Текст книги "Верни мне крылья. Стихи"

Верни мне крылья
Стихи
Надежда Игнатьева

© Надежда Игнатьева, 2024

ISBN 978-5-4493-2547-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Верни мне крылья

 
Cтиснув зубы от бессилья, обращусь к своей Судьбе:
«Где мои шальные  крылья, что висели на столбе:
Те, что были для полёта по особо важным дням:
Перья с нежной позолотой и сияньем по кистям?»
И Судьба ответит честно, прямо глядя мне в глаза,
Что вопросы неуместны… И покатится слеза,
Пропитавшись серой пылью в придорожной колее.
«Где мои шальные крылья, что мне шили в ателье,
Там, в заоблачной равнине, где рождаются ветра
И бросают в глубь стремнины искры звёздного костра?»
 
 
Но придёт, как озаренье, что недавно заходил
Утолить своё влеченье тот, кто сердцу очень мил.
Расставаясь на рассвете, я ему наказ дала,
Чтоб летел, как вольный ветер… и пропали два крыла.
Не хожу теперь по небу, не гуляю по луне,
Не пою про быль и небыль, не дурачусь на волне…
Болью тянет сухожилья, в пятнах крови простыня…
Я прошу, верни мне крылья! Я прошу, верни меня!
 

Сидела стая снегирей

 
сидела кучка снегирей на тонких ветках,
на грудках – яркие пунцовые монетки.
снежок у яблони лежал алмазно-белый…
и стая птиц, покрасовавшись, улетела.
быть может, кто-то произнёс: «ну, знамо дело!
сидела прорва снегирей и улетела!»,
а кто-то выглянул в окно и рассмеялся,
и сочинил короткий стих… и стих уда’лся:
про то, как яблонька румянцем багровела,
когда на ней палитра красок пламенела.
ритмичный слог отличным сразу оказался…
вспорхнула стая снегирей…
                                  а стих остался.
 

Дождь-зануда пишет пьесу

 
дождь-зануда пишет пьесу,
заслоняя окнам свет…
наблюдаю с интересом,
есть ли там какой сюжет?
ну, а он строчит упрямо,
этот прыткий графоман —
сам не ведая ни грамма,
правда где, а где обман.
что получится – не знает,
и никто не даст ответ…
не видать конца и края:
может, драма, может, нет.
 
 
дождь-зануда пишет пьесу
лёгким росчерком пера:
тарабанит по навесам
и по крышке от ведра.
вдохновляется дорожкой
и собачьей конурой,
резво капает в ладошку
и в кадушку за спиной.
помогу ему, бедняге,
(притомился наш поэт)
парой строчек на бумаге…
на двоих – один сюжет.
 

Русь

 
Такая вся, понятная, родная,
С дорогами, которых как бы нет,
C садами, расцветающими в мае,
И птицами в лазурной вышине.
Ты разная – от края и до края,
От южных гор до северных морей:
То сельская, то слишком городская —
С иконами на стенах алтарей,
С полями и лесами, где берёзки
Трепещут на пронзительном ветру,
Где ивы раскудрявые причёски
Полощут в светлых водах поутру.
С метелями и шумным ледоходом,
С лугами, где ромашка и кипрей,
Где воздух, весь пропитанный свободой,
Заставит сердце биться веселей.
А может быть под небом синим-синим
Проникнет в душу трепетная грусть…
Я знаю, что зовёшься ты Россией,
Но всё же мне милее имя Русь!
 

Кактус с душою ромашки

 
я – кактус с душою ромашки,
колючий и ласковый монстрик.
хоть сердце всегда нараспашку,
но иглы – попробуй дотронься.
уколы мои ощутимы,
обидишь – не будет пощады!
быть может (подумай, любимый!),
меня обижать и не надо.
шепни, как скучал на работе,
шути, но любя и беззлобно…
а кактус при должном уходе
цветёт, говорят, бесподобно.
 

Мне до тебя четырнадцать дорог

 
Мне до тебя – всего-то ничего —
Каких-то жалких несколько часов!
И хочется порою одного —
Былую жизнь задвинуть на засов…
Мне до тебя четырнадцать дорог
И этот, самый важный в жизни, путь.
Мне до тебя – единственный порог,
Который нету сил перешагнуть.
Мне до тебя – один короткий вздох
И сотни строк, записанных в тетрадь,
Но всё же в веренице суматох
Мне не хватает воздуха – дышать…
Мне до тебя – проехать  горизонт,
А там, глядишь, совсем рукой подать…
Мне до тебя – безумно сладкий  сон,
Который я уже устала ждать.
 

О чем ты поёшь на закате, пичуга

 
о чём ты поёшь на закате, пичуга?
о чём ты поёшь предрассветной порой?
быть может о том, что осталась без друга,
быть может о том, что сейчас он с другой?
твой голос, когда-то звучавший свирелью,
руладами нашу округу будил…
сейчас он скрипит заунывною трелью
и слушать его – недостаточно сил.
а может быть это – пустяшная ссора,
поми'ритесь вскоре, разлады забыв.
ты сменишь миноры свои на мажоры,
и в трелях исчезнет плаксивый надрыв.
не надо печали, небесная птаха,
пускай полетает твой птах в мятеже!
а ты не свисти, что любовь – это плаха:
поют ведь о тех, кто остался в душе!
 

Напиши

 
напиши мне письмо
на обычном тетрадном листочке!
расскажи о себе: чем ты дышишь и как ты живёшь…
запятые поставь
или даже безликие точки,
а в конце – как ты встречи безумно, безудержно ждешь.
я открою конверт и узнаю размашистый почерк,
прочитаю и, может, в глазах моих встанет слеза.
и, наверное, что-то своё
отыщу между строчек,
представляя хотя бы на миг голубые глаза.
я сожму этот в клетку листок
в чуть дрожащих ладонях,
чтоб почувствовать нашу с тобою незримую связь,
а  душа и взволнованно дрогнет, и тихо застонет,
то мечтая о счастье,
то нашей разлукой томясь.
положу я посланье твоё прямо около сердца,
на груди, где от сильных толчков чуть вздымается плоть,
и от строчек твоих
в мою кровь под падение терций,
потечёт нетерпенье, что мы не смогли побороть.
 
 
мы с тобой каждый вечер общаемся в модном WhatsApp’е,
только это – не то!
в быстрых строчках не видно души!
напиши мне письмо,
основательно, зримо, не наспех,
на обычном листочке…
простое письмо…
напиши!
 

Разве же это работа?

 
с тростью – резной набалдашник,
в чунях с огромной ноги,
бабушка в думах вчерашних
в кухне пекла пироги.
тлеет морщинками кожа,
фартук в невзрачный цветок,
плечи спасает от дрожи
белый пуховый платок…
сын ей всё время внушает: «чаще сиди, отдыхай,
выпей зелёного чаю, ногу теплей замотай!»
внуки всегда на учёбе, сын и невестка в делах,
график работы удобен: оба на вольных хлебах.
дом замечательно-светлый,
кухня на зависть гостям,
звёзды живут по соседству,
крутят их по «новостям»
часто «про жизнь» вспоминает, вспомнит —
на сердце теплей —
как в незапамятном мае в поле рожала детей.
мальчик и девочка сразу…
мать их тогда приняла…
сын у неё синеглазый, дочка в золовку пошла.
было и горько, и сладко, било наотмашь порой:
дочь унесла лихорадка к осени поздней шестой.
муж поначалу спивался, после ушел из семьи,
годы промчались как в вальсе,
силы в работу ушли.
сено косила и жала, в проруби мыла бельё,
Зорьку-корову держала, чтоб молочко да своё…
спину ломала до пота,
жизнь прожила без врагов…
разве же это работа – внукам напечь пирогов?
 

Вечная красота

 
красота провинциальная – вечная,
неприметная, простая, сердечная —
в каждой маленькой реке, в каждой травушке,
в сосняке, березняке и дубравушке.
над полями лоскутком – небо синее,
а у ёлочек зимой иглы в инее,
шапки снежные, слегка кособокие
и сугробы вдоль дорог, ох, глубокие.
на просторах аж душа в воздух просится,
на деревьях – акварель ранней осенью,
а весной набухнут почки кленовые,
и опять начнётся жизнь, только новая.
пёстрым ситчиком лужайки покроются,
тёплым дождиком покосы умоются,
тропки-стёжки зарастут повиликою,
раскраснеется июль земляникою.
солнце жаркое по небу покатится,
и помчатся дни, играя закатами,
это – только наша жизнь быстротечная,
а краса провинциальная – вечная.
 

До донышка

 
погода нынче что-то заненастилась:
то дождик, то задумчивый снежок,
а я который день безумно счастлива,
как будто кто огонь внутри зажёг.
в глаза твои небесно-васильковые
хочу смотреть во сне и наяву,
и мысли, беззастенчиво-бредовые,
зачем-то снова в голову зову.
ты лучиком игривым и пронзительным
живёшь во мне, заливисто смеясь,
такой необычайно-соблазнительный,
что я уже не в шутку собралась
испить тебя до капельки, до донышка —
считаю дни, минуты торопя…
ты трогаешь меня весенним солнышком,
а мне тепло и ясно от тебя.
 

Кораблик

 
то ли старость, то ли ностальгия,
но всё чаще просятся в стихи
те воспоминанья дорогие,
что в анналах памяти тихи.
 
 
прячутся в тенистых закоулках,
до поры до времени таясь,
а потом, раскатом грома гулким,
с сердцем устанавливают связь.
вот и нынче, раннею весною,
первая весёлая капель
поманила мысли стороною
в тот далёкий солнечный апрель.
 
 
меж домов текут ручьи шальные:
тут порог, а там водоворот…
и ведет кораблики смешные
наш крикливый маленький народ.
у кого – пластмассовая лодка,
у кого – из дерева баркас,
у кого-то – катер-вездеходка,
кто-то яхту вынес на показ.
у меня в кармане лишь газета:
почтальонша встретилась в пути…
в жизни той, не зная интернета,
чтили прессу – новости найти.
верили в печати каждой строчке,
всем всесильным образным словам,
догмами нам были даже точки,
многоточье – на душу бальзам…
 
 
– а давайте, это будет Волга,
а вон там излучина пути!
– а вот эти мели, как по шёлку,
мой каноэ может обойти!
– а поспорим, что моя гондола
уплывёт сегодня дальше всех!…
 
 
не стихали эти разговоры,
каждый верил в собственный успех.
я, забыв, что ждёт отец газету,
предвкушая гоночный масштаб,
не совсем обута и одета,
из бумаги сделала корабль.
вот гондола ухнула под воду,
вот корвет заехал носом в снег,
бригантине не хватило ходу,
каравелла тормознула бег,
только мой простой бумажный «Смелый»
мчит себе вдоль рыхлых берегов,
ветром подгоняем то и дело,
не страшась преград и островков…
руки, ноги здорово озябли,
дома ждал меня отнюдь не смех…
но зато бумажный мой кораблик
плыл по нашей «Волге» дальше всех!
 

Против лома нет приёма

 
не боюсь я дзюдоистов,
не боюсь боксёров, нет,
мне на тропке каменистой
как-то странник дал совет.
прозвучало аксиомой
и сразило наповал:
«против лома нет приёма!» —
путник мне тогда сказал.
 
 
и теперь, идя из дома,
я беру с собою лом,
и разбойнику любому
смело врежу за углом.
не один затылок сломан
в нашем городе большом:
против лома нет приёма,
против лома нужен лом!
ну а кто припрётся с ломом
и полезет напролом,
вы учтите, лом мой дома —
самый длинный, крепкий лом.
 

Бракодел

 
Они называли тебя бракоделом:
«Двух девок родил, а парнишку не смог!».
И шутками речь разбавляли умело
О том, что сельчанину  нужен сынок.
 
 
И каждый, бахвалясь своими мальцами,
Вворачивал гордо: «Но я-то мужик!».
А ты, если честно, жалел временами…
Хоть скоро смирился и просто привык.
 
 
Девчонок своих поднимал на рыбалку
С июньскою зорькой в четыре утра,
Пусть было порой до безумия жалко,
Шептал им: «А ну-ка, засо’ни, пора!».
Учил и пилить, и работать рубанком,
Давал по гвоздю постучать молотком,
Показывал всё, с чем по жизни крестьянской
Когда-то и сам был серьёзно знаком.
 
 
Не сеяли дочки, конечно, не жали,
Уже отошла та лихая пора,
Но крепко лито’вку в ладонях держали
И печку могли растопить на «ура».
Учились при этом всегда на отлично,
По дому вовсю помогали жене.
Им мать прививала в хозяйстве практичность,
Пеняя, что это девчонкам нужней.
 
 
Закончили школу, шутя поступили:
Профессии нужные сами нашли…
Всё как и должно…
                      а у тех, кто шутили,
Сыночки по скользким дорогам пошли.
Один оказался в убогой психушке —
Жестоко любовь добивает порой…
Второй, из-за стервы какой-то, – подружки,
Довёл сам себя до могилы сырой.
Есть пьяницы в списке и есть наркоманы,
Один загремел за делишки в тюрьму,
Второй пристрастился к азартному рано,
А третий гулянок познал кутерьму.
 
 
Расставила жизнь по местам все обиды,
Такой вот у жизни серьёзный удел!
И вот бы спросить её, просто для вида:
«Кто справный мужик,
                               ну а кто бракодел?»
_____________________________________
 
 
А ты в окружении дочек и внучек
Дождался парнишку на старости лет,
И нет среди вас недотёп, белоручек…
А правнучек твой, как живительный свет.
 

* Литовка – традиционное название большой русской косы, которой косят, не нагибаясь («коса-литовка»)

Мужик с топором

 
иду по просёлочной пыльной дороге
в цветастом, до пят, сарафане простом,
немного гудят утомлённые ноги…
вдруг вижу – навстречу мужик с топором!
в одежде рабочей, до плеч накомарник,
за сеткой не видно ни носа, ни глаз.
по правую руку – колючий кустарник,
налево – крапива, как дикообраз.
назад побежать – непременно догонит,
вперёд? напрягает зловещий топор…
а в мыслях мелькают картинки агоний
и разный ужасный, пугающий вздор.
быть может, маньяк он, насильник жестокий,
и кровь запеклась на его топоре?
здесь рядом овраг небольшой, но глубокий…
а дома просохло бельё во дворе,
на кухне осталась немытая чашка,
подругам отдать не успела долги…
ах, как я невовремя вышла, бедняжка!
с утра затевала испечь пироги…
вся жизнь промелькнула за пару мгновений…
мужик поравнялся со мною, и вот,
без всякий угроз или поползновений,
в улыбке приветливой движется рот.
поднял накомарник, прищурился глазом:
«откуда, красавица, держишь свой путь?»…
а он ничего! коренаст, ясноглазый:
во взгляде не сложно навек утонуть.
прошёл, подмигнул, помахал на прощанье,
а я, как немая, застыла столбом…
ведь в мыслях – и свадьба уже, и венчанье,
где рядом со мною «маньяк» – женихом.
какие же бабы, порой, фантазёрки,
не кончатся наши мечтанья добром!
чтоб вскоре от них не остались  осколки,
фантазии лучше держать под замком!
 

Я в тебе отзовусь

 
Я в тебе отзовусь озорным,
                      молодым вдохновеньем,
Тихим ветром и шумом шального,
                      густого дождя.
Стану тенью твоей, твоим взглядом,
                      твоим откровеньем,
В этой жизни, и в той, и ещё
                      десять жизней спустя.
 
 
От стихов, что ты пишешь, сбивается
                      ритмика сердца,
Вырывается, требуя неба
                      и ветра, душа…
Нам теперь никуда друг от друга
                      вовеки не деться
Мы, как воздух, что дан,
                      чтобы просто
                            любить
                                и дышать.
 

Если радуги мост…

 
если радуги мост не заметят глаза,
если дождик насквозь не промочит,
если тихих озёр не зовёт бирюза
и не радуют тёплые ночи,
если сон не нарушит ноктюрн соловья,
не собьются пичуги во стаи,
мелкой рыбы в ручье не блеснёт чешуя,
не заманит тропинка лесная,
свежескошенных трав аромат-фимиам
не тревожит совсем обонянье,
если руки не тянутся в роще к грибам,
василёк не сорвут на прощанье,
если не с кем на звёздную высь посмотреть,
и, у речки дождавшись рассвета,
проскользнуть на духмяную с мятой поветь,
то зачем вообще это лето?
 

*ПовЕть – сенник, сеновал.

Пять минут тишины

 
От тебя до меня – два задумчивых дня,
Но казалась тоска беспроглядной.
Нам неверием в окна смотрела луна,
Усмехаясь бездушно-прохладно.
…Подойти и прильнуть…
                    И слова не нужны…
Просто чувствовать музыку сердца!
Чуть прикрыты глаза: пять минут тишины —
И надеждой наполнится скерцо.
Я хочу пропитаться дыханьем твоим!
Не поверишь, но это приятно!
А давай про любовь
               мы сейчас помолчим!
Ведь и так всё до боли понятно…
 

Такое обычное счастье

 
грибочки с картошкой в сметанке,
горячий пирог на столе,
варенье клубничное в банке,
тарелка куриных котлет…
фиалки цветут на окошке,
за окнами будничный вид,
привычно ласкается кошка,
нигде ничего не болит…
у телека – муж и собака,
ребёнок с планшетом завис…
на улице мелкая слякоть…
на полке – любимый сервиз…
в наушниках – песня о страсти,
до фильма пятнадцать минут…
такое обычное счастье,
домашний семейный уют!
 

Первая любовь

 
далёкий день промелькнул в окне,
прощальный взгляд погасив закатом…
о той наивной былой весне
шепнула фотка с углом помятым.
девчонка: хвостики, чёлка, бровь,
приятный профиль, в карманах руки,
под мышкой – книжка,
                в глазах – любовь:
томится сердце несмелой мукой.
мальчишка мчит мимо окон мяч:
играть в футбол собрались ребята…
бежит обратно, в руке – кумач,
ведь скоро май и канун парада!
волненья трепет всегда внутри,
когда маячит он где-то рядом…
наверно, надо заговорить?
ой, мама… как же?
               нет-нет, не надо!
но мысли вьются вокруг него,
а губы шепчут стыдливо имя…
уходит детство, беря разгон,
хоть это сразу неощутимо.
в столе тетрадка живых стихов,
большая кукла в углу скучает…
в соседнем доме живёт «любовь»,
но ОН об этом пока не знает.
 

А, может быть, наши души…

 
А, может быть, наши ду'ши рождаются где-то в небе
Среди внеземных галактик, на стыках других  миро'в?
Возможно, в межзвёздном поле для них созданы вертепы:
Построил заводчик главный для встреч миллион шатров.
Влюбляются души, нежно смыкая свои объятья,
Рождают себе подобных, на чувствах создав семью.
Пускай это будет тайной за чьей-то немой печатью!
А, может быть, ты мне скажешь, несу я галиматью?
Тогда почему, ответь мне, стремятся глаза на не'бо
И днём, и глубокой ночью, и в радости, и в беде?
Как будто хотим увидеть, лазурь созерцая слепо,
Чего-то, чего не сыщешь у нас на земле нигде.
Как будто за облаками зовёт нас очаг семейный,
Который горит нетленным, манящим к себе огнём,
А жар от него дрожащий и запах его шалфейный
Вселяются в наше тело, пока на земле живём.
Но время, мой друг, настанет, когда-нибудь, это точно —
Опять возвратятся души в тот город златых шатров,
В свою колыбель родную, без скважин-ключей замочных,
Пространство и время как бы стремительно пропоро'в.
А может… а вдруг… как будто…
Всё домыслы и загадки…
Но взгляд колесит по небу и ищет незнамо что:
Галактики, звёзды, месяц, зарницы, шатры, палатки…
Не зная, что будет «после», не зная, что было «до».
 

Подари мне в июле кусочек зимы

 
подари мне в июле кусочек зимы,
где сугроб на цветущей поляне,
меж зелёных берёз – ледяные холмы
и снега в придорожном бурьяне…
ту луну, как холодный и яркий ночник,
задушевную нашу беседу,
до прощания – час (ну, а кажется – миг…)
и слезинку под сумрачным светом.
таял снег на лице, чей-то слышался крик,
вдалеке – фонарей  силуэты…
 
 
я пока не старуха, а ты не старик,
мы ещё поиграем дуэтом!
 
 
чтобы крепко любить, надо выдержать боль,
пережить расстоянье и время…
и уже столько лет мы, любимый с тобой,
пишем жизни большую поэму…
но нет-нет, да и выплывет зимний перрон,
тот щемящий момент расставанья,
ты шепнул: «у меня предпоследний вагон…»,
а потом – поцелуй на прощанье…
мы вернёмся туда на минутку на миг…
и нырнём снова в солнце и лето!
 
 
я сегодня нашла свой девичий дневник…
а ты сам-то хоть помнишь всё это?
 

Я думать о нём перестала

 
я думать о нём перестала,
                                            забыла совсем,
быть может и «было» у нас, но давно уже «сплыло»…
он был эпизодом, а я так и вовсе «никем» —
на пару недель нас тогда чем-то странным накрыло…
расстались легко, ведь любовь стороною прошла,
оставив осадок какой-то в душе нехороший:
фальшивые руки, чужие друг-другу тела
соития ради встречались, без трепетной дрожи.
и вот пролетела, по-моему, целая жизнь:
стремглав промелькнула,
                             должно быть, со скоростью света…
ни разу не встретились мы, а, возможно, могли,
но только судьба не давала для встречи билета.
…
иду в магазине, среди безразличных зеркал
навстречу бредёт выпиво’ха – не надо гадалок…
хоть он отвернулся, во взгляде мелькнуло – узнал!
…а я просто сделала вид, будто вовсе не знала.
 

Cтихи это вроде бы просто

 
Стихи – это вроде бы просто,
Писать – не лопатой махать!
Не надо ни ОСТов, ни ГОСТов,
А только  перо и тетрадь…
Давай-ка садись поудобней,
Очки, если надо, возьми
И просто, как маленький пробник,
Хоть строчку сейчас сочини!
Неужто, дружок, растерялся?
Куда подевался твой пыл?
Недавно совсем не стеснялся
И критикой вирши рубил!
 
 
Неведомо всем непоэтам,
И вряд ли дано им узнать,
Как там, за подкоркою где-то,
Нарывом начав назревать,
Оформятся в спелые строки
Простые земные слова,
Где взгляды у рек синеоки,
Где млеет под солнцем трава,
Где неба простор водянистый
Уносит мечтания вдаль,
Где плещутся светлые мысли
И милая сердцу печаль.
Но как сочинялось всё это,
Не надо бы знать никому:
Болела ль спина у поэта,
Глаза ли слезились на тьму…
 
 
А те, кто творили до пота,
Соврать мне сейчас не дадут —
Стихи – это тоже работа,
«Тяжёлый физический труд»!!
 

Мы с Урала!

 
мы живём на Урале! Европа, не смейся!
не шути, дескать, «чё, ты с Урала?!», Москва,
не ищите изъяны ни в речи, ни в «фейсе»
ни примеры далёкого с вами родства.
мы живём на Урале, где синие реки,
где туманы клубятся, как дым, поутру,
где зима запасает снежинок сусеки,
и березки трепещут листвой на ветру.
мы живём на Урале средь ёлок и сосен,
мы гуляем пешком по бескрайним полям —
здесь на травах у нас серебристые росы,
и кипрей расселился по всем пустырям.
мы живем на Урале, где цвет васильковый
переплёлся с лазурью безбрежных небес,
где луна по ночам зависает подковой,
где шумит, не смолкая, нехоженый лес.
мы живем на Урале, где дали и выси,
мы живём на своей необъятной земле.
здесь и волки у нас, и матёрые рыси,
и дороги в косматом степном ковыле.
мы живем на Урале! завидуй, Европа:
нас пока не настолько замучил прогресс,
чтоб за каменным тыном домов-небоскрёбов
не смогли разглядеть мы природных чудес!
и поэтому мы и добрее, и чище,
мы с Урала, и это – конечный итог!
…но мужик наш суров, он прирос к топорищу,
и «коль чё», шутников мы сотрём в порошок.
 

Абонент недоступен

 
мне к тебе полететь бы  на серебряных крыльях
на часок, на минутку, без границ и вещей…
но заевшую фразу повторяет мобильник
не неделю, не месяц – сто четырнадцать дней.
«абонент недоступен, позвоните попозже…»
словно в трубке засела боевая броня…
а меня пробирает до порывистой дрожи:
может он недоступен только лишь для меня?
и в душе раздаётся громогласной сиреной —
ритмы сердца вещают о незваной беде:
абонент не доступен в звёздных сотах вселенной,
абонент недоступен никогда и нигде!
я живу невозвратным, копошусь бледной тенью…
всё надеюсь, поймёшь ты в самый важный момент —
стал ты мне сладкой болью, неземным вдохновеньем,
недоступно-далёкий, дорогой абонент…