Текст книги "Лейтенант Сева, или В ожидании Квантунской армии"

Михаил Окунь
Лейтенант Сева, или В ожидании Квантунской армии
Рассказ

…И когда майор Горлов, налившись пьяной кровью, расстегнул кобуру, выдернул ТТ и приказал: «Пей, лейтенант!» – Сева понял, что дело плохо…

Сева полюбил выпивать еще в курсантские годы. Вернее, полюбил он не выпивку как таковую, а сидение в ресторане как процесс.

Разве не замечательно? – чинно усаживаешься за столик, скажем, в «Метрополе» на Садовой. Солидный пожилой официант, – еще, может быть, старорежимный, – в легком поклоне принимает заказ. Хоть заказик и скромный – сельдь с гарниром, сто пятьдесят граммов «Московской» – делает он это невозмутимо, виду не подает. И, выдержав положенное, приносит запотевший крошечный графинчик, рюмочку с насечкой под хрусталь, селёдочку с ломтиками холодной отварной картошки, свеклы, колечками лука, – сдобренную растительным маслом, с каплей уксуса.

И тут наступает сущее блаженство: звучит оркестр, графинчик расходуется экономно, распечатывается пачка папирос «Норд»… На тебе новенькая форма, ловишь взгляды, «Вы позволите пригласить вашу даму?»… А в двух шагах ждет вечерний Невский.

И ничего удивительного, что выйдя в туалет и засмотревшись на себя в полный рост в огромное зеркало до полу, не замечаешь патруля, как из-под земли возникшего в вестибюле ресторана. Рассекая акваторию, зловеще устремляется к тебе военмор, капитан-лейтенант, в фарватере которого следуют, посмеиваясь, два курсанта Фрунзенки. Попался, зеленый…

Вообще-то, военную форму Сева надел не по своей воле. Поступил он в нормальный гражданский вуз Политех, доучился до второго курса. И вдруг приказ наркома обороны: в обязательном порядке студенты младших курсов переводятся в Академию связи им. товарища Будённого и становятся курсантами. И никаких уклонений! Исторические тридцатые подходили к концу.

Сева начал учиться в Академии. Жить курсантам старших курсов, начиная с третьего, разрешалось на квартирах. Но Сева время от времени злоупотреблял доверием командования. Несколько раз его походы по злачным местам Ленинграда заканчивались, как тогда в «Метрополе», объяснениями с патрулем и сигналом в Академию о поведении, позорящем честь и достоинство красного курсанта. Как и следовало ожидать, кончилось дело тем, что Севу вновь перевели на казарменное положение.

При всём том учился он хорошо, радиотехнику любил. И когда подкатили выпускные экзамены, сдавал их исключительно на отлично. Но на марксизме-ленинизме Севу ждала катастрофа.

Уверенно ответив на все основные вопросы по великому учению, которое «всесильно, потому что оно верно», Сева безмятежно ждал вопросов дополнительных. Они последовали, но совершенно неожиданные.

Преподаватель Краско спросил: «Теорию, товарищ курсант, вы освоили, а вот как с практикой? Как на практике осуществляете вы постулаты марксистско-ленинской теории? В быту, например…» И, выдержав паузу, добавил: «Такие, как вы – гнойная язва среднего военно-технического начальствующего состава!» Вот так, без запинки.

Сева понял, что погиб, что ресторанные сидения не прошли даром. Но при этом он машинально подумал, что этому самому среднему составу абсолютно незачем стыдиться своих язв.

С оценкой «удовлетворительно» по «основному предмету» рассчитывать на хорошее назначение было невозможно. И новоиспеченный воентехник 2-го ранга, что соответствовало званию лейтенанта, два кубаря в петлицах, отправился служить, куда послали. От папы-мамы, из уютной квартиры на Большой Московской – на границу с далекой и неведомой, но братской Монголией.

– Не стреляйте, ваше превосходительство, господин есаул! – попробовал отшутиться Сева. – А то до Читы не доберусь.

Как и многие на Руси, майор любил выражаться короткими словесными связками, но тут разразился длинной тирадой повышенной этажности, а закончил почти литературно:

– Пей, Сева, – почти ласково повторил он, держа лейтенанта под прицелом. – Пей! А за командировку не журись – доставим на вокзал в лучшем виде.

Энск на границе с Монгольской народной республикой значительно отличался от Ленинграда, и Сева сильно затосковал.

Вскоре началась Великая Отечественная. В ожидании нападения из Манчжурии миллионной Квантунской армии боеготовность повысили, пайки урезали. Хотя они и так были не слишком сытными. Даже среди офицерского состава начались случаи дистрофии, были и смертельные исходы. По ночам снилась еда. Где она, балтийская селедочка, где гарнир при ней?.. И графинчика не надо! – лишь бы хлебушка вдоволь. Будучи высокого роста, Сева после двух лет службы тянул всего килограммов на шестьдесят с небольшим.

Впрочем, «графинчик» имелся, и весьма изрядный. Нацеживался он из запасов технического спирта, и счастливцы, имевшие доступ к полковому вентилю, ценились в своей среде высоко. К ним относился и потомственный представитель забайкальского казачества (как он сам утверждал в офицерских застольях) майор Горлов. Не в меру на зелье падкий…

В тот злосчастный день Сева снарядился в командировку в Читу. Но бес попутал, и стукнуло ему непременно запастись в дорогу спиртом, хоть полфляжкой. Устроить себе дорожный праздник, этакий крошечный ресторанчик в объеме вагонного купе: банка пайковой тушенки, буханка чернушки, спирт до полной баклаги разбавить.

И ведь в попутчики может попасться кто-нибудь приятный! В самом невероятном, но всё же возможном случае, – какая-нибудь молодая женщина. Он представлял ее себе: какая-нибудь бухгалтерша, учительница… Красивая, изящная, но скромная – время-то военное. Она согласится разделить компанию, пригубит из винтовой крышечки фляжки, зажует хлебным ломтиком. Они хорошо разговорятся… За окном в чернильной тьме будут появляться и исчезать дальние редкие огоньки…

О том

...

конец ознакомительного фрагмента