Текст книги "Бессердечный"

Глава 4

– Кажется, получилось, шепнула леди Стерн, трогая лорда Теодора за рукав. – Только погляди на них, Тео.

Лорд Куинн смотрел. Его племянник и крестница леди Стерн сидели за столом рядом с ними и не видели никого вокруг. Он наблюдал такие картины и раньше. Возможно, именно это качество его племянника – уделять все внимание одной единственной женщине, как будто забывая о существовании других, – делало его чуть ли не самым желанным мужем или любовником в Париже. Однако обычно он вел себя так с какой-нибудь высокородной легкомысленной красавицей, которую мог без особого труда завлечь к себе в постель на то время, пока она ему не надоест. Несмотря на кокетство леди Анны, лорд Куинн не верил, что племянник мог ошибиться, приняв ее за одну из таких женщин.

– Да, – ответил он леди Стерн, – ручаюсь, что не пройдет и десяти месяцев, как она родит ему сына.

Леди Стерн удовлетворенно вздохнула. Она слишком привыкла к манерам своего любовника, чтобы быть шокированной его прямотой.

– Ах, Тео, если бы ты оказался прав. Ведь Анна уже почти миновала возраст замужества, хотя она красива и из хорошей семьи. Люси не позволяла мне навещать Анну, пока болела, а я никогда не настаивала. Но потом, когда я смогла приезжать к ним, мною овладела мечта выдать Анну замуж. Особенно когда я узнала о других несчастьях. Ройс растратил все свое состояние и привел семью почти к полной нищете. Скорее всего, из-за азартных игр.

– Клянусь, ты права, хотя я никогда не знал его лично. У меня нет никакого права судить, но, по-моему, мужчине недопустимо развлекаться и тратить деньги, когда его дети еще не устроены. Ведь у него был сын и трое дочерей, так?

– Четверо, – ответила леди Стерн. – Самая младшая осталась дома с Шарлоттой, которая недавно вышла замуж за приходского священника. Почти через год после смерти Ройса. Думаю, это хорошая партия.

– Все-таки это ужасно, когда семья разоряется, – пробормотал лорд Куинн.

– Может, это и не правда, и моя дорогая Анна никогда не позволила бы мне так сказать, но, по-моему, он пил больше чем следует.

– Похоже на то, – пробормотал лорд Куинн.

– Он безумно любил Люси. Боюсь, он стал безразличным к жизни, когда она заразилась чахоткой, а потом умерла.

– Тяжело потерять человека, которого давно любишь. – На секунду он накрыл ладонью руку леди Стерн, лежащую на столе. Но только на мгновение – они были очень сдержанны на людях.

– Анна – самая старшая, – продолжала Маджори, – ей одной пришлось взять на свои плечи эту ношу. Она была почти раздавлена, Тео, и не только потерей родителей. Там было еще много несчастий. Жаль, что я не знала об этом раньше, чтобы приехать в Эльм-Корт и помочь ей.

– Ты помогаешь сейчас, Мадж. Ты привезла ее в Лондон, и вывела в свет, и представила самому завидному жениху во всей Англии. Ручаюсь, малыш окажется у нее под каблуком!

– Только посмотри на него, – рассмеялась леди Стерн. – Да он просто король эпатажа, вместе со своим веером. Ну, разве это не кокетство?

– Клянусь жизнью, это кокетство только внешнее в Люке. Но никогда не знаешь, что у него внутри. Ох, кажется, он очень увлечен ею. Она славная девочка, Мадж.

– Да, – вздохнула крестная, – мне было бы спокойнее, если я знала бы, что она устроена в жизни, и увидела бы, как она держит на руках свое дитя.

Лорд Куинн снова сжал ее руку.

Анна чувствовала себя разгоряченной после быстрого танца, и это было заметно. Наполнив тарелки, герцог сел рядом с ней за одним из длинных столов и, открыв веер, начал осторожно обмахивать ей лицо. Анна благодарно засмеялась.

– А в Париже все мужчины пользуются веерами, ваша светлость? – спросила она.

– Конечно. Ведь я так делаю, а мода следует за мной.

– Вот как? Значит, в ближайшие недели в Лондоне появятся мужчины с веерами?

– Без всякого сомнения, – поклонился ей герцог.

– Как, должно быть, чудесно – жить в Париже, – задумчиво сказала Анна.

– Да, если вам нравится жизнь, наполненная легкомысленными развлечениями, ни один город не может сравниться с Парижем. А вам нравится такая жизнь?

– Не знаю, – рассмеялась Анна. – Я никогда не жила так. Я ведь только недавно приехала в город. Здесь я выгляжу, наверное, просто провинциальной простушкой.

Не обращая внимания на еду в тарелке, она поставила на стол локоть, оперлась подбородком на тыльную сторону ладони и улыбнулась ему. Она явно ждала комплимента и не сомневалась, что он последует. Никогда раньше она не вела себя так вызывающе. Это было чудесно.

– Если это так, боюсь, что я был не там, где нужно. Мне следовало бы тоже поселиться в провинции.

– Боюсь, что вы оказались бы в другом конце страны, ваша светлость. Ведь провинции в Англии так обширны.

– Вы правы. – Он на секунду перестал обмахивать ей лицо. – Какая удача, что, приехав, я остановился в Лондоне, вместо того чтобы ехать в провинцию.

Анна весело улыбнулась – она услышала то, чего ждала.

Герцог закрыл веер, и они приступили к ужину. Но, несмотря на то, что рядом с ними сидели лорд Куинн, ее крестная и Агнес с одним из своих кавалеров, которого выбрала леди Стерн, Анна почти не замечала, что происходит вокруг нее. Герцог, казалось, был так же увлечен ею, как она им. Он беседовал только с ней, забавлял ее рассказами о парижских людях и сплетнях. И его манера говорить заставляла Анну чувствовать себя особенной, не такой, как все женщины на этом балу.

Она играла в странную игру, незнакомую ей до этого вечера, на которую она считала себя неспособной всего несколько часов назад. Игру на одну ночь, и ночь эта подходила к завершению.

Ужин закончился, и гости начали подниматься, направляясь обратно в бальную комнату.

– Я буду иметь честь нанести визит леди Стерн завтра днем, если она будет дома, – сказал герцог Гарндонскнй. – Может, если погода будет хорошая, вы не откажетесь прогуляться со мной потом в Сент-Джеймском парке? Это обычное место прогулок всего лондонского света, как вы уже знаете, наверное.

Нет. Она не знала об этом. И она не могла – не должна была – принимать это приглашение. Нельзя заставить сказку стать реальностью. Конечно, для него ничего не значило потанцевать с ней или прогуляться. Ни то ни другое ни к чему не обязывало. Но это могло многое значить для нее. Она уже была влюблена в него, подобно тому, как обычно все девушки, читая «Золушку», влюбляются в сказочного Принца. Это была любовь, которая на следующий день оставляет только вздохи, но не настоящую боль. Однако если завтра они пойдут гулять вместе…

Анна не хотела влюбляться. Жизнь, которую она вела последние несколько лет, станет невозможной, если она будет так неосторожна, чтобы влюбиться. Ее здравый смысл говорил об этом. Она не должна позволять себе такую жизнь более чем на одну ночь.

– Значит, я должна молиться, чтобы погода завтра была хорошей, ваша светлость, – услышала Анна свой голос.

Герцог встал и подал ей руку. Когда она тоже поднялась, он поклонился ей и слегка коснулся губами ее пальцев. Анна с трудом сдержалась, чтобы не отдернуть руку, как от ожога.

Через пять минут она уже танцевала кадриль с незнакомым мужчиной. И улыбалась. Она чувствовала счастливую легкость, не покидавшую ее весь вечер. И чем больше она ругала себя за легкомысленный ответ герцогу, и чем больше говорила себе, что ей придется пожалеть об этом, тем беззаботнее она становилась. Несколько дней назад она пообещала себе два месяца свободы, хотя и не предполагала, что свобода может принести столько радости и новизны. Почему же она должна ограничиться одним днем? Почему не позволить себе повеселиться еще денечек? А может – и все два месяца. Как чудесно было бы жить целых два месяца такой волшебной жизнью.

Разве ее жизнь станет еще бесцветнее, чем была, если она позволит себе два месяца счастья? «Да», – говорил маленький демон внутри нее. Прежняя жизнь станет невыносимой, если она узнает другую, узнает, что можно жить иначе. Но вместе с тем Анна осознавала, что если она не позволит себе этого, то будет сожалеть до конца жизни.

Возможно, ее жизнь потянется унылой чередой серых будней. Она будет благодарна, если получится именно так. Ведь жизнь может стать гораздо хуже, если вернется он. Нет, конечно нет. Одна мысль об этом повергала Анну в панический страх. Она не сможет вынести такой жизни, скорее умрет.

Герцог Гарндонскин не танцевал. Он стоял у дверей, беседуя с маркизой де Этьен и двумя джентльменами. Но смотрел на нее. Поймав его взгляд, Анна послала ему ослепительную улыбку, прежде чем сосредоточить все свое внимание на партнере, с которым танцевала кадриль.

На следующее утро Люк поднялся рано, как делал это всегда, как бы поздно ни ложился. Поэтому он успел совершить долгую прогулку верхом и позавтракать, прежде чем к нему явился нежданный гость. Он пришел не по-светски рано, но в посетителе – которого Люк без труда узнал, хотя минуло десять лет с тех пор, как они виделись, – не было ничего светского. Он слегка располнел и стал чуть солиднее, так что выглядел на все свои двадцать девять, но это была единственная перемена. На нем был небрежно припудренный и завитый парнк, плохо сидевший сюртук, жилет, слишком длинный, чтобы быть модным, и натянутые на манжет бриджей чулки, хотя модным считалось носить бриджи поверх чулок. Это, очевидно, был человек, живущий в провинции и не придающий никакого значения городской моде.

– Вилл, – воскликнул Люк, когда Вильям Уэбб, барон Северидж вошел в комнату, едва не наступая на пятки дворецкому, который объявил о нем. – Приятель!

Лорд Северидж резко остановился, в изумлении открыв рот.

– Люк? Бог мой, это ты?

Несмотря на его слова, было ясно, что он узнал бывшего друга, потому как он схватил Люка за руку и несколько раз тряхнул ее.

– Какого черта сделал с тобой Париж?

– Ах, ты об этом, – догадался Люк, взглянув на свой шелковый утренний халат, который он надел после прогулки.

– Проклятие! – Вильям полез во внутренний карман. – Мы прослышали, что ты приехал в Англию. Я посыльный, хотя у меня были дела, которые и так заставили бы меня приехать в Лондон. Мне приходится это делать по два раза в год и не скажу, чтобы мне это очень нравилось. У меня для тебя письмо от Генриетты.

– Вот как, – спокойно ответил Люк, хотя от слов Вильяма Уэбба он почувствовал, будто его огромным кулаком ударили в живот. Он забрал у Вильяма письмо и спрятал его в карман халата. – Отлично. Как она себя чувствует? А ты как? Женился, и полдюжины наследников ждет тебя в детской?

– Нет, не женился и даже не собираюсь, – покраснев, ответил Вильям. – Ты же знаешь: единственное место, где можно найти невесту, – это Лондон; мне противна мысль о том, что придется бегать по балам, разряженным, как майский шест. Ох, прости, пожалуйста.

Люк указал приглашающим жестом на кресло н, пока лорд Северидж усаживался, позвонил, чтобы им принесли прохладительные напитки.

– Я кажусь тебе разряженным, как майский шест, Вилл? – спросил он. – Будь снисходителен, я ведь даже не одет еще.

Было видно, что Вильям очень смущен.

– Генриетта в порядке, – отрывисто сказал он, отвечая на предыдущий вопрос.

Люк сел, положив одну ногу на другую. Еще мальчиком он никак не мог поверить, что Вильям и Генриетта – брат и сестра. Генриетта всегда была такой тоненькой и изящной. Интересно, изменилась ли она теперь?

– Она никогда не была счастлива, – продолжал Вильям. – Ты, конечно, слышал – она потеряла ребенка. Они с Джорджем так и не сблизились, а он изменился, стал еще мрачнее. Тебе, наверное, не хочется это выслушивать?

Рука Люка сжимала и разжимала подлокотник кресла.

– Это старые новости, Вилл, – сказал он. – Очень старые.

Его друг промокнул лоб большим носовым платком.

– Она себе места не находит с тех пор, как узнала, что ты в Англии. Думает, что ты из-за нее не возвращаешься.

– Нет, Вилл, – тихо сказал Люк. – Я испытываю такую же неприязнь к деревне, как ты к городу. Я – парижанин. В крайнем случае, я мог бы жить в Лондоне. Но не в провинции.

Они замолчали, пока слуга вносил поднос с напитком для каждого: вином для Вилла и водой для Люка.

– Не знаю, что она там написала, – сказал Вильям, взглянув на карман, в который Люк положил письмо. – Похоже, письмо длинное. Если женщине попадет в руки перо и бумага, тут уж жди чего угодно. А я по два часа черчу пером в воздухе, пока что-нибудь придумаю, а когда закончу письмо – это оказывается двумя жалкими предложениями.

– Да, я прочитаю письмо. Потом, – ответил Люк.

– Она настояла, чтобы я передал тебе его лично в руки. Еще просила передать на словах, что Баден – твой и что она не хочет, чтобы ты из-за нее отказывался от того, что по праву принадлежит тебе.

– И не откажусь. Передай ей это, Вилл.

– Ей больно знать, что ты в Англии и не приезжаешь в Баден, – продолжал Вильям. – Она могла приехать, но не хотела навязывать тебе свое общество. Похоже, она думает, что ты винишь ее… Проклятие, не по мне такие разговоры. Клянусь, это последний раз, когда я передаю какие бы то ни было послания!

– Если ты подождешь, пока я переоденусь, мы можем вместе пойти в Уайт-клуб. Ты ведь член клуба, да? Меня недавно туда приняли.

– Отлично, – Вильям вздохнул с явным облегчением, когда понял, что можно сменить тему. – Там можно поболтать об интересных вещах.

– Земля, урожаи, скот и прочее? – улыбнулся Люк. – А я вздрагиваю при одном упоминании об этом. Ладно, дай мне полчаса, Вилл. Ради тебя я потороплюсь.

– Полчаса? – нахмурился лорд Северидж. – Скажи, какого черта еще надо, кроме как сменить сюртук и взять шляпу?!

– Мы, майские шесты, уделяем своему туалету несколько больше внимания, – рассмеялся Люк, выходя из комнаты.

Ему не требовалось полчаса, чтобы переодеться. Ему необходимо было прочитать письмо Генриетты. После десяти лет молчания он держал в руках словно частицу ее самой. Им овладело искушение разорвать письмо, чтобы не переступать порог молчания, установленный ими за десять лет. Но в то же время он понимал, что должен прочесть его, ибо не вынесет больше ни дня.

Она сделала ошибку, начав писать сразу о деле. Ее почерк был так знаком ему. Даже после всего, что произошло, ей следовало выйти замуж за него, а не за Джорджа. Она же обещала ему, и он любил ее. И был готов жениться, несмотря ни на что. Она сделала не правильный выбор, поверив, что у нее нет выхода. Она ошиблась. Это не сделало ее счастливой.

«Что ж, – подумал Люк, прерывая чтение, – как бы то ни было, он не может винить ее за это решение, хотя оно изменило судьбу многих людей, включая и его собственную. Она была беременна ребенком Джорджа, пусть и не по своей воле. Она сама была почти дитя – ей было только семнадцать».

Но все, о чем она писала, было бесполезно. Теперь она была вдовой Джорджа и была вольна выйти замуж за кого пожелает, но только не за него. Женщина не может выйти замуж за брата своего мужа.

Однако она просила его вернуться домой. После смерти Джорджа дела в поместье шли не очень-то хорошо, и ни она, ни мать не знали, как поправить их. Лоренс Колби наслаждался положением управляющего в поместье, не имевшем хозяина, и делал все, что ему заблагорассудится. А что касается самого дома… Кажется, Генриетта собирается сменить всю мебель и драпировки – они были старомодными и мрачными. Но его мать противилась любым изменениям. Хотя она, Генриетта, всего лишь старалась сделать то, что Джордж одобрил еще до своей смерти.

Люк должен вернуться домой. Он ведь всегда любил Баденское аббатство. Разве он забыл? Разве он не помнит, что они выросли там? Разве не хочет увидеть все это снова?

Письмо было проникнуто почтением и любовью.

Люк аккуратно сложил письмо, как было раньше. Жаль, что Вилл ждет его внизу – ему не пришлось бы читать письмо прямо сейчас.

Он убил в себе это чувство много лет назад. Он убил свою любовь, горе утраты и разрывавшую на части жалость к ней, без вины вынужденной вести такую жизнь. Он вырвал все это из себя.

Они любили друг друга. Они собирались пожениться, хотя оба были очень молоды. А потом вернулся из двухлетнего путешествия Джордж и соблазнил ее.

Она рыдала и билась в объятиях Люка, рассказывая ему об этом. Джордж отказывался отвечать ему не отрицая и не подтверждая слова Генриетты, хотя и поспешил сделать ей предложение. И она вышла за него, все еще любя Люка, а он, несмотря ни на что, был согласен жениться на ней.

И была дуэль на пистолетах, и Джордж картинно выстрелил в воздух и, не мигая, глядел, как Люк, никогда не державший в руках оружия, целится в него дрожащей рукой. Он целился в сторону, чтобы попасть на шесть футов сбоку от него, – и попал Джорджу в плечо, чуть не убив его. Но все решили, что он целился, чтобы убить. В то время он стрелял еще хуже, чем они могли предположить.

Его обвинили в том, что он хотел убить брата ради титула, наследства и женщины. Никто не знал правды: все думали, что Генриетта предпочла Джорджа и сама пришла к нему, несмотря на свои обещания Люку. Все думали, что он вызвал брата на дуэль из зависти. Но это была дуэль чести.

Джордж предал его. На четыре года старше Люка, он всегда был его кумиром. Он вернулся из путешествия таким великолепным и элегантным. Джордж всегда был очень красив – как Эшли теперь. И Люк проводил с ним все свободное время, наслаждаясь обществом брата. А потом Джордж самым жестоким образом украл у него женщину.

Нет, он не хотел вспоминать обо всем этом. Недаром он так безжалостно подавил в себе все воспоминания о том времени. Но Генриетта жила с этим десять лет, и у нее не было такой возможности. Нет, восемь – до смерти Джорджа. Да, она не была счастлива с ним. И Вильям сказал ему об этом, и подтверждением тому было ее письмо.

Но она была герцогиней Гарндонской и хотела навести порядок в своем доме. Его мать не одобряла ее планов. Значит, Люк должен вернуться домой, чтобы принять чью-то сторону. Сторону Генриетты. Ему была противна сама мысль о том, чтобы оказаться втянутым в их распри.

Ему совсем неинтересно, что они собираются сделать с поместьем. Они могут спалить дом и разорить земли – ему было все равно.

И все же на него нахлынули непрошеные воспоминания о доме, который он так любил в детстве. Он не знал точно, что задумала Генриетта, но не мог представить Баденское аббатство перестроенным. В аббатстве была чарующая атмосфера подлинности и древности, хотя архитектурные изменения за долгие годы сделали его совсем не похожим на аббатство. Люк испугался того, что если ему пришлось бы выбирать, он скорее всего принял бы сторону матери.

Ясно, что Колби надо было сменить. Но не мог же он выгнать его, не увидев собственными глазами, как идут дела? Возможно ли сделать это, основываясь только на слухах и даже на расчетных книгах, за которыми Люк собирался послать? Или стоят вызвать в Лондон Колби?

Придется ему самому туда съездить, безрадостно подумал Люк. Придется, черт бы побрал все это. Приехав туда, он окажется втянутым в дрязги между Генриеттой и его матерью. Если только…

Люк раздумывал над этим, пока слуга помогал ему надеть камзол.

Если только не будет третьей герцогини Гарндона – его жены.

Люк мысленно вернулся к прошлой ночи. Она хороша собой, очаровательна и невинна, несмотря на то, что так открыто флиртовала с ним. В ней были темперамент и умение наслаждаться жизнью – черта, которой он не знал в женщинах до сих пор. Это вскружило ему голову. Люк вспомнил, как остановился у цветочной лавки, возвращаясь с утренней прогулки, и послал ей дюжину алых роз. И он собирался гулять с ней сегодня в Сент-Джеймском парке. Он думал об этом во время прогулки и за завтраком. Люк не мог припомнить, чтобы за последние несколько лет он ждал чего-либо с таким нетерпением.

Она была из достаточно знатного рода – дочь графа. Он не знал, есть ли у нее какое-нибудь состояние, но это его не волновало. Он был очень богат: одно состояние он сделал своими руками, другое получил два года назад, вместе с титулом.

Ее выбрал Тео. Несомненно потому, что она была крестницей его возлюбленной. Но в любом случае дядя не посоветовал бы ему плохого. И она обладала телом, которое он с удовольствием увидел бы рядом с собой в постели.

Если бы у него был сын – а лучше, сыновья, – в семье была бы большая стабильность. Вопрос о наследовании был бы решен.

Люк взял трость и шляпу и спустился к нетерпеливо ожидавшему его Вильяму чуть позже назначенного им срока.

Конечно, думал Люк, когда они выходили из дома, – Вильям, нахлобучив шляпу на парик, а Люк, неся ее, согласно моде, в опушенной правой руке, – конечно, он вовсе не собирался жениться ни сейчас, ни потом.

Но наши желания часто не соответствуют действительности.