Текст книги "Наследник"

Каргин прикоснулся к виску двумя пальцами, приветствуя коммодора. Шона Дугласа Мэлори, вице-президента и шефа административного отдела, считали в ХАК вторым лицом, что относилось к числу неоспоримых фактов. С номером первым такой определенности не было; возможно, им являлся мистер Алекс Керк, президент и наследник, а может, вовсе и не он, а та персона, существование которой подтверждалось упомянутым выше лозунгом. Во всяком случае, все серьезные телодвижения Каргин был обязан согласовывать с Мэлори.

– В Туране у нас проблемы, – сказал он, щурясь от ярких солнечных бликов, игравших на коммодорской лысине. – Что-то произошло с моим конфидентом и представителем «Росвооружения».

Мэлори погладил голый череп, задумчиво вскинул глаза вверх.

– Туран – это где? Что-то я такой страны не помню…

– Одна из бывших советских республик в Средней Азии. После обретения независимости переименована, – сообщил Каргин.

– Кем?

– Волей народа и туран-баши.

Мэлори скорбно вздохнул.

– Да, что-то такое припоминаю… Стар я, мой дорогой, чтобы заново изучать историю с географией… О Советском Союзе знаю и никогда не забуду, что имелся такой противник, империя зла, как вопил папаша Роналд…[11]11
  Имеется в виду Роналд Уилсон Рейган, сороковой президент Соединенных Штатов (1981-89 гг).


[Закрыть] А теперь вместо империи, врага масштабного и достойного, есть развалины России и куча мелких злобных шавок… все эти Грузии, Белоруссии, Тураны… Ну, и что нам нужно в этой дыре, сынок?

Каргин стиснул челюсти. Мэлори упорно именовал его «сынком», «мальчиком» и тому подобными прозваниями, имевшими целью подчеркнуть то ли молодость президента, то ли его, коммодора, близость к правящей в ХАК фамилии. Мэлори еще не стукнуло шестидесяти, и на пенсию он не собирался, но в мечтах Каргин лелеял тот сладкий миг, когда обнимет вице-президента, скажет речь о его заслугах и трудах и преподнесет прощальные презенты – свою фотографию с дарственной надписью и виллу где-нибудь в южном полушарии, на Таити или острове Пасхи.

– В этой дыре находится секретный российский завод по выпуску экранопланов, – негромко произнес он, справившись приступом ярости. – Объект номер один в договоре, который мы заключили с «Росвооружением». Экраноплан-истребитель, спроектированный челябинским КБ Косильникова, способен двигаться над сушей и водой со скоростью до двухсот сорока миль в час и поражать танки, орудия, корабли, живую силу и даже вертолеты. Оружие будущего, коммодор! Или вы не в курсе?

Лицо Мэлори приняло озабоченное выражение.

– Если речь идет об изделии «Шмель», то в курсе, сы… – Он поглядел в ледяные глаза Каргина, сглотнул и поправился: – Сэр. – Затем спросил: – Что там случилось?

– Пропали наши люди, которым вменялось в обязанность урегулировать проблему. Я вылетаю в Москву, затем – в Ата-Армут, туранскую столицу. Я лично возглавлю нашу миссию и операцию по розыскам пропавших.

Коммодор пожевал губами. Теперь он выглядел не просто озабоченным, а нервозным и даже мрачным, как небеса над Сан-Франциско в день великого землетрясения.

– Дикие варварские места, – процедил он. – У ХАК нет опоры в тех краях, нет связей, информаторов, подкупленных людей в правительстве… Что-то есть у ЦРУ, но сеть бедная и редкая, местные агенты ненадежны и продажны, и полагаться стоит лишь на сотрудников посольства и охрану из двадцати морских пехотинцев. В общем, в случае неприятностей мы тебя оттуда не вытащим. Сердце Азии, континентальная страна, даже авианосец не пошлешь, и рядом – Афганистан… – Мелори насупился и вдруг рявкнул: – Такие гадючьи гнезда, сэр, президенты не посещают!

– Это те президенты, у которых толчковая левая, а у меня толчковая – правая, – с ухмылкой сказал Каргин на русском и добавил: – Благодарю за ценные советы, коммодор, но все же мне придется посетить Ата-Армут. Один из пропавших – мой боевой товарищ. Вы ведь тоже офицер и знаете закон чести: своих бросать нельзя.

– Капитану нельзя, майору нельзя и даже полковнику, но ты, мой мальчик – маршал! – возразил Мэлори. – И я несу за тебя полную ответственность перед богом и, что еще важнее, перед… сам знаешь кем! Что у тебя там в Москве нет капитанов и лейтенантов? Их отправь! А не найдешь кого отправить, я пришлю. Хоть целый батальон!

– Пришлете, если получите мой приказ, – молвил Каргин и отключился. Хотя новости у Перфильева были плохие, его настроение вдруг поднялось. Он полез в сейф, вытащил картины и стал выкладывать разные мелочи, напевая: «Но задыхаясь, словно от гнева, объяснил толково я: главное, что у всех толчковая – левая, а у меня толчковая – правая!» Отец обожал песни Высоцкого. Каргин тоже.

За дверью раздался шорох, и в гостиной появилась Кэти, в самом соблазнительном облачении, розовом и полупрозрачном. Секунд десять или пятнадцать она наблюдала за хлопотами Каргина, потом кокетливо выставила ножку и поинтересовалась:

– Бежишь от жены, солдат? А ведь клялся любить до гроба!

– Не бегу, а убываю в командировку, – доложил Каргин. – Собирай вазы, картины и шляпки, боевая подруга! Утром возращаемся в Москву, а сейчас, если успеем…

Что успеем, он мог не продолжать. Кэти хихикнула и скрылась в спальне.

* * *

Интермедия. Ксения

Плохой день, тяжелый: сняли двое черных, афганцы-наркокурьеры или наемники-арабы из Чечни. По-русски плохо говорят, дикие, страшные… Увезли куда-то на окраину, в заводской район, и мучили до самого рассвета. Правда, рассчитались зеленью, дали поесть и вызвали такси. Водитель, пожилой татарин в вышитом тюбетее, так на нее посмотрел, словно ему предложили забрать вонючую парашу из тюремной камеры. Ксения не рискнула устроиться на переднем сиденье, полезла назад, сжалась, забилась в угол и, прикрыв ладонями лицо, там и просидела всю дорогу, пока древняя «Волга», чихая и кашляя, тащилась к ней на Бухарскую улицу. Шоферу дала огромные деньги, десять долларов, но он брезгливо отшвырнул их обратно и буркнул: «Ун алтэ таньга, кыз!» Не нужно, значит, ее грязных долларов, давай, девушка, шестнадцать таньга, по счетчику…

Поднялась к себе, сбросила платье, встала под душ, потом к зеркалу сунулась, синяки пересчитывать, и тут заметила, что на плече, над левой грудью, след зубов. Хорошо, что на коже – такие, дикие, могли клок мяса вырвать или вообще загрызть… Ксения представила, как крепкие острые зубы впиваются ей в горло, и содрогнулась.

Набросила на плечи махровую простыню, села на диван, вспомнила, как глядел на нее шофер-татарин, заплакала. Потом уснула. Потом пришел Керим. Не бил, не ругался, остался довольным, но деньги забрал. Перед уходом оставил на столе десять долларов – те самые, которыми шофер побрезговал.

Плохой день. Клиенты дикие, и синяки по всему телу – открытого не наденешь, а в закрытом наташке трудиться не положено…

 
Только прилетели, сразу сели,
Фишки все заранее стоят.
 

Владимир Высоцкий

Глава 4

Ата-Армут, 9 мая, день

Самолет приземлился в армутском аэропорту в одиннадцать сорок. Между Тураном и Россией действовал безвизовый режим, и прибывающих гостей досматривали не слишком тщательно – особенно тех, в чьих паспортах лежала сотня баксов. Не прошло и получаса, как Каргин с Перфильевым вышли из здания аэровокзала на небольшую площадь, дышавшую совсем не весенним среднеазиатским зноем. За площадью с пятиэтажной гостиницей и какими-то другими блочными строениями эпохи развитого социализма лежала степь, еще зеленая, не выгоревшая, а за нею, у самого горизонта, поднимались горы. К ним, прорезая зелень темно-серой лентой, уходило шоссе, и по обе его стороны, у самой площади, сгрудились машины: слева – такси, справа – индивидуальный транспорт, все больше «волги», «москвичи» и «жигули». Между двумя стоянками, прямо посередине дороги, росла древняя чинара, и в ее тени скучали полицейские-ферраши в синих форменных бешметах и при оружии: саблях, дубинках, пистолетах и автоматах.

Немногочисленные приезжие, по виду – торговцы фруктами или наркотой, устремились к транспортным средствам, кто на такси, кто, вместе с шумными компаниями встречавших родичей и подельников, в частный сектор. У стоянки справа наметилось шевеление, раздался басовитый гудок, и, под бдительным оком феррашей, к Каргину подкатил автомобиль, каких нынче даже в музеях не сыщешь. Был он черен и громаден, с закругленными на старинный манер верхом и капотом, с массивным бампером, большими круглыми фарами и такими дверцами, что в них без труда пролез бы трехстворчатый шкаф. Каргин с изумлением уставился на это чудо, а Влад, хрипло выдохнув: «Ну, мать!..» – протер глаза огромными кулаками.

Из машины появился Василий Балабин, сорокапятилетний бывший прапорщик, бывший «стрелок», бывший инструктор по рукопашному бою, а ныне – «варяг» и старший над группой секьюрити, сопровождавших делегацию. Был он в пятнистом комбинезоне, расстегнутом до пупа, как и молодой водитель, один из трех его подчиненных.

– С прибытием, товарищи капитаны. – Балабин вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. – Экипаж подан, номер заказан, водка в холодильнике, колбаса нарезана и музыка играет.

Перфильев шевельнул бровью.

– Праздник?

– Праздник. День Победы все-таки… Даже здесь его отмечают. – Балабин распахнул дверцу и подхватил их багаж, две тощие легкие сумки. – Прошу!

– Откуда такую колымагу взяли? – спросил Каргин, ныряя внутрь, на потертые подушки малинового бархата. – И зачем? «Мерседеса» не нашлось или «БМВ»? А это… это… Я даже не знаю, как эта штука называется!

– Это, Алексей Николаевич, называется «ЗИМ», – пояснил Балабин. – Велено было форс держать и в «жигулях» не ездить. Вот нашли такую редкость и откупили за пять штук баксов, потом мотор перебрали и ходовую часть, покрасили, стекла вставили особые, только обивку в салоне не сменили. Нет нынче такого бархата, ни в России нет, ни в Туране! Сергеев, однако, обещал найти… А что до приличных иномарок, тем более новья, то их, по указу президента, по специальному списку продают, чтобы купчишки местные не наглели и нос перед народом не задирали. Вот ежели эмиром стал или ордена Жемчужной Мудрости удостоился – пожайлуста, покупай. Ну, еще дипломатам позволено, послам, сераскерам и кое-кому из финансистов… А купчишкам – нет!

– Мы не купцы, – сказал Каргин, с удивлением обнаружив, что может вытянуть ноги. – Мы иностранная делегация и граждане двух великих держав.

– Поезжай, Рудик, – распорядился Балабин, устраиваясь на переднем сиденьи. Потом развернулся лицом к начальству и мрачно сообщил: – Чьи мы граждане, им тут до фени. Статус у нас такой: мы тут частные предприниматели, крысы-бизнесмены и вообще подозрительный элемент, так как с претензиями заявились. Нас даже за деньги в упор не видят! Два дня, как Константин Ильич с Барышниковым пропали, Флинт уже тысяч восемь феррашам по карманам рассовал, а толку – ноль!

Они замолчали. «ЗИМ», бывший правительственный автомобиль, мощно таранил пространство, с грозным ревом рассекая не по-весеннему жаркий воздух. Основательная тачка, подумал Каргин, приглядываясь к потолку и дверцам. Потолок – рукой не дотянешься, дверцы – из базуки не пробьешь! Танк, а не машина!

Слева и справа простиралась степь, покрытая свежими сочными травами, а в ней, параллельно шоссе, тянулась с одной стороны линия электропередачи, а с другой – нитка нефтепровода. Поблескивали провода и гирлянды изоляторов на высоких решетчатых мачтах, круглились бока труб на бетонных опорах, и через каждые три-четыре километра вдруг выныривал из травы передвижной пост, причем не полицейский, а воинский – упакованные в камуфляж солдаты в джипе, с автоматами и пулеметами. Нельзя сказать, чтобы такое зрелище было непривычным для Каргина, скорее неожиданным в этих степных просторах. Бывал он когда-то в Туране, в то еще время бывал, когда назывались эти края по-другому и были сугубо мирными – ни басмачей тебе в горах и степях, ни контрабанды, ни опия с героином, а только сплошные фрукты, бараны да хлопок. Правда, жила их семья не здесь, не в столичном городе, а порядком восточнее и южнее, в Кушке, где на афганской границе служил отец. Но с той поры миновала целая эпоха, лет, должно быть, двадцать пять, и положение в Туране изменилось. Теперь он был страной независимой и вывозил вместо баранов и хлопка наркотики, а этот деликатный бизнес, как и независимость, приходилось охранять.

Местность стала повышаться, аэропортовское шоссе влилось в другую магистраль, гораздо более оживленную, на склонах холмов замелькали уже зазеленевшие виноградники, потом появились грушевые сады, знаменитые некогда на весь покойный СССР и давшие ныне новое имя городу: Ата-Армут – Отец Груш. Тут и там среди садов и виноградников торчали глинобитные постройки, и, приглядевшись, можно было различить фигурки людей, голых по пояс или в потертых халатах – кто у деревьев с кетменем копается, кто воду тащит из арыка, кто, погоняя пару ишаков, спешит к дороге с ранней овощью. Если забыть о шоссе, нефтепроводе и электричестве, Туран за минувшие тысячи лет не слишком изменился, что, возможно, было к лучшему. Древняя сила этой страны определялась людьми, на редкость трудолюбивыми и честными, и пока их нрав был прежним, Туран оставался Тураном, особой землей, отличной от Европы, России, Китая и Америки.

Как случается в окрестностях крупного города, дорога была изрядно забита: легковушки, грузовики, ветхие автобусы, фургоны, трейлеры, а по обочинам – ишаки и даже верблюд, взиравший на окружающую суматоху с презрительной надменностью. Палило солнце, пыль клубилась столбом, запахи бензина, навоза и свежей травы плыли в воздухе, машины сигналили, погонщики, ишаки и водители вопили, но стоило им заслышшать басистый клаксон «ЗИМа», покорно освобождали скоростную полосу. От черного огромного автомобиля шарахались даже трейлеры – видимо, народ здесь был приучен к дисциплине и понимал, что спорить с иноземным ханом не положено.

Они въехали в город, раскинувшийся в предгорьях, тонувший в зелени платанов, акаций и чинар, гревшийся под щедрым золотым светилом. Промелькнули тихие, низкие, окруженные садами домики предместья, затем потянулись новостройки советской эпохи, серые и безликие, словно барханы в пустыне, умчался назад бетонный мост над прямым, как стрела, каналом, плеснул фейерверком красок базар, за ним взметнулись стройные минареты мечети. На центральных улицах и проспектах царило ликование, народ шел густыми толпами, гремели военные марши, кое-где полоскались флаги, туранские и красные, с серпом и молотом, но портретов президента Саида Саидовича Курбанова было все-таки больше – обычных, по грудь и по пояс, а также, вероятно, приуроченных к празднику: юный туран-баша с винтовкой, туран-баша под стенами рейхстага, туран-баша ведет в атаку автоматчиков, туран-баша выносит из боя раненого офицера с лицом маршала Жукова. Судя по этим изображениям, свисавшим со стен зданий и тросов, натянутых поперек улиц, туран-баша выиграл Великую Отечественную едва ли не в одиночку – ну, возможно, с посильной поддержкой Иосифа Виссарионовича.

– Он что же, воевал? – поинтересовался Каргин, увидев очередной плакат, на котором сапоги туран-баши топтали извивавшихся фашистских гадов.

– В сорок первом ему было пятнадцать, – сообщил Перфильев. – А в сорок четвертом, когда призывного возраста достиг… – Влад хрипло откашлялся и стукнул ладонью по колену. – Никто не знает, Леха, что тогда случилось. Даже Сергеев не докопался! Говорит, что все материалы изъяты прежней его конторой и уничтожены еще в конце шестидесятых, когда Курбанов пошел в Москву на повышение.

За большой соборной мечетью в голубых и зеленых изразцах открылась широкая, полная народа площадь с фонтанами, кустами роз, белоснежными, украшенными флагами дворцами в стиле «Тысячи и одной ночи», и галереями, чьи колонны и арки оплетала виноградная лоза.

– Бывшая Коммунистическая, теперь майдан Независимости, – пояснил Балабин. – А вот и улица Ленина, нынче Рустам-авеню… Дальше будет еще одна площадь, Советская, она же майдан Евразии, но мы до него не доедем. Наша нора на углу Рустама и Бухарской, отель «Тулпар» называется. Сколько звездочек не справлялся, но кормят в ресторации отменно и, по московским понятиям, недорого.

– Какой апартамент нам заказан? – с усмешкой спросил Перфильев. – Надеюсь, президентский?

– Виноват, товарищ капитан, в президентском отказали – мол, не по чину. В люксе будете жить. Хороший люкс, пятьсот зеленых в сутки.

– А где тут наш завод? Пока одни портреты вижу, а еще – фонтаны, базары и мечети, – сказал Каргин. – На окраине тоже ничего не разглядел, ни труб, ни бетонных заборов.

– То степная окраина, северная, а заводские районы на юге, ближе к предгорьям, – заметил Балабин. – «Мартыныч» так вовсе на горе, ибо предприятие секретное, не подлежащее обзору сверху.

– «Мартыныч»?

– Ну да! В народе так кличут. Бывший имени «XXII партсъезда», а теперь – имени «Второго марта». Второе марта – день рождения туран-баши и День Независимости.

Машина затормозила у шестнадцатиэтажного здания, сверкавшего окнами в никелированных рамах и яркой вывеской: «Интернациональный отель Тулпар». Каргин вышел. Два швейцара в шароварах и чекменях услужливо распахнули дверь, а за ней, в огромном холле с мавританскими колоннами и арками, выстроился весь штат делегации: двухметровый и черный, как сапог, Генри Флинт, юрист «Росвооружения» Всеволод Рогов, переводчик с семи языков Максим Кань, инженер Юрий Гальперин, помощник пропавшего Барышникова, и два молодых охранника, Дима и Слава. За могучей спиной Флинта затаился незаметный человечек лет пятидесяти, сутулый и щуплый, с серыми блеклыми глазками – подполковник КГБ в отставке Сергеев.

Когда с церемонией рукопожатий было закончено, Флинт с виноватым видом произнес:

– Прошу прощения, шеф… Не смог встретить вас в аэропорту, был с Максом в отделении местной полиции. Беседовали.

– И как?

Флинт посерел лицом и закатил глаза.

– Наш бумажник стал легче еще на пару тысяч долларов. Вот и все, чего я добился.

– Балуешь ты их, Гена, – с хмурым видом сказал Перфильев. – Или в морской пехоте не служил? За глотку брать не умеешь?

Максим перетолмачил, Флинт обиженно потупился, и они всей командой зашагали к лифту. Для нужд делегации был снят двенадцатый этаж, и здесь, в широком коридоре с пальмами и фикусами в кадках, Каргина встречали пять стройных черноглазых горничных, важный портье, пара рассыльных и официант с бутылками шампанского. Пусть не светил ему президентский люкс, но все остальное было честь по чести: спины гнулись, глазки у девушек блестели, шампанское пенилось, и даже листья пальм шелестели почтительно и нежно, в ритме танца баядерок. Не исчезни Прохоров с Барышниковым, Каргин повел бы тут же соратников вниз, на первый этаж, где в ресторане «Тулпар» они отметили бы День Победы, выпили кто за отца, кто за деда, за выживших и за погибших, за славные их дела и подвиги и даже за морскую пехоту США. Но два их товарища пропали, и праздник был испорчен.

– Вечером, – сказал Каргин, когда Балабин напомнил о колбасе и водке, скучавших в холодильнике. Потом распорядился: – Флинт, Сергеев и Перфильев – со мной. Охране занять позиции у лифта и на лестнице, остальные сидят в номерах и ждут. Будет нужда, вызову.

Они направились по коридору в люкс Флинта, где из второй спальни была вынесена кровать и прочая лишняя мебель, а вместо нее расставлено конторское оборудование – компьютеры, факсы, сейф фирмы «Бэрримор и сыновья», большой телевизор с видеоплейером, столы, рабочие вращающиеся кресла и машинка для уничтожения бумаг. Все это приобрели здесь, в Армуте, за исключением миниатюрных шифраторов и хитроумного устройства «Набла», новейшей разработки ХАК. Шифраторы, подключенные ко всем местным телефонам, делали невозможной их прослушку, а «Набла», высокочастотный демпфер-подавитель, нейтрализовала «жучки».

Каргин кивнул на кресла и, подождав, когда все усядутся, повернулся к Флинту.

– Вы проработали здесь одиннадцать дней. Что сделано?

– Велись переговоры в министерстве военной промышленности и обороны, – доложил Флинт. – Однако, сэр, не по существу вопроса, а лишь о том, чтобы добиться аудиенции у министра или его заместителей. Мы предъявили свои полномочия, и нас заверили, что их изучат и доведут до сведения руководителей. – Оттопырив нижнюю губу, сизую и огромную, как сковородка, Флинт добавил: – Думаю, не ошибусь, сказав, что с нами контактировали мелкие клерки. Но денег хотели больших!

– Финансовый отчет, – произнес Каргин, посмотрев на Сергеева. Тот пренебрег креслом, стоял около бронированного сейфа, доходившего ему до макушки.

– Оборудование офиса, машина, гостиница, питание и расходы на представительство – примерно восемьдесят тысяч. Один «Бэрримор» в десятку обошелся, – прошелестел негромкий голос отставного подполковника. – Взятки и подарки – около пятидесяти, считая с тем, что заплачено полиции. Здесь, – Сергеев покосился на сейф, – триста шестьдесят две тысячи в долларах США и восемнадцать тысяч таньга на мелкие расходы. Остальные два с половиной миллиона находятся в арендованном нами хранилище Первого президентского банка.

Каргин перевел отчет Сергеева Флинту и дождался его подтверждающего кивка. Потом спросил:

– Результаты переговоров в министерстве?

– Три дня назад, перед исчезновением Браш Боя и ученого джентльмена, нас известили, что состоится встреча на высшем уровне. В самом скором времени и, возможно, с самим ага министром. Или эфенди?[12]12
  Ага, эфенди – господин.


[Закрыть] Я бы его… – Флинт пошевелил пальцами, будто передергивая затвор.

– Кого он Браш Боем называет? – спросил Перфильев, напряженно внимавший речам Флинта.

– Прошку,[13]13
  Игра слов: «brush by» («браш бай», по созвучию – Прошка) означает на английском «прошмыгнуть мимо». Флинт называет Прохорова «brush boy» (Браш Бой), заменяя предлог «by» словом «boy» – «парень».


[Закрыть] – пояснил Каргин и кивнул Сергееву: – Что мы знаем о министре?

Бывший кагэбешник скупо усмехнулся.

– Хотите расставить фигурантов по местам? Ну, что ж… Таймазов Чингиз Мамедович, сорок три года, служил в Москве, в генштабе, на мелких должностях, боевого опыта не имеет, однако известен как ловкий политик. Любит женщин, считает себя знатоком и ценителем холодного оружия – в подарок ему приготовлен подлинный турецкий ятаган семнадцатого века. Брат супруги туран-баши, пользуется его доверием и поддержкой. Возможный преемник Курбанова, если в Туране примут закон о наследственном президенстве.

– У Курбанова нет детей?

– Нет, во всяком случае – официально. Первая супруга была дочерью одного из сотрудников Кирова, чудом уцелевшего в период репрессий. Вытащила Курбанова в Москву, устроила карьеру, долго болела, умерла в конце семидесятых. Нестан Мамедовна, вторая супруга Курбанова, младше его… – Сергеев поднял глаза к потолку, – младше… ммм… на двадцать восемь лет и пять месяцев. Бездетна, бережет фигуру, не ест сладостей, очень любит драгоценности, предпочитает изумруды. Колье, кольцо и серьги – там, – отставной подполковник кивнул на сейф.

Каргин восхищенно покрутил головой, а Перфильев, подмигнув ему, оттопырил большой палец.

– Вот так-то, Леха, знай наших! Что неизвестно Сергееву, о том не ведает Господь… Желаешь о президенте послушать?

– Нет… пожалуй, нет… А вот о других кандидатах в туран-баши узнать бы хотелось. Кажется, еще племянники есть?

– Есть, двое, – сообщил Сергеев, не дрогнув бровью. – Курбанов Нури Дамирович, тридцать восемь лет, глава Первого президентского банка, по нраву – плейбой, делами не занимается, в политике не котируется, прожигает жизнь в Ницце и на курортах Италии. Более реальным наследником может считаться Курбанов Саид, тезка дяди-президента. Тридцать пять лет, министр финансов и глава Второго президентского банка; хитер, энергичен и умело оттесняет старшего братца. Их отец…

– Еще и отец есть! – воскликнул Каргин.

– Есть, и даже находится в добром здравии. Курбанов Дамир Саидович, младший брат туран-баши и бейлербей Дивана. Иными словами, премьер-министр и один из возможных наследников. Коллекционирует старинную французскую мебель, картины и другие произведения искусства.

– Им тоже приготовлены подарки?

– Разумеется. – Сергеев любовно огладил сейф. – У туран-баши и его супруги масса родичей, и всех мы выявить не смогли. Впрочем, ключевые фигуры известны, а с остальными придется импровизировать.

Для человека власти, особенно владыки и политика, опасно иметь двух или трех наследников, подумал Каргин. Большая сумятица будет в этом королевстве, когда туран-баша отправится в сады аллаха… Пожалуй, решил он, у старого Халлорана были свои резоны, чтоб разобраться с наследниками пока живой и не тянуть с подобными делами. Жаль только, что пострадали безвинные, все население Иннисфри, две сотни человек… Но здесь, если случится заварушка, кровью умоются тысячи! Собственно, кровь уже течет: узбекская оппозиция, казахская оппозиция, банды в горах, мятежные районы наподобие Чечни, граница с Афганом и наркоторговцы…

– Ну, перейдем к нашей пропаже, – произнес Каргин. – Итак, Барышников и Прохоров отправились ужинать в…

– …"Достык", – подсказал Сергеев. – Это дальше по Рустам-авеню, около площади Евразии. Очень дорогое заведение с национальной кухней. Плов, манты, долма и бар с девочками.

– Благодарю. Отправились в начале шестого и, как выяснила полиция со слов работников ресторана, в восемь вечера ушли. Машину не брали, потому как близко… Трезвые ушли, не качаясь… Что нам известно еще? Какие факты?

Он повторил сказанное на английском, но Флинт лишь развел руками. Неприметное лицо Сергеева оживилось.

– Фактов нет, но есть соображения, – медленно промолвил он. – Во-первых, люди из «Достыка» чего-то не договаривают. Был я там, беседовал с официантами и метрдотелем… Темнят! Дело, однако, поправимое – пошелестим бумажками, узнаем. Во-вторых, хоть наши коллеги в восемь ушли, это не значит, что они отправились в «Тулпар». Время детское, могли склониться к соблазнам плоти… Тем более, что по дороге к отелю восемь баров, и в каждом – целая выставка гейш и куртизанок.

– Все кабаки проверены? – буркнул Перфильев.

– Да. Все восемь обошел, но, к сожалению, наших там не видели. – Сергеев опустил веки над серыми выцветшими глазками и покачал головой. – Теперь третье: несмотря на щедрую мзду и обещанные наградные, местная полиция бездействует. Похоже, ей известны похители – или, не приведи Господь, убийцы – однако должного усердия отметить не могу. Хотя плачено и переплачено.

– Можно ли подключить к розыскам другие структуры? – после недолгого раздумья спросил Каргин. – Не туранцев, а, предположим, профессионалов из всяких зарубежных ведомств?

Сергеев с грустным видом пожал плечами.

– Должен вас разочаровать, Алексей Николаевич. Внешняя разведка ФСБ в этом регионе еще не действует, сеть пока не налажена – ввиду малого времени и отсутствия финансов. То же у американцев – три агента ЦРУ при их посольстве, бездельники и дилетанты. Есть, конечно, британцы, но это такой уровень конспирации, что днем с огнем не сыщешь. Я, во всяком случае, не берусь.

Примерно о том же говорил коммодор, мелькнула мысль у Каргина. По международным меркам Туран считался заштатной дырой, где ни одна из приличных разведок – за исключением, быть может, англичан – своих агентов не держала. Со временем все, конечно, переменится, ибо сокровищ в этой дыре не счесть, но в данный момент специалисты нужного профиля здесь отсутствовали. Само собой, если не считать Сергеева.

Каргин прошелся по комнате, от стола к широкой застекленной двери, ведущей в лоджию, пересчитал компьютеры (их было три), окинул взглядом сейф и поинтересовался:

– Кто-то из наших мог быть причастен к исчезновению Прохорова и Барышникова? Юрист, переводчик или этот инженер из челябинского КБ? Что они вообще за люди?

Сергеев подумал, напрягся и, повернувшись к начальству лицом, в очередной раз забубнил:

– Максим Олегович Кань, двадцать восемь лет, мать – татарка, благодаря чему с детства знает татарский и туранский. Закончил Восточный факультет Ленгосуниверситета, владеет персидским, арабским, немецким, английским и французским. Холост, наивен, и во всех проблемах, кроме лингвистики, полный лох. Юрий Данилович Гальперин, тридцать лет, женат, закончил МВТУ имени Баумана, специалист по двигателям и, вне этой сферы, такой же лох, как наш переводчик. Ведущий конструктор, а последний год – референт Барышникова и предан ему до гроба. Всеволод Петрович Рогов, юридический поверенный, сорок пять лет…

– Достаточно, – прервал отставного подполковника Каргин. – Я так понимаю, что среди наших ренегатов нет, хотя имеются лохи.

– Молодежь нынче пошла инфантильная, – с меланхолическим видом заметил Сергеев. – Продукт эпохи развитого социализма.

– Вымрут скоро инфантильные, – сказал Перфильев и уставился на Каргина. – Что будем делать, Алексей?

Теперь все трое глядели на него, и Каргин ощутил то же самое, что чувствует вступивший в битву генерал, от коего ждут приказов: куда перебросить конницу и выдвинуть пехоту, где выстроить редут и где поставить батареи. Может, вообще пора трубить в атаку? Пожалуй, пора, решил он и молвил:

– Значит, диспозиция такая. Сергеев отправляется в «Достык», и с ним – Балабин и кто-нибудь из охранников. Денег за правду не жалеть, а если деньги не помогут, пусть Балабин поднажмет… аккуратно нажмет, но энергично. Оружие у нас имеется?

Сергеев моргнул.

– Откуда оружие? Мы коммерсанты, мирные люди… У секьюрити – только дубинки и один кастет на четверых.

– Займешься оружием, тоже аккуратно, но энергично, – сказал Каргин Перфильеву. – Нельзя нам в такой ситуации без оружия. Достанешь? – Влад кивнул. – Вот и хорошо. Машину возьми, деньги и пару своих ребятишек для подкрепления. Тут наверняка подпольный рынок есть, но лучше туда не соваться. Надежного человека поищи или отбери у местных мафиози, только без шума и пыли. – Он повернулся к Сергееву. – Из наших хором другие выходы есть? Кроме парадной лестницы и лифта? Оружие, даже в сумках, через главный вход тащить не стоит.

– В конце коридора – тамбур и черный ход во двор, а оттуда – на Бухарскую улицу. Во дворе стоянка для машин гостей. Не охраняемая.

– Отлично. Теперь с главным нашим делом. – Каргин перешел на английский. – Флинт с переводчиком арендуют конференц-зал отеля, а заодно ресторан, потом садятся на телефоны и обзванивают все посольства, газеты и прочие СМИ, особенно корпункты зарубежных журналистов. Завтра, в семнадцать ноль-ноль мистер Алекс Керк, президент «Халлоран Арминг Корпорейшн», дает пресс-конференцию, а после нее – банкет. Море халявной выпивки, устрицы, цыплята табака, ну и что там еще положено…

– Тема? – деловито поинтересовался Флинт.

– Мы собираемся строить здесь фабрику, если будет на то благословение властей. Фабрику по производству грушевого компота для армий США и европейских союзников. Если убедимся в качестве местных фруктов, построим что-нибудь еще. К примеру, завод горюче-смазочных материалов и нефтепровод через Каспий и Иран до Турции.