Текст книги "Сирень в мае не цветёт"

Глава 1.

– Явилась! – у порога моей однокомнатной квартиры стояла свекровь. Она ленивым взглядом скользила по моей мокрой от дождя куртке и по привычке жевала язык. Рыжие волосы, спрятанные под платок, неаккуратно выглядывали у висков, а старый передник запачкан мукой. Я разочарованно вздохнула, поняв, что она снова хозяйничала у меня на кухне, и решила-таки войти в квартиру. Покрепче ухватила ручку двери и притянула её к себе, но безуспешно. Елизавета Егоровна крепко сцепилась и держала её словно оплот единственной надежды. Она давно хотела вытурить меня отсюда, часто забывая о том, что квартира принадлежит не ей, а мне. Вот и сейчас моя вторая попытка не увенчалась успехом. Кулаком огрев по плечу, она оттолкнула меня назад.

– Елизавета Его… – я начала было закипать от злости, но наглая женщина бесцеремонно перебила.

– Что, Елизавета Егоровна? – она выпустила дверь, встала посреди порога и скрестила руки на груди, – Я уже шестьдесят три года Елизавета Егоровна и, знаешь, многое повидала. Но такое… – женщина в притворном ужасе развела руки в стороны, призывая, видимо, меня узреть это самое «такое». Я, как ожидалось, не прониклась её эмоциями. После долгого рабочего дня мне хотелось лишь принять душ и отдохнуть. А желание узнать, зачем опять пришла эта старая грымза, и где мой благоверный, вовсе запропастилось, – Ты хоть знаешь, где твой муж?

– Нет. Меня больше волнует другой вопрос: почему вы не пускаете меня в мой собственный дом?

Повышать голос мне совершенно не хотелось, поэтому я буравила её твёрдым взглядом.

– А вот и не пущу! – закричала она, – В доме должна быть хозяйка, а не такое недоразумение. Мой сынуля, знаешь ли, кормиться должен, а ты шляешься не ясно где!

– Я с работы возвращаюсь! Отойдите по-хорошему.

Тем временем щёлкнул замок соседней квартиры и на лестничную площадку выглянул мой сосед, Валентин Дмитриевич. Уважаемый нами восьмидесятилетний ветеран войны.

– Дамы, в чём дело? Чего опять шумим? – он улыбнулся, оголяя два ряда белоснежных зубов вставной челюсти.

– Не ваше собачье дело! – выплюнула свекровь и хлопнула дверью прямо перед моим носом. От такой наглости у меня бессильно опустились руки, а ошарашенный взгляд устремился в сторону соседа.

– Вы это видели? – указала я на отвоёванную свекровью крепость.

– Эх, Наталья. Змею вы на груди пригрели, да бестолочь ленивую, уж простите!

– Да как же можно, Валентин Дмитриевич? – возмутилась я, – Вы о моём муже говорите. Имейте уважение.

– Я тебя, дочка, уважаю, а вот эти… – он продлил неприличную паузу, пытаясь тем самым спрятать нецензурные выражения за зубами, – они из тебя всю кровь выпивают. А муж ещё и водочкой закусывает.

– Коля не пьёт!

– Да, не пьёт. Просто рюмочку другую, с зэками в горло опрокидывает. Видел я. С утра. А к вечеру уже трезв как стёклышко.

– Ага, ещё скажите, что меня боится!

– Змеи он боится, а с тобой… эх, чего это я? Может у меня побудешь, пока муж твой вернётся?

– Нет. Спасибо большое. Я, пожалуй, на лавочке посижу во дворе.

– Ну, как знаешь. Если что, звони. Я теперь после одиннадцати ложусь. Бессонница напала.

Сосед скрылся за дверью, а я попробовала открыть свою. Ключ, как и ожидалось, не повернулся. Запасной висел в сердцевине, с другой стороны. Подавив обиду, я спустилась вниз. У подъезда села на лавочку, потуже натянула поясок от плаща и, подрагивая от колющей прохлады, стала ждать Колю. Он никогда не приходил с работы позже меня, а пил он и вовсе только по праздникам. То, что сказал Валентин Дмитриевич, мне показалось полным бредом. Совсем старик разум потерял. В любви и честности своего мужа я не сомневалась. Всего полгода, как женаты. Разве что свекровь меня раздражала и незаслуженно обижала.

Двадцатое мая. Дипломная позади, все задолженности я сдала ещё на прошлой неделе. Теперь осталось забрать свой долгожданный документ, и новый психолог готов трудится на благо психического здоровья хоть всего населения! Хотя здесь я уже утрировала. Работать за такие гроши, что предлагали большинство оздоровительных центров, учебных заведений или офисных учреждений казалось мне смешным. Подрабатывая официанткой, я могла больше накопить на чаевых. Благо, крыша над головой имелась.

Неожиданно, из-за голых ветвистых кустов, успевших лишь покрыться почками, вынырнул Коля. Увидев меня, он удивился, явно не ожидая такого сюрприза.

– А ты чего здесь сидишь?

– Твоя мама решила к нам в гости зайти. Теперь не пускает, – пожаловалась я, в надежде на поддержку мужа.

– А ты, что, – он плюнул в сторону, – только сейчас вернулась?

– Ну, да. Сегодня же работаю.

Сказав что-то про себя, Колька прошёл мимо меня и вошёл в подъезд. Что с ним сегодня?

Я пошла следом. Только войдя в подъезд, я услышала крики своего мужа.

– Ма, открывай. Не у себя дома.

– Ой, Коленька, вернулся! – обрадовалась женщина, – А я пирожков напекла. А где жена твоя? Ещё не вернулась? – ядовитый тон так и сочился из неё. За всё время нашего знакомства я так и не поняла, чем не угодила ей.

– Вернулась. Только ты на себя слишком много не бери. Дверь оставь открытой.

Я услышала хлопок и спокойно поднялась на второй этаж. Только сейчас, войдя в квартиру, я почуяла запах слегка подгоревших пирожков. Валентина Егоровна никогда не была поваром от бога, однако пилой она уродилась отменной. А может годы взяли своё. Сына ведь одна растила. Пробиваться самой нужно было. Так что, хоть я и чувствовала гнильцу, но в чём-то её даже уважала.

Не успела разуться в прихожей, как ко мне обратилась Елизавета Егоровна.

– Я ужин приготовила, квартиру убрала, Колькину одежду постирала, – она сняла с вешалки ветхую дублёнку, задев локтем мою голову, – Своей матери не имеешь, хоть с меня пример возьми. А то замуж выскочила, а мужа уважить так и не научилась.

– А вам не кажется, что вы вмешиваетесь не в своё дело? – вскипела я, – Я вас не просила о помощи. Сама справляюсь неплохо!

– А я вижу, как ты справляешься! Что за жена такая, которая в десятом часу ночи домой возвращается. Небось, уже хахаля нашла себе?

– По вам видно, какой супругой вы были, раз от вас мужик убёг! И хватит мне связи всякие приписывать! Вы в своё уме?

– Замолчали обе! – зарычал Коля. Меня он вряд ли мог напугать своим тоном. Я воспринимала такие стычки, как провокацию, а Коля не первый раз затыкал нам рты, после чего скандал рассасывался сам по себе, – Ма, спасибо за ужин. Иди домой.

Елизавета Егоровна удивлённо на него посмотрела, при этом нижняя губа, вместе с острым подбородком задрожали.

– Как ты можешь? На мать…

– Тебе и правда пора, ма, – смягчился мой муж, – Ночь на дворе. Хоть и подъезд соседний, всё равно будь осторожна.

Свекровь обречённо опустила плечи, понуро повесила голову, затем, кряхтя, обулась и скрылась за дверью, не забыв одарить меня победным взглядом. Она всегда была себе на уме, потому и сейчас я не поняла её. Коля также скрылся за дверью, но уже – кухни.

Да, уж. Счастье – оно такое, оказывается. Бытовое, проблематичное и суровое. И кто только придумал такую чушь, что в браке можно быть счастливым? А видеть каждый день обожание в глазах своего мужа? Последнюю неделю, он был хмурым, как туча. Переломные моменты в семьях случались конечно, но не так же быстро.

Я зашла в кухню и узрела своего мужа впервые за многие месяцы с бутылкой пива в руках. Он молча потягивал алкоголь и закусывал пирожками. Меня так и потянуло на возмущения, но эта атмосфера, будто что-то должно произойти, меня остановила. Напряжение, что витало в воздухе, чувствовалось кожей. Внешне спокойный, Коля меж тем выглядел грозной тучей. Я решила, что будет правильным, отвлечь его разговорами, но меня даже взглядом обделили, не то что словом. Я подошла к плите, налила себе горячего рисового супа в тарелку и зачерпнула пару раз ложкой.

– Как сегодня день прошёл? – попыталась завязать разговор, но Коля всё ещё молчал.

Не выдержав этой молчаливой пытки, я отложила тарелку и пошла в душ. Уже здесь дала волю слезам. Уставшей за день, мне так хотелось хоть одного ласкового слова. Просто, чтоб поинтересовались, не устала ли я? Вместо этого, он просто молчал и смотрел то на стол, то на стену, на окно – куда угодно, но только не на меня.

Пока мылась, тревожные мысли одолевали всё больше. В какой-то момент, я даже испугалась выходить. Что происходило со мной – непонятно. Внезапно заскребло под ложечкой, сводя в беспокойстве голодный желудок. Но сидеть вечно здесь, боясь необоснованной ссоры с мужем, не было смысла.

Завернувшись в полотенце и спрятав волосы под другое, я отворила дверь и вышла из душной ванной. Коля подпирал стенку рядом, сложив руки на груди. Он изучающе вглядывался в моё лицо. Что с ним сейчас происходило – я не понимала, но решила, что лучшим вариантом будет – вести себя, как ни в чём не бывало, игнорируя проклятое предчувствие беды.

– И всё-таки, чего так поздно?

Я непонимающе на него уставилась. Неужели он дуется только из-за этого? Вот дурачок…

– Коль, сегодня я работала одна. Лидка не вышла на работу и скорее всего её уволят. Не первый же раз уходит, не осведомив никого. Я еле успела обслужить клиентов. Там ещё компания подростков день рождения решили праздновать, еле вытурили их. Часы то уже не детские.

Рассказывая всё это, я развязала полотенце на голове и решила чуток их просушить.

– Ты беспокоился обо мне, – взглянула с нежностью на него. В душе просветлело от мысли, что он переживал обо мне, потому положила полотенце на тумбочку и подошла к мужу. От него непривычно несло пивом. Не любила этот запах. Однако преодолела себя и коснулась его колючей щеки.

– А у меня тридцатого выпуск, – похвасталась после минутного созерцания его лица, – и мне выдадут красный диплом, представляешь?

– Представляю. А он об этом знает?

– Кто? – не поняла я, о ком он говорит.

– Твой этот… ухажёр.

Его взгляд со спокойного сменился на злой.

– Коля, что за бред? Какой ухажёр? Я скоро коньки отброшу и загнусь от работы, а вы мне про кого-то несуществующего толкуете. Вы со своей мамашей совсем с ума сошли? Я и так теплю её выходки почти каждый день! – сделала два шага назад, понимая, что он выглядит слишком неадекватным, – Ты хоть знаешь, как я устаю?

– Знаю. Устаёшь, бедная, так, что обо мне забываешь. Слушай, – он скривился и потянул сухо сопли, – давай ты сразу признаешься.

– В чём? – я действительно не понимала, с какой стати он приписывает мне интрижки. Зачем ревновать необоснованно? И что ему опять наговорила Елизавета Егоровна?

Но вместо ответа он схватил меня за горло.

– Коля, мне больно. Пусти, – его пальцы впились в кожу, сжимая и не давая мне дышать.

Я хотела ещё попросить его, но неожиданная пощёчина сбила меня с ног. Хоть и упала на ковёр, но внезапная боль в локтях и в плече стрельнула так, что брызги с глаз полетели.

– Коля, что ты делаешь? – только и успела я вскрикнуть.

В тот вечер он меня избил, и оставил над руганную и плачущую прямо на ковре в прихожей. Сопротивления и крики оказались бесполезными. Из-за слёз голос охрип. А рот он заткнул сразу же после первого крика. Если кто-то и слышал, то вряд ли бы придал значения. Слишком черствы нынче люди.

Сколько я так пролежала – не помню. Но я боялась даже встать. Слушала его шаги, как упала бутылка в кухне, как закрылась дверь нашей спальни. Он обвинял меня в измене, приписывал мне несуществующих любовников и говорил о том, что ещё проучит.

Свет от накалившейся лампочки бил прямо в глаз. Согнувшись калачиком, я сжимала руками живот, ужасно болевшего из-за нежелательной близости.

Не помня себя, я встала и, прихрамывая, вошла в ванную комнату. Залезть в ванну оказалось почти непосильной задачей, но я сумела. Пустила воду, что обжигала саднящую кожу, местами покрытой синяками и опустилась на колени. Слёз не было. Ничего. Абсолютно. Только ужас пришёл на смену пустоте, когда изнутри меня кое-что выскользнуло.

Через пол часа я уже была одетой и держала в руках коробку из-под аптечки. Взяв сумку, вышла из квартиры и, еле держась на ногах, спустилась в подъезд, здесь же чуть не упав от головокружения. Пальцы привычно, но слегка дрожа, набрали номер Лильки.

– Алло, – сонный голос подруги меня успокоил, что ли.

– Лиль, можно я к тебе приеду?

– Натусь, ты на часы смотрела? Пять утра.

– Лиля… – я сглотнула поступившие слёзы.

– Что случилось? – её строгий голос добавил мне уверенности.

– Я приеду и расскажу. И скажи, у вас дома есть лопата?

– У отца в гараже была… Ты что? Убила кого?

– Нет. Не знаю… И лопата наверно не нужна. Короче, я буду через пол часа.

Такси прибыло быстро. Я укуталась в пальто так, чтобы не была видна шея. Не хотелось, чтобы кто-то видел, в каком состоянии моё тело. Отчего-то возник стыд. Но боль и разочарование тоже не давали покоя, как и то обстоятельство, что после меня в машине мог остаться неприятный мокрый след. Тот, кого я держала в маленькой коробочке, обжигал мне ладони. Хотелось уничтожить этого гада, но сил хватило только на мысли.

Ровно в девять утра двадцать первого мая я похоронила своего народившегося малыша. И, точно, свою семейную жизнь. Лиля говорила что-то про полицию, про больницу, но вернувшись в её квартиру, я забылась в беспокойном сне.

Однако через пару часов мне пришлось встать и здраво оценить ситуацию. Поход в полицейский участок был для меня первым в жизни.

Глава 2.

– Ну, что сказали? – вскочила Лилька сразу, как я повторно вышла из кабинета следователя. Её рука сразу легла мне на плечо, а вторая стала опорой для руки. Я могла ходить, но дискомфорт всё же был.

– Сегодня же займутся моим вопросом. Ему грозит до пяти лет лишения свободы. А раз медицинский эксперт подтвердил мою беременность на момент… – я не сумела подобрать нужное слово, а то, что пришло в голову, вызвало лишь отторжение, – ну, ты поняла. В общем, наказание будет строже.

– Вот, и пусть теперь отсидит! – она обняла меня, крепко прижавшись к плечу, – Прости, подруга. Не почуяла я раньше в нём опасности. Вроде, всегда был хорошим пацаном…

Неожиданно, она всхлипнула.

– Не подумай, что жалею. Знаю, что не любишь это дело. Просто чувствую себя виноватой перед тобой, что не смогла вовремя… – она не закончила свою речь и снова прижалась ко мне.

– Да, причём здесь ты? Я постель с ним делила. Знаешь… – вздохнула, но говорить дальше передумала, – А, впрочем, всё это уже неважно. Пойдём.

Мы вышли из участка и поплелись на автобусную остановку. На работе я взяла выходной, сказав, что сильно приболела. Михалыч ужасно разозлился, но отпустил. И не в счёт зарплаты, а просто так. Мы всегда ладили с ним.

Уже сидя в автобусе, я решила, что завтра вернусь в квартиру. К тому времени, Колю уже заберут в участок. Хотя я и заметила, что следователь настроен скептически, и то, с каким недоверием он на меня смотрел, всё же верила, что моим делом займутся. Мне не хотелось плохой участи для мужа, но в то же время было всё равно. Единственное, что не давало покоя – это коробка, в которой я держала своего ребёнка. Медицинский эксперт посоветовал немедленно обратиться к лечащему врачу, у которого я не была года два. А пока, выписал некоторые лекарства для восстановления. От машины скорой помощи и госпитализации, я отказалась. Само осознание того, что я слаба, было противным.

Уже возле дома Лилии, мы заглянули в аптеку и приобрели то, что нужно. Я связалась с лечащим врачом, которая в ужасе говорила мне о том, что я ещё утром должна была быть у неё. Но я сказала, что зайду утром, тем более, что мед эксперт уже дал рекомендации.

Молчанье, вчера так смущавшее меня, сейчас казалось отрадой. Разговоры были мне в тягость. Родители Лильки это понимали. Вообще, если бы не они, я не знаю, как бы поступила. Подруга вчера, так и упала в ужасе на колени, глядя на моё состояние. Ссадины и синяки оказались и на лице. Так что, взгляд таксиста, смущавшего меня пристальным вниманием, был оправдан. А Марья Алексеевна сообразила быстро в чём дело, и, подключив супруга, нашла решение. Моё желание отомстить за боль совпало с их предложением. Пару раз проскользнула такая мысль «А может простить?». Но что-то внутри сломалось. Прежняя нежность сменилась злостью. А о любви тут и нечего было говорить. Я понимала, что это дело рук свекрови. Точнее, её языка. В тайне проклинала своё хвалённое хорошее воспитание, что не позволяло мне накричать в своё время на неё или ответить на обидные слова. Но в полицию пойти не отказалась. Просто представила другую на моём месте, и в глазах темно стало.

Ужин подходил к концу. Лилька уже наелась и теперь просто разглядывала меня. Я не против. Меня не смущало ничего. Разве, было неудобно за то, что потревожила. Но после смерти мамы два года назад, единственно близким человеком оказалась Лиля. А потом Коля, с которым мы познакомились на похоронах. Он пришёл с Елизаветой Егоровной, которая была коллегой мамы по работе. Тогда она показалась мне такой милой женщиной. Называла Наташенькой. Затем зачастила ко мне в гости. Приходила порой, пирожками угощала. Однажды притащила и сына. «Не красавец», – подумала я, – «но такой чуткий и добрый». Что-то внутри щелкнуло и согласилась на свидание. Замуж он позвал почти сразу, однако я долго упиралась. У меня был универ. Добавилась работа. А принимать помощь от мужчины не хотелось. Не безрукая же! Сама могла заработать.

Так и встречались, пока в один день Коля не растопил моё сердце окончательно. Мы просто расписались. Он – обычный рядовой строитель. Я – студентка. О роскоши и говорить нечего.

И зажили мы, вначале хорошо. Но где-то через месяц начались первые придирки свекрови. Пару раз Коля защищал, а потом перестал. Только прикрикнет и удалится. Вскоре выяснилось, что у Елизаветы Егоровны появился свой ключ. Я была вне себя от возмущения, но муж успокоил, что, если ключи потеряем, будет у кого попросить. Недоверчиво, но я всё же согласилась. А зря. Надежда, что меня будет встречать с работы муж, улетучилась сразу после нашего разговора. Коля приходил на пару часов раньше, а я работала до девяти официанткой. Но дверь мне отворила свекровь. С тех пор житья не было.

А сейчас, я не понимала, где ошиблась. Когда я успела стать настолько недальновидной, что пропустила главный момент – меня вытуривали из собственной трёхкомнатной квартиры? Когда он остыл настолько, что перестал привычно целовать в щечку? Почему моменты близости стали чем-то обыденным? Я пыталась пару раз устроить романтические вечера, сделать приятное мужу, но отсутствие энтузиазма у него вновь скатилось в бытовуху.

– Если ты будешь плакать, от этого ситуация не измениться, Наталья, – нежный пухлый пальчик прикоснулся к моей щеке и вывел из раздумий. Марья Алексеевна с тревогой заглядывала мне в глаза.

– Простите, – спохватилась я и стала утирать слёзы, – что-то совсем расклеилась. И мысли дурные. Если вы не против, я пойду, прилягу.

– Конечно, дочка. Не забудь выпить лекарства.

– Спасибо, – постаралась ей благодарно улыбнутся, но не уверена, что из этого хоть что-то вышло. Выглядела я жалко. И глядя на себя в зеркало, в ванной, думала, что всё образуется. Главное, пойти к врачу. Боль ещё со вчерашнего дня доставляла мне дискомфорт.

Но сейчас спать. Только сон мог спасти от плохих мыслей. Но он не приходил, совсем. Только, когда начало светать, я сумела вздремнуть.

– Ты куда собралась в такую рань, сумасшедшая? – спросила меня подруга, выйдя из комнаты. Я была к тому времени уже одета и, сидя в прихожей, пыталась обуться.

– Я в больницу. Иди, спи. – попыталась отмахнуться от неё. После ночи раздумий, мне хотелось побыть одной. Никого не видеть, никого не слышать. Но вместе с тем, я понимала, что нужно к врачу.

– Так, не будь ребёнком. Папа! – позвала она Анатолия Владимировича, а затем ворвалась в родительскую спальню. Я хотела уйти, никого не потревожив, но…

– Лиль, не надо…

– Надо!

– Со мной ничего не случится, – несмотря на боль, на то, что я ещё вчера должна была лежать в больнице, упиралась из последних сил, – а если?

– Никаких «если». Едем. Куда ты в таком состоянии одна?

Я была в замешательстве. Ничего не случится – аргумент из ряда «так себе», ведь уже случилось! В итоге мы выехали на пол часа позже, чем я хотела. Подруга привела моё лицо в порядок. Хотя, кого сейчас волновала моя внешность? Смысл быть красивой?

«Боевая» раскраска была немного стёрта салфеткой, сразу же, как я села в машину. Недовольный взгляд Лили был мной проигнорирован. Посторонним было ни к чему видеть мои синяки, но косметика слишком меня раздражала.

***

– Суворова, – подозвала меня медсестра и вручила медицинскую карточку, – Ждём вас завтра утром. И зря вы так с собой. Это не тот случай, когда стоит упираться.

Она ободряюще, хоть и грустью в глазах, мне улыбнулась и скрылась за дверью кабинета гинеколога. Ничего утешительного мне там не сообщили, но хорошенько поругали. Проблемы со здоровьем начались гораздо раньше, просто не давали о себе знать. А случившееся со мной дало обострение. Что так огорчило моего врача – не знаю, но её сокрушённый вид меня напрягал. А случайно обронённая фраза – «надеюсь, я ошиблась» – вселило в меня ещё большее беспокойство.

Так, погружённая в свои мысли и опираясь о руку подруги, я вышла из больницы. Мы присели на лавочку. Просто для того, чтобы посидеть, помолчать.

– Натусь, давай я в аптеку схожу, – предложила Лиля спустя пару минут.

– Тут дорого.

– Да, всё равно. Зато близко. Чтобы дома время не терять. Придём, ты отдохнёшь.

– Ладно. Как хочешь, – достала рецепт и отдала ей.

– Я быстро, – поцеловала меня в щеку и убежала. Аптека была за углом, так что ждать не пришлось бы. Однако Лилия задерживалась, и я решила, не уходя далеко, чуток прогуляться. Всё же после сегодняшней процедуры и обезболивающих мне стало чуть легче.

Навстречу ко мне шла девушка с коляской, увлечённо болтая по телефону. Я невольно остановилась и проводила её взглядом, мельком увидев и улыбающегося малыша. В груди защемило. Только сейчас я сообразила, что мне нужно будет сходить к себе домой. Меня вмиг охватил ужас, отчего я, то ли ускорила шаг, то ли перешла на медленный. Но руки задрожали, тело сковало от нервного напряжения, а лёгкое головокружение превратило весь окружающий меня мир в расплывчатую картину. Последнее вынудило остановиться. Черная тень мелькнула сбоку и с визгом врезалась в меня. Как во сне, отшатнулась и не удержавшись на ногах, упала, моментально разодрав ладони о дорожный асфальт. Когда я успела выйти на дорогу?

В этот момент некто наклонился рядом со мной и дотронулся щеки.

– Девушка, вы меня слышите?

Подняв растерянно взгляд, я увидела молодого человека. Он тревожно вглядывался в моё лицо, а потом дотронулся до виска.

– У вас ссадина, – заключил он и, прищурившись, добавил, – довольна свежая, но не по моей вине. И синяки… Как себя чувствуете? Можете подняться?

Я, находясь ещё в лёгкой прострации, оглядела серый зернистый асфальт, обнаружила выпавшую ручку из сумки. Взяла её в руки, которые тут же засаднили, и сквозь небольшое отверстие у молнии, просунула обратно.

– Простите, – попыталась извиниться, но язык заплетался, а шум в ушах нарастал, – я совсем не заметила, как вышла на дорогу. Я уже ухожу. Всё в порядке, – внезапно захотелось убежать, не доставлять никому беспокойства, исчезнуть, уйти. Не к кому-нибудь, а просто так. Была я, и нет меня. Потому, едва оказавшись на ногах, помчалась, как мне подумалось, со всех ног. К тротуару и дальше, может быть в парк. От неожиданного сигнала автомобиля дрогнуло всё моё тело. Оглянулась и увидела ещё стоящего на месте мужчину и смотрящего прямо на меня. Почему он смотрит? Отвернулась и встретилась взглядом с совсем ещё юным парнишкой. И этот смотрит. Все смотрят. На меня. Что им надо от меня? Это потому что я теперь обиженная судьбой? Потому что они живут счастливо, а я только вчера потеряла то, что даже не успела прибрести? Я неудачница? Разве с удачливыми людьми что-то подобное случается? Они меня жалеют? Нет. Они шарахаются. Смотрят как на безумную. Почему их так много здесь? Только не говорите, что весь город разом приболел? Перестаньте на меня смотреть! Нет, я это вслух сказала. Нельзя! Успокойся. Парк. Где-то был парк. Зелёное, Наташа. Ищи зелёное. Вот. Оно. Спасительное зелёное. Нераскрытые бутоны тюльпанов. А вот и вход в парк.

Я пошла вдоль аллеи голых деревьев, едва озеленённых первыми листьями.

Первая скамья.

Отдышавшись, и уже сидя на ней, я беспомощно спрятала лицо в коленях. Что со мной происходило только что? Я словно обезумела. Нельзя. Надо быть выше этого. Надо…

Но я понимала, что сил избавится от страха, от воспоминаний и боли очень мало. Я одна не смогу. Просто сойду с ума.

Дрожащими руками, я потянулась к сумке, и в этот момент зазвонил телефон.

– Лилька, – шёпотом выдохнула.

Однако, достав мобильный, увидела совсем другую надпись: «Елизавета Егоровна». Только не она. Нет. Палец скользнул по экрану в сторону красной кнопки и уверенно по ней прошёлся. Я закрыла глаза и опрокинула назад голову. Внутри клокотала ненависть.

А были ли это она? Разве я умела ненавидеть? Скорее это злость, граничащая с болью и обидой. То, что делает человека безумцем. Только не безумства требовала моё сердце, а покоя.

Опять до боли знакомая мелодия, и снова вызов от свекрови. Вновь отклонив, я поспешно набрала Лилькин номер. Она ответила почти сразу:

– Ты где? – кричала в трубку подруга.

– Я в парке, тут, рядом

– Ты что там делаешь, Натусь? Я же всего на минуту тебя оставила. Тут ещё очередь оказалась.

– Иди сюда, – глотая подступившие слёзы, позвала её, я хочу вернуться к себе домой. Сейчас.

– Что? Наташа, ты с ума сошла? Тебе туда нельзя!

– Но это же мой дом…

– Там же… Думаешь, ты выдержись?

– С тобой – да… а одна боюсь.

– Я сейчас. Пару минут, – послышались гудки, и я спрятала телефон.

А на душе так скреблись кошки, что здесь, среди деревьев и свистящего ветра, навернулись слёзы. Стоит ли говорить, что Лиля вновь растерялась, не зная, что делать, и как меня успокоить? Но я была ей благодарна просто за то, что она рядом.

***

– Ну, всё. Готова? – с надеждой взглянула на меня подруга и, получив утвердительный кивок, засунула ключ в замок. Два щелчка и дверь моей квартиры открылась. Вся моя отвага разом отступила и словно ушатом холодной воды, меня окатила тревога. А затем и страх. Подруга положила ладонь мне на плечо.

– Идём.

Мы вошли. Нужно было зажечь лампочку, но рука задрожала на пол пути. Слёзы рекой полились из глаз, затуманивая их. Внезапный свет, и я зажмурилась.

– Наташа… – ошеломлённый и жалобный голос Лильки.

Я разомкнула веки и узрела хаос. Разбитая бутылка и осколки стекла у двери в кухню, неровно лежащий ковёр, раскиданная мелочь из шкафа прихожей, разорванное полотенце – то, которым я сушила волосы, и кровь. Моя, скорее всего. Мазками. То тут, то там. Хотя, может и его. Кричать я не могла, но царапалась изо всех сил. От очередного осознания меня подкосило. Кажется, до сих пор я не осознавала, что это был мой муж. Да, Коля, да жила полгода… но только сейчас дошло – мой муж!

– Так. Сейчас, – засуетилась Лиля, видя, что меня уже шатает. Она быстро скатала ковёр вместе с мусором, что был на нём, и принесла мне стул с кухни. Я даже не села, а просто упала на него. В глазах стало темнеть. В зубы ударился стеклянный стакан, и в меня полилась жидкость. Я чуть не поперхнулась водой. Лиля безжалостно в меня её вливала, пока я с силой не оттолкнула.

– Вот, так лучше, – она тяжело дышала. Видимо запыхалась в пальто и в душной квартире, – Сиди тут. Я сейчас быстро вынесу ковёр, уберу осколки и потом ты пройдёшь внутрь. Слышишь меня? – кивнула ей, – Молодец. Только не вздумай мне падать в обморок. Я молнией во двор, и обратно.

Она схватила ковёр и, пыхтя, вынесла его на лестничную площадку, не забыв прикрыть дверь.

Теперь я была наедине со своим домом.

Противно. Надо продать. И не вспоминать больше. Взглянула на пол, покрытый дешёвым ламинатом, на стены с мамиными любимыми обоями в мелкий голубой цветочек, тумбочку…

Дверь отворилась.

– Какие люди! – воскликнул до боли знакомый голос. Я посмотрела туда и, кажется, кровь отхлынула от моего лица.

Господи, за что?

Глава 3.

– Ну, и что всё это значит? – свекровь деловито сложила руки на груди и вновь зажевала язык, – Почему я не могу дозвониться ни до тебя, ни до Коли? И что за беспорядок здесь творится?

Елизавета Егоровна удивлённо осмотрела прихожую, острым глазом подмечая детали.

– Наталья, я только вчера убрала квартиру! Здесь был идеальный порядок! Почему ты сидишь и молчишь? Язык проглотила, что ли? Я за эти полгода тебя мало воспитывала!!! Что за нерадивая такая? Как можно за два дня превратить квартиру в помойку? – она прошла мимо меня и вошла в кухню. Через несколько секунд оттуда донеслись крики, – Ужас какой! А я всегда говорила Коле, что девочка хорошая, но женой плохой будет! Жалела тебя, окаянную! А ты? Что за бутылки тут? Сына моего споить что ли удумала?

Она ещё что-то кричала, так же, в грязных сапогах, ходила из комнаты в комнату и комментировала, не забывая поминать моё имя «добрым словом». А у меня всё ещё шумело в ушах. Кошмар позапрошлой ночи то возникал в памяти, то исчезал, сменяясь острой головной болью. Я спрятала лицо в ладонях и согнулась от бессилия.

– Ты что, пьяная? – закричала она у самого уха, но сил не хватало даже на ответ. Дальше вместо её голоса мне мерещился Колин. Все обидные слова говорила не она, а мой муж, ни разу не защитивший. Лишь когда мы начинали откровенно орать друг на друга и мешать ему, Коля рявкал из-за двери и выпроваживал мать.

Меня резко кто-то схватил под руку и поднял со скамьи. Движения отозвались болью в животе и пояснице. Уже на грани сознания, я узнала голос Лильки, но слов не различила. Просто наступила темнота.

***

– Ну, вот и хорошо, – чья-то холодная рука дотронулась до моего лба, – уже в себя приходит.

– Наташка… – Лилька с грустью в голосе позвала меня, и я открыла глаза.

Наша с мужем спальня. Прохладный ветерок приятно холодил кожу, проникая в комнату через отворенное окно. Но больничный запах не давал насладиться свежестью.

Я перевела взгляд и увидела медсестру скорой помощи. Приятная женщина сорока лет ласково улыбнулась и бодро произнесла:

– Пугать близких обмороками – нехорошо, Наталья. Ваша подруга сказала, что у врача вы были, но в медицинской карточке заключения пока нет. На какой день назначен повторный приём?

– Я… – голова была слишком тяжела, чтобы сразу сообразить, – на завтра в десять.

– Хорошо, – удовлетворилась она ответом, – в чувство мы вас привели, успокоительное оставили, но советую посетить аптеку и запастись. Рецепт у вашей подруги. Единственное, чего не понимаю, почему вы дома? Может в больницу?