Текст книги "Сила соблазна"

Майя Родейл
Сила соблазна

Maya Rodale

SEDUCING MR. KNIGHTLY

Печатается с разрешения издательства HarperCollins Publishers и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Maya Rodale, 2012

© Издание на русском языке AST Publishers, 2014

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Пролог
Юный повеса вломился незваным на похороны графа

Некролог

Сегодня Англия оплакивает потерю лорда Чарлза Перегрина Финчера, шестого графа Харроуби и одного из лучших граждан страны.

«Морнинг пост»

Часовня Святого Георгия

Лондон

1808 год

Дерека Найтли не пригласили на похороны отца. Тем не менее, не окончив своего первого семестра в Кембридже, он вскочил на лошадь и помчался так, словно за ним гнались все демоны ада. Только бы успеть…

Заупокойная служба уже началась, когда он переступил порог, одетый в глухой черный костюм, все еще припудренный дорожной пылью. Вытолкать его в шею означало вызвать скандал.

А семья его отца если что и ненавидела больше всего – не считая самого Дерека, – так это скандалы.

Граф Харроуби скончался скоропостижно, от апоплексического удара, оставив безутешную вдову, наследника и единственную дочь. Кроме того, по нему скорбели горячо любимая содержанка, с которой граф жил более двадцати лет, и их сын.

Дилайла Найтли не хотела ехать на похороны, как ни пытался сын убедить ее.

– Мы имеем полное право быть там, – решительно бросил он. Пусть он не наследник и даже не носит имени отца. Зато Дерек Найтли был первенцем и любимым сыном графа.

– Моя скорбь только даст пищу сплетням, Дерек, и если мы покажемся в церкви, это приведет к мерзкой сцене и, кроме того, расстроит семейство Харроуби. Мы помянем его в узком кругу. Только вдвоем: ты и я, – всхлипнула она, гладя его по руке. Слабое утешение… Дилайла Найтли, жизнерадостная, полная сил прима лондонской сцены, за одну ночь превратилась в собственную тень.

Измученный скорбью Дерек не мог найти слов, чтобы объяснить настойчивую потребность услышать заупокойные псалмы, исполняемые прихожанами, и бросить горсть холодной земли на опущенный в могилу гроб. Похоронные ритуалы сделают смерть отца реальной, иначе Дерек где-то в самой глубине души будет надеяться, что он вот-вот вернется.

Ему нужно попрощаться.

Но отчаяннее всего Дерек жаждал узнать подробности другой жизни отца. Установить связи. Стать своим в высшем обществе, где граф проводил дни, а иногда и ночи, увидеть младшего брата, с которым никогда не озоровал вместе, и младшую сестру, которую никогда не дергал за косички… Знать, что отец не ушел однажды и навсегда.

Сколько бы вопросов ни задавал юный Найтли о законной семье графу, тот отвечал коротко и неохотно. Младший брат хорошо учился, сестра любила вечеринки и свою огромную коллекцию кукол. В подробности отец не вдавался. В Кенте у него имелось фамильное поместье, о котором Дерек знал только по красочным историям, рассказанным на ночь. За завтраком отец иногда упоминал о работе парламента. Но больше всего желал отступить от принятой на себя роли, уйти от жизни на людях и наслаждаться любимой женщиной, воспитывать дорогого его сердцу сына и забыть все остальное.

Поэтому Найтли поехал на похороны. Один.

Двери были закрыты. Он их распахнул.

Служба уже началась. Но Найтли внес в скорбную церемонию беспорядок и хаос. Сотни печально склоненных голов поворачивались, чтобы взглянуть на незваного гостя. Дерек выпрямился и окинул их вызывающим взглядом пронизывающих голубых глаз. Он имеет полное право быть здесь. Тут ему самое место.

Дерек поймал взгляд сводного брата, долго смотрел ему в глаза и задохнулся от ярости. Дэниел Перегрин Финчер, отныне лорд Харроуби, которому только исполнилось шестнадцать лет, был всего на два года моложе незаконнорожденного единокровного брата, осмелившегося вторгнуться в общество приличных людей. Он встал, вытянулся во весь рост, оказавшись на добрых шесть дюймов ниже Дерека, и объявил громким пронзительным голосом:

– Вышвырните ублюдка! Ему здесь не место!

Глава 1
Пишущая Девица в беде

Дорогая Аннабел!

Я отчаянно нуждаюсь в вашем совете…

Искренне ваша

Одинокое сердце в Лондоне

«Лондон уикли»

Мансарда мисс Аннабел Свифт

Лондон

1825 год

Некоторые вещи попросту неоспоримы: Земля вращается вокруг солнца. За воскресеньем следует понедельник. А мисс Аннабел Свифт любила мистера Дерека Найтли со страстью и пылом, которые могли бы считаться ошеломляющими, если бы не еще одна простая истина: мистер Дерек Найтли не обращал никакого внимания на мисс Аннабел Свифт. С ее стороны это была любовь с первого взгляда, которой исполнилось ровно три года, шесть месяцев, три недели и два дня. Любовь, вспыхнувшая с минуты первого посещения редакции «Лондон уикли».

Она стала новой ведущей колонки советов: счастливица, выигравшая конкурс и должность Пишущей Девицы номер четыре. Но тем не менее бедняжка оставалась застенчивой и незаметной, тогда как Найтли был неотразимым и вызывающе красивым издателем и владельцем газеты. И, по правде говоря, с тех пор ничего не изменилось.

За эти три года, шесть месяцев, три недели и два дня Найтли ни разу не дал понять, что знает о неугасимой привязанности Аннабел. Та вздыхала каждый раз, когда он входил в комнату. Вздохи сопровождались влюбленными взглядами. И если Дереку случалось заговорить с Аннабел, та мгновенно заливалась краской до самых корней волос.

Короче говоря, все признаки несчастной любви были налицо, хотя мистер Найтли упорно их не замечал.

По некоему неписаному закону природы мистер Дерек Найтли не думал о мисс Аннабел Свифт. Вообще. Никогда.

Но вопреки всему она надеялась.

Почему Аннабел любила его?

Если уж быть до конца справедливой, время от времени она спрашивала себя об этом.

Найтли был головокружительно, убийственно красив. У него были темные как ночь волосы, которые он имел обыкновение ерошить, что придавало ему слегка неряшливый вид. К тому же природа наградила его пронзительно-голубыми глазами, взиравшими на мир умным, безжалостно-честным взглядом. Высокие крутые скулы походили на скалы, с которых может сброситься отчаявшаяся девушка.

Сам же Дерек был упрям, жесток и одержим, особенно когда речь шла о его газете. Но мог и мгновенно стать неотразимо-обаятельным, если решал, что дело того стоит. К тому же он был неприлично богат.

Заядлая читательница любовных романов, Аннабел с первого взгляда умела различить романтического героя. Смуглый брюнет. Силен. Богат. И определенно способен любить женщину… ее… если бы только соизволил.

Но настоящая причина ее глубокой преданной любви не имела ничего общего с его богатством, силой, внешностью или даже манерой облокачиваться на стол, или небрежной походкой, которой он входил в комнату. Хотя она знала, что манера облокачиваться или походка могут быть такими… вдохновляющими…

Дерек был из тех мужчин, кто давал бедной некрасивой женщине шанс быть «чем-то». Чем-то великим. Чем-то особенным. Чем-то бо́льшим.

Не будь Найтли, Аннабел оставалась бы некрасивой немолодой, засидевшейся в девицах тетушкой, а может быть, вышла бы за мистера Натана Смайта, владевшего пекарней в нескольких кварталах от ее дома.

Но Найтли дал ей шанс, которого она не дождалась бы ни от одного человека. Поверил в нее, несмотря на то, что Аннабел сама в себя не верила. Вот поэтому она и полюбила Дерека.

Шли дни, недели и годы, а Аннабел продолжала ждать, пока он заметит ее. Хотя факты говорили о другом. О том, что он смотрит на нее, как на пустое место.

Или хуже того, он замечает, но ни в малейшей степени не отвечает на ее чувства.

Менее упорная девушка давным-давно сдалась бы и вышла замуж за первого порядочного человека, который сделает ей предложение. И честно говоря, Аннабел даже подумывала поощрить молодого мистера Натана Смайта, владельца пекарни. По крайней мере она могла бы всю жизнь наслаждаться свежими пирожками и теплым хлебом.

Но она твердо решила дождаться истинной любви. Поэтому и не хотела выходить за мистера Смайта и поглощать его изделия. А пока взахлеб читала романы о великой страсти, приключениях и главное – настоящей любви. На меньшее она не соглашалась. И не могла выйти за мистера Натана Смайта или кого-то другого. Только и исключительно за Дерека Найтли, ибо отдала ему свое сердце три года, шесть месяцев, три недели и два дня назад.

И теперь она лежала, чувствуя, что умирает. Нелюбимая. Старая дева. Девственница.

Щеки Аннабел горели. От унижения? Раскаяния? Или лихорадки?

Она лежала больная в доме брата в Блумсбери, Лондон. Тем временем внизу ее брат Томас трусливо прятался в библиотеке, пока его жена Бланш орала на детей: Уотсона, Мейсона и Флер. И никто не явился справиться о здоровье Аннабел. Уотсон потребовал помочь ему с арифметикой. Мейсон спросил, куда она подевала его учебник латинского, а Флер разбудила тетку, чтобы позаимствовать ленту для волос.

А бедняжка продолжала умирать: еще одна жертва неразделенной любви. Как все это трагично, трагично, трагично! В тонких пальцах она держала письмо от Найтли, почти промокшее от слез.

Ладно, не стоит притворяться, она вовсе не на смертном одре, просто страдает от злосчастной простуды. И хотя письмо от Найтли существовало, вряд ли соответствовало мечтам молодой женщины. Письмо гласило:

«Мисс Свифт…»

Аннабел мрачно насупилась. Все адресованные ей письма начинались со слов «Дорогая Аннабел», что одновременно являлось названием ее колонки советов. Да, каждую неделю она получала десятки… сотни писем с обращением «Дорогая Аннабел». У окружающих это настолько вошло в привычку, что даже торговцы посылали свои счета на имя дорогой Аннабел.

Только не мистер Найтли.

«Мисс Свифт», подумать только!

Содержание оказалось еще хуже.

«Мисс Свифт!

Ваша колонка запаздывает.

Прошу исправить положение со всей возможной поспешностью.

Д.Н.».

Аннабел обладала невероятных размеров воображением. Но даже она не могла сотворить волшебство из трех строчек письма.

Она никогда не опаздывала со своей колонкой, поскольку знала, скольким людям это доставит кучу неприятностей: Найтли и редакторам, печатникам, разносчикам, киоскерам и всем преданным читателям «Лондон уикли».

Она терпеть не могла расстраивать людей с того времени, когда тринадцатилетней девочкой подслушала, как в день свадьбы Бланш объявила Томасу, что «они будут содержать его осиротевшую сестру, пока та не станет им досаждать».

Охваченная ужасом при мысли о том, что ее оставят в работном доме или на улице, Аннабел из кожи вон лезла, чтобы быть полезной: стала гувернанткой для детей брата, помогала кухарке готовить обед и выполняла любые просьбы окружающих.

Но сейчас она болела! Впервые в жизни у нее просто не было сил заниматься трудностями и проблемами других! Усталость, казалось, просочилась до костей, проникла в душу.

На письменном столе скопилась стопка писем, взывавших о помощи.

Белинда из Хай-Холборна хотела узнать, как правильно обращаться к герцогу, если ей повезет выйти замуж за такового, некоему Маркусу не терпелось выспросить расстояние от Лондона до Гретна-Грин «по причинам, которые он не имел права открывать». Сьюзи требовала средство для улучшения кожи, Найджел просил посоветовать, как сделать предложение одной сестре, хотя он вот уже полгода как ухаживает за другой.

– Аннабел! – взвизгнула Бланш от подножия лестницы, ведущей к мансарде свояченицы.

Аннабел съежилась и натянула одеяло на голову.

– Аннабел, Мейсон разбил стакан, Уотсон порезался и требует перевязать рану, а Флер нужно завить волосы. Немедленно спускайся, хватит целый день валяться в постели!

– Да, Бланш, – пролепетала она, но тут же чихнула. Слезы обожгли глаза, и очень захотелось заплакать: видит Бог, она это заслужила. А тут еще и письмо от Найтли! «Мисс Свифт», видите ли! И проблемы Белинды, Маркуса, Сьюзи и Найджела, а кроме того, Мейсона, Уотсона и Флер. Всем требуется ее помощь. А как насчет самой Аннабел?

Эгоистичный вопрос вырвался сам собой. Совершенно неожиданно. Но если учесть, что она сильно простужена, уклониться от него невозможно. Она просто не могла вытирать пыль, подметать полы, раскладывать ленты для волос или читать роман – словом, приняться за обычные занятия в таком состоянии.

А потому неотвязный вопрос будет мучить ее, пока она не найдет ответа.

Так как насчет нее?

Аннабел твердила эту фразу про себя. Потом попробовала хрипло прошептать вслух.

Она хорошая. Добрая. Великодушная, заботливая, всегда готова помочь. И каков итог?

Она лежит больная, одинокая, забытая всем светом, умирающая от неразделенной любви девственница…

Что же, может, настало время другим помочь Дорогой Аннабел с ее проблемами?

– Пф-ф… – фыркнула она, ни к кому в особенности не обращаясь.

Свифты отнюдь не были известны своей силой воли или отвагой. Так что, когда на нее находил приступ храбрости, ее несло на гребне волны, прежде чем начинались опасения, и осторожность брала верх. Несло на гребне… метафорически, конечно, если учесть, что она была прикована к постели.

Но все же нашла в себе силы написать следующую колонку, которой предстояло быть напечатанной в самой популярной городской газете.

«Читателям «Лондон уикли».

Почти четыре года я честно и неуклонно отвечала на ваши вопросы о делах больших и малых. Советовала в полную меру своих способностей и с искренним желанием добра всем своим читателям.

И вот теперь мне понадобилась ваша помощь. Последние несколько лет я тайно люблю мужчину, но, боюсь, все это время он меня не замечал. Я не знаю, как привлечь его внимание и завоевать любовь. Дорогие читатели, посоветуйте мне, пожалуйста.

Ваша Дорогая Аннабел».

Прежде чем Аннабел успела все хорошенько обдумать, письмо уже было запечатано и адресовано…

Мистеру Дереку Найтли

Издательство газеты «Лондон уикли»

Флит-стрит 57

Лондон, Англия

Глава 2
Страдающая от безнадежной любви особа клянется пленить повесу

Ни один человек не знает Лондон так хорошо, как мистер Найтли, пресловутый владелец конкурирующего с нашим издания. И ни один человек в Лондоне ничегошеньки о нем не знает.

«Мужчина о городе»

«Лондон таймс»

Издательство «Лондон уикли»

Флит-стрит 57, Лондон

В жизни Дерек Найтли руководствовался тремя истинами.

Первая: скандал компенсируется продажами.

Следуя этому принципу, он истратил доставшееся ему наследство на второразрядный бульварный листок, который преобразил в наиболее популярную и влиятельную в Лондоне газету, взахлеб читаемую как в высших, так и в низших кругах.

Вторая: любая драма уместна лишь на газетной странице.

И каждая страница «Лондон уикли» была переполнена пикантными сплетнями из общества, театральными обзорами, новостями внутренней и внешней политики, а также обычным ассортиментом статей и объявлений. Сам Найтли никогда не участвовал в вышеуказанных скандалах и драмах. Бывали дни, когда он ничего не видел, кроме очередного экземпляра собственной газеты.

Третья заповедь: не быть никому ничем обязанным.

Будь то бизнес или удовольствие – Найтли оставался сам себе хозяином. В отличие от других газет «Лондон уикли» не оплачивалась ни парламентом, ни политическими партиями. Даже театры не платили за хвалебные рецензии. Правда, Найтли не гнушался брать деньги за то, что не печатал определенные сплетни, в зависимости, конечно, от того, далеко ли успели распространиться слухи. Он дрался на дуэлях с оскорбителями «Лондон уикли» и однажды уже схлопотал пулю за любимую газету.

Когда же речь шла о женщинах… достаточно сказать, что его сердце принадлежало газете, и Найтли делал все, чтобы ни одна особа противоположного пола в нем не поселилась.

Эти три истины превратили его из презираемого побочного сына графа, рожденного от любовницы-актрисы, в одного из скандально известных, но очень влиятельных и богатых людей в Лондоне.

Можно сказать, он наполовину добился того, чего хотел.

На какое-то мгновение Найтли помедлил, задержав руку на сверкающей медной дверной ручке. По другую сторону двери его ждали корреспонденты, собравшиеся на еженедельную встречу, где обсуждались и сравнивались статьи и заметки будущего выпуска. Дерек задумался о скандалах, продажах и трагедиях других людей. Ибо, судя по только что услышанным новостям, репортера «Лондон таймс» поймали в том месте, где ему ни в коем случае не следовало находиться. И в Лондоне вот-вот собирался разразиться скандал года, грозивший уничтожить всю газетную отрасль, включая «Лондон уикли».

Там, где другие часто видели несчастье, Найтли чувствовал возможности. Однако на этот раз даже он не смог отделаться от предчувствия надвигавшейся беды. В этом случае жертвы были слишком известны и влиятельны, а афера по своей наглости превосходила все мыслимое и немыслимое. Кто-то должен за это заплатить.

Коротко выдохнув и расправив плечи, Найтли толкнул дверь и предстал перед своей командой.

– Сначала леди, – объявил он с широкой улыбкой.

Его Пишущие Девицы. Второе великое создание. Конечно, решение нанять сначала Софи и Джулиану, а потом и Элайзу с Аннабел было чисто импульсивным. Но основным резоном столь смелого поступка стало правило номер один: скандал компенсируется продажами.

Женщины-корреспондентки – это скандал.

Следовательно…

И его надежды полностью оправдались. Партия была выиграна. Потраченные деньги вернулись сторицей.

«Лондон уикли» была газетой для всех. Читаемой равно в аристократических домах и трущобах. Но Пишущие Девицы отличали газету от десятков других, поскольку теперь «Лондон уикли» стала особенно занимательной для женщин и крайне притягательной для мужчин.

Мисс Аннабел Свифт, возглавлявшая колонку советов и сидевшая слева от Найтли, вздохнула. Ее соседка Элайза, ныне герцогиня Уиклиф, окинула его лукавым взглядом. Софи, герцогиня Брэндон, когда-то, до встречи с Найтли, – опозоренная сельская девчонка, оперлась подбородком о ладонь и улыбнулась ему. Леди Роксбери дерзко уставилась на него ясным, сосредоточенным взглядом.

– Что на этой неделе, авторы? – спросил он.

Леди Джулиана Роксбери, известная под псевдонимом леди Оригинальность, автор колонки пикантных сплетен «Светские новости», явно имела какую-то информацию.

– Ходят слухи, – возбужденно начала она, – о длительном отсутствии леди Лидии Марсден в обществе. Леди Марсден только что вернулась в город, после того как пропустила то, что могло стать ее вторым сезоном. Я веду расследование.

Под расследованием она, очевидно, подразумевала длительные беседы со всеми злыми языками Лондона, а также страсть вынюхивать, выслеживать и подслушивать. Но этим занимались все авторы «Лондон уикли». Впрочем, как и авторы «Таймс». Только дам из «Лондон уикли», в отличие от репортеров «Таймс», еще никто не сумел поймать на горячем.

Больше никто в комнате не заинтересовался странным отсутствием дебютантки. Да и сам Найтли слушал краем уха, зная, что члены общества обожают сплетни о себе подобных. Это означает, что продажи возрастут, поскольку людям всегда интересно, о чем говорят сильные мира сего на балах и вечеринках.

Справа устроился добрый старина Гренвилл, по обыкновению что-то ворчавший себе под нос. Он почти не скрывал свою неприязнь к Пишущим Девицам. Впрочем, Гренвилла интересовали исключительно мрачные парламентские интриги.

– У Аннабел есть что-то интересное! – взволнованно вмешалась Софи. – Куда интереснее, чем мои обычные репортажи о свадьбах.

Найтли обратил взор на молчаливую Аннабел.

– Моя колонка на этой неделе получила больше писем, чем любая другая, – тихо начала она и, встретившись с ним взглядом, поспешно опустила глаза на толстую стопку корреспонденции на столе и мешок на полу у своих ног.

Найтли попытался припомнить, о чем шла речь… Да, она запаздывала, и у него едва хватило времени проверить ошибки, прежде чем отправить написанное к печатникам. Кстати, работа Аннабел никогда не требовала особых исправлений. Не то что пространные повествования Гренвилла или очередная сплетня, уничтожавшая чью-то репутацию и обычно поставляемая леди Роксбери.

– Напомните мне тему еще раз, – попросил он. Если читатели откликнулись с таким энтузиазмом, значит, он должен обо всем знать.

Аннабел недоуменно моргнула большими голубыми глазами.

В комнате воцарилось мертвенное молчание. Словно он сказал что-то неуместное! Поэтому Найтли обвел комнату взглядом, в котором явно сквозило нетерпение и намек на то, что он чрезвычайно занятой человек и не может помнить содержание каждой поданной на прошлой неделе статьи шестнадцатистраничной газеты.

И все же он чувствовал впивавшиеся в него взгляды остальных. Оуэнс качал головой. Джулиана высоко вскинула брови, и даже Гренвилл нахмурился.

Аннабел уставилась на него и пробормотала:

– О том, как привлечь внимание мужчины.

Одна из тех тем, которые так любят читатели «Уикли»! Далее последует попытка разобраться в чувствах мужчины и женщины… Поэтому Найтли кивнул, безразлично бросил «хорошо» и справился о заметках репортера по уголовным делам Дэймиена Оуэнса. Совещание продолжалось.

– Прежде чем мы разойдемся, – объявил Найтли в конце, – должен сказать, что до меня дошли неприятные слухи. Репортер «Лондон таймс» был арестован за то, что представлялся аристократам дипломированным врачом и сумел найти среди них пациентов.

В комнате раздались потрясенные возгласы авторов, не сразу осознавших весь ужас случившегося. Информация, полученная негодяем-репортером, должно быть, собрана в спальнях членов высшего общества. И она стоит целое состояние, которое надеется получить владелец за то, что все это никогда не появится в прессе.

– Это может столько объяснить… – задумчиво пробормотала Джулиана, сведя брови. – Разорванную помолвку Докинса. Срочную командировку мисс Брэдли во французскую монастырскую школу…

Этим она лишь подтвердила подозрение Найтли. Добром все это не кончится. И платить придется по самой дорогой цене. И не только «Лондон таймс».

– Почему все смотрят на меня? – осведомилась Элайза Филдинг, ныне герцогиня Уиклиф.

– Потому что вы так же умело маскировались под служанку в апартаментах герцога, – с явным восторгом пояснил Алистер Грей, театральный обозреватель. Элайза хитро усмехнулась.

– Зато теперь я его жена, так что это должно гарантировать мне некое оправдание. И я не единственный репортер, который ради статьи принимал чужое обличье. Как насчет статьи мистера Оуэнса о сыщиках с Боустрит?

– Это было бог знает когда, – отмахнулся Оуэнс.

– Но вы изображали офицера, – настаивала Элайза.

– А кто-нибудь спрашивал Гренвилла, как он получил доступ в парламент? – жарко возразил Оуэнс. Все головы повернулись к ворчливому старому репортеру с лицом гончей.

– Я никем не притворяюсь, если вы на это намекаете, – сухо запротестовал Гренвилл. – Сижу на галерее вместе с остальными репортерами.

– А дальше? – не унимался Оуэнс. – Теряетесь в коридорах, как слабоумный старик? Подкупаете членов парламента?

– Ради хорошей заметки каждый сделает все возможное, – вставила леди Роксбери, которая однажды переоделась мальчишкой и проникла в «Уайтс» – самый эксклюзивный в мире чисто мужской клуб, куда на протяжении всей его истории не допускалась ни одна женщина.

– И все мы потенциальные мишени для властей, если последним вздумается поближе к нам присмотреться. Но они не могут сделать этого, потому что в таком случае все газеты закроются, а мы попадем в тюрьму.

– Все, кроме мисс Свифт. Она в полной безопасности. Потому что никогда не делала ничего дурного, – добавил Оуэнс. Все рассмеялись. Даже Найтли. Он был готов держать пари, что Дорогая Аннабел была последней женщиной на Земле, которая причинит кому-то неприятности.