Текст книги "Алтай. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия в Центральной Азии"

Две или три лавки, да и то самые жалкие, несколько кузниц и ручных мельниц – вот и все торговые и ремесленные заведения города, в котором в то время считалось до 1200 жителей.

Булун-Тохой неоднократно подвергался нападениям дунган, которые, однако, не причинили ему особенного вреда, разорив только дотла старое поселение, находившееся к западу от города. Месяца за два до нашего прихода дунганская шайка в числе около 30 человек подъезжала к городу и, сделав по нем с окрестных высот несколько ружейных выстрелов, схватила и увезла четырех китайских женщин, вышедших за водою на арык, протекающий под стенами города.

К югу от города в расстоянии около 120 сажен расположена цитадель, состоящая из такой же кирпичной ограды, как и городская стена, но квадратной формы, около 40 сажен в стороне. Впереди стены, имеющей не более 13 футов высоты, находится ров, из которого земля присыпана прямо к стене, отчего образовалась довольно отлогая насыпь, дозволяющая свободно восходить на ограду. В стене сделаны бойницы, как в наших кремлях, а с внутренней стороны присыпан земляной банкет. Внутри цитадели находится несколько зданий, занимаемых гарнизоном и военными запасами.

В 150 саженях к северу от города стоит китайская кумирня, состоящая из трех небольших кирпичных зданий, обнесенных низенькой оградой. Одно из этих зданий и служило храмом, но богослужение в нем совершалось очень редко. Внутри здания против дверей устроено из кирпича возвышение в виде лежанки, на котором помещались кумиры, а на дворе против тех же дверей сложен небольшой кирпичный четырехугольный столб со многими маленькими нишами, расположенными в шахматном порядке. Этот столб служил для сжигания благовонных веществ.

По прибытии в Булун-Тохой нам отвели квартиру в этой самой кумирне, чему мы немало изумились. Наша полусотня, стоявшая в Булун-Тохое целых два месяца, оставалась все время в той же кумирне, и китайцы нисколько не тяготились этим, даже не показывали вида, что им не нравится пребывание иноземцев в их святилище. Уже впоследствии в г. Гучене мы имели случай убедиться, что сыны Небесной империи не оказывают своим храмам должного уважения: они там не только едят, пьют и курят, но даже свободно играют в карты или кости и обращаются бесцеремонно с предметами, по нашим понятиям, сокровенными.

Во время нашего пребывания в городе было большое движение: китайское правительство предписало местным властям переселить большую часть жителей Булун-Тохоя в Гучен и Чугучак, чтобы усилить в окрестностях этих городов земледелие, необходимое для довольствия расположенных в них войск. Поэтому ежедневно по утрам отправлялись из Булун-Тохоя партии переселенцев. Тяжелые двухколесные китайские телеги, нагруженные разным домашним скарбом, поверх которого помещались женщины с детьми, вытягивались вереницами, издавая оглушительный скрип; мужчины и взрослые мальчики верхом на лошадях и мулах подгоняли скот. Вскоре город опустел окончательно: из 1200 человек жителей едва ли осталось 200, не считая гарнизона.

Сильный разлив р. Урунгу, вдоль которой мы должны были следовать далее к Гучену, задержал нас 10 дней в Булун-Тохое, и это обстоятельство дало возможность познакомиться с окрестностями города, представляющими весьма много любопытного в геологическом отношении.

К востоку от хребтов Нарын-кара, Саура и Салбурты простирается обширная ложбина, по северной части которой протекает р. Урунгу, изливающая свои воды в оз. Улюнгур несколькими рукавами. Эта низменная местность покрыта многими солеными, солоноватыми и пресными озерками, солончаками и болотами, поросшими камышом, в которых гнездятся миллионы плавающих и болотных птиц, а также живут в большом количестве кабаны. Между озерами и болотами воздымаются местами песчаные бугры, напоминающие приморские дюны, и небольшие площади с растительной землей, занятые посевами городских жителей и насаждениями чия.

С востока, юга и запада Булунтохойская впадина замкнута высокими землями, представляющими в целом нагорную равнину, поднимающуюся около 500 футов над дном ложбины и покрытую на юге и западе горами: Нарын-кара, Восточным Салбурты и невысокими скалистыми кряжами, простирающимися с запада на восток и служащими как бы продолжением Салбуртинской цепи гор. На востоке, юге и юго-западе описываемая нагорная равнина ниспадает к Булунтохойской ложбине крутым и высоким обрывом, к южным берегам оз. Улюнгур то пологими, то террасообразными склонами, а на западе и северо-западе обрывается к этому озеру высоким нагорным берегом.

Обрыв этот в северной части состоит из однородной песчанистой, светло-бурой, отверделой глины, в которой вовсе незаметно слоистого сложения. Многочисленные извилистые, лоткообразные лощины прорезают его в окрестностях Булун-Тохоя и придают ему в этом месте вид гладкозазубренного горного склона, как бы облитого светло-бурым, отвердевшим потом песчано-глинистым раствором.

В южной же части, начиная с 6-й версты к юго-юго-востоку от Булун-Тохоя, этот обрыв несравненно менее зазубрен и состоит из красновато-желтой, тоже отверделой и неслоистой, глины. Здесь в нем можно наблюдать местами горизонтальные борозды, напоминающие черты береговых размывов, во многих местах уже совершенно сглаженные. Тут же, в расстоянии 30 или 40 сажен от увала, стоят невдалеке одна от другой две любопытные пирамиды из отверделой же светло-желтой глины, в которых гнездятся стрижи и голуби. На этих пирамидах, имеющих около 25 футов высоты и футов до 300 в основании, горизонтальные черты размыва сохранились еще с большей ясностью.

Кроме множества малых озер, Булунтохойская впадина вмещает в себе два больших озера – Улюнгур и Бага-нор. Песчаные берега Бага-нора, совершенно лишенные растительности, плоски, а окрестности его однообразны и печальны. По причине чрезмерной солености воды в нем не должно быть никакой животной жизни, что подтверждается совершенным отсутствием на озере плавающих и голенастых птиц.

Только одни турпаны, навещающие изредка пролетом это пустынное озеро, оглашают его окрестности своими криками, напоминающими стоны больного дитяти. При нашем посещении несколько уже летавших молодых выводков плавало взад и вперед около берегов, между тем как их родители, сидевшие на берегу, как бы поощряли их своими жалобными возгласами.

На дне озера, глубина которого от берегов возрастает очень медленно, лежало множество раковин, принадлежащих пресноводным безголовым моллюскам, но между ними не встречалось ни одной, содержащей живое существо. Те же самые раковины покрывают в большом количестве и плоские берега озер, причем лежащие близ береговой черты сохранились так хорошо, как будто только недавно освободились от своих мягкотелых обитателей.

Далее от берега встречались лишь обломки этих раковин, постепенно мельчавшие по мере удаления от него. Но еще в двух верстах к северу от озера, на высоте около 50 футов над теперешним его уровнем, мы нашли в отверделой глине под увалом две полные створки беззубика и превосходно сохранившуюся лобную кость щуки, имевшей, вероятно, не менее 5 или 6 фунтов веса. Следуя под увалом к востоку, мы продолжали делать по временам раскопки и каждый раз находили обломки раковин и изредка встречали кости рыб: щуки, окуня и линя.

Окончив осмотр, мы снова подъехали к озеру, чтобы выкупаться, так как в это время стоял невыносимый жар. Отойдя сажен на 70 по прибрежной песчаной мели и затем, отплыв сажен на 50, мы стали опускаться на дно на глубину примерно 7 футов и нашли там иловатый, пепельно-синий, довольно вязкий грунт.

Добытые отсюда раковины Anodonta anatina точно так же были все до одной мертвые, несмотря на то что вода в этом месте близ дна была очень холодная, очевидно, от ключей, которые тут били с глубины и опресняли, следовательно, несколько рассол. На плоской береговой полосе, шириной футов до 120, состоящей из полуотверделого песка, с удивительной отчетливостью сохранились черты размыва и следы бурунов, совершенно сходные с теми неровностями, которые теперь можно видеть на прибрежной песчаной мели озера.

К востоку от Бага-нора лежит обширный солончак, отделенный от него высокой песчаной грядой и занимающий замкнутую со всех сторон котловину, площадь которой простирается до 2 верст. Соляная кора, осевшая в юго-восточной, наиболее низменной части котловины, блестела издали, подобно водной поверхности, за которую мы, томимые в то время сильною жаждой, ошибочно ее приняли и поспешно направились к этому мнимому озеру, надеясь найти в нем пресную воду. Но, подъехав ближе, с горьким разочарованием убедились, что это было не что иное, как голая самосадочная соль, так обманчиво блестевшая на солнце.

Несмотря на мучительную жажду, иссушившую наши губы и языки до того, что трудно было даже говорить, мы направились вдоль северного берега котловины, совершенно сходного с увалом около Булун-Тохоя, к востоку и стали снова делать раскопки. И здесь мы находили обломки тех же самых раковин и встречали кое-где останки рыб. Однако на поверхности тут незаметно было таких больших обломков раковин, какие мы встречали к северу от Бага-нора даже под самым увалом: здесь они были так малы, что их с трудом можно было отыскивать.

Нестерпимая жажда заставила нас покинуть эту любопытную котловину. Взобравшись по извилистым лощинам на плоскогорье, покрытое полуразрушенными, обнаженными высотами, мы направились, молчаливые и угрюмые, к городу, до которого оставалось еще около 25 верст. Это было до крайности утомительное шествие. Под конец мы с трудом держались на лошадях, покачиваясь из стороны в сторону, и едва-едва дотащились до города, сохранив надолго в памяти впечатления этого тяжелого дня.

Дальнейший наш путь от Булун-Тохоя до Гучена пролегал по совершенно неизвестной местности, о которой мы в Булун-Тохое не могли получить обстоятельных сведений и не нашли даже туда проводника. Впрочем, в последнем не представлялось крайней надобности, так как за несколько дней до нашего выступления отправились из Булун-Тохоя же в Гучен переселенцы, по следам которых нетрудно было отыскать дорогу.

Оставив одну полусотню в Булун-Тохое, мы с другой полусотней и караваном в 600 с лишком верблюдов при 120 лаучах[4]4
  Лаучами называются люди, занимающиеся вьючкой и развьючкой верблюдов, а также уходом и наблюдением за ними в пути.


[Закрыть] выступили в путь 9 июня. Путешествие с таким огромным караваном было не совсем приятно: с раннего утра обыкновенно начинается вьючка верблюдов, сопровождаемая оглушительным их ревом, который непривычному тяжело переносить; затем медленно вытягиваются корабли пустыни по дороге, мерно покачиваясь на своих высоких, неуклюжих ногах, как на рессорах, и начинается утомительное шествие версты по 3, много по 3½ в час, притом с частыми остановками, продолжающимися от 10 до 20 минут, чтобы дать время подойти отсталым. По прибытии на ночлег снова поднимается верблюжий рев при развьючке, и так повторяется каждый день.

В полуверсте от города мы поднялись на плоскую возвышенность, по которой и следовали далее в юго-восточном направлении. С этой высокой равнины можно видеть всю окрестную местность на далеком расстоянии. На юг от Булунтохойской впадины отчетливо заметны отсюда невысокие скалистые кряжи, служащие как бы продолжением Салбуртинской цепи гор, то прерывающиеся, то снова возвышающиеся на плоскогорье, замыкающем впадину с юга. Самый значительный из этих кряжей лежит к югу от оз. Бага-нор почти на самом краю плоскогорья.

Далее к юго-юго-востоку от этого озера на всем пространстве, какое мог видеть глаз, расстилалась необозримая равнина. Но на обратном пути, благодаря миражу, мы заметили в этом месте обратное изображение небольшого горного кряжа, висевшего, как нам казалось, на высоте примерно около 3° над горизонтом и слегка покачивавшегося в атмосфере. На северо-востоке видна была на горизонте неширокая, темноватая кайма, подернутая как бы туманом, – это Южный Алтай, юго-восточное продолжение которого постепенно терялось вдали.

Пройдя около 18 верст по плоской возвышенности, мы спустились в широкую долину р. Урунгу и следовали по ней далее уже в юго-юго-восточном направлении. Эта углубленная долина, окаймленная справа и слева высокими, футов в 350, обрывами, имеет в том месте, где мы в нее спустились, около 25 верст ширины.

В ней течет р. Урунгу, берега которой повсюду покрыты лиственным лесом: высокоствольными осинами, осокорью, тополем, талом, тальником и множеством разнообразных кустарников. Далее от берегов, примыкая к лесной полосе, имеющей от ½ до 1 версты ширины, тянутся по обе стороны полосы высокого и густого чия, перемежающегося с зарослями кустарников и с песчаными буграми, совершенно сходными с булунтохойскими. В нижней части долины нередко встречаются небольшие солончаковые пространства с солоноватыми озерками.

Урунгу, когда мы на нее прибыли, только что успела войти в берега после сильного разлива от дождей и потому несла свои воды необыкновенно быстро: в 75 верстах от Булун-Тохоя скорость ее течения была 5,8 фута в секунду. В это время по ней неслось множество плавника: не проходило и 10 минут, как деревья и карчи, точно в погоню друг за другом, проносились мимо наших стоянок на берегу. Средняя глубина реки была в то время по крайней мере футов около 20, а ширина колебалась от 40 до 60 сажен. Острова на реке встречаются довольно часто, в особенности в нижних частях, но вообще весьма незначительны по величине.

В Урунгу водится множество рыбы, а именно: окуней, чебаков, карасей (в заводях и озерках) и пескарей. Других видов, несмотря на все усердие наших казаков, преследовавших на каждом ночлеге всевозможными самодельными снастями водных обитателей Урунгу, не было поймано ни одного, и даже не случалось никому и видеть, а потому весьма вероятно, что их вовсе нет.

Следуя первые пять станций по самой долине Урунгу, мы избирали ночлежные пункты всегда на берегах реки, где повсеместно находили превосходный подножный корм и множество сухого валежника и плавника для топлива. Единственным неудобством этих стоянок были комары, тучами осыпавшие нас в тихую погоду перед солнечным закатом, но и те часов около 10 вечера исчезали от ночной прохлады, и мы могли с этого времени предаваться на досуге созерцанию здешней дикой, но преисполненной прелести и новизны природы, при шумном ропоте реки, веселых трелях соловья и унылых мотивах, напеваемых какой-то пташкой почти целые ночи в соседних лесах.

Местность по обеим сторонам долины Урунгу представляет сначала нагорную равнину, возвышающуюся от 300 до 400 футов над уровнем реки и усеянную сплошь острым и угловатым щебнем, галькой и гравием. Верстах в 80 от Булун-Тохоя на этой равнине начинают показываться кое-где низенькие, удлиненные скалистые хребтики, торчащие в виде гребней, с продольным направлением от С.-З.-З. к Ю.-В. В.

Чем далее к востоку, тем чаще и чаще встречаются такие хребтики, увеличиваясь и по высоте своей в этом направлении. В 160 верстах от Булун-Тохоя описываемая нагорная равнина переходит в холмисто-скалистое плоскогорье, а близ Южного Алтая она представляет уже гористую страну, в которой часто встречаются гольцы и даже целые обнаженные скалы.

На всем пространстве от Булун-Тохоя до подножия Южного Алтая эта высокая земля представляет безводную пустыню, покрытую скудной растительностью, состоящею из двух или трех видов тощего вереска и стольких же видов колючих кустарников. Лишь кое-где в плоских котловинах с блестящей светло-желтой суглинистой почвой можно встретить небольшие насаждения редкого и низкорослого чия, этого верного признака скрытой в подпочве влаги, и жалкие кустики карагана.

Если бы аэронавту случилось когда-нибудь пролетать над этой страной, следуя вверх по р. Урунгу, то взорам его представилась бы внизу земля сначала ровная, потом постепенно всхолмляющаяся и близ Южного Алтая переходящая уже в настоящую гористую страну, усеянную гольцами и скалами. Среди этой пустынной земли он увидел бы глубокую корытообразную ложбину, сначала очень широкую, потом суживающуюся и местами переходящую в дикое ущелье, а на дне ее, если бы это было летом, он усмотрел бы разноцветную ленту с зеленой серединой и бледно-желтыми каймами, извивающуюся подобно гигантской змее.

Зеленая полоса – это лиственные леса, осеняющие берега Урунгу, а бледно-желтые каймы – насаждения чия, примыкающие к лесной полосе. Он заметил бы также, что в среднем и верхнем течениях реки, где она местами несется с страшной скоростью в ущельях, зеленая полоса значительно суживается, а бледно-желтые ее каймы исчезают совершенно и появляются снова в тех местах, где ущелье расширяется в долину.

Во многих оврагах плоскогорья, выходящих в долину, лежат сухие русла временных потоков, достигающие значительных размеров и, судя по величине передвигаемых ими галек, должно быть, весьма бурных, хотя и непродолжительных. Образование этих потоков, без сомнения весенних, следует приписать быстрому таянию снежных запасов, скопившихся зимой в оврагах.

В 160 верстах от Булун-Тохоя дорога, шедшая все время по самой долине, оставляет ее и направляется по холмисто-скалистому плоскогорью, выходя на реку только в тех местах, где долина ее расширяется и представляет удобные караванные станции. Такие станции встречаются здесь после каждого, даже небольшого, перехода. На них везде превосходный корм и множество сухого топлива. Кроме лиственных пород, на этих берегах и в долине растет множество кустарников, из которых нам известны следующие: шиповник, боярышник, жимолость, таволга, малина, шомпольник, терновник, а на более возвышенных местах долины на песчано-глинистой почве растет караган и песчаная полынь.

Животная жизнь страны также не бедна видами, отличаясь при этом многочисленностью самих особей. Из крупных млекопитающих на окрестном пустынном плоскогорье пасутся стада джигетаев, которые встречались нам почти ежедневно. При виде их некоторые из наших лаучей-киргизов, имевшие хороших скакунов, пускались за ними в погоню, и, после часовой или двухчасовой ужасной скачки, им удавалось иногда поймать одного или двух.

Для ловли они употребляли арканы и копье, железный наконечник которого загибался в виде багра, чтобы зацеплять на скаку животное. Совершенно здорового и взрослого джигетая чрезвычайно трудно догнать, даже на отличной лошади, а отстают обыкновенно и становятся добычей только больные: в числе 20–50 штук, составляющих табун, часто встречается один или два с наколотой, например, острым щебнем ногой или страдающий какою-либо другою болезнью, препятствующей быстрому бегу. Эти несчастные только и делаются жертвами гонцов.

Однажды мы захватили маленького жеребенка. Он пасся с матерью в пустыне, в стороне от табуна. Когда киргизы погнались за этим табуном, она оставила свое дитя и пустилась тоже в бегство, а жеребенок, постояв несколько времени на месте, заметил наших лошадей и прибежал к нам сам. Он скоро стал совершенно ручным: позволял себя гладить, не боялся ни верблюдов, ни собак и охотно пил верблюжье молоко, которым мы его кормили. Но киргизы тайно закололи и съели это бедное создание, уверяя, что он будто бы захворал по дороге и не в состоянии был далее идти, между тем, как оказалось потом, ими руководило в этом случае страстное желание полакомиться его вкусным мясом.

Джигетаи живут преимущественно в окрестной пустыне, а на реке появляются только на водопой и мимоходом попастись на тучных ее береговых лугах. Тропинки, протоптанные ими по направлению к долине, встречаются в иных местах по нескольку десятков на одной версте. Там, где увалы, ниспадающие в долину, очень круты, они пробираются в нее по выходящим туда ущельям, в которых все дно истоптано их копытами и покрыто кучами экскрементов.

В топких камышовых болотах самой долины водятся в огромном количестве кабаны, следами которых покрыты все грязи поблизости густых камышей, служащих им приютом, а по вечерам и по утрам нередко можно слышать хрюканье, раздающееся в таких местах. В песчаных же буграх долины живут во множестве суслики, песчанки, тушканчики и барсуки; в обрывах ее встречаются корсаки, а в зарослях чия водятся в большом количестве маленькие серые длиннохвостые зайцы.

Из пернатых обитателей долины реки Урунгу мы встречали: луня, сокола, пустельгу, зимородка, саксаульную сойку, впрочем, очень редкую, ласточку, синицу-ремеза, белоспинного дятла, обыкновенную сороку, каменного голубя, горлицу, копытчатого рябка, серую куропатку, две породы улита, болотную курочку, лысуху, гуся, три породы уток и баклана. Но чаек мы не видели тут ни одной.

Пройдя около 200 верст вверх по реке, мы с высокого левого берега ее долины стали уже ясно различать Южный Алтай. Он простирается с северо-запада к юго-востоку и в северной части, как нам казалось отсюда, состоит из трех параллельных цепей, из которых в средней, самой высокой, мы отчетливо видели снежную группу, состоявшую из нескольких массивных гор, примерно под 48°20΄с. ш. и 58°30΄ от Пулкова долготы.

Далее к юго-востоку, к верховьям Урунгу, видна была только передняя ближайшая цепь Южного Алтая, покрытая лишь кое-где малыми снежными пятнами. Местами эта передняя цепь понижается, образуя седловины, через которые были заметны вершины средней, или главной, цепи, но снежных между ними не было. Подходя к р. Урунгу, передняя цепь Южного Алтая значительно понижается, но на левом берегу реки высота ее быстро увеличивается, и она опять достигает здесь почти такой же высоты, как и на севере от Урунгу.

Сопоставляя все сказанное, можно с уверенностью полагать, что теперешние плоские в западной ее части бугры и еще сохранившиеся далее к востоку скалистые высоты были некогда посредствующими звеньями, соединявшими Тарбагатайскую горную систему с горами Южного Алтая. Может быть, даже и ныне Салбуртинские горы, посредством ряда прерывающихся на небольшом пространстве низких и длинных кряжей, соединяются в местности к юго-юго-востоку от озера Бага-нор, но южнее мест наших наблюдений на левом берегу долины р. Урунгу, с последними отпрысками Южного Алтая.

По крайней мере, мы видели над этим местом обратное изображение в воздухе горного кряжа, хотя простым глазом и в бинокль не могли усмотреть там никаких гор, скрывавшихся от наших взоров на далеком расстоянии только, быть может, вследствие сферической фигуры поверхности и своей малой относительной высоты.

По словам торгоутов, р. Урунгу составляется из двух горных речек – Булугуна и Чингиля. Булугун течет сначала с северо-востока на юго-запад, а потом прямо на запад, собирая в себя множество ручьев и речек. Приняв в себя с правой стороны самый большой приток Чингиль, Булугун получает название Урунгу и вскоре после того оставляет Южный Алтай.

По выходе из гор река на пространстве первых 25 верст течет с северо-востока на юго-запад, потом круто поворачивает к северо-западу, удерживая это направление на протяжении с лишком 100 верст; далее, в средних частях, она направляется с востока на запад около 150 верст, описывая на этом пространстве большие излучины, затем поворачивает на северо-северо-запад и, наконец, в окрестностях г. Булун-Тохоя снова принимает западное направление и изливается в оз. Улюнгур несколькими рукавами. На всем пространстве от Южного Алтая до самого устья Урунгу не принимает ни одного притока. В нижних частях эта река носит еще другое название – Булун-Тохоя или Бурлу-Тохоя, но в среднем и в верхнем течениях ее называют Урунгу.

Как водный путь Урунгу даже в полноводие совершенно неудобна для судоходства. Хотя в это время (в июне и июле) она бывает очень глубока, но течение ее тогда, даже в нижних частях, так быстро, что взводное плавание становится затруднительным, не говоря уже о верхнем течении, где она в ущельях несется с ужасною скоростью, едва ли допускающею какое бы то ни было плавание. Но и в нижних частях оно, кроме быстроты течения, встретит в период полноводия серьезное препятствие в массе плавника, который нескончаемою вереницей несется в это время всюду по реке.

По спадению воды, в первых числах августа, на Урунгу во многих местах образуются мели, по которым ее можно свободно переходить вброд. Кроме того, после каждого разлития в реку сваливается с подмытых берегов множество деревьев, держащихся своими корнями в берегах и загораживающих таким образом фарватер до следующего наводнения, а в ущельях в это время не редки водовороты и быстрины.

На обратном пути, желая подробнее ознакомиться с геогностическим строением местности верстах в 45 от Южного Алтая на Урунгу, мы отправились 20 августа впятером на плоту вниз по реке. Несколько раз садились мы на мель, но все было благополучно, пока не въехали в теснину, имевшую около 20 верст длины, в которой протекала река. Лишь только мы показались в ней, нас понесло с такой силой, что не оставалось никакой возможности справиться с плотом, и он сделался игралищем бурной реки, стремившейся тут по крайней мере со скоростью 7 футов в секунду.

Прежде всего мы попали близ левого берега в водоворот, где наш плот вертелся около 10 минут, потом нас нанесло на прибрежную скалу, о которую с шумом и пеною разбивалась вода, оттуда на толстое дерево, торчащее с берега, потом раза три или четыре ударялись мы о прибрежные камни и, наконец, к благополучию нашему, были выброшены на широкий и плоский каменный мыс. Все эти страшные толчки наш плот выдержал и избавил нас, таким образом, от неизбежного крушения, только благодаря толстой настилке из ветвей тальника, выдававшейся за его края и смягчавшей значительно удары.

В летнее время р. Урунгу совершенно необитаема кочевниками: на всем пройденном нами по ней пространстве мы не встретили ни одного человека. Только у подножия Южного Алтая увидели мы торгоутов, работавших на своих пашнях близ источника. От них мы узнали, что летом на р. Урунгу неудобно кочевать, так как появляющиеся там комары и в особенности оводы сильно беспокоят скот, а потому кочевники предпочитают проводить это время года в Южном Алтае. К зиме же собираются на р. Урунгу многие аулы урянхаев, кочующих летом в горах Южного Алтая к северу от реки, а отчасти и южноалтайских торгоутов, летние стойбища которых находятся в тех же горах, но только к югу от Урунгу.

Пройдя 312 верст от Булун-Тохоя вверх по р. Урунгу, мы достигли почти самой подошвы передовой цепи Южного Алтая, которая тут носит местное название гор Кутус. Долина реки, верстах в 20 от гор, имеет еще около 5 верст ширины и довольно отлогие увалы, но, по мере приближения к горам, увалы эти становятся круче, долина же суживается и переходит, наконец, в дикое ущелье, откуда вытекает река, осеняемая и здесь высокими лиственными деревьями, верхушки которых видны были нам с высоты.

23 июня мы оставили р. Урунгу, так долго сопутствовавшую нам, с которою мы как бы сроднились, и, поворотив на юг, направились по гористой местности близ передовой цепи Южного Алтая – Кутус. Несмотря на гористый характер страны, по дороге нигде не встречается крутых подъемов и спусков, так как здешние горы, на скатах и вершинах которых часто торчат гольцы, имеют большей частью пологие склоны.

Окрестная же местность отличается таким же пустынным характером, как и страна по обе стороны р. Урунгу, и караванное движение здесь становится возможным только потому, что у подножий встречающихся тут изредка высоких гор есть источники, расположенные верстах в 25–30 друг от друга. Около этих источников всегда лежат небольшие оазисы, представляющие единственные караванные станции. Впрочем, эта местность служит лишь преддверием той настоящей пустыни, которая лежит отсюда на юг и которую нам предстояло пересечь на пути в г. Гучен.

По мере движения к югу от р. Урунгу, мы поднимались постепенно все выше и выше, потом, перейдя плоский перевал, спустились немного по весьма отлогому спуску к роднику Кайче – первой караванной станции от Урунгу. Отсюда мы в первый раз перед солнечным закатом увидели самые высокие, снежные вершины Тянь-Шаня, едва заметные простым глазом. Среди них резко выделялась, однако, могучая конусообразная гора Богдо-ула. Освещенная последними лучами дневного светила, она ярче других белела на отдаленном горизонте и, несмотря на огромное расстояние, отделявшее ее от нас, была ясно видима в бинокль.

Передовая цепь Южного Алтая, близ подошвы которой находится родник Кайче, сохраняет здесь сначала то же направление, как и на севере от Урунгу, т. е. с северо-запада на юго-восток, но верстах в 45 или 50 от реки поворачивает к юго-востоку и идет в этом направлении на всем видимом пространстве.

Поднявшись на одну из выдающихся вершин этой цепи, мы могли обозревать оттуда обширное горное пространство: на севере от Урунгу мы снова увидели горную группу, самые высокие вершины которой были покрыты вечным снегом. По словам торгоутов, Южный Алтай простирается в этом направлении весьма далеко, уходя в страну, где кочуют монголы ведомства Сойн-Нойн, до которой отсюда по крайней мере 40 дней пути, но и там еще эти горы не кончаются, добавляли они, а уходят неизвестно как далеко на восток.

Впрочем, об этой части Южного Алтая мы не могли получить ясных и определенных сведений от здешних торгоутов, да и о ближайших к Урунгу частях его показания их были темны и сбивчивы, а чертежи, которые мы предлагали им делать на песке, у разных лиц отличались разногласием.

Южный Алтай, как сообщали нам местные торгоуты, весьма богат пастбищами и представляет все удобства для кочевников, в особенности в летнее время. В высоких областях его растут густые леса сибирской лиственницы и ели, в которых живут в большом количестве медведи, маралы, косули, соболи, куницы, лисицы и белки, а в реках водятся выдры. Кочевники очень любят Южный Алтай и, как видно, сильно привязаны к своим родным горам, которые всегда расхваливают, перечисляя при этом все удобства их для жизни номада.

Кроме скотоводства, южноалтайские торгоуты занимаются, отчасти в небольших размерах, и хлебопашеством в горных долинах и у подошв гор около источников, из которых проводят на свои пашни арыки. Сеют они преимущественно пшеницу, совершенно сходную с китайской, а также просо и немного табаку.

Далее к югу, в расстоянии около 23 верст от родника Кайче, возвышается обширная, совершенно голая и весьма высокая гора Ушкэ из желтого гранита, от которой, как от узла, отходят к востоку и югу второстепенной высоты гранитные же гряды. Осматривая западный склон ее, мы нашли в одном месте в горе трещину, почти сплошь усаженную внутри друзами горного хрусталя. У западной части подножия Ушкэ лежит небольшое, около версты в окружности, соленое озеро, поросшее по берегам камышом, на котором мы встретили множество турпанов, уток, улитов и турухтанов. К югу от этого озера в 1 версте находится прекрасный родник Джаксын с небольшим оазисом, где мы и расположились на ночлег.