Текст книги "Судьбы иосифлянских пастырей"

Другим человеком, которого рекомендовал ей. Виктор, был священник Николай Троицкий, известный в Казани проповедник, пользовавшийся особым доверием и авторитетом рабочих Порохового и Алафузовского заводов. В 1918 г. он возглавлял Казанское братство защиты святой православной веры, издавал много духовной литературы. Именно к нему в Вознесенскую церковь сначала и явился приехавший в декабре 1928 г. в Казань епископ Нектарий, но о. Николай занимал тогда двойственную позицию: он поминал митр. Кирилла с митр. Петром, но в то же время не прерывал отношений и с временно управляющим Казанской епархией епископом Чебоксарским Афанасием, принявшим сторону митр. Сергия. Подобная позиция не удовлетворила Владыку Нектария, и он прекратил с о. Николаем церковное общение.

Посетил епископ и В.И. Несмелова, здесь он нашел гораздо больше взаимопонимания: профессор однозначно высказался за то, что митрополит Сергий, «как виновник церковной катастрофы, должен быть низвергнут». Но Виктор Иванович был к тому времени 65-летний больной человек, находившийся под постоянным наблюдением ГПУ из-за большой популярности среди учащейся молодежи Казанского университета, педагогического и ветеринарного институтов. Все это не позволяло часто навещать бывшего профессора Духовной Академии, и Владыка Нектарий, поселившийся в Козьей слободе, в доме Сомова по адресу: Октябрьская улица, д. 22, сначала оказался в определенной изоляции, так как почти во всех казанских храмах поминали митр. Сергия.

Вскоре после своего прибытия в Казань, еп. Нектарий в посылке своей ленинградской духовной дочери, Матрены Кунцевич, получил письмо от архиеп. Димитрия (Любимова) с вопросом: не отошел ли преосвященный от возглавляемого митр. Иосифом церковного течения? Владыка Нектарий ответил телеграммой, в которой сообщил о твердом единении с ними[262]262
  Журавский А.В. Казанский период жизни владыки Нектария, епископа Яранского // Православная жизнь. 1997. № 2. С. 7–9.


[Закрыть]. В дальнейшем епископ поддерживал постоянную связь с ленинградскими иосифлянами. Так, настоятель собора Воскресения Христова прот. Василий Верюжский на допросах 24 апреля и 8 мая 1931 г. рассказал о высылке денег еп. Нектарию в Казань.

8 января 1929 г. Владыка обратился с посланием к своей Иранской пастве, призывая ее окормляться у него, а не у сергианского еп. Серафима: «…Отцы, братия, сестры о Христе, возлюбленные чада духовные. По доносу пребывающего ныне в пределах Иранской епископии Серафима, я, ваш патриарший православный епископ, законный и канонический, указом отступника Сергия митрополита отлучен от Иранской кафедры и запрещен в священнослужении. Конечно, это распоряжение со стороны митрополита Сергия я не могу признать законным, ибо, как отступник, сам отпавший, как гнилой член, от Церкви Христовой, он не может лишать кафедры православных епископов. Посему я как был, так и остаюсь, несмотря ни на какие сергиевские прещения, епископом Иранским, причем не буду вмешиваться в церковную жизнь лишь Сергиевских новообновленческих приходов. И назван в Сергиевском распоряжении – уклонившимся в викторовский раскол. Это пустое, неуместное выражение. Не один епископ Виктор отошел от митрополита Сергия, отошли и другие почтенные православные епископы. Епископ Виктор здесь ни при чем.

Истина Православия дорога не одному епископу Виктору, дорога она митрополиту Иосифу, епископу Гдовскому Димитрию, архиепископу Углицкому Серафиму и другим, неужели они “викторовцы”? Неумное выражение нижегородского отступника. Епископ Виктор только мой единомышленник по распознанию и осуждению Сергиевского отступничества, по благодати Божией, просветившей наши мысленные очи. Здесь, повторю, выражения “викторовщина” и “викторовцы” ни при чем. Вам же, моя православная паства Иранская, всем утвердительно вещаю. Митрополит Сергий есть действительно отступник от Православия, изменник Христу, ликвидатор или разоритель Церкви Православной у нас на Руси, ибо он заодно с врагами Господа нашего Иисуса Христа, не имейте с ним никакого церковного общения…

То, как неспасительно и неутешительно для верующей души становится быть с отступником митроп. Сергием, наглядно подтверждает и доказывает следующее происшествие, имевшее место на Соловках осенью 1928 года со Смоленским епископом Иларионом (Бельским). Епископ Иларион – хотя молодой, но строго православный, безупречной монашеской жизни и, насколько я знаю, девственник, что является теперь редкостью. За свою стойкость и твердость в Православии против обновленчества по Питерской епархии, он был посвящен Патриархом Тихоном во епископа 30 лет от роду. Смоленской епархией он управлял в духе строгой церковности и православного благочестия 1 год и 8 месяцев, за что и сослан в Соловецкий лагерь на 10 лет. Следовательно, даже центром справедливо оценен как крупная духовная сила. Этот епископ сперва в Соловках с января и по октябрь 1928 года не находился в церковном общении с митрополитом Сергием, но потом, под давлением Сергиевских епископов, 1 октября 1928 года служил в Соловецком кладбищенском храме, помянув митрополита Сергия. А незадолго пред этим виден был весьма тревожный сон, будто бы он ногами растоптал образ Богоматери, Смоленской Одигитрии – и что же? После служения литургии с Сергиевскими епископами он вместо духовного утешения и радости стал испытывать ужасное угрызение совести и угнетение духа, и мне стало необычайно ясно, говорил он мне, Сергиевское отступничество, и я оказался как бы соучастник Сергиевских преступлений против Православной Церкви. И что же – он в тот час заявил Сергиевским епископам, что он от них отходит на прежнюю свою церковную позицию к епископам Виктору, Нектарию и Димитрию и другим…»[263]263
  Послания и письма свят. Нектария. С. 18–20.


[Закрыть]

Послание Владыки оказало заметное воздействие на верующих, и вскоре под его окормление перешло несколько десятков приходов. При этом епископ назначал во вдовствующие храмы своей епископии и священников из других епархий. Подобный случай произошел осенью 1929 г. с иосифлянским прот. Никитой Игнатьевым. «…О встрече с Владыкой Нектарием, по воспоминаниям, сам отец Никита рассказывал так: “Я приехал в Казань, разыскал эту улицу, дом, номер… Пришел – он в столярке работает, невысокого роста, в штатской одежде, в пиджаке. "Как бы мне Владыку Нектария найти, увидать?" – "Сейчас, – говорит, – увидите." Он быстро повернулся – юркий такой, молодой был, недавно ведь из Академии – пошел, надел подрясник, рясу надел, клобук; вышел: "Вот Владыка Нектарий Вам." Отец Никита взял благословение и сознался, как ему неудобно перед Владыкой: "Принял Вас за послушника…" – "Ничего, зато я Вас – за митрополита"… Во время же самой беседы отец Никита рассказал, что не подписал Декларацию и подвергся после этого преследованиям в Москве, так что невозможно стало там оставаться, вот архимандрит Серафим посоветовал обратиться к нему, Владыке… "Так поезжай в Вятскую губернию, – сказал Владыка, – поезжай в Санчурск, там проживешь, там уголок потише…" – и епископ Нектарий написал бумагу примерно такого содержания: "Разрешаю служить протоиерею Никите Игнатьеву во всех православных храмах Иранской епархии…" – "Владыко, я ведь к отцу Серафиму в гости, я ведь только на две недели…" – попробовал возразить молодой священник. Владыка похлопал его по плечу: "А может, на двадцать лет…"” Его пророческие слова сбылись вдвойне – не двадцать, а сорок лет пробыл в этих краях протоиерей Никита…»[264]264
  Вятский сушильник // Суздальские епархиальные ведомости. 1998. № 4. С. 35.


[Закрыть]

В Татарской республике противники Заместителя Местоблюстителя разделялись на представителей двух направлений: приверженцев митр. Иосифа (Петровых) и митр. Кирилла (Смирнова), которые значительно более мягко оценивали действия митр. Сергия и никогда не отрицали благодатности таинств, совершаемых сергианским духовенством. Последних возглавлял епископ Чистопольский Иоасаф (Удалов), долгое время являвшийся заместителем митр. Кирилла по управлению Казанской епархией. Летом 1929 г., после трехлетней ссылки в Туруханском крае, еп. Иоасаф поселился в г. Козмодемьянске Марийской области, не прерывал он и своих связей с Казанью. От него с различными поручениями к митр. Кириллу в ссылку (в Енисейск) ездили монахини Казанского Богородицкого монастыря Агриппина (Кукарникова), Вероника (Бусыгина), Виталия и Калерия (Терсинские) и др. Они отвозили ссыльным священнослужителям епархии продукты, письма, вещи и возвращались с посланиями митр. Кирилла. Эти же монахини организовывали обеды для арестованного духовенства, находившегося в казанских тюрьмах.

Другая часть духовенства постепенно объединилась вокруг еп. Нектария: ссыльные священники Аркадий Волокитин, Евлампий Едемский-Своеземцев, монахини закрытых казанских монастырей – Мария (Преображенская), Степанида (Макарова), Анна (Баранова), Агафия (Липина), Мария (Верясова), Мария (Егорова) и другие. Эти священнослужители совершали тайные богослужения в частных домах, принимали приходивших к ним за советами крестьян и при этом жестко проводили деление на «своих» и «чужих», причем в число последних попадали и некоторые представители кирилловцев. Видную роль играли о. Иаков Галахов, бывший профессор Томского университета, в 1918–1919 гг. – член «Высшего Временного Церковного Управления сибирских церквей», а также его сын Николай, до ареста в августе 1930 г. являвшийся заведующим Арским кладбищем. Церковь Ярославских чудотворцев на кладбище выделялась среди казанских храмов. Здесь часто служило ссыльное духовенство, которому из треб разрешалось совершать только панихиды[265]265
  Оппозиция митр. Сергию в Казанской епархии // Православная Русь. 1995. № 10. С. 10.


[Закрыть].

В здании управления Арским кладбищем собирались многие бывшие профессора Казанской Духовной Академии: В.И. Несмелов, И.М. Покровский, Я.М. Полянский, М.Н. Васильевский, И.И. Сатрапинский и другие, а также ссыльные священнослужители. Основными темами бесед были: положение Церкви в условиях советского государства, вопрос о том, как оценивать многочисленные прещения, накладываемые митр. Сергием на архиереев, его интервью иностранным журналистам и Декларация 1927 г. Почти все считали, что действия митрополита, несомненно, на руку власти, а интервью, фактически оправдывавшее репрессии ОГПУ против духовенства, является актом безнравственным, недостойным совести православного архиерея. В изъятом у о. Иакова Галахова ОГПУ дневнике было записано: «Это интервью произвело на меня угнетающее впечатление, столь оно позорно для главы Церкви, что до сих пор я не могу прийти в себя. Обидно читать его, стыдно перед иностранцами, стыдно перед обновленцами, сектантами… Повторились гонения, началось мученичество, продолжающееся доселе. В тюрьмах и ссылках оказалась лучшая часть духовенства и мирян. Это – беспросветная, затяжная, перманентная духовная пурга, бесовская свистопляска. Церковь фактически уже поставлена в дониконовские условия жизни. Она должна уйти в пустыню»[266]266
  Там же. С. И.


[Закрыть].

Включил о. Иаков в свой дневник и слова еп. Нектария о происходившем в стране: «Христианство и социализм непримиримы… Отношение Церкви к советской власти должно быть таким, каким оно может быть к царству сатаны… Сталин решил ликвидировать кулака. Во что обойдется этот опыт народу, каких кровавых слез он будет стоить миллионам народа, руководители сказать не могут. Лучшая часть крестьянства русского обречена в жертву социалистическому молоху»[267]267
  Инокиня Татиана. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть]. Сын о. Иакова Николай Галахов в конце лета 1930 г. дал еп. Нектарию согласие на принятие сана и отъезд в с. Падерино Иранского округа на место арестованного и сосланного иосифлянского священника Иоанна Фокина. Однако рукоположение не успело состояться.

Следует указать, что о. Иоанн Фокин был в конце 1927 г. назначен еп. Виктором (Островидовым) благочинным 5-го округа и после ареста Владыки, с декабря 1928 г., окормлялся у еп. Нектария. Отец Иоанн был арестован 16 октября 1929 г. и постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 1 декабря 1929 г. приговорен к 3 годам высылки в Северный край. В обвинительном заключении по его делу говорилось: «Как староцерковный благочинный, имея связь с местным кулачеством, являлся центральной фигурой в кулацко-зажиточной и антисоветски настроенной прослойке. Являясь представителем епископа Нектария, в свое время за а/с деятельность высланного в “СЛОН”, Фокин, в условиях села Падерино и всех селений, входящих в состав 5-го благочинного округа, на протяжении ряда лет держался консервативной косности и, используя свое влияние на верующее население, тормозил ряд не только чисто политических, но и культурных начинаний»[268]268
  АУФСБ Кировской обл., ф. арх. – след. дел, д. СУ-4947.


[Закрыть].

Еп. Нектарий со временем привлек на свою сторону и объединил не только наиболее радикальную часть кирилловцев, но и проживавших в Казани андреевцев – сторонников архиеп. Уфимского Андрея (Ухтомского). Так, миряне А.Ф. Соловьева, Е.А. Антипина, О.М. Антипина были в 1925 г. осуждены вместе с архиеп. Андреем и после отбытия тюремного заключения, в феврале 1930 г., поселились в Казани на положении административно-ссыльных. Они стали окормляться у еп. Нектария и распространять его послания среди крестьян. После ареста, на допросе, О. Антипина так охарактеризовала действия советских карательных органов: «ГПУ нарушило действующие законы Советской власти, свободу совести, вероисповедания и религиозной пропаганды, таким образом, я заключаю, что как ранее жандармерия душила свободную мысль, так и ГПУ теперь делает, с той только разницей, что жандармское управление делало это откровенно и наглее, ГПУ же под прикрытием хороших законов и похитрее»[269]269
  АУФСБ Республики Татарстан, ф. арх. – след. дел, д. 2-18199, т. 1, лл. 66–67, т. 3, лл. 531–532.


[Закрыть].

Интересные факты в этой связи приводятся в биографии еп. Гурия (Павлова), возглавлявшего одно из течений Катакомбной Церкви в 1970-1990-е гг. Рукоположенный 31 октября 1928 г. во иеромонаха, о. Гурий был направлен еп. Вениамином (Троицким) по просьбе архиеп. Андрея (Ухтомского) из Уфимской епархии для окормления группы не признававших митр. Сергия христиан-чувашей. В 1930 г. иеромонах жил в столице Татарии у прот. Аркадия Волокитина. «В это время в Казани находился сосланный епископ Нектарий Яранский, которого ГПУ лишило права священнодействовать. Но епископ Нектарий тайно служил в Казани и тайно совершал хиротонии. Отец Гурий вошел в общение с епископом Нектарием и несколько раз исповедовался у него. Епископ Нектарий отправил о. Гурия ночевать к протоиерею Аркадию. Среди ночи раздался стук в дверь. О. Аркадий быстро уничтожил все, что могло вызвать подозрения у ГПУ. После этого о. Аркадий открыл дверь. Чекисты не заметили ни каноник, ни о. Гурия. Когда Владыка Нектарий услышал рассказ о. Гурия обо всем этом, он сказал: “Это чудо, покровительство Божие”. Было все это перед Пасхой, в Великую Субботу. Несмотря на то, что все были под угрозой ареста, Пасхальную службу о. Гурий провел в укромном месте, в другом доме»[270]270
  Биография архимандрита Гурия (Павлов Семен Павлович). М., 1991. Рукопись. С. 2–3.


[Закрыть].

По собственному признанию епископа, окружавших его священнослужителей и мирян объединяло «непризнание митрополита Сергия и то, что все это были люди ссыльные». Многие православные христиане жили тогда ясным ощущением того, что вернулось время первохристианских гонений и, одновременно, настало время антихриста. Владыка Нектарий регулярно устраивал у себя дома тайные богослужения. Квартира его была уставлена иконами, перед ними находился столик, освященный как престол, на котором во время литургии полагался антиминс и Св. Дары. Это были удивительные службы, когда все молящиеся осознавали себя малой частью той первоапостольской Церкви, что много веков назад была также гонима и преследуема. Никто из собиравшихся на тайные богослужения не знал, уйдет ли он с этой службы свободным или будет схвачен выследившими верующих агентами ГПУ.

Один из завербованных осведомителей докладывал, что епископ Нектарий на «богослужебных собраниях» рукополагает священников и диаконов (которых направляет в Иранскую и Чувашскую епархии), вместе с ним служит свящ. Аркадий Волокитин, тоже устроивший у себя дома тайную церковь, при этом епископ и священник «с одной стороны… устанавливают связь с ссыльными людьми в Нарымском крае, Казахстане, Туруханском крае и т. д., а с другой стороны, с Вятской, Уфимской губерниями и соседними культурно отсталыми нацменскими республиками». От ссыльного духовенства и епископата к Владыке Нектарию часто приходили письма, которые через монахов и монахинь закрытых монастырей рассылались в Вятскую и Уфимскую епархию, Чувашскую республику и Марийскую область. «Эта деятельность контрреволюционной организации за пределами города Казани, – писал осведомитель ГПУ, – имела успех. Начинается паломничество к епископу Нектарию из среды чуваш, марийцев и вообще культурно отсталых народностей».

Верующие нередко приезжали с вопросом: не является ли настоящее время – антихристовым, последним? На это Владыка отвечал, что «ничто из дел рук человеческих недолговечно», поэтому и советская власть недолговечна, но времена эти – есть времена последние. Спрашивали и о том, кого считать главой Русской Православной Церкви и кому подчиняться? Епископ показывал имевшиеся у него письма архипастырей к митр. Сергию, в том числе переписку митр. Кирилла (Смирнова) с Заместителем Местоблюстителя, и называл митр. Сергия узурпатором не принадлежавшей ему власти и виновником церковной катастрофы. Владыка Нектарий говорил, что ныне следует подчиняться только митр. Петру, как Патриаршему Местоблюстителю, хотя «законным преемником Патриаршего престола» сам епископ, как и значительная часть казанского духовенства, считал митр. Кирилла. Еп. Нектарий, согласно его показаниям на следствии, даже запрашивал архиеп. Димитрия: «Не пора ли поминать Патриаршим Местоблюстителем митр. Кирилла вместо митр. Петра?» Правда, ответ, судя по всему, был отрицательный[271]271
  АУФСБ Республики Татарстан, ф. арх. – след. дел, д. 2-18199, т. 1, лл. 55–68, 75, т. 3, л. 58; Оппозиция митрополиту Сергию в Казанской епархии. С. 9–10.


[Закрыть].

Во время проживания в Казани, Владыка Нектарий иногда заходил в сергианские храмы, но не участвовал в богослужении и даже не общался со священниками, а лишь прикладывался к иконам и слушал пение. Однажды, когда епископ стоял в таком храме, то диакон, совершавший каждение, стал кадить Владыке по архиерейскому чину троекратно. Однако еп. Нектарий отвернулся от него и не преподал своего архиерейского благословения. Был в это время и такой случай: умер один человек, родственники пришли к Владыке и просили его совершить отпевание, а епископ спросил: «В какую церковь ходил усопший»? Выяснилось, что в сергианскую, и тогда Владыка сказал: «Ну, пусть они его и отпевают»[272]272
  Инокиня Татиана. Указ. соч. С. 5–6.


[Закрыть].

Пытаясь опорочить одного из самых активных своих противников, Временный Священный Синод 10 октября 1930 г. заслушал сообщение о том, что еп. Нектарий якобы поставил во диакона псаломщика, женатого на вдове, хотя тот отрицался от сана, и постановил: «Признать хиротонию недействительной, в том числе, так как она совершена запрещенным в священнослужении епископом, а ставленнику, по исполнении им епитимии, предоставить право на исполнение должности псаломщика»[273]273
  Журнал Московской Патриархии. 1931. № 5. С. 65.


[Закрыть].

Это обвинение опроверг сам Владыка Нектарий в своем послании 1933 г.: «…против нас, противников сергианства, не побрезгуют никакими безнравственными мерами, как-то: допросами, ложными слухами, подпаиванием водкой горланов на приходских собраниях и прочее. Так, про меня Сергий напечатал: я якобы посвятил в попа двоеженца, чего я и во сне не видел». В действительности к этому времени относится другой случай. Владыка Нектарий постриг в монашество и рукоположил во диакона мирянина Александра из села Оштаншурга. Это был простой человек, отличавшийся прозорливостью. Иеродиакон Александр был арестован в 1930-х гг. и скончался в тюрьме Кировской области[274]274
  Инокиня Татиана. Указ. соч. С. 5.


[Закрыть].

3 июня 1930 г. в Казани начались аресты по делу о «филиале Всесоюзного политического и административного центров контрреволюционной церковно-монархической организации “Истинно-Православная Церковь” в Татарии и Нижегородском крае» (в состав которого в тот период времени входила Вятская епархия), продолжавшиеся до 31 августа 1931 г. Арестованный 30 августа 1930 г. епископ Нектарий, отцы Николай Троицкий и Николай Петров и епископ Иоасаф (Удалов) оказались заключены в изолятор Полномочного Представительства ОГПУ в Татарской республике, а остальных поместили в Казанский пересыльный дом заключения. Всем было предъявлено обвинение в активном участии в «антисоветском, церковно-монархическом, погромном филиале “Истинно-Православной Церкви” в Казани», хотя далеко не все арестованные принадлежали к иосифлянскому течению. Однако в ГПУ заранее была составлена «схема» организации в Татарской АССР. Кроме местных «ячеек», в этой схеме присутствовали «церковно-политический центр организации» – «Москва, церковь Никола Большой Крест, свящ. Никитин», и «церковно-административный центр» – «Ленинград, архиепископ Димитрий Гдовский»[275]275
  Журавский А.В. Указ. соч. С. 11–12.


[Закрыть].

Обвинительное заключение было составлено на 33 человека. Согласно версии следствия, в Казани с середины 1920-х гг. существовала контрреволюционная церковно-монархическая организация, вдохновителем создания которой якобы являлся профессор В.И. Несмелов. В 1929–1930 гг. эта организация была преобразована в филиал «Всесоюзного центра ИПЦ». Затем в него будто бы влился созданный настоятелем Вознесенской церкви Казани прот. Николаем Троицким «Союз христианской молодежи», активно действовавший в среде студенчества. В частности, один из активистов союза, студент сельскохозяйственного института Н.Н. Соколов, подготовил массовое выступление учащихся против закрытия Варваринской церкви. К филиалу Всесоюзного центра примкнула и группа из пяти административно-ссыльных священнослужителей и мирян, проживавших в Козьей слободе Казани во главе с прот. Аркадием Волокитиным. Почти все участники организации распространяли контрреволюционные листовки и воззвания. Некоторые обвинялись даже «в агитации в пользу выступления Папы Пия Римского за крестовый поход против Советской власти»[276]276
  АУФСБ Республики Татарстан, ф. арх. – след. дел, д. 2-18199, т. 1, л. 58.


[Закрыть].

Организация поддерживала контакты не только с викторианами, ленинградскими и московскими иосифлянами, митр. Кириллом (Смирновым), но и с заграницей. Так, священник Петропавловского собора Андрей Боголюбов обвинялся в том, что осуществлял связь с белоэмигрантом в Китае купцом Унжениным, «от которого в 1930 г. получил 2400 червонных рублей денег и контрреволюционные листовки, в том числе молитву о возвращении царя, распространенную среди молодежи гор. Казани»[277]277
  Там же, л. 60.


[Закрыть].

Глава же иосифлян в Татарии, ей. Нектарий, согласно обвинительному заключению: «а) Осуществил связь Казанской к/p организации церковников с церковно-административным и церковно-политическим центрами к/p организации “Истинно-Православной Церкви” и фактически преобразовал организацию в филиал упомянутых центров, б) Проводил большую вербовку в к/p организацию “истинные” по гор. Казани, ее окрестностям, а также на территории Маробласти, Вотобласти и быв. Вятской губернии, вдохновляя повстанческие движения среди крестьянства, в) Имел непосредственную связь с архиепископом Дмитрием Гдовским в церковно-административном центре к/p организации “истинные” и с деятелями церковно-политического центра упомянутой организации в Москве, которых осведомлял о состоянии и деятельности Казанского филиала Всесоюзной к/p организации “Истинно-Православной Церкви”»[278]278
  Там же, л. 56.


[Закрыть].

В обвинительном заключении руководящая роль приписана также и В.И. Несмелову, – на основе протокола допроса, где зафиксированы его антисергианские убеждения: «Принадлежу к тихоновской ориентации. С политикой – церковной – митрополита Сергия совершенно не согласен. Прежде всего из-за администрирования, а затем и потому, что Церковь поставлена в рамки ведомства православного исповедания. Мероприятия советской общественности, касающиеся Церкви, одобрить ни в коем случае не могу. Считаю, что духовенство властию притесняется».

Сходные взгляды отражены в протоколах допросов и других обвиняемых: «Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию не подчиняюсь до тех пор, пока он не распустит незаконный при нем Синод, а затем еще потому, что не согласен с порядком управления им Церковью, который он подчиняет требованиям светской власти. Считаю, что Церковь гонима советской властью, потому что масса епископов и священников сослана в ссылки, а некоторые храмы стираются с лица земли. Все это сеет страшную тревогу в сердца истинно верующих. Выход из положения я вижу только один: искреннее сознание своих ошибок советской властью в форме всенародного “покаяния”» (протокол допроса о. Евлампия Едемского-Своеземцева от 13 июля 1931 г.); «В доме у себя устраиваю моления, бывают молящиеся из граждан Казани, кто они и какое количество, фамилии их сказать отказываюсь, не желая их выдавать. Разрешения на богослужения у меня не имеется, и я не нахожу нужным доводить до сведения НКВД и получать разрешения» (протокол допроса о. Аркадия Волокитина от 2 сентября 1930 г.)[279]279
  Оппозиция митрополиту Сергию в Казанской епархии. С. 9–10.


[Закрыть].

Первый допрос епископа Нектария состоялся 1 сентября 1930 г. Владыка отказался дать требуемые следователем признания: «За что я арестован – не знаю, но считаю, что арестован как контрреволюционер. Моление в моей квартире – келлии происходит по воскресеньям и по двунадесятым праздникам; в числе молящихся у меня бывают приезжие из Яранской епископии, приходы, не признающие митрополита Сергия и его Синод. Я истинный сторонник Патриарха Тихона и стремлюсь быть таковым, и готов за него умереть… Молящиеся есть постоянные и проживающие в Казани, но сказать, кто является молящимися и фамилии их – я этого не скажу, т. к. считаю это предательством, т. е. полностью, и вообще, о своем богослужении говорить не намерен, и со своей стороны этого сказано никогда не будет. Главным образом, меня заставляет не говорить о наличии моих сторонников, количестве их и фамилиях то, что поскольку я произвожу богослужения тайно от властей, и за это я должен нести наказание, я хорошо понимаю, что тайное богослужение от властей и устраивание совещаний и бесед – это есть с моей стороны преступление и за это я должен [быть] судим госвластью. Что-либо сказать и говорить о моей деятельности (и вообще, об общине моей) категорически властям (особенно – ГПУ) отказываюсь»[280]280
  Журавский А.В. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть].

Последующие три допроса, с 5 июня по 20 июля 1931 г., ей. Нектарий выдержал не столь мужественно, видимо, его пытали. Он не отрицал своего негативного отношения к советской власти, заявив: «Отношение Церкви, т. е. духовенства и верующих, в свете моих взглядов, к советской власти должно быть таким, каким оно может быть к царству сатаны, т. е. неприязненно-враждебное. Измениться отношение власти к Церкви не может, поэтому в беседах с верующими я всегда высказывался за необходимость избавления от советской власти». Не стал отрицать Владыка и своей принадлежности к течению иосифлян, соглашаясь называть его даже «организацией Истинно-Православная Церковь».

Поначалу епископ отказывался отвечать на вопрос: кто был «связным» с архиеп. Димитрием, но на следующем допросе сказал: «Нарочитым по связи с центром нашей организации, т. е. с архиепископом Гдовским, была проживающая в Ленинграде, за Нарвской заставой, блаженная Катя. В Казань она приезжала с письмом от архиепископа Гдовского два раза, привозила также и посылки с продуктами. Однажды в качестве связиста ездил в Ленинград с письмом к епископу Димитрию Гдовскому иером. Иов из Раифской пустыни, близ города Казани, позднее расстрелянный за к/p деятельность». С Москвой у ей. Нектария связь образовалась в марте 1930 г., когда к нему приехал молодой человек Борис Туголесов с письмом от настоятеля церкви Никола Большой Крест, свящ. Никитина. Затем из Москвы приезжала псаломщица того же храма Харитина. Что касается приверженцев епископа, то их было до 50 приходов, в том числе в Марийской области.

Органы следствия очень интересовали послания, рассылаемые ей. Нектарием через «монашествующий элемент». На эти вопросы Владыка отвечал так: «За время пребывания в Казани мною было послано четыре обращения… Касались они вопросов: 1) мое отношение к митрополиту Сергию; 2) по поводу репрессий, наложенных на меня митрополитом Сергием; 3) дисциплинарного свойства среди духовенства; 4) по поводу волнений верующих в связи с перерегистрацией гражданской властью общин и патентов на торговлю свечами. Многие приходы расценили выборку патента и перерегистрацию как антихристово дело, т. к. знак серпа и молота в церкви есть уже знак антихриста. Я им не советовал выбирать патенты, а также перерегистрироваться, т. к. и я лично считаю, что знак советской власти в церкви – это знак сатаны».

О своих единомышленниках в других районах страны епископ сказал: «К числу разделявших точку зрения нашей организации относились приходы: 1) Вологды, где деятелем в пользу нашей организации был епископ Иерофей, кем-то убитый в 1928 году; 2) Воронежской епархии, где нашим сторонником был епископ Алексий (Буй), находящийся где-то в заключении в Серпуховском районе; 3) Близ Москвы – здесь представляющим нашу организацию был епископ Максим из бывших тюремных врачей, находящийся в Соловецком концлагере в ссылке. В Москве нашими приходами были Никола Большой Крест и храм на Воздвиженке, имени настоятеля этого храма не знаю. Других приходов по линии нашей организации на периферии не знаю, в единицах они по многим епархиям были». Характерно, что Владыка не назвал ни одного из тех, кто оставался на свободе; все названные или уже были расстреляны или находились в ссылке[281]281
  Там же. С. 13–14.


[Закрыть].

5 января 1932 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ вынесло решение о судьбе 32 обвиняемых: ей. Иоасаф (Удалов), протоиереи Евлампий Едемский-Своеземцев, Аркадий Волокитин и еще пять человек были приговорены к 3 годам концлагеря, 15 человек – в том числе Н.Я. Галахов, А.И. Боголюбов, настоятельница Феодоровского женского монастыря в Казани игум. Ангелина (Алексеева) – приговорены к ссылке на 3 года в Северный край, а девять, в основном бывшие профессора Казанской Духовной Академии, – к 3 годам ссылки в Казахстан. Правда, в отношении В.И. Несмелова, учитывая его преклонный возраст, тяжелую болезнь и «революционные заслуги» сына, власти ограничились условным сроком наказания. Владыка Нектарий отдельным постановлением Коллегии ОГПУ от 26 января 1932 г. был подвергнут самому тяжелому наказанию – приговорен к 10 годам лишения свободы и отправлен в Прорвинский лагерь Западно-Казахстанской области[282]282
  АУФСБ Республики Татарстан, ф. арх. – след. дел, д. 2-18199, т. 1, л. 74–76; Ожегин П. Узник Соловков // Вятский епархиальный вестник. 1992. № 5 (25). С. 6.


[Закрыть].

И здесь епископ ревностно проповедовал Христа, защищал и отстаивал истинное Православие. В 1933–1936 гг. он написал в лагере несколько посланий к пастве с осуждением деятельности митр. Сергия. Особенной известностью из них пользовалось «ходившее» в многочисленных списках по стране послание начала 1933 г.: «…вся наша трагедия, что епископы – борцы против митрополита Сергия – очутились под сапогом ГПУ. Так, митрополиты Петр Крутицкий и Кирилл Казанский загнаны в сибирские тундры. Митрополит Иосиф Петроградский заточен в среднеазиатские пески. Архиепископ Димитрий – в строжайшей изоляции в Ярославле. Владыка Виктор где-то далеко на севере. Ваш богомолец заточен на десять лет в концентрационный лагерь, а епископы Ерофей, Алексий и Максим расстреляны. Такая же участь, т. е. продолжительные сроки заключения в лагеря, ссылки и заточения, постигли многих из духовенства и мирян, решившихся выступить против митрополита Сергия и его клевретов.