Текст книги "Клубничное искушение для майора Зубова"

Глава 9
Рабочие будни

– Екатерина Михайловна, приятно, очень приятно…

Неуловимый руководитель отдела строения вещества Васильев Евгений Федорович, крепкий, кряжистый дядька с совершенно лысой головой и совершенно пышными усами, жмет мне руку аккуратно, словно опасается раздавить в своей ладони.

– Я вас помню, ваша работа по технологии производства алмазов и ультра-твердых материалов… э-э-э… по меньшей мере интересна… Я бы даже хотел с вами обсудить кое-какие моменты, интересный взгляд…

– Евгений Федорович, – вмешивается Хохлов, – у вас в почте запрос от министерства…

– Ох… Они и до вас добрались, Семен?

– И не просто добрались, Евгений Федорович… Плешь проели.

– Хорошо, тогда откланиваюсь, Екатерина… э-э-э…

– Можно просто Катя, – торопливо поправляю я чудаковатого руководителя, и тот благодарно кивает.

– Да, Катя, откланиваюсь, но не прощаюсь. Интересные у вас идеи, по ультра-твердым особенно…

Он уходит к себе в кабинет, Хохлов смотрит на меня с улыбкой:

– Надо же, запомнил…

– Ох, – непроизвольно трогаю красные от смущения щеки, – я, честно говоря, не ожидала…

– Ну не стоит прибедняться, Катюша, – Хохлов покровительственно кладет ладонь мне на плечо, – я тоже хотел сказать… Не просто так ты тут появилась, Васильев твою работу сразу отметил и мне переслал для ознакомления. Мне понравилось, и я рекомендовал тебя пригласить…

– Спасибо большое, – говорю я искренне, но плечо из-под горячей ладони все же увожу. Как-то не очень это все выглядит…

– Спасибо – это хорошо, – усмехается Хохлов, – но не сходить ли нам, Катюша, на обед? Тут недалеко от метро есть потрясающее кафе…

– Нет, спасибо, я не обедаю, – торопливо отнекиваюсь я, улыбаясь мягко-мягко. И да, глазками не забывая хлопать, – я на диете…

– Да к чему тебе диета? – удивляется Хохлов, – по-моему, у тебя… – тут он выразительно оглядывает мою фигуру, особенно задерживаясь в зоне декольте, совершенно невинного, кстати, да и смотреть-то там не на что, будем честными, – все прекрасно.

– Спасибо большое, – опять хлопаю ресничками, – но всегда хочется еще лучше, правда?

Улыбаюсь, поправляю шаловливый локон за ушко.

– Я лучше еще поработаю, а то столько всего нового…

– Ну да, ну да… – он задумчиво смотрит на экран моего компьютера, где бодро растут графики эксель, – ты – молодец, настоящая трудяжка. Но отдыхать тоже надо. Ты – молодая девушка… Кстати, а парень есть у тебя?

– Нет… – черт! Дохлопалась ресничками! – Я, знаете, учусь все время…

Покраснеть! Мне надо покраснеть! Блин! Первое свидание, первый секс… О! Зубов! Зубов!

Чувствую, как щеки заливает жар, опять смущенно опускаю взгляд. Миссия выполнена!

– Ну надо же и отдыхать…

– У меня диплом, – шепчу тихо, – красный. А все остальное – потом. Когда в аспирантуре буду. А вообще, – тут я поднимаю взгляд на Хохлова, выглядящего так, словно вкусную мороженку на жаре жрет. Блин, еще один кобель похотливый… Ну ничего, мы из этого Евражки сделаем варежку, как любила говорить моя бабуля, – мне так нравится учиться! Это настолько захватывающе! Ничего больше не надо!

Подпускаю в глаза легкой дурнинки, и Хохлов задумчиво скисает.

– Ну да, ну да… Работай, Катюша…

– Спасибо вам! – радостно улыбаюсь, зная, насколько у меня в этот момент придурковато-восторженный взгляд, – я очень рада, что вы меня заметили! Я тут написала еще несколько рефератов, ну просто так, была возможность… Один по производству алмазов в условиях невесомости, а другой – по применению ультра-твердых материалов в сельском хозяйстве… Я была бы рада обсудить с вами, как с опытным старшим товарищем, сложные моменты в моих работах…

Хохлов улыбается уже натянуто и сваливает настолько быстро, что только лысинка ранняя сверкает у дверей.

Я не удерживаюсь и прыскаю тихонько в ладошку.

Но явно своего веселья не выдаю. Это режимный объект, тут запросто могут стоять камеры и прослушка.

Но вообще, забавно…

Не хочет Хохлов обсуждать со мной мои только что придуманные бредовые темы рефератов… И очень серьезные сомнения насчет его рекомендаций по моему нахождению здесь.

Есть ощущение, что он вообще не в теме.

А вот руководитель… Тот да. Помнит тему моей исследовательской работы… Интересно как. Вдохновляюще.

Я возвращаюсь к графикам, прикидывая, как вести себя дальше. Становится понятно, что Хохлов – лишняя ступень, которая может только мешать.

Если я сейчас буду усердствовать, то он, чего доброго, конкуренцию почует… Сегодня удалось прикинуться дурочкой, отбодаться от обеда… А завтра? Может, поскучнее одеваться?

Хотя… Тут я оглядываю свое длинное старушечье платье… Куда уж скучнее?

Я учла все ошибки первого рабочего дня, вырядилась в нечто настолько неброско балахонистое, что придумать более асексуальную вещь сложно.

И все равно, сегодня с утра ловила на себе заинтересованные взгляды парней из охраны, а теперь вот… Хохлов. Первая атака отбита, но война нифига еще не выиграна.

И, самое печальное, каким образом мне показывать свою необходимость и незаменимость, лабильность мышления и фундаментальность знаний руководству, если буфером передо мной руководитель практики?

Надо напрямую с Васильевым общаться… А он у нас в вышних эмпиреях летает…

Раздосадовано смотрю на графики, понимая, что могла бы даже с этим вопросом к нему подойти… Ну в самом деле, я порылась в функционале рабочей сирээмки сегодня. Как и предполагала, там есть прекрасная возможность выстраивания графиков прямо в системе!

Это же такая экономия рабочего времени!

Сейчас я вношу данные в эксель, формирую графики. Потом все это дело гружу в сирээм и там адаптирую. И все отчеты – так же!

То есть, сначала данные собираю в системе, затем вытаскиваю в эксель и делаю отчет! Ну прошлый век же!

Может… Может, поговорить с местным айтишником? Может, я лезу со своим танцем в чужой хоровод? Может, тут что-то есть еще, чего я не вижу?

Захваченная этой мыслью, я решаю выдохнуть, попить чаю, а перед этим сходить в туалет, находящийся в конце коридора.

Выхожу, топаю в нужном направлении…

И сбиваюсь с ноги, потому что прямо навстречу топает, занимая весь проем коридора, здоровенная широкоплечая фигура…

Уф.

Метаться пойманным зайчиком не в моих правилах, а потому выдыхаю, делаю лицо кирпичом и бодро двигаюсь туда, куда наметила.

Холодно кивнуть. Не останавливать взгляд. Не краснеть! Не краснеть!

– Клубничка…

Черт! Миссия «Не краснеть» провалена!

Глава 10
Нерабочие отношения

Моя дочь похожа на мою Клубничку.

Очень похожа. Темноволосая, с длинными кудрями, пухленькая, а на щеках – ямочки.

Она похожа на Клубничку.

А, когда улыбается – на меня. Прямо вылитый я. Словно те фотки, что сгорели в пожаре когда-то, уцелели и теперь кто-то выложил их в сеть.

Я мало чего запомнил, все-таки, двенадцать лет – не тот возраст, когда интересуешься семейным альбомом.

Но была одна фотка, где я, мелкий совсем, года три, наверно, сижу в детской машинке, довольный, лыблюсь во весь рот.

Так вот там моя физиономия очень сильно похожа на личико моей дочери.

Никакого теста ДНК не требуется.

Я смотрю, смотрю, смотрю… Фоток совсем мало, Клубничка не очень любит делиться личным со всеми. И те, что я нахожу, в основном, не на ее странице даже, а на странице ее подружки, Машки.

Той самой Машки, моего белобрысого кошмара, которую я вынужден был пасти плотнее, чем нянька более полутора лет.

Тогда она была похожа на парня, субтильного и очкастого.

А сейчас – нормальная такая девка. И волосы отросли. Правда, в глазах все то же безумие, тут ничего не поменялось, но это уже проблемы ее мужа. Вот уж попал, бедолага. Врагу не пожелаешь такого.

Похоже, что Машка – как раз у Клубнички что-то вроде няньки. Фоток ее с моей дочкой хватает. И вечно они где-то на ходу. То на велике, то на байке, то на самокате, то на лодке посреди реки.

Большой вопрос к Клубничке, какого хера отпускает мою дочь с этой ненормальной девкой?

Но это я потом спрошу.

Надо сначала мосты навести.

В тот бесконечный день, разделивший мою жизнь на до и после, я пришел домой от Клубнички, уже, практически, в нормальном состоянии.

Что ни говори, а особой чувствительностью и прочим бредом, я никогда не страдал. Как-то не вяжется моя деятельность и тонкость чувств.

Так что, пришел в себя быстро.

И, уже буквально через час, изучал в соцсети фотографии своей дочери.

Черт… Звучит как… Моя дочь… Я сидел, разглядывал смешливую мордашку, темные, как у Клубнички, глаза… И все никак не мог поверить, не мог до конца осознать. Буквально вчера у меня – ничего и никого. А сегодня – дочь. Странно так.

Мыслей о том, как мне теперь быть дальше, что делать с этой информацией, я старался не допускать в голову.

В конце концов, здесь от меня зависит много, но не все.

Сначала надо точку зрения Клубнички выяснить.

А, учитывая, что она, судя по всему, не собиралась по доброй воле осчастливливать меня информацией об отцовстве, то точка зрения ее понятна.

Тем не менее, требует выяснения. Люблю определённость, знаете ли.

После этого уже можно думать о том, что делать дальше.

Однозначно только то, что отказываться и прятать голову в песок я не собираюсь.

И эту информацию тоже надо до Клубнички донести.

Хотел бы сказать, что ночь я спал плохо и переживал, но нихрена подобного. Спал я нормально, как и любой, привыкший радоваться возможности нормально закрыть глаза в нормальном безопасном месте, вояка.

Тепло, чисто, скорпион в штаны не заползет и змея за жопу не укусит. Кайф же! Наверно, когда-нибудь привыкну, но точно не в ближайшие год-два.

Утром – обычные дела, разводка, отчеты о ночных происшествиях (их отсутствии), и прочие радости рутины.

В итоге выбрался на этаж Клубнички уже во второй половине дня.

Прикидывал, как зайти. Хохлов свалил в лабораторию, Васильев сидел в кабинете, воюя с Министерством обороны, как раз самое время, чтоб застать девочку одну.

И, как оказалось, очень правильную выбрал стратегию.

Клубничка как раз выходит из кабинета, вскидывает на меня спокойный взгляд темных глаз, немного нервно сжимает сумочку, кивает и нацеливается пройти мимо!

Ну уж нет!

– Клубничка… – голос разбойно хрипит, а Катя вздрагивает. Вкусно так. Сейчас надо ее в переговорку… Там потом камеры почищу.

Двигаюсь ближе, дурея от ее огромных шоколадных глаз…

– Катенька, вы все же решили в кафе? Пойдемте вместе! Клянусь, вам там понравится!

Сука! Откуда ты нарисовался???

– Семен Владимирович, – тут же реагирую на вторжение на мою частную территорию, – я бы хотел побеседовать с Екатериной Михайловной в переговорной.

Хохлов смотрит на меня удивленно, переводит взгляд на Клубничку и, клянусь, облизывается! Облизывается, похотливый скот!

Громадным, просто титаническим усилием воли заставляю себя не сжимать кулаки.

Зубов – ты уже не пацан. Давно уже не пацан. Морды бить на задании нельзя. Тем более, фигурантам. Тем более, еще не доказанным.

– Антон Сергеевич, а что случилось? – Хохлов волнуется и… Кладет руку на хрупкое плечо моей девочки! Оберегает, типа! Сука! Клянусь, я его удавлю сейчас! Тупо удавлю и плевать, что потом будет!

К счастью, Катя соображает явно лучше своего руководителя, потому что шевелит плечиком и выворачивается из-под непрошенной защиты.

– Мне надо уточнить несколько моментов по ее личному делу. Есть вопросы.

– Но… Когда ее кандидатуру одобряли, то вопросов у службы безопасности не возникло…

Ах ты, упорный сукин кот!

Неосознанно сужаю глаза, осматриваю с каменной рожей напряженную, пунцовую Клубничку и недоумевающего Хохлова. И цежу сквозь зубы:

– Проверкой анкет практикантов занимался мой подчиненный, он же упустил Екатерину Михайловну из виду и не подал вовремя запрос на пропуск руководителю ее практики. Он получил взыскание, а я вплотную занялся инспекцией его деятельности. Вопросы не только к Екатерине Михайловне, но и еще к одному сотруднику, из другого корпуса. Сейчас я лично устраняю недочеты. Потому прошу вас, Семен Владимирович…

И вежливо показываю ему направление движения.

А сам смотрю на Катю.

Предупреждающе.

Не открывай сейчас рот, Клубничка.

Сорвусь ведь. Позор будет на мою лысую башку. И на мои пятнадцать лет стажа.

К счастью, Катя опять понимает меня верно. Потому что опускает взгляд и смущенно прикусывает губку.

– Катенька, я вас подожду тогда, вместе пойдем на обед!

Нет, я его все-таки прямо сейчас уебу!

– Спасибо… Семен Владимирович… – мягко мурлычет Катя, – но я уже сказала, что пропущу обед…

Так он не в первый раз предлагает? Ах ты, мерзкое ты мурло! Ну ничего… Ничего!

– Ну хорошо… Катюша, если будут вопросы… И вообще… Вы всегда можете ко мне обратиться.

И смотрит на меня выразительно очень.

Думаешь, что я ее там сожру, что ли?

Правильно, очень правильно думаешь!

– Прошу, Екатерина Михайловна, – очень холодно и достойно указываю, куда идти, киваю Хохлову и тяжело топаю следом за Клубничкой. По пути невольно ведя носом, как хищник, преследующий лань верхним чутьем.

Клубничка сегодня в чем-то длинном и несуразном, непритязательный хвостик темных волос вздрагивает на спине при каждом шаге. А мне хочется толкнуть ее к стене, взять за это хвостик, отогнуть голову так, чтоб было удобней кусать шею.

Пиздец. Хищнические желания, дикие совершенно. И мало мне свойственные.

А тут… Ну реально башню срывает.

Дверь в переговорку учтиво открываю, запускаю Катю, закрываю, не забыв перед этим просканировать коридор. Пусто. Хохлов свалил, почуял все же мою злость.

В кабинете Катя резко разворачивается, хвостик летит, мягко оседая на противоположном плече, глаза горят злобно:

– Что это такое, Зубов? Что ты себе позволяешь, а?

– Что он себе позволяет? – делаю шаг к ней, но Катя стоит, не собираясь поддаваться на мои провокации. Смотрит жестко и неуступчиво.

– Это – мой руководитель практики! Ты что себе возомнил? Я тебе уже сказала, что мы можем общаться здесь только по рабочим вопросам! Эта практика для меня слишком важна, чтоб я ставила ее под угрозу неслужебным… общением с тобой!

– Вот как? Нормально ты с руководителем сдружиться успела, я смотрю! – я говорю вообще не то, что должен. Совершенно не то! Но не могу сдержаться. Она вынуждает! – Когда только успела? На обед вместе ходите, потом куда? В кино? Или эту стадию – к чертям? Можно сразу в койку! Руководитель же!

Несу бред, обидный и жуткий, сам себя со стороны слышу и охереваю. По роже бы себе надавать…

А за Катей не задерживается. Получаю по роже один раз, второй, третий.

Потом спохватываюсь и пресекаю избиение должностного лица при исполнении.

Ее запястье в моей лапе тонкое-тонкое. Легко сломать.

Легко дернуть на себя и впечататься в гневно алеющие губы. И улететь. Моментально, с гарантией невозврата.

Она трепыхается гневно, не хочет позволять себя целовать, но я не спрашиваю. Сука, впервые беру силой женщину! Целую силой, сжимаю силой, не позволяя малейшему стону вырваться, малейшему движению противостоять.

Катя все же умудряется налупить меня по щеке и плечу свободной ладошкой, извивается яростно и бешено, но губы дрожат под моим напором, и сердце стучит так громко, я слышу его у себя в груди!

Кто-то со стороны дико орет: «Остановись, мужик, тормози, мать твою!», но я не слышу воплей подсознания. Слышу только стук ее сердца, гул крови в полностью пустой башке… И мягкий, жалобный стон.

Катин.

Она перестает меня лупить, бессильно царапает шею… И податливо раскрывает губы, позволяя, наконец, взять себя так, как мне давно, с нашей самой первой встречи здесь, хочется.

Эта ее неожиданная слабость, податливость до того сладки, что у меня мозги так на место и не возвращаются.

Зачем им туда, собственно? Им сейчас в другой части тела удобнее и круче.

Подхватываю Клубничку за задницу, путаюсь в ее широкой бесформенной хламиде, топаю к столу, сажаю на него.

Не прекращая целовать, торопливо задираю юбку, добираясь туда, куда сейчас больше всего необходимо…

Я ее прямо здесь трахну, прямо в переговорке, с открытой дверью. Похер на все. В глазах только круги красные от возбуждения, ее тихие жалобные стоны, ее податливость… Сносят башню, не дают прийти в себя, осознать опасность и тупость ситуации.

Добираюсь до трусов, трогаю грубо, нетерпеливо, сейчас не получается по-другому. И черт! Она мокрая! Это так круто, что, если и были какие-то границы, даже не в голове, а во вбитом намертво в подсознание определении правильности или неправильности места проведения операции… Блять, ни одной человеческой мысли! Мозг, словно программа робота-полицейского, сбоит и показывает эррор.

Клубничный запах, проникающий в поры, закрепляет это мое приобретенное безумие.

И если кто сунется в этот момент сюда, помешает мне трахать мою Клубничку… Клянусь, убью! Убью, потом ее трахну. А потом сяду. И сожалеть нихера не буду! Потому что после такого можно и сесть. Зато будет, что вспомнить!

– Зубов… Зубов… – опрокинутая на стол Катя неловко копошится и пытается свести ноги. Но я ее не затем отпускал, чтоб так легко позволить прекратить все это. Я ее отпустил, чтоб трусы, наконец, с нее снять! И ширинку расстегнуть.

Этим и занимаюсь, попутно препятствуя, не разрешая свести дрожащие коленки вместе.

– Зубов!

Катя неожиданно приходит в себя, садится и сильно толкает меня в грудь.

Я, занятый ширинкой, не успеваю среагировать и немного отступаю.

Достаточно для того, чтоб Клубничка, с невиданной прытью скользнула на противоположный конец длинного стола и встала там на ноги.

Длинная хламида надежно скрывает все следы моего преступления и ее слабости. Катя вытирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на меня ясным взглядом.

Дикое преображение! Словно не она стонала только что подо мной здесь! Словно не она извивалась, хотела, черт! Хотела!

Я рычу и мягко двигаюсь по направлению к ней.

Наверно, она по взгляду понимает, что я еще основательно не в себе, потому что торопливо отшагивает по кругу, подальше от меня, выставляет перед собой узкую ладонь:

– Прекрати, мать твою, Зубов! Ты охерел?

– Иди ко мне, Клубничка… – Сука, я дохожу до этого, да. Прошу. Невозможно терпеть, член стоит, яйца ломит! Ни о чем думать не могу! Ни о чем!

– Зубов! Блять! Приди в себя! Дурак! Ты мне все порушишь, опять! – Она злится, смотрит на меня настороженно, внимательно отслеживая каждое мое движение.

– Кать…

– Ты поговорить хотел? Об этом, да? Так? Ты – идиот, Зубов! Я с тобой больше не собираюсь разговаривать вообще! У тебя все мозги в штанах, правильно Машка говорила!

Она делает резкий рывок в сторону двери и под мое дикое: «Стоять!», выбегает прочь.

Дергаюсь за ней, но по пути с меня сваливаются, ко всем херам, штаны, что существенно замедляет погоню.

И неожиданно отрезвляет немного.

Я подтягиваю пояс штанов, иду к кулеру, набираю воды и плещу себе в рожу из стаканчика холодную воду.

И еще раз.

Потом падаю на стул и пару раз долблю кулаком по столешнице.

Идиот! Гребанный идиот! Права белобрысая бестолочь… Поговорил, да? Поговорил… Хорош, майор Зубов.

Чуть девчонку не изнасиловал прямо на объекте…

Это до какой степени она мне мозг отключила, Клубничка проклятая! Искушение ходячее!

Злость на себя, идиота, сейчас перекрывает все остальные эмоции.

Злость и… сожаление.

Тупой мудак. Долго возился с молнией! Потерял сноровку! Если б чуть-чуть быстрее, трахал бы уже сейчас мою Клубничку прямо тут. На этом столе.

Член, немного приунывший, тут же воодушевленно соглашается со мной, но я его поддержку игнорирую.

Встаю, выдыхаю, привожу себя в порядок.

Так… Что у нас во-первых?

Начать пить успокоительные. Например, те транки, что мне доктор прописывал после пустыни. Я их не пил, естественно, потому что птср был только в голове у этого коновала, а уж никак не у меня. Но вот теперь можно.

Во-вторых, строго на пионерском расстоянии выяснить и урегулировать вопрос с дочерью. И с Клубничкой, когда она в себя придет.

В-третьих, внимательнее посмотреть на Хохлова. Он и так, в числе прочих, в разработке по моей основной специальности, но теперь еще и в этом ракурсе.

И, самое основное, почистить камеры. Это прямо сейчас надо сделать.

Глава 11
Что нужно женщине на восьмое марта?

Восьмое марта – праздник, ожидаемый именно в той среде, где большую часть коллектива составляют женщины.

Мне приходилось подрабатывать в школе в прошлом году, вела физику у седьмых классов, всего месяц, но этот месяц выпал на март.

Нигде и никогда не встречала я настолько масштабной подготовки, настолько вдохновленных предпраздничной суетой женщин, как там!

До этого дня.

Потому что, разглядывая украшенный в красно-розовый колор зал, где на самом видном месте поражает воображение огромная цифра восемь, составленная из воздушных шаров, ломящиеся от обилия напитков и еды столы, довольных и мило торжественных мужчин с букетами цветов, я неожиданно для себя испытываю что-то похожее на трепет. Волнение. И даже начинаю немного понимать тех женщин, из школы, которые собирались после двенадцати часов дня, специально распустив учеников пораньше, и торжественно поздравляли друг друга. Друг друга – это потому, что мужчин-учителей в школах у нас, к сожалению, серьезный недобор…

Тут, в Центре исследований РАН, недостатка в мужчинах нет.

Наоборот, женский пол – редкость.

Кроме меня, птицы залетной, еще восемь женщин стоят и смущенно слушают поздравления на торжественной части.

Из них большая часть – бухгалтерия, кадры, юрист и двое доцентов с отдела динамики химических процессов.

Естественно, в этот день, окруженные мужчинами, говорящими комплименты, дарящими цветы, женщины и выглядят по-другому.

Например, одну из доцентов я до этого видела два раза и исключительно с огромных очках и с непонятной гулькой на голове. Выглядела она городской сумасшедшей.

А сейчас – милая женщина с безуминкой во взгляде…

Я старательно изучаю всех присутствующих в зале, делая вид, что мне это все невероятно интересно.

А все потому, что не хочу смотреть в сторону одного наглеца, нисколько не стесняющегося жрать меня взглядом. Это настолько ощутимо, что от меня скоро начнут куски отваливаться. Одежды, в основном.

Вон, блузка уже горит.

Я сжимаю в руках букет цветов, который мне подарил Хохлов, и надо было видеть, каким взглядом его провожал Зубов! Сам он отчего-то замешкался, и не успел. Подарил букет той самой немного безумной ученой и даже поцеловал ее в щеку.

Вот пусть и продолжает в том же духе!

А ко мне не подходит!

Зверь!

Позавчера я еле успела за дверь выскочить! А не успела бы… Ох… От одних воспоминаний о произошедшем в переговорке становится тяжело и сухо дышать. Облизываю губы, стараясь привести эмоции в порядок.

Нельзя так, просто нельзя!

Мне уже не восемнадцать, чтоб так реагировать на мужчину! Пусть и на того же самого, на кого в первый раз в жизни подобная реакция была.

В любом случае, это – дело прошлого, которое кое-кто настойчиво тянет в настоящее.

Я нисколько не жалею, что смогла прийти в себя и вырваться из его порочных лап. Не жалею же? Нет, определенно нет!

Я могу себя держать в руках. Давно уже.

Прекрасным примером может служить хотя бы то, что я совершенно спокойно доработала этот день, не таясь, вышла из здания, не смотря по сторонам, доехала до гостиницы…

И сразу же залезла в холодный душ.

Ну а затем осознанно отключила телефон, пообщалась по вайберу Сонькой, правда, мало, потому что дочка была сильно занята с Анькой и говорить со мной не пожелала. В три года такое бывает.

Грустно, конечно, но никуда не денешься.

Она у меня – дама самостоятельная.

В сад пошла в полтора года, нисколько не плача. И адаптировалась там моментально. Всех построила и повела за собой, как командир.

Потому уезжала я на практику со спокойной душой, знала, что моя девочка найдет, чем себя занять.

Хотя, признаюсь, иногда, глядя на других ее маленьких сверстниц, так трогательно ластящихся к своим мамам, мне ужасно хотелось того же.

Но моя девочка характером пошла явно не в меня. По крайней мере, напора, логики и хладнокровия в ней было даже сверх меры. Машка смеялась и говорила, что Сонька – в нее. Типа, Машка тоже в детстве такая же была, самостоятельная и всех строила. Особенно, брата-близнеца.

Я улыбалась, кивала, но в глубине души прекрасно понимала, в кого она, на самом деле. Прагматичность, хладнокровие, бесстрашие, лидерские качества… Конечно, здесь можно сделать поправку на то, что я, как и любая мама, приписываю своему ребенку те свойства характера, которые мне бы хотелось, чтоб были…

Но не одна я это вижу.

Вадим, муж Машки, уже заговаривал о секции карате. С четырех можно отдавать. И моя дочь стопроцентно потянет… И Машка ее к себе согласна взять…

Короче говоря, мысли о будущем дочери здорово отвлекли от собственных проблем и мук совести. Потому что всего я от себя ожидала, но пошлого «тело предало» – никогда.

И вот на тебе…

После душа я села поработать, очень уж интересная мысль мне в голову пришла по теме моей конкурсной работы, благодаря которой я тут оказалась, и увлеклась настолько, что вообще про все забыла. И про время, в том числе.

Неудивительно, что на следующий день я ползала вялой мухой, мало реагируя на внешние раздражители.

Да и идея была занятной. Хотелось быстрее добраться до домашнего ноута и чуть-чуть поиграть с формулами. Не на рабочем же компе, где наверняка висит следилка, позволяющая полную фотографию рабочего дня составлять, этим заниматься?

Хохлов несколько раз заходил, типа, проверяя, как у меня движутся дела с теми смешными заданиями, что он мне надавал.

Я каждый раз успешно изображала сладкую дурочку и рассказывала, наивно хлопая ресничками, как мне все нравится и как все интересно. Но очень тяжело. Просто очень. Он удовлетворенно и снисходительно кивал, терся рядом, предлагал чай, кофе и все остальное по списку, но я упорно не понимала, что меня клеят.

И все поглядывала на дверь кабинета, ожидая появления Зубова.

Он не позвонил накануне и не пришел ко мне в номер, чтоб довершить начатое. Это было странно, но мало ли…

И он не явился на следующий день… Совсем…

Я терялась в догадках. Обиделся? Неужели отстанет? Нет, ну что за человек такой невозможный? Ни поговорить толком, ни объяснить свою позицию… Я понимаю, что, наверно, у него какие-то секретные дела были все эти годы, не объявлялся.

Я не строю иллюзий, что что-то для него значила наша связь. Наверняка, ничего. Ну шептал он, ну трогал так, что сердце из груди вылетало, ну… Ну и что? Это для меня, дуры несусветной, все было в первый раз и значимо. А для него…

Потому я никаких надежд не питаю, естественно. Ни тогда, ни теперь. Поступил он со мной, конечно, некрасиво, таким образом исчезнув с горизонта. Да и предохраняться мог бы качественнее.

Но что случилось, то случилось. Надо жить дальше, надо как-то выстраивать наши отношения. Если он намерен это делать вообще.

Потому что пока, кроме его «Клубничка, сладкая, хочу – не могу», я ничего и не видела.

А у нас, между прочим, дочь.

И, если он будет продолжать все ту же песню озабоченного самца бабуина, то фиг ему, а не возможность с ней познакомиться.

Не заслуживает.

Вчера после работы я опять полночи провела за ноутом и за рабочими расчетами, и к концу пятого часа утра моя идея приобрела схематично-завершенное, пусть и пока что только теоретическое подтверждение. Ее еще надо было проверять и дорабатывать, и потом опять проверять, и по справочникам дополнительно высчитывать, чтоб не упустить ни одной мелочи. Но в целом, я была невероятно воодушевлена. И понимала, что теперь необходимо выходить на Васильева и решать с ним вопрос допуска меня в лабораторию. Не сразу, недели через полторы, когда все окончательно проверю. Чтоб не в грязь лицом…

И вот теперь, слушая поздравления от мужчин, я терпеливо ожидаю завершения торжественной части. На неторжественную оставаться не намереваюсь, очень уж хочется быстрее домой, к ноуту. Сегодня сокращенный день, все расходятся после концерта и последующего фуршета.

Я поглощена своими мыслями и расчетами, и бешеный взгляд Зубова очень сильно отвлекает. Мешает. Заводит.

Эта физика тела противоречит тому, что происходит сейчас в моей голове. И это… Черт, это раздражает!

За что мне такие испытания?

Жила же себе спокойно… И даже секса не хотелось! Нет, появился, привязался…

Теперь мучайся из-за сердца бьющегося и дыхания затрудненного. Про все остальные телесные реакции вообще помолчим. Грустно потому что, когда лишний раз получаешь свидетельство того, что ты – всего лишь биоробот. И реагируешь совершенно однозначно, более чем логично и в рамках нормы, на раздражители.

Один раздражитель. Большой такой и очень раздраженный.

Торжественная часть, наконец-то, завершена. Все движутся к столам, а я быстренько к выходу. Мышкой.

Но Хохлов, чтоб ему пусто было, бдит и ловит у дверей.

– Катюша, ну куда же вы? Пойдемте, пойдемте, за вас, женщин, вы обязаны пригубить хоть шампанского…

– Нет, вы знаете, я не пью… У меня потом так голова болит… – смущенно отнекиваюсь, аккуратненько обходя его, но Хохлов кладет руку на плечо и подталкивает обратно, к столам.

– Не отрывайтесь от коллектива, – шепчет на ушко, интимно шевеля волосы у виска дыханием, – да и Васильев о вас спрашивал… Боится, что я совсем вас загрузил… Реабилитируйте меня перед руководством, Катюша!

И я иду обратно.

Просто потому, что в голову залетает мысль о том, что, в самом деле, лучше переговорить с Васильевым в неформальной обстановке. Просто закинуть удочку. Интересно же навести мосты…

Может, удастся получить адрес его личной почты… Завяжу с ним переписку и отправлю ему свои расчеты. Просто в качестве неоформленного концепта. Кто его знает, может, все получится?

Если я попаду в лабораторию… Ох, это будет круто!!! Такая практика! Куда там, в нашей провинции. Хоть мы и числимся наукоградом и вообще, чуть ли не столицей университетов, но до московских реалий не дотягиваем, к сожалению…

Я занимаю свое место среди моих временных коллег, пью смело шампанское… И оно моментально бьет в голову.

Пить я не умею. Никогда не умела. Пару раз в универе пробовала, еще с тогдашней подружкой Лолой, но это закончилось печально. Особенно, во второй раз, когда нас занесло в ночной клуб… Хорошо, что Зубов, про которого я тогда еще не знала, что это – Зубов, спас…

Взгляд как-то сам собой находит мрачную фигуру безопасника. Он стоит далековато, опять рядом с той научной дамой, явно расцветшей от непривычного мужского внимания. А, может, просто поддавшей неплохо.

Он разговаривает, подливает ей галантно вина… И смотрит на меня.

А я опускаю ресницы, почему-то смущаясь. Причем, не так, как с Хохловым, потому что там только игра, холодная и циничная. Нет, я смущаюсь по-настоящему.

И почему-то вспоминаю ту ночь, когда он спас двоих тупых малолеток от пьяных парней, уже, практически, запихавших нас в машину.