Текст книги "«Упреждающий удар» Сталина. 25 июня – глупость или агрессия?"

В начале января 1940 г. финны перешли в крупное (по их меркам) наступление и силами семи пехотных батальонов окружили у северо-восточного побережья Ладожского озера в районе города Питкяранта 18-ю стрелковую дивизию и 34 танковую бригаду из состава 8-й армии. Несмотря на наличие у окруженных большого числа танков, боеприпасов и горючего (даже к концу февраля в частях 18-й дивизии и 34-й танковой бригады оставалось до 12 тыс. снарядов и две заправки горючего для танков (33), их командование выбрало тактику пассивного ожидания помощи извне. Уже после окончания войны, 17 апреля 1940 г., корпусной комиссар Вашугин на Совещании высшего комсостава РККА описал эти события следующим образом:

«Финны окружали наши дивизии небольшими частями. Мне представлялось, что для того, чтобы дивизию окружить, нужно иметь три дивизии. А как там получилось? Это окружение создавало психоз у окруженных…

Я очень подробно выяснил окружение 97-го стрелкового полка 18-й дивизии. Что из себя представляло окружение 97-го стрелкового полка? Командир полка заявил, что с запада было около роты противника, с востока было меньше усиленного взвода, с севера были регулярные войска – около батальона, который занимал укрепленные позиции в лагере, но в последнее время наши ходили в разведку в этот лагерь и не находили там вовсе противника. Они нигде противника не видели. С юга же противника никогда не было. И считали себя в окружении… Мы его выводили очень просто. Пришла пара разведчиков, которые сказали, что полку приказано выйти из окружения. Гарнизон поднялся и ушел» (20).

Не везде, однако, все закончилось так просто и благополучно. В ходе длительных боев финны расчленили на отдельные группы и к концу февраля практически полностью уничтожили окруженную группировку. Неоднократные попытки деблокировать окруженных крупными силами (в общей сложности было задействовано четыре дивизии: 60 сд, 11сд, 72 сд и 25 кд) оказались безрезультатными. В качестве трофеев финнам досталось 128 танков, 91 орудие, 120 автомашин и тракторов и даже боевое знамя 18-й стрелковой дивизии (22, 33). Лишь прекращение боевых действий 13 марта 1940 г. избавило от такого же разгрома еще одну, 168-ю стрелковую дивизию. Командир 18-й дивизии комбриг Г.Ф. Кондрашев был ранен, 4 марта арестован и впоследствии расстрелян. Командир 34-й танковой бригады комбриг С.И. Кондратьев, начальник штаба бригады Н.И. Смирнов и начальник Особого отдела бригады капитан Доронин застрелились. Покончили жизнь самоубийством также начальники политотделов дивизии и бригады И.А. Гапанюк и И.Е. Израецкий. 8 марта застрелился командир 56-го стрелкового корпуса (в состав которого входили 18-я и 168-я дивизии) комдив И.Н.Черепанов (33).

«Надо сказать прямо, что на петрозаводском направлении финны взяли в середине декабря инициативу в свои руки и держали ее почти до конца войны», – вынужден был признать начальник Генерального штаба РККА Шапошников, выступая на уже упомянутом Совещании высшего комсостава 16 апреля 1940 г. (20). Серьезное заявление – принимая во внимание планы, соотношение сил и состав вооружения сторон.

Сходным образом развивались события и среди глухих лесов центральной Финляндии, в полосе наступления 9-й армии. С 30 ноября по 7 декабря (в этот день 163-я стрелковая дивизия заняла важный дорожный узел в поселке Суомуссалми) соединения 9-й армии, отбросив от границы два батальона финских резервистов, наступали, что называется, «малой кровью». Так, общие потери 163-й дивизии составили 243 человека (33). Ситуация резко изменилась после прибытия в район боев 27-го пехотного полка и назначения командующим всеми частями финской армии в районе Суомуссалми полковника Сииласвуо (в дальнейшем генерала, одного из наиболее знаменитых и удачливых финских военачальников). 15 декабря финны отбили Суомуссалми, а к 21 декабря лыжными группами окружили большую часть сил 163-й стрелковой дивизии.

На помощь 163-й дивизии советское командование выдвинуло 44-ю стрелковую дивизию. Эта дивизия, входившая в состав войск Киевского военного округа, прибывала из недавно «освобожденного» польского Тарнополя в обычном осеннем обмундировании: шинелях и кирзовых сапогах. Тем временем необычайный мороз в районе боев опустился до 40 градусов. Сииласвуо пишет в своих послевоенных воспоминаниях: «Мне было непонятно и странно, почему русские не имели лыж и поэтому не могли оторваться от дорог». К. Маннергейм прослужил в русской армии 30 лет. Поэтому, не высказывая никакого удивления, он просто констатирует: «Сопротивление группы 163-й дивизии было сломлено 30 декабря. На месте осталось убитыми более 5 тысяч солдат противника, около 500 человек были взяты в плен. Трофеи были весьма значительными: 27 орудий, 11 танков, 150 грузовых автомобилей, огромное количество оружия пехоты и боеприпасов» (22).

По документам советских штабов потери 163-й дивизии за все время боев составили 3043 человека убитыми и пропавшими без вести, 8558 ранеными и обмороженными, т. е. примерно 70 % штатного состава. В качестве «стрелочника» Особый отдел 9-й армии выбрал командира и комиссара 662-го полка 163-й дивизии полковника Шарова и батальонного комиссара Подхомутова. Они были преданы суду военного трибунала и расстреляны.

В первых числах января была окончательно окружена и разгромлена 44-я дивизия. Сииласвуо пишет:

«Паника окруженных все росла, у противника больше не было совместных и организованных действий… Лес был полон бегающими людьми… В полдень 7 января противник начал сдаваться. Голодные и замерзшие люди выходили из землянок… Мы захватили немыслимо большое количество военных материалов, о которых наши части не могли мечтать даже во сне. Досталось нам все вполне исправное, пушки были новые, еще блестели… Трофеи составили 40 полевых и 29 противотанковых пушек, 27 танков, 6 бронеавтомобилей, 20 тракторов, 160 грузовых автомобилей, 600 лошадей…» (33)

В этой цитате важно отметить слова: «Люди выходили из землянок». В полной противоположности с общепринятым мифом (финны сидят в теплом доте, красноармейцы идут в атаку на лютом морозе по пояс в снегу) финские части непрерывно маневрировали на 40-градусном морозе, в то время как окруженные советские дивизии имели возможность наладить хотя бы минимальные условия для обогрева личного состава. Стоит отметить и то, что, по данным штаба 9-й армии, потери вооружения и техники 44-й дивизии были даже большими, чем смог насчитать Сииласвуо: 4340 винтовок, 350 пулеметов, 87 орудий разных калибров, 14 минометов и 37 танков (33).

Военный трибунал признал командира 44-й стрелковой дивизии комбрига Виноградова, начальника штаба полковника Волкова и начальника политотдела Пахоменко виновными в том, что они «преступно игнорировали приказы высшего командования… разбросали части дивизии на отдельные отряды и группы… спасая свою шкуру позорно бежали с небольшой группой людей в тыл». Приговор был приведен в исполнение 11 января 1940 года перед строем остатков личного состава дивизии.

Сокрушительный и позорный разгром главных сил 9-й армии не остудил, однако, «наступательный порыв» советского командования. Идея «перерезать» Финляндию и захватить Оулу продолжала витать в высоких кабинетах. Так, в плане (практически не реализованном) операции Балтфлота по захвату Аландских островов, составленном 21 января 1940 г., важность установления полного контроля над судоходством в Ботническом заливе аргументировалась следующим образом: «С переходом нашей армии в наступление и перерезанием сухопутной коммуникации в районе Улеаборга морская коммуникация остается единственно возможной для Финляндии» (235).

В реальности же вместо всех этих «маниловских прожектов» усилия командования 9-й армии многочисленные подкрепления, которые она непрерывно получала, и напряженная боевая работа авиации были направлены главным образом на спасение от полного разгрома еще одной дивизии: окруженной в районе Кухмо (примерно 100 км южнее Суомуссалми) 54-й горнострелковой. Так же как и на других участках бескрайнего карельского фронта, финны разорвали растянувшуюся на 25 км колонну 54-й дивизии на восемь отдельных групп и с 1 февраля приступили к их методичному окружению и истреблению. Несмотря на то что эта дивизия – в отличие от многих других, брошенных в ледяное пекло финской войны, – была «старой», кадровой дивизией, специально подготовленной к действиям на северном театре военных действий, ее командование и личный состав оказались неспособны к решению каких-либо боевых задач.

Командующий ВВС 9-й армии (в дальнейшем – командующий ВВС всей Красной Армии) П. Рычагов докладывал 16 апреля 1940 г. на Совещании высшего комсостава: «Гусевский (командир дивизии) каждый день, а иногда по несколько раз в день слал паникерские телеграммы… Под влиянием этих телеграмм угробили почти все резервы 9-й армии, какие там были и подходили, туда бросали множество людей и не могли организовать никакого наступления по освобождению… Авиация обязана была бомбить, стрелять, охранять его в течение 45 дней. Дивизия кормилась 80-м авиаполком в течение 45 дней, и этот полк фактически спас ее, бездействующую дивизию, от голода и гибели, не давая финнам покоя день и ночь. Ежедневно при малейшей активности финнов там поднималась паника, туда давали все постепенно прибывавшие эскадроны и батальоны лыжников… На самого Гусевского повлиять никак не могли, а порядка в осажденном гарнизоне не было» (20).

«Заключение мира, – пишет Маннергейм, – спасло сильно потрепанную 54-ю дивизию, потерявшую почти половину своего состава и вооружения» (22). Судя по данным советских архивов, оценка финского маршала была весьма точной – потери дивизии исчислялись в 2691 человек убитыми и пропавшими без вести, 3732 ранеными и обмороженными, что составляло 60 % от штатного расписания советской горнострелковой дивизии (33).

Таким образом, ни одна из поставленных перед войсками 8-й и 9-й армий задач не была выполнена. Ни о «выходе к шведской границе», ни об ударе во фланг и тыл финских войск, оборонявших «линию Маннергейма», не приходится даже говорить. На момент окончания боевых действий войска 8-й армии продвинулись вперед на расстояние всего 20–30 км от линии границы 1939 года на направлении Лоймола – Суоярви, 60–70 км на правом фланге армии, в направлении Иломантси. Войска 9-й армии были практически повсеместно отброшены назад, на исходные позиции.

За такие, весьма скромные, результаты была заплачена огромная цена. Потери Красной Армии за три месяца боев в Карелии составили 141 тыс. человек. Безвозвратные потери 9-й армии составили 13,5 тыс. человек, общие потери – 46 тысяч. 8-я и 15-я армии потеряли 31 тыс. человек убитыми и пропавшими без вести, общие потери двух этих армий составили 95 тыс. человек (9, стр. 112–119). Для сравнения отметим, что действовавшие в Приладожской Карелии 12-я и 13-я пехотные дивизии финской армии (вместе с приданными им отдельными батальонами) потеряли в общей сложности 4 тыс. человек убитыми и пропавшими без вести, 9,5 тыс. человек ранеными (33). То, что потери атакующей (причем успешно атакующей) финской армии оказались в 7–8 раз меньше потерь Красной Армии, по праву может быть названо «чудом, которое опровергло и опрокинуло представления мировой военной науки…»

Необходимо отметить и тот факт, что приведенная выше ужасающая цифра потерь войск 8-й, 9-й и 15-й армий скорее всего занижена. Дело в том, что в результате проведенной в 1949–1951 гг. Главным управлением кадров Министерства обороны СССР работы по составлению именных списков военнослужащих, погибших и пропавших без вести в ходе советско-финской войны, было выявлено расхождение с данными, представленными в свое время штабами частей и соединений. 31 527 человек пропали неизвестно куда (9, стр. 121–122). Они не вошли ни в число погибших, ни в число пропавших без вести, которые были учтены в донесениях войск до конца марта 1940 г. Разумеется, установить сегодня судьбу этих 31527 человек нет никакой возможности, но с очень большой долей вероятности можно предположить, что большая их часть погибла именно в хаосе отступления и окружений в Карелии, а не на Карельском перешейке, где происходили относительно организованные и упорядоченные бои на «линии Маннергейма». Если это предположение верно, то тогда приходится констатировать, что потери Красной Армии в Карелии, «в стороне от линии Маннергейма», составили почти половину (47 %) от общих потерь «зимней войны».

Нельзя забывать и о том, что «зимняя война» велась не только на суше, но и в воздухе. Даже не открывая ни одного справочника, можно уверенно утверждать, что никакой «летающей линии Маннергейма» не было и в помине. Тем не менее действия советских ВВС в ходе «зимней войны» можно считать ярчайшим примером того, что сам маршал Финляндии назвал «огромным вкладом и ничтожным результатом».

В фондах Российского Государственного военного архива (РГВА) сохранился примечательный документ: перевод статьи «Советская воздушная война против Финляндии» некоего господина Боргмана из г. Хельсинки, опубликованной в трех номерах (28 июня, 5 и 12 июля 1940 г.) немецкого военного журнала «Дойче Вер» (96). На первой странице машинописного текста – резолюция начальника Оперативного отдела штаба ВВС Красной Армии генерал-майора Теплинского: «Сверить цифры с нашими данными. Сделать сводку основных цифр». По данным подчиненных генерала Теплинского «СССР к началу военных действий имел 1800 самолетов на фронте, к концу войны 3353 самолета, из них 60 % – бомбардировщики». Но надо иметь в виду, что в штабе ВВС РККА не учли весьма многочисленную авиацию Балтийского и Северного флотов. По современным данным группировка советской авиации на финляндском ТВД на момент окончания боевых действий насчитывала 3885 самолетов (из них 508 самолетов в составе ВВС флотов), в том числе 1732 бомбардировщика. За все время войны этой группировкой было выполнено более 101 тысячи боевых самолето-вылетов (52, стр. 156, 64, стр. 102).

Все познается в сравнении. Для того чтобы по достоинству оценить эту цифру – 101 тысяча боевых вылетов, – следует сравнить ее с количественными показателями применения авиации в крупнейших сражениях Великой Отечественной войны: Курская битва – 118 тысяч вылетов с 5 июля по 23 августа 1943 г, Сталинградская битва – 114 тысяч вылетов за семь месяцев (с июля 42 г. по февраль 43 г.). Не менее показательным является и сравнение численности группировки советской авиации и интенсивности ее применения на финском фронте с цифрами, характеризующими действия люфтваффе. Как известно, максимальная по численности группировка немецкой авиации была создана перед началом наступления на Западном фронте (вторжение во Францию, Бельгию и Голландию) 10 мая 1940 г. – 3641 боевой самолет (без учета транспортной, санитарной, связной и разведывательной авиации). К началу наиболее ожесточенных боев «битвы за Британию» (по состоянию на 13 августа 1940 г.) численность группировки люфтваффе была заметно ниже – 3067 самолетов, в том числе 1847 бомбардировщиков. Значительно меньшие силы немецкой авиации были сосредоточены у западных границ СССР утром 22 июня 1941 г. – 2344 самолета, в том числе 1236 бомбардировщиков (48, стр. 188, 216, 399).

Как видим, группировка советской бомбардировочной авиации на фронте войны с «финляндской козявкой» ничуть не уступала по численности силам бомбардировочной авиации люфтваффе, которым предстояло «выбомбить Британию из войны». По интенсивности использования – значительно превышала. Советские бомбардировщики за все время «зимней войны» (три месяца и 12 дней) выполнили 44 962 вылета, а немецкая бомбардировочная авиация за три месяца и шесть дней (с 1 июля по 6 октября) выполнила всего лишь 16 850 боевых вылетов (52,53). Правда, последнее сравнение не вполне корректно, так как советская бомбардировочная авиация на финском ТВД действовала главным образом по войскам и укрепрайонам на поле боя, в то время как люфтваффе бомбила крупные площадные цели (проще говоря – города) в глубине английской территории.

Уместнее будет сравнить действия люфтваффе в ходе «битвы за Британию» с результативностью налетов советской бомбардировочной авиации по тыловым объектам (железнодорожные станции и перегоны, порты, промышленные предприятия, административные центры) Финляндии. В вышеупомянутой статье «Советская воздушная война против Финляндии» г. Боргман приводит такие количественные параметры: совершено 2075 налетов на 516 объектов, в ходе которых было выполнено 14 640 самолето-вылетов, сброшено 100 тысяч бомб всех типов. Современные историки приводят несколько меньшие (и, вероятно, более реалистичные) цифры: 55 тысяч фугасных и 41 тысяча зажигательных (т. е. гораздо более легких) бомб (52, стр. 159). Эти цифры – 14,6 тыс. вылетов и 55 тыс. фугасных бомб – вполне сопоставимы с показателями боевого применения бомбардировщиков люфтваффе (16,9 тыс. вылетов за три месяца, 30 тыс. фугасных авиабомб, сброшенных на Лондон также за три месяца, с сентября по ноябрь 1940 г.). Абсолютно несопоставимыми оказались только результаты.

Немецкие бомбардировки вызвали колоссальные разрушения и привели к многочисленным жертвам. Уже в ходе первого налета на Лондон 300 человек было убито и более 1300 тяжело ранено. За первый месяц массированных бомбардировок, в сентябре 1940 г. в Лондоне погибло более 7 тысяч человек. Всего в ходе «битвы за Британию», с августа 1940 г. по май 1941 г. в английской столице было уничтожено 84 000 зданий, 250 тыс. жителей осталось без крова. Вот как описывает в своих мемуарах У. Черчилль один из налетов, состоявшийся 10 мая 1941 г.

«В городе вспыхнуло свыше двух тысяч пожаров, причем мы не могли тушить их, так как бомбардировками было разрушено около 150 водопроводных магистралей. Были повреждены 5 доков и более 70 важнейших объектов, половину из которых составляли заводы. Все крупнейшие железнодорожные станции, за исключением одной, были выведены из строя на несколько недель, а сквозные пути полностью открылись для движения только в начале июня. Было убито и ранено свыше 3 тысяч человек» (55).

В Манчестере самые страшные налеты случились 23 и 24 декабря 1940 года. За два дня (точнее говоря, за две ночи) погибли 2500 человек и 100 тысяч остались без крова. В ночь на 14 ноября 1940 года 449 бомбардировщиков люфтваффе разрушили дотла город Ковентри. Огромный ущерб был причинён Бирмингему, Белфасту, Ливерпулю, Шеффилду, Бристолю, Саутгемптону… В общей сложности по всей стране было разрушено порядка одного миллиона зданий. По сведениям, приводимым У. Черчиллем, общее число потерь населения составило 43 тыс. убитых и 51 тыс. тяжелораненых.

Результат боевых действий советской авиации по тыловым объектам Финляндии (действий, за которые Советский Союз «заплатил» не только огромными материальными затратами, связанными с обеспечением 14 тысяч боевых вылетов, но и потерей последних остатков международной репутации и позорным исключением из Лиги Наций) оказался фактически мизерным. Вот что пишет в своих мемуарах Маннергейм:

«Несмотря на огромную численность (примерно 2500 самолетов (эта цифра занижена. – М.С.), советские ВВС не оказали решающего воздействия на ход войны. Удары, наносимые по войскам с воздуха, особенно в начале войны, были робкими, и бомбардировки не смогли сломить волю нации к обороне… Стратегическую задачу – разорвать наши внешние коммуникации и добиться развала движения транспорта – русским выполнить совсем не удалось. Наше судоходство, сконцентрированное в Турку, не было парализовано, хотя город и бомбили более 60 раз… Единственным путем, связывающим Финляндию с заграницей, была железная дорога Кеми – Торнио. По ней шла самая большая часть экспорта и завоз военного оборудования. Этот путь остался целым и невредимым до самого конца войны. Правда, некоторые железнодорожные перевозки приходилось совершать в ночное время, но в основном железные дороги с честью справились со своими задачами. Небольшие повреждения, наносимые им вражеской авиацией, быстро ликвидировали. Производство военного снаряжения также шло без больших срывов» (22).

Всего в городах и поселках Финляндии было полностью разрушено 256 каменных и 1764 деревянных строений (52, стр. 159). Другими словами, для разрушения одной деревянной избушки в среднем расходовалось 7 самолето-вылетов, сбрасывалось 27 фугасных и 20 зажигательных бомб. Боргман оценивает потери гражданского населения Финляндии в 646 убитых и 538 тяжелораненых, Маннергейм пишет, что «более семисот гражданских лиц было убито, а ранено вдвое больше» (22). Современные историки называют цифру в 960 погибших при бомбежках мирных жителей (52, стр. 159).

В любом случае эти цифры совершенно несопоставимы с числом жертв гражданского населения Англии.

Разумеется, читатель, мало знакомый с историей Сталина и его империи, может предположить, что столь малые жертвы мирного населения были связаны с тем, что советская авиация наносила исключительно точные, снайперские удары по сугубо военным объектам. Не говоря уже о том, что при наличии желания у Сталина была возможность уменьшить число жертв среди финских трудящихся до нуля (достаточно было просто не начинать войну), факты и документы отнюдь не подтверждают гипотезу о «точечных» бомбардировках. Первые авианалеты на Хельсинки и Ханко вследствие крайне низкой точности бомбометания привели к многочисленным разрушениям и жертвам в жилых районах. Две бомбы разорвались даже рядом со зданием советского полпредства, легко ранив нескольких сотрудников. Учитывая крайне нежелательные на том этапе войны (Советский Союз готовился посадить в Хельсинки «народное правительство» Куусинена) политические последствия, а также понимая невозможность немедленного и радикального повышения качества летной и тактической подготовки экипажей бомбардировочной авиации, Ворошилов издал приказ о «категорическом и безусловном» запрете бомбардировок «городов и мирного населения». Однако все эти «игры в демократию» быстро закончились, когда стало ясно, что вместо триумфального марша Красная Армия втянулась в жестокую, затяжную, кровопролитную войну.

21 декабря 1939 г. начальник Главного автобронетанкового управления РККА комкор Павлов пишет докладную записку наркому обороны Ворошилову: «Надо потрясти беспощадно всю Финляндию, чтобы другим неповадно было (через полтора года именно так Сталин и расправится с Павловым: беспощадно, чтоб другим неповадно было. – М.С.). Я уверен, что как кончим с Финляндией (независимо от применения средств и способов), так про нее забудут и англичане, и французы. Исходя из этого, считаю, что можно и должно подвергнуть полному разрушению все ж/д узлы, гавани и административные центры управления страной. Разрушить военные заводы, посеять смертельный страх на дорогах днем и ночью» (72, стр. 88). Советы Павлова (вероятно, и не его одного) были приняты и одобрены. 3 января 1940 г. советские ВВС получили приказ, подписанный Ворошиловым, Сталиным и Шапошниковым, который требовал «в ближайшие десять дней наносить систематические и мощные удары по глубоким тыловым объектам, административным и военно-промышленным пунктам» (52, стр. 119). Разумеется, потрясти за 10 дней Финляндию не удалось, и все нарастающие по мощи удары сыпались на финские города и поселки вплоть до самого конца войны.

Резидент советской разведки в Финляндии Е.Синицын в своих мемуарах описывает свой первый после окончания «зимней войны» визит в Хельсинки так: «Город показался мне мертвым, грязным и запущенным. Были видны разрушения и обгорелые остовы зданий. Редкие прохожие торопливо протискивались среди мешков с песком у каждого подъезда…» (156, стр. 64)

Примечательно, что работники оперативного отдела штаба ВВС оставили на полях статьи Боргмана комментарий, из которого следует, что, «не считая УРы, мосты, ж/д перегоны», бомбардировке подверглись «около 100 населенных пунктов». Отметил господин Боргман и массовое применение боеприпаса неизвестного ему нового типа. Судя по описанию, речь идет о РРАБ (ротационно-разбрасывающая авиабомба), прозванной в Финляндии «хлебная корзина Молотова». Это простое и эффективное устройство позволяло засыпать стеклянными шариками с зажигательной смесью КС площадь до одного гектара. Понятно, что РРАБы сбрасывались отнюдь не для разрушения «УРов, мостов и ж/д перегонов», а для создания массовых пожаров в населенных пунктах с деревянными постройками.

Красным карандашом начальник Оперативного отдела штаба ВВС Красной Армии подчеркнул следующие фразы в статье Боргмана: «Советской авиации не удалось ни сковать транспорт, ни помешать работе военной промышленности, ни нарушить производство и распределение, ни сломить волю населения к сопротивлению… Совершенно не была подвергнута бомбардировке железнодорожная линия Кеми – Торнио…»

На последнем замечании стоит остановиться подробнее. Так же как и в России, территория Финляндии заселена и освоена крайне неравномерно. Соответственно, густая сеть железных дорог на юге страны становится все более разреженной в центре, пока не превращается в одну-единственную «нитку», которая вдоль северного берега Ботнического залива, через города Оулу (Улеаборг) – Кемь – Торнио уходит на запад, в Швецию и Норвегию, связывая финские железные дороги с незамерзающими норвежскими портами. Огромное стратегическое значение линии Оулу – Кеми должно было бы быть очевидным. Столь же очевидным и бесспорным являлось наличие авиационно-технических возможностей для систематических бомбардировок этой магистрали (от Кеми до советско-финляндской границы не более 250 км по прямой). И что самое удивительное – забыв про железную дорогу, советское командование организовало систематические бомбардировки крупного (в масштабах северной Финляндии) губернского центра Рованиеми, расположенного всего в 97 км по шоссе от Кеми.

По данным финского историка авиации К. Геуста, на Рованиеми было совершено 19 авианалетов, в ходе которых было сброшено 700 фугасных бомб. Особенно крупными были налеты 1 февраля (8 «ДБ‑3» и 26 «СБ») и 21 февраля (13 «ДБ‑3» и 26 «СБ»). Перед самым концом войны, 10 марта 1940 г., для авиаудара по Рованиеми было даже задействовано 6 четырехмоторных гигантов «ТБ‑3». Последний налет на этот злосчастный город был совершен в 11 часов утра 13 марта, всего за один час до окончания боевых действий «зимней войны» (52 стр. 152–210). В результате всех усилий в городе, не имевшем сколь-нибудь заметного военного значения, было убито 25 мирных жителей, но расположенная всего в сотне километров к юго-западу стратегическая железная дорога «совершенно не была подвергнута бомбардировке…»

Обсуждение эффективности использования бомбардировочной авиации невозможно в отрыве от учета степени противодействия противника. Летом – осенью 1940 г. немецким бомбардировщикам противостояла хотя и относительно малочисленная (относительно численности группировки люфтваффе), но хорошо подготовленная, оснащенная радарами раннего обнаружения и вполне современными самолетами английская истребительная авиация. Оговорка об «относительной» малочисленности истребителей Королевских ВВС сделана не случайно. Даже в самые критические моменты августа 1940 г. численность боеготовых «Харрикейнов» и «Спитфайров» сохранялась на уровне 700–750 машин (48, стр. 215). Численность и возможности финских истребителей были совершенно иными.

По данным современных историков, к началу войны ВВС Финляндии имели 145 самолетов всех типов, из них 119 в боевых эскадрильях, в том числе порядка 50 самолетов, которые с большими или меньшими натяжками можно было отнести к разряду «истребителей» (52, стр. 90, 155). Самыми современными среди них были 36 голландских «Фоккеров» «Д‑21», по своим тактико-техническим характеристикам соответствовавших советским «И‑16» ранних модификаций (до «ишаков» образца 1939 г. «Фоккеры» недотягивали по всем параметрам). Ко дню прекращения боевых действий (13 марта 1940 г.) из-за границы в Финляндию поступило и было введено в строй 130 боевых самолетов, в то время как безвозвратные потери финской авиации за все время войны составили 71 самолет (в т. ч. 36 сбито советскими истребителями и стрелками бомбардировщиков, 6 – сбиты зенитным огнем, 29 разбились в авариях) (52, стр. 158). Такое соотношение потерь и поставок позволило не только поддерживать на примерно постоянном уровне численность самолетов в боевых частях финских ВВС, но и даже увеличить ее. Так, к 1 марта 1940 г. количество относительно современных истребителей в составе боевых эскадрилий составляло уже 77 самолетов (24 «Фоккера», 25 французских «Моранов», 17 английских «Гладиаторов», 11 итальянских «Фиатов») (52, стр. 155).

Такими силами финская авиация выполнила 5 693 самолето-вылета и нанесла противнику огромные потери.

Уже 14 февраля 1940 г. начальник Главного управления ВВС Смушкевич в письме № 487821 на имя наркома обороны Ворошилова предлагал выделить «на восполнение убыли самолетов для фронта» 800 боевых самолетов (180 «ДБ‑3», 320 «СБ», 100 «И‑16», 200 «И‑153») (66, стр. 43). Безвозвратные потери советской авиации (причем потери посчитанные не по докладам финских летчиков и зенитчиков, а по рассекреченным документам советских архивов!) составили порядка 600–650 самолетов, из которых не менее половины сбито противником, а остальные потеряны в результате аварий (52, 64). Безнадежно устаревшие (вернем советским «историкам» это их любимое выражение) «Фоккеры» сбили (по финским данным) 120 самолетов советских ВВС, потеряв в воздушных боях только 10 своих истребителей (52, стр. 156, 158). В целом же при финальном соотношении численности авиационных группировок 26 к 1, соотношение боевых потерь составило 8 к 1 в пользу крохотной финской авиации!

Самолет-истребитель не является единственным противником бомбардировщика. Есть еще и зенитная артиллерия. Правда, попасть неуправляемым снарядом в самолет, летящий на большой высоте и с огромной скоростью, почти невозможно. Ничтожную вероятность попадания приходится компенсировать большим числом зенитных орудий и колоссальным расходом боеприпасов. Например, по состоянию на 22 июня 1941 г. в Советских Вооруженных силах числилось 7200 (семь тысяч двести) зенитных орудий среднего калибра (76-мм и 85-мм) и 1400 зениток малого калибра (37-мм и 40-мм) (9, стр. 353). В частности, на вооружении войск Московской зоны ПВО было 779 зенитных орудий среднего и 248 малого калибра, на вооружении войск Ленинградской зоны ПВО было 864 орудия среднего и 16 пушек малого калибра (54, 56). К началу войны были накоплено 5,03 млн зенитных выстрелов калибра 76-мм и 0,495 млн зенитных выстрелов калибра 85-мм (74, стр. 433–434). План производства боеприпасов на 1941 год, утвержденный на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 14 февраля 1941 г., предусматривал изготовление 5 млн зенитных выстрелов калибра 85-мм и 76-мм (75). Все советские и многие современные российские историки оценивают эти количества как совершенно недостаточные. Так, авторы авторитетнейшего статсборника пишут: «Красной Армии в начале войны явно не хватало зенитных средств. В результате наши войска оказывались беззащитными при ударах противника с воздуха…» (9, стр. 346)