Текст книги "Розовый коттедж"

Глава 7

Но сколько я не пыталась, я так и не смогла смирить свое любопытство. Разобрав вещи и положив наполненную горячей водой грелку в кровать, я направилась к сарайчику с инструментами, стоявшему под росшим за домом кустом сирени.

Сарайчик, любимое дедушкино место, был с окном, под которым стояла крепкая скамья, а на противоположной стене на вбитых рядком шестидюймовых гвоздях висели его садовые инструменты. Если ему вдруг требовалось что-нибудь особенное, дед брал этот инструмент на время из большой «коллекции» Холла. Здесь он хранил самое необходимое: лопату, вилы, мотыгу, грабли, садовые ножницы, а на полке над окном – мелкие инструменты, такие, как совки и секаторы. В металлическом ящике под скамьей лежали стамески, отвертки, коробки с гвоздями и тому подобным. Тачка стояла на улице, под навесом. Газонокосилки не было, потому что лужайки с газоном у нас не было.

В кладовке всегда поддерживали чистоту; когда я заглянула туда, в ней и вправду царил образцовый порядок. Там просто ничего не было. Все инструменты пропали, и ящик вместе с ними. Я проверила дверь, которая до того была заперта и которую я открыла висевшим в задней кухне ключом. Никаких следов вторжения или взлома. Я огляделась: тачка стояла на месте. Но все, что можно унести, исчезло.

Вполне вероятно, конечно, что бабушка избавилась от инструментов – продала или отдала их перед тем, как уехать на север. Это меня не очень обеспокоило, но мне нужно было что-нибудь покрепче столового ножа, чтобы справиться с дверцей бабушкиного сейфа. Внезапно ощутив нетерпение, я посмотрела на часы. Половина шестого. Я схожу в Холл и попрошу нужные инструменты. Если там до сих пор есть садовники, то они ушли в пять и ворота в обнесенный стеной сад будут, вероятно, заперты, но я знала, где лежит ключ. Я забрала из коттеджа свой жакет и направилась в Холл.

Через мост, сквозь лес, окружавший сад, затем напрямик через живописную полянку к высокой стене огорода и арке с красивыми железными воротами, выкованными уже почти сто лет тому назад в кузнице по соседству с домом викария.

Но я могла и не искать ключ за диким виноградом. Когда я почти нащупала его, ворота отворились, и появился молодой человек, кативший велосипед. Судя по одежде – рабочий; мой дед назвал бы его «крепким малым». Он казался моим ровесником, сноровистый парень с темными волосами и серыми глазами, в котором я узнала спокойного, умного семнадцатилетнего подростка, учившегося со мной в одном классе.

Он остановился, увидев меня:

– Вы кого-то искали? Я последний, остальные кончили в пять.

– Я… Это Дэйви, нет? Дэйви, это ты?

– Да, но?.. – минутное молчание. – Ты Кэйти, Кэйти Велланд. Мама сказала, что ты здесь. Точно…

Он протянул последнее слово, содержавшее в себе кучу смыслов, оглядывая меня с головы до ног.

– Неужели ты бы меня не узнал?

Я услышала в собственном голосе что-то вроде волнения. Здесь, в этом месте, я ребенком провела столько времени возле своего деда, научилась столь многому из того, что мне нужно было в мире, так часто играла с этим самым мальчишкой, пока его отец работал в Холле… Что-то во мне горячо откликнулось на знакомые с детства картины и запахи, и стоявший рядом Дэйви, так изменившийся, смотревший на меня со дружелюбным удивлением, к которому примешивалась некоторая отстраненность, был частью всего этого.

Мне показалось, что мой голос снова вобрал в себя, точно эхо, интонации сельского говора, от которого давно отрекся. Кэйт Херрик или Кэйти Велланд? Кто я? Кем я хочу быть?

– Конечно, узнал бы, – ответил Дэйви. – Просто солнце светило из-за твоей спины и говорила ты непривычно, но теперь я тебя вижу, я бы везде тебя узнал, – он кивнул. – Поздравляю с возвращением, Кэйти. Тебе хорошо в коттедже?

– Да, спасибо. Ты шел туда?

– Да. Еду на станцию забрать посылку для отца. Я провожу тебя, если ты не против. Тебе что-то понадобилось здесь или ты просто гуляла? Мама сказала, что ты можешь зайти, но она сама отправилась домой, когда отец уехал с фургоном.

– Я зашла спросить, не дадут ли мне молоток и стамеску. Из нашего сарая пропали все инструменты. Если ты подождешь минутку, пока я сбегаю туда…

– Незачем туда бегать. Инструменты у меня с собой, и я могу дать тебе все, что нужно. А для чего они? Мама не говорила, будто что-то требует починки.

Я взглянула на сумку с инструментами, пристегнутую к багажнику. В это время он откинул клапан сумки и повернулся ко мне со стамеской в руке:

– Это подойдет? Зачем она тебе нужна? Я могу зайти, если хочешь, и все сделать сам.

Я взяла у него стамеску:

– Спасибо, но… – я остановилась. Инструмент был мне знаком, а на деревянной рукоятке виднелись выжженные буквы «Г.В.».

Я взглянула на Дэйви: он улыбался. Улыбка сильно молодила его, и он сделался похож на парня, которого я знала до того, как годы и война изменили нас обоих.

Он кивнул:

– Да, вот куда они все пропали. Могла бы и догадаться. Твоя бабушка позволила мне взять большую их часть. «Смотри, пользуйся ими с умом», – добавила она, ты ведь знаешь, как она любит говорить. Но если они тебе нужны, забирай любой. Это и так понятно.

– Нет-нет. Мне на один раз и… – я решилась. – Пожалуй, да, Дэйви, я была бы рада твоей помощи. Если, конечно, у тебя есть время: я не знаю, сколько займет работа. Я все тебе объясню.

Мы шли рядом, Дэйви катил свой велосипед, а я рассказала ему про «сейф» и передала кое-что из бабушкиных слов:

– Там дедушкины часы и медали, кое-какие бабушкины драгоценности и семейные документы. Я никогда о нем не знала и, честно говоря, уверена, что бабушка сама про него не вспоминала – пока не услышала о том, что коттедж могут перестроить.

– Не беспокойся, мы все достанем. А что, ключа не было?

– Был, но бабушка, конечно, забыла, куда его спрятала. И еще кое-что. Я взглянула на сейф: с дверцы содрана вся штукатурка. Там кто-то был, но открывали его или нет, я не знаю. Если открывали, то с помощью ключа. Никаких следов взлома.

– Хм. По мне, звучит странно. Неудивительно, что ты торопишься заглянуть внутрь.

Он помолчал, нахмурив брови:

– А не могла это, положим, сделать твоя бабушка несколько лет назад – а потом забыть?

– Я подумала об этом. Но твоя мать только что сказала мне, что там на полу лежала осыпавшаяся штукатурка, когда она приходила убираться, а это было совсем недавно.

– Это ничего не значит. Даже если стену ломали какое-то время тому назад, штукатурка может все еще сыпаться. Но не волнуйся из-за этого, скоро мы все узнаем. Ты, конечно, не искала ключ?

– Нет. У меня не было времени для тщательных поисков, хотя я посмотрела там, где он скорее всего мог бы оказаться. Но ключ, должно быть, очень маленький – замочная скважина совсем крохотная – и может лежать где угодно, и я подумала, что надо попытаться хоть как-то открыть дверцу, просто чтобы перестать об этом думать. Даже взломать. Вряд ли бабушке снова понадобится тайник.

В этот момент мы спускались к мосту, и он вдруг остановился, наполовину приподняв велосипед над ступеньками:

– Так мать сказала правду? Вы насовсем уезжаете из Тодхолла?

– Да. Бабушка, кажется, хочет остаться в Стратбеге, у меня в Лондоне работа, которая мне по душе, хотя если бы понадобилось, я бы с удовольствием бросила ее и уехала на север заботиться о бабушке. Во всяком случае, наш коттедж либо продадут, либо переделают, либо еще что, не так ли?

– Кажется, никто точно не знает, что с ним будет, – он наконец втащил велосипед по ступенькам и покатил его по мосту:

– Не думаю, что взлом «сейфа» твоей бабушки что-то меняет. Или, если хочешь, я поговорю с отцом: думается, что либо он, либо даже мой дед могли приложить руку к этому тайнику, так что почему бы не быть другому ключу? Но если ты торопишься, – бодро добавил он, прислоняя свой велосипед к воротам коттеджа, – мы можем вскрыть его прямо сейчас. Дай только взглянуть на него.

– Во сколько тебе надо быть на станции?

– Без разницы. Посылка будет лежать в конторе, а там кто-нибудь да остается до последнего поезда.

Он вошел за мной в коттедж и уронил на стол свою сумку, глядя, как я снимаю «Незримого Гостя».

– М-да… – Он задумчиво посмотрел на открывшуюся стену и металлическую поверхность в рамке обоев и разбитой штукатурки:

– И мать сказала, что здесь на полу лежала штукатурка?

– Да. Дэйви, может быть, тайник открыл кто-то из местных? Я хочу сказать, что если его открыли, то ключом, а…

Я запнулась. Он стремительно обернулся ко мне, живо напомнив юного Дэйви на школьной спортплощадке, изготовившегося к драке.

– Послушай-ка, Кэйти Велланд! Говорю тебе: если тайник устроили еще при твоем деде, то работу мог делать мой дед, и если это должно было остаться секретом, можешь биться об заклад, что дед никому ничего не говорил. Мой отец мог узнать, потому что у нас остались в мастерской записи о работах, но он никогда этого не говорил ни мне, ни матери. И если у него сохранился второй ключ…

– Дэйви! Мне это и в голову не приходило! Честное слово! С какой стати мне воображать, что твоя семья будет тут вынюхивать? Ведь и в самом деле возможно, что бабушка сама это сделала давным-давно и забыла сказать мне, что обои уже оторваны.

– Не похоже, – заметил он, несколько смягчившись. – Обои срезали не так давно. Посмотри на штукатурку.

И он провел пальцем по краю разрыва: облако сухой штукатурки повисло в воздухе.

– Да, пожалуй. Послушай, Дэйви, если ты думаешь, что у отца есть ключ, не проще ли подождать и спросить его?

– Думаешь, проще? – он неожиданно широко улыбнулся: мы снова были друзьями. – Ты же не дотерпишь до завтра. Лучше выяснить прямо сейчас. Давай перейдем к делу и взломаем его.

– Ну хорошо, давай.

Он приступил к «сейфу» со стамеской, но через некоторое время отступился и покачал головой:

– Дверца слишком тесно прилегает к дверной раме, и я не могу вставить лезвие, чтобы ее отжать. Действительно придется взламывать. Ты как?

– Давай.

Это оказалось нетрудным. Он приложил лезвие стамески к краю дверцы возле замочной скважины и пару раз резко стукнул молотком. Что-то треснуло, и дверца распахнулась. Дэйви что-то неразборчиво произнес и отошел.

– Что там?

– Смотри, – сказал он.

Я посмотрела. Хотя я и ожидала этого, результат потряс меня: «сейф» был пуст.

Дэйви высказал то, что я после его давешнего взрыва не осмелилась выговорить:

– Значит, его таки открыли ключом.

– Возможно, бабушка… Но нет – штукатурка. Что ж, – напряженно сказала я, – все было именно так, верно? Здесь кто-то был, вероятно, бродяги, шарили в пустых домах, наткнулись на ключ, где бы он ни был, и открыли тайник.

– Для этого надо было знать, что он за рамкой.

– Они могли найти его случайно, обыскивая дом.

– Под обоями?

– Ох… Значит, нет. Но это же ужасно! Что я скажу бабушке? Что нам делать?

– Ничего пока не говори бабушке. А я поразмыслю, – медленно произнес Дэйви, – что мы расскажем моему отцу.

Я заметила, что он без разговоров принял мое «мы»:

– Смотри: сначала я расспрошу, знал ли он про тайник и есть ли еще ключ, а у матери узнаю, была ли штукатурка на полу сухой.

Он прикрыл дверь, насколько возможно, и повесил на место «Незримого Гостя»:

– И не думай о бродягах. В прошлом месяце я проезжал здесь на велосипеде два вечера из пяти – у меня работа на ферме Сордс – здесь никого не было. И мама бы заметила, что кто-то побывал в доме. Так что тебе не стоит бояться, но если ты…

– Я не боюсь. Правда. Просто беспокоюсь и пытаюсь придумать хоть какое-то объяснение. Если бы это были воры, они взяли бы ценности, но оставили бы, конечно, бумаги или просто швырнули бы их в камин или куда-нибудь еще. Подожди минутку, – я опустилась на колени, разрушив аккуратно уложенную миссис Паскоу растопку. – Нет, только газета. И они были так аккуратны, да? Убрали за собой почти всю штукатурку и обрывки обоев. – Я поднялась: – Похоже, мы больше ничего больше сделать не можем, так? Но спасибо за все, Дэйви, и не волнуйся за меня. Со мной все будет в порядке.

– Если ты уверена… Тогда спокойной ночи.

После его ухода я ненадолго присела поразмышлять, потом вернула растопке прежний вид и поднесла к ней спичку. Яркое пламя оживило комнату и даже как будто составило мне компанию. Дома. В последний раз я очень давно сидела у этого камина, но казалось, что это было лишь вчера. Я поужинала, потом взяла книжку, купленную в дорогу, и читала ее час или два, вспомнив про пустой «сейф» не более пятидесяти раз и наконец, когда бабушкины часы пробили одиннадцать, легла спать.

Глава 8

Утром я поднялась очень рано, но едва я закончила пить кофе, как услышала топот копыт, приближавшийся от дороги по тропинке.

Я вышла из дому поздороваться с фермером, жилистым человеком средних лет, с лицом, словно вырезанным из коричневого тикового дерева. Он спрыгнул с тележки и поднялся по дорожке, неся в руке проволочную корзинку с молочными бутылками.

– С добрым утречком и с возвращением. Как дела?

– Доброе утро, мистер Блэйни. Спасибо, прекрасно. А вы как?

– Жаловаться не на что. А миссис Велланд?

– У нее была простуда, но она идет на поправку. Я передам ей, что вы спрашивали, как у нас дела.

– Угу. Сколько вам?

– А что, можно выбирать? В городе-то паек.

– Ну, не здесь. Пинты хватит? И пара-тройка свежих яиц? У меня есть несколько в тележке. Вместе с вашим чемоданом. Я забрал его на станции. Мистер Харботтл сказал, что я могу его завезти заодно к вам домой.

…Домой? Я помню, помню… Но приехала сюда ненадолго, собрать вещи и затем покинуть дом, в котором родилась, как бы он ни пытался околдовать меня знакомыми с детства вещами. У меня была работа и жилье, куда я скоро вернусь. Здесь для меня, для Кэйт Херрик, ничего не осталось…

Я поблагодарила мистера Блэйни и сказала, что возьму у него яиц, а он расспросил меня про бабушку и ее новый дом (откуда он об этом узнал?)

и собирается ли она возвращаться в Тодхолл. Он как будто и не спешил, и я поняла, почему. Его кобыла, оставленная на подъездной дорожке, рысцой спустилась к мосту, где дорожка делалась шире, пару раз умело двинула крупом, развернув тележку, и вернулась к воротам, готовая отправиться обратно.

– Она не забыла старого пути, – заметила я.

– Рози? Она никогда ничего не забывает. Уж не знаю, что бы я без нее делал. Если мне случалось пропустить чей-нибудь дом по дороге, она поворачивала обратно и отказывалась тронуться с места, пока дело не делалось. Бог знает, как я буду без нее обходиться.

– Она, должно быть, довольно старая? Я ее помню уже много-много лет.

– Ей около семнадцати. Вот что: когда она надумает отдохнуть, я куплю тележку с мотором. Не могу себе представить, что заведу новую лошадь.

– А Рози?

Он неожиданно отвернулся:

– Полагаю, она заслужила свою отставку. Пусть доживает свой век на травке.

– Хорошо бы. Я надеюсь, она об этом знает. Он рассмеялся, больше не пытаясь скрыть звучащую в его голосе теплоту:

– Я бы не удивился. Если она раньше и не знала, то теперь догадается. Гляньте на нее: ловит каждое слово. Пойду возьму для вас яйца и принесу чемодан. Да вы что, никакого беспокойства.

Он пошел по дорожке, но, как я заметила, без особой надежды добраться до тележки. Старая кобыла наполовину прошла в ворота, закрыв собой проход, и внимательно, насторожив уши, наблюдала за мной. Мистер Блэйни приостановился, обернулся ко мне и произнес, словно извиняясь:

– Я же говорил, что она ничего не забывает. Миссис Велланд всегда давала ей что-нибудь: булочку или краюшку хлеба.

– Ох, ну конечно же! Как же я забыла! Печенье подойдет?

– Она не откажется. Подвинься, красотка.

Он заставил Рози сделать шаг назад, вытащил мой чемодан из тележки и донес его до двери. Я забрала у него чемодан:

– Большое вам спасибо. Сейчас достану печенье. Сколько я вам должна за молоко и яйца, мистер Блэйни? Я останусь здесь всего дня на три-четыре, так что, наверное, лучше заплатить сразу.

– Ничего страшного. Просто скажите мне об этом накануне отъезда.

– Не довезете ли вы меня до деревни, если можно?

– Довезу, конечно. Будет совсем как в старые времена.

Так и получилось. Я снова поблагодарила его, поспешила в дом, схватила заранее приготовленные жакет и сумку с кошельком, нашла среди оставшейся еды печенье и выбежала обратно. Я помедлила перед тем, как закрыть дверь. Мы никогда не запирали ее, но теперь? Я закрыла дверь на ключ, убрала его в карман, скормила печенье Рози, которая подобрала его бархатистыми губами, тряхнула головой и тронулась с места чуть ли не прежде, чем я успела запрыгнуть в тележку.

Дорога в деревню, утонувшая между окаймлявшими ее цветущими изгородями, с милю вела мимо пастбищ и рощ. Единственным жильем здесь были приютившиеся на опушке леса два домика, чуть больше коттеджей. В них все еще обитали прежние жильцы. В первом доме – две сестры Поуп, а по соседству – одинокая старая дева, мисс Линси. Деревня окрестила это место «Вековухин Угол».

Рози остановилась у первых ворот, и мистер Блэйни слез с тележки. Никого не было заметно, что меня весьма обрадовало. Я помнила, что сестер всегда сильно занимало все, происходившее в деревне, – так они, по крайней мере, объяснили бы сами, хотя в деревне их называли, коротко или прилагая эпитеты, менявшиеся в зависимости от настроения говорящего, засидевшимися девицами, которые во все суются. Это в каком-то смысле отвечало истине, но мисс Милдред, младшая сестра, «совала во все нос» из исключительно благородных побуждений. Можно было сделать вывод, что с пожилыми сестрами пришла эра супа и совета для добродетельных бедняков. Несмотря на сомнительные выходки моей матери, наша семья все же числилась в этой категории и иногда была этому рада, но я и без того всегда любила мисс Милдред, чье кроткое милосердие простиралось даже на тетю Бетси. Старшая сестра была более практичной и занимала что-то вроде руководящего поста в благотворительной организации в Сандерленде.

Рози подошла ко вторым воротам и опустила морду к росшей на обочине траве. Но ожидаемого печенья не обнаружилось, а занавески были все еще опущены. Дом мисс Линси. Мисс Линси совсем не походила на своих соседок. Она была мистиком. Она беседовала (по ее собственным словам) с деревьями и облаками. А еще уверяла, что владеет чрезвычайно могущественным «двойным зрением». Ребенком я боялась ее и по дороге из школы домой всегда летела как ветер, пока не оказывалась совсем далеко от ее двери. У нас, детей, было свое название для Вековухина Угла, название, которое само по себе пугало: Ведьмин Угол.

Вскоре мы проехали быстрой рысью мимо ограды кладбища и остановились у первых домов на окраине деревни. Я поблагодарила мистера Блзйни за помощь, погладила Рози, которая не обратила на меня, уже не имевшую печенья, никакого внимания, и быстро пошла по деревенскому лугу по направлению к первой цели моего путешествия – к дому викария.

В деревне Тодхолл обитало около двухсот душ, чьи дома располагались вокруг деревенского луга, в середине которого стояла церковь. Деревня могла похвастаться единственным пабом «Черный Бык», лавкой, где продавалось все, хозяйством викария с кузницей по соседству, над которой размещалась плотницкая мастерская мистера Паскоу. Вокруг луга дома располагались безо всякого порядка, и поэтому то, что называлось Передней улицей, было на самом деле широкой поляной, усаженной домами, садами и мелкими постройками. Единственные приметы современности (и потому, вероятно, наименее живописные) – школа и зал для церковных собраний, прилегавшие к стене кладбища, сложенной из необожженного кирпича, – размещались на южном краю деревни, где я слезла с тележки молочника. Церковь, настоящее украшение деревенского пейзажа, была позднего норманнского стиля (о чем я знала всю свою жизнь, не понимая, почему это так важно), с соответствующей каменной кладкой и с идеально подковообразной алтарной аркой. Там по каменной стене, окружавшей старое кладбище, карабкались дикие розы, а красивые вязы дарили свою тень. Пара коз и ослик паслись на лугу на привязи, и гоготали белые гуси, гревшиеся на солнышке близ пруда.

Все, как тогда… Словно ничего не изменилось. Ничего и не изменится. И, как встарь, я направилась прямиком к калитке викария.

Здесь тоже все осталось прежним, не считая, конечно, того, что дом уже не казался столь огромным зданием, обиталищем Локвудов, каким увидела его маленькая Кэйти Велланд, впервые придя в гости к дочери викария. Это был небольшой низенький домик, похожий на куб, но его очень оживляли беленые известью стены, зеленые ставни и крыльцо со шпалерой, увитой жасмином. Ограду сада почти целиком скрывал плющ, и, когда я прошла мимо передней калитки, за которой открывался вид на красивый садик, дрозд, негодующе треща, вылетел из густой листвы, где, как я знала, каждый год с незапамятных времен птицы вили гнездо.

Ни раньше, ни сейчас я не собиралась пользоваться главным входом. Я вошла в заднюю калитку и оказалась во дворе, где находились гараж для мотоцикла, загон для кур и клетка, в которой жили кролики Присси. Кролики исчезли, но куры остались, все еще поглощенные своей утренней трапезой. Я было помедлила минуту, погрузившись в воспоминания, но из кухни кто-то уже увидел меня в окно. Когда я подошла к задней двери, она отворилась и на меня вопросительно глянула девушка, вытирая руки о передник. Ей было на вид около шестнадцати. Я не узнала ее, и она меня, очевидно, тоже.

– Ох, мисс, вы звонили спереди? Извините, никогда я звонка не слышу.

– Нет, я не звонила. Все в порядке. Я знаю, что еще рано, но скажите, пожалуйста, дома ли викарий? Мистер Винтон Смит, я не ошиблась?

– Так и есть, мисс. Но он уже ушел пройтись по деревне, навестить миссис Фостер. Ей нездоровилось. Но миссис Смит где-то в саду. Позвать ее или вы, может быть, сами хотите пойти? Это через ту калитку, мимо наседок.

Я поколебалась:

– Нет, я зайду попозже. Как вы думаете, когда он придет?

– Не могу сказать. Иногда он появляется уже к обеду, в полдень. Но я ему скажу, что вы заходили – как вас зовут, мисс?

– Херрик, миссис Херрик. Я думаю, он догадается, кто я. Значит, приду попозже. Кстати, как вас-то зовут?

– Лил Эшби.

Ферма Эшби была в нескольких милях от станции. Я помнила миссис Эшби, к которой бабушка иногда ходила в гости и которая снабжала Холл, а заодно и нас, яйцами и птицей.

– Ладно, Лили, спасибо за помощь.

– Меня не Лили зовут. Просто Лил, сокращенно от Лилиас. Мама назвала меня так по имени своей знакомой. Очень симпатичная она была, мама сказала, как и ее имя.

Она весело хихикнула:

– И еще она сказала, что имя во мне – это самое красивое. Что такое, мисс? Я что-то брякнула?

– Нет-нет. Верно, очень красивое имя и очень идет вам. Ладно, передайте викарию, а я еще появлюсь. До свидания.

За калиткой я остановилась. Чуть правее стояла фермерская телега, задрав пустые оглобли. Вероятно, лошадь увели в кузницу, чтобы подковать. Из кузницы доносились удары молота, топот копыт и «Ну-ка стой!».

Я направилась туда. Кузницу я любила всегда. В детстве она казалась мне таинственной темной пещерой с огнем, который время от времени ревел, раздуваемый мехами, а ритмичный стук и звон молота о наковальню мешался с шипением остужаемого в воде железа и запахом паленого рога, сопровождавшим примерку подковы. Мне все здесь нравилось: старый кузнец в кожаном фартуке, с загрубевшими руками, которые могли быть такими нежными; огромные кроткие лошади, их шкуры, лоснящиеся, как облизанный леденец, их спокойные глаза и то, как они послушно подымали свои ноги и, казалось, никогда не чувствовали боли от гвоздей или от горячего железа; их мягкие трепещущие ноздри, которыми они тыкались и дышали в шею кузнецу, пока тот работал. Целый мир. Мир, который вскоре должен, как ни печально, исчезнуть навеки.

Кузнец трудился над задним копытом огромного жеребца, согнувшись под каштановым крупом и коленями зажав мощную ногу лошади. Он взглянул на мой силуэт, застывший в дверях, и выплюнул гвоздь, что позволило ему пробормотать что-то похожее на «добрутр».

– Доброе утро, мистер Корнер.

Он бросил еще один взгляд, забивая последний гвоздь, потом проверил, как держится подкова, выпустил ногу коня и, похлопав по гнедому боку, выпрямился сам.

– Неужто это малышка Кэйти Велланд? Давненько ты была здесь последний раз. Бабушка тоже приехала?

– Нет. Она в Шотландии, и думаю, она оттуда не уедет. Она послала меня забрать оставшиеся в коттедже вещи.

– А. Жалко, что так, но хорошо, что хоть ты домой приехала. Ты надолго?

– Только присмотреть за отправкой бабушкиных вещей. До чего приятно вернуться. Все осталось таким, как было. Как поживает миссис Корнер?

– Прекрасно поживает. А как твоя бабушка? Энни Паскоу поминала, будто она приболела.

– Да, верно. Теперь она идет на поправку, но, как бабушка сама говорит, возраст уже сказывается.

– Тогда надо мне и за моим приглядывать, – сказал кузнец с хриплым смешком. – А, вот и ты, Джем. Она готова, полностью. На какое-то время ей этого хватит.

Я подождала, пока незнакомый мне молодой человек расплатился с кузнецом и увел коня на улицу, а потом сказала:

– Я хотела видеть мистера Паскоу. Он наверху, в мастерской?

– Нет, детка. Они с Дэйви были, но уже ушли. Они же работают в Холле. Там большие перемены, переделывают дом в гостиницу, но тебе, наверно, все расскажут.

– Я уже слышала. Я видела Дэйви вчера. Я хотела вас спросить: вы делаете ключи или только всякие крупные вещи, вроде калиток и прочего в том же роде?

– Из железа я могу сделать все, – просто ответил мистер Корнер. – Но ключи? Их мне не часто заказывают. Однажды ковал запасной для церковной башни, когда старый Том Пинкертон – помнишь его, он до сих пор церковный сторож – уронил свой в колодец. Здоровенный был старый ключ, почти такой же древний, как церковь.

– А не доводилось ли вам ковать маленький ключ, вроде как от кассы? Нет? А как тогда насчет дверного ключа, старомодного и довольно большого? Вот такого.

И я показала ему ключ от Розового коттеджа:

– Не просил вас недавно кто-нибудь сделать такой ключ?

Какое-то мгновение он смотрел на меня из-под косматых бровей, но сказал только:

– Нет, детка. С эдаким пошли бы к слесарю. Самый ближний – Бэйнс в Дареме.

– Понятно. Спасибо. Ну, не стану вам мешать и пойду. Рада была вас снова увидеть, мистер Корнер.

– И я рад был тебя повидать, детка, а кабы ты была подходяще одета, я бы, как раньше, дал тебе работу, тебе и малышке Присси. Навестила викария? Вроде бы я заметил, как ты оттуда выходила, но не узнал, глаза мои вдаль видят уже не так, как раньше.

– Я хотела повидать викария, но его нет дома. Садик у них чудесный. Миссис Винтон Смит садовничает?

– Да. Все время в саду. Ну, если не могу тебя работой загрузить, то займусь ею сам. Надо мне колесо пойти поправить.

Неподалеку был сарай, где он чинил и делал колеса.

– Заглядывай ко мне перед отъездом, малышка. Или лучше заходи выпить чашечку чаю. Хозяйка тебе порадуется. А в шесть я бы тебя отвез домой.

– Это было бы замечательно. Большое спасибо.

Значит, подумала я, выходя на свет, сегодня после шести часов весь Тодхолл будет знать, что Кэйти Велланд приехала в Розовый коттедж собрать вещи своей бабушки, чтобы отослать их в Шотландию, и что она спрашивала про ключи. Как в любой деревне, в нашей работала безупречная система оповещения. Что ж, я использую ее себе во благо. Вдруг кто-то что-то знает насчет того, не сшивались ли возле Розового коттеджа посторонние, которые могли забраться внутрь и опустошить бабушкин «сейф».