Текст книги "Когда «Мерло» теряет вкус"

8

Через полчаса мы вышли из комнаты.

– Ты заходи, – хлопнул меня по плечу Леха. – Посидим, чай попьем. Я Бахе с Сериком позвоню – может, они подтянутся.

– Созвонимся, – согласился я, натягивая на ноги кроссовки.

– Давай, счастливо! – протянул руку Алексею. Неожиданно открылась дверь Наташиной комнаты, и на пороге показалась ее хозяйка – в розовом топике с надписью «Fcuk Galmour» и голубых рваных джинсах.

– Ты куда собралась? – резко спросил ее Леха.

– У меня еще одна пара сегодня.

– Ну ладно, – Леха с извиняющимся видом повернулся ко мне. – Разболталась тут без родителей…

Наташа бросила на него презрительный взгляд и не удостоила ответом.

– Можно тебя… – Леха взял Наташу за локоть и потянул в ее комнату. – Егор, извини. Подожди секунду.

Из-за закрытой двери послышались тихие раздраженные пререкания. Я безразлично прислонился к стене. Через минуту брат с сестрой вышли из комнаты, оба злые и недовольные.

– Счастливо. Звони, – протянул мне руку Леха. – Извини, если что не так.

– Пока, – я пожал руку и вышел из квартиры.

Наташа обогнала меня и, не сказав ни слова, засеменила вниз по ступенькам, снова оставляя за собой длинное легкое облако нежного аромата. Мне захотелось ее окликнуть, но она уже проскочила два лестничных пролета. Как быстро умеют нынче передвигаться в пространстве молодые девушки… Я ускорил шаги, перепрыгивая через ступеньки. Если успею догнать ее до выхода из подъезда – заговорю и приглашу в кафе… Внизу хлопнула подъездная дверь. Или эта девушка невероятно быстра, или я невероятно медленен. Может быть, я просто уже слишком стар, и это всего лишь иллюстрация разрыва между поколениями? Я остановился, сел на ступеньки лестницы. Хотелось курить (я бросил два месяца назад).

Ладно… Я видел и слышал ее; я вдохнул в себя ее аромат. Значит, она уже принадлежит мне – хотя бы немного.

Поддавшись какому-то внутреннему импульсу, я вдруг встал со ступеньки и направился вниз. Открыл дверь подъезда и вышел на улицу.

– Я уж подумала, что ты упал на лестнице и раскроил себе череп, – на скамейке перед подъездом сидела Наташа и курила тонкие дамские сигареты – по-моему, «Вог».

– Не упал. Просто сел на ступеньки и посидел немного…

– Да, на лестнице прикольно сидеть… – мечтательно протянула Наташа. – Будешь? – достала пачку «Вог».

– Спасибо, – я вытянул тоненькую сигаретку и сел рядом с ней на скамейку. Наташа выудила из рюкзачка зажигалку. «Чирк-чирк».

– Что-то не складываются у вас отношения с братом… – затянувшись слабой сигаретой, то ли спросил, то ли охарактеризовал ситуацию я.

– Он мне не брат.

– Как? Он сказал…

– Двоюродный – не считается. Да и какие могут быть отношения с таким придурком… Вы с ним друзья?

– …Одноклассники, – после паузы ответил я.

– Мы с ним раньше тоже дружнее были, – Наташа затушила сигарету и откинулась на спинку скамейки. – Это в последнее время у него крыша куда-то едет.

Ни я, ни Наташа не могли предположить, что в тот момент Леха чистил свой «Макаров» – просто, для удовольствия.

– Соврала ему, что нужно на пару ехать?

– Нет. Сейчас поеду. Просто захотелось посидеть на скамеечке и покурить.

– Где ты учишься?

– В академии искусств, на дизайнера.

– Прикольно. А я художник.

– Знаю. Лешка мне сейчас сказал. Где выставляешься?

– В московских галереях, в Питере. Недавно в Брюсселе выставка закончилась.

– Круто… Можно твои работы посмотреть? А я тебе свои покажу. Если интересно, конечно…

– Поехали в Москву – посмотришь… – улыбнулся я.

– Ага, на пару схожу – и полетели, – поддержала шутку Наташа.

– А твои работы очень интересно посмотреть, – я затушил быстро скуренную сигарету.

– Договоримся как-нибудь. Ладно, мне на пару пора, – Наташа поднялась со скамейки.

Я бродил по городу своего детства и вспоминал, как он выглядит. А выглядел он совсем не как город моего детства. Новые сверкающие высотки, новые сверкающие магазины – там, где, казалось, раньше их невозможно было себе представить. Бесчисленные и бесконечные оградительные заборы строек. Машины, машины, машины – в количестве, которое тоже когда-то невозможно было вообразить. По-моему, на квадратный километр их здесь ехало, стояло в пробке, сигналило и было припарковано гораздо больше, чем в Москве…

Между машинами ходили мужчины и женщины, дети и старики. Людей здесь было меньше, чем в Москве, но каждый точно так же нес куда-то свою заботу.

Я спрятался от всех новостроек, нововведений и транспорта в небольшой сквер за старым Домом правительства, в котором теперь располагался Казахстанско-Британский Технический Университет. В сквере было много студентов – сидевших на лавочках и на траве небольшими группками, спрятавшихся парами среди деревьев и кустарника. Опять хотелось курить – зачем я взял ту сигарету у Наташи?!

Раздался звонок мобильного телефона. На экране – неизвестный московский номер. Я нажал на зеленую кнопку и поднес трубку к уху:

– Алло.

Напряженная тишина пространств.

– Алло! Вас не слышно. Говорите громче.

Тишина.

Я прервал звонок и набрал Пашин номер. На том конце – его невозмутимый голос.

– Егор, привет.

– Здорово, Паша. Не звонил мне сейчас?

– Не-а.

– Понятно. Есть что-нибудь насчет телеграммы?

– Занимаюсь вопросом, Егор, занимаюсь. Позвоню сразу, как что-нибудь будет.

На том конце линии у Паши что-то попискивало, трещало и вроде как хихикало. Как именно он занимается вопросом – представить было трудно.

– Спасибо, Паш. Извини, что беспокою тебя с этим все время. Просто волнуюсь.

– Ничего, не волнуйся.

– Хорошо. Пока.

– Пока.

Прошло два с половиной часа с того времени, как я проводил Наташу до маршрутки. Теоретически она уже должна была вернуться домой. «Вот идиот – почему сразу не взял номер ее мобильного…» Я набрал домашний номер Лешки.

– Алло, – Лехин голос.

Я не хотел ничего говорить.

– Алло, Виталик? Виталик, хватит мне мозги трахать. Я все отдам, сказал уже. Хватит давить на меня! – он бросил трубку.

Судя по всему, не возвращать долги было для Леши традицией…

9

Я вернулся домой к ужину. Мама пожарила картошку – мое любимое блюдо. Так вкусно, как она, картошку никто не умеет жарить. Кроме картошки добавить небольшое количество моркови, чуть больше лука и немного – совсем немного – сала.

Мы сидели за старым небольшим кухонным столом, под который я когда-то еще пешком ходил. Только не помню этого.

– Мам, расскажи о Евгении Ивановиче.

– Да что о нем рассказывать? – несколько потерялась мама.

– Кто он, чем занимается, какие у вас планы на будущее? Почему у него нет семьи?

Вдыхая неповторимый аромат жареной картошки – аромат, лучше всего выражающий ощущение уюта – я наколол на вилку соленый огурец.

– Так уж судьба распорядилась, что семьи нет…

– Он алма-атинец?

– Сейчас – да.

– В смысле? А раньше?

– Раньше куда его только не закидывала судьба, – мама задумчиво ковыряла вилкой картошку.

– А в Алма-Ату откуда приехал?

– Из Таджикистана. Как война там началась…

– Гражданство-то у него какое? По паспорту? – я поглощал пищу все задумчивее.

– Нет у него паспорта…

– Как это? – у меня появились нехорошие предчувствия. – Потерял, что ли?

– Нет, почему «потерял»?.. С тех пор, как в тюрьме сдал, так и нету.

– В тюрьме?! – я положил вилку на край тарелки.

– Да, в Таджикистане. Он там в тюрьме сидел, пока война не началась. А как война началась, тюрьму взорвали, и из нее все разбежались. Вот и он убежал, сначала в Узбекистан, потом сюда.

– И что, до сих пор не получил никакого документа? Война же там была лет десять назад? Как он дальше без паспорта? Как вы поженитесь?

– Да зачем ему паспорт? Ему сейчас шестьдесят. Жить осталось еще лет двадцать. Что уж, не проживет без паспорта, что ли…

Действительно… Мамин ответ поставил меня в тупик.

– Ну а жениться вам как, например?

– Расписываться мы и не будем. Это ж не главное. Только обвенчаемся. Это ведь гораздо важнее.

– За что он в тюрьме сидел? – я взял вилку и вернулся к забытой за таким разговором картошке.

– Милиционера убил.

– Милиционера? – кусок картошки застрял у меня в горле, и я закашлялся.

– Да. Говорит, милиционеры на улице кого-то били, он заступился, да неудачно ударил одного, камнем.

– Мама, это любимая байка всех зеков! – Я снова отложил вилку. – А ты мне так спокойно рассказываешь?! И готова пустить его к себе под крышу! Где он сейчас-то живет?

– Нигде не живет. На работе живет, в подсобке какой-то.

– А после того как поженитесь, где будете жить?

– Здесь, конечно.

Я глубоко вдохнул воздух.

– Мама, тебе ничто не кажется странным в твоем рассказе о Евгении Ивановиче? Он, кстати, действительно Евгений Иванович? Честно говоря, он больше на узбека похож или на таджика.

– Конечно, Евгений Иванович, раз так назвался. И что тут странного? – мама невинными глазами смотрела на меня.

– Человек без паспорта, без места жительства, судимый за убийство…

– Но он же хороший человек. Ты сам сказал, что он тебе понравился… – мама продолжала ковыряться вилкой в тарелке. – Если его судьба когда-то побила, не вычеркивать же теперь человека из жизни? Наоборот, нужно руку помощи подать. А человек он прекрасный – верующий, работящий, порядочный.

– Пусть он хотя бы паспорт себе сделает… – С чего я привел этот аргумент, непонятно – словно уже согласился со всем остальным.

– Зачем?

– Чтобы хоть как-то подтвердилось, что он приличный человек.

– Вон чиновники все воруют, так у них не просто паспорта, а еще и дипломатические, так что же, они после этого приличные люди?

Убийственная логика…

– Мам, ты жутко асоциальный человек. Как тебя еще законопослушные американцы терпят?

– Они меня не терпят, они меня боятся, – рассмеялась она.

– Ничего, мам, я сам поговорю с Евгением Ивановичем и разберусь во всем.

– Конечно, поговори. Ты сам все увидишь. Давай я его завтра на ужин приглашу.

Позже вечером мы сидели перед телевизором. Мама смотрела любимый телесериал, я, вроде, тоже, хотя мои мысли находились сразу в нескольких местах. В какой-то момент (весьма драматичный для происходящего на экране действия) я встал с дивана, взял трубку радиотелефона и вышел в другую комнату. Набрал номер Лехиного телефона. «Хоть бы трубку подняла Наташа…» – тихое моление.

– Алло, привет, – веселый голос Наташи, – тебе Лешку?

– Нет, я с тобой хотел поговорить.

– Хорошо, – она чему-то рассмеялась. – Ты вовремя меня поймал. Я уже собиралась уходить.

– Я тебя отвлекаю? Давай перезвоню позже.

– Нет, ерунда. Спасибо за редкое качество души типа вежливости. Хочешь – пойдем с нами. Мы сегодня на дискотеку собрались. Но пока нас тут только три сестрицы под окном, – снова взрыв смеха, Наташиного и – в отдалении – судя по всему, ее подружек.

– Классно. Спасибо.

– Встретимся на Абая – Космонавтов в одиннадцать.

10

Мы шли по улице – я с Наташей впереди, а двое ее подружек, Жанна и Катя, – в нескольких шагах за нами.

– У Лешки сейчас две темы для разговора: какой у него высокий Ай Кью и как он благодаря этому скоро разбогатеет, – жаловалась Наташа.

– Этот вывод не лишен некой логики, – улыбнулся я.

– Терпеть не могу логические выводы… Они убивают жизнь.

– Громко сказано…

– Ну… Жизнь в самом широком ее смысле – все классное, живое, нестандартное.

– Опять тоскою к людям ведомый, иду в кинематографы, в трактиры, в кафе.

– Это к чему? – удивление в лучезарных голубых глазах.

Я неопределенно махнул рукой:

– Маяковский – к классному, живому, нестандартному…

– А, тогда понятно.

Мы продолжили путь в молчании.

– В последнее время меня Лешка задолбал еще на другую тему, – прервала паузу Наташа, – ревнует меня к моему парню, будто я Лешке не сестра, а жена или невеста…

– У тебя есть парень? – холодная ртуть через все мое тело…

– Его зовут Дэн. Он диджей.

Он оказался не просто ди-джеем, а тем экстравагантным прихожанином в рваных джинсах и с музыкой «Раммштайн» из наушников, которого мы с мамой видели в церкви.

– Антонина Сергеевна, это – со мной, – поцеловав Наташу в губы, он махнул в нашу сторону рукой.

– Сколько человек? – недовольно переспросила странного вида женщина лет пятидесяти в халате уборщицы, но с изысканным макияжем.

Дэн обернулся и пересчитал нас по головам:

– Четверо.

– И вот каждый так… – ища сочувствия и поддержки, женщина грустно посмотрела мне в глаза. Я быстро прошел вперед и скрылся за дверью.

– Это наш арт-директор, – бросил на ходу Дэн, – классная тетка, только занудная немного.

– Только ни в коем случае не угощай его спиртным, – шепнула мне на ухо Наташа, – а то он становится бешеным.

Я равнодушно кивнул. Хорошо. Я не буду угощать его спиртным.

– Мои сеты с двенадцати до часу и с двух до трех. Остальное время я в вашем распоряжении, – войдя в зал, прокричал Дэн и устремился к танцплощадке.

Было без пятнадцати двенадцать. Формально дискотека еще не началась, и играла нейтральная разогревающая музыка, под которую особо не потанцуешь, но Дэн и под нее весело и задорно запрыгал в невообразимом танце. К нему присоединилась Наташа и ее подруги. Я прошел к барной стойке и заказал джин-тоник.

Жизнь полна иллюзий, она состоит из них. Два-три часа назад я выстроил целый иллюзорный мир вокруг будущего наших с Наташей отношений. Я представил, что все будет очень красиво, романтично и исполнено счастья. Я представил страстный роман. Я представил нас целующимися. Я представил ее красивое молодое тело. И, конечно же, ее запах нежности… Который станет моим запахом.

Бокал джин-тоника опустел. Я попросил повторить.

Жизнь полна иллюзий. Иллюзий, на которые мы тратим столько сил и энергии… Для мнимого достижения которых прикладываем столько усилий… Но, с другой стороны, иллюзия – часть духовной жизни человека, ее инструмент. Через воображение мы прикасаемся к метафизическому, потустороннему – будь то в искусстве, или в религии. Человеку, не имеющему иллюзий, духовные миры недоступны. Только где заканчивается иллюзия и начинаются высшие миры (если они вообще существуют)? И как прорваться к ним через иллюзию? Может быть, для этого нужно наполниться иллюзией до краев и пропустить ее всю через себя, а в момент максимальной наполненности – резко дернуть ручку смыва и спустить все в сливное отверстие? Только где такая ручка смыва? Наверное, это очень сложный трюк. А те, кто ему научились, – и есть так называемые пророки, мистики, просветленные, или как там их еще называют… Я же пока только гоняюсь за иллюзиями…

– Попробуй. – Я не заметил подошедшую Наташу. Она протянула мне какой-то сумасшедший коктейль с плавающими в нем листьями мяты и дольками мандарина: – Это за счет заведения. Бармен – Дэновский друг.

– Спасибо, солнце.

– На здоровье. Сейчас уже Дэновский сет начнется. Он обычно начинает неторопливо, но потом такой кач устраивает – мало не покажется.

– Ты любишь грибы?

– Галлюциногенные, что ли? Не знаю, никогда не пробовала, – Наташа расслабленно откинулась на барную стойку, – в Алма-Ате их, по-моему, и нет…

– Нет, я про жареные. Маслята в сметане, или лисички, жаренные с картошкой. Невероятно вкусно.

Наташа громко рассмеялась.

Дэн действительно отыграл невероятно зажигающий сет. Когда он вышел из диджейской кабинки и присоединился к нам, я уважительно пожал его руку.

– А как иначе? – пренебрежительно отмахнулся он. – Разве есть что-нибудь более классное, чем музыка и танец?

«А Наташа?» – хотел спросить я с издевкой, но промолчал.

Мы вышли на улицу – Наташа первой, за ней – я, и позади нас – Дэн. Наташины подружки где-то потерялись еще час назад. Наташа сошла с тротуара на улицу, остановилась на проезжей части и радостно подняла к небу руки. Я оглянулся. Дэна нигде не было.

– Где Дэн?

Наташа ничего не ответила, но где-то в притротуарных кустах взревел мотор, и оттуда на мотоцикле выехал Дэн. Проехав мимо меня, он вырулил на проезжую часть к Наташе. Крикнув: «Пока!», она запрыгнула на заднее сиденье мотоцикла. Дэн молча махнул рукой, и они понеслись прочь по пустынной улице.

Я побрел в сторону дома. Вытащил из кармана свой мобильный. Семь пропущенных звонков. Проверил номер – Паша. Черт! И звонить уже поздно…

11

Я шел пешком по вакууму гулких ночных переулков. Мой мобильный телефон показывал «02:30». Московское время. В Алма-Ате – полпятого утра.

Осторожно открыв дверь, стараясь не шуметь, я вошел в прихожую, снял кроссовки. Из комнаты выскочила мама:

– Как тебе не стыдно?! Я все это время не спала, беспокоилась. Только приехал, а ни одного дня не можешь со мной посидеть. Сразу по каким-то гулянкам, как будто не ко мне приехал…

Я подошел к ней и обнял:

– Мам, что ты придумываешь… Конечно, к тебе. Просто задержались немного с друзьями. Извини…

– Всего здоровья так лишишь, – обнимая меня в ответ, жаловалась мама.

– Извини. Почему ты не спала?

– Я легла, хотела заснуть. Даже заснула ненадолго, но потом вдруг проснулась, потому что опять кто-то свистел. И так тревожно сразу стало… И после уже не могла заснуть.

– Ну извини. Пойдем спать, – обняв маму за плечо, я проводил ее в спальню. – Я только в душ еще схожу, и тоже в кровать.

– Хорошо, – мама тяжело вздохнула и легла в постель.

Я достал из шкафа полотенце. Послышался тихий прерывистый свист. Пытаясь понять, откуда он доносится, я выскочил на балкон. Свист прекратился. Подождав пару минут, я направился в ванную комнату.

– Егор, тебя там к телефону. Говорят, срочно…

Я вывалился из сна в реальность – быстро и безвозвратно. Мама протягивала мне трубку радиотелефона.

– Алло. Слушаю, – прохрипел я в трубку.

– Привет. Спишь еще, что ли? – звонкий голос Наташи.

– А, это ты…

– Ты ждал звонка от английской королевы? – Было хорошо слышно, как на том конце линии она смачно надкусила яблоко.

– Нет, со сна просто… Рад тебя слышать.

– Мне что-то стыдно стало, что мы вчера тебя одного бросили. Решила позвонить и узнать, как ты добрался.

– Добрался без проблем. А вы как?

– Тоже нормально – что с нами случится… Что собираешься сегодня делать?

– Хочу сходить по галереям.

– Куда? – Снова хруст яблока.

– В картинные галереи. Посмотреть работы местных художников.

– Понятно… А у меня сегодня нет занятий. Можем вместе пойти…

После душа я натянул на себя майку и джинсы, взял с полочки мобильный телефон и вышел из квартиры на лестничную площадку. Набрал Пашин номер.

– Блин, ну ты даешь… – без приветствия обрушился на меня он. – То, блин, волновался, названивал, то теперь, когда я тебе звоню, решил меня в полный игнор послать.

– Ладно, хорош из себя угнетенного строить… Был в ночном клубе, не слышал.

– В ночном клубе? Молодец, не теряешься. Короче, пробили насчет твоей телеграммы. Отправлена из Алма-Аты. Имя отправителя – Ирина Харламова.

– Мамино имя…

– Кто там на самом деле отправил – выяснить невозможно.

– Ясно. Спасибо. Может, действительно, моя мама ее отправила, чтобы я в гости приехал, а теперь стесняется признаться…

– Ну… Что могу сказать… Ты свою маму лучше знаешь.

Я солгал Паше. Я действительно хорошо знал свою маму, и знал, что она не могла отправить эту телеграмму. Тогда кто? И – еще более важный вопрос – зачем?

Пар клубился над чаем, красиво клубился. Я задумчиво намазывал на хлеб масло.

– Кто тебе звонил так срочно и настойчиво?

– Сестра Алексея.

– Что случилось?

– Ничего. Просто в компании вчера одно недоразумение произошло. Она извинялась… – приврав совсем чуть-чуть, ответил я.

– Какая порядочная девушка. И Алексей воспитанный мальчик. Сразу видно – порядочная семья.

Мы встретились с Наташей около центрального выставочного зала. Она была вся в черном, плюс подведенные темно-синим глаза и веки, и пепельного цвета губная помада. Она протянула мне тоненький «вог»:

– Будешь?

– Я, между прочим, бросил два месяца назад. Так что больше меня не искушай.

– Ну извините, – раскланялась она в реверансе.

– Что-то случилось – ты в трауре? – спросил я.

– Не-а. Все нормально. Просто выбрала на сегодня такой стиль. Я вообще черный цвет люблю.

– Да, тебе идет.

– Спасибо.

Не докурив сигарету, она бросила ее в урну:

– Ну что, пойдем… Мне тоже пора бросать курить.

В центральном выставочном зале картин было немного. Преобладали горно-степные пейзажи, сюрреализм и кубизм в желто-коричневых тонах.

– Почему здесь все так любят желто-коричневые цвета?.. – вслух удивлялся я.

– Цвет степи, пустыни, скал – цвет Азии, – неуверенно ответила Наташа, – но мне тоже не нравится.

– Впрочем, это своеобразно. Можно говорить об определенной стилистике…

Кроме нас по залу бродил сморщенный мужичок лет пятидесяти, наполовину лысый, наполовину седой.

– Видишь? – кивнула на него головой Наташа и продолжила шепотом: – Омурзаков, известный художник. Четверть выставленных здесь картин – его. Сам ходит и на них смотрит, – рассмеялась она. Я тоже усмехнулся.

– Поехали дальше? – глянула она на меня невинными голубыми глазами из под темно-синих – почти черных – век.

– Поехали. Куда?

Мы посетили три частных галереи. Наташа весело вышагивала впереди, прилежно и вдохновенно исполняя роль гида, водящего иностранного туриста по местным достопримечательностям.

– Как тебе? – выйдя из последней галереи и спрятав глаза за солнцезащитными очками, спросила она.

– Некоторые вещи понравились… – пожал я плечами. – А в остальном – фигня.

– А что ты после Москвы ожидал?

– Не в этом дело… Мне кажется, что в искусстве нельзя лгать…

– Ну да, конечно… Заявил… – рассмеялась Наташа. – Все искусство – сплошная правда.

– Я не это имел в виду, конечно, – усмехнулся я. – Просто в искусстве нужно очень верить в то, что делаешь. Иначе получается фигня. А здесь такое странное впечатление, что многие совершенно не верят в то, что делают… Это сразу бросается в глаза.

– А ты веришь?

– Ну… По крайней мере, когда не верю – тогда не делаю…

– А я не делаю, когда мне за это не платят… – усмехнулась Наташа. – Но я и не претендую на то, чтобы считать себя человеком искусства.

– Хорошо, что ты откровенна сама с собой…

Мы шли от Дома ученых по аллее улицы Красина, переименованной ныне в улицу Валиханова. Наташа подбежала к груде листьев на газоне и пнула ее ногой. Листья вспорхнули в воздух и потом медленно планировали вниз маленькими дельтапланами. Березовые листья.

– Хочу в Москву… – мечтательно проговорила она.

– Дэн тоже в Москву хочет?

– Дэн в Германию хочет, на фестиваль электронной музыки. Парад любви называется.

Я когда-то видел телепередачу об этом фестивале. Тысячи радостных людей идут по улицам города. Все замечательно и прекрасно. Только почему-то когда я смотрю на большие скопления людей, я перестаю верить в божественное предназначение человека. Не знаю, почему…