Текст книги "На задворках Солнечной системы"

Уже вечером Басов зашел в кают-компанию выпить кофе. Спать не хотелось абсолютно, на корабле стояла давящая вязкая тишина, даже дверь в рубку была наглухо задраена. Профессор думал, что он последний и никого здесь больше не предвидится, но ошибся. На глубоком мягком диване, стоящем в углу, сидела Петрова, отрешенно глядя перед собой.

Басов ходил не то чтобы совсем бесшумно, но тихо, что помогало в лесу и нервировало студентов. От этой привычки он не избавился и здесь, поэтому, обнаружив Петрову, просто шагнул назад, однако женщина услышала, подняла голову:

– А, Сергей… Не стой на пороге, заходи. Пить будешь?

В руке у нее материализовались стакан и небольшая, где-то на пол-литра, фляжка. Сочно булькнуло содержимое. Почти полная, механически определил Басов. Вообще-то, спиртное на борту против всех и всяческих правил, в космосе многое запрещено. Вот только все обходят подобные запреты и смотрят на это сквозь пальцы. Главное – не злоупотреблять. В конце концов, у самого профессора тоже имелся НЗ, две по ноль тридцать три, так что незачем строить из себя святого. Не поймут, да и вообще случай явно не тот.

– Наливай.

Петрова кивнула и плеснула в стакан до половины янтарной жидкости. Басов принюхался – виски. Настоящий, шотландский. Очень недешевая штука. В стоящий на столе второй стакан женщина налила столько же, тютелька в тютельку. Судя по движениям, она уже изрядно приняла на грудь, но руки не дрожали, а точность и вовсе была поразительной. Сразу видно – много работала в лаборатории, очень хорошо поставлен глазомер, а опыт и впрямь не пропьешь.

– Та-ак, что это мы тут делаем?

На пороге материализовался Исмаилов. Хмыкнул, глядя на них, потом вздохнул:

– Примете в компанию?

– Давай, – Петрова махнула рукой.

– Тогда я сейчас принесу…

– Потом принесешь. Если потребуется. А у меня еще есть, – тут она ткнула пальцем, и, проследив за ее жестом, Басов только сейчас обнаружил возле стены еще две фляги. Одна маленькая, открытая и, похоже, уже пустая, а вторая – совсем как та, из которой сейчас производили распределение живительной влаги. М-дя, Петрова не мелочилась.

Исмаилов не стал жеманиться, просто достал еще один стакан, получил в него свою порцию и поерзал, удобнее устраиваясь в кресле. При этом он стал на миг похож на огромного, чуть нескладного грифа. Вздохнул, приподнял посудину:

– Ну, помянем.

Выпили молча, не чокаясь и не закусывая. Петрова сразу же, без паузы, налила еще. Повторили. Шибануло так, что выдавило слезу из глаз. Рядом свирепо закашлялся Исмаилов, потом встал, выудил из холодильника нарезанную ветчину, поставил на стол, и все немедленно закусили.

– Ф-фу… Мне дед бы за такое по горбу так врезал, что неделю бы отлеживался…

– Мне тоже, – кивнул Басов. – Он у меня из староверов, пьянку на дух не переносил. А твой?

– А мой считал, что правоверному свинину есть нельзя и вино пить. Крепок был в вере.

– Успокойся, это не вино, да и свинину в походе можно.

– Э-э, – махнул рукой Исмаилов. – Старикам этого не объяснишь.

– Это точно, – вздохнула Петрова. – Твой сколько прожил?

– Он и сейчас живой. Ему восемьдесят восемь только. А твой?

– А мой погиб. Он во время Большой Прибалтийской дивизией командовал – ну и подорвался на мине. Случайность. А твой, Сереж?

– Умер три года назад. Ему уж за девяносто было.

– Ну, хоть мы остались, род не прервался, – кивнул Исмаилов. – А у…

Тут он осекся, но все поняли, о чем он. Петрова опять вздохнула:

– Дети. Трое. Надо будет, как вернемся, помочь.

– Никаких проблем, – не раздумывая, ответил Басов. Исмаилов лишь кивнул согласно. – Ты его хорошо знала?

– Ну, как хорошо… Я с ним дважды в экспедиции ходила. На Меркурий и к лунам Юпитера. Штурман он был замечательный, и человек – тоже. Как-то на Меркурии он нас всех спас.

– Это как?

– Знаешь, Валер, так, как он, никто не сможет. У нас вездеход в трещину провалился, так Володя успел схватить за заднюю ось, другой рукой уцепился вообще непонятно за что и удерживал его, пока все не выбрались. Сила тяжести на Меркурии, конечно, не как у нас, но все же…

– Да уж, – подумал Басов. – Удержать вездеход – это надо обладать воистину нечеловеческой силой. И так нелепо…

А Петрова разлила по третьей, четко распределив то, что осталось во фляге, вздохнула:

– Ну, давайте, что ли…

Выпили, крякнули, закусили. Бледные щеки планетолога наконец порозовели, да и Исмаилов вроде бы оттаял, хоть и не до конца. Спросил, почему-то мрачно глядя в пол:

– А у вас как с детьми?

– У меня сын, – кивнула Петрова, ничуть, кажется, не удивившись вопросу. – Восемь лет парню. И как вернусь, буду думать о втором. Пора уже. А у тебя?

– Трое. Живут с матерью.

– Развелся, что ли?

– Ну… да.

– А что так?

– Спросите у этой… курицы.

– Если жена курица, то и муж явно не орел, – не удержался от язвительного комментария Басов. Исмаилов не обиделся, только рукой махнул:

– Жизнь – штука сложная. А у тебя?

– Двое. И тоже… с матерью.

– А что так?

– Однажды не дождалась из экспедиции. Впрочем, я ее не виню. Самому думать надо было.

– Когда в экспедицию уходил?

– Нет, когда женился.

– Все, хватит о грустном, – прервала их Петрова, доставая следующую флягу. – Ну, поехали!

В каюту Басов вернулся уже далеко за полночь и рухнул в койку. Все, на сегодня впечатлений было достаточно.

Борт корабля «Седов». Два часа спустя

Он проснулся от странного ощущения опасности. Лежал несколько минут, не понимая, что его вызвало, и лишь когда сон окончательно его отпустил, понял: бомба. Именно она явилась причиной беспокойства, не отпускающего уже который день. Черт!

Он встал, подошел к столу, выдвинул ящик и посмотрел на нее. Лежит среди ручек, почти не отличимая от них, разве что вдвое толще и в разы тяжелее. Даже стержень есть, писать можно.

Осторожно коснулся пальцами блестящего металлического корпуса – и с трудом удержался от вопля. Ему показалось, что бомба ожила. Этого не могло быть, но все равно казалось, что она лежит и смотрит на него. Живет своей странной, механической жизнью. Бред, конечно, вот только от бомбы следовало избавиться. Хотя бы ради здоровья собственных нервов.

План, как отделаться от внушающего священный трепет груза, родился словно бы сам собой. Он, конечно, обдумывал эту мысль и раньше, но все, что приходило на ум, это отправить ее в мусорный контейнер. Только вот что будет потом… Мусор не сбрасывали в космос, на корабле стоял реактор-конвертор последнего поколения, и все отходы, которые нельзя было использовать в замкнутом цикле, отправлялись в него, давая в результате дополнительную энергию. Все просто, но остается один вопрос – как на это отреагирует сама бомба. Какая у нее начинка, даже представить было трудно, разных типов взрывчатки люди изобрели вагон и маленькую тележку. А ну как рванет?

Представить себе взрыв конвертора было несложно. Лет десять назад, когда их только начали изготавливать, на Луне рванул экспериментальный образец. В результате образовался новый кратер, видимый даже в не очень сильный бинокль. И это притом, что мощность того реактора меньше установленного на «Седове» раз в двадцать. Нет, конечно, если он рванет, люди не успеют даже ничего почувствовать, но это почему-то выглядело слабым утешением.

А сейчас, то ли от испуга, то ли еще от чего, мозг выдал результат. Завтра похороны. Тело штурмана не отправят в реактор, это против всех традиций. Похороны – это значит, что Тимбитханов упокоится в космосе. Вот он, шанс!

В первый раз с момента отлета он заснул спокойно и едва не проспал. Не услышал будильника, и все тут. Однако же успел, в последнюю минуту, и принял посильное участие в одевании покойного. Не такой уж и простой процесс, кстати. Никаких комбинезонов – только парадный мундир, в рукав которого, собственно, и удалось сунуть бомбу. Все регалии, а их у Тимбитханова оказалось столько, что грудь его напоминала кольчугу. Потом тело помещают в специально сделанный в мастерской алюминиевый гроб, наглухо его запаивают и торжественно выносят в шлюз…

Он стоял у иллюминатора, рядом с остальными, и внимательно следил за тем, как гроб плавно выплыл в космос. А дальше сердце буквально сжалось, потому что он не улетел в дальнее далеко. В точном соответствии с законами механики Тимбитханов летел теперь рядом с кораблем, словно почетный эскорт, и зрелище гроба на фоне звезд выглядело жутковатым и чуточку сюрреалистичным.

А вот теперь стоило начинать бояться. Потому что если бомба все же решит взорваться, то на таком расстоянии она пропорет обшивку корабля, словно бумажную. Именно напротив гроба не было дополнительной стены из грузовых контейнеров, так что удар придется по жилой и технической палубам. И вот тогда мы похохочем…

Оставалось уйти в каюту, сидеть там и не отсвечивать, чтобы случайно не выдать своих чувств. Хорошо еще, отнеслись с пониманием, небось, думали, что переживает из-за смерти товарища. Дебилы! А проклятый гроб висел почти напротив иллюминатора и никуда не собирался исчезать.

Следующие пять дней он вынужден был любоваться этим зрелищем почти постоянно. Как вариант, можно было задраить иллюминатор, но тогда становилось совсем уж тоскливо. Знал ведь, что никуда начиненный взрывчаткой гроб не делся. Однако к концу третьего дня он поймал себя на мысли, что вид летящего в пространстве гроба перестал его раздражать. Человек – скотина такая, что привыкает ко всему, в том числе и к таким зрелищам. Тем более что приближалось время торможения, когда их корабль начнет сбрасывать ход. У гроба же тормозных двигателей не предусмотрено, и унесет его куда подальше. В общем, на пятый день он мог уже смотреть на него с улыбкой и даже с легкой ностальгией. А в ночь с пятого на шестой день гроб исчез.

Он проснулся и, даже не глядя в иллюминатор, в темпе оделся и выскочил в коридор. Утренняя разминка, опоздание на которую Павлов не прощал и гонял за это до седьмого пота, выглядела куда более важной, чем успевший опостылеть вид на космос. Тем удивительнее оказалось, что народ во главе с тренером, вместо того чтобы спешить на нее, толкался на смотровой площадке, возбужденно жестикулируя. И, когда он подошел, то почти сразу понял, что произошло. Космос вновь был чист.

Товарищи возбужденно спорили, активно строя гипотезы, а ему было ясно все и сразу. Сработала бомба, вот что произошло. И полетели клочки по закоулочкам. Но… почему же цел корабль? Почему даже сотрясения никакого не было? И мозг тут же выдал ответ, простой и логичный. Удивительно, что он не додумался до этого раньше, такая замедленность мышления непростительна ученому. Конечно же. Взрыв произошел в безвоздушном пространстве.

Ударной волны просто не возникло, и потому никаких повреждений и быть не могло. Разве что, будь взрыв ядерным, но бомбу таких размеров можно изготовить только из очень активных материалов. А они будут фонить так, что экранировать не удастся, сканеры засекут ее мгновенно. Так что остается обычная взрывчатка. И нечего было так нервничать, идиот!

Поразительно, насколько происшедшее подняло ему настроение. И лишь спустя пару часов до него дошло: бомба все же была включена. А раз так, значит, его уже заранее списали. И что теперь делать? Затаиться и сидеть тихонечко или все же попытаться выполнить задание и вывести из строя что-то важное?

Наверное, спокойно досидеть до конца экспедиции было бы самым правильным. Вот только глодала сердце мысль, что, когда он вернется, бумаги на него уже уйдут куда следует. И какие будут последствия, страшно было даже представить. Это не прибежать сразу же и доложить о попытке вербовки, это совсем другое. По голове не погладят однозначно, а зоны он боялся смертельно.

После долгих раздумий он все же склонился ко второму варианту, решив, правда, отложить его реализацию. Просто смысла не было начинать сейчас, это даже куратором обговаривалось. До Марса они в любом случае дотянут, а там военная база с неплохим ремонтным доком. Живо приведут корабль в порядок. Так что пришлось ждать, скрипя зубами от негодования. Впрочем, не так уж и долго оставалось ждать – уже вечером корабль приступил к торможению.

Рубка «Седова». Тот же вечер

– Ну, что скажете, Ирина Васильевна? – контрразведчик неторопливо потягивал чай из высокого граненого стакана. Старомодная посудина выглядела среди хрома и пластика несколько архаично, если, конечно, не знать, что этот стакан вполне способен выдержать удар кувалдой.

– По поводу? – Демьяненко сидела в своем кресле, вытянув идеально стройные ноги, и спокойно, без тени каких-либо эмоций, накладывала макияж. Создавалось впечатление, что ее ничего больше не волнует, движения были точны, как у робота, даже зеркало пилоту не требовалось.

– По поводу нашего штурмана.

– А чего говорить? Умер человек, бывает. Я с его обязанностями вполне справляюсь, а в поясе астероидов Игорь Петрович подстрахует, если потребуется. У военных помощи можно попросить, но думаю, обойдемся и без этого.

– Не придуривайся… – Романов, сидящий за своим пультом и что-то сосредоточенно рассчитывающий, движением руки смахнул с экрана записи и, встав, прошелся по рубке. – Я про ситуацию с его телом.

– Мы же договорились вроде о версии с метеором. Технически я другого варианта, объясняющего исчезновение гроба, и не вижу.

– Три раза «ха!», – тоном, показывающим, что ему совершенно не смешно, прокомментировал ее слова контрразведчик. – Это для… гм… пассажиров еще кое-как прокатило, хотя и они, думаю, не все поверили. Но мы-то понимаем простую вещь: сама по себе вероятность встречи с метеором здесь стремится к нулю. Сколько мы их встретили за время полета?

– Приборы зафиксировали три удара, – Демьяненко закончила наносить макияж, извлекла маникюрный набор и начала аккуратно подравнивать ногти изящной пилочкой.

– И все три имели такую массу, что оставили на внешней обшивке только царапины. Даже слой краски не смогли пробить. А теперь скажите мне, вы верите, что в ящик размерами метр на два угодил крупный метеор, способный его сбить с курса?

– Нет, – все так же бесстрастно ответила женщина, не переставая доводить свой маникюр до идеального состояния. – Однако это роли совершенно не играет.

– Почему? – одновременно спросили оба мужчины.

– Потому что у нас не хватает информации для серьезного анализа, а гипотезы мы можем строить сколь угодно долго. Подтвердить и опровергнуть их мы все равно не можем, так что равновероятно и появление инопланетян, и то, что наш механик каким-то образом приделал к гробу реактивный двигатель.

Доля правды в ее словах была, и некоторое время в рубке царило молчание, прерываемое только звуком постукивающих по подлокотнику пальцев. Контрразведчик, расположившийся в кресле Тимбитханова, своего ему в рубке не полагалось, задумчиво барабанил по пластику, похоже, даже не слыша звука. Потом он с шумом отхлебнул чай и вздохнул:

– Как бы то ни было, оставить ситуацию без внимания мы не можем. Это напрямую угрожает безопасности корабля и ставит под угрозу выполнение задания. Стало быть, надо предпринять хоть что-то. То, что в наших силах. Так что отбросим версии об инопланетянах и двигателях как тупые, о метеоре как маловероятную и сконцентрируемся на том, что в происходящем каким-то образом виноваты находящиеся на борту. Что они могли сделать?

– Да, в общем-то, ничего. Разве что динамитную шашку внутрь сунуть, – пожал плечами Романов. – Хотя я бы предположил, что все проще. Гроб мы заваривали, внутри оставался воздух. Если шов где-то оказался некачественным и треснул, то возникшая струя изменила его траекторию полета, и он улетел прочь. Чем не версия?

– Хорошая версия, – кивнул, подумав секунду, контрразведчик. – К сожалению, тоже непроверяемая. И версия с динамитом тоже хорошая, причем меня она пугает.

– Вы параноик, – усмехнулась Демьяненко. – Во-первых, кому и зачем потребовалось взрывать гроб? А во-вторых, где он взял динамит?

– Динамит – это я так, образно, – контрразведчик махнул рукой. – Этих взрывчаток сейчас развелось столько, что не сосчитать и не отследить. А вот зачем – это вопрос посерьезнее. Так что, может, я и параноик, но проверить эту версию все равно придется.

– Проверяйте, – кивнул Романов. – Откровенно говоря, я не верю, что на борту завелся псих, который балуется со взрывчаткой. Да и она есть только в контейнере с геологическим оборудованием. Ах да, еще в контейнерах с оборудованием для горнопроходческих работ. И те, и другие опечатаны. Но проверить все равно нужно, мало ли, пренебрегать даже гипотетической угрозой не следует. Вы специалист – вам и карты в руки. Плюс, мы на виду, а вы – нет. Но вот как это удастся сделать – ума не приложу. Там мы все были, все толкались, и никто ничего не заметил.

– Да знаю я, – контрразведчик с досадой махнул рукой. – Сложно, конечно. Буду думать.

– Если что, обращайтесь в любое время дня и ночи. Но, думаю, стоит держать ваши соображения в тайне. Не стоит нервировать людей.

– Само собой, – кивнул ему контрразведчик.

– Ну, вот и ладненько. А теперь идите, нам с Ириной Васильевной через полчаса торможение начинать.

– Гм… А можно я останусь? Никогда на таких кораблях при маневрах не присутствовал.

Если контрразведчик хочет на что-то посмотреть, вряд ли он делает это из праздного любопытства. Скорее всего, он намерен оценить ходовые возможности корабля. К этому выводу пилоты пришли синхронно.

– Почему нет? Оставайтесь. Но только ничего не трогайте.

– Я что, похож на идиота? – в голосе контрразведчика прозвучали нотки обиды.

– Знали бы вы, сколько идиотов успешно притворяются нормальными людьми. Но все равно, хотя допуск к пилотированию у вас теоретически имеется, ничего не трогайте.

Контрразведчик кивнул и, допив свой чай, с интересом начал наблюдать за действиями пилотов. Хотя наблюдать там было, откровенно говоря, особенно и нечего. Тестирование систем – это только запустить соответствующие программы. Потом запуск автопилота, который в назначенное время, с точностью до долей секунды, включил тормозные двигатели. В глазах на миг помутилось – тяга двигателей наложилась на искусственную гравитацию, и на том все интересное, собственно, закончилось. Огромный корабль начал плавно замедлять свой бег через пространство, и длиться этот процесс должен был несколько суток.

Разумеется, это не было похоже на лихие маневры аэрокосмических истребителей. И на то, как тормозят военные корабли, – тоже. При сравнимых массах покоя запасы прочности полугрузового исследовательского судна и бронированного крейсера рознились принципиально, да и не ставилось конструкторам «Седова» задачи научить корабль «вальсировать». Торможение, как и разгон, проходил сравнительно неторопливо и даже скучно. Тем не менее, контрразведчик просидел в рубке еще с полчаса и лишь затем отправился к себе. После этого пилоты наконец вздохнули с облегчением – ощущать постоянно наблюдение за собой далеко не самое приятное чувство. Даже если ты первый после Бога.

– Ну, Ирин, а теперь что скажешь?

– Скажу, что он параноик. Но лучше параноик, чем разгильдяй.

– И я тоже так думаю, – вздохнул Романов и, выведя на терминал данные, приступил к расчетам, беззвучно шевеля при этом губами. Сегодня была его очередь замещать вакантную должность штурмана.

Пассажирская каюта. Одновременно с разговором в рубке

Ситуация ему совершенно не нравилась. В версию с метеором, озвученную полчаса назад в кают-компании, он не верил ни на грош и не сомневался, что Романов тоже в нее не верит. Просто командир сказал то, что все объясняло и могло успокоить перевозбудившихся ученых. Те и успокоились – то ли поверили, то ли заставили себя поверить. А вот он не поверил, поскольку хорошо понимал, как мала вероятность встретиться с летающим булыжником, да еще в этом, считающемся крайне спокойным секторе. Не положено ему, кадровому разведчику, верить в чепуху. И возникал закономерный вопрос: так что же здесь происходит?

Вот на него ответить не получалось никак, хоть ты головой о стену бейся. И это не только выводило из себя, но и ставило под угрозу миссию вообще. А если не удастся ее выполнить, то проще самому выпрыгнуть из корабля. В космос и без скафандра. Такое допустить нельзя, равно как и дать возможность русским освоить технологию межзвездных перелетов. Если это произойдет, то догнать их будет невероятно сложно, а то и вовсе невозможно.

Но что бы ни происходило, допустить возникновение проблем до того, как начнутся испытания, нельзя. Требуется снять параметры, которые позволят впоследствии воссоздать двигатель у себя, на Родине. Их маленький остров, центр некогда могущественной империи, достоин того, чтобы его величие снова проявилось во всей красе. Сейчас, когда в Америке царил бардак и янки не могли больше диктовать миру свои условия, а убогое детище бюрократов, Евросоюз, канул в лету и не путался под ногами всего адекватного мира, шанс на это стал как никогда реален. Вот только русских бы еще обойти. А они, сволочи, не собираются вновь становиться вторыми, третьими или десятыми. Они согласны быть только первыми и не церемонятся с теми, кто этого не понимает. Вот потому и надо было ударить там, где они чувствуют себя непревзойденными, а стало быть, теряют осторожность – в космосе. И для этого просто необходимы новые двигатели!

Идеально, конечно, если удастся захватить корабль. И шансы, кстати, имеются. Но это уже максимум, на что можно рассчитывать. Но даже просто снять параметры и после этого уничтожить «Седова» должно хватить. Только вот…

Только вот русские – не дураки. Здесь наверняка должен находиться офицер службы безопасности. Может, даже не один. И его произошедшее не может не насторожить. Кто бы ни был тот идиот, что сотворил это безобразие с гробом, он опасен, в первую очередь, своей глупостью. Устроит еще чего-нибудь – и либо русские начнут шерстить всех подряд, либо и вовсе с кораблем что-нибудь случится. И что тогда?

О том, что произойдет в этом случае, даже думать не хотелось. Гибель корабля – смерть. Быть рассекреченным русскими… Еще вопрос, что хуже. У них для иностранцев предусмотрены наказания куда худшие, чем для своих. Сгниешь заживо на лесоповале или на уране. И родная контора не заступится, не в ее это правилах.

Мерзко это все. Он вообще не должен был лететь, но где-то там, наверху, решили, что задание ответственное, а значит, и задействовать надо профессионала, а не завербованного агента, который, вдобавок, может оказаться ненадежным. И теперь придется бороться за собственную шкуру. Ух, попадется ему этот шутник, что так испортил всю игру, – пожалеет, что на свет родился. Или не пожалеет – не успеет просто.

Разведчик встал, прошелся по каюте. Не хотелось спать, ну вот хоть тресни. А надо, скоро Марс, и следует быть в форме. Хотя бы для того, чтобы получить хоть какую-то информацию об их военной базе. Смешно, но на Марсе не имелось ни одного их агента, русская контрразведка работала совсем неплохо. Все же там служат хорошие профессионалы и грамотные параноики. И пойманных агентов (а только их разведка за последний год потеряла – в попытках проникнуть на марсианскую базу – троих) они вышвыривают в космос. К горлу подкатился мутный ком злости, рожденный и замешанный на зависти. Зависти к русским, которые делают, что хотят, летают, куда хотят, и плюют с орбиты на мнение остальных. Злости на то, что приходится так по-глупому рисковать.

Откровенно говоря, он не считал себя злым человеком. Да и вообще, человек по натуре своей – существо милое и доброе. Если он не в танке. А человека в танке лучше всё же не злить. Сейчас вокруг даже не танк, космический корабль, имеющий шансы стать впоследствии первым земным звездолетом. И все равно, процесс выполнения задания протекает неравномерно и противоречиво с трудноуловимой закономерностью. Или, как говорят русские, через жопу. Так что хочешь, не хочешь, а подавляй эмоции. Холодная голова – непременный атрибут разведчика, и тот, кто о ней забывает, очень быстро становится мертвым разведчиком.

Эта мысль почему-то подействовала успокаивающе. Бухнувшись на кровать, он натянул одеяло, подумал, что сейчас в космосе можно жить относительно комфортно, и провалился в глубокий, здоровый сон. А корабль продолжал лететь, пронзая темное пространство космоса, и лишь вахтенный офицер, развалившийся в пилотском кресле в рубке, бодрствовал на его борту…

Двое суток спустя. Орбита Марса

Марс, как и положено богу войны, смотрелся внушительно. Красная, точнее, насыщенно-оранжевая планета медленно поворачивалась в иллюминаторе. Слабенькая, почти прозрачная атмосфера, лишенная даже намека на облака, позволяла насладиться незабываемым зрелищем, глядя на которое многие уже минут через десять начали… зевать. Да-да, именно так. Безжизненностью от Марса веяло за парсек, и рассматривать однообразные пейзажи оказалось на редкость скучно. Особенно, наверное, Романову, который бывал здесь уже не раз.

Да и в самом деле, все прогнозы футурологов по поводу возможного освоения Марса оказались совершенно оторванными от действительности. В первую очередь потому, что на этой планете не было ничего, в чем бы люди остро нуждались. Марс оказался на диво беден ресурсами, а те, что были, залегали так глубоко, что добыча их выглядела делом заведомо убыточным. Дело еще могла бы исправить какая-нибудь «изюминка», встречающаяся только здесь, ведь людям всегда не хватает того, чего у них нет и быть не может. Увы, на Марсе с этим тоже как-то не сложилось.

Даже колонизация с целью спастись от перенаселения ему не грозила: во-первых, после цепи войн население Земли и так уменьшилось на четверть, а во-вторых, единственная страна, которая могла технически хотя бы попытаться осуществить колонизацию, и без того от недостатка территорий не страдала. В общем, на поверхности планеты расположились несколько автоматических станций, ползали автоматы-разведчики да спускались туда изредка ученые, благо технически это было просто. Но никаких городов под куполами или подземных галерей, набитых людьми, как в старых фильмах, на Марсе так и не появилось, и в обозримом будущем не планировалось.

Зато орбита планеты представляла собой полный контраст с ее поверхностью. Количество станций и спутников, висящих на ней, уступало таковому разве что у Земли. Более того, здесь расположилась самая большая орбитальная станция из когда-либо построенных человечеством. Хотя, откровенно говоря, задействована эта громадина – с массой покоя свыше сорока миллионов тонн – была от силы процентов на десять.

Особого смысла в строительстве такой станции у русских не было, но в тот момент, когда решение было принято, считали иначе. Во-первых, планировалось создать на орбите Марса полноценную инфраструктуру для военного флота, включающую верфи, способные строить новые корабли. Впоследствии, правда, аппетиты военных оказались серьезно урезаны за ненадобностью – перелеты к Земле упростились, а потому с определенного момента отправляться на ремонт и обслуживание домой стало и проще, и дешевле, однако процесс большого строительства уже был запущен и отменять его не стали. Ну а, во-вторых, здесь проводили обкатку новой методики создания орбитальных станций, и марсианская платформа стала для этого отличным полигоном.

Для строительства не везли с Земли модули – это дорого и малоэффективно. Имеющие колоссальный опыт орбитального строительства и длительной эксплуатации космических станций русские пошли иным путем. На тот момент как раз планировали закладывать экспериментальные заводы в поясе астероидов, и систему транспортировки продукции решено было испытать здесь. Только вместо металлических блоков в полет отправляли сами астероиды небольших размеров. Оставалось только перехватить их на подлете и скорректировать курс таким образом, чтобы вывести глыбы камня и металла на орбиту Марса.

Здесь астероиды, которым судьбой было уготовлено стать строительным материалом, связывались в единое целое, после чего в их недрах выплавляли ходы, каюты, склады… Толща камня надежно защищала от излучения, большая масса придавала устойчивость, что было важно при швартовке кораблей. Вдобавок, часть глыб оказались ледяными – их специально запустили сюда с орбиты Юпитера, благо там подобного добра хватало. Это позволило обеспечить станцию водой на годы вперед. Впоследствии лед отправляли сюда еще не раз – он стал крайне востребованным. Завод по производству топлива для кораблей производил на его основе дейтерий и тритий. Изотопы водорода, собственно, и являлись главными компонентами топлива для планетолетов, так что Марс из убыточного превратился наконец в нормальное предприятие, обеспечивающее главное – возможность продолжать разведку в космосе и снабжать флот, как гражданский, так и военный. В качестве побочной продукции завод вырабатывал кислород, который также оказался востребованным.

Увы, на Марсе пытались обосноваться не только русские. Альянс совместно с Европой и, ограниченно, Японией, тоже попытался создать здесь базу. Кстати, небезуспешно. У них были худшие корабли, не имелось поляризаторов гравитации, да и маршевые двигатели оставляли желать лучшего, зато объединенные ресурсы превосходили то, что выделила на освоение Марса Россия. И в один прекрасный день на орбите планеты появилась эскадра в два десятка вымпелов и заявила невнятные претензии на желание застолбить территорию.

В качестве контраргумента русские предъявили четыре крейсера, и конфликт затих сам собой, так и не начавшись. Все же четыре гравилета, утыканных орудиями и имеющих полную свободу маневра, способны были разделать эскадру набитых людьми, связанных инерцией и слабой энерговооруженностью кораблей по рукам и ногам в считанные минуты. Так что претензии отпали, а вот желание зацепиться за Марс осталось.

К удивлению непрошеных гостей, русские не стали мешать. Что называется, пожали плечами и отмахнулись – делайте, что хотите, да и все тут. Под ногами, главное, не путайтесь. Однако удивление удивлением, а дело делом. Выходцев из Альянса никто бы не смог назвать людьми нерешительными. Тем более тех, кто связал жизнь с космосом. Да и остальные участники авантюры подобрались им под стать. Поэтому, убравшись на другую сторону планеты (русские предупредили, что бултыхаться рядом и наблюдать за монтажом станции они никому не позволят), вновь прибывшие авантюристы занялись делом. Под бдительным присмотром одного из крейсеров, они принялись исследовать планету, тратя время и силы, чтобы получить сведения, известные русским давным-давно. Вот только делиться с ними информацией никто не собирался, так что пришлось попотеть самим.