Текст книги "В погоне за утром"

3

Это место…

Всего два дня назад оно бы мне понравилось. Возможно, я бы даже зашел взглянуть, что представляет из себя этот диско-клуб; он выглядел стильным и современным. Разумеется, от этого коктейли не стали бы менее обжигающими, а дурацкие удары музыки – менее оглушительным, зато публика была бы как бы более размытой, и не было бы нужды разговаривать. Глаза в глаза, тело к телу – все просто: никаких избитых фраз, показного внимания, привычной лжи. Тем, кто приходил туда, так больше нравилось: короткая, потная, бессонная ночь, размазанный грим и животные запахи, а если все пойдет как надо – завтрак вдвоем. С девушками, которые сначала вешали свою одежду, такие вещи проходили лучше всего; это я давно заметил. Координатами обменивались легко, без всяких обязательств, между поцелуями; не было никакой необходимости звонить еще раз, и в те дни я звонил редко. Это была не любовь – ну так что? Любовь – это не для всякого. Во всяком случае, в отличие от многих других вещей, все было честно. По крайней мере, это никому не причиняло боли.

Но сейчас от одной мысли о таком месте и обо всем, что ему сопутствовало, мне становилось тошно. Уже один вид всей этой мишурной улицы был испытанием для моего рассудка. Само ее существование, казалось, ужасно противоречило тому, с чем я столкнулся в ту ночь, независимо от того, романтизировать это или нет. Мне надо было либо выбираться отсюда, либо поверить… Или уж ничему не верить и ничему не доверять, во всяком случае, своим чувствам. Я забыл о машине; я тупо брел через дорогу, мне повезло, что она была пуста. Если бы кто-то увидел меня в тот момент, наверняка решил бы, что я пьян. Я благодарно погрузился в спасительную темноту распахнутой пасти улицы, как раненное животное, отчаянно стремящееся спрятаться. Мои пальцы скользнули по все еще свежей краске оконной рамы и дотронулись до изношенного камня позади нее. Я моргнул и огляделся. Теперь, когда солнце зашло, улица была узкой и темной, и это придавало ей еще большее сходство с теми, по которым я пробирался в ту странную ночь. Тени прятали то, что с ней стало, слабый отблеск звездного света, защищенный от резкого уличного освещения, снова окутал ее покровом тайны. Я оглянулся и рассмеялся над таким контрастом: вся новизна казалась лишь фасадом, тонким цветистым слоем, покрывавшим то, что лежало под ним в действительности. И вдруг мне стало не так уж трудно вновь поверить в себя. Как и предсказывал Джип, я вернулся.

Как предсказывал Джип… но что же он еще сказал? «…спроси Джипа-штурмана, ладно?» Я вдруг совершенно отчетливо вспомнил его слова, так, словно снова услышал их: «Спрашивай любого, меня все знают…» Что ж, это должно быть достаточно просто. Однако меня как-то не прельщало искать его прямо здесь, во всяком случае, в одном из этих нарядных бистро, они ему явно не подходили. Но в дальнем конце улицы тусклым желтоватым светом светились какие-то окна. Должно быть, там что-то есть.

Это оказалась пивная, не очень большая и уж никак не реставрированная. На самом деле вид у нее был самый что ни есть изношенный. Она находилась на углу улочки, ее можно было узнать по вычурной вывеске из покрытой глазурью мозаики эдвардианской эпохи, пурпурно-синего цвета, совершенно потрескавшейся и грязной; и покрытым пятнами застекленным окнам, таким же закопченным и тусклым, испещренным надписями, рекламировавшими эль стоимостью в сорок шиллингов, изготовленный на позабытых пивзаводах. Пробивавшийся оттуда свет был ярким, доносившиеся голоса – хриплыми; по виду это было крутое местечко, и я занервничал. Однако отсюда можно было хотя бы начать поиски. Выцветшая дверь жалобно взвизгнула, когда я открыл ее и ступил в облако удушливого дыма.

Я почти ждал, что разговоры прекратятся, однако, похоже, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Что было даже к лучшему, поскольку в этом обществе, в этом заплеванном и пыльном месте моя элегантная белая куртка с отделкой из серого меха представляла собой такой же резкий контраст с одеждой окружающих, как и всеми позабытый электронный пресс для выжимки сока, поблескивавший в дальнем конце бара. Флюоресцирующий свет слишком безжалостно высвечивал помещение – потрескавшийся виниловый пол во всем его выцветшем великолепии, желтые от дыма стены, морщинистые, как грецкий орех, лица стариков, составлявших большую часть его посетителей, по виду пожилых рабочих, сгорбившихся и поникших в своих грязных дождевиках. И кстати, по-видимому, еще и глуховатых, поскольку громкие голоса принадлежали именно им; несколько мужчин помоложе, этакие пятидесятилетние версии того же типа, сидели, мрачно созерцая их, как видение собственной судьбы. У двери кучка задиристых подростков накачивалась элем из банок и орала друг на друга стонущими голосами. Я собрался с духом и протолкался мимо них к бару. Крупный, похожий на быка хозяин подал мне скотч в стакане, потускневшем от вечного мытья, и наморщил лоб, когда я спросил его, не было ли здесь парня по имени Джип.

– Джип? – с минуту он смотрел на меня большими невыразительными бычьими глазами, затем повернулся к постоянным посетителям, опираясь на стойку, покрытую облупившимся лаком: – Тут джентльмен спрашивает Джипа – может, кто знает такого?

– Джип?

Старики повернули головы и забормотали, передавая друг другу имя. Морщины стали глубже, одна-две головы отрицательно качнулись, остальные, казалось, были менее уверены. Однако никто ничего не сказал, и хозяин уже поворачивался ко мне, пожимая плечами, как вдруг один старикан, сидевший сгорбившись у газовой батареи, более морщинистый и загорелый, чем остальные, неожиданно вставил:

– Да ему, никак, Джипа-штурмана надобно?

На минуту воцарилось молчание. А потом раздался нестройный хор – все поняли, о ком идет речь, и морщины на лбу хозяина разгладились.

– А, этот? Что-то давненько я его не видал. Хотя…

И я был поражен, насколько сразу изменилась обстановка, словно преобразившись от легкого движения света. Казалось, все осталось на своих местах, но заблестело, как мрачная картина, неожиданно получившая хорошее освещение. Каким-то образом вся эта хмурая картина ожила, словно некая атмосфера раздвинула границы мрака и депрессии и сделала ее почти доброжелательной, уютной, безопасной – центром своего собственного маленького сообщества. Создавалось такое впечатление, словно я смотрел на нее глазами старика:

– Да тут он где-то, наверняка!

– Может, на Дурбан-уок…

– Вчерась видал его у старика Лео…

Люди тоже переменились, ожили, бодро давая мне идеи и указания, где я мог попытаться найти Джипа. Не только я заметил перемену обстановки; юнцы тоже уставились на стариков во все глаза, словно те превратились в берсерков, – и на меня тоже. Наконец, согласие было достигнуто: Джип почти наверняка ужинает в «Русалке». Однако мне надо бежать, если я хочу застать его до того, как он уйдет на работу. Я так и поступил: вылетел из этой пивной скорее, чем кто-либо за многие годы, впрочем перед этим я все же расправился с виски.

Данные мне указания, к счастью, были на редкость четкими, к тому же у меня хватило ума не возвращаться за машиной. Я помчался вокруг аллеи, затем по улице, до тех пор, пока не обнаружил, что скольжу по самым грязным булыжникам, какие мне только доводилось встречать, а затем я увидел перед собой на узкой улочке допотопное строение, на удивление похоже на пивную, из которой я только что вышел; ее фасад был настоящим деревянно-кирпичным, не какой-нибудь подделкой в стиле Тюдоров. Бриз с моря был освежающим, если можно вообще применить это слово к чему-то, колебавшему в воздухе столь разнообразные зловонные запахи. На поскрипывающей вывеске качалось грубое изображение русалки, как всегда, длинноволосой и с обнаженной грудью, увенчанной остроконечной короной, с раздвоенным хвостом. Названия не было, но оно было и не нужно.

Я подошел к двери, выяснил, что она открывается наружу, и спустился по деревянным ступенькам в дымное помещение, заставленное столами и освещавшееся, как мне показалось, только великолепным камином в конце зала. Выглядело заведение довольно грубым, зато раз в десять более оживленным, чем то, другое. Длинные столы были забиты пьющими людьми, в большинстве своем походившими на художников, с длинными волосами, странно подвязанными кверху; они шумно спорили, стучали костями, перебрасывались в карты и поднимали кружки, которые, похоже, были сделаны в незапамятные времена. Настоящая пивная, судя по всему. Не говоря уже о том, что они торговались по поводу каких-то таинственных кип листов, лежавших на столах, курили длинные трубки, читали друг другу вслух что-то написанное от руки или грубо напечатанное на бумаге – при этом они, зачастую одновременно с делом, крепко прижимали к себе или лапали женщин весьма примечательной внешности. Иногда даже слишком примечательной, но я сдержал свой интерес. Слишком многие из их кавалеров открыто носили на поясе ножи весьма зловещего вида. Именно такое место пришлось бы по вкусу Джипу, подумал я, слегка содрогнувшись; однако самого его нигде не было видно, а единственным представителем обслуживающего персонала был красноносый увалень в кожаном переднике, ковырявшийся где-то за четыре столика от меня и остававшийся глухим к окрикам, значительно более громким, чем мой. Я проложил себе дорогу через зал к камину, здесь была более респектабельная территория с великолепными старинными скамьями с высокими спинками и подушками. Скамьи, находившиеся ближе всего к камину, были по-хозяйски монополизированы парочкой хиппиобразных субъектов средних лет. Один был низеньким, круглым и похожим на поросенка, второй – среднего роста, лысеющим, с тщательно ухоженными усами и козлиной бородкой. Я подумал, что один из них может быть хозяином заведения, однако услышал, как они отчаянно спорят о литературе гортанным деревенским говором. Я предположил, что это преподаватели народного университета, но все же спросил у них, и, к моему удивлению, высокий очень вежливо указал мне на уютное местечко у стены. А там, вне всякого сомнения, погрузив свой тонкий нос в кружку с пивом, сидел предмет моих поисков.

Увидев меня, он едва не выронил кружку и чуть не опрокинул стол, вскочив мне навстречу:

– СТИВ! Говорил же, что ты опять придешь, сова ты эдакая! Давай, садись, выпей пивка, – черт, мне ж на работу, так что сегодня мы не сможем устроить сабантуй, как я тебе обещал – будь оно проклято – но на пиво время у меня еще есть, даже на две-три кружки… – Когда он выбил из меня почти весь дух, хлопая по спине, мне все же удалось вставить слово и дать ему понять, что мне необходимо сообщить ему кое-что, и притом серьезное. До того, как я начал говорить. Джип настоял на том, чтобы я выпил пива, однако, услышав про налет на наш офис, едва не поперхнулся своим.

– ОБЕЙЯ? УАНГА? Ну да, я слыхал про это, точно слыхал. Я плавал в тех водах, разок-другой. И про МАЗАНЧА… – Лицо Джипа сморщилось, словно от какого-то отвратительного запаха. – И про них, и про ЗОБОПов, и про ВЛИНБЛИНДИНГов. Скверное дело. Это тайные общества, братства хитрецов, чародеев, колдунов – БОКОРОВ, так они себя зовут. Сильные братства. А УАНГА – это просто их способы.

– Замечательно. И что же за Вуду эта УАНГА, черт бы ее побрал?

Джип пожал плечами:

– Ты сам это назвал.

Я очень осторожно отхлебнул пива:

– Ты хочешь сказать – это действительно Вуду? Вуду, оно, конечно, диковатое, но его боги и духи – ЛОА их называют.

– Они, в общем, неплохие ребята или хотя бы нейтральные. А самым дурным из БОКОРОВ поклоняются с разными там ритуалами – яростными и кровавыми. Они вызывают разных ЛОА – настоящих сволочей, злобных, готовых все крушить, людоедов и все такое. Только – странная, понимаешь, штука – их зовут, в общем-то, теми же именами. У всех есть добрый двойник, кроме одного, – это в его честь названы ритуалы – нечистого типа по имени Дон Педро. Не очень-то хороший парнишка, судя по тому, что мне приходилось слышать.

Я вздрогнул, но Джип, все еще погруженный в свои мысли, казалось, ничего не заметил:

– Так что да, похоже, что погром вам устроил кто-то из ребят-вудуистов. Но вот кто – и какое это имеет отношение к той ночи – этого я не пойму, Стив! Не могу сообразить. Случись это где-нибудь здесь, тот налет, я сказал бы – да, наверно, это Волки кого-то предупреждают или решили немного позабавиться. Эти ублюдки оттуда и приезжают – как и почти весь груз с «Искандера»; и они пойдут за любым богом, если только он такая же вонючка, как они сами. Но в другой стороне города – каждодневной, в Сердцевине? Нет, черт побери! Просто поверить не могу! Стая никогда не зашла бы так далеко – никогда! Что могло бы их заставить? Жадность и страх – вот что главное в их характере, а ведь это было ни то, ни другое. А ты – ты можешь что-нибудь придумать?

– Насчет моего налета – нет, Джип, но вот насчет твоего – да. И его причины – помнишь, ты не мог ее найти? Что если ты был просто прикрытием?

В этот раз Джип поперхнулся по-настоящему. Но когда он отдышался и очистил нос от пива, я рассказал ему о своих предположениях, и, слушая, он начал кивать, сначала возбужденно, потом – мрачно.

– Вот это класс! – наконец, произнес он. – Изобразить ограбление, чтобы прикрыть свои грязные делишки, и оставить труп для пущей убедительности. Так могло быть, Стив, очень даже могло быть! Правда, что-то уж очень умно для Волков, но, может, у них тоже кровь к мозгам приливает – иногда. Г-м-м. Но если и так, чего пороть горячку? У них же ничего не вышло, правда? Благодаря тебе. А ты себя накручиваешь, и сидишь теперь весь, как взмыленная лошадь…

– До тебя что, не доходит? – рявкнул я так громко, что на мгновение гомон в заведении прекратился. Я понизил голос: – Меня просто удивляет, что они выждали целую ночь! Что бы они там ни затеяли, это все еще не сделано! И если там что-то не то с этим грузом, это так и осталось. Что-то, что должно быть там, а его нет. Или, наоборот, есть, но его не должно быть. А что это может значить? Ставлю десять к одному, это значит, ЧТО ОНИ ВЕРНУТСЯ…

Джип с минуту сидел молча. Затем стукнул себя ладонью по виску, так, что его рыжие волосы разлетелись:

– Им пришлось выждать ночь, – пробормотал он, – чтобы устроить тебе эту штуку.

– ЧТО? Но как они могут знать что-то обо мне?

Джип фыркнул:

– У них свои способы. Может, они следили за тобой – хотя можно это сделать и другими путями. Волки, они именно так и думают. Не могли поверить, что ты просто свалился на них как гром среди ясного неба – нет, тем более, ты стал разнюхивать про «Искандер». По крайней мере, мозги у меня хоть наполовину работают – иосафат!

Он проглотил пиво, затем выпрямился.

– Спасибо, Стив… хотя «спасибо» – это явно недостаточно. Похоже, ты только что еще раз спас мне жизнь. – Он ухмыльнулся. – У тебя это вроде как входит в привычку, а? Но давай-ка еще подумаем вместе – и скоренько: точно они придут или нет? Понимаешь, о том налете пошли разговоры. Наутро половина народу, у кого там были вещи, прискакали, как ошпаренные, и все хорошенько проверили на месте – со мной. Ничего странного. Стой, дай подумать, что там осталось? Не так чтоб много. Половина дров, только в этих досках – они там свободно валяются – ничего не спрячешь. Что же там еще есть такое большое, куда легко что-нибудь сунуть?

Джип что-то пробормотал про себя и вдруг прошипел:

– Корни! Чертова прорва здоровых бесформенных тюков с корнями – вот куда можно загнать что угодно! – Он снова забормотал. – Я, правда, не могу взять и просто так разорвать их, чтобы взглянуть. Не могу без грузополучателя. А он – в Аллее Дамбалла, далековато от доков, в ту сторону, за Балтийской набережной…

Аллея Дамбалла? Мы переглянулись. Даже я где-то слышал это название.

– О'кей, правильно, Дамбалла – это вудуистский божок, – с некоторым беспокойством, словно защищаясь, проговорил Джип, так, будто ему не очень было по душе то, куда все это ведет. – Но он-то как раз из добрых ребят, источник жизни – даже близко ничего общего с этим Д.Педро. И то, что «Искандер» возит всякое добро для этих парней из Аллеи, – что может быть естественней? Плывет-то он из тех мест. Это ничего не доказывает. И все-таки, конечно, – надо бы вытащить грузополучателя и пойти взглянуть, – неожиданно лицо Джипа стало суровым, словно вспышка гнева напрочь прогнала неуверенность. – Черта с два это ничего не доказывает! Самая лучшая ниточка, какая у нас есть. Сходится, все сходится, и даже слишком хорошо, разрази меня гром! И если старина Фредерик пытается выкинуть какую-то штуку, я самолично заставлю его переворошить каждый корень – до последнего! Правда, времени у нас маловато, до дальнего конца мили две; быстрее всего – на лодке, если удастся найти ее в такой час…

– Послушай, Джип, – предложил я, довольно робко, – моя машина тут неподалеку… я думаю…

Лицо Джипа осветилось:

– Твоя машина! Ух, здорово! Поехали! Поехали же! – Он снова подпрыгнул, возбужденный, как мальчишка-школьник; я торопливо проглотил пиво, что было просто позорно – пиво было выше всяких похвал – и последовал за ним. В смятении я не приметил улицы, где припарковался, не помнил даже названия той сомнительной пивнушки, но Джип все сразу понял из описания и провел меня назад, как мне показалось, более коротким путем. Когда мы проходили мимо пивной. Джип просунул голову в дверь, где его встретил приветственный рев, и крикнул «спасибо»; а уж с того места, где была пивная, я нашел дорогу без проблем.

Когда мы вышли из боковой улочки, я поразился: темнота уже сгустилась по-настоящему, в воздухе слегка ощущалась влага, и место полностью преобразилось. Теперь свежая краска и претенциозное оформление поглотил мрак, казавшийся еще более густым из-за сверкающих очагов уличных фонарей. Создавалось впечатление, что ряды ярких шаров и сияющие вывески повисли в воздухе перед суровыми неприкосновенными тенями-зданиями; их крыши, остроконечные и украшенные башенками, на фоне сияющего неба казались вечными, существовавшими вне времени силуэтами. На секунду у меня появилось сомнение – а стоит ли там еще моя машина?

Однако машина оказалась на месте. Когда мы добрались до нее. Джип обошел автомобиль, завороженный, не в силах оторвать пальцы от гладкого покрытия, и когда я открыл дверь, он неловко залез внутрь:

– Мне еще ни разу не доводилось сидеть в этих шикарных закрытых машинах, – со смущенной улыбкой признался он, а потом его просто заворожил люк в крыше.

Казалось, такое же впечатление на него произвело то, что я завел стартер, но когда я мягко стал набирать скорость, отъезжая по булыжной мостовой, я услышал, как у него перехватило дыхание. Набрав тридцать миль, я бросил взгляд вбок и увидел, что он, прямой, как палка, и напряженный, сидит, уставившись перед собой и крепко упершись ногами в пол. Я поступил несколько жестоко, разогнавшись до сорока, когда сворачивал на Дунайскую улицу, однако здесь эффект оказался совершенно противоположным: как только Джип уразумел, что мы летим, не теряя управления, он взбрыкнул ногами и завопил:

– Эй, а ты можешь из нее выжать больше?

– Пятьдесят пять тебя устроит?

Как только я стал разгоняться дальше. Джип подпрыгнул на сидении и заорал:

– Сма-а-атываемся!! БЫСТРЕЕ! – эй, чего это ты замедляешься?

– Вон та развязка, о которой ты говорил, и потом в этом городе существует такая вещь, как ограничение скорости. И светофоры! – Хотя если посмотреть, во что я вляпался, остановившись на одном таком светофоре… – Так куда нам отсюда, штурман?

Джип, обиженно плюхнувшийся было на сидение, быстро выпрямился, как возбужденный ребенок, чтобы поглазеть на яркие огни и ослепительные магазины Харбор Уок. Давненько он тут не бывал, заявил Джип. Мне бы следовало поинтересоваться, как давно он здесь не был, но, как ни странно, мне не пришло в голову спросить его об этом – тогда не пришло. К счастью, похоже, расположение зданий и улиц здесь изменилось мало. Джип выбрал какой-то поворот совершенно неправдоподобного вида и стал давать мне четкие указания, как ехать по кружившим боковым улицам. Съехав с главной дороги, я слишком быстро проехал один-два поворота, просто, чтобы порадовать Джипа.

Наконец, скрипя шинами, мы свернули на более широкую улицу – мягко закруглявшуюся террасу, где стояли каменные дома с высокими фронтонами, украшенными полуколоннами. Деловых зданий здесь не было; должно быть, когда-то это были городские резиденции торговцев, откуда рукой подать было до их верфей и бухгалтерий. В те времена дома, по-видимому, выглядели по-настоящему внушительно, с их высокими окнами и резными дверными перемычками, возвышавшимися над широкими ступенями и отделанными прекрасно отесанным песчаником. Теперь же ступени износились, перемычки потрескались, раскрошились и были усеяны птичьим пометом, окна в основном были либо заколочены, либо безглазы. Почерневший камень был залеплен рваными афишами и надписями, разбрызганными краской. Горели всего два-три уличных фонаря, но все было таким безжизненным, что, похоже, они были и не нужны. Я затормозил у крошившегося бордюра, и Джип выскочил из машины чуть ли не раньше, чем я успел поднять ручник. Что-то стукнуло о дверную раму машины.

– Пошли!

Я заморгал. Каким-то образом я раньше не заметил этого «что-то».

– Джип… не лучше ли тебе все же быть поосторожнее? Этот… э-э-э… меч, который на тебе… ты не хочешь оставить его в машине?

Джип коротко рассмеялся:

– Здесь-то? Черта с два! Мешочники, Воскресшие люди – никогда не знаешь, на кого налетишь. Только не волнуйся! Никто не заметит, будто его и нет совсем. Люди ведь видят только то, что хотят увидеть, по большей части, а если что-то и не сходится, они просто не обращают на это внимания. – Зубы Джипа сверкнули в темноте. – А ты сам-то сколько странного видел краем глаза? Пошли!

Я поспешно запер машину и двинулся вслед за Джипом. Угнаться за ним было делом нелегким, и я не хотел, чтобы меня оставили позади в этом мраке. Я недоумевал, что такое может быть Мешочник, но спрашивать у меня просто не хватало дыхания, и когда машина исчезла из виду, мне пришло в голову, что я и не горю желанием узнать об этом.

Джип направился не к какому-нибудь крыльцу, но свернул в узкий и неприветливый разрыв где-то в середине террасы – в улочку, где когда-то, наверно, находились стойла и стоянки экипажей, а теперь остались полуразвалившиеся бесформенные груды. В конце старые конюшни резко сворачивали вправо, и когда мы свернули туда, создалось ощущение, что окружавший нас воздух стал теплее и темнее. Впереди были огни, и когда мы приблизились, я увидел, что это старомодные уличные фонари, укрепленные на стенах и освещавшие фасады ряда маленьких магазинчиков. Свет был теплым и желтым; когда мы проходили мимо первого фонаря, я услышал шипение и поднял голову: это был настоящий газовый фонарь. Я подумал, интересно, сколько их еще используется. Под фонарем на табличке времен королевы Виктории, сильно растрескавшейся и поблекшей, было написано «Данборо Уэй». Читая Надпись, я проговорил ее про себя, и звук названия заставил меня остановиться и на минуту задуматься.

Сами магазинчики казались такими же причудливыми: все они выглядели странно, в одном или двух оконные стекла были из бутылочного стекла, хотя там и тут они были починены и заменены либо обыкновенным стеклом, либо раскрашенными деревянными щитами. Многие окна над ними были освещены; в неподвижном воздухе витали странные запахи, раздавался негромкий гул голосов, иногда глухие удары и стук рок-музыки, но всегда – очень тихо. На одном из магазинчиков в дальнем углу была современная освещенная газетная стойка, расколотая сбоку, а на другом – подальше – настоящая викторианская вывеска, возвещавшая, что это «Торговцы продовольствием для семьи и дворянства», а в окне виднелась куча выцветших жестяных банок. Другой магазинчик, получше ухоженный, смахивал на лавку подержанных вещей и был доверху заставлен мебелью. Что касается остальных, догадаться об их предназначении было труднее; на них не было вывесок или написанных от руки карточек, гласивших «Его Светлость Державный Иосиф!» или «Универмаг Могущественного Гуизваба», перемежающихся рекламой женьшеня, восстановителя для волос, чтений по Тароту, чая Гун Юн и живительных тонизирующих средств для мужчин. Одно огромное сияющее оранжевое объявление гласило: «А у тебя есть права???», словно пытаясь убедить меня в том, что мне чего-то не хватает.

К счастью, Джип повернул не к этой двери, а к магазинчику рядом с мебельным, содержавшемуся в наилучшем виде по всем стандартам: его деревянные части были хорошо отлакированы, бронзовые украшения сверкали, а в витринах аккуратными рядами располагалось все что угодно, начиная с книг в нарядных обложках и кончая пучками перьев, палочек для курения благовоний и чем-то, сильно смахивавшим на очень хорошие народные украшения. Но что мне действительно бросилось в глаза – это картина: безумный порыв наивного воображения; ярко раскрашенная, как попугай, и какая-то по-детски прямолинейная, однако эффект она производила какой угодно, но только не детский. Чернокожий мужчина в фантастической белой военной форме, в полном обмундировании: с ярко-алым кушаком, золотыми пуговицами и солнцезащитным шлемом, украшенным плюмажем, очень прямо и гордо сидевший в седле на крылатом коне, вставшем на дыбы на фоне зигзагов молний, пронзавших штормовое небо. В руке у него была кривая сабля, а вокруг головы – сияющий нимб в виде золотого листа. На самом деле – настоящая икона, только вот стиль был похож на африканский, может быть, эфиопский, ибо она была явно христианская. А, может быть, нет? Внизу, на аккуратной медной табличке я прочел: «Сен-Жак Мажер». Но это не связывалось в моем представлении ни с одним из святых, каких я когда-либо знал, причем меньше всего – дождь алых капелек, стекавших с кончика сабли. Я обернулся, чтобы спросить у Джипа, но тот нетерпеливо промчался мимо меня. Когда он распахнул дверь, на веревочке нежно звякнул колокольчик.

Из-за двери, находившейся за прилавком, так, словно его вытолкнули, вылетел чернокожий мужчина, средних лет или даже старше, с элегантными седыми бачками. На нем поверх коричневого вельветового пиджака был надет аккуратный зеленый бязевый передник, как у дворецкого, чистившего серебро.

– Страшно сожалею, джентльмены, – начал он звучным голосом, – сегодня наш магазин закрыт по делам… – тут он увидел Джипа и просиял. – Но, конечно же, не для вас, капитан! Чем я могу?..

И задохнулся, ибо Джип рывком протянул длинную руку через прилавок, схватил мужчину за пиджак и подтащил к себе над прилавком с такой невероятной силой, что у того ноги оторвались от пола. Джип смотрел на него сверкающими сузившимися глазами, приблизив лицо почти вплотную к его лицу:

– Партия корня, Фредерик! Та, что сию минуту собирает пыль там, на складе? Это ведь твой заказ, целиком, верно? Так как же это получается, что ты до сих пор не приехал забрать ее, а?

Глаза мужчины расширились, он захлопал руками и беспомощно и удивленно закаркал. Мне вдруг стало стыдно, и я схватил Джипа за запястье, ощущение было такое, словно я ухватил стальной трос:

– Отпусти его, Джип! Он не сможет тебе ответить, если задохнется!

Джип ничего не сказал, однако отпустил мужчину, и тот чуть не свалился на прилавок.

– Но, капитан, – выдохнул он, – я не имею ни малейшего… я, право, не понимаю… если я как-то нарушил, я… я уже ведь не так молод, как раньше, вы понимаете, мне уже не так легко договориться о таких вещах, как… я полагаю, что не… – Даже задыхаясь, он сохранял изысканность выражений.

– Значит, сами вы не могли приехать? – подсказал я. Он глубоко вобрал воздух в легкие и пригладил свои растрепанные бачки.

– Нет, сэр, право же, нет! Более мелкие грузы я могу поместить в своей машине, но корни – это крупный груз, для фургона, а фургона я больше не держу.

Джип задумчиво постучал по покрытому мрамором прилавку и оглядел магазинчик:

– Ах, вот как? Так зачем же заказываешь так много? Значит, ты собираешься оставить его у нас и брать по тюку, по мере того, как они тебе понадобятся?

Фредерик позволил себе изобразить жалобную ухмылку:

– При таких ставках на тоннаж и места, сэр? Едва ли. Нет, у меня имеется исключительно любезный сосед, у которого есть подходящий фургон, и он обещал мне подъехать и забрать корни, когда у него выдастся свободный часок. Однако до сих пор ему не удалось выкроить время, и, естественно, в таких вещах никому не хочется оказывать давление…

Выражение морщинистого лица Джипа стало очень холодным:

– Может, сейчас как раз тот случай, когда надо бы. Ладно, Фред, давай познакомь нас. Сию минуту.

– Как пожелаете, капитан, как угодно… – заикаясь, бормотал старик, когда Джип без всякого сопротивления выволок его из-за прилавка. – Но уверяю вас… М-р Каффи… в высшей степени приятный и всегда готовый помочь коллега по торговле… – Джип мягко вывел Фредерика на улицу. – Такая крупная закупка… так много преимуществ, если закупить, э-э, навалом, если вы позволите мне прибегнуть к столь вульгарному выражению… Это целиком и полностью по его инициативе…

– И что теперь? – осведомился Джип с тихой угрозой в голосе. – Пора уже нам перекинуться парой слов с таким предприимчивым парнем. Ну, и какая из них его дверь?

Это оказался мебельный магазин. Я нажал пластмассовую кнопку звонка, на котором было написано «Каффи», услышал резкое пронзительное эхо в доме, но никакого движения не последовало. Нажал снова, и опять – ничего. В окнах верхнего этажа тоже не было света. Я еще раз нажал кнопку звонка, и старик растерянно заморгал:

– Как странно! Чаще всего он бывает дома в это время. И его фургона нет на обычном месте. Возможно, он где-нибудь вывозит мебель…

– Возможно, – согласился я. И посмотрел на Джипа. – Если только не выполняет ваше маленькое поручение именно сейчас…

Джип круто развернулся:

– Склад… поехали! Он бросился прочь вдоль по улице, таща за собой упирающегося владельца магазина, который, спотыкаясь, следовал за Джипом, а его передник хлопал в тяжелом воздухе.

– Но, капитан… мой магазин… он не заперт…

– Да не взлетит же он на воздух! Стив, на сей раз ты можешь как следует жать на газ?

– Если ты уверен, что это так…

– Уверен. Еще как уверен, черт побери! Хотя был бы счастлив, если ошибаюсь.

– Что ж… – я сглотнул. – Попробую.

Шины взвизгнули на булыжниках, когда мы резко свернули за угол, и Фредерик, сидевший на заднем сидении, ударился головой и добавил к визгу свою ноту.

– Стоп! – рявкнул Джип, сгорбившийся на сидении, измученный и бледный. Я с силой ударил по тормозам, и Джип вцепился напряженными руками в панель приборов, собираясь с духом; у него еще было достаточно сил, чтобы продержаться какое-то время. Я чуть не оторвал заднюю часть машины, она, как безумная, вильнула, прежде чем я, проехав юзом и оставляя извилистый след, остановил ее. Я выключил зажигание и навалился на руль, с трудом сдерживая дурацкий смех облегчения. Подумать только, а ведь я всегда раньше останавливался на красный свет.