Текст книги "Журнал «Рассказы». Шаг в бездну"

…И свечки в них…

Остаться с семьей… Господи! Да это уже не ее семья! Очнись, Ольга! Это морок! Бездна, темная и беспощадная. Ты хочешь остаться с ними?

Синхронно поднялись три пары рук и потянулись к Ольге.

– Не бойся, мама, мы просто обнимем тебя…

Она не поняла, кто из них троих произнес это: огоньки пламени дрожали и колыхались на всех свечках. У ног вертелась кошка, вместо мордочки у нее тоже была дыра…

Ольга взглянула на окно. Времени для размышлений не было. Она вскочила на подоконник, выбила ногой стекло и, как птица-подранок, полетела на присыпанную снегом землю – в тот самый миг, как громыхнул взрыв и полыхнуло в чреве дома.

Ольга поднялась, побежала к калитке. Но ноги не слушались. Она остановилась на полпути и оглянулась. За ее спиной уже бесновалось пламя, накрывая рыжими волнами все вокруг.

Она понимала, что смотрит на родной дом в последний раз. Но жалости не было. Лишь какая-то невероятная легкость и другое – совсем другое – дыхание.

И тут она заметила Таврика. Он выпрыгнул в окно, подбежал к ней, потом повернул назад. И снова к ней. Ольга молча смотрела на него, но не звала: он должен был выбрать сам. Его желтые глаза с отсветом пламени на черных зрачках напомнили ей лица-дыры со свечками – то, что память навсегда оставит ей как последнее воспоминание об ушедшей семье. Пес постоял секунду рядом с хозяйкой и метнулся к горящему дому. Миг – и он уже исчез в окне.

Ольга подняла голову к небу. Последнее, что она увидела, была их огромная старая береза, стремительно несущаяся ей в лицо.

Ольга закрыла глаза.

* * *

Ольга открыла глаза.

Медузий свет многоглазой лампы залил мозг. Нестерпимо хотелось пить. Назойливый писк откуда-то сбоку заставил ее повернуть голову: квадрат монитора, зеленая диаграмма на черном экране, трубки…

– Очнулась, – расплылась в улыбке реанимационная сестра и крикнула доктора.

– Я жива? – прошептала Ольга, но ответ ей был уже не нужен.

«Я жива». Такси остановилось возле знакомой калитки. Ольга расплатилась и вышла из машины.

Шла медленно, перебинтованной рукой опираясь на палку. Толкнула калитку, хотя смысла в этом не было: забор лежал на земле. Подойдя к выжженному скелету дома, Ольга постояла, посмотрела на черные сиротливые столбы веранды. Чувств не было. Все обожжено. И тело, и душа.

Ольга крепче сжала палку и уже хотела уйти, но вдруг повернулась к остаткам ввалившихся ступенек, придавленных обгорелой упавшей березой, наклонилась и подняла нижнюю обугленную доску.

Маленький значок с лыжником, не съеденный беспощадным огнем, блеснул на солнце. Ольга взяла его в ладонь. И почувствовала, что жива по-настоящему.

Артем Сидоров Птицы, которые не прилетают

15 марта, 2517 г.

Запись первая.

Поверить не могу, что взаправду занялся этой бредятиной! Серьезно, какого черта я должен вести дневник? Почему не Макс, или Эрни, или тот дерганый придурок из сектора гидропоники? Ставлю банку шоколадного концентрата, он на чем-то торчит! Вырастил себе какую-то инопланетную дурь и смолит ее на пару с…

Ай, да пошли они все.

Меня зовут Александр Харпус, мне пятьдесят семь лет. Вот уже год, как я работаю на станции сверхдальнего расположения «Катунда». Мы находимся… признаться, я давно перестал следить. Я врач, а не штурман, в конце концов! Где-то на орбите Гаргантюа.

Неделю назад Анжелика всучила мне это приложение и велела каждый день записывать свои мысли. Почему психолог имеет право отдавать мне приказы? Какое отношение она вообще имеет к медицине?!

Она считает, что у меня… Черт, да я даже не запомнил, как это называется. Тревожно-что-то там с параноидальным компонентом, а еще какая-то чушь с ворчливыми наклонностями.

Ворчливыми, мать его, наклонностями.

Когда я подписывал контракт в Центре Распределения, я допускал, что нам впарят рухлядь вместо аппаратуры. Что пожадничают на снабжении, что излучение Гаргантюа разъест щиты и мы все умрем от рака, или нас атакуют враждебные организмы, как это было год назад с теми парнями на Каэрре.

Вот только вместо этого я лечу посреди космоса в битком набитой идиотами консервной банке. Не экипаж, а цирк уродов! Гамальен из инженерного по ночам орет, ко мне аж через три этажа долетает. Сандра из логистики разве что с робоповаром не потрахалась – хотя наверняка пыталась. Николай из охраны… Я даже не уверен, что он живой. По-моему, кто-то просто перетаскивает воняющее перегаром тело из угла в угол.

И остальной зоопарк – сто восемь человек на одну «Катунду». Научники каждую неделю изобретают очередную «гениальную» гипотезу об огненных штормах Гаргантюа. Безопасники с третьей попытки выговаривают название планеты, а техники и вовсе считают, что Гаргантюа пышет огнем, когда не в настроении.

Конечно, за годы изоляции и не в такое поверишь. Но порой мне кажется, что Центр выкидывает сюда самых-пресамых отбитых сотрудников, чтобы работать не мешали.

И Анжелика считает, что это у меня проблемы с головой! Пха! Предложил ей пожить в моей каморке, послушать вопли снизу – не хочет ведь. Да она сама такая же.

Ладно.

По крайней мере, я могу просто надиктовывать эти записи планшету, программа неплохо распознает речь. Терпеть не могу печатать. Почему кто-то до сих пор печатает в 2517 году?..

Поковыряться бы в коде, отрубить этический фильтр. Выходило бы вдвое короче и в десять раз доходчивее.

В общем, служу здесь врачом. Мультидоктор, вот как это сейчас называется. А на самом деле все проще – для полноценного медблока на станции нет места. Поэтому вместо хирургии, терапии и ксенозала на «Катунде» есть я, операционная с робоассистентом, несколько палат, холодильная камера и Лара.

Лара – это медсестра. Она ничего.

* * *

18 марта.

Запись вторая.

Анжелика разворчалась, что я ничего не записываю. Надеялся, что она забыла, но куда там. Похоже, бредни седеющего доктора ей интереснее, чем ботаник-торчок, попытавшийся сегодня выпрыгнуть в иллюминатор. И куда капитан смотрит?..

Навалилось работы, вчера притащили Хяо Кальвадеса из инженерного. У них там что-то закоротило, и парнишка получил такой разряд, что даже комбез не выдержал. Кое-как удалось его стабилизировать, но из комы пока не вышел. Хорошо, что ребята быстро заметили тело.

Подключил Кальвадеса к мониторам, наблюдаю. Надеюсь, мозг не пострадал, – на «Катунде» и так дураков хватает. Ожоги у него, конечно, – мое почтение, но ничего, мы залили их регенерином, через пару дней будет как новенький.

Техники у нас грубоватые, но вроде толковые. Мы куда-то летим, куски обшивки не отваливаются – выходит, знают свое дело, хоть и пьют без продыху. Ну… правда ведь? Это же как-то так работает?

Ничего, через полгода у них закончится алкогольный концентрат. Еще не смекнули, что надо растягивать. Эх, молодежь! Это новая смена, мы вместе прилетели. Разве что дремучие они какие-то. Говорят, некоторые даже не знают, почему мы вертимся вокруг рыжей планеты. Зато как проводку подлатать – милости просим.

Впрочем, особо думать им и не надо. На то офицеры есть. Все сложные настройки на них.

Лара всю ночь пробегала вокруг узкоглазого. То простынь подоткнет, то кардиограмму высчитывает, то лоб ему обтирать возьмется. И чего она? Когда Саиду лазером спалило руку, он неделю ныл, как тяжело таскать регенбанку на культе. Так ведь Лара пальцем не пошевелила помочь мужику. Одной рукой не больно-то разденешься для осмотра… А уж Кальвадес стабилен, как пульс покойника. И не жалуется. Чего ей не сидится?..

Предчувствие, говорит. Пф…

Женщины странные.

В медблоке не продохнуть от техников – за сегодня дважды приходили всей бригадой, проверяли, как там азиат. Принесли мандариновый концентрат. Так и не смог объяснить, что Кальвадес питается через зонд и я не могу просто взять и залить туда оранжевую жижу. Не поверили.

Так что сегодня у меня мандариновый ужин. Вкуснотища.

* * *

20 марта.

Запись третья.

Господи, наконец здесь стало потише.

Я запер гермодверь, но работяги уже битый час колотят снаружи, как орава горилл. Перевел все на ручное управление, чтобы не смогли открыть удаленно. Наверняка у них есть доступ к системе блокировки.

Ларе выдал две капсулы снотворного и отправил отдыхать. Под эти вопли так просто не уснешь, а до жилого сектора ей пока не добраться. Хорошо, что девчонка не против спать через стенку от операционной с мертвецом. Попозже перетащим его в холодильник.

Ах да, собственно, об этом. Кальвадес умер вчера после ужина. Показатели резко ухудшились, началась аритмия, затем фибрилляция, я попытался его стабилизировать, но толком ничего не вышло. Видимо, разряд все-таки повредил синусовый узел в предсердии… У него не было шансов с моей аппаратурой. Здесь нужен целый кардиоблок.

Прискорбно. За год моей службы на «Катунде» это первый погибший. И хотя станция существует больше сотни лет, смертность здесь невелика. Какая-никакая связь с Центром у нас все же есть, и пусть до них год полета, но разве это проблема для старика в криокапсуле? Пенсионеров отправляют домой – от них все равно не много толку.

Хорошо, что мой контракт всего на десять лет. Не хотел бы состариться в этой дыре.

Так вот, смерть Кальвадеса – это полбеды. Когда реанимация не увенчалась успехом, я сообщил капитану, а он за каким-то чертом объявил по громкой связи. В мой блок сразу набежала толпа, даже Николай приковылял. Я пытался вытолкать их, но куда там! Да и капитан велел допустить экипаж к телу. У меня что тут, зал прощания?

В общем, пришлось отпереть операционную. Пока ругался с ними, минут десять прошло. Я ничего не делал, кроме стандартных протоколов, никаких других инъекций или чего-то подобного… Да я даже не заходил туда после констатации!

Но когда мы подошли к трупу, Кальвадес улыбался нам во все свои девятнадцать зубов! Нет, он не ожил, конечно, – уже трупными пятнами пошел. Как будто какой-то шутник растянул его губы в довольном оскале да прицепил скотчем. Вот только никакого скотча не было! Он просто улыбался. Словно услышал перед смертью хорошую шутку.

Дьявол, я понятия не имею, что это такое! Не говоря уж о том, чего мне стоило убедить в этом капитана! Кальвадес не приходил в себя! После реанимации я снимал с него дыхательную маску, улыбки не было!

До сих пор лежит там и скалится – только что проверил. Мышцы лица так и окоченели. Кривая какая-то улыбка. Уродливая даже… Мурашки по коже.

А уж когда народ его увидел… такой шум поднялся! Ругань, слезы, истерики! Какой-то амбал собрался начистить мне морду – к счастью, обошлось. В конце концов капитан согласился списать все на агонию и разогнал народ. Но это никакая не агония, это… черт знает.

Все разбрелись по секторам, ночью тело кремируют и сбросят пепел в атмосферу Гаргантюа. В ближайшие годы шаттлов в Центр не планируется, хранить его никто не будет. Все честно, так прописано в наших договорах.

Если, конечно, неуравновешенные бабуины из инженерного позволят нам вынести труп. Они устроили настоящую свалку возле двери. Решили, что я – лжец, что Кальвадес приходил в себя, но я «вколол ему какую-то дрянь» и прикончил парня.

Заняться мне, что ли, нечем?!

Я его и не знал толком. Никогда особо не общался с техниками, они же сплошь запойные работяги в дырявых комбезах. Им бы лес рубить на колонизаторских базах, а не «Катунду» ремонтировать. Мат через слово, я даже не понимаю, что эти придурки орут за гермодверью. Если прислушаться…

«Доктор Харпус – людоед»?! Что за…

Ох. К черту их. Побуянят и разойдутся. Когда все уляжется, потребую от капитана повышения довольствия. Я не указывал стрессоустойчивость в своем резюме.

* * *

22 марта.

Запись четвертая.

Только что капитан сбросил пепел Кальвадеса в атмосферу. Я не пошел на смотровую площадку, наблюдал с монитора. Не горю желанием встречаться с обезьянами из инженерного.

Они, конечно, извинились, а потом и вовсе переключились на руководство. Мол, азиат на Земле верил в какую-то чушь, согласно которой после смерти его нельзя сжигать.

Сбросить тело одним куском? Да пожалуйста. Топливо сэкономим.

Но нет. По правилам следует поместить покойника на высокий утес, чтобы птицы склевали его тело, и тогда он сможет переродиться. Иначе, мол, душа останется блуждать среди живых.

Проклятые идиоты. Откуда птицы на орбите Гаргантюа?! Даже на самой планете их не водится. Там вообще нет живых существ, только фонящая лава, горы и ураганы размером с Гренландию. Если что-то в этом месте ухитрилось отрастить себе крылья и размахивает ими, я не хотел бы встречаться с этой тварью даже после смерти.

И вообще, у нас есть правила, черт побери. Капитан в конце концов разогнал дураков, да и безопасники немного помогли. И поделом, давно пора было напомнить им, кто тут главный! Как с ума посходили – высокооплачиваемые специалисты, а ведут себя как троглодиты с планеты Дзык. Залезу-ка я на досуге в их личные дела, откуда они вообще у нас такие? Эх, где те времена, когда в космос брали только с высшим образованием…

Вот уж теперь у Анжелики привалит работы! Опять приставала ко мне с этим дневником. Оказывается, я недостаточно рефлексирую, мало сплю и плохо питаюсь. Она все проверила по датчикам в моей спальне. А еще мне нужно перестать ругаться с Ларой и начать ходить в тренажерный зал два раза в неделю. Живот якобы не красит мужчину.

И у кого из нас ворчливые наклонности?

* * *

13 апреля.

Запись… пятая? Не помню.

В свете последних событий решил вернуться к дневнику. Пожалуй, мне стоит фиксировать происходящее, если Центр будет проводить расследование. Намечается какое-то дерьмо.

Не прошло и месяца после случая с Кальвадесом, как у нас новый труп. Теперь Сандра. Эрни, из безопасников, ее очередной хахаль, забил девушку табуреткой. Накурился кислотной дряни в секторе гидропоники, приревновал к какому-то хмырю, забежал в жилой отсек и превратил череп девчонки в кашу. Господи, я такого с университета не видел. Все, что выше носа, – настоящее месиво.

В его крови нашли пять различных наркотиков. Пять! Я же отправлял рапорт на ботаников, почему капитан… Он что, решил, что они просто смолят косячки под синтетическую музыку?! Нет, я все понимаю, мы все далеко от дома, но рано или поздно этим бы все и закончилось.

Теперь весь экипаж загнали ко мне на анализы. Ботаники тут же набились в тренажерку, чтобы как следует пропотеть, пока ждут своей очереди. Кажется, у некоторых даже получилось.

И все еще треть нашего экипажа – наркоманы. С ума сойти. Не представляю, что капитан будет с этим делать. И с Эрни, который уже сутки сидит в изоляторе. Неужели выделит ему капсулу в Центр?!

А еще… Говорят, беда не приходит одна. Теперь я в это верю.

На крики Сандры сбежался весь жилой сектор. Если бы не запертая дверь, она могла бы остаться в живых. Когда комнату вскрыли, кровь еще текла по ковру.

Конечно, о реанимации не могло быть и речи – даже лучшие хирурги Центра не восстановят такие повреждения. И она умерла там, на глазах половины экипажа, среди ошметков мозга и битой посуды. Сколько же там было битой посуды…

А потом она улыбнулась.

Волею случая я оказался в том коридоре. Иначе бы не поверил. Ее лицо… Не прошло и пяти минут, как губы изогнулись в кривой ухмылке! Дьявол, у девчонки не было половины головы, а она скалилась, как будто смеялась над нашими выпученными глазами!

Тогда Эрни и тронулся умом. До сих пор то рыдает, то хохочет на весь коридор. Даже техники сторонятся изолятора.

Представить не могу, что это такое. Сперва Кальвадес, теперь Сандра. Мозг азиата мог быть поврежден разрядом, что привело к парадоксальной агонии. Но мозг девушки был поврежден табуреткой! Он разлетелся по всей комнате, импульсу просто негде было зародиться!

Еще и капитан требует экспертизу. Среди команды уже ползут слухи. Говорят, излучение Гаргантюа пробило щиты и мы медленно мутируем в этой консервной банке. Говорят, в реакторе подтравливают охладители и газ вызывает коллективные галлюцинации. Говорят, беспокойный дух Кальвадеса бродит по станции и сводит людей с ума, – это техники, конечно.

Бред, бред, сплошной бред. Должно быть какое-то рациональное объяснение. Почему мертвецы улыбаются? Почему через пять минут – не час, не сутки? Что изменяется в организме за это время?

Вскрытие проводить отказался. Я даже не знаю, где искать. И это месиво вместо лица… брр-р! Даже для меня это слишком.

Попробую отбрехаться терминологией. Спазм мимической мускулатуры, вызванный, хм-м… повреждением черепных нервов. Сойдет. Других врачей в экипаже нет, никто не поймет, какая это чушь. Да и улыбкой этот оскал можно назвать лишь с натяжкой.

Пока я диктую эту запись, тело Сандры сжигают в инженерном секторе. Пепел выбросят в атмосферу, навстречу рыжим штормам Гаргантюа. Планета сегодня особенно яркая, будто радуется новой жертве. Держу пари, она с удовольствием пожрала бы нас всех…

Нет, нет, что за чушь я несу. Я же врач, а не суеверная мартышка в комбезе!

Я просто устал. Бахну ликерный концентрат и на боковую. Анжелика права, мне стоит больше спать.

* * *

15 апреля.

Запись… да неважно.

С самого утра барахлит электричество, даже чаю не вскипятить. Опять что-то закоротило, и мы с Ларой весь день сидим при аварийном освещении. Хорошо, что сегодня нет пациентов.

Всё из-за дегенератов в дырявых комбезах. Они устроили забастовку! Заперлись в своем отсеке и отказываются обслуживать станцию, пока капитан не согласится на их условия.

Повышенные пайки? Короткий рабочий день? Если бы.

Вырожденцы требуют, чтобы мы изгнали дух Кальвадеса. Они уверены, что мертвый парнишка бродит по станции. Это он свел с ума Эрни, он играл с телом Сандры, а теперь поселился в стенах и грызет провода.

Они даже придумали какой-то ритуал по мотивам допотопных суеверий азиата. И ладно бы порисовать знаки на стенах или там свечку зажечь – я готов поделиться ректальными.

Но макаки требуют жертву! Кальвадес, мол, не исчезнет, пока не найдет себе вместилище. Тело это должно быть похоронено по обычаю его народа, и лишь тогда мятежный призрак сможет обрести покой.

Как же это сделать, если в космосе нет птиц? Очень просто – прицепить труп к обшивке станции. Какая-нибудь да пролетит.

Я тоже сперва не поверил. Полез в их личные дела и чуть не поседел окончательно. У нас весь инженерный блок из колонистов! Кальвадес был единственным землянином.

Это очень плохо. Из-за последней войны многие колонии на сотни лет были отрезаны от Земли, конечно там расцвело… всякое. Суеверия, культы, шаманизм. Тьфу.

Теперь я начинаю понимать. Эти ребята кое-как обучились в глуши, да и подали заявки в Центр. Ну куда их денешь? Собрали кучей да отправили с глаз долой. На сверхдальнюю станцию «Катунда». Что вообще могло пойти не так?..

А теперь провинциалы спелись и требуют жертву для злого духа. Как у нас станция еще не развалилась с такими гениями?

Конечно, речь не идет о человеке. Сгодится и животное, лишь бы тело оказалось свежим. Вот только единственное животное на станции – капитанская кошка. Он никогда не отдаст им малышку Мау.

Судя по скрежету, безопасники пилят гермодверь. Надеюсь, капитан загонит весь этот зоопарк в криокапсулы и отправит в Центр. Пусть пришлют нормальных специалистов.

Отвлечься бы на что-то, да никак не выбросить из головы эти мертвые улыбки. Теперь жалею, что не стал препарировать Сандру – можно было, по крайней мере, изучить лицо… потерпел бы уж как-нибудь. Тряпка.

Еще и проклятая рыба. Лара опять греет свои консервы в общей печи. Вонища на весь блок. Сто раз просил ее питаться на кухне.

* * *

16 апреля.

Стоило только заикнуться о вскрытии! Теперь в операционной скалятся два мертвеца, а капитан диктует экстренное послание в Центр. Вот только когда еще оно дойдет…

Все хуже, чем мы предполагали. Всего за месяц твердолобые колонисты скатились до уровня первобытных дикарей! Они бросились на ребят, едва те разрезали затвор.

Никто не ожидал этого, у безопасников не было оружия, а эти… похватали что попало и ринулись в атаку, будто мертвый Кальвадес дышал им в спины.

Мятеж! Настоящий мятеж, словно мы на ржавом пиратском звездолете!

Парни, конечно, тоже не первый день на службе. Смогли отбиться и заблокировать сектор снаружи. Потеряли двоих – Санчезу прожгли грудь резаком, а Грише вскрыли череп мультилинейкой. Линейкой! Боже…

Теперь эти макаки по внутренней связи требуют выдать им тела. Пусть катятся в задницу! Их всех ждет трибунал, а парней – кремация и торжественные проводы на Гаргантюа.

Капитан припер к стенке ботаников, но те клянутся, что не поставляли инженерам наркотики. Действительно, в оранжерее нашелся кустик ретро-марихуаны, псилоцибы и кое-какая дрянь с Марса, но парни ничего не давали дикарям с начала забастовки! Заведующий здорово струхнул и выложил все как есть – да, растили, да, угощали друзей, но они же не идиоты! Кому придет в голову предложить галлюциногены религиозному фанатику?!

Разве что у них остались старые запасы. Но их не хватило бы на всю ораву – там тридцать человек, не меньше! Человек, с позволения сказать…

Ситуация выходит из-под контроля. Капитан требует установить причину мимических деформаций. Тогда мы сможем успокоить техников и дождаться подмоги из Центра. Которая прибудет через год…

Никак не могу взять себя в руки. Конечно, я много раз проводил вскрытия, но черт, Гриша был моим другом! Мы играли в шахматы по вечерам, он мне место в столовой занимал… А теперь ухмыляется в холодном свете хирургической лампы. Дьявол.

Надо собраться. Давай, Саша. Ты справишься.

* * *

16… уже 17 апреля.

Восемь часов за операционным столом, едва стою на ногах. Мы сняли кожу, очистили мышцы от клетчатки – и ничего не нашли. Никаких надрывов, опухолей, аномалий. Нервы тоже без изменений.

Зубных протезов ни у кого нет – а неплохая была гипотеза. Современные импланты могут генерировать электромагнитное поле, это могло вызвать сокращение мышц… но нет.

Они как будто улыбались, приветствуя Жнеца. Но это же бред собачий.

Что я упускаю? Авитаминоз – точно нет, у нас полноценные концентраты. Поражение мозга? Тогда Сандра не должна была скалиться. Интоксикация?..

Может быть. Но в крови безопасников не выявлены наркотики. У них устав, то и дело проверки. Штрафы такие, что рисковать себе дороже.

Возможно, станция вращается на слишком низкой орбите. Гаргантюа излучает целый спектр волн, они могли вызвать мутации в мышцах… или в черепных нервах? Но почему именно в этом месте?

Я произвел аутопсию щечной мышцы – под микроскопом совершенно обычные волокна. Имеет место незначительное воспаление, но это может быть связано… да с чем угодно.

Голова уже не варит. Утром еще поковыряюсь.

Где-то внизу колотят по трубам. Ребята с мостика отрубили связь с инженерным сектором. Возле гермодвери постоянно дежурит охрана, если дикари решат пойти на прорыв – превратятся в вонючий пепел. Теперь разговаривать с мятежниками будут лазеры.

Лара давно заснула – и как ей удалось? Старается держаться молодцом, как и все мы. «Сохраняйте спокойствие и работайте в штатном режиме» – каждые два часа по громкой связи.

Успокоишься тут, как же. Четыре трупа за месяц, толпа кровожадных фанатиков тремя этажами ниже – да мы все здесь подохнем!

В Центре еще ни о чем не знают, мы на краю изученного космоса. Вращаемся вокруг рыжего гиганта, спрятавшись за толстенными щитами, чтобы не загнуться от излучения. Даже не знаю, за сколько отсюда доходит сообщение.

Могучие шторма Гаргантюа – вот предмет наших изысканий. Там, среди воющего ветра и лавовых морей, должен находиться колоссальный источник энергии. Наши ученые каждый день бьются над графиками, пытаясь связать миграции ураганов с регистрируемым излучением.

Должны, по крайней мере. Уверен, они тоже сейчас мучаются бессонницей и слушают удары по трубе. Проклятая макака, да когда она уже оглохнет?!

Если техникам так нужен труп – пусть треснут ей по голове. Вряд ли капитан будет против.

* * *

19 апреля.

Они здесь! Дьявол, мы едва успели заблокировать отсек! Эти сумасшедшие пробрались по вентиляции. Господи, какими же мы были идиотами!

Они далеко не безмозглые животные, как хотелось бы думать. Мы недооценили врага – и подписали себе приговор.

Это же были техники. Техники, запертые в инженерном секторе. У себя дома. Да у них все там было – инструменты, схемы, а главное – время! И они им воспользовались.

Когда фанатики начали выбивать решетки на потолке, я едва успел добраться до медотсека. Клянусь, никогда в жизни так быстро не бегал. Повезло, Лара не могла запереть гермодверь без моей ключ-карты.

Крики снаружи не прекращаются. Я с ужасом узнаю знакомые голоса. Страшнее всего слышать, как они обрываются…

Полчаса назад стучала Анжелика. Плакала, кричала, умоляла впустить ее. Мы не открыли. Ржавые створки ползут слишком медленно, нельзя так рисковать. За это время сюда набьется целая стая фанатиков.

Сперва она просила, затем рыдала и сыпала проклятиями. А потом они ее нашли. Не знаю, что с ней сделали, но… они делали это долго.

В медотсеке мы в безопасности – насколько это вообще теперь возможно на станции. Вентиляционные шахты здесь перекрыты санитайзерами для стерилизации воздуха. Это огромные аппараты, вмонтированные в потолок, их так просто не выломаешь.

У нас есть немного еды – запас, предназначенный для пациентов. Концентраты. Мне хватит их на несколько недель.

А вот у Лары проблемы: она питается консервами. У девчонки аллергия на концентрирующий агент, и поэтому для нее специальная еда – консервы, замороженные продукты, какие-то странные сухари… Все это осталось в жилом секторе, а большая часть вообще на складе.

По счастью, немного пищи Лара хранит на рабочем месте, в морозильной камере, где сейчас прохлаждаются покойники. Этого хватит – на какое-то время. А потом ей предстоит совершить вылазку… или получить отек Квинке из-за концентратов.

Да нам обоим придется выйти. Даже если Центр немедленно отправит корабли, ждать их никак не меньше года. Поверить не могу!

Не думаю, что капитан возьмет все под контроль. Наверное, он уже погиб. По громкой связи дикари вопят какую-то религиозную чушь, а значит, они добрались до мостика.

Поразительно, как быстро страхи и суеверия могут низвести человека до уровня кровожадного троглодита. В наше просвещенное время! Эти люди – экипаж исследовательской станции, они не должны были стать… такими.

Воистину, пропасть между Землей и колониями бесконечна. Кто выдавал им дипломы? Как они вообще ухитрились пройти отбор? Подделки? Коррупция?

Я с ужасом осознаю, что нет. Те, кто прямо сейчас добивают ученых, – высококлассные специалисты. Если бы не их работа, станция давно развалилась бы на части. У нас было столько поломок из-за нестабильности Гаргантюа! Трескаются щиты, перегорают фотопанели, то и дело глючит электричество. Мы бы все сгинули в рыжем тумане, если бы не техники.

Но плесень предрассудков с детства прорастала в их разум. Страх неизвестного, впитавшийся с материнским молоком. Инстинкты, присущие животным, – вот только человек недалеко от них ушел. Они ввергают в ужас, а затем толкают в пучину безумия, чтобы заставить хвататься даже за самую гнилую соломинку.

Слушая в эти минуты, что дикари творят с моими друзьями, я сам готов молиться любому богу, лишь бы выбраться из этой переделки! А ведь я вырос на Земле, где давно не осталось церквей.

Что уж говорить о колонистах… Несколько трупов, легкие наркотики, эти странные улыбки, которым я так и не успел найти объяснение, – этого оказалось достаточно. Кто знает, что за ритуалы они творят на своих планетах, столь же далеких от метрополии, как и Гаргантюа?

Там, в забытых мирах, они сотни лет жили в изоляции. Маленькие колонии на враждебных континентах, бесконечно далеко от Земли. Техника ветшала, знания уходили вместе со стариками. Топливо и еда иссякли, принуждая к охоте и земледелию наравне с аборигенами… Как скоро тех, кто нашел в руинах кораблей фонарь, стали называть чародеями?

Конечно, война закончилась. И были новые звездолеты, новые специалисты и аппаратура. И первое поколение колонистов, обучавшихся для космоса. Но много ли это дало, если они еще помнят, как родители жгли колдунов?..

А теперь и я готов впасть в первобытный ужас под вопли из коридора. Динамик на стене затянул молитву, рыжая планета скалится в иллюминатор. Как будто она тоже решила улыбнуться напоследок. Сколько мы протянем, прежде чем они попробуют разрезать гермозатвор?..

Нет, нет, черт, не думать об этом! Проклятье, мне нужно заняться чем-нибудь, иначе я попросту сойду с ума!

Гаргантюа улыбается за стеклом, трупы улыбаются в холодильной камере.

Да. Это то, что нужно. Я должен выяснить – почему.

И если они разрежут дверь… Когда они это сделают, я смогу все объяснить. Да. Это единственный способ выжить для меня… для нас обоих.

* * *

17 мая.

Нашел на планшете свой старый дневник. Давно ничего не записывал. Не хотел.

Прошел почти месяц. Это провал. Мы разобрали на волокна каждую мимическую мышцу, выделили мельчайшие нервы. Вместо лиц у них теперь голые черепа.

И они все еще скалятся, когда я захожу в морозильную камеру. Смеются надо мной. Прячут свой гнилой секрет, водят меня за нос, то давая надежду, то снова оставляя в дураках.

Мы до сих пор не выходили наружу. Почему-то никто не пытался разрезать дверь. Иногда из динамика доносятся молитвы и чье-то бормотание… доносились. Я расколотил его неделю назад.

Передавали, что колонисты провели ритуал. Взяли несколько тел, исписали каракулями, вышли в космос и закрепили на обшивке станции. Я видел это в иллюминатор. Боялся, что нас заметят, велел Ларе прятаться. Сам не стал. Не знаю почему.

Но им было плевать на нас.

Тела до сих пор там болтаются. Это не сработало.

Фанатики перемежали молитвы с докладами о новых улыбках. В глубине станции продолжалась борьба – наверное, офицеры тоже успели где-то закрыться.

Они сражались. Гибли мятежники, умирали последние гвардейцы капитана. Падая на холодный металл, улыбались все без исключения. Мертвый Кальвадес бродил по залитым кровью коридорам, издеваясь над трупами и сводя с ума живых.

Он не может обрести покой. Птицы не прилетают, чтобы склевать труп.

Тот, кто засел на мостике, командовал мятежниками по громкой связи. Он обещал провести новый ритуал, задобрить духа, читать молитвы и выкладывать подношения… чтобы дотянуть до корабля из Центра. Они уже были согласны пойти под трибунал, лишь бы спастись от мстительного призрака…

Однажды ночью наверху прогремел взрыв. Была стрельба, кто-то кричал. Наутро динамик заговорил снова. Звучал другой голос, с жутким акцентом – едва удавалось разобрать слова. Похоже, кто-то из самых далеких колоний.

Не будет больше ритуалов. Молитвы можно прекратить. Дух Кальвадеса – не проклятие. Он – посланник Божий.