Текст книги "Песенные палочки"

8

Ша Лу отправился на реку Лунчуаньхэ рыбачить. Он спустил в воду сеть – рыбешки, заплывая в нее, выпутаться уже не могли. Ша Лу время от времени проверял сеть и вытаскивал оттуда улов. После дождя рыбы было достаточно много, но отец с сыном не слишком любили ее есть – боялись горло поцарапать. Поэтому Ша Лу варил уху для отца в основном из рыбы, которую покупал на небольшой улочке перед деревней.

С довольным видом он произнес:

– Сюда никто больше не приходит, я сам это место нашел.

Уголок этот, расположенный в излучине реки Лунчуаньхэ, находился в двух-трех ли от Мапинцунь, и здесь действительно было безлюдно.

Фан Ло наблюдала, как Ша Лу, закатав штанины, спустился к воде. Потом он оставил на берегу одежду и медленно вошел в реку там, где было поглубже. Его плечи, всегда открытые солнцу, сильно загорели, а спина так и оставалась бледной. Загар на плечах и белая кожа спины напоминали перевернутый треугольник. Река с виду была довольно глубокой, и Ша Лу, двигаясь вперед, постоянно закатывал вверх края своих просторных хлопковых шорт, которые наверняка были гораздо удобнее узких плавок, которые предпочитал носить Ян Цзиньгэ.

Ша Лу приподнял сеть. Вода стекала по его рукам вниз, к локтям, и он, стоя в воде, был необыкновенно хорош. Его обнаженное крепкое тело сверкало на солнце. Фигура у него была великолепная. Фан Ло плескала по воде ногами, сидя на песчаной отмели у берега.

– Рыба есть? – крикнула она ему.

Ша Лу высоко поднял сеть, которая, словно крона деревьев, колыхалась под взмахами рыбьих хвостов. Рыба была разная – и большая, и маленькая.

Ша Лу взял одну рыбку и бросил на берег. Она упала к ногам Фан Ло и затрепыхалась на отмели, стремясь поскорее улизнуть в глубину. Фан Ло вскрикнула и схватила ее. Скользкое тельце было длиной не более чи. Рыбешка извивалась в руках Фан Ло и напряженно раскрывала жабры, устремив к небу невинные круглые глаза. Фан Ло помедлила немного и отпустила ее. Отплыв поглубже, но еще не оправившись от испуга, рыбка метнулась вправо и влево, а потом с шумом нырнула – и вот уже видна только ее полосатая спинка, которая через мгновение скрылась под водой.

Ша Лу поднялся на берег со связкой рыбы в руках и смерил отмель взглядом.

– А та рыбина где?

– Я ее отпустила.

Ша Лу удивленно посмотрел на Фан Ло. Она ожидала от него упрека, но он ничего не сказал. Ощутив в ногах тяжесть, она опустила голову и увидела, что вода уже промочила ее брюки, насквозь пропитав закатанные края штанин. Когда Фан Ло поднялась, вода тяжелыми струями стала стекать вниз.

– Я вся мокрая, – она с трудом сделала несколько шагов вдоль берега. И вдруг, отбросив накинутую на плечи куртку и решительно скинув рубашку и брюки, она бросилась к воде и с головой запрыгнула в реку. Ша Лу позвал ее с берега:

– Учитель Фан!

Она заплыла на глубину, еще раз нырнула, но тут что-то ухватило ее и потянуло наверх. Она сразу узнала твердую руку Ша Лу, которая, словно клещами, сжала ее локоть.

Теперь Фан Ло упиралась спиной в его широкие, мощные плечи. Она хотела вырваться, но, дернувшись в обе стороны, оставила эти попытки и вдруг разомлела. Река сразу стала бесконечной, и Фан Ло уже не помнила, сколько она плавает, хотя ей казалось, что прошло только мгновение. Она почувствовала, как ее лицо скользнуло вдоль шеи Ша Лу – их щеки вот-вот соприкоснутся.

Она не заметила, когда ее ноги ступили на каменистое дно. Ша Лу выдохнул, попытался помочь Фан Ло подняться, а она всё еще обнимала его за шею. Повернувшись друг к другу лицом и переплетаясь телами, они уже ничего не различали и полностью растворялись в своем горячем дыхании. Непонятно, кто к кому потянулся первым, но, подчиняясь неведомой силе, их пахшие речной водой и илом губы сомкнулись.

На сумеречную отмель падали последние солнечные лучи, высушивая каждую капельку воды на их обнаженных телах. Рухнули все преграды. Совсем как та рыбка, которую Фан Ло только что выпустила, они с Ша Лу снова погрузились в воду, ловили каждую волну, чтобы плыть было легко и радостно, и безоглядно ринулись вперед. Когда Фан Ло поддалась своему желанию, небо, отмель и всё вокруг перестало существовать, остались только эти несущиеся вперед волны.

– Ша Лу! – позвала она, и в ее голосе звучало счастье.

Прошло немало времени, пока, наконец, успокоился этот бурлящий поток. Фан Ло и Ша Лу лежали рядом с зарослями кустарника на отмели. Фан Ло казалось, будто она только что пробудилась от долгого сна. Только открыв глаза, она поняла, что до сих пор неодета. Ша Лу уже давно облачился в свои широкие холщовые шорты и сидел подле нее. Увидев, что она очнулась, он нерешительно предложил:

– Учитель Фан, что если вы…

– Что? – она пытливо на него поглядела.

– Что если вы наденете мои штаны?

Фан Ло рассмеялась.

– Хорошо!

Ее брюки и блуза совершенно промокли, а воздух над отмелью становился тем временем все холоднее. Ша Лу протянул ей свои синие джинсы.

– Спасибо. Отвернитесь, пожалуйста, – попросила она.

Ша Лу молча отошел к краю зарослей и повернулся в сторону безмолвных, тающих в вечерней мгле кустарников. Фан Ло оделась и стала ждать, пока он заговорит. После того, что произошло между ними, думалось ей, они могли бы рассказать друг другу столько всего…

Но Ша Лу оставался таким же, как прежде – наивным, молчаливым.

– Садитесь, – предложила ему Фан Ло.

– Уже поздно, – ответил он.

– Давайте еще немного посидим, – настаивала Фан Ло.

Ша Лу послушно уселся рядом с ней. Он вытащил из кармана деревянную палочку и стал что-то вырезать на ней перочинным ножом.

– Это песенная палочка? – спросила Фан Ло. – Вы новые слова вырезаете?

– Новых слов у меня нет, – ответил Ша Лу. – Это я старые песни вспоминаю.

Он с силой провел ножом вниз, потом смахнул опилки и невнятно проговорил слова песни.

– Можно потрогать? – попросила Фан Ло.

Прорезь была очень глубокая и извивалась, словно дракон.

– Что это за песня?

– Песня рабочих.

Фан Ло попросила его прочитать ей слова песни, Ша Лу подумал и начал декламировать строчку за строчкой:

 
Когда любовь есть в сердце, и бедность не страшна,
Пусть у меня из меди пряжка лишь одна,
И палочек есть пара, для риса чашка есть,
Зачем тебе я нужен, бог весть.
 

– А дальше? – с улыбкой спросила Фан Ло.

 
Я беден. У развилки там домик мой стоит,
С соломенной он крышей, совсем худой на вид.
В котле дырявом, ржавом рис каждый день кипит.
Иду я с коромыслом, вода в ведре блестит.
 

Ша Лу прочитал еще несколько строк, а следующие вспомнить не смог и стал просто напевать мелодию.

– Лучше спойте, – предложила Фан Ло.

– Я только по утрам пою, – ответил Ша Лу. – Все как раз встают, а петухи и собаки к тому времени уже умолкают. Я начинаю петь, и они пугаются.

– Тогда спойте тихо.

– Хорошо. Там есть еще один куплет.

 
Плывет под ветром лодка, ей нипочем волна.
Когда любовь есть в сердце, и бедность не страшна.
Любимого ты ищешь себе лишь по любви,
Ведь с нею и без масла еда твоя вкусна.
 

– Какие хорошие слова, – вздохнула Фан Ло.

– Есть еще несколько куплетов, – сказал Ша Лу. – Если бы у меня была та моя палочка, я бы их вспомнил.

– Когда вы потеряли свою палочку в Пекине – почему не остались ее искать?

Ша Лу молча покачал головой, а потом проговорил:

– Это не мой дом, я там и дня не мог оставаться. Мы не водимся с городскими, – добавил он. – Когда-то именно человек из районного центра отобрал у моего отца песенные палочки и увел любимую. Тогда отец и стал таким.

– Сестрица Семечко – возлюбленная вашего отца? – Фан Ло была ошеломлена.

– Не хочу говорить о том, что было раньше, – сказал Ша Лу. – Я и сам об этом узнал довольно поздно. Просто ни в коем случае не упоминайте при отце о наставнике – вот и всё.

На отмель легла белая дымка, наплывал холодный воздух. Фан Ло обхватила руками колени, чтобы согреться. Тут Ша Лу крепко ее обнял.

– Вы же не любите городских, – тихо сказала она.

– Вы совсем не такая, – ответил он.

9

Было только начало лета, и солнце садилось, погружаясь в белую дымку, наплывающую с реки на рощи и дома деревни Мапинцунь. Фан Ло, возвращаясь в деревню следом за Ша Лу, не сразу заметила, что у дома их ждут двое детей. Она лишь видела, что рядом с тропкой всё заросло высокой травой, виноградниками и живучими дикими цветами. Она спросила у Ша Лу, как они называются, но он не обратил внимания на ее вопрос, продолжая идти вперед широкими шагами. Вдруг раздался звонкий детский голос:

– Папа!

Ша Лу живо отозвался:

– Дети, вы уже пришли?

Только тогда Фан Ло разглядела двоих ребятишек, сидевших у входа в дом. Девочка лет десяти держала за руку мальчика-шестилетку. Ша Лу присел на корточки, и дети утонули у него в объятиях.

– Ша Лу, это и есть ваши дети? – спросила Фан Ло, стоя у него за спиной.

– Да, – ответил он, оборачиваясь. – Это моя дочь, а это сынишка брата.

Черные глазки девочки настороженно оглядывали Фан Ло. Мальчик держал в руках веточку вишни и отправлял в рот ягодку за ягодкой. Фан Ло хотела взять его за руку, но он отвернулся и тут же убежал. Девочка сказала:

– Папа, мамина сестра заставила нас вернуться. Говорит, нельзя у нее больше жить.

– Заставила так заставила, – в голосе Ша Лу послышалось легкое раздражение. – Пойдемте в дом. Вы уже поздоровались с дедушкой?

Дети пошли следом за Ша Лу. Фан Ло осталась одна. По ее телу всё еще растекалось пережитое на берегу реки чувство блаженства, но внутри как будто надавили на тормоз, раздался грохот, и силы ее покинули.

«Мамина сестра», о которой говорила девочка, – уж не утренняя ли это посетительница? Ша Лу говорил, что это его младшая сестра, но тогда девочка сказала бы не «мамина сестра», а «твоя сестра»[26]26
  В китайском языке родственники по отцу и по матери называются совершенно разными словами. Девочка называет тетку «эръи» – «вторая сестра матери». Тетку по отцу (т. е. сестру отца) она назвала бы «гугу».


[Закрыть]. Почему же она называет ее «маминой сестрой»? Фан Ло вспомнила, с какой ненавистью эта женщина смотрела на нее, как фамильярно обращалась к Ша Лу по имени[27]27
  В китайском языке обращение по имени, особенно к старшим, считается неприемлемым. В общении с родственниками используются обращения типа «дядюшка» или «братец» – последнее может употребляться и по отношению к мужьям сестер.


[Закрыть], и вдруг догадалась, что отношения между ними, скорее всего, были не совсем обычными.

Фан Ло вернулась в свою комнату. До нее постоянно доносился смех – это Ша Лу забавлял детей. На нее накатило смятение. Она включила телефон и отправила Сяо Дину сообщение: «Когда вы возвращаетесь в Пекин?» Сяо Дин тут же ей перезвонил.

– Так, госпожа моя, ты что, совсем там забылась? Ни днем, ни ночью телефон не включаешь. Я даже испугался, что тебя горные духи похитили.

– Чего же вы одно и то же гундите? – возмутилась Фан Ло.

– Что значит «вы»? – изумился Сяо Дин. – Кто там еще, кроме меня? Ян Цзиньгэ, что ли, опять в наступление пошел?

– Поменьше глупости болтай, – оборвала его Фан Ло.

– Хорошо, давай по-серьезному, – продолжал Сяо Дин. – Мы в Ушане, и уже готовы к отъезду. Как ты там, договорилась с Ша Лу? Он согласился поехать с нами?

Фан Ло задумчиво сказала:

– Ну… боюсь, что не выйдет.

– Почему? – спросил Сяо Дин. – Из-за его песенной палочки?

– У него дома старик-отец и дети, о них заботиться нужно, – объяснила Фан Ло. – К тому же он не может бросить полевые работы.

– Какие еще полевые работы? – не выдержал Сяо Дин. – Ты ему сумму не называла? Он может всю оставшуюся жизнь на полях работать – и не заработает столько, сколько может получить у нас за одно выступление!

– Перестань уже заманивать всех деньгами, – сказала Фан Ло. – Ша Лу на них не падок.

– Срочно обозначь ему сумму! Нет на свете того, кто не был бы падок на деньги! Или жди меня там, я приеду в Лунчуаньхэ и сам обо всём с ним договорюсь.

– Не нужно, – возразила Фан Ло. – Может, я завтра уже уеду.

Сяо Дин помедлил и сказал:

– Фан Ло, а что у тебя с голосом? Ты не заболела?

– Не ругай меня. Я не обедала и проголодалась.

Когда она закончила разговор, ей вдруг стали слышны голоса за окном. Казалось, собралась целая группа – больше, чем два или три человека. Ей стало не по себе. Тут вошел Ша Лу и, запинаясь, сказал:

– Тут… от старосты только что люди пришли. Просят вас поужинать вместе с ними.

Фан Ло покачала головой, поднялась и подошла к окну. Оконная рама была очень старой, створки ее замыкались деревянной задвижкой. Фан Ло вытащила штырь, и створка с грохотом распахнулась, чуть не ударив ее по руке.

– Давайте я, – сказал Ша Лу и помог ей открыть окно.

На дворе собралась целая толпа – пришла вся деревня от мала до велика. Они разделились на группы по несколько человек, как на митинге.

– Что они здесь делают? – изумленно спросила Фан Ло.

– Это такой обычай у нас, – виновато ответил Ша Лу. – Если у кого-то гости, все соседи приходят на них посмотреть. Они говорят, что вы, учитель Фан, с телевидения, и вас обязательно нужно увидеть…

Фан Ло не знала, смеяться ей или плакать.

– Вы можете попросить их разойтись? Я устала и проголодалась. Мы будем ужинать?

– Хорошо, хорошо, – засуетился Ша Лу.

Ужин обещал быть очень вкусным. Солонина и чеснок обжаривались вместе, потом варились в кастрюле, а бурлящий на небольшой плитке бульон источал соблазнительный аромат. Еще нужно было пожарить яичницу, которая выходила светло-желтой – такого цвета не получить, если яйца из супермаркета. Зеленую капусту Фан Ло попробовала в первый же день – она была свежая, сладкая на вкус. Пока Ша Лу готовил, Фан Ло помогала ему поддерживать огонь в печке. Чувствуя на себе ее внимательный взгляд, он краснел от смущения – ему было так неловко среди кастрюль, что он чуть не опрокинул солонку. Хотя в кастрюле было совсем мало масла, лишь дно смазано, пища всё равно получалась ароматной, ведь готовили здесь на дровах. Никаких приправ, кроме соли, Ша Лу не добавлял, но так аппетитно жарил овощи и мясо, ловко переворачивая их лопаткой, что у Фан Ло слюнки потекли.

Когда Ша Лу позвал всех ужинать, Фан Ло обнаружила, что на столе с каждой стороны стоит миска с прибором. Дети уже давно сидели за столом и звали взрослых:

– Дедушка, папа, скорее садитесь!

Но там, где должна была сесть Фан Ло, миски с приборами не было – девочка заранее об этом позаботилась. Теперь она бросала на гостью косые, вызывающие взгляды. У Фан Ло тут же пропал аппетит, но она сделала вид, что ничего не произошло, и села рядом с Ша Лу. Выражение лица у девочки стало совсем недовольным.

Но отец Ша Лу улыбнулся, сощурил глаза и сказал:

– Фазаны носятся в небе, куры вертятся на земле.

Он перекладывал кусочки солонины детям в миски и совсем не был похож на человека с помутившимся рассудком. Ша Лу, кажется, понял, что происходит, и начал усердно угощать Фан Ло.

– Пожалуйста, не нужно, – говорила она. – Я сама себе всё положу.

Но Ша Лу продолжал подкладывать ей мясо и всё время поглядывал на нее, стараясь казаться спокойным, словно хотел этим сгладить и неудобное поведение дочери, и собственное бессилие.

Фан Ло было больно на это смотреть, и она резко опустила палочки.

– Я же сказала, что не нужно мне помогать! А вы мне всё подкладываете да подкладываете! Спасибо, я наелась.

И она вышла из-за стола. Дочь Ша Лу смотрела на нее с видом победителя.

Вечером она долго ждала его в своей комнатке. Уже и работы по дому были закончены, и дети улеглись спать, а Ша Лу всё не приходил. Она не могла понять почему – ведь он видел, что она подавлена. Как же он может быть таким равнодушным!

Задыхаясь от возмущения, она отправилась на поиски. Повсюду было темно: ночью в здешних домах свет включали только тогда, когда нужно было работать. Яркая лампа считалась роскошью. Свет горел только в комнате Фан Ло, а остальные помещения давно погрузились в сон. Она пробиралась по коридору на ощупь и думала о том, как потешался бы над ней Ян Цзиньгэ, узнай он об этой ее выходке!

Она заглянула в одну из комнат – Ша Лу там не было. Забравшись по узкой лесенке на второй этаж, Фан Ло увидела там подвешенные для просушки початки кукурузы и стручки перца. Она знала, что прошлой ночью Ша Лу спал здесь.

И верно – перед ней вырос темный силуэт. Потолок здесь был невысокий, и человек стоял наклонившись. В темноте послышался его шепот:

– Зачем вы пришли?

Сказав это, он протянул к Фан Ло руки, чтобы поддержать ее, но девушка оттолкнула его:

– Мне просто нужно у вас кое-что спросить.

Она забыла, что нужно нагнуться, и Ша Лу предостерег ее:

– Осторожно, не ударьтесь!

Не успел он договорить, как Фан Ло задела макушкой дверной косяк и чуть не захлебнулась поднявшейся пылью.

Ша Лу подхватил ее – чтобы она не упала. А Фан Ло так яростно его отталкивала, что ему приходилось всё крепче ее удерживать. Так она и оказалась в его объятиях. В нос ей ударил пронзительный запах табака – это был местный сорт крепкого горького «Бёрли». В ту же минуту, почувствовав обаяние мужества и силы, она прекратила сопротивление.

10

Этим утром им предстояло расстаться. Еще лежа в постели, Фан Ло снова услышала, как поет Ша Лу. Он спускался по горному склону, по которому когда-то поднималась она, и пел, обращаясь к речной долине. Фан Ло уже привыкла к его произношению и понимала каждое слово песни:

 
Как у рыбки, у любимой на щеках пурпур цветет.
От низин и до верховий по реке она плывет.
Рыбку кушать не могу я и не разверну сети.
Ты не выдриного рода – так ко мне не приходи…
 

Всё, что произошло между ними, быстро началось и так же быстро закончилось. Искать виноватых здесь не приходилось: с самого начала было ясно, что они – как деревья, что растут на разных горных вершинах, и никогда не получится у них переплестись корнями. Фан Ло не могла уснуть и думала об этом всю ночь. Теперь она спокойно оделась, собрала вещи и стала ждать возвращения Ша Лу. Сначала она хотела уйти незаметно, считая прощание излишним, но ей стало грустно при мысли о такой разлуке, и она всё-таки решила его дождаться.

Дети ушли вместе с ним в горы, а старик отец подметал двор и напевал себе под нос:

 
Еду, еду я на коне гнедом,
В стременах серебряных, в седле золотом,
Взмахиваю я бамбуковым кнутом…
 

Он и веником размахивал, как кнутом.

– Дядюшка Ша, – обратилась к нему Фан Ло. – Я уезжаю.

Он взглянул на нее и серьезно, с выражением, сказал:

– Присмотрел себе дом – но уходишь и плачешь.

Она и раньше слышала эту пословицу. В ней говорилось о том, что на горной дороге всё только кажется близким, а на самом деле, стоит только продолжить путь, как начинаешь понимать, насколько всё далеко.

В этой семье давно утратили доверие к городским жителям. Сначала наставник из городского дома культуры забрал у отца Ша Лу песенные палочки, потом сам Ша Лу потерял свою палочку в Пекине, а теперь вот она приехала сюда издалека… Непонятно, кто кому был нужнее: она – Ша Лу или Ша Лу – ей?

Ша Лу тем временем вернулся. Он ходил по росистой траве, и края его штанин вымокли. Он молча поднялся наверх и переоделся в новую синюю рубашку с запонками. Выглядел он напряженным и сосредоточенным, молча взял у Фан Ло сумку. Она шагала за ним следом – так они и прошли Мапинцунь, а из окон и открытых настежь дверей их провожали любопытные взгляды.

Не говоря друг другу ни слова, Фан Ло и Ша Лу добрались до причала Лунчуаньхэ. Фан Ло протянула руку за сумкой, но Ша Лу сказал:

– Я вас провожу.

Лодка была маленькой и узкой, ее сильно качало. Ша Лу заботливо помог Фан Ло сесть в лодку, затем сам спустился в нее. Два лодочника, вытянувшись во весь рост, крикнули:

– Отплываем!

Покачиваясь, лодка отчалила. Лодочник узнал Ша Лу и окликнул его:

– Ша Лу, спой-ка свои песни!

– У тебя такая гостья, – сказал другой лодочник, – и ты песню ей не споешь?

Другие пассажиры тоже стали перешучиваться вместе с лодочниками, и Фан Ло попросила:

– Ша Лу, спойте нам!

Всё это время он помогал грести. Потом поднял глаза, посмотрел в небо – и запел:

 
Парень – лоза, что растет над скалой,
Девушка – дерева корень над ней.
Оба они над скалою растут,
Так осторожней ходи мимо них…
 

Стоило песне зазвучать, как весло в его руках стало ритмично скользить в такт мелодии, сначала плавно опускаясь в толщу речной воды, а затем взмывая ввысь, на свободу… Сама песня напоминала реку, а река превратилась в песню. Песня и река слились в одно целое, и сердце у Фан Ло растаяло. Плеск воды как будто умолк, и повсюду воцарилась тишина, в которой звучала только песня Ша Лу.

Долгое время люди в лодке молчали, будто не хотели спугнуть уносимый ветром отзвук песни. Фан Ло прикрыла лицо: по ее щекам ручьем текли слезы.

Ша Лу проводил Фан Ло до Лунчуаньхэ, переправив ее через реку до причала уездного центра. Этот причал Фан Ло видела тогда с каменной эстакады, гадая, приедет ли сюда Ша Лу. Они стояли у подножия высокой лестницы. Стоило подняться наверх – и там уже начинался город. Ша Лу отдал Фан Ло сумку и сказал:

– Идите.

– Вы не пойдете со мной в город? – спросила она.

Ша Лу покачал головой. Фан Ло попрощалась с ним, шагнула на лестницу и пошла наверх. Она ни разу не оглянулась назад.

В аэропорту Ичан[28]28
  Аэропорт находится в городском округе Ичан провинции Хубэй, поэтому получил такое же название. В этой же местности располагается гидроэлектростанция «Три ущелья».


[Закрыть] Фан Ло встретилась с Сяо Дином. Они зарегистрировались на рейс и прошли на досмотр багажа. Сяо Дина попросили вытащить из рюкзака все вещи. Это был альпинистский рюкзак со множеством отделов: там был и длинный внешний отдел, и основной квадратный, и место для бутылки с водой, и кармашки для мобильного телефона и фонарика. Сяо Дин извлекал из рюкзака поклажу и всё возмущался, что в маленьких аэропортах всегда много мороки. Вдруг Фан Ло, стоявшая за его спиной, вскрикнула. Никто не понял, что произошло.

Посреди кучи разномастных предметов лежала черная деревянная палочка, сплошь изрезанная тонкими узорами. Фан Ло подошла и схватила ее.

– Это песенная палочка Ша Лу! – вскричала она. – Действительно, это она! Как она сюда попала?

Сяо Дин остолбенел. А потом вспомнил, как на одной из репетиций в Пекине он попросил Ша Лу отложить непонятный предмет, который тот не выпускал из рук. Ша Лу протянул ему какую-то странную палочку, Сяо Дин машинально сунул ее в кармашек для фонарика и совершенно об этом забыл.

Фан Ло, крепко сжимая в руках находку, думала: когда палочка вернется к хозяину, может быть, он снова поедет в Пекин?