Текст книги "Помещик. Том 3. Ратник"

Глава 9

1554 год, 15 мая, Москва

Георгиевский монастырь московского кремля[9]9
  Георгиевский монастырь – ныне не существующий женский монастырь московского кремля. Существовал с начала XVI века по 1813 год.


[Закрыть] был особенно тих и спокоен в это утро. Как и вся округа. Вдали где-то на грани слышимости тихо чирикали птички. А безоблачное голубое небо казалось поистине бездонным.

Иоанн Васильевич вышел на крыльцо и замер прямо в дверях, наслаждаясь видом.

Тишина.

Рядом прохлаждался в теньке его человек, подскочивший при виде своего господина. Однако основная масса сопровождающих осталась у ворот, так как монастырь был женским. И вваливаться в него толпой здоровых мужчин выглядело несколько одиозно.

– Доброго тебе дня, кумушка, – вдруг донёсся молоденький женский голос из-за угла.

– И тебе, кумушка, – ответил другой звонкий женский голос. – Давненько тебя не видела.

– Так муж отлучался. А я на хозяйстве, значит. Присесть некогда было.

– Ох… бедняжка…

– А слышала новость?

– Какую?

– Будто бы в Туле колдун завёлся… – Иоанн Васильевич хотел было уже отмахнуться от этой пустой болтовни двух женщин, которых какой-то леший занёс в монастырь, но тут он напрягся и прислушался. Слухи народные его интересовали ничуть не меньше, чем доклады его людей. Ибо слухи – суть того, что думал простой народ.

– Колдун? Какой колдун?

– А ты не слышала? Сказывают, будто он душу древнего воина вселил в тело отрока.

– Дура ты, дура, – с явными нотками сожалениями ответила собеседница. – И не стыдно такое тут сказывать? Святое место!

– А что дура-то?

– А кто, как не дура? Разве может какой колдун такое сотворить? Нет! Вздор сие есть и ересь! Туляки всю осаду молили Господа нашего о помощи. Об избавлении. О спасении. И он откликнулся на молитвы их.

– Но дивно-то как…

– Неисповедимы пути Господни! – торжественным голосом произнесла звонкая женщина.

– А отрока того куда он прибрал?

– Матушка сказывает, что сразу на небо. Ибо юн и пожертвовал собой ради спасения других.

– Так не по доброй воле.

– А кто тебе такую глупость сказал?

– Так… как же иначе?

– Истину тебе говорю – молился тот отрок истово. И добровольно пожертвовал своей жизнью, дабы спасти близких ему людей.

– Поди ж ты! Брешешь небось?

– Вот те крест!

– Воистину велик Господь наш Вседержитель! Экое дело сотворил. Сказывают, будто воин тот – витязь славный. И как душа его в тело отрока попала, то стало оно силу набирать чудно.

– Так и есть… так и есть…

– Вольга Святославич, не иначе.

– Типун тебе на язык! – воскликнул третий женский голос. – Как ты, куриная твоя башка, вообще подумала только, что славный воин от змея рождён? Ведь сие есть богопротивные сказки! Ересь! Это что же получается? Господь наш, отозвавшись на искренние молитвы честных христиан, прислал им дьявольское отродье?! Вот же полоумная баба!

– А кого тогда?

– Ясное дело кого! Всеслава Брячиславича, старинного князя полоцкого. Али не слышала, как отрок тот с волками управился? Али не слышал, как волколака словом и молитвой усмирил, и с тех пор волчата того волколака цельный год службу при нём несли? Да и в бою яр. Учён. Прозорлив.

– Так где Полоцк, а где Тула? – недоумённо спросила первая женщина.

– А кто ведает о том, где его прах покоится? Вот! А вот витязь-то был славный. Степь, сказывают, в страхе держал.

– А почему Всеслав?

– А кто же ещё?

– Мало ли витязей на земле русской было?

– Матушка сказывала – Всеслав, значит, Всеслав…

– Матушка, значит, – тихо-тихо произнёс себе под нос Иоанн Васильевич и, взмахом руки призывая своего спутника следовать за ним, отправился к воротам монастыря.

Эти болтушки ему были без надобности. Тем более что всё, что надо, он и так выяснил. Не уймётся, значит, Макарий. Или это не он?

– Государь? – спросил его спутник, что также слышал этот разговор, когда Иван Васильевич замешкался. – Может, этих взять да потолковать с ними?

– Сам-то слышал такие россказни ранее?

– На торговых рядах разное болтают. И такое дня два как проскакивает.

– Пойдём, – раздражённым тоном произнёс Царь. Ему очень не понравилось то, что о столь опасных вещах он случайно узнал. Да и как?! Сам подслушал!

Четверть часа спустя, приняв пару чарок хмельного для восстановления душевного спокойствия, он заявился к своей супруге. Вошёл. Молча сел. И уставился стеклянным взглядом в пустоту перед собой.

Женщины, что постоянно вились вокруг Царицы, спешно покинули покои. И Анастасия, подойдя к мужу сзади, начала максимально нежно и осторожно массировать ему шею и голову.

– Сказывай, что случилось?

– Болтают всякое…

– Мало ли кто болтает…

– Люди болтают…

– О чём ты?

– А ты ещё не слышала? Кумушки уже судачат на улицах города, что Андрейка тот из Тулы – это вовсе не Андрейка. А возрождённый Божьей волей в теле отрока Всеслав Брячиславович, старинный князь Полоцка.

– Чего?! – ошалело переспросила супруга, прекратив на время делать массаж и замерев в полном недоумении.

– И возродился он не из-за происков колдуна али волхва, а молитвой туляков по Божьей воле. На защиту их от степных разорителей…

Царица подвисла.

Всеслав Брячиславович Полоцкий был достаточно известной фигурой среди высокородных персон Руси. Правнук Владимира Святого и Рогнеды. Старинный Рюрикович. Правитель Полоцка, при котором тот расцвёл. Строил храмы, крепил города и развивал торговлю. И даже какое-то время был Великим князем Киевским, стоя над всей Русью, но пал в борьбе с Владимиром Мономахом.

Поговаривают даже, что он был оборотнем. Причём оборачиваться Всеслав мог по доброй воле, правда, не ясно в кого – в волколака или берендея[10]10
  В славянской мифологии волколаки – это оборотни-волки, а берендеи – оборотни-медведи.


[Закрыть]. Сам Иоанн Васильевич в это не верил, однако очень популярные слухи гуляли о том среди народа.

Кто его мать – неясно.

Кто его супруга – тоже.

Даже имён не сохранилось. Сказывали только, будто бы мама его была волхвицей, а супруга – княжной иноземной. Но это неточно. Путаницы немало… Однако суть не в этом. По всему выходило, что Церковь не отступила. Она продолжила свою игру. Только иначе – исподволь.

Руководству митрополии категорически не понравилось то, что народная молва начала пиарить какого-то там колдуна. Ведь как получалось? Колдун кого-то там призвал. И этот кто-то сразу начал делами добрыми прославляться.

Непорядок.

Вот и придумав наспех легенду, пустили её по толпе. Чтобы не терять репутацию в глазах народа. А напротив – укреплять её. Что, дескать, православные молитвой своей истовой вымолили у Всевышнего помощь. Что это, как не чудо? Причём не в старинных сказаниях, а живое и настоящее. То, которое можно потрогать руками.

А значит, что? Правильно. Молиться нужно усерднее…

– И что мне с этим делать?

– Ничего.

– Как ничего?

– Этим летом, как тебе воевода сказывал, Андрея пошлют в поход. Пусть проявит себя.

– Ты знаешь, сколько краски он на днях в Тулу привёз?

– Неважно.

– Почему?! – воскликнул Иоанн Васильевич, обернувшись.

– Милый, молва народная опасна. Слухи говорят, будто бы он древний витязь, который защитит людей от Степи. Но сплетни быстро протухают. Если Андрей быстро не сможет больно ударить Степь, то интерес к нему поостынет. И всё вернётся на круги своя. В конце концов, не он сам про себя всё это выдумывал.

– А если он сумеет показать зубки?

– Тогда тем более неважно, сколько он принёс краски. Всеслав был славным воеводой. Умелым. Это намного важнее и ценнее любой краски. Или у тебя много толковых воевод? Таких, чтобы не местничали да под себя гребли и супостатов били?

– А выступление его перед людьми?

– А что крамольного он сказал в том выступлении? Он поблагодарил твоих слуг за то, что те, несмотря ни на что, верно служат тебе. И напомнил им о братстве да товариществе воинском. О том, что им нужно поддерживать друг друга. И о том, что в былые времена держава твоих праотцов была сильна через ту поддержку.

– Так просто?

– Так просто, – тихонько усмехнулась Царица. – Конечно, он и себя не забывает и борется с местными старшинами за власть и влияние. Но делает это с пользой для тебя.

– Раньше ты о нём была иного мнения. Даже хотела отдать его Церкви.

– По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые, – процитировала Царица очень важное высказывание из Евангелие от Матфея. – Он сделал что дурное?

– Он убил десятника.

– Когда тот пытался его ограбить, преступив слово воеводы.

– Он был его десятником.

– Он ещё не был его десятником. Ведь Андрей не заступил на службу и не был поставлен под его руку.

Царь замолчал и задумался, прикидывая, что же ещё можно формально вменить в вину парню. Но на ум ничего не приходило. А всё что удавалось вспомнить, требовало либо награды, либо как минимум одобрения.

И разбойников он резал, и супостатов. И крепостицу передовую поставил. И броню с оружием хорошие раздобыл, да не только себе, но и своим людям. И даже тем, кто ему доверился. И краску нашёл, да не жадничал и активно делился, помогая многим. И кое-чего выдумал толковое вроде лампы новой, печи да светильного масла. Хотя Царь теперь сомневался, что Андрей именно выдумал. Верно, знал. С прошлой жизни знал. От матери, которая была волхвицей… или ещё от кого. Может, и от супруги своей.

К слову сказать, как ему докладывали, Марфа в сердцах лаялась на каком-то непонятном языке. Что только подтверждает сплетни, которые про Андрея стали болтать. Ведь у Всеслава жена, по слухам, была иноземка. Язык же, на котором Марфа лаялась, не ведал никто.

Да и свадьба их выглядела очень интересно.

Они оба наотрез отказывались жениться. И пришлось, как Царю сказывали, приложить немало усилий, чтобы их свести. После первой же брачной ночи стали не разлей вода. И нет-нет, да и начнут ворковать на непонятном каком или малопонятном языке. Узнали, значит, друг друга…

– Да уж… – протянул Иоанн Васильевич задумчиво.

– Что?

– Судьба… Ты только представь? Обвенчались. Умерли. Воскресли – и снова их судьба свела под венец.

– Завидуешь? – томным голосом поинтересовалась Царица, наклонившись над самым его ухом, и шаловливо прикусила мочку.

– Если они жили душа в душу, как и мы, то да – завидую, – серьёзно произнёс Государь.

– Теперь ты понимаешь, почему он сказал тебе про яды, а потом ещё подробно всё описал?

Иоанн Васильевич хмыкнул. Но промолчал. Он-то совсем о другом подумал, нежели супруга. И полагал, будто бы Андрей таким образом намекал ему на зреющий вокруг него заговор бояр. Настолько очевидный и выпуклый, что даже в Туле его было видно.

Сам Царь видел заговор в том, чтобы оттереть от него бояр Захарьиных-Юрьевых. А саму Царицу отравить или как ещё удалить от него. Но лишь для того, чтобы воспользоваться вакантным положением царственного холостяка.

О заговоре даже догадываться не требовалось. Потому что во время болезни ему прямо это сказали. И отказались присягать на верность его малолетнему сыну только потому, что его матерью была представительница рода Захарьиных-Юрьевых. Не больше, не меньше. Дескать, невместно боярам поклоняться равному себе. Кровь-то царская, но только по отцу. Мать же всё испоганила. И лишь нерешительность Владимира Андреевича, брата его двоюродного, заставила остальных бояр уступить требованиям Царя. А то ведь, не ровен час, оправится. И что тогда? Но уступить не значит отступить.

Оставалось только понять, откуда всё это знал простой помещик из глухого медвежьего угла. Или всё не то, чем видится? И на самом деле под личиной молодого воина кроется совсем другой человек?

– Ещё один Рюрикович. Старый. Матёрый, – тихо произнёс Государь. – Интересно. Ведь если слухи попали в цель, то Всеслав появился вполне в своём обычае. Под чужой личиной. Одного не пойму – чего отец супруги её, тот самый десятник, словно с ума спятил?

– Так, может, твой Андрей проявил его истинное нутро?

– Мог же погибнуть.

– Многие говорят, что он славно владеет саблей и копьём. Верно, был уверен в своих силах.

– Но зачем ему враждовать с Петром?

– А он с ним разве сразу враждовал? – осторожным, но лукавым тоном спросила Царица. И сразу же ответила: – Нет. Только когда тот повёл себя неприлично. И начал у отрока вымогать долг. Хотя должен был его спрашивать с главы рода. Мню, со старшинами тульскими он тоже не просто так играет. Тебе ведь было интересно, кто татар к крепостице Андрея направил. Не так ли?

Царь обернулся к Царице своей со слегка удивлённым лицом. Хмыкнул. Встал. И, поцеловав её, удалился.

О том, что это мог сделать кто-то из старшин, он не думал. Точнее, гнал от себя эту мысль. Сейчас, раз она пришла в голову не только ему, взглянул на вопрос иначе. Да и речь Андрея заиграла совсем другими красками. По всему выходило, что он с ними играл как кошка с мышами…

Глава 10

1554 год, 29 мая, Тула

– Я устал от твоих намёков, – мрачно произнёс Андрей. – Хочешь у меня что-то спросить – спрашивай.

– Кто ты? – помявшись, спросил священник.

– Андрей сын Прохора, поместный дворянин Государя нашего Иоанна Васильевича.

– Не похож, – чуть нервно усмехнулся отец Афанасий.

– А так? – спросил Андрей, повернувшись в профиль и приняв максимально горделивую позу в духе Наполеона.

– Тем более.

– Странное дело ты говоришь, – фыркнул молодой вотчинник. – Как я могу быть не похож на самого себя?

Он чуть-чуть не ляпнул, будто это звучит так же комично, как и то, что Чарли Чаплин на конкурсе двойников Чарли Чаплина занял лишь второе место. Если верить популярным байкам.

Как он сдержался? Трудно сказать. Однако заминка эта проявилась внешне и была воспринята священником как сигнал. После чего он навалился на него всем весом своего авторитета и начал шаг за шагом указывать на разного рода косяки и несоответствия.

По всему выходило, что Андрей не мог быть не только Андреем, но и сыном простого помещика. Да и даже на обитателя Тулы не тянул, так как поначалу плутал по небольшому городу, который был тому юному отроку прекрасно известен. А потом отец Афанасий вывалил на него слухи, которые уже успели приехать в Тулу из Москвы. Отчего Андрей чуть не рухнул там, где стоял. Он, конечно, знал, что люди про него всякое болтают. Но чтобы ТАКОЕ…

Даже в XXI веке в эпоху интернета и повального как минимум среднего образования люди бегали по знахаркам, гадалкам и посещали колдунов. Причём на полном серьёзе. А в некоторых особенно просвещённых странах даже законы против колдовства оставались. Пусть и без актуальной судебной практики применения. Тут же всё было намного тоскливее. И на то были свои причины. Например, на Руси в XVI веке не было ни единого учебного заведения от слова совсем. Никакого. Ни светского, ни духовного. Обучение чтению шло по старинной эллинской традиции, при которой ученик заучивал наизусть Псалтырь с Часословом. И всё. Технически, конечно, он умел читать и другие книги. Но очень туго, медленно и вслух. И даже такие люди уже считались грамотными без всяких оговорок. Ну разве что ещё счётом требовалось овладеть на элементарном уровне. И даже таких ребят был достаточно жёсткий дефицит – вряд ли тысячная доля процента от всего населения их насчиталась бы. Да чего и говорить, если далеко не все священники и десятники умели читать-писать. Про уровень выше и говорить не приходилось – наперечёт. Люди, знающие же, что такое механика или архитектура, так и вообще штучный товар.

Но это было бы полбеды, если бы у них был доступ к книгам подходящим. Но нет. Не было. Ибо свыше девяноста девяти процентов всей литературы носило характер духовный, бесполезный в обычной жизни. А переписка велась практически исключительно либо учебная, либо деловая, либо дипломатическая. Причём не шибко бодрая, ибо писчие принадлежности не отличались дешевизной и доступностью.

Таким образом, получалось, что доступ к нормальной книжной учёности был у считаных единиц. И круг этих лиц ограничивался высшей аристократией да самыми высокопоставленными иерархами Церкви. При том, что учёность эта носила гуманитарно-теологический характер, со всеми, как говорится, вытекающими…

Остальное же население жило ещё веселее.

Несмотря на то что Крещение Руси произошло аж в X веке, христианство к XVI веку всё ещё оставалось прерогативой только городского ландшафта. Для того чтобы оно пошло в сельскую местность, банально не хватало священников. Так что за пределами городского населения, едва ли превышающего один процент от популяции, цвело и пахло язычество, магизм и бытовой мистицизм в полный рост[11]11
  Это продолжалось очень долго. Даже после того, как при Романовых поставили учебные заведения для священников и начали в село их выпускать в товарных количествах, потребовалось время, и немалое, для христианизации села. Последнее на Руси языческое капище (в Минске) уничтожили уже при Советах.


[Закрыть].

И люди все эти жили с самого детства всякого рода сказками, байками и старинами, как тогда называли былины, и так далее. У них в реках водилась рыба, раки, русалки и водяные, в лесу – волки, медведи, зайцы, лешие и оборотни, а дома, без всякого сомнения, жили домовые. Это было неотъемлемой частью парадигмы их мировоззрения, из-за чего они легко «наблюдали» все эти вещи в жизни, объясняя понятным и привычным им образом необычные проявления природы. И в журчании воды ручья они могли услышать смех русалки, которая, проказница, не желает показываться. И в причудливых лесных тенях воочию наблюдали лешего или, например, кикимору. Так что, столкнувшись с непонятным явлением в лице Андрея, объяснили себе это всё в рамках своего разумения. Конечно, какие-то островки христианства встречались. Но они выглядели словно былинки на волнах общественного мнения, находясь под мощнейшим прессингом мировоззрения толпы.

Понятное дело, что открыто языческие культы не справляли. Во всяком случае, значимо и массово. Однако христианство находилось словно в осаде… и выступало, скорее, первым культом среди других. А формальная, внешняя ритуальная компонента играла роль социального ритуала для маркировки «свой – чужой»…

Андрей скривился.

Он всё это знал. Но очень уж далеко всё зашло.

– Всеслав Брячиславович, значит.

– А скажешь, нет?

– Меня зовут Андрей сын Прохора, – поиграв желваками, ответил парень. И так сверкнул глазами, что отец Афанасий отшатнулся. – Понимаю, что люди устали. Людям тяжело. Людям хочется чуда. Но это проблемы людей.

– Ошибаешься, – мягко улыбнулся священник.

– Теперь-то понятно. Опять какие-то балбесы что-то там навыдумывали, а мне расхлёбывай. То оборотнем назовут, то князем.

Священник промолчал.

– Ну и хаос у них в головах, – покачал головой Андрей, начав прохаживаясь. – А ты тоже хорош. Ещё священник. Разве тебе неведомо о том, что ересь Оригена была осуждена в незапамятные времена? Да и катаров с богомилами тоже признали еретиками, – заметил Андрей и замер, глядя на совершенно умилительную улыбку священника. – Что?

– Откуда ты, Андрей сын Прохора, – подчёркнуто издевательским тоном выделил имя священник, – знаешь про них? Ну, допустим, богомилы ещё на слуху. Я от скоморохов про них какие-то сказки слышал. А вот про катаров и Оригена даже я ничего не знаю.

Парень задумался.

Всего на несколько секунд.

– От скоморохов и знаю. Ересь Оригена осудили очень давно. И то, что ты говоришь, противоречит христианским догматам. А раз так, то каким образом я могу оказаться Всеславом Брячиславовичем?

– Неисповедимы пути Господни, – добродушно пожав плечами, возразил отец Афанасий, отметив про себя употребление парнем слова «догматы», явно слишком сложного и учёного для большинства обывателей его круга.

– А почему именно Всеслав? Почему, к примеру, не Свентослав Ингваревич. К-хм. Святослав.

– Как-как?

– Оговорился.

– Оно и понятно, – кивнул священник. – Пойми. Я не враг тебе. Оттого разговор этот и затеял. Ведь ты, как ни пытайся, нутро своё не скроешь.

– Тебя послушать, так я демон какой или исчадие Преисподней.

– Если бы это было так, то ты не сумел бы ко мне подойти. Видишь циновки на полу? Под ними я описал мелом круг. И перед приходом твоим усердно молился, прося Всевышнего защитить меня от происков лукавого. Ты бы просто не смог переступить черту, если был дьявольским слугой.

– И это мне говоришь ты? – удивлённо покачал головой Андрей. – Отче… ты меня разочаровываешь. Что за вздор? Откуда ты это вообще взял?

– Всем о том известно, – настороженно ответил священник.

– Всем известно? Прелесть… какая прелесть… Напоить скоморохов и узнать много интересного про катаров, богомилов и древнего эллинского философа ты не сподобился. А круги мелом рисовать догадался. Смешно. Ей-богу – смешно, – раздражённо произнёс Андрей и, развернувшись, пошёл к двери.

– Постой! – воскликнул священник.

– Что ещё? – не оборачиваясь, спросил парень.

– Мы не враги тебе.

– И я не враг вам. Но ей-богу ума не приложу, что мне делать с этой молвой.

– Люди просто так не скажут.

– Люди? Ха-ха! Три раза. И если бы просто люди. Ведь их кто-то надоумил. Или ты скажешь, что простые горожане Тулы али Москвы ведают о князе-оборотне?

– Но ты ведь о нём ведаешь. Я тебе не сказывал о том, что Всеслав был оборотнем.

– Я много общался со скоморохами в былые годы.

– Никогда за тобой этого не замечал.

– Значит, плохо смотрел.

– Да куда уж лучше? – хохотнул священник. – Андрея я с пелёнок знал. И ведаю, что он скоморохов на дух не переносил. И как-то с ватажкой таких же молодых сорванцов даже побил их.

Андрей промолчал, мрачно уставившись в пустоту перед собой.

Отец Афанасий тоже молчал. Только в отличие от хмурящего парня он улыбался.

Немного помедлив в дверях, Андрей решительно пошёл вперёд. И, толкнув дверь, покинул церковь. Подле неё ждали его люди. Пора было ехать на смотр. Он специально заглянул к священнику перед выездом, так как тот позвал его, сославшись на что-то важное.

– Что он хотел? – спросил Кондрат.

– Благословение дать.

– А чего хмурый такой?

– Рассказал, что люди про меня навыдумывали.

– А-а-а, – понимающе кивнул боевой товарищ отца и подмигнул остальным. Как бы намекая на то, что все уже в курсе.

– Твою мать… – процедил Андрей. – По коням!

Смотр был похож на цветущее поле. Или, скорее, на слёт попугаев. Потому как помещики выехали на него, надев всё лучшее. Самую яркую и пёструю одежду, что в те годы ценилась особенно высоко. Однако полк в этот раз выглядел намного лучше, чем прошлой весной. Да, годных для полноценной службы, прибывших с двумя конями, не стало больше. Если не считать людей Андрея или ассоциированных с ним. А вот пеших поубавилось благодаря усилиям парня. И теперь их была не половина, как в прошлый раз, а всего лишь четверть. Увеличив пропорционально группировку тех, кто имел одного коня. Для серьёзных походов такой полк, конечно, всё ещё годился мало. Но оперировать вблизи Тулы теперь мог. И представлял куда бо́льшую силу, чем раньше. Ощутимо бо́льшую.

Сам парень ехал, опустив свою личину-забрало. Ему было тошно. И он не хотел «торговать» кислым лицом. Со стороны же это выглядело так, словно он красовался, подчёркивая своё исключительное положение.

Просто ещё изюминка на торте. Ведь он в своём ламеллярном доспехе, окружённый похожим образом упакованной четвёркой послужильцев и тремя товарищами выглядел феерично на фоне остального полка. Ведь в нём лишь воевода имел османский зерцальный доспех, лишённый, впрочем, украшений. Сотники красовались в бахтерцах, но тоже не выдающихся. Остальные довольствовались кольчугами. И тут такая компания…

Появился он на смотре последним. Только его и ждали. А так как от священника прибежал служка и сообщил, что отец Афанасий Андрея задерживает, то обошлось это без последствий.

Он ехал, а помещики вполне радостно приветствовали его. И ему приходилось отвечать тем же. Хотя на душе кошки скребли после недавнего разговора.

Поравнявшись со своим сотником, он чин по чину с ним поздоровался и встал к сотне, где, погружённый в рефлексирование, дождался вызова.

– Я смотрю, ты в этом году подготовился намного лучше, чем в прошлый раз, – невозмутимо произнёс сотник, что в тот раз забраковал ему Устинку и Егорку для роли послужильцев.

– Так и есть. Старался.

– Хорошо старался! – добродушно заметил воевода. Он уже был наслышан о том, как поступили с Андреем на прошлом смотре, и хмурый его настрой трактовал по-своему.

Окладчик доложился, рассказав про всё имущество, каким владел Андрей. Во всяком случае, в рамках обычая. Торговлю там или крепость не учитывали. Только землю. И её населённость. Причём не задворными людьми или ещё какими, а полноценными крестьянами да бобылями, привлечёнными к земельной обработке. И получалось, что со ста четвертей пустой земли Андрей выехал сам в броне доброй, при оружии и одвуконь. Вывел четырёх послужильцев, также готовых к полноценной дальней полковой службе, и двух кошевых слуг.

– За выставление воинов сверх обычая тебе полагается дать оклад большой, – произнёс воевода. – Мню, те несколько рублей тебе что капля в море. Посему предлагаю наделить поместьем рядом с вотчиной твоей.

– Хорошо, – нейтральным тоном ответил Андрей.

– Ты не рад?

– Жду подвоха.

– Нет никакого подвоха. Триста четвертей земли доброй-угожей оклада кладём тебе, рядом с вотчиной твоей. Да неудобья промеж них под выпасы и покос. И деньгами восемь рублей.

– Служу Царю! – гаркнул Андрей, ударив себя кулаком по груди.

– Хорошо служишь! – максимально добродушно воскликнул воевода и хлопнул парня по плечу. – Но нужно будет ещё послужить. Сам знаешь, татары совсем страх потеряли. Каждый год терзают наши земли. Ты лучше всех готов к службе. Так что надлежит тебе незамедлительно выступать на юг да караулить их набеги. Дабы мы не прозевали большой набег их. С тобой пойдут товарищи твоего отца – Кондрат, Аким и Федот. Ну да ты их хорошо знаешь.

– А десятник кто?

– Десятник ваш преставился. А нового пока не поставили. Но тебя старшим не поставлю. Ты уж не обессудь. Юн слишком. Старшим у вас пойдёт Кондрат, как самый старший и многоопытный, – произнёс воевода, внимательно отслеживая реакции собеседника.

– Добре, – кивнул Андрей максимально нейтрально.

Ему это было индифферентно. Другие мысли терзали его разум.

Лишь вечером, обдумывая произошедшее, он понял, что сделал воевода и старшины.

Ведь вотчины лишить они его не могут, даже если парень пошлёт их лесом и просто забьёт на службу. Максимум в их праве забрать оклад денежный. Но ему от того ни горячо, ни холодно. А тут триста четвертей земли по поместному учёту, что при нормальном пересчёте давало девятьсот четвертей потенциальной пашни, то есть без малого пятьсот гектаров, не считая вотчины. Соблазнительная вещь, которая дорогого стоит. И лишаться её будет обидно. Что давало старшинам рычаг воздействия на парня. Понятное дело, что не радикальный. Но всё же.

А ведь могли поступить и иначе. Оставили бы ему вотчину и положили большой денежный оклад. Его ведь выплачивали далеко не каждый год. Так что оставили бы парня фактически с фигой. Но они на такое не пошли. Почему? А чёрт его знает. Тут так с ходу и не разберёшь. Особенно в свете этих чёртовых слухов…