Текст книги "Она всегда возвращалась"

Предисловие.

Она всегда возвращалась, после всех моих ужасных слов, оскорблений и прочего дерьма лившегося из меня в ее сторону, она всегда возвращалась, через сутки, неделю, месяц… Должно быть она безумно любила меня, настолько сильно, что прощала мне все, настолько сильно, что не могла злиться на меня чересчур долго, настолько сильно, что всегда была рядом. Я – человек, неспособный понять ценности тех чувств, которые она испытывала ко мне, пользовался ею, кричал на нее, ругал, оскорблял, конечно, я никогда не трогал ее, но мои слова всегда приносили ей, куда большую боль, чем могли принести побои. Я не ценил ее, не ценил, пожалуй, единственную женщину в своей жизни, которая всем сердцем любила меня таким, какой я есть. А я в это время разбивал ее хрупкое, девичье сердце, ведь я знал, что она вернется, она всегда возвращалась, и это продолжалось много лет, день за днем, постоянно… До тех пор, пока в одну из ночей она ушла и не вернулась…

Глава 1.

Все началось… верней все пошло по наклонной после той аварии. Я был жутко пьян в тот день, впрочем, как и в любой другой день. Почти каждый вечер я ссорился с Джесси, это было обыденным делом; наорать, обидеть, и расстроить ее перед сном настолько, что она сидела на кухне и плакала почти до самого утра, пока тот, кому принадлежало ее сердце, либо мирно спал в кровати, храпя и ругаясь на всю хату, либо сидел над унитазом, пока его желудок испражнял то, что он успел выхлебать за день. Этот вечер не был исключением и я, надравшись, начал орать на Джесси.

–Я буду делать то, что я захочу! А ты будешь делать то, что скажу я! Почему? Потому что это мой дом, мой дом!! – разносились на всю кухню мои крики.

–Твою мать, заткнись уже и сходи в душ, весь дом провонял твоей блевотиной – не унималась Джесси.

–НЕ СМЕЙ ТРОГАТЬ МОЮ МАТЬ! Это мой дом, мой! И он будет вонять так…

–Как воняет его хозяин!

–Что ты сказала?

–Что слышал! – отрыпнулась Джесси.

Наша ругань продолжалась еще часа два. Ближе к полуночи Джесси, как обычно устала ругаться со мной и, сев за дальний от меня край стола, еле слышно плакать.

–Хватит ныть!… Прошу тебя, хватит ныть – попытался я успокоить ее.

Я не любил, когда она плакала, я был мерзким человеком с еще более мерзким сердцем, но оно у меня было. Пускай не то, которым дорожит каждый человек, и не то, которое как компас направляет человека, у меня было свое сердце, маленькое, скукоженное, умирающее.

Я подошел к ней и встал на колени. Она продолжала всхлипывать, сгорбившись над столом, ее светлые, длинные волосы, свисая с головы, закрывали большую часть лица и медленно покачивались из стороны в сторону, в такт ее всхлипам. Медленно положив одну руку к ней на колено, второй я отодвинул волосы с лица Джесси и убрал их ей за плечи. Она подняла свою голову и посмотрела на меня, я никогда не мог долго выдерживать ее взгляда на себе. Ее серые глаза, будто смотрели мне внутрь, в такую же серую душу.

–Прости меня, прости…– только начал я извиняться, как она снова опустила свою голову и начала ныть.

–Ну и сиди здесь одна, сиди и ной, мне осточертели твои сопли, терпеть их не могу! – взорвался я, схватил свою куртку и, громко хлопнув дверью, вышел на улицу.

Дул сильный осенний ветер, поднимавший в воздух гору опалой листвы, пыли и мусора. Я подошел к своему старому ржавому форду и начал искать ключи, спустя несколько минут напряженных поисков по всем моим многочисленным карманам, я вспомнил, что они у меня в руке. «Чертов осел, иди проспись»– должен был сказать я самому себе, но вместо этого, сел за руль, и поехал. Проехав несколько улиц ,я остановился у винного магазина, купил себе бутылку дешевого коньяка и поехал дальше в сторону шоссе. Когда я выруливал на шоссе, оставалось всего пару глотков на дне бутылки. Об лобовое стекло с грохотом разбивались дождевые капли, этот звук бесил меня, я допил бутылку и, бросив ее на заднее сиденье, где валялся уже не один десяток, оставленных там после очередной ссоры с Джесси, таких же бутылок. Помню, как включил свою любимую группу, увеличил громкость настолько, насколько это было возможно в моей развалюхе, и просто ехал. Поездки всегда меня успокаивали, в них было что-то такое, что помогало мне успокоиться и расслабиться после ссор так, как алкоголь уже не мог помочь. Прослушав добрую половину альбома, я решил развернуться и поехать обратно домой. Шоссе было пустое, не было видно ни одной машины. Я начал затормаживать, чтобы сделать маневр и поехать в обратную сторону, осмотревшись еще раз, я стал поворачивать руль, медленно переезжая через двойную сплошную полосу. В момент, когда я находился ровно по середине обеих полос, мой форд заглох, я дернул ключ пару раз, потом еще несколько и еще… машина никак не реагировала на мои попытки оживить ее.

«Придется выходить под дождь» раздался голос в голове, я потянул ручку, и в запотевшее стекло увидел, стремительно приближающийся, ослепляющий свет, потом я почувствовав резкий толчок, отлетел назад, ударившись головою и разбив ею боковое стекло. Последнее что я помню, это как кто-то выволакивал меня из машины, мой горящий форд и кровавый след, тянущийся от него.

Глава 2.

«Вот дерьмо! Нет, ну что за дерьмо?» – орал я, лежа на больничной койке. В этой гребаной палате, с отваливавшейся краской на всех стенах, освещаемой лишь маленькой лампой в верхнем углу и грязным, треснувшим окном, с видом на какой-то лес, я был совершенно один. Я не знал, что это за место, ни разу не видел этот лес и уж тем более не видел такое старое здание у нас в городе, должно быть я далеко уехал той ночью, ведь обычно всех больных в радиусе 40 км от нашего города везли в больницу, находившуюся всего лишь в паре кварталов от моего с Джесси дома.

–Джесси… – протянул я, – Дерьмо!

Я лежал и думал, о том, что мог подохнуть на этом чертовом шоссе, и мои последние слова, обращенные к Джесси....

–Больше ни капли! Больше не пью! – заявил я сам себе, но спустя пару минут передумал и добавил – Больше я не пью за рулем!!

Отказаться от выпивки для меня было непосильной ношей, но не садиться пьяным за руль, было вполне выполнимой задачей. Я решил подойти к окну и осмотреться. В тот момент идея показалась мне хорошей, (должен же я знать, где нахожусь) медленно и очень аккуратно я приподнялся и попытался сесть, но тут же понял, что идея была полным дерьмом. При движении у меня ломило все тело, ноги наливались свинцом, в голове начинало звенеть, становилось трудно дышать и тут же хотелось проблеваться, поэтому я оставил идею подняться до лучших времен.

Не знаю, сколько я провалялся на этой койке, но, в конце концов вид из окна, потолок, и стены мне надоели, и я отключился. Проспав, как мне показалось, не больше 20 минут, я проснулся из-за того, что кто-то дергал меня за плечо, сначала меня легонько толкнули, но я не хотел просыпаться, мне было слишком плохо, и я чувствовал себя чересчур уставшим, но спустя какое-то время меня буквально начали трясти и дергать за плечо, приподнимая с кровати, тем самым причиняя мне сильнейшую боль во всем теле. Я не смог более игнорировать это

– Что за херня? – возмутился я, открывая глаза, – Мне плохо, неужели не… Джесси!!!

Надо мной стояла моя Джесси, единственный человек, которого я был рад видеть сейчас. Она казалась мне удивительной красивой в этот момент, нет, она была красивой, была красивой всегда, просто я всегда забивал на это. На ней была зеленовато-серая блузка в тон ее глазам, черная юбка чуть выше колена, и высокие кожаные сапоги.

– Ты очень красивая. – промямлил я.

Джесси наклонилась, прижалась ко мне и поцеловала в губы, мне было больно даже целовать ее, но я терпел, она стоила того, чтобы терпеть боль ради нее.

– Как ты? -спросила она, едва оторвавшись от моих губ, – Что случилось? – не переставала спрашивать Джесси, не давая мне возможности ответить ни на один из ее вопросов.

– Живой, -удалось вставить мне свое слово, – какой-то придурок врезался в меня на шоссе.

Джесси сидела, готовая расплакаться в любой момент, и просила, чтобы я рассказал ей все, что случилось после того как я вышел из дома. Мне было жаль ее, я не хотел, чтобы она снова плакала, но я рассказал ей все в подробностях, по крайней мере, то, что помнил. Она заплакала. Я не любил, когда она плакала, меня это раздражало, но сейчас мне было лишь стыдно за то, что она снова плачет из-за меня, Джесси плакала только из-за меня, в ее слезах всегда виноват был лишь один человек. И сейчас все это происходит снова по моей вине. Я должен был что-то сказать ей, но я не был мастер слова, я никогда не писал письма, с друзьями обменивался лишь короткими фразами, а сейчас я должен был сказать действительно что-то стоящее.

– Джесси, послушай, – она продолжала плакать, закрыв свое милое личико руками, – прости меня, я вечно заставляю тебя плакать, вечно причиняю тебе боль, и я не понимаю, почему ты все еще здесь, со мной, но мне действительно стыдно за все мои действия, слова и поступки, я никогда не хотел делать тебе больно, никогда не хотел обижать тебя. Единственное о чем я думал, когда лежал там, в загорающейся машине, это то, что мои последние слова, обращенные к тебе, Джесси, заставили тебя плакать, прости меня! – выпалил я на одном дыхании и почувствовал что мои глаза тоже увлажнились, но я не плакал, плакала только Джесси, через пару секунд она подняла голову, и я увидел что она улыбалась, по щекам у нее так и текли слезы, но в глазах была радость, а на лице улыбка, настоящая улыбка, я не мог вспомнить, когда она улыбалась в последний раз, с улыбкой на лице она нравилась мне куда больше, чем расстроенной и заплаканной.

– Вот, тот человек, в которого я влюбилась – с улыбкой сказала Джесси.

Я взял ее руку, в тот момент мы с ней были счастливы, она была рада, что я жив, а я был рад тому, что, хотя бы раз за последнее время смог заставить ее улыбаться.

Глава 3.

Я рассчитывал пробыть в больнице пару дней и уехать домой, но доктор, навещавший меня каждые 2-3 часа, разрушил все мои надежды на скорое возвращение. Перечислив все мои повреждения, в число которых входило сотрясение, пара сломанных ребер, трещина в голени и несколько неглубоких ран по всему телу. Я лежал и думал, радоваться тому, что я жив, или проклинать все, за мое '' необыкновенное везение'', второе, казалось мне куда более приятной идеей. Джесси навещала меня раз в два дня, каждый раз, слыша, как она заходит ко мне в палату, у меня на лице появлялась какая-то дибильная улыбка. Я был рад видеть ее каждый раз, за все то время, что я провел здесь, мы не поссорились и не поругались ни разу, видимо я слишком наслаждался ее присутствием, чтобы находить повод начинать ссоры и ругаться. Честно говоря, в какой-то момент я понял, что мне даже нравится лежать здесь, в этой гребанной палате. Мне нравилось, что Джесси приходила и заботилась обо мне, нравилось жить с ней без ссор, нравилось жить с ней так, как будто мы с ней счастливая пара, по выходным она даже приносила мне выпить. В том, что я попал в аварию, было так много положительных вещей сводившихся в основном к тому, что я стал меньше пить, а отношения с Джесси достигли своей максимальной, позитивной точки.

Это была четвертая или пятая суббота, которую я проводил вместе с Джесси в палате, пожалуй, если бы сейчас у меня спросили, куда я бы хотел вернуться, или какой момент своей жизни я бы хотел пережить еще раз, то я, безусловно, выбрал бы это место и это время. Джесси, как обычно, пришла в районе шести часов и, поскольку сегодня была суббота, должна была захватить с собой выпивки для меня.

–Ты принесла виски? – наигранно спросил я, как только открылась дверь.

–Нет, – сухо ответила Джесси, снимая с себя шарф и перчатки, – У меня есть кое-что получше, тебе должно понравится.

Я приподнялся и, испытав мучительную боль в груди, уселся на краю койки. Джесси достала бутылку вина и подошла ко мне, ''Вино '' – подумал я, ''Мне нужно бутылки три, чтобы расслабиться и унять боль хоть немного, почему она вообще решила принести…''– мой мозг не успел сформулировать свое недовольство, потому что Джесси подошла ко мне и, сбросив на пол пальто, уселась мне на колени. Под пальто не было ничего, она была полностью голой. Последние пять недель я был счастлив видеть ее каждый раз, но сегодня особенно, ведь она была здесь, со мной, а не с каким-нибудь обкуренным гавнюком с соседней улицы. Не думаю, что я был готов к активным физическим нагрузкам, мои ребра все еще болели при каждом движении, но сейчас мне было абсолютно наплевать на это, я хотел Джесси, хотел быть внутри нее, хотел владеть ею так, чтобы ей не хотелось уже никого кроме меня. Я обхватил ее за талию, крепко прижал к себе и начал целовать, мы увалились на мою койку, я продолжал целовать ее еще какое-то время, медленно спускаясь все ниже и ниже, под ее стоны и вздохи. Я давно хотел показать ей насколько сильно любил ее, несмотря на все мои выходки, и сейчас я во всей красе объяснял ей, ''как'' я восхищаюсь ею. По ее тяжелым, быстрым вздохам, и рукам, впившимися мне в волосы, я понял, что до нее дошло. Все испытываемые мною чувства дошли до нее. Хах! В тот вечер я объяснил ей все без лишних слов. Спустя несколько минут, она подняла меня вверх, встала вместе со мной и толкнула меня, я с грохотом повалился на жесткую, медицинскую кровать, что-то хрустнуло, я надеялся, что это было не мое ребро. Она залезла на меня и, медленно опустившись, начала двигаться. Ее волосы раскачивались в такт ее мелодичных, плавных движений, не останавливаясь, она положила мои руки себе на грудь, и начала целовать меня. Обхватив ее руками, я перевернул ее под себя, теперь вся инициатива была за мной. Я начал медленно входить и выходить из нее, постепенно ускоряясь, с каждым движением она вздыхала все громче и громче, пока, наконец, ее вздохи не превратились в стоны. Такие приятные звуки… она испытывала огромное наслаждение, конечно, ведь обычно я либо не мог сконцентрироваться из-за выпитого алкоголя, либо моей концентрации хватало секунд на 30, после чего я заканчивал и отрубался. Мне тоже было приятно, по крайней мере, сначала, но редкая, колющая боль в груди, начинала превращаться в постоянную, режущую боль, буквально разрывающую мою грудную клетку на несколько частей. Я ускорился еще немного, настолько, насколько мне позволяло мое состояние, Джесси уже не сдерживалась и стонала, должно быть на добрую половину этажа, спустя еще несколько минут, я закончил и, обессиленный, улегся рядом с ней. Джесси повернулась ко мне лицом, поцеловала и, обняв, начала засыпать. Я укрыл ее своим одеялом, смотрел на нее и гладил ее длинные, светлые волосы.

Глава 4.

Спустя три недели меня выписали по моей просьбе, вежливо попросив подписать с десяток документов, в основном о том, что я не буду предъявлять никаких претензий больнице в случае обострений, и тому подобной хрени. Джесси помогала мне собираться, я испытывал смешанные чувства, с одной стороны я был рад наконец-то свалить отсюда, с другой же, столько всего приятного произошло здесь, и я так привык к этому, что боялся возвращаться в реальную жизнь, вдруг снова все будет так, как было раньше. Но это были проблемы ''будущего меня'', ''сегодняшний я'' просто съезжал с этого чертова места и возвращался в свой дом. Я собрался минут за 10, собственно говоря, собирать было нечего, когда я ехал по шоссе, у меня не было ничего, кроме одежды, в которой я был и кошелька с несколькими купюрами.

Мы спустились на первый этаж, это заняло куда больше времени, чем мои сборы, я думаю, что сам в жизни не спустился бы, но мне помогала Джесси и медбрат. Я был похож на противную, старую черепаху, медленно переваливавшуюся с одной лапы на другую. Не знаю сколько мы потратили времени на эти многочисленные пролеты, но я изрядно пропотел, пока добрался до выхода. Я заполз в ее небольшую машину и завалился на задние сиденья. Мы поехали домой. Меня жутко трясло и кидало по всему салону на каждой гребанной яме и кочке. ''Сука, они каждый год собирают налоги на ремонт этого долбанного шоссе, так какого черта я должен трястись как какой-то кусок дерьма?''– думал я, время от времени подпрыгивая и кривясь от боли, на очередной яме. Через несколько миль дорого стала терпимой, и я засмотревшись на синеватое небо с медленно плывущими по нему серыми, грозовыми тучами уснул.

Проснулся я уже, когда Джесси парковалась у нашего крыльца. Она вылезла из машины, помогла выбраться мне, и мы пошли, рука об руку, в наш дом. За тот период пока я был в больнице, в доме многое изменилось, начиная с того, что он был куда чище, чем я его помнил (Джесси выкинула весь мой мусор, огромное количество пустых бутылок, пачек от сигарет, старых газет и прочего дерьма), и заканчивая тем, что Джесси полностью переставила всю мебель в моем доме.

– Тебе нравится? – с улыбкой на лице спросила Джесси.

– Да, теперь куда лучше. – ответил я ей и, плюхнувшись на диван, достал сигарету.

– Ааамм, – протянула Джесси, я поднял на нее взгляд, начиная закуривать, – мог бы ты не курить в доме, мне бы очень не хотелось, чтобы тут опять повсюду был пепел и окурки, и весь дом пропах табаком. – закончила говорить Джесси.

Я, не сказав ей ни слова, вышел на веранду, закрыл дверь и начал курить.

''Ну охуеть! Теперь я и покурить не могу в собственном доме, в моем доме!!!''

Глава 5.

Это была самая большая херня за все время моих с Джесси отношений. Прошло уже около двух месяцев с моего возвращения. Я нашел себе работу, по правде говоря, она мне была не нужна, у меня было достаточно средств, чтобы прожить еще лет двадцать, каждый день выпивая бутылку виски и скуривая пачку сигарет. Я начал искать ее только для того, чтобы отвлечься от повседневной рутины, и чем-то разбавить ее, помимо алкоголя, плюс, теперь у меня в доме была горничная.

Виктория, девочка лет двадцати, живущая у нас и следившая за порядком в доме, что делало мою Джесси более спокойной и давало ей больше времени уделять себе и мне. Я лежал на кровати, после сорока минутного забега с Джесси, она лежала рядом и уже спала. Я взял пачку сигарет, лежащую на тумбе, рядом с кроватью, и закурил. Мне нравилось курить в кровати, почти каждую ночь я выкуривал по две или три сигареты до того, как попал в больницу. Там я курил мало, а по возвращению домой, я и вовсе перестал курить в постели, из-за нудежа Джесси, но сейчас она спала, и я мог покурить, не боясь, что она докопается до меня. Я выкурил две сигареты и уснул. Мне приснился кошмар. Я был в своем старом городке, где я родился и рос с родителями. У нас был обычный деревянный домик, такой же, как все дома слева по улице, такой же, как и все дома справа. Было раннее утро, где-то около 4, я собрался и, без ведома родителей, ушел с друзьями на рыбалку. Возвращались мы уже затемно, я нес где-то с дюжину окуней, и был крайне доволен своим уловом. Мы уже почти дошли до наших домов, находившихся на окраине, в низине, из-за чего мы видели их лишь, когда преодолевали вершину последнего холма.

– Кто последний, тот несет все снасти оставшуюся часть пути!! – проорал один из парней и бросился вперед. Все побежали за ним, я не отставал. Добежав до вершины, первый парень остановился и, замерев на секунду, повернулся к нам с испуганным лицом. Еще три парня добежали раньше меня, и точно так же, замерев, повернулись в нашу сторону. Я добежал четвертым, радуясь тому, что вещи придется нести тому лошку, который был еще только на середине пути. Все смотрели на меня, с таким выражением лица, будто я сделал нечто ужасное.

–Ладно, – сказал я, – я могу пронести вещи вместо него. Один пацан указал рукой куда-то в сторону, я проследил за его движением, на улице горел дом, мой дом. Я, бросив все вещи, помчался в сторону собственного дома, вокруг которого стояла толпа людей, наблюдая, как пылает мой дом, и не пыталась ничего сделать. Ничего и нельзя было сделать, он горел так, словно весь был пропитан бензином, лишь по бокам дома стояли люди с ведрами, следившие, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома. Я подбежал к своим родителям, с трудом найдя их среди этой толпы.

–Мама… Отец… – запыхавшись, начал я. – что случилось?

Отец молча стоял, даже не посмотрев в мою сторону, ко мне повернулась мать.

–Конченный ты ублюдок! – начала, надрываясь, кричать она, -Я говорила тебе не курить в доме? Говорила?! Ты поджег наш дом!!! -продолжала орать на меня собственная мать, вся толпа смотрела на меня, медленно сужая круг. Моя мать подошла ко мне, схватила за волосы и крича, начала бить меня по лицу. -Ты блять, -удар, -может, -удар, -проснешься уже? -удар, удар

''Стоп!! Что за?!'' Джесси дубасила меня по лицу, одновременно крича.

–Сука, проснись, ты нам дом поджег!! – я подскочил, сбросив с себя Джесси, и закашлялся, половина комнаты горела. Спустя несколько секунд мы уже стояли где-то в пяти метрах от дома, который почти на половину обхватил этот блядский огонь. Джесси позвонила пожарным и теперь ходила перед домом из стороны в сторону, мне надоело на нее смотреть, и я пошел к машине, достал из бардачка коньяк, сел на капот и стал наблюдать, как горит мой дом. Я выпил уже треть бутылки, когда ко мне подбежала Джесси.

–Виктория в доме!! – со слезами на глазах произнесла она, не добежав до меня пару шагов. Бутылка выпала у меня из рук, Виктория была молодой, умной девушкой с красивой фигурой, семьи у нее не было, и училась она в недорогом колледже в паре кварталов отсюда, иногда мне казалось, что Виктория заигрывает со мной, но я не обращал на ее выходки внимания, мне хватало моей Джесси, тем не менее, я любил Викторию и испытывал к ней скорее отцовские чувства, нежели какие-либо другие. Я побежал в дом, по пути застегивая на себе кожаную куртку. В доме было жарко, пиздец как жарко. Я, задыхаясь, взбежал вверх по лестнице, Виктория жила на втором этаже, в небольшой, но уютной гостевой комнате. Из-под ее двери тоненькой струйкой шел черный дым, я попытался открыть дверь, но обжег руку об металлическую ручку. Отойдя на полшага назад, я выбил дверь ногой, в лицо мне ударил густой черный дым, я закашлявшись ввалился внутрь, ничего не видя, я пошел в ту сторону, где должна была стоять кровать, не дойдя до кровати пару шагов, я споткнулся и с грохотом рухнув на пол, ударился головой обо что-то. На полу валялась Виктория, все вокруг кружилось, из-за ебаного дыма было ни черта не видно, не хватало воздуха, задыхаясь, я поволок Викторию к выходу. Я с трудом шел сам, не говоря уже о том, что бы нести на себе кого-то, пускай и очень легкого, поэтому я полз, пытаясь тащить Викторию вместе с собой. Теперь дым был не только в комнате Виктории, весь дом был наполнен этим густым, черным дымом. Я почти дополз до лестницы, когда услышал крики Джесси.

****..****..– казалось, что она кричит в сотне шагов отсюда, но я знал, что Джесси стоит внизу, моя Джесси, в горящем доме, боясь подняться наверх, но еще больше боясь за меня. Я, сделав еще пару рывков, столкнул Викторию вниз по лестнице, вокруг было шумно, горело дерево, дом трещал по швам, но, несмотря на все это, я услышал, как грохнулась Виктория, и как вскрикнула Джесси. Позади меня что-то упало, огромный кусок дерева лежал на том месте, где пару минут назад был я с девчонкой.

"Надо валить отсюда, я не хочу, блять, сдохнуть тут" – подумал я и, как червяк, начал ползти вниз по лестнице, ступенька за ступенькой, и еще, и еще, и… лестница внизу начала гореть, и еще ступенька, и моя рука оказалась в огне, я закричал, и пополз обратно, вверх, ступенька за ступенькой , и еще ,и еще ,и я снова на том же месте, откуда столкнул Викторию пять минут назад. С улицы раздавались крики моей Джесси

–****…****…– я был рад, что она в безопасности, на улице, вместе с Викторией, я надеялся. Весь первый этаж горел этим блядским огнем, который теперь медленно, полз ко мне по лестнице, весь второй этаж тоже, либо горел, либо был заполнен дымом. Я лежал и ждал, пока либо задохнусь, либо сгорю заживо. На стене горели наши с Джесси фотографии, я чувствовал, как у меня под кожей плавится жир, я плакал, но слез не было, оно и понятно, я сидел в центре полыхающего дома. Огонь поднялся еще на несколько ступенек вверх, странно, что я все еще не задохнулся и не умер. Или я уже умер… и это мое наказание, вечно гореть, плавится, задыхаться в этом чертовом месте, первый раз в жизни я ненавидел свой собственный дом. В полуметре от меня упал еще один кусок дерева, огонь поднялся на последнюю ступень лестницы, и теперь облизывал мою руку, я кричал, кричал громко, настолько громко, что мои крики слышали все, кто смотрел, как полыхает мой, долбанный дом. Жалко, что этот кусок дерева не упал на меня… С потолка прямо на меня, как по заказу, начала падать огромная, горящая, деревянная балка, она промахнулась всего на пару сантиметров, упала на лестницу и, обвалив ее, зацепила меня и утянула вниз. Я грохнулся на огромный костер, из горящих обломков дерева, мебели, вещей, когда-то бывших частью моего дома, сверху продолжали падать горящие куски дерева, один, больше похожий на обломок копья, упал мне на ногу и проткнул ее насквозь. Я умер!

Глава 6.

Тонкий луч света едва-едва пробивался на горизонте, было раннее утро, я стоял на своем небольшом балкончике и, как обычно, наблюдал за восходом солнца. Уже на протяжении нескольких месяцев я встречал его на этом балкончике, с бутылкой недорогого, но довольно вкусного вина. Я встречал его с бутылкой вина и сидел с ней до обеда, ближе к вечеру я брал бутылку скотча, смотрел на закат, и сидел с ней до поздней ночи, утром я брал новую бутылку вина, и так повторялось день за днем, каждый месяц. Помимо этого, несмотря на то, что в течении всей жизни я не выкуривал в день больше 5 сигарет, теперь я курил минимум одну пачку в сутки. Врачи доставали меня с тем, что такой образ жизни скоро убьет меня… ''Скорее то, что от меня осталось.''– думал я, и посылал их к чертям. От меня не осталось ничего. Внутри у меня всегда было пусто, там было лишь крошечное пространство для Джесси, органы у меня перестали работать, наверно, лет в двадцать, а после того ебанного пожара и от внешней оболочки, практически ничего не осталось. Луше бы я сдох в том чертовом доме…

''Я очнулся снова в больнице, здесь жутко воняло, врачи сказали, что намазали меня каким-то бальзамом или кремом, чтобы заживить ожоги поскорее. Как бы там не было, воняло от меня жутко, я, весь в бинтах, лежал на больничной койке. У моей головы стояла капельница, которую ставили мне около 3 раз в сутки. Мне было херово, крайне херово. Не считая бинтов на голове, я не мог шевелить левой рукой, но я хотя бы чувствовал ее, в отличии от ноги, которую, как мне сказал врач, придется еще раз прооперировать, когда я спросил о причине повторной операции, он промямлил что-то о загнивание и небольшом кусочке дерева, застрявшем в тканях моей ноги, я заглянул под одеяло, и проблевался прямо на койку, она была в бинтах, противного, желтоватого цвета, сквозь бинты сочилась какая-то херня вместе с кровью, жуткое зрелище. Первые две недели я не мог шевелиться совсем, любое движение отдавалось по всему телу, как будто скальпелем с меня снимали кожу, слой за слоем. Постепенно я стал немного дергать пальцами обожжённой руки, что уже радовало и меня и врачей. С ногой было хуже, она болела сильно, врачи объясняли это повреждением нервов. Но, через некоторое время, и ноге стало лучше. Через полтора месяца, мне разрешили сесть на инвалидную коляску, это уже было чем-то новым для меня. Джесси, как и в мой прошлый раз в больнице, навещала меня постоянно. В первый раз когда она пришла я спал, а проснулся я от того что она плакала, сидела, наклонившись надо мной, держала за руку, которой я не мог шевелить и плакала.

–Джесси…– начал я, голосом, совсем не похожим на мой, – я жив, Джесси, я все еще с тобой… -попытался успокоить ее. Мои слова не помогали, она продолжала плакать, еще сильнее сжав мою руку, что причиняло мне адскую боль. Спустя довольно продолжительный период времени, Джесси немного успокоилась, время от времени всхлипывая.

– Как Виктория? – спросил я

– С ней все… – Джесси снова всхлипнула, – …все хорошо, у нее был шок и отравление, она сейчас в соседней палате, скоро ее выпишут… – ответила Джесси и снова заплакала.

Перед уходом она наклонилась и поцеловала меня в забинтованный лоб. В следующие ее приходы ко мне, она была уже более радостной, она приносила мне цветы, и прочие подарки. Когда я смог хоть немного шевелиться, она начала приносить мне книги, особенно мне понравились книги про Средние века, и Джесси стала приносить мне только их. Джесси была рядом, когда меня посадили на инвалидную коляску, она прокатила меня по саду, который я видел из окна своего номера, мы с ней много разговаривали, она много смеялась, я тоже время от времени улыбался. Через несколько часов она отвезла меня обратно в мою палату, я сказал, что хочу еще немного посидеть в кресле и попросил ее почитать мне. Джесси улеглась на мою койку и начала читать, через несколько глав, в дверь постучали. Вошла медсестра следившая за мной и сказал что через полчаса придут менять бинты, их меняли мне каждые два дня, но я еще ни разу не видел свое лицо, ни разу за полтора месяца, прошедшего после того пожара. Медсестра вышла, Джесси продолжила читать, я слушал и смотрел в окно, солнце было высоко в небе, но там были тучи, и одна из них через несколько минут заслонила его. В окне стало видно мое тусклое отражение, белое пятно с двумя темными пятнами вместо глаз. Я должен был увидеть свое лицо! Со всей своей возможной скоростью, я закрутил колеса инвалидного кресла и покатился в ванну, где было зеркало. Я начал аккуратно снимать с себя бинты слой за слоем, пока, наконец, не остался последний слой. Джесси стояла в проходе и наблюдала за мной. Я, повернувшись к ней, стянул с себя последний слой бинтов, и дернулся от боли. Джесси выронила книгу и заплакала, ее лицо показало мне все лучшего любого зеркала, тем не менее, я все же повернулся к нему.

– Дерьмо! – выдохнув, сказал я. – ну что за дерьмо… Вся левая часть лица была оплавлена, ожог начинался с конца брови, проходил по всей щеке, почти до самого носа, и заканчивался внизу шеи, там, где начиналась моя куртка. Волос на голове почти не было, не считая не большой щетины, на макушке и правой стороне головы. Правая часть лица осталась практически не сожжённой, но на правом виске, был шрам, длинною около 5 см, слегка заезжавший за ухо. Я осматривал свое лицо несколько минут, когда же выносить этого больше не было сил, я отъехал назад и проблевался. Когда я закончил Джесси уже ушла.. и не приходила в течении недели.