Текст книги "Бедствие"

«Как все хорошо, лучше и быть не может», – подумал он.

В кухне стало темно, тучи закрыли солнце. Джек посмотрел на часы, висевшие на стене – было только четыре часа.

«Интересно, однако, холодно до сих пор не становится», подумал он.

Тут он выглянул в окошко над раковиной и увидел, что пошел снег. СНЕГ?! Какого черта! Банка с майонезом выпала у него из рук.

Как накатывающаяся волна, плотная стена белого, коричневого и серого цвета пронеслась позади дома и ударилась в дверь. Он услышал, как заплакал Алан, как вскрикнула Кэти, и кинулся к задней двери. Кэти снова закричала, и от этого безумного дикого крика кровь отхлынула от его лица, застыла в жилах, и он замер, содрогнувшись.

«Господи, – подумал Джек. – Что это? Что происходит?»

– Кэти! – крикнул он изо всех сил.

Он уже не видел ее, не мог он разглядеть и Алана. Они были там, на улице, захваченные этим безумием.

Надо выбираться отсюда и помочь им войти в дом!

Он почувствовал укус насекомого на шее, потом такой же на спине. Тогда он оглянулся и увидел их – это были маленькие бабочки, не больше его ногтя, они летали по холлу, залетали в кухню. Он подумал, что их здесь, наверное, уже несколько сотен.

Тут он услышал, как Кэти закричала снова – это был истерический вопль ужаса, который замер, оборвавшись на самой высокой ноте, и потом наступила тишина. Все было тихо, кроме хлопанья крыльев миллионов бабочек, которое доносилось до его ушей через открытое окно, и еще он слышал страшные крики людей отовсюду. Джеком овладел страх, но он еще раз подумал, что надо выйти на улицу. Он пойдет за ними и спасет их. Но он знал, что, выйдя из дома, будет тут же подвергнут жуткой пытке. Он повторял себе снова и снова, что это дело одной секунды, надо только угадать, в какой они части двора, и сразу же броситься к ним.

Наступившая тишина была неожиданной и оглушающей, как страшный рев. Стоя у двери и ухватившись вспотевшей рукой за дверную ручку, он понял, что никогда больше не увидит их. Крик прекратился, а вместе с ним пропало и направление, куда ему надо было бежать. В исступлении и отчаянии он звал ее бесконечное число раз, все еще надеясь, что Кэти услышит его и найдет дорогу к дому. Но надежды уже не было. Она никогда не найдет его, и он боялся подумать о том, что же найдет ОН. Джек отбросил эту мысль, отложив ее на более позднее время, когда это дикое безумие перестанет жалить его сердце и мозг.

Он чувствовал укусы снова и снова, они участились и стали более болезненными, и тогда он осознал, что его собственная жизнь находится в опасности. Изо всей силы он ударил спиной в дверь черного хода, и она захлопнулась. Теперь его начали кусать в ноги, и Он почувствовал сильное жжение на шее, там, где был первый укус.

Смахивая насекомых с одежды, он закрыл оба окна на кухне. Затем побежал к раковине, нагнулся и раскрыл маленький шкафчик, найдя там то, что ему было нужно – распылитель с ядом для насекомых.

Он лег на пол и стал кататься, будто на нем горела одежда, давя при этом десятки бабочек, сидевших у него на спине и ногах.

Потом он затаил дыхание и нажал на колпачок распылителя, а они, в это время продолжали спускаться на него, как крошечные крылатые акулы.

Однако яд на них не действовал.

И вот тогда Джек испугался по-настоящему.

Он вскочил на ноги и бросился в холл. Здесь было немного лучше – не так много проклятых мотыльков, хотя летали они довольно плотной массой. Сколько же окон в этом доме и сколько из них Кэти (Кэти, милая Кэти, была ли она... могла ли она быть еще... живой?) оставила открытыми? Окна, окна, окна!

В гостиной – три открытых окна. Он бил бабочек на ходу, стараясь раздавить как можно больше крошечных телец. Еще несколько шагов – и окна закрыты, несколько бабочек бились о мелкую решетку, пытаясь прорваться внутрь. «Теперь в столовую», – подумал он.

Укусы в спину возобновились, и Джек понял, что ему нужно будет найти в доме безопасное место после того, как он закроет все окна. Но это потом. А пока он должен закрывать окна и постараться остановить их нападение, насколько это возможно.

Он взбежал вверх по лестнице к спальням, не обращая внимания на старинную вазу, которую случайно разбил по дороге, не замечая вырванной с корнем от резкого движения дверной ручки в спальне Алана. Бабочки роем летали в его спальне, а Алан... Боже! АЛАН!

«Сейчас нет времени думать об этом, – решил Джек. Сначала надо сделать дом безопасным, а думать обо всем после. Работай, чтобы выжить, а потом уж будешь жалеть себя».

Выйдя из комнаты, он закрыл за собой дверь. Надо закрывать все двери! Закрыть спальни – более простое решение и гораздо более безопасное.

Двери захлопывались в коридоре одна за другой.

Глупо! Это не делает дом безопасным – остается общий холл. Он понял, что ему все же придется заходить в комнаты.

– Что вы за чудовище?! – закричал он на летающих насекомых.

Они стали садиться на его лицо.

Джек давил их быстрыми движениями, но они садились снова и снова! Они кусали его и в ноги, и когда он посмотрел на свои брюки, ему стало дурно: там, где сидела каждая из сотен бабочек, была выжжена маленькая дырочка в ткани, и через нее просвечивало голое тело.

Он исступленно давил пушистые тельца ладонями, размазывая их в липкую кашу на икрах и бедрах. Потом снова лег на пол, надеясь раздавить тех, которые сидели у него на спине, катаясь по персидскому ковру, чем испортил его навсегда. Кэти бы ничего ему за это не сделала...

Он катался из стороны в сторону, чувствуя своим телом ворсистый ковер и на нем скользких раздавленных мотыльков. Они опускались на него сверху, как бумажные пикирующие бомбардировщики, как камикадзе, которых он видел в кино, поражая его во все доступные им места.

Джек яростно отмахивался от них, как только они садились на него. Но они продолжали нападать с боков, сверху и со стороны ног.

Пол уже не спасал его. Надо вставать и убегать, но куда? Боль пульсировала во всем теле, как удары электрического тока, колола и жалила его, и он больше не мог ее выдерживать.

Насекомые яростно собирались гнездиться на нем, он был в этом уверен. Ни в одном месте дома их не было так много, как здесь. С ужасом Джек вспомнил те несколько последних минут перед самым нападением бабочек. Откуда они взялись? Как это могло случиться?

Ему становилось хуже. Нужно было срочно что-то предпринимать, но только что?

Одна комната! Он закроется в какой-нибудь одной комнате, и там спасется. Телефон стоял в их спальне, но там он не закрыл окна. Не успел.

Однако ему показалось, что это будет лучшим выходом.

Джек повернул налево, схватил край коврика, потом перекатился на правую сторону и взялся второй рукой за другой край. Это было защитой – не очень хорошей, но все же лучше, чем ничего. В таком положении ему было чертовски трудно вставать, но все же ему это удалось. У него не оставалось выбора. Накрывшись ковриком, он побежал в спальню, наклонив голову, чтобы хоть немного защитить этим свое лицо.

Перед дверью в комнату стоял небольшой книжный шкаф, на котором лежала запечатанная пластинка, только что присланная из музыкального клуба. Вот это подойдет. Он сбросил коврик, тут же почувствовал, как они снова вцепились в обнажающуюся спину, схватил пластинку и распахнул дверь.

Казалось, что воздух двинулся ему навстречу, когда он вошел в заполненную мотыльками спальню. Размахивая пластинкой из стороны в сторону, он прошел к окнам. Оба окна были широко раскрыты, но, к счастью, на них были жалюзи. Джек захлопнул окна. Потом побежал назад и закрыл дверь.

Бросившись к огромной кровати, он сорвал с нее покрывало и подоткнул его под дверь, мучаясь от постоянных уколов в руки, ноги, спину и лицо. Когда покрывало закрыло щель под дверью, он начал давить бабочек, сидевших на нем.

Он сильно ослаб, но не мог понять, почему.

Когда же он увидел красные пятна от раздавленных коричнево-белых тел с серыми крыльями, то понял, что от укусов теряет много крови.

Надо покончить с ними сейчас же, пока у него есть еще силы, а потом вызвать помощь.

Если, конечно, помощь вообще можно будет вызвать.

Дырочки на пластмассовых жалюзи, которых раньше не было, сильно обеспокоили его. Если они могли прорваться сквозь них, то, может быть, они справятся и со стеклом? Хотя их тела были не настолько сильными, чтобы пробить его.

Схватив пластинку, которую он бросил на пол, Джек стал яростно давить бабочек, сидевших на стенах, на полу, на кровати и на нем самом. Он все больше уставал и не знал, сколько времени еще может сопротивляться:

Внезапно он вспомнил о наборе гантелей и книжке с инструкциями по занятиям с ними, которые теперь лежали в подвале. Он бросил заниматься через три недели и теперь пожалел, что перестал соблюдать режим и забросил тренировки.

И все же он замечал, их стало меньше – всего несколько тысяч или несколько сотен. Он не мог сказать точнее, сколько этих проклятых тварей находится с ним в комнате.

Одна из бабочек залетела ему в ухо, и он сильно перепугался, не ожидая такого нападения. Невольно вскрикнув от боли и страха, он на секунду открыл рот, и несколько бабочек залетели ему в горло, и он чуть не задохнулся, пока выплевывал их.

Забыв обо всем на свете, Джек бросился очищать комнату. Ему показалось, что прошло уже несколько часов, но зато их стало значительно меньше. Он осознал это, когда заметил, что теперь ему приходится гоняться за каждой оставшейся. Наконец он тяжело опустился на кровать, вдыхая отвратительный запах мертвых мотыльков, и стал ждать, когда последние оставшиеся в живых сядут на него.

«Пока я жду, можно позвонить», – подумал он, снял трубку, поднес ее к уху" но гудков не было

Телефон молчал.

3

По длинной тропинке Кэрол Баннер пошла вверх к своему дому. Некоторое время она стояла перед входом, держась рукой за огромную медную ручку и чувствуя, что ее грубо отвергли. Она повернулась назад, наблюдая, как Джек направляется домой с Аланом на плечах. Она горестно вздохнула, подумав о том, как приятно было бы иметь такого ребенка, как Алан, и такого мужа, как Джек. Кэти была счастливой, и Кэрол спросила себя, осознает ли Кэти, насколько она счастлива? Но Кэрол сделала свой выбор много лет назад – либо карьера, либо семья, и только теперь подумала, что, может быть, она смогла бы иметь и то и другое.

Да, она ошиблась, послушавшись Макса, своего менеджера. Он говорил так гладко, так убедительно, что она отвергла предложение молодого человека, которого действительно любила и который сделал бы все, чтобы не помешать ее карьере. Но с тех пор прошли годы, и Крэг нашел кого-то еще, женился, и теперь у него была своя семья.

А ведь она могла бы поступить по-своему: прислушаться к голосу своего сердца, а не своего менеджера.

Кэрол открыла дверь и вошла в дом.

У нее было много чего показать в доме: дорогие вещи, ценные картины и скульптуры – обстановка стоила почти столько же, сколько и сам дом. Но в нем не было теплоты, и она не чувствовала, что это был действительно ДОМ. Войдя через центральный вход, Кэрол подумала, что сможет переждать бурю в комфорте, в комнате с кондиционерами, и при этом включить отопление.

Она поднялась по лестнице, покрытой роскошными коврами, скользя рукой по гладкой поверхности тяжелых махогоновых поручней и бросая взгляды на громадные картины, развешанные по обе стороны лестницы. Сначала эти шедевры заставляли ее чувствовать, что она живет в музее, но постепенно она привыкла к ним и просто перестала их замечать.

Кэрол закрыла окна в бывшем кабинете, превращенном теперь в спальню, в двух других никому не нужных спальнях, в своей спальне и в комнате для шитья. Стоя в этой комнате и глядя на швейную машинку в углу, которую так ни разу и не использовали, она подумала, как это было наивно, когда она сообщила художнику по интерьерам, что хочет иметь в своем доме комнату для шитья. Что она собиралась шить? Одежду для себя? Платья, которые надевала бы в Лас-Вегасе? Или, может быть, вечернее платье, в котором она появится на телевидении? Кэрол улыбнулась и представила себе такую сцену:

«Какое прекрасное платье, Кэрол». – «Спасибо, Джонни. Я сшила его сама вот по этой выкройке»... – И миллионы телезрителей смотрят на нее с восхищением и недоверием.

Она спустилась вниз, чтобы закрыть окна и там. Когда с этим было покончено, Кэрол вернулась в гостиную и нажала кнопку на краю стола. Мягкая тихая музыка полилась и заполнила комнату, вытесняя из головы ненужные грустные мысли. Она сняла туфли и на минуту расслабилась в кресле, приготавливаясь переждать ненастье. У понедельник ей нужно было лететь в Нью-Йорк для очередной поездки по стране, чтобы сделать рекламу своей новой пластинки. Как будто она нуждалась в рекламе! Неделя на прилавках магазинов – и диск станет почти золотым. Макс хотел, чтобы она выехала в пятницу, но Кэрол уговорила его отложить ее первое выступление до понедельника, чтобы пару дней отдохнуть на севере от назойливых репортеров, фотографов и поклонников.

Кэрол ненавидела бури, а та, которая надвигалась сейчас, похоже, должна была быть очень сильной. Небо стало совсем черным – гораздо темнее, чем при обычной грозе в этой местности. Обычно, когда Кэрол была одна и начиналась гроза, она звонила кому-нибудь по телефону, чаще всего Максу, и разговаривала до тех пор, пока дождь не пройдет. Этот непонятный страх у нее был с детства: однажды родители оставили е° одну, уехав по какому-то срочному и неотложному делу, и в это время пошел дождь. Ей стало страшно, и она позвонила матери своей подружки, плача в телефон и боясь даже услышать слова с другого конца провода. Но она услышала голос, успокаивающий ее, и этого оказалось достаточно. Когда ее родители вернулись домой, они еле отыскали свою дочь. Чисто случайно они заметили телефонный провод, который тянулся в туалет. Кэрол сидела там, сжавшись в комок от страха, дрожала и прижимала к себе телефонную трубку.

Снаружи стало еще темнее, и она подумала, что сейчас самое время кому-нибудь позвонить. Ей нужно было обсудить с Максом последние детали, и это было вполне достаточным поводом для звонка. Кэрол дотянулась до телефона и набрала номер.

Рабочий, который приходил устанавливать телефон, удивился, Когда узнал, что аппараты должны быть поставлены во всех комнатах. Он даже спросил, не произошла ли здесь какая-нибудь ошибка. Когда Кэрол ответила, что никакой ошибки нет, он сделал свою работу быстро и тихо, и ей показалось, что он хочет как можно скорее выбраться из этого дома.

Телефон прозвонил несколько раз, а потом затих. Кэрол подумала, что она просто не слышит гудки, и сильнее прижала трубку к уху, но трубка молчала. Она повесила ее (пусть повисит немного на своем месте), а потом подняла опять. Но поднеся ее к уху, она сразу же поняла, что что-то случилось. Телефон не работал.

Проклятье. Именно этого ей сейчас и не хватало!

А темнота все сгущалась, тени от деревьев в саду исчезли. Кэрол увидела, как что-то метнулось за окнами, а потом пошел снег – совершенно горизонтально. Горизонтально? Это еще что такое? Это же невозможно!

Она встала и подошла к окну. За то время, которое понадобилось ей, чтобы вылезти из глубокого кресла и подойти к окнам, воздух на улице наполнился хлопьями – белыми, коричневыми, серыми – так густо, что она уже не могла разглядеть своего двора. И эти хлопья двигались. Когда они приблизились к стеклу, Кэрол увидела, что это были бабочки. Бабочки?! Хотя это было совершенно нелепо, но все же более вероятно, чем горизонтальный снегопад. «Горизонтальный снегопад», – подумала она и постаралась представить его себе. Может быть, в буран. При очень сильном ветре может показаться, что снег падает сбоку, хотя всегда должен быть хоть небольшой наклон вниз.

Но, что бы там ни было, внутри она по крайней мере была в безопасности, не то, что ее машина во дворе. Ведь они покроют ее полностью и могут повредить лак. Конечно, она может купить себе новую машину или отремонтировать эту, но все равно это было непростительно. Она должна была поставить ее в гараж, когда вернулась после дел вчера вечером. Но представив, как эти бабочки забираются ей в волосы, ползают по ее одежде, Кэрол подумала, что уж лучше пусть пропадает лак на машине. Пусть лучше пострадает машина, чем она сама.

Отчаянный крик донесся до ее ушей, и дрожь пробежала по спине. Крик шел со стороны соседнего дома, в котором жили Кэти и Джек, точнее, с их двора. Кэрол с трудом сглотнула и, глубоко дыша, вышла из гостиной. Она быстро вернулась в кухню, утопая босыми ногами в пушистых шерстяных коврах. Никогда в жизни она не слышала ничего подобного – такого жуткого, истошного и надрывного крика.

Но не успела она дойти до черного хода, как услышала громкий плач ребенка, а потом то, что показалось ей совсем уж невероятным – дикий вопль, еще более исступленный и страшный, чем первый, который оборвался посередине.

Кэрол побледнела, представив себе, что могло произойти. И все же она знала, что даже самое страшное, что она могла вообразить себе, было только наполовину так жутко, как то, что случилось на самом деле там, снаружи. Она знала это, ощущала всем своим существом, хотя и не могла разглядеть ничего снаружи. Никто еще не выживал после такого крика.

И ребенок Джека, и Кэти тоже были там.

А Джек? Может быть, он тоже с ними на улице. Она надеялась и молилась, чтобы его там не было. «В конце концов неважно, что произошло с ними, – подумала она. Главное, что я в доме, в безопасности и уюте».

Она не была близка с Джеком, хотя давно уже делала отчаянные попытки сблизиться с ним. Но при этом она никогда не желала зла Кэти.

Внезапно Кэрол почувствовала, что вся дрожит, и зябко поежилась. Снаружи ничего не было видно, кроме плотной стены трепещущих крыльев и телец, пытающихся пробиться через мелкую сетку на окнах. «Слава Богу, что я закрыла окна и включила кондиционер», – подумала Кэрол, и вдруг заметила, что звук работающего кондиционера изменился. Ровное гудение сменилось на напряженное рычание. Она посмотрела вверх на отдушины и увидела, что мелкие хлопья спускаются через металлическую решетку в потолке. С ужасом Кэрол осознала, что это были за хлопья. Но тут же напряженное рычание прекратилось, и дом погрузился в полную тишину.

Она знала, что случилось – бабочки попали во входной клапан кондиционера и забили его. Знала она также и то, что через несколько мгновений по воздуховодам они проникнут в дом. Ей надо было закрыть отдушины, но они были слишком высоко и слишком во многих комнатах. Может быть, если она просто отключит систему, входные отдушины закроются автоматически?

Бросившись в переднюю, Кэрол заметила, что несколько бабочек уже внутри и порхают по холлу, подбираясь к ней. Она вскрикнула и в ужасе замахала руками. Потом добралась до кнопки выключателя, нажала ее и повернулась к холлу. Бабочки были уже в доме, хотя и не в таком количестве, как на улице.

Но все же они летали сотнями и каждая из них пыталась сесть на нее. Привычно набрав в тренированные легкие побольше воздуха, она изо всех сил закричала.

Бабочки стали садиться на ее руки и грудь, она брезгливо стряхивала их, с отвращением чувствуя под пальцами смятые тельца. Потом бросилась к двери, ведущей в подвал, в надежде убежать от ужаса, преследующего ее в холле. Внизу был запас еды, телефон и небольшая кухня – она смогла бы оставаться в подвале до тех пор, пока они не покинут дом, а когда станет безопасно выходить на улицу, она наконец сможет выбраться из этого Богом забытого поместья Стоул.

Кэрол рывком открыла дверь и сбежала вниз по лестнице, не забыв закрыть дверь за собой. Внизу их было меньше, и она подумала, что здесь ей будет намного легче.

Она посмотрела на свои руки, на нежную, почти прозрачную кожу, которую любила даже больше, чем Крэга: руки занимали в ее карьере такое же место, как и голос. К своему ужасу Кэрол обнаружила, что руки ее исколоты и кровоточат. Пройдет несколько недель, прежде чем она снова сможет появиться на сцене.

Появиться на сцене? О чем она думает – появиться на сцене! Ей еще повезет, если она вообще выберется отсюда живой.

Нет. Она выберется отсюда. Она должна выбраться. В конце концов, ее обязывало уже то, что она была Кэрол Баннер – знаменитая певица, звезда экрана и сцены.

У нее были поклонники, обожатели и люди, которым она давала работу и платила.

Она подождет, пока стемнеет, пока бабочки улетят или заснут (а спят ли вообще бабочки?), а потом сядет в машину и уедет из этого проклятого места. Да. Это она и сделает: дождется темноты и уедет.

Кэрол беззвучно засмеялась и слегка притронулась к своей кровоточащей коже краями кофточки.

Но тут же перестала смеяться и тихо заплакала.