Текст книги "Несчастный случай по расписанию"

– Еще одного дерева я не выдержу. Они мне уже по ночам снятся. Хотя лучше уж деревья.

– Что там? – спросила Ольга, когда они с Игорем влезли в кабину и Мостовой погнал машину к выезду из дворов.

– ДТП на трассе, у Веденево, – коротко ответил Борис.

– Ну, вот развлечения и кончились, – пробурчала Синицкая.

Если спасателей вызывают на ДТП, то ясно, что авария серьезная. Значит, придется кромсать металл, доставать пострадавших. Чаще всего – трупы. Трупы изувеченные, окровавленные, дергающиеся в агонии. Страшно, когда приходится доставать детские трупы. Ольга такое уже видела. Крепкий, как скала, Боря становился бледным. Он стискивал зубы и работал, как автомат. От напряжения его лицо заострялось, губы становились тонкими, как ниточки. Его было трудно узнать в такие минуты. А у Чистякова она однажды видела на глазах выступившие слезы. Он становился злой, как сатана, лицо перекашивалось, как будто сам испытывал эту ужасную боль. С таким лицом он этой зимой нес к машине девочку с раздавленной грудной клеткой. А потом сутки молчал. Ольга думала, что запьет, но Игорь оказался сильнее.

Мостовой гнал «Газель», обогнав даже «Скорую помощь». Ольга раньше боялась, когда Боря гоняет машину на такой скорости, а потом привыкла. Движения у него были точными, глазомер исключительный. За все время, что Синицкая ездила в бригаде с ребятами, Мостовой ни разу не стукнул их «Газель». Вот Чистяков дважды долбанул ее, а Боря – ни разу.

Впереди показалось скопление милицейских машин. Один из инспекторов регулировал движение на трассе, пропуская попутные машины по встречной полосе, а встречные – по обочине. Мостовой резко затормозил, а потом рывком съехал на обочину, чтобы поставить «Газель» ближе к месту происшествия. Чистяков и Синицкая выскочили из кабины, не дожидаясь, пока машина остановится.

Разбитых автомобилей было четыре. Судя по всему, серебристый «Фольксваген» пошел на обгон и на большой скорости зацепил встречную грузовую «Газель». «Фольксвагену» сорвало бампер и левое крыло, а у «Газели» был разодран левый бок. Все бы ничего, если бы сзади следом за «Фольксвагеном» на обгон не выскочил черный «Лендровер». Не успев среагировать, он со всей дури врезался «Фольксвагену» в борт, когда того развернуло поперек дороги столкновением с «Газелью». За «Газелью» стояла «шестерка» с развороченной мордой, которая ударилась в нее сзади. Около машин стояли четверо мужчин, кто с порванной штаниной, кто с разбитым лицом. Один держался за руку, и его уже вели к спасателям. Наверняка перелом.

Самое страшное зрелище представлял изувеченный «Фольксваген». Тяжелый внедорожник на большой скорости вмял всю боковину внутрь салона. Крыша съехала в сторону. Верхний край дверцы и погнутой стойки находились как раз там, где должна была находиться голова водителя.

Чистяков и Мостовой бросились к искореженной машине. Внутри на водительском сиденье находился человек. Инспектор ГИБДД сбивчиво пытался рассказать, как он с водителями пытался извлечь тело, но не справился. Было понятно, что без специального инструмента здесь не обойтись. Ольга залезла на вздувшийся от удара капот «Фольксвагена» и дотянулась рукой до шеи водителя. Некоторое время она держала руку на пульсе, затем оглянулась к подбежавшим с инструментом спасателям.

– Пока живой, но кровопотеря большая. Там весь пол в крови. Боюсь, что у него повреждена артерия. Боря, достань мне жгут, я попытаюсь перетянуть ему руку у плеча. Плохо, что я не вижу, где у него самое большое повреждение.

Чистяков успел взломать капот машины и перекусить провода высокого напряжения. Машину нужно обесточить. Если проскочит искра над местом протечки топлива, то пары бензина могут взорваться. Пока Синицкая возилась со жгутом, к месту аварии подъехала «Скорая», которую спасатели недавно обогнали. Ольга тут же бросилась описывать ситуацию.

Борис прицелился, и диск «болгарки» впился в металл. Самое простое в этой ситуации было срезать дверные петли. Тогда удалить водительскую дверцу не составит большого труда. Это позволит оперативно добраться к местам наибольших повреждений на теле раненого водителя.

Наконец петли были срезаны. Мостовой ухватился за край дверцы, а Чистяков стал заглядывать внутрь салона, чтобы вовремя остановить напарника, если открывание дверцы вдруг сможет нанести вред раненому. Острые части металла могли впиться в тело, захватить одежду. Дверца осторожно, со скрипом пошла в сторону. «Давай, давай», – командовал Чистяков. Мостовой поднатужился и под восхищенными взглядами свидетелей выворотил дверцу «Фольксвагена».

Врачи тут же бросились к раненому водителю. Остальное пока подождет, теперь главное – оказать первую помощь. Чистяков отошел с Борей в сторону, давая место врачам, и закурил.

– Крышу надо среза€ть, – проговорил Мостовой, глядя на машину. – Боюсь, что у него ноги могут быть сломаны или позвоночник. Видишь, в какой странной позе он лежит? Через дверной проем вынимать опасно.

– Если позвоночник, то надо сразу носилки подводить и фиксировать, – задумался Чистяков. – Может, срежем всю стойку? Удалим заднюю дверь с этой стороны. Потом я подлезу и попробую опустить спинку сиденья и сдвинуть назад до упора. Тогда мы его сразу приподнимем и подведем носилки.

– Вряд ли, – покачал головой Борис, – пол смят. Боюсь, что сиденье на полозках тоже заклинило. В этом случае и штифты повреждены. Нет, не сдвинем мы спинку.

– Тогда только через верх, – согласился Игорь и бросил под ноги докуренную сигарету.

От машины уже махала рукой Синицкая.

– Ребята у вас минут десять. Максимум – двадцать. Мы его обкололи и поставили капельницу, шинами крестцовую и грудную часть зафиксировали, но шевелить все равно опасно.

Через пятнадцать минут срезанная крыша уже валялась на асфальте. Как и предполагал Мостовой, сиденье оказалось настолько смещено, что изменить положение спинки было абсолютно нереально. С помощью водителя «Скорой помощи», который имел некоторый опыт в таких делах, спасатели стали осторожно приподнимать тело раненого водителя над сиденьем. Они старались держать его так, чтобы уменьшить нагрузку на, возможно, травмированный позвоночник до предела. Для этого тело нужно было держать все время вертикально. Тут и пригодилась медвежья сила Бори. Он один удерживал тело на весу, почти на одних руках, пока Чистяков с помощниками не приняли его снизу. Общими усилиями раненого уложили на носилки и покатили к машине «Скорой помощи».

Чистяков полез было в карман за сигаретами, но, посмотрев на свои испачканные в крови руки, передумал.

– Поесть бы, – задумчиво сказал Игорь, глядя на свои руки и одежду.

– А поехали ко мне? – вдруг предложил Мостовой. – Все равно в город мимо поедем. Я вас бабушкиными пирожками угощу.

В магазин за молоком и ряженкой послали Ольгу как самую чистую. Боря всю дорогу расписывал, какая его бабушка мастерица на печево. Но когда друзья, ввалившись в Борину квартиру, увидели разложенное на блюдах богатство в виде прикрытых чистыми тряпицами пирожков, пирогов и булочек, то обомлели. Чистяков с Ольгой устроили в ванной толкотню за право помыть руки вперед всех. Боря усмехнулся и со словами «детский сад, штаны на лямке» спокойно пошел сделать это на кухне.

Синицкая, будучи медиком, запивала пирожки ряженкой для лучшего усвоения, а Чистяков страшно любил запивать выпечку холодным молоком. Боря пожал плечами и сделал себе теплого сладкого чая. После восьмого или десятого пирожка появилось желание сбавить темп и наслаждаться вкусом, а не набиванием живота. Лениво потекла беседа.

– Что ты ее не уговоришь переехать к тебе? – в который раз уже Игорь задал вопрос о бабушке. – Представляешь, каждую субботу после бани с полотенцем на шее и мокрыми волосами ты сидишь перед самоваром и жуешь…

– Говорю же, она не хочет бросать свой дом в деревне. Говорит, «когда стану совсем немощная, тогда перееду». А мне советует пока жениться, чтобы правнуков ей подготовил.

– А ты? – живо спросил Чистяков.

Боря промолчал, жуя пирожок.

– Это тебе, Игорь, нужно жениться, – снова начала свою бодягу Синицкая. – Ощутил вкус? Значит, выбирай такую, чтобы умела печь, как Борина бабушка.

– Это ты мне предлагаешь жениться по расчету, – развел руками Чистяков. – А как же любовь?

– А я про любовь к пирожкам, – возразила Ольга. – К тому же ты знаешь, в каких случаях брак по расчету бывает счастливым?

– Ну, и в каких?

– Когда расчет верный! – выпалила Ольга и захохотала.

– Расчет, любовь! – Чистяков презрительно поглядел на товарищей. – Все это глупости для выпускниц Смольного института. Наука, к вашему сведению, все это давно опровергла. Любовь – это химия чистейшей воды. Встречаются два человека и понимают, что чисто химически они друг другу подходят. Не умом, конечно, понимают, а путем протекающих в организме процессов и реакций. Вот эта реакция и толкает на супружество, на долгосрочную связь с целью продления рода. Все просто – закон сохранения вида! Я женюсь тогда, когда мне мой организм подскажет, что эта вот – моя.

– Боже! – в ужасе всплеснула руками Синицкая. – И ты серьезно веришь в эту чушь? Ты где нахватался такой пошлости? А как же чувства, порывы души, духовное родство? Ты что, забыл Пушкина, Лермонтова? Или они тоже на химическом уровне?..

– Это, Оля, любовные фантазии, – возразил Чистяков, которому было весело морочить Синицкой голову этим бредом. – Сначала химические реакции в организме, а потом реакция мозга на них.

– Что за чушь ты несешь! – кипятилась Ольга. – Ты отрицаешь духовное родство, тягу души одного человека к другому? Ты вспомни этого мальчика, которого вы из кровати доставали. Чего он к тебе так потянулся? Почему он не кинулся к бабушке или матери? Он интуитивно почувствовал, что не кровью, а душой ты ему ближе.

– Она ему не мать, – неожиданно вставил Мостовой.

– То есть? – не поняла Синицкая, все еще находясь в запале спора.

– То и есть. Я же документы по вызову оформлял, ее паспорт видел. Она ему мачеха. Вторая жена его отца.

– О как! – перестал есть Чистяков. – Ну, теперь понятно. Ясно, почему под кроватями ползает. Нет ему там житья, чужой мальчишка всем.

– Тогда тем более, – отмахнулась Ольга. – Я вот, например, сразу почувствовала душевную антипатию, какое-то отторжение этих двух дам. Особенно бабки. От них же отрицательная энергия буквально исходит потоками. Ты-то, Боря, со мной согласен?

– Насчет мачехи и бабки согласен, – со вздохом ответил Мостовой, поняв, что его помимо воли втягивают в бессмысленный спор. – Только насчет всего остального – не очень.

Чистяков с большим удовольствием посмотрел на друга. Сейчас Боря скажет свое веское и, как всегда, неожиданное суждение. Мостовой всегда рассуждал конкретно, несколько тяжеловесно. Как удар его пудового кулака – весомо, основательно и безапелляционно. Синицкая смотрела на Борю с некоторым разочарованием. Наверное, она ждала, что тот поддержит ее из чувства солидарности. Как-никак, а чувства к ней, считала Ольга, обязывали его принять именно ее сторону.

– В определенной мере вы оба правы, конечно, – продолжал Боря, поднявшись из-за стола и складывая в мойку чашки. – Хотя Игорь и дурака валяет. Но если серьезно относиться к вашим словам, то это рассуждения на уровне подросткового максимализма. Или так, или никак. Или черное, или белое. Все это сложнее. И химия свою роль играет, и душевное родство тоже. Только вы забываете еще про ситуацию. Сколько в истории случаев, когда женщина не особенно обращала внимание на мужчину, пока он не проявил себя в каком-то исключительном случае как истинный рыцарь и герой. Что это, импульс, открывшиеся неожиданно на него глаза?

Боря снова уселся за стол и задумчиво почесал щеку. Он явно сомневался – продолжать ему или нет. Решил продолжить, и скорее всего из-за Ольги.

– Это, если хотите, кроме вашей химической и э-э… эфирной составляющей, еще составляющая социальная, в основе которой – развитие личности. Когда впервые влюбляются? В подростковом возрасте, когда организм созревает наконец для деторождения, для – извини, Оля – размножения. Это вам и химия, и самая глубокая биология на уровне собак и кошек. Потребность! Когда потом человек активно действует в этом направлении и влюбляется, а потом и женится? Когда он готов к деторождению не только физиологически, но и социально. Когда может создать, содержать семью, вырастить ребенка, дать ему все необходимое. Это двадцать – двадцать пять. Есть профессия, образование, постоянный надежный заработок и все такое прочее. Есть и еще один этап. Этап, когда человеку семья нужна как уютное гнездышко, как состояние покоя. Отметьте, душевного покоя. Это уже после сорока-пятидесяти, когда человек все острее и острее переживает одиночество.

Чистяков неожиданно всхлипнул, сделал скорбное лицо и смахнул со щеки несуществующую слезу.

– Боря, учитель! – воззвал он страдальческим голосом, преданно глядя в глаза другу. – Прости нас, дураков темных. Уверуем! Пронесем учение твое, аки свет небесный!

Мостовой сплюнул с досады и, мигом подскочив на стуле, схватил Чистякова в охапку. В мгновение ока Игорь оказался скрученным в бараний рог, и из-под стола раздался его сдавленный голос:

– Приму мучения адские со смирением агнца…

Мостовой выдернул Чистякова из-под стола и швырнул к выходу как котенка. Ольга смотрела на все это хулиганство, в которое превратили серьезный диспут, с презрением.

– Пошли на работу, ученик Сенеки, – хохотнул Борис.

– Сенеки, – проворчал Чистяков, потирая руку, – синяки теперь будут. От Сенеки.

– Будешь выеживаться, еще добавлю, – пообещал Боря.

Вызов прозвучал, как знак судьбы. Спасатели переглянулись и некоторое время молчали. Казачья, 12, ребенок на карнизе шестого этажа, технику выслали.

– А ведь это опять он, – произнесла Ольга, переводя взгляд с Игоря на Борю и обратно.

– Зуб даю, что он, – согласился Чистяков. – Мачеха с бабкой довели пацана. То-то они мне сразу не понравились.

– Закон природы, – неожиданно заявил Мостовой, ловко лавируя в потоке машин под звуки сирены на крыше.

– Ты о чем? – не понял Чистяков.

– Основной закон природы, – пояснил Борис, – закон причинно-следственной связи. Всякое явление будет иметь определенное следствие. Всякое явление имеет свою причину. Причина никогда не может быть только одна.

– Взаимосвязь всего сущего в природе, – кивнул головой Чистяков.

– Вот именно. Ребенок странный, потому что на это есть причины. Как видишь, и следствия одно интереснее другого.

– Слушай, Борьк, а какой там карниз? Я что-то не помню.

– Я помню, – ответил Мостовой не поворачиваясь, – под окнами по всему периметру здания проходит такая архитектурная деталь в виде карниза. Шириной, по-моему, сантиметров сорок. Я еще в прошлый раз подумал, что фасад слишком перегружен архитектурными излишествами.

– А как вы его снимать думаете? – спросила Синицкая.

– Что значит «как»? – не понял Чистяков, но тут до него дошло. – Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что пятилетний ребенок напуган, в состоянии сильнейшего стресса. Или оттого, что его на карниз выгнали, как вы считаете. Или оттого, что оказался на карнизе из-за своей непоседливости и любознательности, как я считаю. В любом случае все эти вышки и лестницы могут напугать его. Он может вас испугаться еще больше и сорваться вниз.

– Давайте, давайте, – посоветовал Мостовой, – развивайте теорию. Нам ошибаться нельзя. Все делать придется быстро и с одного раза. Речь идет о живом маленьком человечке.

– Давайте быть последовательными, – согласился Чистяков. – Ты, Оля, все-таки врач. Как ты оценила состояние мальчика в наш прошлый приезд? Ты ведь сейчас первая сказала, что речь идет наверняка о нем.

– Пока ничего не могу сказать. Пятилетний мальчик был напуган, это естественно, раз он застрял в кровати и не мог сам выбраться.

– Значит, причины в мачехе и бабке ты не видишь? – спросил Чистяков.

– Я на них в прошлый раз внимания не обратила, – ответила Синицкая и не удержалась от выпада: – Я на мальчика смотрела. Это вы постоянно на женщин смотрите.

– Не обобщай, – вступился за друга Чистяков, – на женщин смотрел я, а Боря смотрел в документы. Но все-таки допусти, что при таких домочадцах у ребенка может быть не все в порядке с нервами.

– Хорошо, – согласилась Ольга, – пусть ты настаиваешь на неврозе.

– Я настаиваю даже на психопатии. Что его в этом случае толкнуло на карниз? Как он поведет себя там?

– Неадекватно, – ответила Ольга.

– Это значит – непредсказуемо, – подвел итог Чистяков. – Ситуация предполагает, что снимать мальчишку мне. Вот и смотрите. Если я полезу за ним в окно, то он с испуга может шарахнуться в сторону от неожиданности. Полезу снизу – тоже может испугаться, что к нему тянется большая страшная лестница или поднимается вышка.

– Он в прошлый раз вроде как был расположен к тебе, помнишь? – сказала Ольга. – Не к мачехе прижался, не к бабушке, а к тебе.

– А если мать не родная, то может, и бабушка тоже, – подал голос Мостовой. – Может, они обе ему неродные и не любят его. Дети это очень чувствуют, нелюбовь. Очень у них это чувство обострено – потребность в любви.

Наконец «Газель» спасателей свернула во двор знакомого дома. Сомнений в том, что беда опять случилась с их маленьким знакомым, не осталось. На уровне шестого этажа скорчилась еле заметная фигурка. Окно квартиры, ближнее к мальчику, было открыто, и там маячила милицейская фуражка. Хорошо еще, что никто из этого окна не высовывался и не нервировал ребенка. К неудовольствию спасателей, весь двор был запружен зеваками. Гвалт стоял страшный, со взвизгиванием и плачем сердобольных старушек. Хуже всего – что было полно детей из элитного детсада, который располагался напротив. Вместо того чтобы увести детей, воспитательницы сами глазели на происходящее.

Плана действий не было, но из машины нужно было выходить и развивать бурную спасательскую деятельность. Первое, что пришло в голову Мостовому, это растянуть под карнизом, в том месте, где находился мальчик, брезент. На случай падения. Мешал карниз над подъездом, мешала вывеска над магазином на первом этаже дома. Но даже этот небольшой шанс лучше использовать. Мостовой связался с базой и потребовал срочную помощь с брезентом.

Чистяков уже продирался в толпе зрителей, страшно ругаясь. Зеваки немного успокоились, шум поутих, а толпа немного отодвинулась к металлической ограде. Синицкая включилась в наведение порядка, потому что ничем пока ребятам помочь не могла. Она взялась стыдить воспитательниц детского сада и требовала увести детей. Те неохотно послушались и стали собирать подопечных. Детвора пряталась в толпе, им было страшно и интересно.

Игорь оглянулся на яркие пятна в толпе. В детском садике, наверное, проходил какой-то утренник, многие дети были в костюмчиках сказочных героев. Неожиданно Чистякова осенило. Дети, как никто другой, верят в чудеса. Если даже у ребенка расстроена психика, то он все равно остается ребенком. Может, даже и проще: заставить его поверить в чудо именно из-за расстроенной психики. В чудо, в доброе, в сказку. Игорь бросился догонять воспитательниц. Когда он остановил женщин с детьми, к нему подошли Мостовой и Синицкая.

– Девушки, милые, – очень серьезно заговорил Чистяков, обращаясь к молоденьким воспитательницам, – нужна ваша помощь. Никак без вас не обойтись. Мне обязательно нужен сейчас костюмчик ангелочка вот этой девочки.

– Вам? – удивились воспитательницы. – Зачем?

– Долго объяснять, – отмахнулся Чистяков, – да и не костюм полностью, а только крылышки и беленький веночек. Пожалуйста. Верну в целости и сохранности.

– Ну, если это вам понадобится… – переглянулись воспитательницы и с сомнением глянули вверх на карниз дома, где, съежившись, сидел маленький мальчик.

– Очень нужно, – заверил Чистяков и шепнул Мостовому: – Тащи на крышу мое скалолазное хозяйство, я сейчас.

Боря, кажется, понял, что собирался сделать Игорь. Он не стал возражать и рассуждать. Возможно, решил, что это сработает, а может, просто других идей не было. Чистяков присел рядом с белокурой девчушкой, одетой в белоснежное воздушное платьице. За ее спиной на проволоке были укреплены пушистые крылышки ангела, а на голове на заколках держался белоснежный веночек из искусственных цветов.

– Девочка, как тебя зовут? – самым приветливым голосом спросил Чистяков.

– Маша, – ответила заинтересованная девочка и тут же спросила в ответ: – А вы спасатель?

– Да, Машенька, я спасатель. И мне нужно обязательно спасти одного мальчика.

– Вон того? – показала Маша пухленьким пальчиком в сторону шестого этажа. – Чтобы мальчик не упал?

– Да, Машенька, ты умница! – восхитился Чистяков. – Мне очень нужно помочь мальчику, чтобы он не упал. Ты же хочешь мне помочь?

– Я боюсь, – убежденно заявила девочка, и Чистяков понял, что взял неверный тон.

– Машенька, а что у тебя за костюм? Ты ангел? – спросил Чистяков.

– Я ангелочек, – кивнула Маша.

– А ты знаешь, кто такие ангелы?

– Они живут на небе и приносят детям подарки, – выдала Маша интересную интерпретацию.

– Они еще помогают людям, Машенька. Они очень нужны, всем-всем, – постарался быть очень убедительным Чистяков. – Ты веришь в ангелов?

– Да, – серьезно ответила девочка.

– Вон тот мальчик тоже верит, Маша. Только ангел к нему никак не летит, чтобы помочь ему.

– Ты пойдешь его спасть вместо ангела? – поймала нить рассуждений сообразительная девочка.

– Конечно, Машуля, – обрадовался Чистяков. – Кто-то же должен спасать людей, когда ангелы запаздывают. Только мальчик может не поверить, что я ангел. Ты одолжи мне свои крылышки и веночек? Я спасу мальчика и верну их тебе. Хорошо?

Машуля утвердительно кивнула головой и вопросительно посмотрела на воспитательницу.

Та тут же включилась в разговор, присев рядом с девочкой на корточки:

– Одолжим дяде-спасателю твои крылышки на время? Помочь тебе снять их?

Чистяков стоял босиком на горячей от солнца кровле и переминался с ноги на ногу. Жгло неимоверно, но, на его взгляд, спуск босиком позволит не грохотать ботинками и не создавать шума. Ангелы спускаются беззвучно. Ольга закончила укреплять медицинским пластырем на его голове веночек из цветов. Мостовой, приготовив размотанную веревку, с большим сомнением смотрел на Игоря. Маленькие ангельские крылышки пришлось укрепить почти над плечами спасателя. На спине их было просто не видно, а они должны сразу, по замыслу, броситься в глаза мальчику. Сейчас они больше были похожи на большие белые пушистые уши слоника из мультика.

– По-моему, ты можешь его только испугать, – сказал Мостовой.

– Ему что, каждый день ангелы являются? – поморщился Чистяков, которому жгло ступни. – Заинтересуется, и то хорошо. А остальное я ему на словах доскажу.

– Если сейчас еще и телевидение приедет, ославишься на весь город, – добавила Ольга.

– Лишь бы санитары не приехали, – попытался пошутить Чистяков, – из психушки. Ладно, Боря, я пошел. Держи внатяг.

Чистяков подошел спиной к самому краю крыши и глянул вниз. Там уже разворачивалась автовышка. Спускаться прямо над головой мальчика Игорь все же не решился. Его может слишком шокировать появление большого дяди сверху. Не успеет разглядеть ангельских атрибутов и рванет куда-нибудь. Может, и вниз. Игорь решил плавно спуститься чуть в стороне и сразу привлечь внимание Вадима позитивными разговорами и эмоциями. Чистяков надеялся, что мальчик его сразу узнает.

По его команде Мостовой ослабил веревку, и Игорь оттолкнулся ногами. Мягкий прыжок – и он уже висит, чуть спиной вперед над окном; еще толчок – и он на уровне карниза. Мальчик испуганно вздернул голову и отшатнулся, хватаясь одной рукой за кирпичную стену, а второй за воздух. Внутри у Чистякова все ухнуло в холодную пропасть. Еще миллиметр, рука мальчика соскользнет по стене, а вторая, не найдя сзади опоры, перетянет детское тельце… Короткий вскрик – и мальчик полетит с пятнадцатиметровой высоты…

Решение нужно было принять сейчас и сразу. Мгновенно! Чистяков широко расставил руки, приняв, как ему казалось, самую радушную позу. Лицо его растянулось в счастливую улыбку.

– Привет! – веселым голосом проворковал спасатель. – А вот и я. Узнал меня, Вадик?

Чистяков говорил, счастливо улыбаясь, а по спине бежал холодный противный пот. Сердце сжал ледяными пальцами дикий ужас. Мальчик сидел на корточках на самом краю карниза, не касаясь стены. Одно движение – и все. Главное, чтобы он не шевелился, главное – успеть. Игорь понимал, что любое резкое движение может напугать мальчика, заставить его шарахнуться назад. Броситься и схватить Чистяков уже не успеет – он беспомощно мотается на веревке в трех метрах от пацана. Чтобы добраться до цели, ему нужна минута. Пусть меньше, пусть тридцать секунд, пусть двадцать. Но мальчишке, чтобы свалиться вниз, достаточно и секунды. Оставалось только отвлекать его разговорами, успокаивать, планомерно и осторожно создавая ситуацию, когда спасатель сможет подойти вплотную.

Чистяков решил, что не будет сейчас расспрашивать Вадика, что заставило его забраться сюда, не будет успокаивать и уговаривать. Он считал, что самое главное – наладить психологический контакт, доверительность отношений. Для этого Игорь и надел ангельские крылышки и веночек. Чистяков очень рассчитывал на тот короткий импульс, позыв, который заставил этого мальчика совсем недавно прижаться к нему после пережитого страха, когда спасатели освободили его, застрявшего в кровати.

– Как тебе мои крылышки? – снова спросил Чистяков, не дождавшись ответа. – Правда, смешные?

Спасатель говорил, весело нес откровенную чушь, а сам напряженно всматривался в лицо мальчика. Главное, чтобы на детском личике появился интерес, мелькнула мысль, а не только животный страх, который выгнал его сюда. Именно так – животный страх – определил Чистяков состояние Вадика, когда увидел его лицо здесь, на карнизе. Этот страх не позволял ему видеть ничего, даже пропасти под ногами. Что его так напугало в современной городской квартире? Это же не дремучий лес. Пусть мачеха, которая его не любит, пусть бабка неприятная, которая, кстати, не такая уж и бабка, ей не больше пятидесяти. Но это же не причины. Значит, все-таки у мальчика не все в порядке с психикой… фантазии. Может, они его какой-нибудь «букой» пугают или еще чем? Что ж, будем и мы напирать на фантазии, решил Чистяков, только на позитивные. Еще бы знать, какие фантазии для пятилетнего мальчика позитивные, а какие нет…

Игорь понимал, что в детской психике, в мотивации детского поведения он полный профан. «Если бы у меня самого было «семеро по лавкам», – думал спасатель, – тогда было бы легче с ним общаться. Сейчас я все делаю наугад. Как в западных боевиках, когда герои обезвреживают бомбы. Какой проводок перекусить – синий или красный? Обычно в фильмах они угадывают. Естественно, «тогда бы кина не было», как говорит Борькина бабушка».

Мальчик напряженно молчал и таращился на Чистякова. Страх в его глазах не проходил, но спасатель интуитивно понял, что Вадим его все же узнал. Это был большой плюс, первый шаг в сторону доверия. Теперь нужно было, если не прогнать страх совсем, то хотя бы отвлечь мальчишку от него. Главное – не молчать и нащупывать лазеечку в сознание этого Вадика.

– А ты знаешь, Вадик, кто я такой? – спросил Чистяков, который просто излучал счастье. – Я ангел! Мы, спасатели, все ангелы. Мы спускаемся с неба и приходим людям на помощь. Когда люди в беде, им всегда нужна помощь ангелов.

Стоп, остановил себя Чистяков, меня не туда понесло. Нельзя про беду, ни в коем случае.

– Ангелы – это хорошо! – продолжал Чистяков, чтобы только не молчать, чтобы приковать внимание мальчика к себе. – Ангелам все радуются, потому что от них тепло. А еще с ними весело! Знаешь, как ангелы умеют играть с мальчишками вроде тебя? Хочешь, чтобы тебе было тепло и хорошо?

Вадик неожиданно с трудом сглотнул ком в горле и кивнул. Чистяков даже немного опешил от результата своей болтовни. Из глаз мальчика не исчез страх, но взгляд изменился. То ли унылая надежда в нем появилась, то ли обреченность какая-то. Самое главное, что исчез животный ужас и неадекватность. Боящийся чего-то мальчик – это боящийся мальчик, и только. А вот мальчик в шоке – это полная непредсказуемость. Это, вообще-то, относится не только к мальчикам. Но психологию стресса взрослого человека Чистяков прекрасно знал, а вот с детской психологией сталкивался впервые. Возможно, что Ольга как врач могла бы помочь, но вводить новое действующее лицо было опасно. Особенно если учесть, что причиной стресса могли быть как раз женщины. Может, он теперь всех женщин боится? «Ладно, будем выпутываться сами! Как же мне его заставить отодвинуться от края?»

– Вадим, а ты знаешь, какое от ангелов исходит тепло? Как от кирпичной стены на солнце. Потрогай стену – и почувствуешь тепло, как от ангела, – предложил Чистяков, понимая, что в другой ситуации его лепет вызвал бы у любого нормального человека гомерический хохот.

Но случилось чудо. Мальчик посмотрел на спасателя, потом на стену дома. Он протянул руку и коснулся теплой от жаркого солнца кирпичной стены. Подумав немного, Вадим подвинулся, уселся на коленки и приложил к стене обе свои ладошки. Чистяков внутренне со стоном облегчения вздохнул. Хотя бы это удалось сделать, заставить отодвинуться мальчика от края карниза.

– Ангелам хорошо, – продолжал Чистяков, вися на своей веревке с самой безмятежной улыбкой, которую только был в силах изобразить. – Они летают по небу и смотрят на мальчиков. Если мальчик ангелу понравится, то он спускается к нему с неба. Ангелы, Вадик, очень любят играть с детьми. Ты когда-нибудь играл с ангелом? Нет?

Мальчик продолжал трогать стену дома, поглядывая на спасателя. Теперь его лицо уже не выражало испуга совсем. Какая-то грусть, уныние, но не страх. «Скорее всего он сейчас разревется, – подумал Чистяков. – Как же мне его отвлечь? Нужно срочно подобраться к нему, сблизиться до физического контакта. Если он начал отходить от своего шока, то может впасть в новый, когда посмотрит вниз». Очень многие люди сразу теряют в такой ситуации равновесие. Их голова буквально перетягивает тело, и они кувыркаются вниз. Такое Чистяков уже видел неоднократно.

– Хочешь, я подойду к тебе, и ты потрогаешь мои крылышки? – предложил Игорь. – Знаешь, какие они пушистые и мягкие?

Мальчик хлюпнул носом и кивнул. Казалось, что он вот-вот расплачется. Но дальше случилось то, чего Чистяков никак не ожидал. Кивнув в знак согласия, что он хочет потрогать крылышки, Вадим стал подниматься на ноги, придерживаясь за стенку. Он явно намеревался сам подойти к «дяде-ангелу».