Текст книги "Спецназ ГРУ. Элита элит"

Вот таким командиром был Алексей Васильевич».

Кстати говоря, отдел, которым руководил полковник Баландин, стал в «Вымпеле» своего рода кузницей командных кадров. Не называя фамилий (они хорошо известны в подразделении), отметим: почти все заместители начальников отделов «родом» из «баландинского» отдела. Есть и начальник отдела, некоторые ушли в центральный аппарат и работают ныне на Лубянке. А это, как говорится, дорогого стоит.

Сослуживец по отделу, друг Баландина, Герой России Вячеслав Алексеевич Бочаров вспоминает:

«Я пришел в антитеррористический центр в 1998 году. Был назначен заместителем начальника отдела. Алексей Васильевич служил в этом отделе начальником отделения. То есть был моим подчиненным. Через некоторое время он также стал заместителем начальника отдела. У нас два зама.

Потом, когда вопрос встал, кого назначить начальником отдела, я на эту должность не претендовал. Ведь я недавно пришел в подразделение, а Алексей Васильевич уже здесь служил, имел опыт работы. Его и назначили начальником отдела.

Хотя он младше меня на шесть лет, я был полковником, а Баландин подполковником, у нас сложились самые добрые, дружеские отношения. За двенадцать лет совместной службы никакие сложности не поколебали нашей дружбы. Служили, как говорится, душа в душу.

Алексей Васильевич был не только верным, надежным человеком в дружбе, но и обладал высокими профессиональными качествами как офицер и руководитель. Он никогда не боялся взять ответственность на себя.

22 июня 2004 года произошло нападение боевиков на Назрань. Отдел находился в двух местах: одна часть в Ханкале – мне пришлось командовать этими людьми; вторую группу возглавлял Баландин, и она работала во Владикавказе.

Нас подняли по тревоге ближе к полуночи, срочно выехали на аэродром и, как говорят, колеса в воздух. В полете узнаем некоторую скупую информацию: нападение боевиков на город, большие потери среди личного состава МВД, много убитых, раненых. Группа Баландина ведет бой.

Когда мы прибыли к месту боестолкновения, практически все наши сотрудники имели ранения, а трое ребят – Дудкин, Черныш и Жидков – погибли. Был ранен в ногу и Баландин.

Мне с трудом удалось уговорить его отправиться в госпиталь.

Надо прямо сказать, что тогда в Назрани группа из 16 человек под командой Баландина выполнила задачу, которую не могло решить ни одно военизированное подразделение, находящееся там».

* * *

…Последним дозорную группу догонял доктор. Пока он укладывал свои медицинские пакеты, отделения ушли вперед. Проходя мимо, увидел, как улыбнулся и кивнул ему начальник отдела: «В группе досмотра доктора нет. Ты уж постарайся там на два отделения. А вернетесь, чайку попьем.»

Доктор краем глаза заметил, как махнул ему вслед рукой Баландин. На душе было тихо и спокойно. Простые, добрые, привычные слова. Словно отец или старший брат провожал в дорогу.

Он едва успел спуститься метров на десять вниз, как прозвучал взрыв. Дикий, раздирающий тишину взрыв.

Доктор пригнулся, почувствовал, как тугим ударом заложило левое ухо, оглянулся и увидел страшную картину: окровавленный полковник Баландин скатывался навстречу ему с горы.

Потом на месте подрыва вымпеловцы обнаружит большую воронку: скорее всего полуторалитровая пластиковая бутылка с взрывчаткой была закопана в грунт. Взрыватель, батарейка, замыкатель, наверх выведена игла от шприца. Без сомнения – давняя закладка. Но поди ж ты, сработала.

Шок был от взрыва, от ранения, но главное – от того, что случилось это с их командиром. Самым знающим и умелым, который десять лет водил их по этим проклятым горам, берег, защищал. Он всегда знал ответы на самые трудные, тяжелые, опасные вопросы. И как бы ни было сложно, они верили, Васильевич всегда с ними. А теперь он сам, беспомощный и окровавленный, лежал у их ног.

Ранение оказалось чудовищным. Кто-то из командиров крикнул: «Стоять всем на месте!». Следовало прийти в себя, понять, что взорвалось. Доктор был рядом с Баландиным, ему со всех сторон полетели индивидуальные перевязочные пакеты.

Одна нога Алексея Васильевича – множественные осколочные ранения, переломаны кости, другая… А другой, по сути, нет. Травматическая ампутация конечности. Кроме того – осколочные ранения брюшной полости, лица, повреждена левая рука.

Пришел в себя второй доктор, стал помогать. Наложили жгуты, забинтовали. Поставили капельницу. Вкололи промедол.

Баландин был в сознании, сокрушался: «Надо же, столько боев, а из-за какой хреновины.»

Его успокаивали, как могли. Саперы еще раз проверили местность. Бойцы стали мастерить носилки, приготовили спальник, укрытие.

Погода, как назло, начинала портиться. Пошел дождь. Тучи наползали из горных распадков.

Алексея Васильевича укрыли, дали попить. Бойцы все время прислушивались – вертолет вскоре должен появиться над местом их базирования.

Начали пилить деревья, чтобы вертушка могла опустить лебедку. А деревья вокруг – не наши русские березы или осины, а твердые буки. Сменяя друг друга, пилили, валили деревья, оттаскивали в сторону – расширяли площадку.

И вот, наконец, над головой шум винтов. Но пилот не видит земли. Сигнальные ракеты не помогают. Их не видно уже на вытянутой руке.

Заместитель начальника отдела ведет переговоры с пилотом. Но тот бессилен. Иногда не выдерживают нервы, и тогда слышатся настойчивое: «Дайте мне телефон, я сам поговорю с пилотом. Что это за всепогодная авиация. Мы же его потеряем».

Товарища пытаются успокоить. Ну, какой смысл наезжать на летчика. Он и сам не рад. Объясняет по связи: «У меня на борту десять человек. Экипаж, реанимационная бригада, охранение. Мне что, всех угробить? Ну не вижу я земли. Не могу зайти».

Вертушка улетела.

Теперь выход один – Алексея Васильевича выносить. Район эвакуации выбран, там будет ждать техника. Прикинули по карте, до района восемь кэмэ по прямой. А по горам? Да еще в сумерках, в непогоду. Но другого не дано.

Перед началом движения решили перекурить. Попросил и Баландин. Прикурили сигарету, он сделал затяжку, долгую, жадную.

– Будешь еще? – спросил командир отделения.

Алексей Васильевич затянулся еще раз на полные легкие, выпустил дым и сказал:

– Все, бросил. Последний раз покурил…

Кто знает, может в эту минуту вспомнил Алексей Васильевич свои шутки-прибаутки насчет курения. Он время от времени обещал жене бросить курить. У нее даже этакий клятвенный лист хранился, где собственной рукой он писал обещания.

Начат этот семейный документ был еще в далеком 1988 году: «Я, любящий муж Баландин А. В., – писал Алексей, – обязуюсь в честь дня 8 марта и на дальнейшую совместную жизнь бросить курить не только сигареты, но в рот не брать папиросы, махорку и сигары. Старший лейтенант Баландин. 6.03.1988 года».

Следующая запись была сделана 9 мая того же года: «Курить бросаю в честь дня рождения любимой жены. Старший лейтенант Баландин».

А вот уже капитан Баландин 3.10.1988 года пообещал совсем другое: «Курить брошу, как только рак на горе свистнет».

Вот, видимо, теперь и свистнул этот рак.

…В путь двинулись в 14:50. А в 16 часов в горах уже темнеет.

Головной дозор выбирал маршрут. Ребята несли носилки, меняясь по очереди. Несли бережно, старались не трясти. Где-то носилки поднимали на вытянутые руки, а иногда опускали их как можно ниже.

Пошли не по гребню, где петляет минированная тропа. Двигались траверсом, спускаясь в долину.

Неотступно рядом с Баландиным – доктор. Он держал капельницу, контролировал пульс, давление.

Примерно через час пути по команде передали: «Стой». Состояние Алексея Васильевича стало ухудшаться.

Вновь вызвали вертолет. Опять прилетел, тарахтит за тучами. Летчик докладывает: «Ребята, ничего не вижу».

Пошел снег. Доктор под светом зажигалки поставил капельницу, вколол обезболивающее. Сердце забилось сильнее, давление подскочило, раненый открыл глаза. И снова в дорогу.

Еще минут через сорок пути доктор подал команду. Носилки опустили. Врач опустился на колени. Баландин тихо спросил: «Ну что, наверное, это все?». Подошли бойцы, обступили командира. Сознание его медленно угасало.

– Ребята, уважайте друг друга… – сказал командир.

Он уходил смиренно и мужественно.

Светила луна. Падал снег. Молчали чужие горы.

Доктор поежился, повел плечами. В эту минуту ему пришла мысль: «Страшно умирать вот так: лес, ночь, Чечня, снег. Не попрощаться с близкими, родными, полностью осознавая, что ты умираешь».

Врач смахнул снежинки с лица командира. Снежинки падали и таяли на щеках. Но в один момент они перестали таять.

Алексей Васильевич Баландин ушел.

Эдельвейсы для капитана

Рано утром начальник заставы Траян Мереуца спешил на смену наряда. Пограничники ждали его у офицерского блиндажа.

– Сегодня день рождения у капитана Мясникова, – обратились они. – Хотим его поздравить.

Михаил Мясников был заместителем у Мереуцы. Они вместе учились в Голицынском высшем военном пограничном училище. После выпуска судьба разбросала их, и вот несколько месяцев назад опять свела на этой Богом забытой заставе на стыке Чечни, Ингушетии и Грузии.

– Информация точна и верна. Михаил Анатольевич появился на свет сегодня, 23 апреля.

– А у нас для него подарок, – сияли бойцы. – Торт!

– Знаю я ваш торт. Обмазали печенье сгущенкой и выложили пирамидкой.

– Ну что вы, товарищ капитан, – обиделись пограничники, – а дипломированного кондитера зачем в штате держим?

Действительно, его заставе несказанно повезло: к ним, видимо, по недогляду кадровиков, попал служить повар-кондитер. И уж торты он пек отменные, даже при их скудных пищевых ресурсах. Выходит, постарался и на сей раз.

– Да-а, – мечтательно улыбнулся начальник заставы, – торт – это замечательный подарок! Думаю, капитану Мясникову он понравится. Молодцы, хорошо придумали!

– Но это только полподарка, – сказал кто-то из пограничников.

– Даже так? – с недоверием спросил Мереуца, видя, как переминаются бойцы с ноги на ногу. – Что ж, выкладывайте.

– Мы хотим ему клумбу эдельвейсов подарить!

Начальник заставы от удивления только глазами захлопал.

– Товарищи пограничники, вы же не первый день службу в горах несете. Пора бы знать, эдельвейсы на клумбах не растут.

Бойцы широко заулыбались.

– В том весь и прикол. Один цветок или даже букет дарить не имеет смысла. А мы сходим в горы, на границу, накопаем эдельвейсов вместе с дерном и соорудим вот тут целую клумбу.

И они указали место, где рядом с офицерским блиндажом на столбе висела тарелка «НТВ плюс», затянутая маскировочной сеткой.

– Представляете, товарищ капитан встает после службы, выходит из блиндажа, а тут эдельвейсы цветут. Здорово!

Как тут было не согласиться начальнику заставы: действительно здорово!

– Только вот без вашего разрешения не можем, – замялись пограничники.

– Да уж, – сказал Мереуца, – сами знаете, на границу имеет право выходить только пограничный наряд.

Бойцы с надеждой смотрели на начальника заставы. Они верили, он должен найти выход.

– И потому, – отдал команду капитан, – старшим наряда назначаю старшину заставы. Всем соответственно экипироваться, надеть бронежилеты, получить оружие, боеприпасы, а цинки для эдельвейсов, надеюсь, вы и сами не забудете.

…Через полчаса наряд «охотников за эдельвейсами» направился в горы. Вернувшись на заставу, бойцы высадили цветы вокруг «НТВшной» мачты. Только вот досада – эдельвейсов для оформления клумбы не хватило. Пришлось совершить еще один поход в горы.

Солнце уже стояло в зените, когда вторую партию эдельвейсов доставили на заставу. Вскоре работы по оформлению клумбы были закончены. И как раз вовремя. Из офицерского блиндажа вышел виновник торжества – капитан Михаил Мясников. Он поздно ночью вернулся из наряда, отоспался и решил взглянуть на белый свет.

Застава уже замерла в строю, прозвучала команда: «Смирно! Равнение на новорожденного!». Мясников принял торт, а потом его подвели к клумбе.

Яркое апрельское солнце играло на улыбающихся лицах бойцов. Белоснежные цветки эдельвейсов, словно серебряные звезды, упали из поднебесья на каменистый кусочек горной земли. Капитан Мясников, как завороженный, смотрел на эти серебряные брызги и ничего не мог сказать. Перехватило горло. Откровенно говоря, подарками он не был обделен. За двадцать шесть лет ему дарили много чего. Но чтобы такое? Капитан был тронут до глубины души.

Поведавший мне эту историю начальник заставы Траян Васильевич Мереуца сказал: «Вот так любили Михаила солдаты». Он замолчал, вспоминая, видимо, о своем однокурснике и сослуживце, а потом добавил: «Впрочем, эта любовь была взаимной».

Увидев мой вопросительный взгляд, Траян Васильевич пояснил:

«Михаил очень заботился о солдатах. Он, как наседка, оберегал их. Понимаю, возможно, кто-то и не согласится с подобным отношением к бойцам, мол, офицер, замначальника заставы… Есть устав, дисциплина. Скажу сразу: все было честь по чести. И устав соблюдался, и дисциплина. Но только ли в них дело. Вот пример. Когда к нам на заставу пришел Мясников, он меня в первый же день спрашивает: „Что так неактивно живет застава вне службы?“. Ну, я только развел руками: делаю, что могу. По максимуму заполняю свободное время обустройством и бытом. Пришли-то на пустое место, жили в палатках. Скинулись с зарплаты, купили бензиновый агрегат, стиральную машину, тарелку „НТВ плюс“, телевизоры. Чтоб не ходить по колено в грязи, засыпали плац щебенкой. Путь от блиндажа до столовой прикрыли каменной стеной с бойницами для ведения огня.

Михаил прав, сутки были похожи друг на друга как две капли воды: служба, немного отдыха, остальное время – обустройство. На следующий день то же самое. И это сильно утомляло. Мясников тогда неожиданно предложил: „А давай спортзал сделаем“.

Я, конечно, двумя руками „за“ но у нас же ничего нет. Тут ведь хоть какие-то спортивные снаряды нужны.

„Ну, я подумаю“, – сказал Мясников и уже часа через два пришел с предложением. Спортзал устроить в развалинах старой крепости, которая располагалась рядом с заставой. Там, во всяком случае, стены остались. А штангу, гантели, сказал он, сделаем сами.

И он сделал. На металлические трубы надел выпиленные из бревна чурки, зафиксировал их веревками. Получилась первая штанга. А самое главное – своей идеей создания спортзала он зажег бойцов. Через двое суток смотрю, а пограничников из свободной смены, которые обычно кучковались у телевизора, нет. Исчезли куда-то.

Пошел в крепость. А там почти вся свободная смена. Спортзал вскоре уже не вмещал желающих. Пришлось Мясникову составлять график посещения спортзала.

Подчеркну только, что спортзалов не было нигде, даже в управлении погранотряда. Так что бойцы на Михаила смотрели как на авторитетного и очень заботливого командира.

Или вот еще случай. Мы возвращаемся из боевого разведдозора. Прошли не один километр по горам. Остается последний подъем. Бойцы устали, еле тащат ноги, отстают. Михаил молча подходит к пограничнику и забирает у одного бронежилет, у другого – автомат. И вот, когда возвращались на заставу, на Мясникове кроме своего оружия, „броника“, было еще четыре автомата. И это при том, что у него старая травма колена. Он, когда ходил, ставил ступню внутрь, косолапил, чтобы боль перераспределить.

Кстати, в том дозоре вместе с нами был еще один, правда, прикомандированный офицер. Так вот, я ему персонально давал задание помочь бойцам. Не помог. Люди разные.

Поэтому на нашей заставе, когда предстояло идти в разведдозор, шел либо я, как начальник, либо мой заместитель – капитан Мясников. Альтернативы не существовало. Больше не на кого было опереться. Хотя на заставе находились еще несколько прикомандированных офицеров».

Траян Мереуца знал, что говорил. Казалось бы, какое это имеет значение – прикомандированный офицер или штатный, задачи одни и те же, и ответственность тоже. Иначе зачем он нужен, такой офицер? Место в блиндаже занимать? И если он во время горного перехода молодому солдату не помог, то какой толк от него в бою? Вот потому и ходили в боевой разведдозор Мереуца да Мясников. Когда вместе, когда по отдельности. Ибо не забудем – шел 2001 год, застава располагалась на территории Чечни, в руках офицеров была не только безопасность границы, но и жизни бойцов.

Вскоре сама действительность подтвердила правоту Мереуцы и Мясникова. Как-то одному из тех самых прикомандированных офицеров по острой необходимости руководство погранотряда разрешило выбраться во Владикавказ.

Сделать это было крайне сложно, ибо застава высокогорная, дорог к ней нет, сообщение только по воздуху. Но раз уж случилась такая оказия, начальник заставы попросил этого офицера отправить матери в Кишинев денежный перевод. Тот согласился.

Траян Васильевич снабдил его адресом, деньгами. Сам же написал маме письмо, мол, отправил тебе денежный перевод. Месяца через два пришел из Молдавии ответ: деньги мама не получила.

Разумеется, Мереуца, получив подобное сообщение, вызвал к себе офицера. Тот поначалу упирался, но потом признался: деньги пропил, прогулял, перевод не отправил.

В общем, начальник заставы признания добился, но что дальше делать с этим признанием, откровенно говоря, не знал. Дать подлецу по физиономии вполне поделом, да не хотелось устраивать мордобой на заставе. Призывать к совести такого человека – бесполезно.

Думали, ломали голову вместе с замом Мясниковым. И вот тогда Михаил предложил:

– А что, если мы на заставе проведем офицерское собрание. И обсудим этот поступок.

Выпускники 1996 года, они только отдаленно слышали, что когда-то в Советской Армии были офицерские собрания и суды офицерской чести, и, кстати говоря, весьма эффективно работали. Но как-то будет теперь? Однако Михаил настаивал. Решили попробовать.

Вскоре в блиндаже собрались все шестеро офицеров заставы. Первым выступил капитан Мясников. Его поддержали остальные. Виновник признался во всем, просил у начальника заставы прощения, тут же написал докладную записку о том, что денежные средства готов вернуть в полном объеме.

Вот такая весьма неприглядная история. Но она была. А слов, как говорится, из песни не выбросишь.

…Летом 2001 года капитан Мясников, отслужив сполна свой пятилетний контракт, подал рапорт на увольнение из погранвойск. За пять лет он послужил на заставах – в Дагестане, в Чечне, был в составе отдельной группы специальной разведки, участвовал в боестолкновениях, получил контузию, попав под удар своей же авиации.

«Я ухожу в спецназ»

Михаил Мясников любил пошутить. Его друзья и близкие до сих пор вспоминают смешные истории из мишиного детства. Некоторые из них стали уже нарицательными.

Так, когда Миша был еще мальчишкой, они набедокурили с другом. Прихватил их какой-то незнакомый дядька, но Мишке удалось улизнуть, а дружок остался в «плену».

Мишка с волнением и досадой наблюдал из близлежащих кустов, как извивался в крепких руках взрослого мужика его друг, но помочь ничем не мог. Мужик, в свою очередь, грозился оборвать уши озорникам и отвести «плененного» к родителям. Потряхивая мальчишку за шкирку, он добивался имени и фамилии захваченного.

Дружок несколько минут крепился, потом сдался:

– М-миша меня зовут, М-мясников, – жалобно пролепетал он, к искреннему удивлению и негодованию друга.

С тех пор среди друзей и сослуживцев Михаила так и повелось: ежели кто «накосячил», а тем паче подставил товарища, его укоризненно спрашивали:

– Ну и кто ты после этого?

Виновник, приняв позу испуганного дружка детства, жалобно блеял:

– М-миша М-мясников!..

Впрочем, в этот раз Михаил совсем не шутил. Встретившись с любимой девушкой Леной, он признался:

– Увольняюсь с прежней работы.

Лена только улыбнулась. Миша работал в «Газпроме», получал большую зарплату и, как ей казалось, был вполне удовлетворен жизнью. Стало быть, в очередной раз решил разыграть ее.

– С такой работы не уходят… – усомнилась Лена.

Михаил остановился, развернул ее к себе и, глядя в глаза, сказал:

– Лен, я вполне серьезно. Ухожу из тихой заводи с большой зарплатой на опасную и низкооплачиваемую работу.

– А куда, можно спросить? – недоверчивая улыбка еще играла на губах девушки.

И тогда она впервые услышала это короткое, как выстрел, слово: спецназ.

– Я ухожу в спецназ!

Это название ей, человеку сугубо гражданскому, ровным счетом ничего не говорило. Постигать его непростой смысл Лена начнет позже, когда станет женой офицера того самого спецназа, будет собирать мужа в командировки на Кавказ, не спать ночами, ждать звонка, но самое страшное – хоронить мишиных друзей. Стоять бок о бок с ним у их могилы. Сначала Илью Мареева, потом Сашу Курманова…

Но все это будет потом. А теперь, слушая Мишин голос и глядя в его непривычно серьезное лицо, она, откровенно говоря, не знала, как реагировать на такое заявление. Дело у них уже шло к свадьбе. Она любила этого человека и воспринимала как будущего мужа, отца их детей, и подобное заявление выбило Лену из привычной колеи.

Что и говорить, такое известие выбило бы из колеи любого. Ну, скажите, какой нормальный человек откажется от солидной зарплаты и сам добровольно уйдет из «Газпрома»? И куда уйдет? Туда, где опасно, где стреляют?

Оказывается, есть такие люди. И один из них, ее любимый мужчина, стоял сейчас перед Леной.

– Ну что ж, – сказала она с пониманием, – в спецназ так в спецназ.

И увидела, как засверкали, засветились от счастья его глаза.

Эту же весть, примерно теми же словами, Михаил сообщил и родителям, приехав в родной городок Сельцо, что на Брянщине.

Отец и мать выслушали сына стоически. Ничего не сказали. Потому что понимали – говорить бесполезно. Можно было попытаться переубедить старшего сына, Николая, или младшего, Александра, но спорить со средним и браться не стоит. Ничего не получится. Испытано многократно. Такой уж у него характер – твердый, бескомпромиссный, прямой. Кто ему люб, пришелся по душе, – в доску расшибется, поможет, подскажет, защитит. Кто же не приглянулся, не его, как говорят, поля ягода, – близко к себе не подпустит.

Мама, Татьяна Николаевна, из-за жесткости его характера много переживала. Видела: у сына нет полутонов, только черное или белое, плохое и хорошее. Пыталась вразумить. Однако ничего из этого не вышло. Таким он был, таким и остался: категоричным и самостоятельным.

С будущей профессией Михаил определился еще в 7‑м классе, когда большинство об этом и не задумывается. И определился вполне основательно, раз и навсегда.

Одноклассник Игорь Борисов так и сказал: «Он единственный из нас, кто наперед знал, кем станет в будущем».

«Михаил нас всех старался увлечь спортом, – вспоминает другой его товарищ по школе Валерий Истратов, – как-то уговорил полкласса ехать в Бордовичи, чтобы научиться прыгать с парашютом. И ведь поехали, прыгали. Только для нас это было развлечением, а для него – еще одним шагом к цели».

Михаил не только занимался спортом – бегал, плавал, осваивал парашютную подготовку. Это как раз таки объяснимо: без крепкой физической подготовки будущему офицеру никуда. Но он увлекался, казалось бы, делами весьма далекими от военной профессии. Например, вместе с братом Николаем они сами ловили и коллекционировали бабочек. Татьяна Николаевна помнит до сих пор, с каким увлечением рассказывали ей сыновья о ночных бабочках, но особенно гордились коллекцией бабочек редких.

Потом братья собирали различные камни, минералы. Занимались в местном Доме культуры в секции моделирования. Правда, Николаю больше нравилось своими руками мастерить самолеты, а Михаилу – корабли, катера.

В школе старший брат любил математику, а средний – литературу. Он даже втайне от родителей писал стихи.

Николай Мясников, хоть и не мечтал, но тоже стал офицером. Ныне уже носит погоны подполковника, служит в Главном управлении кадров. Но шел он к своей армейской карьере как бы кружным путем, долгим и запутанным: учился в Брянском институте транспортного машиностроения, после окончания вуза служил солдатом-срочником, заключил контракт, и только потом ему было присвоено офицерское звание. Он боевой офицер, дважды побывал в Чечне, но настоящим военным в их семье считает брата Михаила.

Николай рассказывал, что у родителей сохранилась старая магнитофонная запись, где они еще детьми на каком-то из праздников демонстрируют свои таланты. Коля, как и положено прилежным мальчикам, читает стишок, а Михаил повторяет одно любимое слово: «Солдаты, солдаты…»

Так он и стал солдатом. Разумеется, в высоком понимании этого слова. После окончания школы подал документы в Голицынское высшее военное пограничное училище и, несмотря на большой конкурс, поступил.

Мама вспоминает: когда уезжал в Москву, не разрешил даже проводить его на вокзал. Простились у дома. «Никаких писем, никаких телеграмм, – сказал он. – Поступлю – сообщу, не поступлю – вернусь».

Не вернулся. Поступил. Прислал короткую телеграмму: «Зачислен. Приезжайте на присягу».

На первых же каникулах сказал маме: «Думаю, что закончу училище с красным дипломом». Татьяне Николаевне, откровенно говоря, не понравилось такое бахвальство. Отучился всего ничего, а уже на красный диплом замахивается. Спросила, откуда такая самоуверенность.

Михаил лукаво посмотрел на мать:

– Мам, ты же знаешь, как я лес люблю: грибы, ягоды, рыбалка.

– Причем тут лес? – удивилась Татьяна Николаевна, не чувствуя подвоха.

– У нас в училище порядок такой: кто плохо сдал экзамены или тем паче чего-то не сдал, отпуск проводит в сокращенном режиме. А мне это надо?

Он весело расхохотался.

Шутка ли это была очередная или сын сказал всерьез, хоть и с хохотком, но все отпуска Михаил гулял в полном объеме, а на выпуске и вправду получил красный диплом.

Перед окончанием училища, когда он гостил в родном доме, отец с матерью намекнули ему: мол, учишься на отлично, значит, за тобой право выбора места службы. Очень уж хотелось им, чтобы сын служил поближе.

– Да я уже давно выбрал, – ответил он.

– Ну, так скажи, если не секрет, – переглянулись родители.

– Какой секрет. Для меня, краснодипломника, забронировано два лучших места – либо таджикская граница, либо Северный Кавказ.

Так оно, в сущности, и случилось. Лейтенант Михаил Мясников попал служить на высокогорную заставу в районе населенного пункта Ахты, что в Дагестане. Был назначен заместителем командира заставы. Его учительница Светлана Константиновна Апатова после гибели Михаила напишет стихи в память о нем. Там будут такие строчки:

 
Учился мужеству, отваге,
На деле, а не на бумаге…
 

Это как раз о тех пяти «пограничных» годах.

«Дорогая моя Елена Викторовна!»

Тот вечер накануне отъезда Михаила в командировку Елена Мясникова помнит, словно это было вчера. Она вся на нервах, нелады на работе, ночами сидела-высиживала, писала документы. Чтобы как-то занять мужа, предложила посмотреть кинофильм об адмирале Колчаке. Он только что появился на дисках.

Михаил действительно фильм включил и стал требовать к себе жену:

– Лен, полежи со мной. Давай вместе фильм посмотрим.

Она отнекивалась, сколько могла, потом плюнула на документацию и подкатилась к мужу под бок. Так они вместе и смотрели фильм.

Вдруг он обнял ее и говорит словами из кинокартины:

– Дорогая моя Елена Викторовна! Я вас люблю. Я хочу, чтобы вы это знали…

Михаил не был человеком сентиментальным. А тут он сказал эти слова с такой нежностью, что у Лены сами собой покатились слезы. Обескураженный, он стал успокаивать ее, уговаривать. Но она плакала и не могла остановиться. Теперь-то Лена понимает, что это были последние слова любви ее мужа перед гибелью. Умом она тогда не осознала, да и осознать не могла, а вот душа уже болела и плакала.

Потом, 6 декабря, по телевизору Елена увидит телевизионный сюжет из Дагестана – бой, стрельба, взрывы. И внизу экрана бегущая строка: в ходе спецоперации погиб один сотрудник спецназа ФСБ. И словно удар в сердце. «Миша. Погиб Миша.»

Оперативно-боевое мероприятие по уничтожению террористов готовилось вначале по другой схеме. Это потом бойцы «Вымпела» получат приказ надеть боевую экипировку, взять щиты, а поначалу действовать должны были в штатской одежде. Вся подготовка шла в расчете на внезапность. Но от подобного сценария все-таки отказались. И, видимо, это было правильное решение.

Однако поначалу, когда бойцы, одетые в штатскую одежду, собрались, чтобы выехать по указанному адресу, к Михаилу Мясникову подошел сотрудник. Назовем его Максимом.

Михаил похлопал его по груди, удивился:

– Где защита?

– Так сказали налегке, вот я и не надел бронежилет.

Мясников вздохнул и укоризненно посмотрел на Максима.

– Ну и дурак.

Прозвучало это весьма убедительно. Через несколько минут Макс уже стоял рядом с другими бойцами, надев под «гражданку» бронежилет.

Потом поступила новая команда, и вскоре группа была готова к выезду. Колонна машин вышла в город.

Террористы засели в гостинице, которая стояла у дороги. К ней, как принято на Кавказе, примыкала заправочная станция, небольшой магазин. Номера для проживания располагались на втором этаже. В одном из них и скрывались бандиты. Точное число их никто не знал. Назывались цифры от двух до шести человек. Разумеется, хорошо вооружены и агрессивно настроены.

Подполковнику Мясникову было поручено командовать двумя боевыми тройками. «Вымпеловцы» быстро поднялись на второй этаж: перед ними лежал узкий длинный коридор и три двери. За которой из них укрылись террористы?

Оказалось, они прятались в самой дальней комнате. При попытке вскрыть двери и проникнуть в номер террористы открыли огонь из автоматов и стали забрасывать бойцов спецподразделения гранатами.

Судя по всему, запас боеприпасов у бандитов был немалый: они не жалели ни патронов, ни гранат.

Среди штурмующих появились первые раненые. «Занимайтесь ранеными», – скомандовал подполковник Мясников.

Раненых вынесли в комнату, взяли под контроль коридор. Боевики тем временем забрасывали «вымпеловцев» гранатами.

Рассказывает участник боя, сотрудник спецподразделения «Вымпел» Максим Б.

«Словом, в этом узком, длинном десятиметровом коридоре разгорелся гранатный бой. Михаил Мясников организовал вынос раненого. „Вы эвакуируйте раненого, – приказал он. – Ты прикрываешь. Ты простреливаешь коридор“. Все было четко и ясно. Эвакуация прошла нормально.

Но в этой маленькой комнате нас оставалось шестеро. Михаил сидел у двери, почти в коридоре, я стоял у косяка.

Гранату, которая прилетела от террористов, Мясников взял на себя. Осколки пришлись в него и в щит. Если бы граната взорвалась в комнате, раненых было бы сколько, что штурм попросту захлебнулся бы.

Мы вытащили Михаила на улицу. Раны оказались смертельными».

…С тех пор, как погиб Михаил, прошло почти три года, а Лена все слышит его далекий голос и ласковые, нежные слова: