Текст книги "Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста"

Во внутреннейшую пустыню

Теперь, когда Арсений сподобился извещения и призвания свыше, ничто его не удерживало. Получив благословение своего восприемника, он, подобно жаждущему оленю, поспешил к вершине Афона, украшенной в то время блеском славы множества богоносных подвижников и духовных отцов, среди которых сиял, подобно утренней звезде, старец Даниил, основатель знаменитого исихастирия данилеев[26]26
  На Святой Горе есть обычай называть келии и их насельников именем основателя или преобразователя келии и жизни ее братства. Например, после старца Даниила братство его стали называть данилеями, после старца Анании – ананеями, после старца Авраама – авраамеями и т. д. – Перев.


[Закрыть], названного так по его имени.

Знакомство монаха Арсения с юным Франциском[27]27
  Франциск – мирское имя старца Иосифа Исихаста. – Ред.


[Закрыть]

По Божественному призванию и домостроительству другой юноша, покинув мир, с редкостной божественной ревностью прибывает на Афон около 1920–1921 годов и исследует пещеры и ущелья Святой Горы, желая обрести здесь богоносных подвижников и утолить свою духовную жажду.

Оба юноши по Божественному мановению поднимаются на святую вершину 5 августа, под 6-е число, на престольный праздник Преображения[28]28
  На вершине Святой Горы находится небольшой храм в честь Преображения Господня, поэтому автор называет здесь Преображение престольным праздником. – Ред.


[Закрыть]. Там, высоко наверху, и состоялась их первая встреча. Убедившись в сходности своих исканий и томящей их божественной жажды, они пообещали впредь пребывать неразлучными до смерти.

Однако необходимо подчеркнуть и следующее: отец Арсений, осознавая свою меру и вместе с тем видя в бывшем еще мирянином Франциске великие дарования и административные способности, с первой же минуты попросил его взять инициативу на себя. Вот его характерные слова: «Отныне ты будешь глазом, а я – ухом».

И вот, спускаясь с вершины Горы, они мимоходом посетили исихастирий уже упоминавшегося старца Даниила и действительно признали в нем современного богоносного отца. Но, поскольку чрезвычайная ревность по Богу препятствовала им участвовать в обычной общежительной трапезе, они не остались и там[29]29
  Так как, без сомнения, юные подвижники по отношению к пище придерживались более строгого устава. – Ред.


[Закрыть].

Но, прежде чем начать свои духовные поиски, они сочли за благо посоветоваться с этим прославленным духовником, который в силу своей опытности, увидев их истинную ревность, не стал препятствовать их желанию. Однако он подчеркнул, что им совершенно необходимо подчиниться какому-нибудь старцу до самой его кончины, чтобы избежать сетей прелести и наследовать его благословение.

Для того чтобы изобразить картину в красках и дать читателю возможность хотя бы отчасти представить себе редкую божественную ревность и первые подвиги Франциска, я ненадолго передаю перо ему самому. Вот автобиографические строки одного из многих его писем:

«Жил я в миру и тайно творил суровые, до пролития крови, подвиги. Ел после девятого часа и раз в два дня. Пентельские горы и пещеры познали меня как ночного ворона, алчущего и плачущего, ищущего спастись. Испытывал, могу ли я вынести страдания, уйти монахом на Святую Гору. И когда хорошо поупражнялся несколько лет, просил, чтобы Господь меня простил, что я ем раз в два дня, и говорил, что, когда приду на Святую Гору, буду есть раз в восемь дней, как пишут жития святых»[30]30
  Старец Иосиф Афонский. Изложение монашеского опыта. Письмо 37. С. 151–152.– Перев.


[Закрыть].

Под влиянием этого исключительного божественного желания два подвижника обходят все прославленные аскитирии и пещеры Афона, чтобы утолить свою духовную жажду. Вот еще красноречивые строки из приведенного выше письма: «Пещеры всего Афона принимали меня своим посетителем. Шаг за шагом… стремился я найти духовника, который научил бы меня небесному созерцанию и деланию»[31]31
  Там же. С. 152.– Перев.


[Закрыть].

Поиски старца

Ниже исихастирия данилеев подвизался в ту пору сияющий своей славой великий исихаст Каллиник. «Мы посетили его, – говорит отец Арсений, – и попросили оставить нас в своем братстве. Действительно, он оставил нас, но его единственным советом было точное хранение послушания.

– Да, буди благословенно, геронда, пусть будет так. Но скажите нам, как подвизаться.

Тогда сей великий подвижник говорит нам:

– Если я научу вас своему искусству и вы вкусите меда безмолвия, то кто же будет тогда работать?

– А как же быть?

– Сейчас вы будете находиться в послушании, а когда я умру, получите в наследство мой дар».

Юноши посмотрели друг на друга: суровое слово. Но на самом деле, таково и было условие этого великого исихаста.

«В действительности, – продолжает отец Арсений, – это было прикровенное указание нам, чтобы мы ушли. Потому что отец Каллиник постоянно пребывал в затворе и не открывал никому. Но существовал обычай, о котором знали его соседи: если ему что-нибудь было нужно, он поднимал платок, как флаг. Это означало, что ему что-то необходимо. Тогда первый увидевший это входил в каливу.

Затем мы снова задали ему вопрос:

– Геронда, если мы уйдем отсюда, будешь ли ты принимать нас иногда для совета?

– Конечно, только найдите старца, и с его благословения я буду в вашем распоряжении».

Полагаю, что не следует оставлять без внимания тактику этого великого подвижника. Сам он проводил жизнь в сухоядении и всенощных бдениях, но предпочтение отдавал блаженному послушанию и отсечению своей воли, находясь в единогласии со светильником маленькой киновии данилеев старцем Даниилом и сонмом всех преподобных и богоносных отцов, согласно исповедующих, что без послушания мы строим на песке, какой бы суровой ни была наша жизнь.

В уже упоминавшемся письме старец Иосиф описывает свое первое духовное видение, когда он приобрел непрестанную молитву. «Однажды, – говорит он, – случилось у меня много искушений». Однако Старец умалчивает о том, что представляли собой и насколько были велики эти «многие искушения», с которыми нас, как очевидец, познакомил отец Арсений. Единственное, что мы можем с удивлением констатировать, так это то, что он, по изречению псалмопевца, действительно прошел сквозь огонь и воду[32]32
  Ср.: Пс. 65, 12.– Авт.


[Закрыть].

Но Господь показал, что только через искушения и скорби надлежит нам войти в Царствие Божие[33]33
  Деян. 14, 22.– Авт.


[Закрыть], и отец Иосиф воспринял, как я говорил, первое великое Божественное посещение, «будучи голодным и изнуренным слезами», как сам пишет в своем 37-м письме.

Послушание двух подвижников простому и святому старцу Ефрему

«Наконец, – повествуется в 37-м письме, – мы нашли одного простого, доброго и беззлобного старчика, который дал нам благословение подвизаться, сколько это в наших силах, и исповедоваться у того духовника, который нам наиболее подходит». Этим старчиком был известный отец Ефрем-бочар, калива которого была посвящена Благовещению Божией Матери и находилась немного ниже известного исихастирия данилеев. Этот благой старец не замедлил постричь в великую схиму послушника Франциска, переименовав его в Иосифа.

Было бы несправедливо умолчать о добродетелях этого святого старца Ефрема, и прежде всего о нестяжательности, любочестии[34]34
  Τό φιλότιμο (греч). Описательно это слово можно перевести как великодушие, расположенность к жертвенности, презрение к материальному ради нравственного или духовного идеала. – Перев.


[Закрыть], неприхотливости и как бы венце всех добродетелей – блаженной простоте, которую многие использовали, к сожалению, в корыстных интересах.

Его главным рукоделием было изготовление бочек. Никогда и никому он не отказывал в помощи, как бы занят он ни был, и никогда ни с кого не требовал денег. С одной стороны, он был замечательным бочаром, а с другой – брал, сколько давали. Как следствие этого, старец день и ночь работал на других и поэтому меньше времени посвящал духовному деланию.

Даже миряне узнали об этом и приходили к старцу за бочками. Вот он заканчивал бочку, и, несмотря на то что ее цена была тогда тысяча драхм, ему давали пятьдесят – сто драхм и спрашивали:

– Хорошо, отец Ефрем?

– Да-да, хорошо, спасибо.

«Мы, – говорит старец Арсений, – сразу поняли, что здесь происходит. А потому однажды отец Иосиф подзывает меня и говорит: “Из-за этого рукоделия не только нарушается наше безмолвие, но и старец может пострадать от переутомления, потому что он по своему любочестию никому не может отказать. Помолимся сначала, отец Арсений, а потом спросим его, согласен ли он удалиться вместе с нами в более уединенное место”. Так и было. Сказав о своем помысле старцу, мы вывели его из тупика. Он согласился с радостью и подтолкнул нас на поиски более уединенного места».

В скиту святого Василия (1923–1938)

И старец Арсений продолжает:

«Учитывая то, что главным образом нужно было освободить старца от тяжелой работы, мы обратили свой взор на скит святого Василия, где нашли одно очень удаленное, безмолвное, но и труднопроходимое место.

Наш старец с радостью согласился на это, и однажды утром, попрощавшись со своей трогательной церковкой и со всеми соседями, на муле мы подняли старца и немного самых необходимых вещей в скит святого Василия.

Казалось, было необходимо, чтобы эти крутые и обрывистые скалы стали жилищем первого подвижника и начальника монашеского чина. Так мы и посвятили великому Предтече построенную нами церковь.

В этом благословенном месте мы начали уже свои великие подвиги.

Келии молодых (в то время) подвижников Иосифа и Арсения в скиту святого Василия

Между тем наш старчик, освобожденный от житейских попечений, ожил и отдал все свои силы высшим духовным подвигам и всенощным стояниям».

Желая немного повеселить нас, как он частенько делал, отец Арсений добавляет:

«В конце жизни силы стали оставлять его, что вполне естественно, и он более не мог совершать такие бдения и столько молитв по четкам, как прежде.

Внутренний вид каливы в скиту святого Василия

В то время в скиту святого Василия подвизался монах Матфей, впоследствии предводитель матфеистов – группы старостильников. У него было в обычае на общих собраниях выходить на амвон и говорить подвижникам проповедь. Однажды в проповеди он сказал: “Братия, сократились дни”.

Вернувшись домой, старчик со всей своей простотой говорит нам:

– Вот это отец Матфей, браво! Сегодня он разрешил мое недоумение. Вот почему я теперь не совершаю столько четок, как прежде, – потому что сократились дни!».

А отец Арсений с той же простотой говорит ему:

– Нет, геронда, просто ты ослабел и спишь.

Но старец стоит на своем:

– Нет, отец Матфей говорит, что сократились ночи.

С таким редким даром простоты этот старчик отошел от привременного, предузнав свою кончину и оставив в наследие двум послушникам свое благословение.

Время подвигов

Инициативу берет на себя монах Иосиф

Тотчас по кончине старца отец Арсений говорит отцу Иосифу:

– Брат, ты знаешь, что я не могу взять инициативу на себя, и потому прошу тебя: возьми ее на себя ты, и я обещаю, что буду у тебя в послушании до смерти.

В этом случае на деле проявилось великое смирение, которым от юности отличался сей великий подвижник. Потому что важно не просто знать все, но и ведать свою меру и признавать дарования других.

Хотя отец Арсений не только по монашескому постригу, но и по возрасту был старше на десять лет, он сумел попрать демона тщеславия, предпочтя образцовое послушание тому, кто моложе его. И это несмотря на то, что, согласно правилам Святой Горы, старший из братии келии по праву занимает место старца.

И отец Арсений в действительности не ошибся, ибо, как показало время, отец Иосиф был человеком со многими и великими дарованиями, которые он употребил не только для своей пользы, но и для пользы своего спостника и последовавших за ним.

Тех, кто присоединился к их братству позже, старец Иосиф называл чадами и учениками, а отца Арсения всегда именовал своим братом и сподвижником. На общих же собраниях отец Арсений всегда вел себя с отцом Иосифом как со старцем[35]35
  Старец (геронда) – согласно монашеской терминологии, игумен или руководитель монашеского братства. В данном случае, поскольку и старцу Иосифу, и старцу Арсению воздавали ту же честь, для различия мы будем называть отца Иосифа Великим Старцем. – Авт.


[Закрыть].

С этого момента начинаются наиболее суровые подвиги двух великих подвижников.

С Даниилом-исихастом. Старец Кирилл

«Разыскивая преподобных и богоносных отцов, – говорит отец Арсений, – мы нашли в пещере святого Петра одного редкого подвижника – отца Даниила, священника, наделенного даром слез. От этого дара, как от некоего источника, возрастали и многие другие украшавшие его дары, и прежде всего рассуждение, прозорливость и предведение. Чтобы показать его прозорливость, я расскажу о том, что случилось с моим послушником[36]36
  Отец Арсений называет старца Кирилла своим «послушником», поскольку совершил над ним постриг в великую схиму. – Ред.


[Закрыть], старцем Кириллом из Нового Скита.

В Новом Скиту есть одна калива, посвященная Живоносному Источнику. Там жил один благочестивый юноша, оставивший в миру брата-сироту. Волнуясь о нем, он решил сходить познакомиться с отцом Даниилом и получить его совет.

Отец Даниил не был с ним знаком, однако, прежде чем он открыл рот, назвал его по имени и сказал:

– Отец Кирилл, не беспокойся за Никоса. Все у него хорошо, и он готовится сам приехать к тебе.

И действительно, в скором времени приезжает Никос к своему брату».

«Но, – говорит отец Арсений, – раз мы упомянули отца Кирилла, то я скажу два слова и о нем, он стоит этого, и потом снова продолжу свой рассказ об отце Данииле.

Никос, прижившись у брата, стал монахом, а позже и священником, известным всем как отец Неофит. Но старец их почил, оставив обоих рясофорными. Когда мы со Старцем и нашими братиями спустились из пещер Малого скита святой Анны в Новый Скит, тогда присоединились к нам и эти два родных брата.

После смерти нашего Старца они открывали мне свои помыслы. Я решил постричь и постриг в великую схиму отца Кирилла. Тот же, в свою очередь, как старец келии стал восприемником в постриге у отца Неофита.

Несмотря на то что они внешне не отличались от других отцов, оба были тайными делателями добродетели, а наипаче Кирилл, под конец своей жизни сподобившийся великого дара прозрения и предвидения. Некоторым он объявлял их неисповеданные грехи, разрешал недоумения и казавшиеся неразрешимыми проблемы многих людей. Я расскажу здесь два конкретных случая.

Старцу одной келии он сказал:

– У всех твоих монахов все в порядке, кроме одного – Х.

Старец тогда ответил:

– Отец Кирилл, ты ошибаешься, Х. нет у нас в братстве.

А отец Кирилл:

– Есть.

Старец ушел от него в недоумении. Прошло немного времени, и одного их брата, казавшегося хорошим, искуситель убедил скрывать помыслы до такой степени, что сумел извергнуть его в мир. Сбросив с него рясу, он подтолкнул его кричать по дороге: “Х. зовут меня!”. Таким было его имя в миру.

Но наиболее удивительно то, что на много лет вперед отец Кирилл предвидел будущее наших маленьких монашеских братств. Вот в точности его слова:

– Из этих калив, – показывал он на наши каливы, – выйдет много игуменов».

«И действительно, несмотря на то что это казалось невероятным, – говорит отец Арсений, – из этих маленьких калив вышло ни много ни мало – пять игуменов[37]37
  Это было еще до смерти отца Арсения. После его успения число игуменов, считая и ватопедских, достигло семи. Один из них стал даже епископом. – Авт.


[Закрыть]».

И отец Арсений продолжает свой рассказ о великом старце – исихасте Данииле:

«Итак, у этого старца, отца Даниила, был обычай совершать бдение и каждую ночь, ровно в двенадцать, служить литургию. На литургии ему помогал, пел его послушник – отец Антоний, который все делал сам. Этот обычай отца Даниила многие понимали неправильно и считали его прельщенным. Однако речь о том, что каждый раз при служении литургии он проливал реки слез и литургия затягивалась на два – три часа.

Закончив литургию, он закрывался тотчас в своей келии для продолжения молитвы и там часами проливал слезы. К счастью, для нас со Старцем он делал исключение и принимал нас. Он знал, что по окончании Божественной литургии мы ждали благого слова из его освященных уст, и первым его словом, которое он любил говорить, было следующее:

– Святая Синклитикия говорит: “Светильник светит, но обжигает фитиль”.

Он говорил, но очень боялся, как бы в беседах не потерять того состояния, в котором находился. Он говорил немного и, чтобы не терять времени, сам “прочитывал” наши помыслы, тотчас постигал, чем мы озадачены, и, дав нужные советы, отпускал нас с миром.

Пища его была всегда одна и та же. Круглый год он ел однажды в день вареную фасоль. Мешок фасоли ежегодно присылал ему кириархальный монастырь[38]38
  Кириархальным (греч. κυρίαρχοζ – «господствующий») называется монастырь, на территории которого находятся подчиняющиеся ему келия, скит или калива. В данном случае имеется в виду Великая Лавра преподобного Афанасия Афонского. – Перев.


[Закрыть]. Сей же святой старец, все возлагавший на Бога, безропотно ел ее, говоря:

– Что послал нам Бог, то мы и едим.

Но старец Иосиф не выдержал этого, потому что у безмолвника постоянная пища, состоящая из фасоли, образует газы и нежелательные действия в организме. Поэтому он, не спросив о том старца, отказался от помощи Лавры. С тех пор монастырь больше не присылал фасоль.

От этого великого подвижника и от старца Кирилла мы переняли порядок всенощного бдения и ежедневного питания.

На протяжении всего года мы ели один раз в день; пять дней без масла, а в субботу и воскресенье в свою скудную пищу мы добавляли несколько капель масла, но и тогда ели один раз. Однако самой обычной нашей пищей были сухари. Бывал и свежий хлеб, но редко. Старец Даниил определил нам и меру. Он взял столько сухарей, сколько помещалось в ладони, и сказал:

– Ешьте вот столько.

Если находили какую-нибудь дикую траву или что попадалось под руку, то добавляли это к сухарям. Если в субботу или воскресенье обреталась и какая-нибудь сардина или немного сыра, то ели и это».

Это свидетельство подтверждает и Великий Старец в своем 37-м письме:

«Чин наш был таков, чтобы вкушать один раз в день немного: умеренно хлеб и пищу. И будь то Пасха или масленица – еда у нас была одна. Один раз. И в течение всего года – всенощное бдение. Чин этот мы восприняли с отцом Арсением от одного трезвенного и святого старца, отца Даниила».

На сем мы заканчиваем эту главу о великом исихасте отце Данииле, сохраняя добрую надежду на то, что если кто-либо знает о нем больше, нежели мы, узнавшие о нем от старца Арсения, то предаст это огласке.

Сухари – обычная пища подвижников

Однажды мы спросили старца Арсения о том, где они находили сухари, потому что, как мы поняли, это было их основным питанием.

«В наше время, – сказал он нам, – в монастырских трапезах собирали остатки хлеба, сушили их и раздавали подвижникам. Плохими они были или хорошими, мы брали то, что нам давали. Иногда они бывали и с червями.

Однажды я пошел в один монастырь за сухарями. Служащий брат дал мне целый мешок.

– Это много, – говорю ему.

– Нет, бери!

Попробуй-ка, взвалив на себя полный мешок и еще торбу[39]39
  Ντορβάθ (греч.) – обычно сумка, плетенная из жесткого волоса мулов, носимая через плечо. Наиболее типичная сума афонского монаха. – Перев.


[Закрыть] с различными вещами, подняться из Монастыря на вершину скита святого Василия![40]40
  Здесь надо оговориться, что под Монастырем подразумевается, конечно же, Лавра преподобного Афанасия, находящаяся недалеко от моря. Скит же святого Василия является одним из самых высоко расположенных скитов на Афоне, под вершиной пророка Илии, на высоте порядка восьмисот метров над уровнем моря. – Перев.


[Закрыть] Наконец, я добрался. Открываем мы со Старцем мешок и что же видим? Все червивое! Я, как человек, возроптал.

– Ах, этот благословенный[41]41
  «Благословенный» – обычное обращение на Афоне. – Перев.


[Закрыть]! Разве нельзя было дать это мулам? Нужно ли было столько трудиться напрасно?

Тогда Старец говорит мне:

– Почему напрасно, отец Арсений?

– Что же мы будем с этим делать?

– Что будем делать? Съедим! Это нам послал Бог. Если бы мы заслуживали лучшего, то Он послал бы нам лучшее.

– А с червячками как же быть, Геронда?

Старец задумался на некоторое время, а потом ответил:

– Я нашел выход. Впредь мы будем есть, когда стемнеет, и не будем видеть червячков!».

И старец Арсений завершает свой рассказ: «Так и было до тех пор, пока мы не съели все».

– Геронда, – спрашивали мы, – и ничего не случилось с вашим здоровьем?

– Чада, вначале, говорю вам по правде, было трудно, но что делать? Потом же, поверьте мне, Бог сделал это таким вкусным, что мы ели как какое-то сладкое блюдо.

Это явилось плодом полного послушания отца Арсения.

«В другой раз, – рассказывает он снова, – Старец, чтобы испытать меня, как только стемнело, говорит мне:

– Давай, отец Арсений, перекусим сухариками. Читай молитву.

– Отче наш…

Я заканчиваю и готовлюсь сесть за трапезу, как вдруг слышу от Старца:

– Предположим, отец Арсений, что мы поели. Читай благодарственную молитву.

Хотя я и был голоден, но встал и ради послушания прочитал благодарственную молитву. Все бы ничего, но то же самое повторилось и в третий, и в четвертый раз. На четвертый день мои силы истощились. Да и работа в тот день была тяжелой, а ночью – бдение еще тяжелее. Тогда я говорю Старцу:

– Благослови, Геронда, больше я не выдержу, что делать?

– Э, тогда сегодня мы поедим, – отвечает он».

В такие и еще более суровые подвиги сильный духом отец Иосиф с помощью послушания увлекал за собой этого доброго старчика. И так было не один и не два дня, а на протяжении почти тридцати первых лет.

В изголовье отца Арсения в то время, когда мы познакомились с ним, всегда висела фотография его Старца и сподвижника. Когда кто-либо спрашивал его: «А это кто, старче?», – его обычным ответом, в котором проявлялась вся его простота, было следующее: «С тем, кого ты видишь, мы сорок лет ходили босыми».

И действительно: и летом, и зимой, и в снег они всегда ходили босыми.

Предание о нагих подвижниках и двое босых

«Как-то ночью, – рассказывает он, – из Святой Анны мы босые пошли по снегу к своей каливе. Как только отцы скита увидели следы, тотчас ударили в колокола кириакона[42]42
  Кириакон – соборный храм в скиту, куда скитяне собираются на общие службы, обычно по праздникам и воскресным дням, откуда и название (греч. κυριακόν, от κυριακή – «воскресение»). – Перев.


[Закрыть]. Поскольку не было никакого праздника, скитяне прибежали в храм узнать, что случилось и почему звонили в колокола.

Тогда какой-то монах говорит им:

– Наконец-то мы нашли нагих подвижников[43]43
  На протяжении всего многовекового бытия Афона существовало такое предание: группа неких подвижников, числом семь человек (согласно другим преданиям, двенадцать), живет в крайне напряженном подвиге; единственным их занятием является непрестанная молитва за весь мир. Они получили от Господа особую благодать жить без крыши над головой, обнаженными и быть невидимыми для глаз других людей. – Авт.


[Закрыть]. Вот их следы. Пойдемте по их стопам, чтобы узнать, где они живут.

Они поднялись и пришли к нашей пещере. Повелительным тоном спрашивают нас:

– Где скрылись нагие подвижники?».

Отец Арсений со своей добродушной простотой отвечает им:

– Какие нагие подвижники?

– Вот они дошли до этого места, вот следы их ног!

– Эх, отцы, это мы прошли. Здесь нет никаких нагих.

– Да это не вы! Здесь есть нагие подвижники!

И действительно, это было совершенно невероятно, потому что, как известно, ноги на холодном снегу неизбежно будут обморожены. Но двое подвижников, один верой в Бога, а другой послушанием Старцу, жили превыше законов естества.

В другой раз они снова, неся на себе груз, поднимались по заснеженной тропе к своей каливе. В какой-то момент оба начали выбиваться из сил. Тогда Старец говорит:

– Отец Арсений! Моторчик дает перебои. Давай передохнем, чтобы немного набраться сил.

Подвижники разбрасывают снег в стороны и начинают творить поклоны и теплую молитву. Смешав горячие слезы с застывшей водой, они почувствовали приток новых сил и с легкостью преодолели подъем.

«А в другой раз, – рассказывает отец Арсений, – исполнив свою волю, я получил епитимью[44]44
  В православной аскетике это особое «задание», которое дается кающемуся во грехах для того, чтобы помочь преодолеть определенную дурную наклонность (страсть), приводящую к совершению греха. – Перев.


[Закрыть]. Куда-то мы должны были пойти, но Старец чувствовал себя не очень хорошо. Однако я подбодрил его, и мы пошли босиком по снегу, пока не остановились на полпути.

– Арсений, – говорит мне Старец, – мотор остановился. Что теперь делать?

Серьезно он сказал это или в шутку, я хватаю его и сажаю себе на плечи, пока мы не доходим до каливы. С тех пор я научился более не исполнять своей воли.

Когда мы куда-нибудь шли, то у нас было заведено, чтобы один шел за другим на расстоянии пятнадцати – двадцати метров, дабы избегать празднословия и непрестанно творить молитву. Если случалось встретить кого-нибудь, мы приветствовали его поклоном, не вступая в разговор. Иногда попадались и любопытные. Они видели двух босых монахов, одетых в тряпье.

– Откуда вы? Куда идете? Не холодно босиком-то?

И так далее.

Старец – ни слова. Я же из чувства сожаления не мог не обменяться двумя – тремя словами.

Старец Иосиф (в центре) и отец Арсений (второй слева) с другими монахами в первые годы своих подвигов

Но потом Старец останавливал меня и спрашивал шутливым тоном:

– Что случилось, отец Арсений? Ты поисповедовал человека? Достоин он стать священником?

Таким обходным путем исправлял меня Старец».

– Хорошо, геронда, но разве другие отцы не понимали ваших подвигов?

– Старец скрывался, насколько это было в его силах. И конечно, мы немного прикидывались юродивыми, поэтому многие считали нас прельщенными.

Как-то раз мы отправились на один престольный праздник. После литургии весь народ пошел в трапезную. Последовали за ним и мы. Трапезник, едва завидев, что мы босые и в лохмотьях, тут же поднял крик и выдворил нас. Мы ушли, не проронив ни слова. Тогда нас догнал какой-то незнакомец, привел в комнату, и мы поели от всего, что было на трапезе.