II королевского замка Берг[74]74
  В Берге Людвиг II провел счастливейшие дни своей жизни. Он любил замок не только за близость к Мюнхену (ведь с государственной точки зрения, если и можно куда отлучаться монарху, так это в места «в пределах досягаемости» от столицы). В Берг же Людвиг мог «убегать» по первому своему желанию, в отличие от Хоэншвангау, а впоследствии Нойшванштайна и Линдерхофа, переезд в которые сопровождался немалыми трудностями и затратами. Поэтому неудивительно, что сразу по приезде Вагнера в Мюнхен Людвиг поселил своего кумира именно здесь.


[Закрыть] на Штарнбергском озере и которую Людвиг предоставил в его распоряжение (Вагнер жил в Пеллете с 14 мая по 7 октября 1864 года), еще одному своему другу, великому певцу Людвигу Шнорру[75]75
  Людвиг Шнорр фон Карольсфельд (Schnorr von Karolsfeld; 1836–1865), героический «вагнеровский» тенор, первый исполнитель партии Тристана. Брат известного художника Юлиуса Шнорра фон Карольсфельда.


[Закрыть]: «Дорогой Шнорр! Поверьте мне, мой идеал нашел свое воплощение. Нельзя себе и представить чего-либо более прекрасного, более совершенного… Юный король, весь проникнутый духовностью, человек с глубокою душою и невероятной сердечностью, открыто, пред всеми, признает меня своим единственным, настоящим наставником! (Здесь и далее курсив мой. – М.З.) Он знает мои музыкальные драмы и литературные работы. Кажется, никто не может сравниться с ним в этом отношении. Он является моим учеником в такой мере, как, может быть, никто другой, и чувствует себя призванным осуществить все мои планы, какие только могут быть осуществлены человеческими усилиями. К тому же он обладает всей полнотой королевской власти. Над ним нет опекуна, он не подчиняется ничьему влиянию и так серьезно и уверенно ведет правительственные дела, что все видят и чувствуют в нем настоящего короля. То, что я нашел в нем, нельзя выразить словами. И увлекательная прелесть наших ежедневных встреч все больше и больше убеждает меня в том, что судьба сотворила для меня невероятное чудо. И так, относительно всего этого – ни тени сомнения. У меня нет никаких титулов, никакой должности, никаких обязательств. Я только Рихард Вагнер. Король вполне разделяет мое презрение к театру, особенно к опере. Как и я, он знает, что только выдающиеся постановки могут изменить к лучшему общее положение вещей. И заняться этим делом при таких благоприятных обстоятельствах зависит всецело и исключительно от меня. Поэтому мы разработали план совершенной, по возможности, инсценировки “Тристана”. Назначить день этой постановки мы предоставляем Вам…»[76]76
  Вагнер Р. Избранные дневники и письма. Обращение к друзьям. СПб., 1911. Т. IV. С. 470.


[Закрыть]

Из Пеллета Вагнер также написал письмо и Марии Мухановой (Калергис) [77]77
  Мария Муханова (Калергис) (Kalergis; иногда встречается вариант написания «Калержи»; 1822–1874), дочь генерала Фридриха Карла Нессельроде (1786–1868), героя Бородинского сражения. Родилась в Варшаве. В январе 1839 г. в Санкт-Петербурге вышла замуж за крупного торговца Ивана Эммануиловича Калержи (1814–1863). Но брак оказался несчастливым, и супруги через год расстались. Получив свободу и значительное состояние, Мария попеременно то жила в Петербурге, то путешествовала по Европе. Обнаружив явный талант к игре на фортепьяно, она стала брать уроки у Шопена и Листа. Более того, Лист считал ее одной из своих любимых учениц. С 1857 г. г-жа Калергис давала собственные фортепьянные концерты, и учителю не приходилось краснеть за качество ее игры. Оставила заметный след в истории развития родной польской музыкальной культуры: она была одним из основателей Института музыки в Варшаве (ныне Варшавская консерватория) и Варшавского музыкального товарищества (ныне Варшавская филармония). В 1863 г. Мария Калергис вновь вышла замуж за героя обороны Севастополя, директора Варшавских театров Сергея Сергеевича Муханова (1833–1897), взяв фамилию мужа. Интересно отметить, что когда 22 мая 1874 г. Мария Муханова (Калергис) скончалась, Лист, узнав об этом, посвятил ей сонату, которую исполнил на концерте в Веймаре в память об этой яркой и великодушной женщине.


[Закрыть]: «В моей жизни произошел совершенно неожиданный, невероятно прекрасный поворот. Я погибал. Все попытки вырваться из печального положения кончались неудачно. Какая-то странная, почти демонская сила разрушала все, что я ни задумывал. Я принял решение скрыться от мира и отказаться в будущем от всяких художественно-артистических планов. В те дни, когда во мне назревало такое решение, молодой баварский король, только что вступивший на престол, велел искать меня там, где я в этот момент не находился. Наконец, посланный короля нашел меня в Штутгарте и привез к нему. Что мне сказать Вам? То, о чем я даже в мечтах и помыслить не мог, то единственное, что могло спасти меня, стало реальной правдой. Я свободен, я могу обрабатывать свои художественные произведения, могу творить и думать о совершенных сценических постановках. Опять я приступил к “Нибелунгам”, к осуществлению всего моего плана. В этом чудесном юноше мое искусство нашло свое живое воплощение: он – “мое отечество, моя родина, мое счастье”!»[78]78
  Вагнер Р. Указ. соч. С. 471–472.


[Закрыть]

А вот еще письмо к Элизе Вилле от 26 мая 1864 года: «…Я живу в десяти минутах езды от него… Восхитительное общение! Никогда еще не приходилось мне встречать в такой чудной непосредственности подобное стремление поучаться, подобную способность понимать и горячо переживать усвоенное… Все, что мы оба глубоко презираем, идет своим путем, далеко от нас. Мы не считаемся ни с чем. Мое необычайное влияние на душу короля может привести только к добру, а никак не ко злу. С каждым днем все в нас и кругом нас становится прекраснее и лучше (курсив мой. – М.З.)»[79]79
  Цит. по: Александрова В. Указ. соч. С. 19.


[Закрыть].

Кстати, о «влиянии на душу короля». Оговоримся сразу: одним из самых распространенных обвинений в адрес Вагнера, которого даже называли «злым духом короля», было как раз то, что он, используя свое неограниченное влияние на Людвига II, вмешивался в политические дела государства. Это не соответствует истине. Во-первых, Вагнер к тому времени сам был уже очень далек от политики, времена его бурной «революционной» молодости миновали. Если же он и заговаривал с королем о каких-то политических моментах, то Людвиг, как отмечает большинство биографов и мемуаристов, начинал нарочито громко насвистывать и смотреть в окно, словно уносясь мыслью куда-то далеко. Во-вторых, Людвиг II, опять же вопреки распространенному мнению, был слишком самостоятельным в государственных вопросах и не допускал к их решению никого. К тому времени он уже стал королем в полном смысле этого слова. Кстати, тот же Вагнер отмечает, что «один из близких друзей короля уверял меня, что он бывает строг и непреклонен в государственных делах, чтобы не позволить себе поддаться чьему-либо влиянию, отстаивая для себя полную свободу»[80]80
  Цит. по: Лаврентьева С.И. Указ. соч. С. 33.


[Закрыть]. Вагнер был для Людвига «царем и богом» только в «царстве духа и высокого искусства».

В свою очередь, Вагнер, отдавая дань уважения монарху, написал ко дню рожденья Людвига «Марш присяги на верность» («Huldigungsmarsch»), исполненный для него непосредственно 25 августа 1864 года. Композитор своеобразно присягал на верность королю в их общем деле переустройства мира. Но воплощать столь глобальный проект нужно было постепенно: до всего человечества было еще далеко; в их распоряжении находилась лишь ничтожная часть его – мюнхенская публика.

Для начала Людвиг решил собрать вокруг себя и Вагнера лучшие исполнительские силы Германии. Как долго Вагнер мечтал об этом, почти никогда не удовлетворенный певцами и музыкантами, находящимися в его распоряжении! Пожалуй, самым главным последствием встречи композитора и короля стало то, что Вагнер вновь воскрес для творчества. Он был полон новых планов: во-первых, поставить теперь «Тристана» в Мюнхене вместо Вены, а во-вторых, вернуться к своему грандиозному замыслу «Кольца нибелунга», оставленному в период душевного кризиса.

Вагнер решил обратиться к Людвигу Шнорру с просьбой взять на себя партию Тристана в постановке Мюнхенского королевского придворного и национального театра. Кроме того, он пригласил приехать в Мюнхен Ганса Гвидо фон Бюлова[81]81
  Ганс Гвидо барон фон Бюлов (Bülow; 1830–1894), немецкий дирижер, пианист и композитор. С 1851 г. ученик Ф. Листа, называвшего его «одним из величайших музыкальных феноменов, которые ему приходилось встречать». Был придворным капельмейстером в Мюнхене, но вынужденно покинул свой мюнхенский пост. Одной из причин стал разрыв с женой, дочерью Листа, Козимой, ушедшей к Вагнеру. Но, несмотря на это, Бюлов всегда оставался преданным поклонником творчества Вагнера. Правда, никогда не приезжал на фестиваль в Байройт.


[Закрыть], ставшего к тому времени одним из лучших дирижеров Германии. (Вскоре Бюлов получил должность придворного капельмейстера.) С ним Вагнера связывала многолетняя дружба (они были знакомы с 1846 года). Забегая вперед, скажем, что отношения двух друзей ко времени описываемых событий сильно осложнились взаимным чувством Вагнера к жене Ганса Козиме, дочери Листа. И конечно же, со стороны Вагнера приглашение в Мюнхен этой супружеской четы последовало не только ради искусства, но и с задней мыслью, что Бюлов приедет вместе с супругой… Во всяком случае, рождение третьего ребенка Козимы – дочери Изольды – произойдет 10 апреля 1865 года. Этот ребенок долгое время будет носить фамилию фон Бюлов. Но на самом деле Изольда (1865–1919) – это первый ребенок Вагнера. Значит, именно в середине лета 1864 года Козима и Рихард перешли грань платонических отношений. Но обо всем по порядку.

С приездом четы фон Бюлов Вагнер всецело отдается подготовке «Тристана» к долгожданному сценическому воплощению. Чтобы поторопить Шнорра с принятием судьбоносного решения, 29 августа 1864 года композитор написал певцу очередное письмо: «Дорогой друг! Время уходит, и мне очень хотелось бы знать что-либо определенное. Не можете ли в точности указать, какие месяцы будущего года Вы будете свободны?.. Юный король стареется вдохнуть в меня бодрость. Он полон энтузиазма и непреклонной воли. Он делает экономию на всем, отказался от построек, начатых его отцом, и т. д., чтобы иметь возможность самым щедрым образом тратить средства на осуществление моих художественных замыслов. (Курсив мой. Следует вспомнить это утверждение, когда мы будем разбирать проблему «катастрофических трат» короля на Вагнера. – М.З.) И когда я вижу его дивную настойчивость, я невольно спрашиваю себя каждый раз: откуда же взять необходимые артистические силы? При этом меня охватывает сомнение, что лучше: напрячь ли средства, чтобы сотворить нечто необычайное, эпизодическое, или же задаться целью установить нечто организованное, нечто постоянное[82]82
  Идея «театра одного композитора», которая впоследствии была осуществлена в Байройте, во многом – заслуга Людвига II.


[Закрыть]. При такой воле, как воля моего благородного короля, этого олицетворенного гения всех моих мечтаний, воле исключительной, верной, полной вдохновения, я совершенно теряю способность учесть все открытые предо мною возможности. Король очень любит Вас и желает только одного: иметь Вас здесь всегда. Он хотел бы, чтобы, кроме “Тристана”, были поставлены в образцовом исполнении и “Тангейзер” и “Лоэнгрин”…»[83]83
  Цит. по: Вагнер Р. Указ. соч. С. 472–473.


[Закрыть]

В свою очередь, находясь в Хоэншвангау, Людвиг 8 октября 1864 года писал Вагнеру, только что переехавшему из Пеллета в Мюнхен в дом на Бриннерштрассе, 21 (Briennerstrasse)[84]84
  Вагнер переехал в Мюнхен на Бриннерштрассе 7 октября 1864 г.


[Закрыть]: «Мысль о Вас облегчает мне бремя моих королевских обязанностей. До тех пор, пока Вы живете, жизнь моя будет прекрасной и полной счастья. О, любимый мною человек, как я радуюсь приближению того времени, когда мой дорогой друг посвятит меня в тайны и чудеса своего искусства, которые меня укрепят и воистину освятят! У меня есть намерение отучить мюнхенскую публику от фривольных пьес, очистить ее вкус и подготовить ее к чудесам Ваших творений посредством исполнения в придворном театре значительных и серьезных вещей Шекспира, Кальдерона, Моцарта, Глюка, Вебера. Все должно проникнуться истинным значением искусства!»[85]85
  Цит. по: Александрова В. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть]

Вообще, 1864 год в жизни и Людвига, и Вагнера можно смело назвать одним из наиболее счастливых. Людвиг полон сил и смелых планов, его кумир готов вместе с ним осуществлять его великую миссию. Это было время, «когда король еще любил смеяться», и своеобразным символом такого безоблачного счастья стал специальный приезд 2 октября Людвига II из Хоэншвангау в Мюнхен на традиционный ежегодный Октоберфест. Пиво лилось рекой, звучали заздравные тосты, король беззаботно веселился среди своего народа…

Для Вагнера 1864 год стал временем такого же духовного подъема, необычайной веры в собственные силы и правоту своих идей.

Людвиг и Вагнер задумали грандиозный проект – построить в Мюнхене вагнеровский театр, Bühnenfestspielhaus[86]86
  Буквально «Дом торжественных театральных представлений» (нем.). Задокументирована дата принятия этого решения – 26 ноября 1864 г.


[Закрыть], который позволит осуществлять постановки его музыкальных драм именно так, как задумал композитор, и одновременно будет служить символом величия истинного искусства. Забегая вперед, скажем, что плану постройки вагнеровского театра дано было осуществиться значительно позднее и не в Мюнхене, а в Байройте. Ныне можно увидеть лишь макет мюнхенского театра в Музее короля Людвига II в замке Херренкимзее (Herrenchiemsee).

На Рождество 1865 года Людвиг, как всегда, уехал в Хоэншвангау и 5 января написал оттуда Вагнеру: «…Семпер [имеется в виду архитектор и теоретик искусства Готфрид Земпер (Semper; 1803–1879); будущий создатель байройтского Фестшпильхауса[87]87
  Фестшпильхаус (нем. Festshpielhaus; букв. «Дом торжественных представлений»), оперный театр в Байройте, построенный в 1876 г. исключительно для постановок музыкальных драм Рихарда Вагнера.


[Закрыть]; Вагнер познакомился с ним в Лондоне в 1855 году; аудиенция у короля и обсуждение плана постройки нового театра прошла 29 декабря 1864 года. – М.З.] разрабатывает план нашего Святилища, идет подготовление актеров. Скоро Брюнгильда будет спасена бесстрашным героем. О, все, все в движении! То, о чем я грезил, чего желал, на что надеялся, скоро осуществится! Небо спускается для нас на землю… О, день, в который воздвигнется перед нами театр, о котором мы мечтаем! О, момент радости, когда наши создания предстанут в совершенном исполнении! Мы победим, сказали Вы в Вашем последнем дорогом письме. И я, в свою очередь, восклицаю с таким же восторгом: мы победим! Мы не напрасно жили!.. Преданный Вам до конца жизни Людвиг»[88]88
  Цит. по: Александрова В. Указ. соч. С. 24–25.


[Закрыть].

Комментарии излишни. Кроме того, интересно отметить, что сам Вагнер и его ближайшие друзья уже называли Людвига II не иначе как Парцифаль («по-эшенбаховски»): ведь именно Парцифаль – владыка царства Грааля, царства, с которым ассоциировал себя «кружок посвященных» при дворе Людвига II. Вагнер вынашивал план написания своей музыкальной драмы с апреля 1857 года; Людвиг воскресил в композиторе желание воплотить его; как раз в 1865 году Вагнер по совету Людвига набросал в общих чертах поэму «Парцифаль», пока еще называя своего героя также «по-эшенбаховски». (Надо сказать, что вплоть до 1877 года Вагнер действительно вслед за Вольфрамом фон Эшенбахом[89]89
  Вольфрам фон Эшенбах (Eschenbach; ок. 1170–1220), немецкий поэт-миннезингер. Странствующий певец. Автор стихотворного рыцарского романа «Парцифаль» (1198–1210, изд. 1783), входящего в цикл романов о короле Артуре. Прославление рыцарства сочетается в романе с проповедью религиозного искупления и отречения. Тем же умонастроением проникнуты и его незаконченные романы «Виллегальм» и «Титурель».


[Закрыть] называл своего героя Парцифалем: и когда впервые обратился к этому сюжету в 1857 году, и когда писал первый вариант поэмы по просьбе Людвига II в 1865 году. Известна точная дата «переименования» Вагнером Парцифаля в Парсифаля: 13 февраля 1877 года. Сам композитор так разъясняет причины этого решения: «Его имя арабское. “Parsi” означает “чистый”, “fal” – “безрассудный”»[90]90
  Hansen W. Richard Wagner. Biographie. München, 2006. S. 313–314.


[Закрыть]. Другими словами, «святой простец». Таким образом, именно Вагнер положил начало новой «филологической» традиции написания и произношения имени этого средневекового героя.)

Например, вот что пишет Вагнер Людвигу Шнорру и его супруге (будущей исполнительнице роли Изольды в «Тристане») 4 июня 1865 года, одновременно со своим письмом пересылая им письмо Людвига II: «Он (король. – М.З.) заботится о вас больше, чем я. С добрым утром, мои милые, благородные львы! Хотите еще раз огласить пустыню нашим ревом? В конце концов, мы будем единственными слушателями. Ведь и Парцифаль это тоже только часть нашего “мы”. С сердечным приветом. Ваш Р.В. Письмо Парцифаля – подарок, достойный вас. Примите же его: он ваш»[91]91
  Цит. по: Вагнер Р. Указ. соч. С. 482.


[Закрыть].

В эту пору всеобщего душевного подъема никто не мог и представить себе, что крах всем надеждам уже не за горами…