Текст книги "Все, что ты хочешь"

– Совершенно верно. – отвечает девушка.

– И все они были неудачными?

– Вам трудно отказать в наблюдательности. – но доктор мягко улыбается, невзирая на яд, сочащийся в голосе мисс Вэлл.

– Вы можете назвать причины, побудившие Вас к столь радикальным действиям? – и добавляет более приглушенно, – Почему Вы хотели покончить с собой?

– Ах, доктор, мне скучно жить…– докладывает девушка с утрированным театральным драматизмом.

– Вы полагали, что самоубийство Вас развлечет?

Реджина, смерив его долгим, проницательным взглядом, решила, что он идиот, и факт его существования не достоин ее внимания. Но добавляет вслух:

– Нет, дело вовсе не в этом.

– Мисс Вэлл, отнеситесь к моему вопросу со всей возможной серьезностью. Зачастую причина является как бы ключом к самоубийству. И, узнав мотивы, мы сможем сконструировать методы борьбы. Один вопрос, мисс Вэлл, и я понимаю, насколько он труден.

Девушка отвечает ему тяжеловесным молчанием.

Брайн, разглядывающий свою пациентку взглядом восторженно-детской наивности, на секунду отвлекается и делает пометки в блокноте. Проходит первый сеанс психотерапии, назначенной вслед за последним неприятным, по мнению самого Брайна, происшествием. Подумать только, куда нужно засунуть естественный и всем причитающийся инстинкт самосохранения, чтобы добровольно влить в себя канистру с бензином? Но, что еще более поражало: как удалось девушке отделаться отравлением, сильнейшим, правда, и неделей, проведенной в больнице?

Сейчас она лежит, скрестив руки на груди, что свидетельствует о замкнутости и нежелании идти на контакт. Глаза закрыты, брови сдвинуты ближе к переносице, лицо, словно застывшая маска. Да-с, как можно больше бы таких пациентов, и самому слечь можно.

– Мисс Вэлл, какие у Вас планы на неотдаленное будущее? Где Вы видите себя через, предположим, пять лет? – с врачебной внимательностью он не сводит с нее светлых глаз, и этот взгляд – где-то она уже сталкивалась с подобным, – тревожит и настораживает.

Пять лет – неотдаленное будущее?! – думает Реджина, – Не могу понять, он просто законченный оптимист или в нашем мире не живет?

– Я вижу себя в удобной погребальной урне, доктор. В качестве горсти пепла. – и девушка обращает лицо к врачу. Тот, не изменяя добродушной улыбке, записывает в блокнот.

– Хорошо, упростим задачу. Чем Вы планируете заняться сегодня вечером?

– Пожалуй, вскрою себе вены. – что же, эта игра становится увлекательной. Неужели он будет принимать на веру каждое сказанное слово?

– Реджина…– говорит доктор, переходя на отечественно-доверительный тон, – Вы должны понимать, что, если наша практика не даст результатов, и Вы не пойдете на поправку в ближайшие сроки, мне придется определить Вас на постоянное лечение, под наблюдением, дабы избежать возможных рецидивов.

– Иными словами, Вы упечете меня в психушку, док?

– Я искренне того не желаю, поверьте. Но у меня не будет иного выхода, если мы не найдем точки соприкосновения. Вы должны помочь мне, мисс Вэлл.

– Да, я понимаю. – отвечает девушка бесцветным голосом.

– Вы готовы сотрудничать?

– Готова. – с легким кивком.

– Попробуем еще раз. Я повторю вопрос: как Вы планируете провести этот вечер?

– Ну…– Реджина останавливается, будто в задумчивости. – Полагаю, я вернусь домой. Поужинаю. Просмотрю новости. Включу телевизор на программе «Шоу Бенни Хилла». И в довершении всего лягу спать. Правильно, доктор? Так проживают свои вечера нормальные люди? – не сдерживает колкую иронию в голосе девушка.

– Да, совершенно верно! – отвечает доктор Брайн с энтузиазмом, – Вы отлично справляетесь!

– Но прежде чем уснуть, – спешит изничтожить его радость девушка, – Я оставлю открытыми газовые конфорки. Уже лежа в своей постели, и убедившись, что на кубический метр кислорода приходится меньше, чем газа, я достану из пачки сигарету, потянусь к зажигалке, и с райским блаженством закурю…

– Так. – останавливает ее врач. – Пойдем другим путем. – кажется, собственный проигрыш вовсе не огорчает Брайна и чем больше Реджина усердствует в колкостях, тем с большим интересом он бросается в свою работу.

Существует распространенное мнение о том, что суициденты в большинстве своем никогда не говорят о собственных намерениях, и однажды решившись, они уходят – решительно и бесповоротно. Но это – страшное заблуждение. Как правило, люди, стоящие перед пограничной ситуацией, охотно прибегают к вербальным коммуникациям – в надежде ли получить помощь или поддержку, или попросту уведомить своих близких о мучающих их переживаниях. Слова – вот, что представляет действительную ценность. И чем больше пациентка доктора Брайна будет говорить, выговаривать сложившуюся и пока неразрешенную проблематику душевной жизни, тем больше шансов на успешное прохождение лечения.

Парадокс самоубийства заключается в том, что прекращение жизни наполняется для самоубийцы морально-психологическим смыслом. И об этом ни при каких обстоятельствах не следует забывать.

Врач, покинув кресло, останавливается перед массивным столом, и выуживает из его недр карточки с неясными очертаниями размазанных по ним чернил.

– Пятна Роршаха? – быстро догадывается Реджина, бдительно следившая за манипуляциями доктора.

– Вы абсолютно правы. Полагаю, принцип работы Вам известен, мисс? – глаза его мерцают хитрецой пополам с убийственной самоуверенностью, смешанной в пропорции один к трем с доброжелательностью.

– Известен. – сухо бросает девушка.

– Тогда приступим. – Брайн возвращается к своему почетному месту, и, перетасовав карточки, оборачивает к девушке одну из них. – Что Вы здесь видите, мисс Вэлл?

Чернильное пятно? Бумагу и кляксу на ней? – уныло размышляет девушка, но решает, что подобный ответ не составит интереса для изучения.

– Я вижу…ммм…легкие курильщика. – фыркает девушка, – Нет, постойте. Это Сизиф, древнегреческий герой, за непослушание богам попавший в Аид, и теперь ему уготована вечность бесполезной и бессмысленной работы, олицетворяющей все человеческие чаяния и смешные потуги на продуктивность. Вот он поднимает свой камень, тащит его в гору, но еще секунда – и каменная глыба срывается к подножию. Упрямый Сизиф возвращается за ним, внутренне ощущая всю тщетность загробного существования. Жестоки боги, ибо порешили они, что от жизни избавиться можно, но от смерти – никогда.

Доктор Брайн молчит несколько секунд, глядя на девушку широко раскрытыми глазами, затем, будто бы желая удостовериться самолично, бросает взгляд на пятно. Она что, действительно все это увидела? Ну, клякса, как клякса, никаких мифологических сюжетов. Правда, быть может, вот эта забавная линия похожа на несущегося вдаль оленя…И бескрайние леса, переходящие в горный ландшафт. Да, вот и птички поют в левом углу. Так, стоп. Он отвлекся.

Снова перетасовывает карточки, показывает девушке иную картинку, выполненную той же черной тушью, но разбавленной с бледно-красными оттенками.

Реджина глубоко вздыхает:

– Я вижу, как древние ацтеки совершают обряд с человеческими жертвоприношениями. Вот тут – кровь, руслом сбегающая по желобам пирамиды с усеченной верхушкой, что, достигнув ее истоков, обагрит собравшуюся толпу, изнывающую от хищнического голода, возбужденного жреческими изуверствами.

Доктор Брайн почувствовал, как нервно дернулось его правое веко.

– Хорошо, еще одна попытка. – и мужчина достает очередную карточку. Реджина долго вглядывается в нее, прежде, чем многозначительно изречь:

– А это, доктор, ужасно неприлично с Вашей стороны. – и девушка чопорно отворачивается.

Брайн прокашлялся, стремясь скрыть удивление, мгновением спершее горло. Реджине стоит трудов сдерживать смех.

– Пожалуй, мы оставим это. – произносит доктор, выдворяя чернильные разводы в стол. Все признаки девиантного поведения – в самых предельных его проявлениях – на лицо. Брайн с выражением вселенской печали качает головой.

– Мисс Вэлл, могу ли я спросить Вас о том, что доставляет Вам удовольствие?

– В каком смысле, доктор? – тон девушки полон опасной неоднозначности.

– Удовольствие от жизни. Быть может, какие-то мелочи, что особенно дороги Вашему сердцу? Любимое дело, хобби? Места, где Вам нравится бывать? Все, что угодно.

На сей раз девушка задумывается всерьез, и после продолжительной паузы отвечает:

– Книги. Сигареты. Музыка. Эротика и метафизика.

Доктор почти обрадовался относительной стандартности предложенного списка, пока не услышал последний пункт.

– Реджина, у Вас есть друзья?

– О, разумеется. – порывисто резонирует девушка едким сарказмом, – Гете, Ницше, Шекспир, Данте…

– Но все они мертвы. – решается перебить доктор.

Вэлл смотрит на него с нескрываемым чувством превосходства.

– Что позволяет Вам, доктор, думать, будто живы – Вы? – девушка вскидывает бровь, а Брайн судорожно не находится с ответом.

– Наше время истекло. – поднимается она с кушетки. – До следующего четверга, док?

Мужчина лишь молча кивает и, не потрудившись проводишь пациентку до двери, остается сидеть прикованным в кресле.

До чего же странный тип, – думает Реджина по пути домой, – Стоит поставить его компетенцию под вопрос. Живет себе, как и прочие, в комфортабельном до примитивности мирке, не покидая его пределов и границ, и свято верит в то, что и другие люди должны функционировать согласно единственно-возможному завету, а любое инакомыслие требует немедленного исправления, возможно даже, хирургического вмешательства. Да, сложно с ним придется. – и пока поезд мчит ее сквозь сети рельс, девушка погружается в книгу, твердо решив оставить опостылевшую реальность в дураках, лишенную своего в ней присутствия.

* * *

Весь следующий день Раймонд Вашерон провел, замкнувшись в стенах инквизиторских застенков, в окружении старинных томов и фолиантов, чье содержание по преимуществу пестрило магическими сводками, каббалистическими письмена и прочими текстами утопически-темного содержания. Он утопал в дыму, лишенный сна и пищи, провожая каждую выкуренную сигарету порцией кофеина, в упрямых попытках отыскать недостающее звено информации. Что-то терзало его, что-то не сходилось в сумме уравнения и переменных. Был ли это темный обряд? Удалось ли неподконтрольному сверху адскому легиону прорвать защитные посты, и если да, то как? Самым простым в сложившейся ситуации было: самостоятельно вызвать представителя дьявольской знати и задать прямой вопрос, но преподобный отец решил немного повременить, силясь добраться до истины своими путями, каковы, как известно, неисповедимы.

Время пролетело с быстротой мгновения, опуская на город, расплавленный июльским зноем, ночь, которая, впрочем, прохлады не предвещала. Вашерон, в отчаянии добравшийся до рунической магии древних кельтов, откинулся на спинку тяжелого кресла, обитого черной кожей. Затекшие мышцы неприятно ныли под тканью строго застегнутой на все пуговицы сутаны. Раймонд провел рукой по горлу, немного расслабляя хватку жесткой ткани. Из кармана брюк достал ручные часы, английский брегет, и ужаснулся.

Всю долгую жизнь время было для него персональным проклятием. Его было слишком много, но никогда и ни на что не хватало. Вечная спешка, безумная гонка – но куда, за какой целю? Преподобный давно перестал хвататься за эти вопросы.

Порывистым жестом он покинул рабочий стол, собрав с него те предметы, какие, по его мнению, могли понадобиться в ходе выполнения очередной миссии, и, преодолев лестничный пролет, вышел из дверей церкви, скрываемый покровом ночной тьмы.

Преподобный остановил таксомоторный кэб, назвал давно заученный адрес, и устремился в путь – из одной части Лондона в другую, пересекая весь город, пропитанный пылью и слабым запахом гниения, что разносит вялый ветер с Темзы.

Через тридцать пять минут – хвала относительной свободе ночных дорог! – машина остановилась у многоэтажного здания, ухоженностью своей свидетельствующего о достатке и довольстве его жильцов. Вашерон расплатился, отпуская водителя, и на какое-то время замер у козырька парадного входа, мучая в нервных пальцах незажженную сигарету, как бы решая, закурить или оставить.

И чего я жду, интересно? Знака свыше? – фыркнул мужчина на самого себя, и, круто развернувшись на каблуках, направился к двери. На звонок, раздавшийся в сонной тишине, ему открыл вышколенный concierge, видимо, задремавший на нелегком посту.

– Госпожа Калиостро у себя? – без лишних предисловий спросил Вашерон. Мужчина, встречающий его, кивнул со знанием дела, и, посторонившись, пропустил священника внутрь. Пройдясь по коридору, украшенному парадно-алой ковровой дорожкой, преподобный остановился у тоннеля лифта, и нажал кнопку. Через секунду автоматические двери распахнулись. Железная клетка, минуя этажи, доставила мужчину на последний из них. До чего инфантильно, – с усмешкой размышлял Вашерон, – устраивать эзотерическое логово в жилом доме, в обустроенном квартале, прямо под носом у ни о чем не подозревающих людей.

Госпожа Калиостро, к которой направлялся преподобный, в миру звавшаяся Мириам Бейль, была представительницей тех одаренных – или проклятых, зависит от вкуса – немногих избранных, которых нынче, в свете современности и тенденций политкорректности принято называть медиумами, хотя на деле – самая настоящая ведьма. В широком смысле слова.

Священник, выйдя из плена тесного лифта, несколько секунд промедлил у входа квартиры, за которой его ждало – бог весть что. Но, в конце концов, finis sanctiflcat media⁷. Вздохнув с безотчетной обреченностью, мужчина энергично постучал по гладкой деревянной поверхности, которая отошла в сторону, не успел он и дважды к ней прикоснуться костяшками пальцев.

В дверном проеме стояла привлекательная женщина, одетая в халат восточного покроя, с высоко забранной копной белокурых волос.

– Святой отец. – поприветствовала она, будто только и делала, что ждала его весь вечер.

– Мисс Бейль. – ответствовал мужчина, но, не удержавшись, иронично добавил, – или госпожа?

– Для друзей – просто Мириам. – улыбнувшись, ответила она. – Впрочем, для Вас вернее будет – Госпожа Седьмого Неба, Повелительница Архонтов Десятого Круга, и Владычица Сил Пятого Порядка. Но Вы проходите, падре. Или всю ночь простоим на пороге? Чай как раз готов.

Она что, и вправду ожидала его визита? Ведьма. – Вашерон недобро прищурился, но излияние гостеприимства принял.

– Располагайтесь. – и женщина, проведя его через холл, указала на собрание мягких кресел, расставленных кругом в центре просторной и светлой комнаты, чью свободную площадь занимали разнообразные артефакты принадлежности искусства своей хозяйки – от высушенных трав, подвязанных под самым потолком, и засохшей руки удачи на антресоли, до статуй Шивы, выполненной в человеческий рост. Впрочем, находилось и кое-что, ставившее священника в тупик своей новизной, о способах применения чего Вашерон мог только догадываться…но предпочел этого не делать.

– Что пожелает мой гость? – осмотрительно поинтересовалась хозяйка. – Есть чудесный зеленый чай, но Вам, любителю кофе, могу предложить свежий помол…

– Бренди найдется? – минуя все нормы этикета, спросил Раймонд, удобно устраиваясь в одном из кресел.

– Разве Ваш сан позволяет…– начала госпожа Калиостро.

– Особое положение, в котором находится мой сан, вполне предусматривает особые…привилегии. И пусть устыдится тот, кто плохо об этом подумает⁸. – вскинул мужчина тонкую бровь. Мисс Бейль, изобразив на лице лукавую улыбку, каноничную для ведьмы, скрылась в соседней комнате.

Прошло несколько минут, и на столик, уместившийся между мебелью, был поставлен графин, наполненный бардовой жидкостью с приятным ароматом, и два глубоких бокала. Гостеприимная хозяйка, меж тем, заняла место напротив своего ночного гостя. Вашерон, вырвав сознание из предельно отдаленной задумчивости, заметил, что все еще держит в пальцах сигарету и, забыв ее на гладкой поверхности стола, разлил бренди по бокалам, которыми тут же вооружились, заслоняясь друг от друга, собеседники.

Воцарилась тишина, пробивающая иносказательной неловкостью.

– Могу ли я поинтересоваться целью Вашего визита, падре? – ее проницательность была пропорциональна отсутствию у нее иллюзий на его счет.

– Сразу к делу? Я-то думал, мы в национальных традициях обсудим погоду. – хмыкнул мужчина, делая глоток.

– Не хотела Вас разочаровывать, Святой Отец. Вы всегда были немного старомодны, раз и сейчас говорите о традициях.

– Вас это забавляет, мисс Бейль?

– Импонирует скорее. – произнесла женщина, проводя кончиками пальцев по краю бокала, заставляя того издавать тонкий, почти неуловимый звук. – В этом есть что-то, отдающее нерушимой надежностью, пусть и пополам с предсказуемостью.

– Что же, в таком случае, начнем с испанского сапожка⁹. – язвительно щурится Вашерон. – Но, должен констатировать даже я, прогресс не стоит на месте и позволяет Псам Господне обзаводиться техническими инновациями, которые действуют с большей эффективностью, нежели то было раньше. – добавил священник с целью профилактического запугивания. На ведьму его пассаж, конечно, впечатления не произвел.

– Вам не кажется происходящее занимательным? Потребовалось шесть веков, чтобы мы могли вот так запросто сидеть и перебрасываться остротами?

– Что вполне закономерно. Как гласит старое правило Матери нашей, Святой Церкви: врага нужно знать в лицо. – Раймонд, выводя чеканную формулировку, вернулся к покинутой сигарете, – Этим же, кстати, объясняются шашни с дьяволом. – добавил он более насмешливо, чем того хотел.

В ответ Мириам, улыбнувшись, подняла бокал, салютуя гостю:

– За устойчивость наследия минувших времен! – тихо и мелодично смеясь, она предложила тост, на который Вашерон сдержанно кивнул, но синхронно отсалютовал вместе с ней.

– Наша прелюдия завершена, стоит полагать? – рука священника, свободная от бокала, потянулась к внутреннему содержимому сутаны, в которой был скрыт повод его появления.

– Разве она начиналась? – с дьявольскими огоньками в глазах белокурая бестия закинула ногу на ногу, что, учитывая недостаток монашеской целомудренности у восточного халата, побудило Вашерона поспешно уткнуть взгляд холодных глаз в любой случайный предмет, неоправданной целью чего и стал вылитый в бронзе Шива. Индийский божок, высунув раздвоенный язык наружу, умудрялся красноречиво скалиться открытой пастью.

Святой отец, сделав добрый глоток обжигающего глотку напитка, наконец выудил из кармана массивную свечу и поставил ее на невысокий столик перед госпожой Калиостро.

– Расскажи мне все, что увидишь. – в повелительном тоне произнес он, нисколько, кстати, не смутив этим хозяйку.

– Услуга за услугу. – ответила та, не скрывая улыбку.

– Ваши пожелания, госпожа? – с непрекращающимся ехидством, но и некоторой заинтересованностью священник смотрел на нее сквозь табачный дым.

– Найди Самаэля¹⁰ и попроси его вернуть долг.

– Под долгом ты, надеюсь, не подразумеваешь труп убиенного младенца? – скривился падре.

– Нет, настолько кровожадная фантазия только у тебя. – он и сам не заметил, как Бейль перешла на приватный тон беседы. – Мне нужна, признаться же, сущая безделица, но очень дорогая моему сердцу. Скажи ему, он сам поймет, что требуется.

– Ты просишь меня пуститься на поиски демона-полукровки? Что же, я в восторге от подобной перспективы.

– Разве у Вас есть альтернатива, падре? – и ведьма, поставив с легким звоном бокал, взяла в руки свечу.

– Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам¹¹. – со спокойным равнодушием священник пожал плечами.

– Мы договорились? – она подняла взгляд на мужичину. Он, поджав губы, нетерпеливо кивнул.

Мириам закрыла глаза и погрузилась, как по опыту знал Вашерон, в транс.

Время сочилось сквозь саднящие болью виски. И тут – снова оно. Присутствие. Раймонд, силой воли принудивший себя сидеть смирно и не подрываться в кресле, дабы не нарушить сосредоточенности медиума, осторожно огляделся по сторонам, каждой клеткой тела ощущая на себе чей-то неведомый взгляд, неотступно следивший за ним. Священник опрокинул в себя еще один глоток бренди, но ни один градус не доходил до цели. Он был кристально трезв, взвинчен и зол, как целая армия адских легионов.

– Я вижу…– не своим голосом заговорила Бейль, раскачивая корпус тела над свечой, которую сжимали ее руки, – вижу…– и тут ее начала сотрясать крупная дрожь. Женщина выгнулась страшной дугой, ее голова откинулась назад, из-под полуоткрытых век показались белки глаз. Мириам хрипло закричала. Вашерон, не теряя ни секунды, молниеносным рывком оказался рядом, мертвой хваткой сжал женские плечи, и притянул к себе.

– Мириам, очнись. Вернись ко мне, Мириам. – твердил он, пока ведьму отпускали последствия контакта с тонким миром. Через какой-то промежуток времени и насильно влитого в нее бокала алкоголя, она смогла остановить блуждающий взгляд на лице священника, выражающего крайнюю степень озабоченности. Он знал эту женщину далеко не первое воплощение, но никогда не наблюдал, чтобы транс оказывал на нее такое воздействие, тем более, священнику не приходилось видеть ужас, подобный тому, каким секунду назад были искажены ее красивые черты.

– Что ты видела? Что там было? – спросил он, убедившись, что ведьма в состоянии воспринимать речевые конструкции.

– Смутные разводы…непроницаемые, черные, словно бездонные глубины…Очертания…– казалось, она может лишь слабо и сбивчиво шептать.

– Очертания чего? – в плохо скрываемом волнении Вашерон не потрудился разжать пальцы, туго впившиеся в стан Бейль.

– Не могу понять…словно бы…пятна. Чернильные пятна.

– Мириам. – произнес священник с убийственной холодностью в голосе. – Ты в своем уме? Как какие-то кляксы, помилуй Бог, могли завести человека в подобную панику?

– Неужели ты мне не веришь? – голос ведьмы, вмиг окрепший, налился опасными окисями.

– Верю, но…Чертовщина какая-то.

– Раймонд, мне больно. Отпусти. – дернула она плечами.

– Да, извини, я забылся…– обронил он, поспешно расслабляя капкан зажатых суставов.

Падре сделал шаг спиной назад, и чудом успел сбалансировать и собственное тело, и столик, заполненный бокалами, графином и пепельницей, на который налетел по недосмотру. Собрав звонкий сервиз и себя по частям – первый, кстати, мог похвастаться целостным состоянием, в отличие от святого отца, – Вашерон устало опустился в кресло, проведя рукой по седым вискам.

– И что все это может означать?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – потянувшись и вновь наполняя бокалы, ведьма с долей оправданного гнева прожигала его взглядом.

– Свеча…– пояснил священник, – взята мною с места убийства. Вернее – ритуального самоубийства. Шесть человек. У каждого – вспорота грудь и вырвано сердце. Тебе что-нибудь известно о схожих…практиках? – голос его, как правило, изобилующий модуляциями, звучал монотонно, вплоть до полного бесчувствия.

– Ты и сам знаешь, Раймонд, что формам служения несть числа.

– Я полагал, что случившееся – последствия, как ты выразилась, форм. Люди не способны умерщвляться самостоятельно такими извращенными способами. Это противоречит законам физиологии, да и физики.

– Почему же?

– Где ты видела человека, обладающего достаточной силой, чтобы вскрыть собственную грудную клетку, не умерев при этом от болевого шока, кстати, и, мало того, вытащить сердце? Это, мисс Бейль, из серии сверхъестественных возможностей.

– И ты склоняешься к мысли о непременном вмешательстве темной стороны?

– У тебя имеются светлые мысли? – с горькой усмешкой спросил Вашерон, закуривая бесчисленную за эти сутки сигарету. Мириам молчала с напряженным видом.

– Что насчет этих…пятен от чернил. Они фигурировали в обряде? – ведьма закусила нижнюю губу, неспешно выуживая сигарету из пачки, брошенной на столе.

– Нет. – он покачал головой, – Даже предположить не могу, откуда они взялись и почему имели место в твоем трансе. – после задумчивой паузы он наклонился ближе к ней, – Ты сможешь точно их описать?

– Тут и описывать нечего, Раймонд. Я уже все сказала. Разводы – и все.

– Они были…симметричны?

Мисс Бейль, отнимая от лица руку с зажженной сигаретой, провела по воздуху, вырисовывая некие фигуры:

– Пожалуй. Большей частью. Да. – она нерешительно кивнула.

Темные глаза сузились в недобром прищуре, наполняясь хищным азартом. Задача усложняется. Никаких ответов, никаких концепций. Даже ухватиться, казалось бы, не за что.

– Раймонд, послушай… – выдохнув, медиум выпустила из легких прозрачные кольца дыма, – Я способна понять твои…чувства, но какова вероятность истинности в теориях? То есть…– заминалась она, – Разумеется, кому, как не тебе знать о важности сохранения баланса, и оправданности любых мер, предпринятых в целях его защиты, но, черт побери, почему ты сразу занимаешь обвинительную позицию?

– Ты, несомненно, встаешь на защиту своих? – с обманчивой невозмутимостью поинтересовался Вашерон, не сводя пытливых глаз со своей собеседницы.

– Когда-то они были твоими. – в разыгравшихся дебатах ведьма использовала запрещенные приемы. – Вспомни, как сила текла по твоим жилам…Несравнимая услада. И не кривитесь, падре, Вы прекрасно знаете, что я права.

– Помимо исключительной чувственности, у тебя достанет других доводов?

– Напрасно говорят о том, что Дьявол – скопище пороков и повелитель страстей. В действительности Князь Тьмы бесстрастен, ибо лишен человечности. – с любострастным жаром вещала Бейль, перекатывая темную жидкость в своем бокале. – Я не могу одного взять в толк.

– Удиви меня.

– Как ты сумел отречься, Раймонд? И что держит тебя в объятиях бесплодной невесты, которую ты называешь своим домом, своей матерью, своей церковью?

– Едва ли я захочу об этом распространяться, едва ли ты захочешь это понять.

– Ты всегда можешь вернуться к нам. Он примет тебя.

– Никто не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Невозможно служить Богу и мамоне¹². – и каждое пророненное слово было пропитано ядовитыми миазмами.

– Вы выбрали свое служение, святой отец, но скажите, пожелал ли Глас Всевышнего ответить на Ваши мольбы? – Мириам обратилась к нему с непримиримым взором, в котором ясно читались все положенные на душу печати.

– Отнюдь не необходимо, чтобы Бог желал что-либо, помимо Себя¹³. – ответ пришелся много проще, чем был задуман вопрос. Одна, пожалуй, из сфер, в которых адепты Пути Левой Руки¹⁴ с крахом проигрывают своим оппонентам – это казуистика.

Мужчина поднялся на ноги, оставляя на столе опорожненный бокал и вздыбленную окурками пепельницу.

– Мне пора, боюсь, я и так отнял у Вас непростительное количество времени, мисс Бейль.

– Простите, падре, не стану Вас провожать.

– Как мне связаться с Вами, когда поручение будет исполнено?

– Не волнуйтесь, святой отец, я сама к Вам явлюсь.

– Метлу оставь дома. – бросил мужчина на ходу, но, обернувшись на пороге, спросил: – Как ты узнаешь?

– У меня свои методы. – с демоническим озорством объяснила ведьма, демонстрируя плотную колоду карт, извлеченную ею из восточной накидки.

Значит, все-таки предвидела. В ожидании. – Вашерон, покидая пределы апартаментов госпожи Калиостро, поймал себя на мысли, вызвавшей кривую и острую, как скальпель, улыбку. – Grande profundum est ipse homo… capilli eius magis numerabiles quam affectus eius et motus cordis eius¹⁵.

* * *

– Мисс Вэлл, я попрошу Вас закрыть глаза и максимально расслабиться. – говорит доктор Брайн, на что девушка, лежащая на кушетке перед его креслом, лишь усмехается. Попросил бы что полегче, – думает она, но веки послушно смежает.

– Очистите собственное сознание от ненужных Вам мыслей. – продолжает психоаналитик, – Теперь постарайтесь вообразить комнату. Готово? – спросил он после небольшой паузой.

Реджина кивнула, ожидая дальнейших инструкций по прикладной психотерапии.

– Опишите, что в ней. Как выглядит Ваша комната?

– Ммм…Просторная.

– Очень хорошо. Какую мебель Вы наблюдаете, предметы декора, обстановку?

– Она пуста, доктор. Неограниченное пространство.

Брайн дернул бровью: это против всех правил. Одно дело, когда пациент упорно пресекает врачебные старания проложить мостик, ведущий к сотрудничеству, но совсем иное – когда заграждается подсознание.

– Заполните его. – диктует мужчина. – Быть может, поставим туда мягкий диванчик? Или удобный пуф? – предлагает он.

Губы девушки кривятся в нехорошей, гадючьей усмешке.

– Нет, извините, док, никак не получается. Мешают тела.

– Какие еще тела?

– Не знаю. Наверное, тут кто-то умер. Да и комнатка, знаете ли, больше смахивает на склеп.

– И…можно ли конкретнее? – Брайн поднимает голову, отрываясь от пометок, которые он с ученической усидчивостью ведет в блокноте.

– Вас интересуют подробности? Извольте. Все залито светом, но не естественного происхождения, а исходящим от адских печей, что пышут жаром, погребая в своем пламени души несчастных грешников. На полу – их тела, вывернутые и обезображенные недрогнувшей рукой.

– Как Вы полагаете, кто их убил? – с вящей осторожностью в голосе спрашивает мужчина, говорить которому мешает ком, засевший в горле.

– Как – кто? Я сама, разумеется.

– Вы можете открыть глаза, Реджина. – вздыхает добрый доктор.

Девушка, не меняя положения тела, устремляется взглядом по направлению к нему, сталкиваясь с нервирующими своим прозрачным цветом глазами врача. И где-то она уже это видела, да только вспомнить не получается…

– Ну как, мы хорошо поработали? – говорит она с ангельской улыбкой.

– Если не принимать во внимание то, что чисто теоретически Вы только что отправили невинные души в преисподнюю без суда и следствия, то да, результат блестящий.

– Теория от практики далека, доктор. – беззаботно пожимает плечами девушка. – Но так хотелось бы…

– Еще вариант. – Брайн, покинув свое кресло, встает у окна, повернувшись спиной к пациентке. Хотя бы недолго можно отдохнуть от изматывающей борьбы с его глазами, – облегченно думает Реджина.

– Я буду говорить Вам слово, а Вы, не мешкая и не размышляя, должны подобрать к нему ассоциацию. Договорились?

Простите, это действительно входит в психотерапевтический практикум? В каком учебнике закреплена подобная оказия? – Вэлл возводит очи к небу, вернее – к потолку. Ладно, развлечемся.

– Валяйте, док.

– Отлично. – Брайн собирается с мыслями, разглядывая открывающиеся из окна виды. О, очень хорошо, – улыбается он, осененный идеей, и называет первое, увиденное им:

– Дом. – и оборачивается, дабы наблюдать непроницаемое выражение лица напротив.

– …руины, погребшие под собой и хозяев, и гостей, собравшихся за пиршественным столом. – фыркает девушка.

– Дерево. – не отступает сердобольный врач.

– …в кронах которого таится петля, и ветер колышет повешенное на ней тело.