Текст книги "О прекрасных дамах и благородных рыцарях"

Глава вторая. Детство и образование

О некоторых особенностях средневекового образования

По какой-то загадочной причине в расхожем представлении о Средневековье прочно укоренилась мысль о том, что люди в те времена быль сплошь безграмотны, и тем более безграмотны были женщины. На самом деле эта предполагаемая безграмотность – всего лишь миф, и доказательств противоположного существует масса. Сведений о средневековом образовании много, настолько много, что это даже сбивает с толку: с чего начать? Пожалуй, с раннего детства ребенка из аристократической (или просто дворянской) семьи, потому что одним из мифов о женской средневековой безграмотности является следующее утверждение: люди заучивали молитвы на память и не читали их, а просто произносили заучиваемое.

Мы знаем, что первым учителем ребенка чаще всего была именно мать, потому что чтение религиозных текстов домашним в средние века (и позже) было обязанностью хозяйки дома. Но с какого момента эта тенденция получила распространение? Во всяком случае, Часослов блаженной девы Марии совершенно точно был настольной книгой в замках знати, зачастую делался для определенного заказчика, украшался его гербом и бережно хранился в семье, переходя из поколения в поколение. Часословы делались в качестве свадебных подарков и заказывались в честь знаменательных событий как знак благодарности. Один из самых ранних из известных в Англии часословов был сделан в 1240 году для дамы, живущей в окрестностях Оксфорда.

Разумеется, под рукой матери средневековые дети находились недолго. Согласно педагогическим представлениям того времени, человек был малышом до 7 лет, ребенком – до 14 и молодым – до 28 лет. То есть максимум в семилетнем возрасте образование ребенка становилось обязанностью воспитателя или воспитательницы. Предполагалось, что к тому моменту хорошая мать уже привила воспитаннику базовые знания и интерес к литературе, которые, очевидно, имела сама. Путаницу в контексте средневековой Англии в вопрос о женской образованности вносят некоторые моменты.

Во-первых, сам концепт грамотности. Человек может уметь читать, не умея писать. Является ли он в этом случае грамотным? Человек может выучиться читать на незнакомом языке, не понимая ни слова из того, что именно он читает вслух. Является ли он при этом грамотным? Во-вторых, оригиналы средневековых книг были написаны на латыни, которая была в средневековой Европе универсальным языком образованных людей – от королей до многочисленных чиновников и священников. Насколько хорошо и насколько широко благородные дамы были сведущи в латыни? И насколько им вообще необходима была университетская и юридическая латынь, если в их распоряжении всегда были секретари? Насколько им было необходимо умение писать по этой же причине?

С ранних Средних веков сохранилось довольно мало письменных источников, написанных женской рукой. Тем более источников академических, показывающих уровень образованности писавших. Мария Французская, поэтесса, прибывшая в Англию в свите Алиеноры Аквитанской, да и сама Алиенора, получили образование не в Англии. Дело в том, что образованная средневековая дама должна была уметь читать и анализировать на латыни классиков: Овидия, Горация, Эзопа, Виргилия. В идеале уметь писать к ним комментарии, владеть искусством риторики и логики – в придачу к владению грамматикой. И уметь складывать стихи. Не те, которые сделали бы авторессу бессмертной для восхищенной публики, вовсе нет (хотя здесь вопрос был, скорее, в том, нашла бы ученая дама для себя такого покровителя, как нашла в Генрихе II Мария Французская, и при французском дворе – Кристина Пизанская, или нет). Достаточно было изящно сплести слова для домашнего употребления, чтобы окружающие восхищались, а супруг гордился. Или просто для себя, как это сделала в 1440 году герцогиня Вустерская, подписав свой Часослов следующим образом:

 
This boke is myne, Eleanor Worchester
An I yt lose, and yow yt fynd
I pray yow hartely to be so kind
That yow wel take a letil payne
To send my boke is brothe home agayne
 

Обычная просьба вернуть книгу в дом герцогини, если она ее потеряет, но выраженная изящно.

Поскольку англо-норманнская культура была в Англии культурой, импортированной с континента и удивительно быстро интегрированной в местные условия и культуру, логично предположить, что критерии обучения и образованности – как для мужчин, так и женщин – сохранились на новой почве идентичными с континентальными как минимум на период с середины одиннадцатого по середину тринадцатого веков, когда англо-норманнская знать еще принадлежала и Англии, и Франции, курсируя между островными и материковыми владениями. Нельзя, к тому же, забывать, что само по себе создание и приобретение книг в Западной Европе периода 500—1500 годов представляет собой особую область исторического изучения предмета, достаточно сложную, отражающую изменяющиеся политические и экономические условия и развитие самой письменности. В частности, в Ирландии в 600-х годах начали делать между словами пробелы, тогда как раньше их писали слитно, затем появились параграфы и регулировки по расположению текста. В общем и целом, и производство, и продажа книг были отраслью экономики, бизнеса, подчиняющимся правилам и регуляциям, стандартам своего времени и налогообложению. Уже в начале пятнадцатого века книги имели отдельные страницы с содержанием, страницу индексов, хедлайны и нумерацию страниц. А во второй половине пятнадцатого века в Англии вовсю заработали печатные станки.

Что касается того, какое количество женщин в Англии имели собственные книги и библиотеки, то Сьюзен Грог Белл из Стэнфордского университета пошла по пути изучения описей имущества и завещаний женщин, не являющихся членами духовных сообществ и живших в 800—1500 гг. по всей Европе. Сведенные в таблицу результаты показывают рост женских частных библиотек в 51 – 200 книг, начиная с четырнадцатого столетия. Она связывает это с некоторыми техническими изменениями быта: появлением большого количества застекленных окон, замена огромных очагов в общем зале на сеть каминов в небольших комнатах, а также распространение в тринадцатом веке корректирующих зрение линз и увеличительных стекол для чтения. В то же время книги стали дешевле (и их стало гораздо больше) из-за нового стиля переплета страниц (pecia system), позволяющего как бы разбирать одну книгу на части, давая ее на переписку одновременно многим писцам.

Известно, что в Англии латинские тексты переводились на английский с достаточно ранних времен – с двенадцатого века, если не раньше. Уже во времена короля Генриха V английский язык был достаточно развит для того, чтобы на нем велась большая часть документации. Несомненно, английский язык стал и широко распространенным языком для партикулярной литературы, и уж совершенно точно французский язык был языком английских любителей чтения, потому что именно на нем писались многочисленные романы о девах и рыцарях, которые не несли особой смысловой нагрузки, но были взахлеб читаемы по обе стороны пролива. И да, это были копии, написанные вручную. Кстати сказать, эти копии необязательно заказывались в монастырях. Графиня Клэр наняла в 1324 году на полный пансион писца к себе домой, который за четыре месяца сделал ей роскошную копию книги «Жития Отцов Церкви», получив в качестве оплаты восемь шиллингов (около 254 фунтов на современные деньги). А вот графиня Артуа, Маго, использовала услуги не переписчика, а переписчицы Марии, которая сделала ей в 1308 году копии «Троянских Войн» и «Персиваля» за семь ливров и десять су, а в 1313 году – копию «Утешений» Боэция за восемь ливров. Маго Артуа вообще заказала более 30 копий различных книг за период с 1300 по 1330 годы, по книге в год.

Известно, как воспитывали девочек в эпоху Ренессанса, или хотя бы некоторых из них. Принцесса Мэри, дочь Генриха VIII, была в трехлетнем возрасте обручена с французским дофином, и французский двор внимательно следил за образованием и развитием принцессы. Поэтому мы знаем, что 13 июня 1520 года, в возрасте 4 лет, она уже самостоятельно приветствовала французских послов, прибывших посмотреть на нее. Мэри развлекала их разговорами на французском, играла для них на клавесине и наслаждалась тем, что находится в центре внимания и может блеснуть. В связи с ее вторым обручением, мы знаем, что большую часть времени маленькая принцесса училась. Латынь, французский, итальянский, греческий, Платон, Сенека, Плутарх, Цицерон, Мор и Эразм Роттердамский, танцы, музыка, упражнения на воздухе, а в качестве развлекательного чтения – истории о Лукреции и Гризельде. И все это к девяти годам. Позже началось углубленное обучение. Конечно, принцесса – это принцесса, спрос с нее велик. И мы знаем, что программу обучения принцессы Мэри составляла ее мать, королева Катерина Арагонская, знающая латынь в совершенстве (потому что ее латыни, в свою очередь, основательно обучили) и твердо намеренная увидеть свою дочь на троне. Насколько типичным было такое интенсивное образование для девочек из знатных семей? Во всяком случае, модель для обучения Мэри получившая средневековое образование Катерина позаимствовала у Томаса Мора, модного ученого-гуманиста, который именно так обучал своих дочек. Но Мор не был аристократом, он был именно школяром. А Катерина Арагонская получила свое образование в Испании. Образование, к слову сказать, излишне академическое и явно не включающее искусство быть женщиной. Так что вопрос об уровне женского образования и в Англии времен Ренессанса остается открытым, не говоря о Средних веках.

Во всяком случае, мы знаем, что отцы дарили дочерям книги. Такой подарок сделал Хью де Кортни, 10-й граф Девона, своим трем дочерям. Элеанор де Бохун, герцогиня Глостерская, умершая в 1399 году, завещала свою библиотеку двум дочерям. Сесили, герцогиня Йоркская, завещала свои книги внучкам. Кстати говоря, женщины обычно предпочитали дорогие, рукописные копии, но сестра Эдварда IV, Маргарет, покровительствовала книгопечатнику Какстону и даже помогла ему перевести с французского на английский «Историю Трои». Маргарет Йоркская вообще была книжницей и большой умницей. О начитанности Маргарет Бьюфорт и ее любви к книгам известно достаточно хорошо, хотя сама она не раз досадовала, что основательного знания латыни, которое позволило бы ей свободно писать на этом языке, у нее не было.

Христианские моралисты, кстати сказать, относились к обучению девочек очень положительно. «Закажи буквы для нее и храни их в коробочке из слоновой кости или дерева», – писал св. Джером матери новорожденной дочери в четвертом веке. «Учи ее им, и когда она неверной рукой начнет писать, руководи ее рукой или сделай образцы прописи». Франческо де Барберино, итальянский юрист и поэт конца тринадцатого – начала четырнадцатого столетия, написавший трактат «О правилах и манерах для леди», считал естественным, что женщина будет ответственна за начальное и моральное образование своих детей – и дочерей тоже. «Учи ее писать и читать, и если ей придется в будущем управлять хозяйством, приобретенная мудрость укрепит ее природный ум». Кстати сказать, ученый муж прямо рекомендовал, что девочек должны обучать женщины, что говорит о том, что социум должен был поддерживать на определенном уровне количество достаточно образованных для преподавательской работы женщин.

Как именно обстояло дело со знанием подобных идей относительно женского образования в Англии, точно сказать просто невозможно. Но есть косвенные доказательства. Во всяком случае, культ св. Анны, обучающей деву Марию чтению, пришел во Францию именно из Англии. Культ, изображающий моменты обучения в иллюстрациях, в скульптурных группах, на витражах. Откуда и почему? Идея явно не была взята из библейских источников, потому что по ним Анна и Иоахим отвели Марию в храм, когда той было всего три года. Тем не менее, алтарная картина в доминиканском приорате в Тетфорде, включающая сценки из жизни девы Марии, показывает св. Анну обучающей дочь читать – причем на латыни. Скорее всего, заказчиком и патроном работ был Генри Ланкастерский, и дело было в 1335 году. Текст, который изучает св. Мария, представлен на картине ясным и для зрителя. Это очень интересный текст из псалма 45:10, текст обращения к дочери и наставления в том, что дочь должна быть посредником между своей семьей и мужем: «Hearken, dauther, and see and inclin thine ear, for the king has desired thy beauty”. Интересным его делает то, что в нем отсутствует призыв забыть своих людей и дом своего отца, который есть в оригинальном тексте псалма: «Hearken, O daughter, and see, incline thine ear, And forget thy people, and thy father’s house, And the king doth desire thy beauty, Because he [is] thy lord – bow thyself to him». То есть, в «Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего, И возжелает Царь красоты твоей; ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему» отсутствует фраза «и забудь народ твой и дом отца твоего», и вовсе не за недостатком места. В варианте Тетфордского приората св. Анна наставляет св. Марию таким образом выступать посредником между человечеством и небесным супругом, энергично указывая на слово «царь» в тексте.

На миниатюрах того периода действительно книги находятся именно в руках женских персонажей, не мужских. Дева Мария часто держит в руках книгу, и на миниатюре 1220 года одна из женских фигур, изображающая Истину, тоже изображена с книгой в руке. В церкви Всех Святых в Йорке сохранился витраж, подаренный в 1420 году сэром Николасом Блэкбурном, мэром города, где тоже изображается св. Анна, обучающая деву Марию, причем моделью для образа св. Анны послужила леди Маргарет Блэкбурн, а моделью для девы Марии – одна из дочерей сэра Николаса, Изабель или Алис. Эта семья интересна тем, что Маргарет Блэкбурн не была по рождению ни леди, ни, тем более, принцессой. Маргарет Ормшед, как и ее муж, была из семьи богатых землевладельцев в графстве Ричмонд – и тем не менее была основательно образованной женщиной.

Св. Анна, обучающая деву Марию. Витраж церкви Всех Святых в Йорке. Около 1420 года

Тем не менее мы не можем знать, являются ли изображения, о которых шла речь выше, отражением широко распространенной в жизни практики, или они были задуманы в качестве образца для подражания матерям, наставляя их на путь образованности, которую они должны были передавать своим детям. Возможно, они были и тем, и другим, являя собой моральный идеал общества того времени. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что ничто не появляется из пустоты. Если в истории сохранилось огромное количество документов, свидетельствующих о чрезвычайной образованности представительниц английской аристократии и джентри в эпоху уже ранних Тюдоров, то эта образованность просто не может не быть результатом ранее существующей, работающей и хорошо развитой системы образования.

Можем ли мы сделать из всего этого вывод, что люди Средневековья вполне отдавали себе отчет в том, что знание – это добродетель и что невежественный человек не может соответствовать требованиям времени? Разумеется. И, хотя здесь идет речь о представительницах «привилегированных классов», как говорится, для полноты картины нельзя не упомянуть о том, что работа по распространению грамотности среди населения велась на всех уровнях. При всей неоднородности городского социума и дети буржуа, и дети ремесленников в двенадцатом – четырнадцатом веках начинали свое образование одинаково, в элементарных школах, куда ходили и бедные, и богатые, и мальчики, и девочки. Некоторые получали это образование дома, у профессиональных учителей, но все-таки чаще всего в обычной школе, хотя бы и в сопровождении наставника. Известно, что все программы элементарных школ были практически идентичными, обучение проводилось без разделения школьников, и женщины преподавали в этих школах наравне с мужчинами, что уже говорит о наличии хорошо образованной прослойки среди женского населения средневековой Англии. Практика частных школ была введена во Фландрии и Италии только во второй четверти четырнадцатого века. Оттуда она распространилась по другим странам. Школы, таким образом, разделились на муниципальные и частные, и именно тогда начали раздаваться голоса о необходимости разделения детей.

О том, получали ли хоть какое-то формальное образование крестьянские девочки, не осталось никаких записей. Но здесь вопрос был не только и не столько в том, кого и чему учить, сколько в государственной политике. Потому что тенденция оттока образованного населения из села на работы в замки, в города и в бюрократический аппарат существовала уже в Средние века, а необходимость обеспечить сельское хозяйство достаточной и компетентной рабочей силой была очевидной для всех. В принципе, за образование на селе в первую очередь отвечали местные священники, но есть предположение, что крестьянам знания передавали нарративно, устно, как это было принято еще в одиннадцатом веке во всех слоях населения. Во всяком случае, в крестьянских хозяйствах вообще не существовало никаких разделений обязанностей для детей на женские и мужские, и трудно предположить, чтобы девочки были исключены из существующей системы образования, в каком бы виде она ни существовала. Во всяком случае, писать, читать и считать крестьяне не могли не уметь – этих навыков требовал их стиль жизни, подразумевающий ведение не самых простых учетных книг.

Но академическая грамотность – это всего лишь часть того, что мы называем образованностью. Для того чтобы успешно занять место хозяйки замка или поместья, девушка должна была, как минимум, иметь практические навыки ведения обширного хозяйства, управления штатом, умения развлекать гостей и свою семью, а также уметь «поставить себя», что называется. Однобокость образования и тогда не считалась хорошим делом. Достаточно заглянуть в роман Хельдриса Корнуэльского «Тишина», чтобы понять, какие требования общество и обстоятельства уже того времени предъявляли к женщине, и насколько сложно было совместить одно с другим, чтобы получить удовлетворительный результат.

Роман был написан в тринадцатом столетии, и определить его по жанру можно как средневековое фэнтези. Это роман о девушке, которую родители вырастили как юношу. Дело было в том, что в романе король запретил девушкам наследовать за родителями, поэтому история и закрутилась. Тишина, Сайленс – такое имя было дано девушке, которая, подрастая, думала отнюдь не о любви и замужестве, а о том, сможет ли она стать добрым рыцарем. И, если закон о наследовании будет изменен, и ей больше не придется скрывать свой пол, сможет ли она быть хорошей женщиной, не умея ни шить, ни вышивать?

По литературным обычаям того времени, Обучение в паре с Рассудком и Природа ведут длительные дебаты, показывающие полный хаос в душе Сайленс. Она знает, что умение махать мечом – это, конечно, дело славное и нужное, но оттого, что ее воспитали мальчиком, ее женская составляющая никуда не делась. Девушка подспудно понимает, что не сможет всю жизнь прожить в образе мужчины, что никакое состояние не стоит потери своего «я». И четко осознает, что составляющие воспитания для ее истинного «я» ей преподаны не были. Ее научили стремиться к совершенству как рыцаря, и ей больно оттого, что как женщина она от совершенства далека.

Чтобы разорвать порочный круг, Сайленс принимает радикальное решение. Она убегает с менестрелями, потому что менестрелем может быть и женщина, и мужчина. И потом одерживает всяческие победы и как менестрель, и как рыцарь, и попадает в конце концов ко двору того самого короля, глупое распоряжение которого превратило ее жизнь в постоянное сражение самой с собой. Под личиной славного рыцаря и искусного менестреля Сайленс становится настолько популярной, что этого рыцаря (вернее, образа рыцаря) начинает добиваться королева Юфимия, которая в конце концов лживо обвиняет всеобщего любимца в изнасиловании.

Поскольку Сайленс не может рассказать, что она никак не могла изнасиловать даму, ей приходится принять наказание: отправиться на поиски Мерлина, которого, как известно, могла поймать и пленить только женщина. И, разумеется, Сайленс Мерлина поймала, но он всем открыл, что храбрый рыцарь – это на самом деле храбрая девица, а вот королева Юфимия водит шашни с мужчиной, который притворяется монахиней. Так что король в конце концов не просто отменил свой несправедливый закон, но и женился на Сайленс. Это, возможно, и есть то самое, для чего написан весь роман: король, имея в женах склочную, лживую и порочную женщину, потерял уважение к женщинам вообще и поэтому запретил наследницам наследовать за родителями (хотя в романе явной причиной выводится смертельный поединок между двумя рыцарями за руку наследницы). Встретив создание талантливое, чистое и благородное, он отменил несправедливый закон. Заметьте посыл: поведение твоего мужа отражает твое совершенство или отсутствие такового.

Так что да – для того чтобы с достоинством зваться дамой, средневековая девочка из аристократической семьи должна была пройти такую школу, перед которой трудности современных бизнес-вумен как-то меркнут. А может быть, и не меркнут. И в наше время социально успешные женщины являются объектом наветов и сплетен. Женщин, преуспевших в карьере, небрежно обвиняют в том, что они не умеют шить и вышивать. Женщин, отличившихся на войне, с гнусной ухмылкой обвиняют в распущенности. И в наше время женщина разрывается между семейными, профессиональными и социальными требованиями и ни на минуту не может достичь того идеала, который устанавливают масс-медиа, все время поднимающие планку. Нельзя даже сказать, что в наше время над женщиной хотя бы не висит опасность в любой момент оказаться вовлеченной в локальную войну. Висит, к сожалению. Разве что наше образование меньше подготавливает нас к сюрпризам реальной жизни, а Мерлин, который мог бы все расставить на свои места, похоже, наглухо забаррикадировался в своей пещере.