Текст книги "Резервация"

– В тропиках всегда так, – авторитетно заявил Бамс, – а тут самые настоящие тропики и есть. Жара эта, блин, с ума сводит.

– Бамс, можешь помолчать? – не выдержал я.

– Да ты шаман?! Откуда знаешь, как меня зовут? – выпучил глаза парень.

Я только махнул рукой в ответ. Но тот не желал успокаиваться:

– И Петра Григорьевича тоже знаешь, как зовут?

– И Петра Григорьевича тоже, – скрипнул я зубами: непонятная весёлость парня и показушная дурашливость начинали понемногу выводить из себя. Слов он уже выдал на хороший доклад, а сути меньше, чем воды в напёрстке.

– Шаман, аднака, воистину шаман, – возвёл он глаза к низкому потолку.

Тут уже не выдержал и мужчина.

– Да помолчишь же ты, в самом-то деле? – он сердито рявкнул на Бамса, потом посмотрел на меня. – Извините его, с самого переноса он не в себе, а тут ещё палач этих карликов такое творил… – не договорив, он громко скрипнул зубами. Рядом всхлипнула женщина, которая молчала всё время, с того момента, как предположила диагноз у Анатолия.

– Пусть он начинает про себя говорить, представится, что ли, – буркнул парень, задетый чужими словами.

– Тут он прав, – пожал плечами мужчина и посмотрел на меня, потом первым представился: – Пётр Григорьевич Мезенцев, сорок лет, бригадир в ИП Мезенцева, строительством занимаюсь, отделкой… занимался, м-да. Зовите меня Петром, и на ты.

– Светлана Владимировна Огольцова, воспитатель в детском саду, тридцать один год и тоже из Н-ска.

– Бамс, – коротко представился парень. – Их земляк и студент. Твоя очередь, чувак.

– Максим Григорьевич Абрамов, двадцать шесть лет, сварщик на нашей оборонке. Ваш земляк. Здесь оказался ночью, наверное. По крайней мере, я спал в момент переноса.

– Одежду здесь нашли? – тут же заинтересовался Пётр. – И обувь? По размеру подошли хорошо? Со стороны смотрится, что она прям как ваша родная, по вам обмялась, только с обувью непонятно.

– Ну, можно сказать, что и нашёл, и она моя родная, – ответил я. Про себя решал дилемму: рассказать всё, как есть, или отделаться общими фактами, налить воды.

– Да ты не мычи, не телись, говори как есть, – сказал Бамс.

– Ты про себя что-то много не сказал. Кличку собачью назвал и только.

– Это ты на грубость нарываешься? – удивился парень и стал медленно подниматься с корточек. – Да ты знаешь, что у нас с такими борзыми делают? Да тебя…

– Тихо вы, – устало произнесла женщина, – надоел ты, Бамс, своей трепотнёй. Максим, вы возраст назвали двадцать шесть, а выглядите на двадцать – двадцать два. Можно с уверенностью сказать, что пару лет на внешность накинули пережитые испытания. Ещё загар на вас свежий, красный, такой по весне ложится, на белую кожу. Вы нам правду про себя говорите?

Вся троица испытующе уставилась на меня.

– Правду, – буркнул я, – только эта правда звучит фантастически. На самом деле мне двадцать шесть, но этому телу двадцать один…

Я рассказал всё без утайки, от момента, когда пришёл в себя на палубе корабля посреди шторма, и до того, как очутился здесь.

– Вот ни фига ж себе! – присвистнул Бамс. – Я когда про тело услышал, то подумал, что ты мозговой паразит какой-то, который меняет носителей, забирает их память и так далее. Наверное, тебя перенесло так из-за сна, что-то я читал, будто душа в спящем теле путешествует где-то. Наверное, её и выдернуло сюда, а этого чувака, Марка, приголубило по башке мачтой, и появилось бесхозное тело…

– Идею интересную подсказал, но дальше чушь полная, – оборвал его Пётр. – Ты не слышал, что кроме Макса в чужие тела ещё больше десяти человек угодило? Что, их всех тоже мачтой ударило по голове?

Бамс хмыкнул, но на этот раз решил промолчать.

– А что с вами случилось потом, как костёр развели? Как вы у пигмеев в плену оказались? Про какого палача говорили? – задал я вопросы товарищам по несчастью.

– Он вас сюда приволок, ну, не лично, но под его командованием. Харя в маске и с кучей бус на пупке, – зло произнёс Бамс. – Потом вытащил у нас двоих – брата с сестрой, двойняшки, что ли. И вон там, прямо перед нами разделал, как курей: ливер отдельно, шкурка отдельно. Сначала девчонку всю изрезал, потом пацана.

– Из-за чего? – нахмурился я, не очень веря в такую жестокость. Ладно бы просто в жертву принёс землян, а тут просто так с особым садизмом, как фашист какой-то, изрезал.

– Да просто так. Нравится это ему, он прямо на глазах расцветал, ещё бусы свои всё гладил да смотрел на них после вырезанного глаза или куска снятой кожи.

– Он правду говорит, – почти прошептала Светлана, – так и было. Главный этих дикарей мучил бедную девушку очень долго.

– Фигово, – покачал я головой и почувствовал непроизвольную дрожь и холодок по телу после услышанного, – очень фигово. Я этого шамана ранил в руку, так дырка у него такая, что палец свободно можно просунуть. Вряд ли он такое забудет. То-то он меня щипал, да и Толика тоже, наверное, проверял, как я боль чувствую.

– Именно его? Странно, я не заметил, чтобы он страдал от раны, – произнёс Пётр Григорьевич.

– Если речь о коротышке с одной маской на лице и бусами в несколько рядов на груди, которого слушаются прочие, то это он. Хотя, может, в племени несколько шаманов? – ответил я.

– Не повезло тебе, чувак, – вздохнул Бамс с искренним сожалением.

– Ладно, жизнь покажет, что там будет. О себе расскажите, а то я так и не понял, как вы в плену у пигмеев оказались.

– Костёр жечь не нужно было, – с горечью в голосе ответил Пётр. – Хотя, кто знает…

Всю ночь на отсвет костра приходили люди, заброшенные неведомой силой в этот мир. На пятачке у реки к рассвету собралось тридцать с лишним человек. Всё больше люди молодые и среднего возраста, детей и пожилых почти не было, только те, кто попал сюда с родственниками. Едва только на небе засветилось солнышко, сменив собою страшную луну, при взгляде на которую всех без исключения бросало в нервный озноб, в костёр стали подкладывать пучки свежей травы и зелёных веток, для густого заметного дыма. Примерно в десять утра из леса показался небольшой отряд низкорослых людей, имевших при себе длинные шесты. Ждали их кто с подозрительностью, кто с надеждой, самая малая часть предложила отправить к ним встречающих и посмотреть, как те их встретят. Само собой разумеется, никто не рвался проверять на своей шкуре, как примут аборигены комитет по встрече. Большая часть толпы, а тут набралось уже за полсотни человек, сгрудились почти плечом к плечу и ждали незнакомцев. Только единицы встали на кромке воды, готовясь задать стрекача при первых признаках опасности.

– Но ушли трое или четверо. Почему-то нам всем стало дурно, когда карлики подошли на несколько десятков метров, на ногах остались стоять меньше десятка, и их быстро обстреляли из духовых трубок дротиками с ядом, из тех самых, которые мы за шесты приняли. Потом часть, кому плохо стало, связали вместе и погнали куда-то в лес, не всех, кстати, всего человек пятнадцать. Привели к какому-то огромному каменному кольцу на лесной поляне, на нём ещё чудные рисунки светились, и в это кольцо затолкнули. После этого мы вышли в центре этого городка. Потом всех распихали по таким вот клетушкам, – закончил рассказ Пётр.

– А напасть, пока шли? Эти трубки всё-таки не автоматы, быстро выстрелить из них не получится. А мы крепче и больше этих пигмеев. Навалились бы толпою и всё, хана им была бы, даже со связанными руками справились бы.

– Максим, тебе хорошо говорить, когда тебя там не было. Нас палками связали, точнее к палкам привязали. Такие с рогульками, как ухват печной, вокруг шей их закрепили, к поясам верёвки ещё и руки к палкам привязали, да так хитро – концом вторым в поясницу упиралась эта палка, чуть шевельнёшься или наклонишься, так позвоночник от копчика до шеи простреливало, – ответил Пётр. – И копья у них были, короткие с тонкими наконечниками, как шила. Таким ткнёшь и большой силы не нужно, чтобы проткнуть. Ещё и травленые, наверное, или обломятся в ране из-за такой малой толщины.

– А меня взяли на переправе, – начал рассказывать Бамс. – Тоже перед темнотой тут оказался, в воде, ага, выбрался на берег, костер зажигать не стал, хотя зажигалка имелась. До утра под берегом просидел в норке под корнями. Знаете, когда вода подмывает высокие берега, и там, где самая слабая почва как бы пещерки получаются, а сверху корни кустов и деревьев торчат, укрыться в темноте можно и шум от них будет, если кто полезет. Вот я в такой пересидел до света, потом выбрался. Пару часов шёл по берегу, наткнулся на небольшую речку, впадающую в большую, стал искать брод, и вот там меня и подстрелили, когда брёл по пояс в воде, прямо в шею угодили… вот, видишь дырку? Отрубился махом, хорошо в воду спиной упал, и эти гады меня быстро вытащили. И пираний не было, тоже хорошо. Я про них уже потом подумал. И затем на носилках меня сюда притащили. Я тут, типа, старожил, первым заселили.

Бамс во время рассказа пользовался нормальным языком, без жаргонизма, так что понять его было легко. Когда он закончил, я вопросительно посмотрел на женщину.

– А меня захватили, как и Петра Григорьевича. Собралась нас группа человек пятнадцать, мужчин только трое, остальные подростки и женщины. Решили идти по берегу, когда стемнело – зажгли костёр. До утра никто не мог заснуть, двое мужчин дежурили чуть в стороне от нас, сказали, что свет костра им зрение испортит, и они ничего не увидят. А утром мимо проплыла лодка с этими пигмеями, всего пять человек, но когда подплыли поближе, то всем нам плохо стало, только те двое мужчин остались стоять. Они с палками напали на тех из лодки, но их обстреляли стрелами из своих больших трубок. Их в лодку погрузили, а нас связали и погнали в джунгли, били всё время, если кто отставал или падал. Через странное кольцо привели сюда. Ещё возле него мы не одни были, другие пигмеи и наши люди стояли, ждали своей очереди.

– Много? – поинтересовался я.

– Наших очень много – двести, триста человек… точно не скажу, извините, Максим. А карликов, то есть пигмеев, там было около тридцати. Я ещё заметила, что у некоторых на локтях или запястьях висели браслеты с кристаллами, похожими на бусы палача.

– Прям конвейер сообразили, ёпта, – сплюнул под ноги Бамс и внезапно повернулся в сторону двери, прислушался к чему-то и произнёс: – Идут сюда, хавчик, что ли, несут, – потом словно запнулся, и сглотнул и совсем тихо добавил: – Или палач идёт за жертвой. Чувак, за тобой наверняка.

От его слов во рту пересохло, и сердце забилось часто-часто. Стало страшно и стыдно одновременно. Стыдно за свой страх перед товарищами по несчастью, перед Светланой, как женщиной. И ведь почти никогда со мной такого не было, со школы изживал из себя это противное чувство, бросался в драку с хулиганами из заводского района, со старшеклассниками, стоило мне почувствовать дрожь в коленках. А тут на тебе. Или это рефлексы Марка, для которого всё это выглядит сущей чертовщиной, дают о себе знать?

Пользуясь тем, что с улицы рассмотреть что-то в полумраке помещения тяжело даже кошке, я стянул со штанов ремень и намотал его узкий конец на кулак. Пряжка на нём массивная, медная, как хорошая гирька, такой висок проломить – плёвое дело. Только бы размахнуться.

– Драться хочешь? – прошептал Бамс. – Правильное дело… ты на улицу только их вытолкни, как дверь откроют, а мы следом… только ремень спрячь, а то они увидят и обстреляют через дверь.

Через несколько секунд показалась парочка пигмеев, один из них нёс на плече что-то вроде авоськи, в которой лежали коричневые крупные шары. Второй был вооружён коротким копьём с тонким шилообразным наконечником чуть длиннее моей ладони. Кончик наконечника был измазан в чём-то чёрном, похожем на смолу.

– Отбой, боец, это хавчик, – с заметным облегчением произнёс Бамс и без сил, как мне показалось, уселся на пятую точку, поджав колени к груди.

А я так и остался стоять, зажимая в руке ремень и не веря, что всё обошлось. Только услышав резкий окрик коротышки с копьём, согнал оцепенение.

– Чувак, ты сядь, как я, и руки держи на виду, а то еще без еды оставят, – подсказал мне Бамс.

– Они нас словно свиней на убой кормят, – буркнул я, но совету последовал, не хочу, чтобы остальные остались голодными из-за меня.

– Ха, да свиней кормят по-королевски. А тут хавки столько, чтобы ноги на второй день не протянуть, – воскликнул Бамс. – Всё, не шевелись, сейчас раздача будет.

Раздачу еды осуществляла женщина, которую я опознал по лоскуткам голых грудей, висевших словно уши спаниеля, и совершенно ничем не прикрытые. От воина отличалась почти полным отсутствием украшений и одежды, только набедренная повязка и несколько непонятных пластинок в волосах. Из авоськи она достала три крупных шара и просунула сквозь прутья двери-решётки к нам. Положив на землю, следом бросила горсть мелких плодов или орехов.

За еду мы схватились сразу, едва пигмеи отошли от двери. Но едва я взялся за первый небольшой орех, как тут же разочарованно бросил тот обратно.

– Ты чего? Сытый, что ли? – удивился Бамс. – Лопай, очень вкусная штука, почти как каштаны наши. Хоть и немного, но кишки урчать не будут.

– Отрава это, наркотики. Видел я тех, кто попробовал эти каштаны. На женщин особенно сильно действует, – пояснил я, потом присмотрелся к шарам. – Это что?

– Вроде бы кокосы пустые, похожи на них, только кожура плотная и неровная, как у грецких. Тут отверстие имеется, щепкой заткнуто. В двух вода, а в одном что-то вроде каши. Густая, и хватит каждому по горсти. Уже кормили такой, вроде бы живые, – ответил Пётр. – Насчёт каштанов уверен, Макс?

– На сто и один процент, – кивнул я. – И думаю, что с этой кашей не всё нормально…

– А как эти каштаны действуют? – живо поинтересовался Бамс.

– Ну, у нас девчонки их наелись и их торкнуло. Слишком весёлые, беззаботные стали, про осторожность забыли, хотя перед этим всю ночь тряслись.

– Не похоже, – развёл руками парень. – Меня в первый раз, когда накормили этими орехами и кашей, на ха-ха не пробило.

– А на что? – спросил я, про себя обдумывая идею, только что пришедшую в голову.

– Да мне и после яда было хреново, а тут поел и обессилел, лежу, мыслей почти нет, а мышцы вялые-вялые. Меня бы пятилетний ребёнок в тот момент запинал. И еще… это, не при Владимировне будет сказано… обоссался я, мочевой пузырь тоже весь такой на расслабухе стал.

Мне показалось, что женщина покраснела, то ли так подействовали слова рассказчика, то ли после меню аборигенов с ней такая же напасть приключилась.

– Кхе, кхе, – прокашлялся Пётр, – Макс, пожалуй, ты тут прав со своими подозрениями. Я-то списывал такое странное состояние на последствия попадания, шок, бессонную ночь и страх, а оно вон что. Нужно эту кашу выбросить…

– И воду тоже, – добавил я. – Жажда замучает, конечно, но у меня есть план. Если всё получится, то будем свободны скоро, тогда и напьёмся, и поедим.

– Хороший у вас план, товарищ Сталин, отсыпьте-ка из своего кисета, – заржал неугомонный Бамс, потом серьёзно спросил: – Поделишься?

– Видел морду охранника?

– Ага. Он её не мыл, походу, с рождения, – ответил парень. – Но при чём здесь это?

– При том что у воинов, которые нас брали в плен, лица были скрыты масками. А у этого измазано глиной или чем-то похожим. Эрзац-вариант, что-то вроде того.

– Ты сейчас выругался? – захлопал глазами Бамс. – Что за маза-фака-рзаца-маца?

– Историю нужно учить было, нет у меня времени сейчас восполнять пробелы в твоём образовании. В общем, по моим предположениям, вся боеспособная часть племени ловит наших земляков в джунглях, остались вот такие охранники, – махнул я на него рукой. И ведь непонятно, в самом ли деле он такой, или играет роль балбеса.

– Вертухаи, ёпта, – ухмыльнулся Бамс. – Я понял тебя, чувак, понял. Тоже считаю, что из вертухаев бойцы, как из одного вещества пуля.

Всё получилось так, словно происходило на сцене театра: участвующие лица играли ту роль, которую от них ожидали. Я сидел рядом с дверью, привалившись боком к перекладинам, одна рука держала пустой кокос с остатками каши, которой я вымазал кожу вокруг губ и заляпал слегка подбородок, второй упирался в землю, закрывая телом от чужих взглядов. Возле правой стенки на боку, поджав ноги к животу и положив голову на ладони, лежал Бамс. Светлана прилегла у дальней стены, неподалёку от неё занял позицию Пётр. Мужчина честно предупредил, что в драке от него толку будет мало, кулаками он махал лет пятнадцать назад в последний раз, да и было это по пьяному делу в кафе, от гопников и дорожных отморозков судьба его сохранила, так что боевой дух в нём давным-давно угас.

Бамс оторвал рукав от верхней части одежды, сунул туда кокос с водой, соорудив примитивный кистень. Таким билом запросто можно проломить голову горилле, не то что лесному карлику.

Пигмеи ничего не заподозрили, наверное, в самом деле, в посёлке остались только убогие, с одной извилиной в голове. Когда сопровождающая охранника зашла в нашу камеру и наклонилась за моим кокосом, я вскочил, оттолкнувшись одной рукой от пола, а второй нанося снизу вверх удар твёрдым орехом в подбородок противнице. Сухо щёлкнула челюсть и твердая кожура тяжёлого ореха, который я сжимал в кулаке, при взаимном соприкосновении. Через секунду я буквально на руках вынес оглушённую карлицу на улицу и толкнул под ноги охраннику, тут же кинул в него кокосом, угодив в грудь. К сожалению, как следует размахнуться не получилось, и удар вышел слабым. От выпада копьём я качнулся вбок, перехватил древко левой рукой у наконечника, резко толкнул от себя и тут же дёрнул. Не ожидавший такого пигмей, после толчка инстинктивно вцепившийся в копьё, почти влетел ко мне в руки и тут же словил кулаком в висок.

– Бамс, быстрее! – рявкнул я на замешкавшегося парня. Потом поднял копьё и в несколько прыжков выскочил на просторную площадку под яркие солнечные лучи. После полумрака пришлось щуриться и одной рукой прикрывать лицо, давая время глазам привыкнуть к яркому свету.

Откуда-то слева раздался удивленный возглас, повернувшись, я увидел очередного пигмея с глиняной хохломой на морде. Этот был вооружён духовым ружьём и коротким тесаком из тёмно-серого материала, висевшим слева на поясе. До него было метров десять, и я, не задумываясь, метнул копьё. Снаряд ударил врага под ложечку, пробив тщедушное тело насквозь и толкнув назад на метр. Он свалился на землю, где скорчился, ухватился обеими руками за древко, потом у него полилась кровь изо рта, пополам с пеной и непонятными сгустками. Звуки умирающий издавал такие, которые можно услышать из студенческого санузла после удачной сдачи сессии или дня рождения соседа. Наверное, зацепило желудок, и карлика сейчас душит рвотный спазм. Или яд на копье так действует, чёрт его знает.

За спиною что-то глухо ударило. Помня про оглушённых «кормильцев», я шустро метнулся в сторону, уходя с пути возможной атаки и разворачиваясь. Фу-ты, ложная атака: Бамс своим кистенём приложился по затылку пигмейки, а затем проломил голову охраннику.

– Где Пётр? – крикнул я. – Гони его сюда, быстрее! Нужно наших освобождать.

Бамс понятливо кивнул, шагнул к проёму каморки, где оставались наши товарищи по несчастью, и что-то там крикнул. Слов я не разобрал – в голове от бурлящего адреналина кровь била, как кузнечный молот, а сознание отказывалось воспринимать всё то, что не относится к бою.

Наша тюрьма оказалась небольшой каменой лачугой, заросшей высоким кустарником, одной из десятков на просторной улице. Между каждым строением имелся свободный пятак земли, густо покрытый кустами и тонкоствольными невысокими деревцами.

В ближайшем строении находилось пять человек, но все они неподвижно лежали на полу и не отреагировали на моё появление и слова.

– Народ, подъём, ну же, живее, если не хотите быть разрезанными на части! А, блин, нахрена жрали… тьфу, – сплюнув от досады, я метнулся к следующей каменой лачуге, но и там была та же картина. Через минуту ко мне присоединился Бамс, быстро оценив вид, хмыкнул и вдруг во всю свою лужёную глотку заорал:

– Люди русские, которые не жрали отраву и на ногах остались, отзовитесь!

– Совсем сдурел? – шикнул я на товарища. – Сейчас уроды сбегутся!

– Да не поймут они, кто и откуда кричал, чувак, – беспечно махнул рукой парень. – А так мы тут дольше провозимся с поисками, шансов нарваться больше.

И в подтверждение его слов совсем рядом кто-то заголосил:

– Эй, кто там кричал?! Я тут, помогите!!!

– Видал, – осклабился Бамс и рванул на голос. Засовы на дверях были элементарные и открывались в два приёма очень быстро, но только снаружи, изнутри проще сломать дверь. В тюрьме, один в один похожей на ту, где несколько минут назад сидел я, нашлись семеро – пять мужчин и две женщины, и только двое представителей сильного пола были на ногах и выглядели решительно.

– С этими что? – первым делом спросил я, кивая на неподвижные тела. – Ели?

– Баланды начушпанились, вон кокосы пустые лежат, – Бамс носком кроссовка толкнул пустой орех.

– Да, поели, – развёл руками один из сидельцев. – Женщинам отдали и раненым, вот их сильно побили, когда ловили. Мы им всю воду отдали. Сами только несколько часов тут, не мучает жажда и голод почти.

– Потом поговорим. Драться можете? Крови не боитесь? – торопливо произнёс я. Мужчины переглянулись и как по команде кивнули.

– Можем и не боимся.

– Тогда вперёд, нужно других освободить, а то мы много не навоюем таким составом.

За десять минут, что нам дали пигмеи на самостоятельность, наш отряд увеличился ещё на семь человек, из которых были две девушки чуть старше двадцати лет. Разбитные девахи с татуировками, в ботинках, плотных штанах и футболках, взгляды злые, а в руках у каждой уже по булыжнику. Эти не «анны каренины», под поезд в порыве чувств бросаться не будут, скорее, столкнут туда обидчиков, вызвавших у них депрессию, а перед этим ещё хорошенько попляшут на их рёбрах. А потом перед нами оказалась толпа пигмеев с духовыми ружьями и копьями. Много, человек пятнадцать. Парочка из них красовалась масками на лице и животе.

– Те, кто в масках, опасны, настоящие воины, – предупредил я всех. – Копья отравлены чем-то ядрёным, будьте осторожны.

Один из спасенных махнул рукой за спины врагов:

– Там, неподалёку от портала, я видел кучу вещей. Со всех пленников снимали и бросали – часы, браслеты, телефоны и барсетки. И там мой пистолет лежит, травматик, но мощный, мощнее «осы». Он в коричневой, кожаной, лакированной барсетке. Пистолет заряжен, там же ещё два патрона.

– Лучше бы ты «калаш» с собою носил, мужик, – не мог не внести свои пять копеек Бамс. – Или пулемёт…

– Мочи их! – во всё горло закричал я и бросил камень в противников, в левой руке держал трофейное копьё, тесак из кости с заточной кромкой был у Бамса, свой кистень он отдал кому-то из первой пары спасенных.

Через секунду на дикарей обрушился град булыжников. Далеко бросить камни, размером с половинку кирпича, никто из нас не смог, но до врагов было метров пятнадцать всего, и тем пришлось туго. Двое упали сразу с разбитыми головами, еще двое или трое спрятались за спины своих товарищей, неуклюже держа руки, которыми закрылись от оружия пролетариата, и получили серьёзные ушибы.

Залп дикарей уполовинил наше войско – дротики оказались смазаны мгновенно действующим ядом, повезёт, если не смертельным. Я, хоть и был в первых рядах, избежал ранений.

Первого из дикарей я ударил копьём в лицо. Тот попытался защититься, вскинул руки, но шилообразный наконечник легко пробил ладонь и воткнулся в глаз… где и сломался. Дальше я орудовал древком, как обычной длинной палкой.

Это было похоже на стычку диких животных. Мы выдавливали врагам глаза, рвали рты, выкручивали руки до треска в суставах и лопнувшей кожи. Мы были сильнее пигмеев, и за несколько минут весь вражеский отряд вколотили в землю.

После этого на нас было страшно смотреть, такое ощущение, что мы маньяки из голливудских страшилок или только вышли со скотобойни, где лично и без спецодежды забивали скот.

– Что дальше? – хрипло произнёс Бамс, у которого от носа до груди протянулась широкая полоса алой крови. Грыз он, что ли, кого-то? Из разбитого носа юшка совсем другого цвета.

– Других освобождать, все двери нужно открыть.

– Портал сначала взять под контроль, двери потом, – возразил владелец пистолета. Нас уцелело всего четверо – я, Бамс, «пистолетчик» и одна девица. Трое раненых стонали и пытались зажать раны, прочие были мертвы: ядовитые дротики угодили в лица и шеи, яд убил их почти мгновенно. У девчонки была сильно порезана левая щека, из раны обильно текла кровь, и девушка постоянно сплёвывала красную слюну.

– Я тоже за портал, – прошамкала она и с гримасой боли схватилась за раненое лицо.

– Тебе бы приложить что-то, истечёшь же кровью, – проявил сердобольство Бамс и тут же был послан по матушке.

– Дура, – буркнул он в ответ. – Лесбиянка хренова, мужика бы тебе, чтобы приструнил.

– Я тебя сама сейчас приструню!.. – вскинулась та, но её одернул третий наш спутник.

– Хватит собачиться. Берём оружие и к порталу, – приказал он.

– Было бы оно ещё, – под нос произнёс Бамс. Его костяной тесак переломился в драке у рукояти, кистень развалился – не выдержала ткань рукава, разошлась по швам, копий у пигмеев было мало, а пользоваться духовыми полутораметровыми трубками никто не умел.

Из трофеев я взял себе толстую «духопушку» с костяным наконечником, надетом на оружие, как штык на старинные ружья. Бамс вооружился короткой дубинкой из очень прочной и тяжёлой древесины. До этого ей владел самый рослый и крепкий дикарь, а в руках землянина это оружие казалось разжиревшей, но тростинкой. Девушка взяла одно из духовых ружей с двойным запасом зарядов – выжженные изнутри из кусков стволов тубусы с притирающимися крышками. Последний член нашей боевой группы, тот, что взял на себя командование, остался с кривой толстой палкой, с которой начал первый бой, древесина легко выдержала столкновения с чужими головами и оружием, только приобрела ржавый оттенок от крови.