Текст книги "Волшебная ночь"

Глава 4

Ангхарад Лейвис была из шахтерской семьи. Ее муж погиб вместе с Гуином Джонсом во время обвала в шахте два года назад. В отличие от своей подруги Шерон Джонс она не пошла работать на шахту. Ей хотелось жить роскошно: в большом доме, носить красивую одежду и купаться в удовольствиях. Ей нужен был богатый муж. Она зарабатывала на жизнь тем, что помогала по хозяйству в домах холостяков – отца Ллевелина и Оуэна Перри. Спустя какое-то время после гибели мужа она начала встречаться с Эмрисом Рисом, и с каждым днем отношения между ними становились все более нежными. Но случилось так, что к двум ее работодателям добавился третий, Джошуа Барнс. Наслышанный о ее услужливости, он попросил Ангхарад взять на себя заботы и о его доме. Ее мечта, казалось, начинала сбываться. С Эмрисом она порвала.

Сейчас она вытаскивала из печи противень с печеньем, уже слыша за спиной шаги Джошуа Барнса, вернувшегося с шахты. Она поставила противень на стол и с улыбкой повернулась к хозяину.

– Добрый день, мистер Барнс, – сказала она. – Вот, испекла печенье к чаю. Ваше любимое.

Он усмехнулся.

– По-моему, ты забыла рассказать мне кое о чем, Ангхарад.

Она хотела было изобразить искреннее удивление на лице, но не смогла выдержать пристального взгляда хозяина. Она знала, о чем он спрашивает.

– Да? – только вымолвила она.

Он схватил ее за руку и так крепко стиснул запястье, что ее пальцы беспомощно растопырились.

– Зачем «бешеные» приходили сегодня в поселок? – спросил он.

– Приходили припугнуть непокорных, – ответила она. – Тех, кто не захотел присоединиться к ним.

– Вот как? – ехидно произнес Барнс. – А когда же им предлагали присоединиться?

Она испуганно смотрела на него, тщетно пытаясь высвободить руку.

– Прошлой ночью, на сходке в горах, – сказала она, опуская глаза. – Я ничего не знала про это. Правда не знала.

– Ангхарад, – сурово сказал он, – мне не нравится, когда от меня что-то скрывают. Я не люблю, когда меня выставляют дураком. Надеюсь, ты все поняла?

– Я узнала обо всем только сегодня, честное слово, мистер Барнс.

Он ухмыльнулся и отпустил ее руку.

– Иди наверх, – сказал он, поддав толстой ладонью ей по ягодицам. – Раздевайся там, да поживее.

– Да, мистер Барнс, – улыбнулась она.

Она знала, он доволен ею. В доме всегда прибрано, приготовлен обед, хотя о готовке они не договаривались. И кроме того, она всегда рада удовлетворить его мужские прихоти. Он холостяк, у него нет другой женщины, кроме нее. С ним она вновь обрела мечту. И она сделает все, что будет нужно, только бы ее мечта сбылась. Его интересует, о чем говорят рабочие, – что ж, она расскажет ему, тем более что никого в отдельности она выдавать не собирается.

Через несколько минут Джошуа Барнс поднялся наверх. Он и не собирался раздеваться – просто расстегнул ширинку и навалился на нее. Она раздвинула бедра, он вошел в нее сразу, одним мощным ударом и, стискивая ладонями ее обнаженные груди, нетерпеливо заелозил на ней. Он закончил быстро и, шумно дыша, придавил ее к постели всей тяжестью размякшего тела, а затем скатился с нее, одной рукой продолжая мять ей грудь.

– Ах, мистер Барнс, в постели вы неотразимы, – сказала она, с благоговейным обожанием глядя на него. – Мне нравятся умелые мужчины.

– Запомни, Ангхарад, порядочная женщина ничего не утаивает от мужчины. Я твой хозяин, и ты должна доверять мне, ты должна рассказывать мне обо всем, что слышала и видела. В конце концов, мне не безразличны мои рабочие, и я буду очень недоволен, если мне покажется, что ты чего-то недоговариваешь.

– Мистер Барнс, я сделаю для вас все, что угодно, – сказала Ангхарад со всей искренностью, на которую только была способна. Она закрыла глаза и вновь увидела себя хозяйкой этого просторного каменного дома. У нее будет много денег, и она украсит его по своему вкусу и накупит себе много красивых платьев, и человек, который будет жить с ней здесь, будет таким же добрым и нежным, как Эмрис Рис.

Таверна «Три льва» принадлежала компании, и рабочие собирались здесь в конце каждой недели, чтобы получить свое жалованье. Большинство мужчин, получив его, застревали здесь до ночи и сами не замечали, как их кошельки чувствительно худели. В этот вечер многие жены ждали дома своих мужей, проклиная их за слабость, с тоской думая о том, как растянуть на неделю те жалкие гроши, которые они донесут до дому. У других руки опускались от мысли, что завтра опять придется упрашивать лавочника о недельной отсрочке долгов.

В этот вечер мужчины пили больше обычного. Но не бесшабашная радость заставляла их напиваться до бесчувствия, а глухая, бессильная злоба, которая проснулась в них, когда они узнали о том, что со следующей недели их жалованье сократится на десять процентов.

Шерон стояла в конце очереди. Шахтеры получали деньги последними, а женщины – после мужчин. Она думала о том, сколько времени и сил пришлось потратить ей под землей ради скудного жалованья, которое со следующей недели станет еще меньше. Впрочем, по сравнению с некоторыми она живет не так уж плохо. Дедушка и дядя Эмрис работают на заводе, они получают больше многих других мужчин. В доме у них трое работающих и только четыре едока и нет детей, убеждала себя Шерон, стараясь не слышать сердитых голосов озлобленных мужчин, сидевших за столом в дальнем углу таверны.

Они, как всегда, говорили, что дальше так жить нельзя. Но никто из них даже словом не обмолвился о том, что происходило прошлой ночью на улицах Кембрана, о том, что на самом деле занимало сейчас умы всех жителей долины. Возвращаясь сегодня с работы вместе с Йестином, Шерон напрямик спросила его об этом.

Он улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой.

– Не надо думать об этом, – сказал он ей, – ты и так устала на работе, зачем тебе еще забивать голову всякой чепухой?

– Это не чепуха, Йестин, – возразила она. – Скажи, они приходили к тебе? Они угрожали тебе, да?

– Что значат чьи-то угрозы, Шерон? – ответил он. – Каждый должен поступать так, как подсказывает ему его совесть. Я не боюсь их.

«Ох, Йестин, – думала она сейчас, провожая его взглядом, когда он, сжимая в кулаке деньги, прошел мимо нее к двери. – Отважный, глупый мальчишка». Нужно будет поговорить с Оуэном. Может быть, он знает кого-нибудь из «бешеных» и сможет заступиться за Йестина. Ведь ему хорошо известно, как дорог ей этот мальчик.

– Ну что, Шерон Джонс? – пихнула ее в бок костлявым локтем Кэридван Хьюдж, которая смотрела на нее, обнажив в улыбке кривые зубы. В отличие от Шерон она не сочла нужным вымыться после смены – она просто стерла с щек и ладоней черную пыль. – Ты видела его? Как он тебе?

Его могло означать только графа Крэйла, который утром совершенно неожиданно явился на шахту, да еще удивил всех, когда пожелал спуститься прямо в забой. Весь день Шерон старалась забыть о графе, старалась прогнать страх, вновь охвативший ее. В последние несколько дней страх не покидал ее, и она смертельно устала от него.

– Я плохо разглядела его, – сказала она, – но мне показалось, что ему не очень-то понравилось под землей. – Она вспомнила, как едва не угодила ему головой в живот, волоча за собой тележку с углем, как обмерла от изумления, когда, подняв глаза, увидела его, такого элегантного, в костюме с иголочки, и так нелепо выглядевшего в зловонной шахте. Граф Крэйл действительно оказался тем самым человеком, с которым она встретилась в горах. Она вспомнила, как остолбенела от страха, ожидая, что он вот-вот узнает ее.

– Зато я разглядела его, – сказала Кэридван. – Он посмотрел на меня. – Она понизила голос: – Я бы не отказалась прогуляться с таким кобельком в горах. Что скажешь, Шерон?

– Вряд ли он пригласит туда кого-нибудь из нас, Кэридван, – с улыбкой ответила Шерон. Эта мысль немного развеселила ее. – Ох, наконец-то, – проговорила она, увидев, что подходит ее очередь. От долгого топтания в очереди у нее ныли спина и ноги.

Спустя несколько минут, покидая таверну, она помахала на прощание Оуэну, но он не заметил ее – он пил пиво и вел серьезные мужские разговоры. Шерон запретила себе думать об этих тяжелых, вечно повторяющихся беседах. Ей просто надоело думать об этом.

Вскоре она была дома. Она прикрыла за собой дверь и с облегчением вздохнула, почувствовав умиротворяющие запахи – бабушка, конечно же, уже ждала их с приготовленным ужином. Как хорошо, как уютно дома – если б только можно было оставить за порогом все тревоги и страхи… Она устало улыбнулась бабушке и поцеловала ее в щеку.

– Прости, бабуля, я задержалась. Очередь сегодня еле двигалась.

– Ну что ж, мужчин, видно, ждать бесполезно, – сказала Гвинет. – Садись, моя хорошая, ешь, пока не остыло. – Щедрой рукой она положила внучке полную тарелку тушеной картошки с мясом. – А мужчинам придется есть остывшую. Наши хозяева – хитрецы. Они специально выплачивают деньги в таверне, чтобы тут же выманить их обратно. А женщины и ребятишки потом голодают.

– Со следующей недели будут платить меньше, – тихо сказала Шерон. – Они сократили жалованье на десять процентов.

Гвинет, потрясенная, опустилась на стул.

– Бог мой, – еле вымолвила она. – О чем они думают? Как нам теперь жить? Чем питаться? Травой?

Шерон протянула ей через стол кошелек.

– Ничего, бабуля, мы-то протянем как-нибудь, – сказала она. – Я беспокоюсь о семье Гуина – ты же знаешь, его отец заболел туберкулезом, он уже не может работать в шахте. Теперь у них только два работника, Хью и Йестин, а ртов по-прежнему восемь, ведь у Хью трое детей. Я подумала, может быть… – Она неуверенно смолкла.

Гвинет высыпала монетки из кошелька на стол, быстро, словно боясь передумать, отсчитала половину и подвинула их к Шерон.

– Конечно, детка, отдай им, – сказала она. – Пусть это будет для их ребятишек.

– Но Хью гордый, он не возьмет у меня деньги, – вздохнула Шерон. – Ладно, я попробую всучить их Мэри.

В дверь постучали. Шерон удивленно оглянулась. Неужели Оуэн? Рановато он на этот раз вырвался из таверны. Но дверь не открылась сразу после стука, как это обычно бывало, когда приходил Оуэн или кто-то из соседей, и Шерон пошла впустить гостя.

– Мисс Шерон Джонс?

На пороге стоял незнакомый ей, хорошо одетый мужчина.

– Да, – неуверенно проговорила она.

– Вас вызывают в замок, – сказал он по-английски. – Его светлость хочет видеть вас. Вам лучше поторопиться, хозяин не любит ждать.

У Шерон поплыло перед глазами. Вот оно, то, чего она боялась! Граф узнал ее утром и выяснил, кто она и где живет. Шерон постаралась взять себя в руки. Она не покажет своего страха ни ему, ни его слугам.

– Меня? – нарочито спокойно переспросила она. – Граф Крэйл желает видеть меня? С чего бы это?

– Не будь дурой, женщина, – ответил он, на секунду обнаружив свое уэльское происхождение. – Думаешь, он скажет мне, зачем ты ему понадобилась? Умойся как следует и иди, если не хочешь неприятностей.

Шерон сжала губы. Его слова разбудили в ней злость. Она вымылась и переоделась два часа назад, сразу после работы, а этот пижон, лакеишко, смотрит брезгливо сквозь нее, она для него червяк, ползающий в грязи, он, видите ли, боится замараться, ступая по этой грязи.

– Уже поздно, – сказала она. – Я только что вернулась с работы. Я устала.

Посыльный презрительно усмехнулся.

– На вашем месте, миссис, я бы поторопился. Или это может очень плохо кончиться для вас, – сказал он и ушел.

Конечно, плохо. Но в таком случае не важно, когда она туда пойдет – сегодня или завтра. Она задавалась вопросом: зачем он вызывает ее? Может, хочет наказать за то, что она пусть невольно, но стала участницей крамольного собрания, или надеется, что она назовет имена зачинщиков? Может, он так и не смог узнать никого из них, может, даже и Оуэна. Робкая надежда затеплилась в ее душе, но тут же воображение нарисовало ей зловещий средневековый замок, в мрачных подземельях которого томятся несчастные узники, как кричат они и молят о пощаде, поднимаемые на дыбу безжалостными палачами. Она понимала абсурдность своих страхов. Замок построен только в прошлом веке, там не может быть никаких темниц. Собственно, это даже не совсем замок, скорее – огромный особняк. Кроме того…

Шерон стряхнула с себя оцепенение и, закрыв дверь, посмотрела на бабушку.

– Господи! – испуганно вымолвила Гвинет. Она сидела за столом едва дыша, прижимая руки к груди.

– Это, наверное, проделки Барнса, – сказала Шерон. Ей не хотелось раньше времени расстраивать бабушку, да и та очень рассердилась бы, если б узнала, что ее внучка ходила ночью в горы. – Сегодня утром я чуть не сбила графа с ног – я налетела на него, когда он осматривал шахту. Неужели он хочет уволить меня? Но ведь он мог бы сделать это и через Барнса. – Она вздохнула. – Ума не приложу, что ему нужно?

– Не ходи, – сказала Гвинет, глядя на нее круглыми от страха глазами. – Сиди дома, дочка. Дед вернется, и я пошлю его выяснить, в чем дело.

– Нет, – покачала головой Шерон. – Он вызывает меня, и я пойду сама. Я сама должна узнать, что ему нужно. Может, и нет ничего серьезного и мы потом еще посмеемся над своими страхами. – Она попыталась улыбнуться.

– Не ходи, – повторила Гвинет. – Моя Марджет тоже думала… – Она всхлипнула и уронила лицо в ладони.

Шерон вздрогнула, услышав имя матери, и вдруг сообразила, чего испугалась бабушка.

– Ох, бабуля! – Она подбежала к бабушке и обняла ее за плечи. – Нет. Он же видел меня только один раз, и я была вся в угольной пыли, страшная как черт. – «И еще один раз в горах, когда он поцеловал меня», – подумала она. – Право, это смешно. И потом, ты же не думаешь, что я соглашусь…

– Мистер Барнс, – проговорила Гвинет, не поднимая лица. – Я боюсь, что это он послал за тобой. Ты ведь знаешь, какие они, англичане. Все они развратники. Ты отказалась выйти за него, и он тебе этого не простит. Да и этот граф наверняка такой же. Они хотят заманить тебя в замок и надругаться над тобой. Не ходи, дочка. – Она умоляюще посмотрела на Шерон. – Дождись деда, прошу тебя. Или сбегай узнай, дома ли отец Ллевелин.

– Нет, бабуля, я пойду. – Шерон ободряюще погладила ее по плечу. – В конце концов, не съест же он меня, правда?

– Тогда я пойду с тобой. – Гвинет решительно поднялась со стула и принялась развязывать тесемки фартука.

– Нет, бабушка, – твердо возразила Шерон. – Я пойду одна. Нельзя считать человека чудовищем только потому, что он англичанин и живет в замке. А кроме того, дедушка и дядя Эмрис рассердятся, если никого не будет дома, когда они придут. Кто их накормит?

– Скажи лучше, кто доведет их до кровати и стащит с них сапоги, – ворчливо заметила Гвинет и тяжело опустилась на стул. – Ладно, иди, дочка. Но если ты не вернешься через час-полтора, мы с дедом придем за тобой.

Теперь Шерон пыталась сообразить, в каком виде ей лучше отправиться в замок. Может, убрать волосы и надеть платье, в котором она ходит по воскресеньям в церковь? Это ее лучшее платье. Она с сожалением вспомнила сейчас о нарядах, которые покупал ей сэр Джон Фаулер и которые она оставила в доме матери. Хотя что это она? Ведь не собирается же она наряжаться для графа Крэйла. Глупо прихорашиваться, когда тебя собираются выгнать с работы или подвергнуть унизительному допросу. Шерон накинула на плечи шаль, поправила волосы и решительно прошла к двери, чувствуя спиной встревоженный взгляд бабушки. Выйдя из дома, она, подбадривая себя, гордо подняла голову, расправила плечи и направилась по улице.

Никогда прежде ей не приходилось так близко подходить к Гленридскому замку. Какое-то мгновение она помедлила перед распахнутыми железными воротами, от внушительного вида которых у нее задрожали коленки и тревожно заколотилось сердце, но, быстро совладав с собой, вошла, стараясь поскорее пройти мимо флигелей, что стояли прямо за воротами. Один из них принадлежал Джошуа Барнсу. Он мог быть и ее домом тоже.

Широкая, вымощенная белым камнем дорожка вела через парк с аккуратно подстриженными кустами и газонами к дому, являвшему собой аристократическое великолепие, украшенному затейливыми башенками и узкими арочными окнами. Пройдя под высокими сводами парадного крыльца, Шерон поднялась по ступеням к двери. Она не была уверена, что поступает правильно. Может, ей следовало направиться к другому входу, туда, через который ходят слуги? Но она не разглядела поблизости других дверей и поэтому взялась за кольцо, на мгновение придержала в ладони его тяжелую бронзу, а затем отпустила, позволив ему стукнуться о дверь. И тут же ее охватило нелепое, трусливое желание развернуться и бежать прочь, но она подавила его.

Вот и все, подумала Шерон, когда перед ней медленно отворилась дверь. Теперь отступать уже поздно. Она вошла внутрь, в тихий просторный холл, и почувствовала, как на нее снизошло необъяснимое спокойствие и появилась уверенность. Как бы граф Крэйл ни обошелся с ней, он не увидит в ее глазах и тени страха.

Что за время она выбрала для визита, удивленно подумал Алекс, оторвавшись от книги, чтобы выслушать сообщение дворецкого о том, что миссис Шерон Джонс ожидает его внизу, в гостиной. На улице уже почти смеркалось. Он никак не ожидал, что она соберется прийти сегодня. Такая поспешная отзывчивость с ее стороны могла бы означать только одно – она знает, для чего он ее позвал, и согласна не задумываясь принять его предложение. Алекс отложил книгу в сторону и направился вниз. Право, лучше бы ей прийти утром. Верити посмотрела бы на нее и сказала бы ему свое мнение. Хотя, если он найдет ее абсолютно никуда не годной – а у него отчего-то появилось такое предчувствие, – то Верити лучше вообще не встречаться с ней.

На девушке было выцветшее ситцевое платье и знакомая ему старенькая шаль. Темные длинные волосы с маслянистым блеском спадали на плечи тяжелой волной. Она выглядела точно так же, как тогда, в горах, когда он впервые увидел ее. Несколько мгновений Алекс, застыв на пороге, изумленно смотрел на нее, ослепленный красотой и не понимая, почему она здесь. Лишь спустя несколько мгновений в его памяти всплыли слова дворецкого. Нет, то не дева Кембрана явилась ему. Он вспомнил высокого рабочего, с которым он видел ее вчера на холмах. Выходит, его фамилия Джонс. Хотя нет. Мисс Хэйнс сказала ему, что эта женщина – вдова.

– Миссис Джонс? – произнес он, вступая в гостиную. Лакей бесшумно закрыл за ним дверь.

– Да, – сказала она.

Она стояла перед ним, высокая, с гордо выпрямленной спиной, чуть расставив ноги и высоко вздернув подбородок. Ее ясные серые глаза, окаймленные густыми темными ресницами, смело смотрели прямо на него. Она не присела перед ним в реверансе, не назвала его титул. Она действительно была потрясающе красива. Алекс спросил себя: может, она вспоминает сейчас тот единственный, похищенный им поцелуй и оттого держится так гордо и неприступно? Неужели он так впечатлил ее?

– Прошу вас, присаживайтесь. – Он указал ей на стул.

– Зачем? – спросила она. – Что вам нужно от меня?

Она боится, озарило Алекса. Боится, но не хочет показать этого. С какой милой бравадой она старается изобразить презрение к нему. Она думает, что он снова станет допытываться у нее о том ночном собрании? Выходит, она совсем не догадывается, зачем ее вызвали сюда?

– Миссис Джонс, я думаю предложить вам работу и хотел бы обсудить это с вами, – сказал он, уже не уверенный в том, действительно ли он хочет, чтобы она работала у него. Можно ли доверить свою дочь женщине, которая по ночам бегает по горам и подглядывает там за тайными мужскими сборищами? Женщине, которая на виду у всего поселка обнимается со своим любовником? Нужна ли Верити такая гувернантка? Но, черт возьми, она так хороша собой! Ему не забыть, как после того мимолетного поцелуя в горах, возвращаясь домой, он боролся с желанием, вспыхнувшим в нем.

– Я и так работаю на вас, – сказала она.

– Вот как? – Ее слова озадачили его.

– Сегодня утром я чуть не сбила вас с ног.

Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь мало-мальски запоминающееся происшествие, которое случилось бы с ним сегодня во время утренней верховой прогулки, но ничего не приходило ему на ум.

– Утром я был на шахте, – сказал он.

– Да, я знаю. – Она смотрела на него с холодным спокойствием, продолжая стоять.

Глаза! Боже, эти глаза! Утром в штольнях он столкнулся с женщиной; грязная, вся черная от угля, она тащила за собой тележку с углем и была похожа скорее на тяжело навьюченного мула, нежели на человека. У него не укладывалось в голове, что то жалкое существо, которое он видел утром, и эта красивая, прекрасно сложенная молодая особа, которая сейчас стоит перед ним, – один и тот же человек. Ее волосы были спрятаны под косынкой. Но глаза… Неужели это она?

– Так это были вы? – изумленно выговорил Алекс.

Она молчала.

– Наверное, это нелегкая работа, – неуклюже заметил он.

– Да.

Алекс чувствовал, что от нее исходит какая-то враждебность, хотя лицо ее оставалось безучастно-спокойным. Но почему? Разве это он отправил ее работать на шахту? Или она считает, что он мало платит ей? Или сердится на него за тот поцелуй? Может, ему следует извиниться перед ней? Но он не чувствует себя виноватым, он даже не может искренне раскаяться за тот внезапный порыв. Напротив, он с удовольствием поцеловал бы ее еще раз, хотя даже сама мысль об этом казалась ему сейчас неуместной.

– Я решил, что моей дочери необходима гувернантка, и мне рекомендовали вас, – сказал он, откашлявшись. – Может, вы все же присядете?

– Меня? – переспросила она озадаченно.

– Да, вас. Мне сказали, что вы учились в частной школе в Англии. – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Да, – сказала она, – четыре года.

Алекс удивился, каким образом девочка из Богом забытой уэльской долины попала в привилегированную школу в Англии и почему, получив образование там, она, красивая молодая женщина, таскает в шахте тележки с углем? Она прекрасно говорит по-английски, хотя легкий, певучий акцент выдает в ней валлийку. Как и ее имя, впрочем. Но она, судя по всему, не собирается ничего объяснять.

– Ну что ж, – сказал Алекс, – в таком случае, я думаю, знаний, чтобы обучать шестилетнего ребенка, у вас достаточно.

Она не ответила. И она явно не собиралась садиться.

– Я также очень хотел бы, – продолжал он, – чтобы вы учили мою дочь валлийскому языку.

Она удивленно подняла брови.

– Валлийскому?

– Да. Теперь я хозяин этой долины, отныне и до конца моих дней. Может статься, что я поселюсь здесь навсегда. И моя дочь тоже. Если я не женюсь и у меня не будет сына, то эти земли унаследует она. Поэтому я считаю, что она должна знать язык, на котором говорят люди, живущие здесь и работающие на меня.

Она улыбнулась. Улыбка была недоброй.

– Это язык дикарей, – сказала она.

– Любопытно. Позвольте поинтересоваться, – сказал Алекс, заложив руки за спину и испытующе глядя на нее, – вы слышали это, когда учились в школе?

Она кивнула.

– Ну что ж, пусть так. Но несмотря на это, я хотел бы, чтобы моя дочь знала этот варварский язык. А также что-нибудь о культуре, традициях, обычаях Уэльса. Это очень красивая земля.

– Была красивая, – тихо сказала она.

Алекс раздраженно нахмурился. Не хочет ли она сказать, что он разрушил красоту этих мест?

– Моей дочери также нужно, чтобы вы играли с ней, водили ее гулять. Она очень живая, подвижная девочка, она не может все время сидеть дома. Мы гуляли с ней однажды на холмах, она была просто очарована ими. Ей хочется бывать там почаще.

– Горы действуют так на многих людей независимо от возраста, – сказала она. – Они зовут, они манят нас.

Легкая улыбка тронула губы Алекса, и на мгновение странное, уже знакомое томление вновь охватило его. «Они зовут, они манят нас». Он запомнит эти слова.

– Итак, что вы ответите мне? Вы можете дать моей дочери то, о чем я прошу вас?

Она долго молчала, и наконец он услышал:

– Нет.

– Почему? – нахмурился Алекс. Эта женщина не желала вписываться в его планы. Он думал, что последнее слово будет за ним, что он примет окончательное решение, но миссис Шерон Джонс, похоже, считала иначе.

– У меня есть работа, – сказала она.

Ее ответ и озадачил, и рассердил его.

– И эта работа, видимо, вам по душе, – хмуро заметил он.

Она пожала плечами.

– Многие женщины работают в шахте. Я ничем не лучше их.

С этим Алекс согласиться не хотел и не мог. Она была другая, она отличалась от других хотя бы своей красотой. Ее красота была ошеломительной, а уж он-то знавал многих прелестных дам, он, светский лев, был обласкан взглядами самых изысканных любезниц своего круга. И пусть эта валлийка не могла похвастаться ни благородством происхождения, ни элегантными нарядами, но она держалась с таким гордым достоинством, что он готов был восхищаться ею.

– Вы могли бы жить в замке, – сказал Алекс. – Вам отвели бы комнату рядом с комнатой вашей подопечной, обеспечили бы одеждой. – Его взгляд скользнул по ее старенькому, поношенному платью, которое, однако, ничуть не портило ее фигуру. – Я платил бы вам… – Он назвал сумму.

Ее глаза изумленно расширились.

– Итак, вы принимаете мое предложение? – спросил он.

– Нет, – сказала она, покраснев.

– Скажите, сколько вам платят на шахте?

Он был потрясен, когда она сказала сколько. Боже милостивый, как можно жить на такие гроши?

– И вы отказываетесь от денег, которые могли бы получать, работая гувернанткой? Неужели вам так неприятна эта работа? – продолжал допытываться Алекс.

Он удивился, заметив, как сурово сжались ее губы. Она явно рассердилась на него.

– Вы в состоянии платить мне такие деньги? – сердито сказала она. – Рабочим на шахте сократили жалованье, объяснив это тем, что уголь упал в цене. Но, видимо, на ваших доходах это никак не отразилось.

Алекс разозлился. Как она смеет разговаривать с ним в таком тоне?

– Разве это сокращение так уж сильно бьет по карману рабочих? – возразил он. – Конечно, это неприятно, но мистер Барнс заверил меня, что это не нанесет серьезного урона.

Она посмотрела на него с усмешкой. Алекс ждал от нее возражений, но она, очевидно, считала ниже своего достоинства отвечать ему. Ужасная колючка, эта миссис Шерон Джонс, подумал Алекс неодобрительно. Она красива, слов нет, но где ее женская мягкость, обаяние, черт возьми? Ее любовник, несомненно, получает массу удовольствий, когда имеет это роскошное, аппетитное тело. Алекс скользнул глазами по ее фигуре, невольно задержал взгляд на высокой, хорошо очерченной груди и мгновенно вспомнил ее упругую мягкость, – но какой характер надо иметь, чтобы держать эту женщину в узде! И снова Алекс подумал о том, нужна ли ему такая непокорная, упрямая гувернантка.

– Итак, вы отказываетесь работать у меня? – спросил он. – Может, вы все же встретитесь завтра с моей дочерью, прежде чем дать окончательный ответ? Она очень живая, веселая девочка и не лишена обаяния.

– Завтра я работаю, – сказала она. – А после работы мне нужно искупаться и поужинать. Ваша дочь к тому времени уже будет в постели.

– Вы поэтому сегодня пришли так поздно? – спросил Алекс. – Ведь я видел вас на шахте утром. Неужели вы работаете до позднего вечера?

– Нет, просто сегодня вернулась домой позднее обычного. Целый час отстояла в очереди за жалованьем. Как и все другие женщины, которые работают на вас, – добавила она.

Господи, да ведь она просто ненавидит его! Ее голос, ее глаза говорят ему об этом. Похоже, Барнс представил ему все в розовом свете, рассказывая о том, как живут и трудятся рабочие. Неужели все они так же, как и эта девушка, – впрочем, уже не девушка, а женщина, – ненавидят его? Или она своего рода исключение – жизнь разочаровала ее, и она изливает свою горечь и обиду на любого, кто попадется ей под руку? Было бы любопытно узнать, кто ее родители и откуда у них взялись средства, чтобы четыре года оплачивать обучение дочери в частной школе, один день в которой стоит гораздо больше ее нынешнего месячного заработка.

– Благодарю вас, миссис Джонс, – сказал Алекс и, слегка поклонившись, направился к двери. – Спасибо, что так быстро откликнулись на мой вызов. Не смею вас больше задерживать. – Он открыл дверь, приглашая ее покинуть гостиную.

Она как будто была в нерешительности.

– Я уволена? – тихо спросила она. Ее лицо стало белым, как мрамор. – Я хочу попросить вас. Пожалуйста, не увольняйте с завода моих родных, деда и дядю. Они ведь ни в чем не виноваты, и они всегда были так добры ко мне.

Он посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом. У него опять возникло чувство, что он оказался в совершенно незнакомом, чужом ему мире. Неужели этот мир, мир, в котором она живет, так жесток? Или она разыгрывает перед ним мелодраму? Последнее казалось более вероятным.

– Миссис Джонс, – сказал он сухо. – Вы можете сколько угодно таскать тележки в моей шахте. Вам, как я понял, очень нравится это занятие. Ваш дед и ваш дядя, а также остальные ваши родственники могут продолжать трудиться на своих местах. Я не привык мелко и бессмысленно мстить.

Она облизнула губы, поколебалась еще секунду, но решилась и выпалила:

– А те люди, что были на собрании? Вы не будете наказывать их? Я ждала, что вы станете задавать мне вопросы о них.

– Если бы я захотел обсудить тот случай, – сказал он, внимательно глядя на нее, – я бы вызвал сюда вашего любовника, миссис Джонс.

Ее глаза потемнели и расширились.

– Моего… любовника?

– Да, того темноволосого парня, похожего на боксера, – подтвердил Алекс. – Я бы поговорил об этом с ним, миссис Джонс. Но я не буду делать этого, во всяком случае в ближайшее время.

Она как будто хотела сказать что-то еще, может быть, даже поблагодарить его, но передумала и, не проронив больше ни слова, поспешно вышла из гостиной. Алекс, пройдя вслед за ней, кивнул лакею. Тот открыл дверь, а затем бесшумно закрыл ее за гостьей.

Некоторое время Алекс стоял, в смятении глядя на входную дверь. Затем резко развернулся и, стремительно поднявшись по лестнице, заперся в кабинете. Может, это и хорошо, что она отказалась, убеждал он себя. Он совсем не уверен, что его дочери нужна такого рода учительница и компаньонка. И уж тем более не уверен в том, смог бы он, ежедневно видя ее рядом, оставаться равнодушным к ее красоте.

Последняя мысль вызвала у него невольную улыбку. Что ни говори, но эта Шерон Джонс, пусть диковатая и не слишком благоразумная, определенно симпатична ему. Храбрости ей не занимать. Страх в ее глазах мелькнул всего дважды – в самом начале и в конце разговора, а все остальное время она обливала его ушатами презрения, и это задевало его.

Право, жаль, что у него больше не будет случая побеседовать с ней.

Итак, завтра он должен определиться, передать ли ему распоряжение относительно гувернантки в Лондон или самому отправиться в Ньюпорт. Ни то ни другое не вызывало у него никакого энтузиазма.