Текст книги "Графиня на арене"

Глава 7

Было уже около полуночи, когда они наконец похоронили Стрикленда и Барнабаса на небольшом кладбище возле деревни, где жили слуги и работники Химмель-хауса.

Эллиот помог Жану Луи и Этьену погрузить оба тела на повозку, стоявшую у замка, и они поехали в деревню вместе с Соней, чтобы договориться о похоронах с местным священником. Обсудив это с Сином и Гаем, они решили скрыть настоящее имя Доминика Стрикленда: не из уважения к его памяти, а ради его вдовы и ребенка, которых он бросил в Англии, инсценировав свою смерть.

Когда с похоронами было покончено, Эллиот пешком вернулся к походному костру, оставив телегу Соне. Все те несколько недель, что работал в цирке, Эллиот относился к любовнице Барнабаса Фарнама с прохладцей, а теперь находил ее общество невыносимым, особенно громкие лицемерные рыдания по поводу его смерти, поскольку то и дело его предавала.

Он собирался забрать одежду и лошадь, чтобы переночевать в Химмель-хаусе, но, подойдя к костру, увидел, что лагерь не совсем опустел.

Джо медленно подняла глаза; взгляд ее был затуманен, и Эллиот поначалу решил, что она уснула сидя, но потом увидел бутылку, которую она зажимала между щиколотками. Только по едва заметной расслабленности он понял, что Джозефина Блейд, как привыкли ее все называть, наклюкалась.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, чуть запинаясь.

– Я только что из деревни, – сказал Эллиот, что, строго говоря, не было ответом на ее вопрос.

– Хм. – Джо подняла бутылку. – Первосортное бренди из погреба его величества. Будешь?

– Давай, – Эллиот оглянулся в поисках оловянной кружки из тех, что они возили с собой, и только тут заметил, что тюки с едой и разным барахлом исчезли. – А где остальные?

– Сегодня они переночуют в гостинице.

– Не хочешь пойти в Химмель-хаус? Сесиль сказала, там есть пустые комнаты.

– Не-а.

Эллиот нахмурился и опустился на корточки.

– Что случилось, Джо?

– Ничего. – Она потянулась за бутылкой.

Несколько секунд Эллиот пытался ее удержать, но когда Джо ухватилась за нее покрепче, отпустил.

Сделав большой глоток, она утерла рот тыльной стороной ладони, и Эллиот осторожно забрал у нее бутылку – уже полупустую – и присел на один из пней, служивших им стульями. Поставив бутылку подальше, он сказал:

– Ты, похоже, немного не в духе.

Джо пожала плечами.

Встречался ли ему в жизни еще кто-нибудь, с кем было бы так трудно разговаривать? Если и встречался, Эллиот не мог этого припомнить.

– Мы с Гаем позаботились, чтобы оба фургона были готовы отправляться в путь, как только рассветет. Марианна сказала, что хочет отдать фургон Барнабаса Соне.

Эллиот считал, что это неправильно: Соню следовало бы притащить домой, в Англию, и отдать под суд за то, что многие годы шпионила для французов, пока жила на британской земле, но Син предпочел предоставить право решать Марианне.

– Я думал, может…

Джо обернулась, схватила его за ворот и, рывком подтащив к себе, накрыла его рот своим. Несколько следующих секунд – может, десять, но точно не больше – прошли в поцелуях, объятиях и звуках рвущейся ткани и отлетающих пуговиц.

– Хочу… – пробормотала Джо, вскакивая на ноги и подтягивая Эллиота к себе.

– Чего ты хочешь? – задыхаясь, уточнил он, ковыляя за ней к ближайшему дереву.

Джо толкнула его спиной на древесный ствол, расстегнула пряжку его штанов, рывком выдрала пуговицы и, оголив до бедер, схватила уже твердое орудие.

Эллиот едва не задохнулся, потянул застежку ее штанов и принялся управляться с пуговицами так неумело, словно обе руки у него были левые.

Ее штаны соскользнули вниз, к сапогам, и Джо, высвободив одну ногу, обняла ею бедро Эллиота, так что его член ткнулся ей между ног. Эллиот развернул ее и, прислонив к дереву, вошел в нее таким мощным толчком, что ей пришлось привстать на цыпочки.

Джо, схватив его за волосы, какое-то время удерживала голову Эллиота, внимательно глядя на него темными глазами.

– Это только сегодня. Понятно?

Понятно не было. Он ничегошеньки не понимал, но для споров момент явно был неподходящий, поэтому сказал:

– Ладно. Только сегодня. Э-э, не хочешь прилечь на тюфяк или…

Она обрушилась на него сверху, точно волна на берег.

Эллиот простонал и удержал ее на месте, войдя до основания; ее тело было таким тугим и горячим, что стало ясно – долго он не продержится.

– Эллиот, – прошептала она ему на ухо, вжимая пятку в бедро и притягивая его так близко, что у него невольно вырвался вдох.

Обхватив губами его ухо, она покусывала и дергала его, выгибаясь так, что насчет ее желаний не оставалось никого сомнения.

Он еще крепче ухватил ее за ягодицы и принялся двигать бедрами.

Джо укусила его за мочку уха и пробормотала:

– Да, сильнее.

Отрывистый приказ прорвал последние шлюзы цивилизованности, выпустил что-то из глубин его естества, и он начал долбиться в нее страстно и безудержно, зная, что за это потом будет стыдно.

Но «потом» еще не наступило.

Все прочие мысли отошли на задний план, осталось только отчаянное желание довести ее до пика.

Тем временем Джо вовсе не была пассивным бревном. Она отвечала на каждое движение его бедер своим, все сильнее вдавливая в него пятку и до синяков хватаясь за плечи. Это было стремительно, яростно и непреодолимо.

Только когда Джо закричала от наслаждения, а он был глубоко в ней, Эллиот понял, что излился внутрь. Даже плавясь от экстатического восторга, он осознавал, что это значит: для зачатия хватит и одного раза.

Джо была слегка навеселе, когда Эллиот на нее наткнулся, но теперь – после того как она бросилась к нему в объятия и стонала как блудница – в голове до боли прояснилось.

«Что я наделала?»

Когда страсть поутихла, Эллиот взял ее на руки, как младенца, и отнес на одеяла, а сам лег рядом.

Его голос в темноте прозвучал мягче обычного:

– Я знаю, что ты не спишь, Джо. Я почти слышу, как ты жалеешь, что это произошло.

– Что сделано, то сделано.

Эллиот рассмеялся.

– Мы слегка поторопились: признаю, – но ведь неплохо вышло.

Да, вышло весьма неплохо, даже хорошо, так хорошо, что становилось страшно. С ее точки зрения, Эллиот был просто идеальным мужчиной.

Единственным, что нарушало совершенство, было его происхождение. У сына графа нет будущего с кровожадной наемницей, беспородной артисткой цирка.

Эллиот вздохнул.

– Почему только одна ночь, Джо? Почему бы нам не…

– Не договаривай. Я не буду ничьей шлюхой.

Она отвернула голову к костру, и у нее защипало глаза: наверное, от дыма, или пылинка попала, или еще что-нибудь…

– Джо. – Эллиот взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Посмотри на меня.

Она резко обернулась и требовательно, хмуро глядя на него и радуясь, что костер уже едва теплится и Эллиот не сможет как следует рассмотреть ее лицо, спросила:

– Что?

– Ты знаешь, что я не это имел в виду!

Джо несколько раз глубоко вздохнула и, лишь почувствовав себя спокойнее, сказала:

– Прости, я знаю, что ты хотел не это сказать.

– Думаешь, у нас нет будущего, потому что мы из слишком разных слоев общества?

Джо молча смотрела на него.

На мгновение Эллиоту стало стыдно.

– Боже, это если предположить, что ты вообще питаешь ко мне хоть какие-то чувства! Ты, наверное, считаешь меня самоуверенным, несносным и…

– Я считаю тебя совершенством.

У Эллиота отвисла челюсть.

Боже милостивый: она, похоже, и правда совсем пьяна.

– Я… я просто хотела сказать, что ты мне нравишься, – выдавила Джо, запинаясь, когда он уставился на нее с открытым ртом и выпученными глазами. Это были слова влюбленной девочки-подростка, и она сразу же добавила: – В смысле – ты хороший, порядочный…

Эллиот чуть склонил голову, нахмурив брови.

– Ты не чешешь языком попусту и не переживаешь слишком сильно по всякому поводу, так что было приятно с тобой путешествовать без кучи всякого… – Только сказав все это, Джо поняла, насколько странными кажутся ее слова. – Наверное, ты меня теперь считаешь полной дурой.

Эллиот засмеялся.

– Я считаю тебя очаровательной.

– Очаровательной? Вот уж так меня еще никто не называл.

– Большое упущение.

Его взгляд был таким теплым и искренним, что Джо залилась краской. Ох, только бы опять не начать бормотать всякую ерунду. Джо смотрела на что угодно, только не в его внимательные синие глаза.

– Упомянув о разнице в нашем статусе, мне кажется, ты преувеличила проблему. Это правда: я четвертый сын графа, – но у меня нет никаких обязательств перед семьей: я не обязан искать себе блестящую партию, чтобы сохранить наш титул. Сам я тоже не завишу от семьи: мне даже не дают деньги. Если они и не одобрят мой выбор, этим все и ограничится. Им не понравилась моя профессия – ну и что? Мы пережили это и все еще близки. Поначалу будет непросто – ну или может возникнуть неловкость, – но когда они узнают тебя получше…

– Думаешь, они примут меня после того, как узнают, чем я зарабатывала на хлеб? Что меня вырастил опозоренный армейский сержант? Что я всю жизнь якшалась с преступниками? Что сейчас работаю в цирке? – Джо перевела дыхание и добавила: – Что я убийца?

Эллиот нахмурился.

– Чем опозоренный?

Джо не смогла сдержать горькой усмешки.

– Это все, что ты услышал из моих слов?

Эллиот взял ее руку в свои.

– Пожалуйста, просто скажи мне, от чего ты бежишь.

– Ни от чего, – соврала она, высвободив руку, и села, подтянув одеяло к груди.

– Мне нет дела до того, что твой дядя чем-то себя опозорил. А что до общения с преступниками… Как ты думаешь, с кем мне самому приходилось постоянно иметь дело по долгу службы? – Эллиот наклонился к ней. – А если ты имела в виду убийство Бруссара и ему подобных, что ж – ты оказала услугу обществу.

Джо моргнула.

Эллиот воспользовался ее замешательством и придвинулся ближе.

– В твоем прошлом нет ничего такого, с чем бы мы не справились, Джо.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – возразила она, и голос ее дрогнул, но больше от страха – от страха перед искушением позабыть об осторожности и ухватиться за возможность счастья, даже не сомневаясь, что рано или поздно все обернется трагедией.

Эллиот схватил ее за руки и притянул к себе.

– Так объясни мне.

Джо так хотелось с кем-нибудь поделиться, кому-то довериться – снять с души тяжкий груз. Кроме того, чем это опасно теперь? Все, кому ее признание могло бы навредить, давно мертвы. Ей самой ничего не будет – она не совершала никаких преступлений, во всяком случае, в Англии и против ее правительства. Что плохого, если она расскажет правду?

«А как насчет тебя, цыпленочек? Думаешь, он сможет на тебя взглянуть без отвращения, если узнает правду?» Голос Мунго прозвучал так громко, словно он шептал ей в самое ухо.

– Пожалуйста, Джо, доверься мне. Клянусь, я никогда не причиню тебе зла, – сказал Эллиот.

На мгновение она зажмурилась. «Я должна, Мунго. Не могу больше нести эту ношу одна. Теперь, когда тебя нет рядом, мне слишком тяжело».

Ответа не последовало, потому что никакого Мунго рядом не было.

Джо открыла глаза и встретила взгляд Эллиота.

– Я расскажу тебе всю правду, но ты должен дать слово, что ни единая живая душа больше об этом не узнает.

Эллиот нахмурился, но кивнул.

– Обещаю: все, что ты скажешь, останется между нами.

– Даже если тебе спросят твои наниматели?

– Да, даже если спросят, – сказал он без колебаний.

Джо глубоко вздохнула и начала с вопроса:

– Ты слышал когда-нибудь о майоре Джоне Таунсенде?

Она сразу поняла, что это имя знакомо Эллиоту, по отвращению на его лице.

– Йорктаунский предатель.

Джо кивнула, хотя слышать это прозвище было так больно, словно ее ударили плетью по спине.

– Что тебе известно?

– То же, что и всем, кто работает на правительство. Он продавал тайны колонистам во время восстания – того, что американцы называют Войной за независимость. Его должны были казнить за это, но один из его соратников – сержант, который, как думают власти, шпионил вместе с ним, – помог ему бежать. Предатели сбежали, но были убиты индейцами местного племени, которое сотрудничало с англичанами, ради награды, объявленной за его голову. Крик – так оно, кажется, называлось.

У Джо до того пересохло в горле, что говорить она смогла не сразу.

Эллиот встревожился.

– Что ты хочешь сказать, Джо?

– Я хочу сказать, что Мунго Браун мне не дядя, а отец. И звали его Коллам Мунго Браун. Это был тот самый Коллам Браун, который служил ординарцем у майора Джона Таунсенда, и один из тех двоих, кого многие винят в поражении Британии в войне с американскими колониями.

Глава 8

У Эллиота волоски на шее встали дыбом от слов Джо, словно в двух шагах от него ударила молния.

Джо кивнула, хотя он ничего не говорил, и ее взгляд снова стал непроницаемым.

– Теперь понимаешь, да?

– Но… нет, я не понимаю. Их обоих поймали и казнили вскоре после побега – это было больше тридцати лет назад, а тебе всего двадцать восемь.

– Все было не так, как ты думаешь. За время войны отец подружился с несколькими воинами из племени крик. Многие племена встали на сторону англичан, но только ради выгоды, а не из особой верности королю. Майора Таунсенда и моего отца любили в племени, поэтому вождь отпустил их, но сохранил их мундиры как доказательство, что они погибли в стычке с племенем. В британской армии ему поверили на слово – все были рады поскорее закрыть эту мерзкую позорную страницу своей истории.

– Так ты хочешь сказать, что они оба до сих пор живы? – спросил Эллиот, вдруг почувствовав, как подводит живот и что-то нехорошее, как болезнь расползается внутри.

Боже! Он же пообещал Джо, что никто ничего не узнает. Но если Таунсенд и Браун до сих пор живы…

– Нет, они оба мертвы.

Эллиот вздохнул с облегчением, но тут заметил боль в глазах Джо и почувствовал себя чудовищем. Каким бы ни был Браун, он ее отец.

– Понимаю твои чувства, – сказала Джо, до неприятного ясно прочитав его мысли. – Знаю: если бы кто-то из них был жив, тебе пришлось бы нарушить данное мне слово.

Эллиот не стал отрицать, только спросил:

– Так значит, ты выросла в Америке?

– Только до пятилетнего возраста. Они оба поселились в штате Джорджия. – Джо невесело улыбнулась. – Забавно, что изначально этот штат был каторжным поселением, так что идеально подходил парочке беглых преступников. По-видимому, с поиском работы проблем не возникло – нанимателям было плевать на прошлое, им просто были нужны умелые руки и крепкие спины для сбора хлопка и табака. Таунсенд умер в тысяча семьсот восемьдесят седьмом году, когда эпидемия прокатилась по плантации, на которой они жили и работали. Это была та самая лихорадка, от которой умерла мать, когда мне было меньше года. Отец наскреб денег, чтобы перебраться во Францию, и отказался от имени Коллам из соображений безопасности. Увы, ситуация в Париже ухудшилась незадолго до нашего приезда, так что снова пришлось переезжать. Мы все время переезжали с места на место. Когда началась война, пришлось обходить стороной места стоянок английских войск, чтобы кто-нибудь его не узнал.

– Боже милостивый, ты ведь была еще ребенком. Как ему удалось вырастить тебя в таких условиях?

– За мной постоянно ухаживали какие-то женщины, которым отец платил, а когда мне исполнилось двенадцать, он стал брать меня с собой.

У Эллиота перехватило дыхание.

– Это, наверное, было опасно.

– Выбор у него был небогатый.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что я не хотела оставаться одна и пошла за ним. – Джо хихикнула. – Сказала, что пойду и в следующий раз, пусть хоть выпорет меня за это. Кроме того, он уже какое-то время учил меня обращаться с пистолетами, винтовками и ножами. Он рассказал мне правду – во всяком случае, ее часть – о том, что мы должны прятаться, чтобы его не забрали. Так что у меня никогда не было нормального детства.

Эллиоту было больно за нее, но яростный блеск ее глаз говорил, что она не потерпит жалости.

– Как ты вернулась в Англию?

– Мы не планировали возвращаться, но Мунго предложили работу через всякие его связи, и все задания сосредоточились в Англии. – Джо пожала плечами. – Так что мы отправились в Лондон, и он стал искать для нас возможности подзаработать. За помощь Марианне ему предложили столько, что отец не смог устоять. Мы скопили немалые средства за эти годы, во всем себя ограничивали, и он надеялся, что теперь денег будет достаточно, чтобы больше не переезжать с места на место и не жить как бродяги. Мы собирались вернуться в Америку и купить там клочок земли, чтобы заниматься земледелием и больше ни от кого не убегать. Он верил, что сможет вернуться, не рискуя попасться властям в руки. В конце концов, он сильно постарел – прошло двадцать лет с тех пор, как он видел кого-то, кто мог бы его узнать. Волосы у него поседели, и рыжая шевелюра больше не бросалась в глаза. Он отрастил бороду. – Джо снова пожала плечами. – Он сделал все возможное, чтобы замаскироваться, и не боялся вернуться в Англию, чтобы выполнить последнее задание. И отец оказался прав, предполагая, что сильно изменился внешне. Однажды он наткнулся на человека, с которым служил несколько лет, и тот его не узнал. И вот когда мы собирались начать новую жизнь, он погиб: нелепая смерть от бочонка эля.

Эллиот молчал, понимая, что говорить тут нечего, если не хочешь оскорбить ее или причинить боль.

Джо вынырнула из своих мыслей, ее взгляд стал более сосредоточенным.

– Не сомневаюсь: ты думаешь, что это было слишком милосердно для такого предателя.

Эллиот покраснел, но отрицать не стал, и Джо, вдруг помрачнев, кивнула.

– Он сказал, что никто не поверит, если я расскажу правду.

– Какую правду? – спросил Эллиот, уже догадываясь, что она скажет.

– Они оба были невиновны.

Эллиот пытался скрыть свои чувства, но, судя по выражению лица Джо, ему это не удалось.

– Думаешь, я совсем дурочка, раз верю в это, да?

Эллиот не ответил на ее вопрос и только сказал:

– Что еще он мог сказать дочери? Что он изменник, предатель?

– Да, конечно. – Она скатилась с одеяла, вскочила на ноги и пошла к оставленной на земле одежде.

– Джо?

Ответа не последовало. Она молча подняла с земли рубашку и натянула через голову с такой силой, что затрещала ткань.

– Джо!

Та резко развернулась к нему.

– Чего тебе? Я сразу сказала, что есть причины оставить то, что произошло между нами, в прошлом, и теперь ты знаешь, что я была права. Если ты думаешь, что я стану слушать, как ты поносишь моего отца, то очень сильно…

– Расскажи мне все.

– Что – все?

– Наверное, твой отец как-то объяснял случившееся? Он же не сказал просто «мы невиновны» без всяких объяснений?

Джо сердито взглянула на него сверху вниз.

– Тебе-то какое дело? Ты уже решил для себя, что они были виновны. Не надо врать.

– Не стану спорить: я действительно так считаю, – но только из-за тех доказательств, о которых мне доводилось слышать. Но я все равно готов тебя выслушать.

Джо дернула подбородком, и он видел, как стремление оправдать отца боролось в ней с гневом на него, Эллиота.

– В министерстве внутренних дел есть куратор или кто-то в этом роде, который использовал майора Таунсенда, чтобы передавать информацию колонистам.

– Хочешь сказать, Таунсенд был двойным агентом? – уточнил Эллиот, протягивая руку к валявшимся рядом штанам.

Джо кивнула, ощупывая его взглядом, пока он вставал на ноги и одевался.

– Почему этот куратор не рассказал правду, когда Таунсенда обвинили в шпионаже?

– Потому что он умер.

Эллиот покачал головой.

– Что с того? Должны были сохраниться записи о договоре, какие-то доказательства, что…

– Вся суть операции заключалась в том, чтобы отыскать настоящего шпиона в министерстве внутренних дел. Тот, кто организовал внедрение Таунсенда и моего отца в ряды колонистов, не мог больше никому доверять, потому что знал, что кто-то из сотрудников изменник, но не знал, кто именно.

– Как звали этого… куратора?

Джо нахмурилась.

– К чему скрывать это от меня?

– Это был сэр Дэвид Паттон. Слышал о таком?

– Да.

Паттон действительно был начальником Тайной канцелярии – отделения, в котором служил сам Эллиот, – на протяжении многих лет десятилетней войны между Британией и колонистами. Его репутация была безупречна. Эллиот не знал точно, когда он умер, знал только, что это случилось под конец войны. До Эллиота никогда не доходили слухи о предателе в министерстве внутренних дел; возможно – хотя и крайне маловероятно, – он использовал Таунсенда для сверхсекретной операции.

– Твой отец когда-нибудь говорил, удалось ли Таунсенду найти шпиона?

– Он говорил, что, по мнению майора, был не один шпион: кто-то в Америке и кто-то в Лондоне. Может, их было и больше. Когда после войны ему пришлось бежать во внутренние районы колонии, стало труднее добывать информацию, но все еще оставалось несколько верных ему людей. – Эллиот хотел что-то сказать, но Джо покачала головой. – И нет, я не знаю, кто эти люди, так что ты не можешь узнать от меня их имена и обвинить их в сговоре с целью совершить предательство.

Эллиоту нечего было ответить: он не мог отрицать, что собирался поступить именно так. Любой, кто помогал Брауну и Таунсенду, тоже виновен в измене.

– Так значит, у Таунсенда не было доказательств?

– У отца и Таунсенда было несколько подозреваемых, еще до их раскрытия, но просто они не могли ничего доказать.

– Шпионская сеть в Тайной канцелярии! – сказал Эллиот, даже не пытаясь скрыть скептицизма.

Джо хмуро взглянула на него и огрызнулась, отправляясь на поиски оставшейся одежды:

– Ты сам хотел все узнать.

Эллиот, почувствовав себя последней сволочью, подошел к Джо, застегивавшей жилет, и положил руки ей на плечи, но она вывернулась и прошипела:

– Оставь меня в покое!

Она попыталась оттолкнуть его, но Эллиот не позволил и опять мягко положил руки ей на плечи.

– Прости, если это выглядит так, словно я тебе не верю…

– Ты и не веришь.

– Я очень хочу поверить. Когда вернемся в Лондон, постараюсь что-нибудь разузнать и…

– Нет!

Эллиот нахмурился.

– Я мог бы расследовать это дело без всякого…

– Нет! Ты обещал, что все останется между нами.

Эллиот раздраженно хмыкнул.

– Ты же не ожидаешь, что я просто…

– Что «просто»? Ты так быстро готов нарушить данное слово? – усмехнулась Джо и отступила от него.

– Почему ты против расследования? Если то, что ты говоришь, правда…

– То в министерстве мог быть не один настоящий шпион, а те, что остались, с радостью отыщут меня и заткнут.

Эллиот растерянно посмотрел на нее.

– Ну разумеется, тебе это и в голову не пришло, потому что ты уверен, что я заблуждаюсь.

– Но у тебя же нет доказательств. Как ты можешь представлять для кого-то угрозу?

– Думаешь, те, кому грозит виселица, станут заботиться о таких мелочах?

Эллиот открыл было рот, пытаясь возразить, но передумал, и Джо кивнула, хоть он ничего и не говорил.

– Те, кто в этом замешан, уже отправили в изгнание майора Таунсенда и моего отца, если они еще живы, вряд ли их обрадует, что я явилась в Англию и на всех углах кричу о невиновности Таунсенда. Я всю жизнь провела в бегах, Эллиот, и больше не хочу прятаться. Может, даже останусь в Лондоне и продолжу работать в цирке. Если же ты вмешаешься и начнешь что-то разузнавать, мне снова придется податься в бега. Так что, прошу, не заставляй меня пожалеть о том, что я тебе доверилась.

Джо оттолкнула его, и на этот раз Эллиот даже не попытался ее останавливать.

– Значит, все кончено?

– Все кончено, – сказала Джо, натянув чулок и засунув ногу в сапог. – Не жди, что это, – указала она на сбившиеся одеяла, – повторится. Завтра мы уедем отсюда и отправимся в Реймс. Я поведу один фургон, а ты – второй. Надо просто пережить несколько следующих недель, и больше мы друг друга никогда не увидим.

Джо надела второй сапог, подняла с земли куртку и направилась во тьму.

– Куда ты? – позвал ее Эллиот.

– Подальше отсюда! – крикнула она через плечо.

– Джо, не уходи! Можешь поспать здесь. Я не стану к тебе приставать.

Но ответа не последовало, даже листья не зашелестели.

Эллиот поднял голову взглянуть на сидевшего на дереве Ангуса, но ворона там не оказалось.