Текст книги "Охотница"

Нет, со мной такого никогда, никогда в жизни не было. Одно дело хихикать и понарошку заигрывать с мальчишками, которых ты знаешь с пеленок, – особенно если эти мальчишки заглядываются вовсе и не на тебя. Здорово покружиться на шабботних танцах в объятиях Охотника, с которым много лет вместе в дозоре – потому что вам обоим нужно немного встряхнуться и выпустить пар, и вы оба это знаете.

Но другое дело – когда ты сидишь с двумя незнакомыми красавчиками, а сама думаешь: вот бы затащить одного из них на шабботние танцы, распустить перед ним перья и посмотреть, что будет.

Скажем так: спасибо Одному Белому Камню. Потому что мозги мои загрузились эмоциями доверху, и Джошу ни к чему туда заглядывать. Иначе что он обо мне подумает?

А впрочем, не важно, что он подумает: это-то и грустно. Вскоре я отправлюсь прямиком в штаб и Джоша больше никогда не увижу.

Но все же…

– Моя девушка – фанатка этого Аса, – пробурчал солдат. – Он же весь из себя одинокий волк, а она от этого просто тащится.

– Ага, и еще трагическое прошлое. – Джош прижал к глазам тыльную сторону ладони, изображая героя мелодрамы. Солдат усмехнулся. – Я однажды прикрывал его от нюхачей, – продолжил Джош. – Он вел себя так, будто я кусок грязи на его ботинке и ему не терпится меня соскрести.

И тут я заметила, что произошло: Джош больше не был «зловещим Псаймоном, который читает все твои мысли», – он сделался «одним из тех ребят». Солдат уже перестал напрягаться, и они завели свой мужской разговор, а я только ушами хлопала и понимала примерно четверть из их беседы. С одной стороны, это было неплохо, а с другой – так себе. Хорошо бы они оба хоть чуть-чуть вели себя со мной как с девушкой, а не как со сверхновой звездой.

И все же Джош по-прежнему был зловещим Псаймоном, способным заглянуть в мои мысли. А у меня в голове полно того, чего я не хочу ему показывать. Дядя отправил Джоша за мной – ну что ж, очень мило, но какой бы Джош ни был раскрасавец, бдительность терять не стоит.

И я стала смотреть на город. За окном все было примерно как в роликах: все чистое, сверкающее, здания – от трех– до восьмиэтажных – выкрашены в приятные глазу пастельные тона. Что это за здания, непонятно: когда тебя несет в регулируемом транспортном потоке, ничего особо не разглядишь. Жителям больших городов, видно, не все позволено: скажем, они не вешают белье на улице. Хотя когда толпа народу сгрудилась в одном доме – где тут повесишь белье? Не очень-то это удобно. Да горожанам это вряд ли нужно – у них же все по-своему устроено.

Движение замедлилось на подъезде к Узлу. Здесь оказалось целое скопище торговых центров, и светящиеся знаки, и видпанели высотой в два этажа, и люди, одетые как цивы в поезде, – они все как будто торопились куда-то попасть и что-то сделать. Хотя многие носили одежду попроще, неброских цветов и без всяких там диковин. Разве что эти каблуки у женщин. Как они ходят в такой обуви? Пару раз на гигантских видпанелях мелькало мое собственное лицо и запись с «Гееннами» – все это казалось совершенно нереальным, но я каждый раз подскакивала.

Солдат развернул кресло и положил руки на приборную панель, но нажимать и крутить ничего не стал. В трансподе сделалось совсем тихо, и стоило мне приложить руку к стеклу – я ощущала вибрацию от шума снаружи.

Когда мы добрались до самой середины Узла, толпа очень заметно поредела – пешеходов почти не осталось. Но трансподов ничуть не убавилось. Здания, круче самых крутых гор, нависали надо мной, загораживая небо. Я словно была на дне глубокого-глубокого каньона. Ничего общего с видами старых городов из книг и роликов. Но это понятно почему: Пик-Цивитас по большей части возвели за каких-то десять лет, и строили его одни те же люди – в основном из корпуса военных инженеров, и им еще помогала та горстка цивов, которых военные спасли и взяли под защиту. Поэтому здания большим разнообразием не отличались. По сути, их было тут всего три вида: круглая башня, ступенчатая башня и прямоугольная башня. И все из какого-то бело-кремового материала. Сразу видно, что планировкой и строительством занимались военные. В армии, если поймут, что вещь хороша, они таких вещей наделают много. Все постройки были однотонные, без всяких узоров – только ряды оконных впадин. Отличались эти здания лишь по высоте. Я вдруг поняла, что напоминает мне Узел: в старых роликах я видела большие модели так называемых «городов будущего». Интересно, а строители тоже изучали эти модели на старых снимках и в старых роликах? Получается, они осознанно строили «город будущего». А что, вполне по-военному: если модель хороша, почему бы ее не воплотить?

Транспод резко вильнул влево, мы съехали с магистрали и юркнули вниз, в освещенную пещеру под каким-то зданием. Спустя мгновение мы очутились перед прозрачной дверью; за ней в обе стороны разъехались створки взрывостойких дверей. Транспод замер, и дверца открылась, выпуская меня.

– Удачи, Охотница Чарм, – официальным тоном произнес солдат и быстро козырнул. – Было честью служить тебе.

– Спасибо, – сказала я, а больше ничего сказать не успела, потому что с другой стороны к трансподу подошел еще один солдат и застыл навытяжку, явно ожидая, пока я выйду. Я и вышла. И обнаружила, что нас с Псаймоном Джошем будет сопровождать целый эскорт из четверых солдат – на этот раз в парадной форме. И они отведут меня к дяде.

Это уже серьезный повод стушеваться. Но я гордо распрямила плечи, кивнула, словно так и должно быть, и зашагала следом за солдатами в здание. Здание поглотило меня. И когда оно меня выплюнет – это пока вопрос.

Глава 5

В таком громадном здании я никогда не бывала.

Монастырь большой, но изнутри он весь деревянный и красивый. Мы ведь ничего не выбрасываем, даже мертвое, изъеденное жуками дерево у нас идет в дело. Мы его используем для украшения интерьера, и все изъяны, все жучиные ходы превращаются в произведения искусства.

Когда монахи не заняты духовными делами или обучением, они обычно что-то мастерят – среди них много резчиков по дереву. Поэтому дверные косяки и сами двери, балки, оконные рамы, стены – все, что только можно украсить резьбой, ею уже украшено. Или будет украшено в один прекрасный день. Обычные дома в деревне тоже отделаны деревом, и там тоже много всяких резных узоров и орнаментов. У фермера с наступлением зимы свободного времени становится много – почему бы не сделать свой дом красивее?

А это здание Прагматичное. Именно так, с большой буквы. Полы из чего-то гладкого и серого, стены тоже серые, только посветлее, на потолке световая панель – и ни одного орнамента. Не знаю, из чего эти стены и пол, но вряд ли из чего-то натурального. Прямо в глаза бросается, что дом строила армия. Что-то полезное, функциональное и имеющее определенную цель – вот такое годится. А бесполезное и цели не имеющее – долой. Или, точнее, оно тут не главное.

Я, конечно, деревня, но не такая уж дремучая. Ролики же я смотрела. Поэтому лифт, например, я узнала; Джош меня к нему и вел. Возле лифта стояли еще двое солдат – по одному с каждой стороны; они вошли с нами в лифт и встали по бокам от нас. Джош нажал самую верхнюю кнопку, и мы поехали. Вот так скользить вверх… довольно непривычно. Однажды у нас в Монастыре случилось маленькое землетрясение: видимо, кто-то из пришлецов пробрался в старые рудники. Тогда у меня внутри все оборвалось: ой, земля, постой, не уходи из-под ног! Вот и сейчас в лифте примерно то же. Хорошо хоть клаустрофобией не страдаю.

Но Охотнику и нельзя ею страдать. Как-то раз мы с Кедо выгоняли томминоккеров[8]8
  Томминоккеры (ноккеры, наккеры – или попросту стукачи) – подземные духи из шахтерского фольклора; сначала они водились в шахтах Уэльса и Корнуолла, а потом с эмигрантами перебрались в Америку.


[Закрыть] из рудников, которые поселенцы Рок Ноб хотели открыть заново. Мы пробирались, согнувшись в три погибели; в некоторых шахтах едва хватало места, чтобы двигаться гуськом. Мы не разговаривали, чтобы не всполошить мелкую нечисть, а только постукивали друг друга по рукам. Никогда в жизни я так не радовалась, что мой Учитель рядом. Кедо все время тянулся назад – даже не для того, чтобы отстучать мне что-то на запястье, а чтобы легонько сжать мою руку. Потому что он обычно так делал. И каждое пожатие мне было нужно позарез. Потому что нигде никогда не было так темно, тесно и тихо… И только постукивание по моему запястью, только Гончие впереди и позади давали мне почувствовать, что я не одна.

Серый коридор уперся в серую двустворчатую дверь, охраняемую солдатами. Наши солдаты отдали честь солдатам у двери, а те, отдав честь в ответ, распахнули обе створки.

Вот радость: хотя бы приемная не вся серая. Помещение было таким же Практичным с большой буквы, но все-таки на полу лежал коричневый ковер, а стены оказались теплого желто-бежевого оттенка, и столешница у стойки секретаря была деревянная, хотя сама стойка – металлическая. Ух ты, да я видела точно такой кабинет в роликах! В Пик же доставляют материалы со всего света: дядин офис мог быть чуточку повеселее – но нет. Женщина за стойкой нам тепло улыбнулась; на ней был пиджак в тон стенам, только чуть темнее.

– Он освободил для вас время, Псаймон. Вы и Рада можете войти, – произнесла она.

За ее стойкой оказались еще две двойные двери. Мои солдаты прошагали вперед и открыли для нас обе. Мы с Джошем прошли внутрь, и обе двери сомкнулись за нами.

Сцепив руки за спиной, дядя глядел в огромное окно во всю стену. Он стоял спиной к нам, но, едва мы вошли, обернулся. Я даже растерялась. Столько лет я видела его только в роликах – и вот он передо мной живой.

Я не думала, что дядя такой высокий – в роликах он казался ниже, – примерно шесть футов четыре дюйма[9]9
  Приблизительно 193 см.


[Закрыть]. На нем была более изысканная полицейская форма: синяя с серым, сшитая на заказ, и там, где у обычных полицейских серебро, у него было золото. И небольшие галуны на плечах. Макушка у дяди уже облысела, а виски поседели, и еще у него были усы. Вообще он больше смахивал на хозяина булочной или мясной лавки, а не на префекта. Увидев меня, дядя улыбнулся, и это была хорошая улыбка.

– Радка, наконец-то! – Дядя шагнул ко мне и взял за плечи, а Джош отступил на пару шагов назад. Дядя держал меня на вытянутых руках и вглядывался в мое лицо. – Ты так похожа на отца. А глаза материнские.

И тут случилось такое, отчего я бы подпрыгнула и завопила, если бы не моя Охотничья выучка. Но, сказать по правде, я опешила. Потому что дядин палец вдруг как-то странно задергался. И не просто задергался: дядя выстукивал что-то на моем левом плече – послание, которое было мне понятно на уровне инстинкта. Это код, которым мы, Охотники, пользуемся между собой, если нельзя разговаривать. Мы с Кедо вот так перестукивались тогда, в шахте.

«Я рад обнять тебя, малышка. Но здесь обоим опасно. Нас снимают. Покажи, что поняла».

Снимают? В дядином офисе? Но… как это? И чего он боится? Ладно, не важно, потом разберусь. Сейчас надо слушать дядю. Прямо сейчас у меня впервые появилось ощущение, будто что-то не так.

И я мысленно обругала себя. Я же читала «Книгу пяти колец» и «Искусство войны», а Учитель Прайс, который преподавал Охотникам школьные премудрости, заставил меня прочитать трактат «Государь»[10]10
  «Книга пяти колец» написана в XVII в. самураем Мусаси Миямото и посвящена искусству стратегии и ведения поединка. Трактат «Искусство войны» (V в. до н. э.) был создан великим китайским полководцем и мыслителем Сунь-цзы; эту книгу и сейчас изучают в военных школах. А трактат «Государь» (1532) флорентийского политика и историка Никколо Макиавелли – настоящий учебник для правителя, где подробно описано, как захватить власть и как ее удерживать. В числе прочего Макиавелли призывает идеального государя, к которому обращен трактат, отделять нравственность от политики.


[Закрыть]. Я же понимаю: люди – это люди, а политика – это политика, и политика иногда чревата опасностями. И она стала опасна для моего дяди.

– Да, дядя Чарм, – уверенно произнесла я, а сама ухватила его за локти и отстучала «Поняла». – То есть… прошу прощения, сэр. Префект Чарм.

– Часок-другой я могу побыть и дядей, – ответил он, выстукивая «хорошо» на моем плече. – Но ты понимаешь, что за стенами этого кабинета для меня ты будешь Охотница Рада. У меня нет и не может быть любимчиков среди Охотников. А уж моя племянница тем более будет со всеми на равных.

Если нас снимают, возможно, он так дает кому-то понять: не надейтесь купить меня, обхаживая мою племянницу? Или тут другой смысл? Скажем, такой: если кто вздумает вредить моей племяннице, меня это никак не затронет.

– Сэр, – искренне произнесла я, – я и не думала метить в любимчики. Охотник на особом положении – это избалованный Охотник. А избалованный Охотник – мертвый Охотник.

– Великолепно сказано, – одобрил он и с этими словами увлек меня к окну. – Я решил, что сам тебя встречу и устрою небольшую экскурсию по Пик-Цивитасу, а уж потом ты отправишься в штаб Охотников. Поездка у тебя выдалась неожиданно насыщенная, поэтому, полагаю, тебе неплохо было бы слегка выдохнуть.

– Да, сэр, – согласилась я. И вдруг до меня дошло, что мы смотрим вовсе не в окно. То есть оно выглядело как окно, а на самом деле это был гигантский видэкран, и на нем показывали город с высоты полета винтокрыла.

Держа меня за локоть, дядя показывал мне одно за другим здания в центре, штаб Охотников, потом широко раскинувшиеся гидропонные и рыбные хозяйства. А его палец продолжал выстукивать дробь, предупреждая, что говорить вслух опасно. К счастью, говорить мне и не пришлось. Достаточно было кивать и что-то вежливо мычать. Так я могла сосредоточиться на том дядином сообщении.

– Псаймон любезно сообщил мне, что ты не… – тут дядя замялся.

– …не совсем деревня, – честно высказалась я. – И все же из того, что на меня свалилось, я многого не понимаю. Видканалы у Охотников – это как? И…

Дядя кивнул:

– Жители Пика не должны сомневаться в собственной безопасности, и Охотникам приходится поддерживать в них эту уверенность. Невозможно возрождать цивилизацию, если люди постоянно переживают за свою жизнь. – Но его пальцы отстукивали другое: «Слушай, что я не говорю вслух». – Мы даем людям возможность наблюдать за работой Охотников, и люди верят, что в пределах Барьеров им бояться нечего. – «Охотники не защитники, а клоуны». – В конечном итоге Охотники сделались чрезвычайно популярны, однако их видканалы совершенно безвредны и запрещать их нет смысла. – «Спроси оружейника».

– Кажется… я поняла, дядя, – пробормотала я.

Поняла я, признаться, немногое, но, вероятно, сумею разобраться, если мне дадут все хорошенько обдумать и если я запомню все, что он мне настучал. Или этот оружейник мне все разъяснит. Хотелось бы верить.

– Ты весьма разумная юная дама, Радка. – Дядя рассмеялся. – Пожалуй, я буду эгоистом и рискну предположить, что такая блестящая Охотница появилась в вашей части Территорий лишь благодаря генам. А?

Ну, этот ход мне понятен. Я принужденно рассмеялась на камеру:

– В моих краях люди интересуются больше овцами да козами. Когда показывают новости из Пика, они вечно засыпают на середине.

Надеюсь, это то, что рассчитывал услышать дядя.

«Умница, – отстучал он. – Выше нос!»

– Очевидно, в ваших краях искать бесполезно.

– Искать? Там искать некого и нечего. Разве что домашний виски. От одного запаха пришлецы валятся замертво.

Дядя посмеялся вместе со мной.

Искать Охотников в нашей глухомани – придет же такое в голову! Я будто бы потешалась над столь нелепой затеей, и понемногу ко мне возвращалось хладнокровие. Учителя оказались правы, и дядя только что это подтвердил. Не объявись я в Пике – к нам приехали бы эксперты. И скорее всего обнаружили бы Монастырь и Охотников, которые там обучаются. И всех их почти наверняка отправили бы в Пик, а моя деревня и все окрестности Горы лишились бы защитников.

Дядя показывал мне институты. Один для медиков, один для инженеров, один для Псаймонов и один для всех остальных цивов, которые не медики, не инженеры и не Псаймоны. «Будь как все. Не выделяйся», – отстучал дядя.

Он рассказывал про крыши – почему они такие зеленые: солнечные батареи на водорослевой основе. Если энергосеть вдруг накроется, в здании еще останется достаточно энергии, чтобы загерметизироваться и выдержать нападение. Я кивнула, будто мне это в новинку. А на самом деле у нас дома такие же.

Зачем мне быть как все? Пока не ясно, но это, надо думать, важно. Иначе дядя не стал бы об этом говорить особо.

– А на крышах антилетунные пушки, – рассказывал дядя. – Правда, летуны прекратили атаки еще до твоего рождения. Но даже если через Барьер прорвется вайверн[11]11
  Вайверн – двухлапый дракон; вместо передних лап у него крылья.


[Закрыть], его изрешетят в считаные секунды. Наши защитные сооружения да еще Охотники: цивы с полным основанием убеждены, что бояться нечего.

«Нам обоим лучше маскироваться», – безмолвно сообщил мне дядя.

«Поняла», – отстучала я в ответ.

Мне было тоскливо и одиноко. Если я так здорово держусь, это не значит, что и внутри у меня все в порядке. Снаружи-то у меня Охотничья выучка, но внутри она не работает. Пока я ехала, у меня почему-то засело в голове, что я буду жить вместе с дядей и у меня тогда появится что-то вроде обыкновенной семьи. И я незаметно прикипела к этой мысли: дескать, будь что будет, но хоть с дядей у нас получится семья.

А выходит, что нет. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы себя не выдать. Учителя как один твердили, что дядя добрый, умный и достойный человек, что он меня любит. Учитель Кедо сказал, что дядя единственный, с кем не будет проблем. Учителя никогда меня не обманывали, ни в чем. И насчет дяди, я уверена, они говорили правду.

Ну, дядя очень важная фигура. Если станет известно, что он ко мне привязан, возможно, меня попытаются использовать как оружие. Кто-нибудь, чего доброго, начнет на него давить или придумает гадость еще похлеще. Например, станет делать мне подарки: а замолви-ка за меня словечко перед дядюшкой! Или запугивать: скажи дядюшке, чтобы не упрямился, а то тебе хуже будет. Ведь он префект полиции, в его власти отменить арест, смягчить приговор – да что угодно. А возможно – опять политика! – штаб Охотников и префектура не ладят меж собой. Тогда точно отыщутся такие, кто скажет: вот дойдет до раскола, а у префекта и свой Охотник припасен, из родни.

«Я буду осторожна», – беззвучно заверила я.

Весь кабинет наполнился негромким треньканьем; дядя махнул свободной рукой, и окно снова сделалось окном с видом на городской центр.

– Боюсь, время, что я мог уделить тебе, вышло, Охотница Рада, – бесстрастно произнес дядя. – Я горжусь тобой. И твои родители гордились бы. У меня для тебя подарок в честь приезда.

Он отпустил мой локоть и протянул руку за коробочкой на столе. Открыв коробочку, он вручил мне очень знакомую с виду вещицу. Это был перском, миниатюрная версия наручного гаджета, который умеет делать почти все, что делает микрокомпьютер. У меня был такой дома, только ужасно громоздкий – настоящее полено, закрывал полруки. А этот размером с часы. По сути, это управляемый голосом планшет, который подключен к беспроводной городской Сети. Дома наши корявые перскомы тоже были подключены к Сети – к Монастырской. В Монастыре мало что работало на электричестве бесперебойно, но эта Сеть получала питание от солнца и ветра двадцать четыре часа в сутки и каждый день. Наши перскомы слишком громоздкие, чтобы брать их на Охоту, и это жалко, потому что на Охоте им иногда цены бы не было. А этот перском был просто чудо. И дело даже не в модном городской дизайне и не в наворотах; у некоторых пассажиров в поезде я видела массивные перскомы, почти как наши. Но этот перском был дорогущий. Дядя протягивал его мне; я подставила запястье непреобладающей руки, и на нем сомкнулся браслет. И в этот миг я почувствовала что-то необычное.

Трудно описать. Такое ощущение, точно мой мозг завернули в мягкое уютное одеяло. Значит, вот он какой, этот перском.

В Охотничьем коде специального слова для этого не было, пришлось изобрести на ходу.

«Мозгозащита?» – спросила я.

«Да», – стукнул дядя. И прежде чем отпустить мою руку, перевел мой палец на крошечную кнопку внизу. Значит… Псайщит.

– Дядя, но я не могу это принять! – заволновалась я. Ну я правда заволновалась. – Это же такой дорогой подарок!

Дядя вежливо хмыкнул:

– Не пойми превратно, я тебя не балую. Это за пятнадцать пропущенных дней рождения. И он не намного лучше того, что тебе выдадут в штабе Охотников.

Он развернулся, и я, невольно развернувшись вместе с ним, оказалась лицом к Джошу.

– Псаймон, будьте так любезны, сопроводите Охотницу в штаб. Я был бы вам очень признателен.

– Конечно, сэр. – Джош двумя пальцами коснулся виска и сделал мне знак идти за ним.

Я вышла следом, не оглянувшись.

Во время дядиной «экскурсии» я успела разглядеть штаб Охотников. Огромное здание рядом с границей и внутренним слоем Барьеров. Высотки в центре казались игрушечными башенками, а вот в штабе было всего-навсего три этажа, зато места он занял порядочно. Впрочем, так и должно быть. Охотникам нужен простор, чтобы тренироваться.

Джош доставил меня на трансподе до самой двери, но только я собралась выходить, он меня остановил:

– Если тебе что-то понадобится, мой контакт есть в перскоме, который дал тебе префект Чарм. Или я сам тебе помогу, или передам префекту, если что-то сверхважное. Ты, главное, звони. – И он улыбнулся. – И я тоже тебя как-нибудь наберу. Когда ты не будешь по уши в своих трудах и тренировках. А теперь соскакивай, вон твой командир за тобой идет.

Я соскочила. Потому что к трансподу уже шагала какая-то женщина, и на лице у нее было отчетливо написано, что не надо заставлять ее ждать, а то она будет раздосадована, и это в лучшем случае. Дверца закрылась, и транспод умчался восвояси, а я осталась стоять на тротуаре со своей сумочкой. «Он меня наберет? – размышляла я. – Но как он узнает, что…» Впрочем, понятно как. Дядя же сказал: камеры будут следить за каждым моим шагом. Джош лучше меня знает мое расписание.

Женщина уже приблизилась ко мне.

Она оказалась выше меня почти на голову и по возрасту вполне годилась мне в матери. Правда, не скажешь, что облик у нее такой уж материнский. Из-за слишком короткой стрижки вид у женщины был воинственный. Правую бровь пересекал шрам, который спускался вниз, на щеку. На худом, словно точеном, лице выдавались широкие скулы и нос. Индейское лицо.

Эта женщина сошла бы за сестру Учителя Кедо, только волосы у нее посветлее, каштановые. Ее одежда была вся из черной и серебряной кожи с серебряными пряжками и кучей всяких ремешков. Женщина мерила меня суровым взглядом.

Поэтому я вытянулась чуть ли не по стойке «смирно» и почтительно склонила голову, как если бы передо мной был кто-то из Учителей.

– Приношу извинения за опоздание, Старшая Охотница, – сказала я, наобум выбрав обращение поуважительнее. – Префект Чарм пожелал расспросить меня.

Суровый взгляд смягчился, хотя и еле заметно, и уголок рта чуточку дернулся вверх.

– Правильный ответ, – только и обронила она. – Идем со мной, да поживее.

Она двинулась к зданию, а я подхватила с тротуара сумку и поспешила следом. Как только мы вошли в дверь, я заметила едва уловимое движение и молниеносно развернулась, встав в защитную стойку.

Это оказалась камера. Я вспыхнула. Охотница остановилась. Взгляд у нее был удивленный, но все же чуточку довольный.

– Хорошие рефлексы, – коротко похвалила Охотница. – Но ты привыкай. Они тут повсюду.

Она зашагала дальше, и мне пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать.

Здание было совсем как правительственное: такой же пол, стены, потолок, и двери такие же. Еще одна армейская постройка. Охотница, похоже, была не расположена болтать. Мы уже довольно долго топали по коридору, когда она наконец произнесла:

– Я Охотница Карли, меня назначили твоим куратором. Имей в виду, мы тут заведомо ничего не принимаем на веру – не можем себе такого позволить. Раньше случалось такое: мы возьмем к себе кого-то со стороны, будто бы грамотно обученного, а он нас подведет. И из-за этого гибли люди. Ты неплохо показала себя в поезде, но, уж прости, девочка, это ни о чем не говорит. Это могла быть случайность. Редкое везение. Нам еще предстоит узнать, на что ты взаправду способна, насколько ты сметлива и можно ли отпускать тебя на Охоту одну.

– Да, Старшая Охотница, – согласилась я. Нет, тут и впрямь не поспоришь. То есть мысленно-то я вскипела: ну что еще за чушь, я уже не первый год Охочусь одна! Но ведь вслух-то этого не скажешь. Поэтому… Поэтому – да, я покажу им, на что способна. И не сразу, а постепенно.

– Я буду твоим куратором на практике, пока не начнешь Охоту-соло. А сейчас тебя ждут вступительное собеседование и первичные инструкции. – И она вперила в меня взгляд, а я кивнула. – После тебе выдадут все необходимое, а потом я отведу тебя в комнату или в обеденный зал – смотря куда тебе понадобится в первую очередь. – Карли покосилась на мое запястье. – Я вижу, префект дал тебе перском. Там должен быть план всех этажей штаба.

Ага! Не дав Карли снова раскрыть рот, я повернула запястье так, чтобы видеть экран, и произнесла:

– Карта.

И тут же на экране возник план с отметками на тех помещениях, которые мы уже миновали. А меня саму обозначала движущаяся по коридору точка.

– Хорошо. Я смотрю, ты не такая уж деревня, – еще более удивленно заметила Охотница.

Я решилась на небольшую разведку боем:

– Ох, да какое там, Старшая Охотница. Уж пару месяцев грядок не полола, боюсь, как бы все не заросли.

Она отреагировала так, как я и ожидала: разразилась отрывистым смехом.

– Полагаю, мы поладим. – В ее голосе зазвучали теплые нотки, и я немного расслабилась. – Ну, вот мы и пришли.

Карли остановилась возле двери с табличкой, которая гласила: «Рикард Северн, старший аналитик. Отдел по работе с персоналом». Бррр. Что-то в духе офисов из времен до Дисерея. Охотница кивнула мне. Я потянула за ручку и вошла.

Кабинет оказался похож на дядину приемную, только поменьше. Северн сидел за почти таким же столом, и с моей стороны стоял единственный стул. С виду Северн был примерно как те офисные цивы, что ехали с мной в поезде. Сдержанный костюм ненавязчивого синего оттенка, лицо точно подправлено на компьютере и мышиного цвета волосы – ни то ни се. Я стояла, пока он не произнес:

– Присаживайся, кандидат.

Кандидат? Ну и ну. Очень интересно. Я уселась на стул.

– Это формальная процедура с учетом твоей блестящей импровизации в поезде по пути в город, – заметил он, продолжая что-то писать на кибердоске. – И долго ты до этого Охотилась?

– С даром или без него? – вежливо уточнила я. Пора уже сообщить эту версию новым слушателям.

Он поднял озадаченный взгляд и поморгал, словно не ожидал от меня такого вопроса:

– То есть?

– Мы живем одни на Горе, сэр, – все так же вежливо пояснила я. – И у нас нет всего вот этого… – Я обвела кабинет рукой, показывая, а потом повторила приблизительно то, что говорила проводнику в поезде: – У нас все охотятся с малолетства, и я тоже. А если с даром… С полгодика, верно, будет.

– Все охотятся… – Не сводя с меня глаз, Северн недоверчиво покачал головой. – А кто научил тебя обращению с даром?

– Он у вас зарегистрирован, сэр, – ответила я.

Это был безопасный ответ: был один зарегистрированный Охотник, приписанный к области Монастыря. Беда в том, что этот голодранец совсем не дружил с головой. Его только-только к нам прислали из Пика – и сразу же один Житель вывернул ему мозги наизнанку. Монахи даже не успели втолковать ему про Монастырь и наши порядки и переманить на нашу сторону. Так что дальше нашей деревни он не ушел, а потом его посадили в уютную, обитую войлоком комнату, где он и сейчас пускает слюни и забавляется с пальцами ног. А мы, разумеется, исправно шлем за него рапорты.

– Охотник Пьетр Сандерс, – вздохнула я. – Но он… не особо талантливый. Основу он мне дал, а дальше я уж по большей части сама разбиралась.

Конечно, он не особо талантливый – кто бы сомневался. Поэтому его к нам и прислали. Поэтому Житель и расплавил ему тыкву. В квартальном снабжении нам всегда приходят третьесортное оборудование, и материалы, и люди. Хорошо, что нам все равно: ведь нам это снабжение и даром не нужно.

Северн кривовато усмехнулся, но ничего не сказал.

– Мы не в обиде, сэр, – смиренно произнесла я. – Пик-Цивитас гораздо важнее, чем мы, к тому же пришлецы не заходят сильно далеко за границу снегов, поэтому они не так уж часто на нас нападают. – Я немного подняла голову. – После атаки на поезд я это даже лучше поняла, сэр. Я горжусь, что вы послали за мной, и надеюсь оправдать ваши ожидания.

И это, между прочим, чистая правда. Мне тут не нравится, я хочу домой – но дома и так толпа Охотников, да еще Учителя с монахами. Я действительно не очень понимаю, зачем собирать всех лучших Охотников в Пике – ведь налетов тут уже много лет не было. Надеюсь, Карли мне разъяснит. А пока, если я хочу сделать что-то для дяди и для Горы, надо всем подыгрывать.

– Я готова служить и защищать.

Северн рассмеялся:

– Здесь нет камер, кандидат, ты можешь… – тут он осекся и посмотрел на меня по-настоящему. Пристально. – В смысле ты это всерьез? – В голосе его слышалось изумление.

– Конечно, всерьез, сэр, – расстроенно протянула я. А как еще? Для Охотника нет ничего – ничего! – важнее, чем защищать лишенных дара цивов. И это не Учителя с монахами мне вдолбили в голову. Это у меня в крови, как любовь к Гончим и их любовь ко мне.

– Подожди-ка минутку, – велел Северн и вышел в дверь, которая была у него за спиной.

Я чувствовала на себе чьи-то взгляды.

Он сказал, нет камер? Может, общественных камер и нет, но какие-то другие точно есть. Я сказанула что-то такое, отчего Северн так быстро скрылся. Карли говорила, камеры тут повсюду. Спорю на что угодно – тут все утыкано скрытыми камерами. Я изобразила лицо Охотника, затаила дыхание и прислушалась. Из соседней комнаты доносились голоса, один из них вроде принадлежал Северну. Собеседники там не то чтобы спорили, но говорили довольно возбужденно.

Через мгновение Северн вернулся:

– Ну что ж, кандидат, передаю тебя дальше по цепочке. – Он махнул рукой, приглашая в ту дверь, из которой только что появился сам. Я прошла мимо него, а он крикнул кому-то в соседней комнате: – Оружейник Кент, она вся ваша!