Текст книги "На солнышке"

Михаил Гершензон
На солнышке

Светлячки

Летом жили дети в теплых краях, на берегу моря. Не на самом берегу, а все-таки близко. Перед домом сад. А в саду – ручеек по камням течет. И песок у ручейка – желтый, будто на солнце загорел.

Вечером, когда спускалась темнота, песок был еще совсем-совсем горячий. Деревья в саду становились выше и начинали между собой разговаривать. Шу-шу – говорит одно. Шу-шу – отвечает другое.

Откуда ни возьмись – вылетают жучки-светлячки. С дерева на дерево перелетают, ясные, как фонарики. Жучка совсем не видно, только видно, как летит фонарик.

Сенька, Мышонок и Степа до поздней ночи бегают с пузырьками по саду, ловят светляков. Поймают – и в пузырек. Поймают – и в пузырек.

– Смотрите, – кричит Степа, – какое у меня электричество!

Нюша на мальчиков за этих светляков сердится. Она Мышонку сказала:

– Ты все ловишь, ловишь, а потом светлячков не будет.

– Почему не будет?

– Очень просто, почему. У тебя удерет один, полетит – другому расскажет. Тот полетит – другому расскажет. Вот и не станут они к нам в сад летать.

– А тебе жалко?

– Ну да, жалко.

Не послушался Мишка, побежал ловить светляков. Пошла Нюша к Степе.

– Будет, – говорит, – тебе ловить светлячков. Ловишь, ловишь, а потом не будет.

– Почему вдруг не будет?

– Очень просто, почему. Один полетит – другому расскажет, тот полетит – другому расскажет. Вот и не станут к нам летать.

Отмахнулся от нее Степа, побежал светляков ловить. Пошла Нюша к Сеньке.

Сидит Сенька на террасе, сетку на светляков мастерит.

– Сенька, – говорит Нюша, – не жалко тебе, что светляков не станет?

– Почему так, не станет?

– Очень просто, почему. У тебя удерет светляк – он полетит, другому расскажет. Тот полетит – другому расскажет. Они и не будут к нам в сад летать.

Сенька засмеялся:

– Ну, и глупая же ты, Конопушка! Подскочил, сеткой махнул, поймал фонарик и в склянку.

Проснулась тетя Лена ночью, слышит, – кто-то тихонько плачет. Смотрит, – Нюшка на кровати сидит.

– Нюшка, что с тобой?

– Мне… мне… светлячков жалко, – сказала Нюшка.

Камешки

Нюшка давно об этом думает и всех спрашивает, а никто не скажет, почему. Почему на море камешки разноцветные? Одни – белые, другие – желтые, одни – красные, другие – черные. Никто не знает. Степка думал, думал – не придумал. Мурка думала, думала – не придумала.

– Наверное их кто-нибудь красит, – решила Нюшка. – Верно, такой маляр есть, ходит, когда никого нет, и красит. Краски у него разные и кисточки.

– Это глупости, – сказала Мурка. – Никакого маляра нету.

– Нет есть, – говорит Нюша. – Смотри, я какой камешек нашла, – половина красная, половина желтая.

Весь вечер Нюшка про маляра думала и все утро.

Наверно маляр приходит в обед, когда никого на берегу нету. В другое время не может, его бы мальчики непременно увидали, – они целый день на море крабов ловят. И ночью не может, потому что темно, красок не видно, какая черная, какая белая.

Пришел обед, сели все за стол, а Нюши нету. Тарелка стоит, суп стынет, а мясо из супа Сенька выловил.

Тетя Лена спрашивает:

– Девочки, никто не видал Нюшу?

Никто не видал.

Стали второе есть.

Тарелка стоит, каша стынет, а подливку Сенька вылизал. Нет Нюшки.

Тетя Лена говорит Мурке:

– Мурка, кончай скорей обедать, беги к Пане. Наверно Нюшка там сидит.

Принесли дежурные компот, стали ребята есть. У Нюшки в блюдце одни сливы остались. Абрикосы Сенька съел и косточки разгрыз.

Смотрит тетя Лена, а по саду, от ворот, идет Нюшка. Тетя Лена встретила ее на лестнице.

– Ты где была?

– На море, – говорит Нюшка.

Лицо у нее красное, нос горит. Ей даже отвечать трудно, – так устала. Сильно на солнце пережглась – как вареная. Стоит, руки врозь, ни на кого не смотрит. Спать хочется, и есть хочется, и плакать хочется.

– Мышонок, принеси вазелин, – сказала тетя Лена, а потом взяла Нюшу за плечи и повернула к себе лицом.

– Зачем ты была так долго на море?

– Я думала, маляр придет.

– Какой маляр?

– Который камешки красит.

Тетя Лена засмеялась, погладила Нюшку и стала мазать ей вазелином шею и руки.

Нитки

Нюша порезала палец и заплакала.

А Мурка ей говорит:

– Не плачь, Нюшка! Подумаешь, беда какая! Я один раз себе вовсе руку отрезала, а не плакала.

Нюшка не поверила. Глянула Мурке на руки – обе целые. И эта целая, и та целая. Рассердилась Нюшка.

– Как, – говорит, – отрезала? У тебя обе руки на месте.

– А я пришила, – засмеялась Мурка, – оттого и на месте.

– Как так пришила?

– А я людейной ниткой. Вот тут, посмотри. Мурка вытянула руку, рукав подобрала и показала – сзади, повыше локтя.

Нюшка даже нос сморщила, так разглядеть старалась. Все у нее веснушки вместе сошлись.

Согнулась, Мурке под руку подлезла. Ничего не разглядела – царапину только.

– Вот и неправда, ничего тут не видно. Царапина только, маленькая совсем. А нитки никакой нету.

Мурка фыркнула.

– Нету! Потому нету, что это не простая, а людейная нитка. Я белая, нитка белая – вот и не видно.

Нюшка всхлипнула в последний раз и засмеялась. Побежала в спальню, взяла свою куклу – и опять к Мурке.

– Мурка, – говорит, – Тане тоже руку пришей, как себе пришила. А то Сенька ей совсем оторвал, видишь!

Мурка взяла куклу, приложила руку, как надо, и сказала:

– Ведь то людейные нитки были, а не куклячьи. У меня куклячьих ниток нет. Пойди к тете Лене, она пришьет.

– А у нее разве есть куклячьи?

– У тети Лены все есть.

Побежала Нюшка к тете Лене.

– Тетя Лена, есть у тебя куклячьи нитки?

– Конечно есть, – сказала тетя Лена.

Взяла катушку ниток, иголку и наперсток. Стала пришивать кукле руку. Кукла белая, нитка белая – вот и не видно.

– Что, хорошо так будет?

– Ну да, хорошо.

Нюшка стоит, смотрит, а про палец и думать забыла.

Веснушки

У садовника живет садовникова жена, Паня. А у Пани есть маленький ребеночек – Левка. Он еще не умеет ходить, только ползает. Он совсем беленький.

– Паня, а Паня, – отчего я не беленькая? Отчего у меня веснушки? – спрашивает Нюшка.

– Отойди от кроватки, разбудишь его, – говорит Паня. Она гладит пеленки, и на солнышке видно, как из утюга подымается воздух – как сахар в горячей воде, если помешать ложечкой.

– Ну, Паня! Отчего я не беленькая? – пристает Нюшка.

– Оттого, что плохо моешься, – смеется Паня. – Ты покрепче лицо три, вот и будешь беленькая.

– И веснушки сойдут?

– Конечно сойдут, – говорит Паня и дует в утюг, чтобы лучше горели угли.

Нюшке хочется, чтобы веснушки сошли. А то Сенька все пристает, – говорит: «конопушки продай».

«Вот и смою, – думает Нюшка, – хорошенько потру и смою».

– Ты куда? – спрашивает Паня.

– Я к ручейку, веснушки мыть.

– Ну, как смоешь, поможешь мне простыни тянуть, – смеется Паня.

Паня насыпает в утюг еще угля и ставит утюг на кирпич у водосточной трубы, чтобы уголь скорей разгорелся. Огонь так и рвется в трубу, даже слышно, как. ветер через утюг гудит. Паня стоит, утюга дожидается, а Нюшка уже тут как тут.

– Ну, что, смылись? – спрашивает Нюшка.

Паня смотрит на мокрую Нюшкину мордочку и удивляется, – сколько у одной девочки на лице помещается веснушек!

– Смылись, – говорит Паня, – только не все.

– А еще много осталось?

– Самая чуточка, – смеется Паня.

– Где?

– Вот тут, на кнопке. – Паня трогает пальцем Нюшкин нос.

Нюшка старается посмотреть на кончик своего носа. Морщится, щурится, опустит голову, задерет, – плохо видно, глаза слишком крепко на месте сидят. Что-то смешное, большое, немножко прозрачное, – гора какая-то, а не нос. Подошла к окну – на цыпочки встала, – в стекле видно, что нос. И весь в конопушках.

– Я пойду, сильней потру, – сказала Нюшка. – Все-таки еще много осталось.

И убежала опять к ручейку.

А Паня передвинула Левушкину кровать в тень и опять взялась за утюг.

А солнышко опять стало потихоньку подбираться к Левушкиной кровати.

Санитарная комиссия

Всю террасу густо оплел дикий виноград.

Тетя Лена и Мишка сидели в тени, – у них за спиной листья были темные.

А Степа сидел на солнце, прямо на перилах. У него за спиной листья были прозрачные словно занавеска. Сквозь занавеску продувал ветерок, и на террасе было зелено и прохладно.

– Санитарной комиссии очень трудно, – говорил Степа. – Мишка маленький, его ребята не слушают.

– Правда, не слушают, – кивнул головой Мышонок. – Меня вчера Мурка даже побила. Я у нее… я у нее…

У Мышонка губы вдруг собрались в узелок, и он стал тереть глаза кулаком.

– Я у нее… я у нее под подушкой…

– Что под подушкой?

– Я у нее под подушкой летучего мыша нашел, дохлого, – выговорил, наконец, Мышонок. – И уже протух весь. Я его выбросить хотел, а она увидала.

– Правильно, – говорит тетя Лена. – Вам вдвоем трудно. Нужно выбрать еще кого-нибудь.

– Некого больше, все заняты, – сказал Степа. – Я уже по расписанию смотрел. Валя – в хозяйственной, Петя – по огороду, Саня – по кухне.

Мишка на Степу не смотрит, и на тетю Лену не смотрит. На клеенке след остался от стакана – на этот кружок смотрит и воду пальцем по столу развозит. Кого бы, в самом деле, выбрать?

– Выберите меня, – говорит Мишка.

– Тебя нельзя, ты уже выбран, – смеется тетя Лена; вдруг она встает и подбегает к перилам.

Внизу, от ручья идет Нюшка и плачет. «Наверно в ручей свалилась», – думает тетя Лена, потому что у Нюшки все платье мокрое.

Нюшка плачет на разные голоса, то тоненьким голосочком – и-и-и, а то вдруг заревет – у-у-у-у. Подошла к лестнице и стала на террасу подниматься. Одной рукой слезы по лицу размазывает, другой за перила держится.

– Что с тобой, Нюша?

– Не сходят, – отвечает Нюша, – у-у, не сходят…

– Кто не сходит?

– Конопушки не сходят… И от воды не сходят, и от песочка не сходят…

– От какого песочка?

– От желтенького. Терла, терла, а они все тут.

– Ах, ты, глупышка! – засмеялась тетя Лена. – Оттого у тебя нос красный?

Больно Нюшке и обидно. Отчего Левка беленький, а она нет?

– Тетя Лена, носик болит, и конопушки не сходят.

Не знает тетя Лена, как Нюшку успокоить. Обернулась она к Степе и к Мишке и говорит:

– Видите, чистёха какая – песком нос терла. Давайте мы ее в комиссию выберем.

– От нее пользы мало, – сказал Степа. – А ты, тетя Лена, будешь нам помогать?

– Конечно, буду.

– Ну, тогда хорошо. Выберем, – согласился Степа.

Мышонок тоже головой кивнул. Стала Нюшка членом санитарной комиссии.

Как Левка Нюшу обидел

Нюша с Муркой часто приходят к Пане и возятся с Левкой. На руках у Левки ниточки – перетяжки. Нюше смешно: все у него как у настоящих людей – руки, ноги, пупок, уши, нос. Ну, нос еще не настоящий, а глаза – те совсем настоящие, только очень синие.

Мурка его спросит: как корова делает?

А он пальчик выставит, будто рога и говорит: «Му!»

Мурка спросит: как собака делает? – А он: «Ав-ав, ав-ав, ав-ав!» – думает, что страшно.

Мурка спросит: как кошка делает? А он тихонечко, тихонечко пискнет: «Кс-кс!» Мурка учит его говорить «мяу», а он не научается.

Один раз у Нюшки был насморк, она все чихала.

Мурка и говорит Левушке:

– Скажи, как Нюшка делает?

Левка обрадовался, глаза у него заблестели. «Чхи, чхи!» – говорит.

Сидит, ноги раскинул и пищит: «Чхи, чхи, чхи!»

На другой день пришла Нюша малыша проведать, а он как увидел ее, – опять: «Чхи, чхи, чхи!» Так у Пани с рук и рвется.

День прошел, два дня прошли, а Левушка все Нюшку зовет: «Чхи!»

Как увидит, сейчас: «Чхи, чхи, чхи!» Огорчилась Нюша, нос повесила. Говорит Мурке:

– Что ж, это он меня всегда будет «чхи» звать? И вырастет – тоже «чхи»?

Левушка услышал, как Нюша с Муркой про «чхи» говорят, обрадовался – и ну пищать: «Чхи, чхи, чхи!» Нюшка – в слезы, а Мурка смеется.

– Ты, – говорит, – Нюшка, глупая. Что на него обижаться, он еще маленький.

Несчастье

В одной руке Нюшка несет пузырек иода с бумажной шапочкой на головке. В другой – пять копеек сдачи. Пятак горячий стал, вся ладошка мокрая.

Очень жарко, от каждого камешка жар идет, как от печки. Мошкара над дорогой вьется, прямо звон в ушах стоит. Еще жарче от этого звона.

Остановилась; Нюшка около палатки, где воду и квас продают. Серебряных шоколадок много лежит на полочке. Стоит у палатки дяденька, велосипедист. Велосипед пыльный-пыльный. А сам он голый, в одних трусах, и тоже пыльный.

– Дайте мне сельтерской воды, – сказал дяденька. Оперся нечаянно на резиновый гудок, а гудок загудел.

– Холодная у вас вода? – спросил велосипедист.

– Как же, у нас все воды на льду, – ответил ему продавец.

Нажал какой-то крантик, вода в стакан ударила. Шипит.

Нюшка близко подошла, пузырьки в стакане увидала. Стакан вдруг вспотел, шершавым стал даже – такой холодный. Дяденька воду маленькими глоточками пьет, а Нюшка смотрит и тоже глотает. Только трудно глотать – во рту пересохло.

Пятак горячий-горячий. Переложила его Нюшка в другую руку, и ладошку о платье вытерла.

Дяденька сел на велосипед и уехал. А Нюшка вдруг красная стала, протянула пятак продавцу, положила на краешек стойки.

– Тебе что? – спросил продавец, а сам руку к шоколадкам тянет.

– Нет, мне не шоколадку, мне воды… шипучей, – сказала Нюшка.

Никогда еще Нюшка такой воды не пила.

Даже немножко страшно. Шипит, жужжит, в лицо брызжет.

Откуда пузырьки берутся? Нет, нет пузырька, а вдруг побежит вверх. Стакан холодный, пальцы жжет.

Сперва Нюшка медленно пила, чтобы надолго хватило.

А потом не допила – больно горлу стало.

Зато жары, как будто и нет совсем. Итти легче, и пятак руку не жжет.

Вот и дом на пригорке видать, кто-то из мальчиков по крыше лазит, а не разобрать кто.

Задумалась Нюшка – как про пятак сказать.

– Я тете Лене скажу, она сердиться не будет.

Вошла в сад, а навстречу Степа с Сенькой.

… – Купила йод? – спрашивает Степа. – Покажи.

Взял пузырек, красную шапочку снял, а под ней другая, беленькая.

– Сколько стоит? – спросил Степа.

– Двадцать копеек, – говорит Нюша.

– А где сдача?

Нехорошо стало Нюше. Сенька стоит, в руки смотрит, и Степа тоже.

– Я-я…

Не поворачивается язык во рту. Никак Нюшка про воду не скажет.

– Я-я… потеряла, – сказала Нюша и сама испугалась, – как это вышло, что неправду сказала. Степка сердито так смотрит, а Сенька смеется.

– Идем к тете Лене, – строго сказал Степа и взял Нюшу за руку.

Идет Нюша, дороги не видит, в глазах слезы стоят.

Сенька с боку прыгает и дразнит:

 
Вот так-так, вот так-так,
потеряла пятак!
 

Тетя Лена в изоляторе окно мыла. Руки у нее в мыле. Она рукавом волосы со лба откинула.

– Что у вас там?

Степка Нюшу к ней подвел и поставил, как деревянную.

– Она пятак потеряла, тетя Лена, – сердито сказал Степа.

Подняла Нюша глаза прямо на Сеньку.

– Вот так-так, вот так-так! – смеется Сенька.

А из спальни Мурка и Мышонок выглядывают.

Нюшка хочет на тетю Лену посмотреть и не может, стыдно.

– Не беда, со всяким случается, – сказала тетя Лена. – Перестань, Сенька. Верно, быстро бежала?

– Я… я…

Заплакала Нюшка и убежала в спальню.

Шипучая вода

Вечером тетя Лена читала книжку. Очень интересная была книжка, про водолазов. Как один дяденька под воду спускался, на самое дно. И вдруг к нему рыбка в штаны попала. Кругом вода зеленая, как у кошки глаза. Всякие крабы ползают, осьминоги, а у каждого осьминога восемь ног. А глаза страшные, будто на прутиках торчат. Нюшка даже дышать боится.

Кончила тетя Лена читать, все встали, а Нюшка не может. Что-то у нее с ногой сделалось. Шипит что-то в ноге, пузырьки идут, слышно, как холодная вода переливается.

От пятки началось. А там – больше. Выше вода поднимается, ледяная, шипучая. К коленке подошла и остановилась, только сильнее жужжит.

Обхватила Нюша ногу – рукой чувствует, как под кожей пузырьки брызжут. Снизу вверх, снизу вверх. Что теперь будет!

Дрожит Нюша, думает, смерть пришла. Шипучая вода в ногу попала. Сейчас по всему телу разольется. Нюша сидит и слушает: разливается вода по телу, или нет. Кажется, разливается. Ну да, разлилась, – вот уже в спине холодок прошел, как мурашки забегали.

Тетя Лена подошла, за руку взяла.

– Ты что не встаешь, Нюшка? Иди чай пить.

У Нюши глаза стали большие, круглые, как у курицы. Голоса у нее нет, шопотом сказала:

– Я не могу. У меня шипучая вода разлилась.

– Какая вода?

– Которую я выпила.

Нюшка на тетю Лену посмотрела и вся затряслась от страха. Потом ее за руку схватила.

– Ой, шипит, ой, шипит!.. Я наверно умру, тетя Леночка.

– Отчего, дурочка?

– Ты ничего не знаешь, тетя Лена. Я сдачу не потеряла. Это я так мальчикам сказала. Я шипучую воду выпила.

– Какую шипучую воду, что ты выдумала, Нюша?

– Ледяную, тетя Лена, в палатке. Она у меня по ноге разлилась, а сейчас по всему телу разольется.

Засмеялась тетя Лена, даже косынка на бок сползла.

– Ух, ты, моя глупенькая!

Взяла ногу и давай тереть. И сейчас все прошло.

– Ну-ка, наступи…

Нюшка боится наступить – вдруг опять зашипит. Нет, не зашипело.

– Прошло?

– Прошло. Отчего это, тетя Лена? От воды?

– Нет, Нюша, это ты просто ногу отсидела.

Взяла тетя Лена Нюшу за руку и пошла с ней чай пить.

Подсолнушки

Октябрятам нельзя есть подсолнушки, потому что подсолнушки пыльные и нечистые. Санитарная комиссия должна смотреть, чтоб никто, никто не грыз подсолнушков.

Нюшка смотрит. Чаще всего Сенька семечки грызет.

Но с Сенькой Нюшка ничего не может поделать, – не слушается да и только.

Прибежала раз Машутка и говорит:

– Нюшка, что за тетеньки сидят на скамейке?

Посмотрела Нюша, – не знает. Что за тетеньки такие, пришли и сели, а жить не живут. Ни здесь, ни по соседству не живут, – а подсолнушки лущат.

Пошли Маша с Нюшей и сели рядом с ними на лавку.

Так, будто в куклы играют, а сами нет-нет и посмотрят на тетенек.

Тетеньки обе толстые, одна в одну, – верно сестры родные.

У той платье синее, и у этой синее.

Та смеется и подсолнушки лущит, и эта лущит.

Набралась Нюша храбрости и спросила:

– Вы, тетеньки, откуда будете?

– Мы из города, – ответила тетенька. – А ты подсолнушков хочешь?

Нюшке семечек страсть как хочется. Но она сразу сказала:

– Нам нельзя подсолнушков. Мы – октябрята.

А потом посмотрела на Машу.

И Маша головой кивнула.

Тетеньки засмеялись, и та засмеялась, и эта. Стали они разговаривать, не понять о чем. И все подсолнушки грызут, и та грызет, и эта.

У Нюшки изо рта слюнки текут – беда!

И у Маши тоже.

Пошушукались Маша с Нюшей, потом Нюша обернулась к тетенькам и говорит:

– Тетенька, а белые подсолнушки нам можно!

Стали обе тетеньки из кулька выбирать тыквенные семечки.

Нюша горстку подставила, ждет, пока наберется полная горстка.

И Маша тоже.

– Белые подсолнушки всех лучше, – сказала Маша.

– Тыквенные семечки всех слаще, – сказала Нюша.

Нюшкина победа

Изолятор – это комната для больных. Никому сюда ходить не полагается, только членам санитарной комиссии полагается. В изоляторе должно быть очень чисто. Больных нет, а все равно должно быть чисто. Самое главное – чтобы пыли не было.

Сегодня Нюшка дежурная, – ей пыль вытирать.

Пыль вытереть очень трудно.

Думала Нюшка, что кончила уже. Всюду чисто. На столе чисто, на подоконнике чисто, табуретки блестят, койка застлана. Стала Нюшка закрывать ставни, чтобы в комнате было прохладно. Солнце в щель ударило. Протянулось солнышко через всю комнату столбом и уперлось в одеяло. А в столбе – пылинки кувыркаются, – да сколько!

«Плохо я пыль вытерла, – подумала Нюшка. – Сколько пылинок осталось, целая куча. Это самая зараза и есть.»

Открыла ставни, снова принялась за работу. Под кровать залезла, там вытерла. Стала на табуретку, дверь обмахнула. Стеклянный ящик с бабочками на стене висел, чтобы никто не разбил его. Нюшка и в нем стекло протерла.

– Ну, теперь уже чисто.

Закрыла ставни, а пыль опять кувыркается.

– Ну тебя совсем! – рассердилась Нюшка. – Кувыркайся, сколько хочешь. Я гулять пойду.

* * *

– Я гулять пойду, – сказала Нюшка. Повернулась к двери, а в дверях козел стоит – Бодун. Бородой трясет, веточку дожевывает. На шее у него веревка. Постоял на пороге, почесал о косяк голову, – то место, где рога растут. И вошел в комнату.

Вскрикнула Нюшка и мимо козла – в коридор.

– Бодун оторвался! Бодун оторвался! Выбежали из столовой Сенька и Мурка.

– Где, где Бодун?

– Там, в изоляторе. Скорее! Где тетя Лена?

– Они все на море ушли.

Осторожно подкрался Сенька к изолятору, Стал у двери, а заглянуть боится.

Мурка его толкает:

– Иди, иди. Ты не бойся.

– Да, не бойся. Сама попробуй, какие у него рога. – А все-таки заглянул.

– Одеяло жует!

Нюшка и Мурка пододвинулись ближе и стали за Сенькой.

– Правда, жует!

– Беги за Паней, – сказала Нюшка, и Мурка пустилась во всю прыть по коридору.

Нюшка. чуть не плакала.

– Он все изгадит! У, противный!

Бодун долго жевал одеяло, – как раз тот угол, на который солнышко падало. А потом подошел к шкапчику с лекарствами и стал о него тереться. Сперва только слышно было как зазвенели склянки.

– Пошел вон! Пошел вон! – кричала Нюшка. – Сенька, прогони его!

Но Сенька боялся, потому что Бодун был сердитый козел.

Сначала склянки звенели тихо, а потом громче.

Шкапчик заходил ходуном, а Бодун все терся и терся о него боками. Что-то упало в шкапчике, и из него посыпался белый порошок.

– Это тальк! Он весь тальк рассыпал! – закричала Нюшка и стала впереди Сеньки.

А потом у шкапчика начала открываться дверка. Она открывалась тихонько, понемножку, а Бодун стоял, нагнувши голову, и все терся об угол шкапчика. И вдруг дверка открылась совсем, и пузырек с касторкой покатился по полочке. Нюшка увидела, что пузырек сейчас упадет, и кинулась к Бодуну. Она схватила его за обрывок веревки.

– Пошел вон, Бодун! Убирайся! Козел мотнул головой и шлепнул губами. Он не хотел уходить. Тогда Нюшка ударила его ногой.

Бодун прыгнул в сторону и свалил табуретку. Табуретка упала – бух! А козел испугался, – скок, прямо в дверь. Сенька едва успел отскочить. А Нюшка выпустила веревку и хлопнулась на пол.

– Пошел вон, Бодун! – кричал теперь Сенька, но Бодун скакал уже вниз, по деревянной лестнице, во двор.

Тут и Паня пришла с Муркой. Сенька им все рассказал.

– Я думала, он все перебьет, – сказала Нюшка.

– А ничего не разбилось. Только просыпался тальк.

– Ты не боялась? – спросила Паня.

– Боялась. Только я дежурная, – ответила Нюшка.