Текст книги "Угол отражения. Стихи"

Угол отражения
Стихи
Надежда Николаевна Ладоньщикова

© Надежда Николаевна Ладоньщикова, 2017

ISBN 978-5-4485-0514-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Каждый выбирает для себя

Женщину, религию, дорогу…

Каждый выбирает по себе

Слово для любви и для молитвы»

(Юрий Левитанский)

Предисловие

Если подумать и спросить себя: о чем поется человеку, когда не думается и не поется о других людях? В сущности, есть только несколько основных, вечных тем: душа, блуждающая по миру и созерцающая, понимающая, воспринимающая, размышляющая – и ее песни – ритмы и впечатления, краски и образы. А кроме самой души у человека есть только дороги и чувства, и нет человеку ближе ничего, чем свои чувства и свои дороги – а все остальные песни – уже о ком-то другом, о других людях.

В сборник вошли лучшие мои старые стихи (и несколько более поздних) о чувстве пути души в мире, о чувстве жизненного пути человека и вообще чувстве пути. И еще – о тех дорогах, которыми ходят чувства и души, никогда не забывая собственного дома – человек своего, а душа – своего.

Часть 1. Песни души

Угол отражения

 
Преломляется свет, и в осколках стекла
отражается тень и бесформенность, мгла.
 
 
Преломляется медленный солнечный свет,
изменяется форма, уходит сюжет.
 
 
А какие сюжеты бывают у снов?
Отраженье мечты, преломленье основ.
 
 
Преломляется время в осколках стекла,
отражаясь мгновенье, я мимо прошла,
 
 
А потом промелькнет отраженье колес,
снова солнце и зонтик, что кто-то пронес.
 
 
Ночью город наденет созвездья огней,
чтобы их отразить в сновиденьях детей.
 
 
Остановленный миг, когда бьется окно,
Остановленный мир на мгновенье одно.
 
 
Преломляется время в осколках стекла,
наша жизнь отразилась – и мимо прошла.
 
 
…А прохожий стекло раздробит каблуком —
новый луч засверкает под новым углом.
 

1987г.

Детское

 
Расстелю я коврик на полу,
сяду в мягких тапочках, в халате,
свою куклу на руки возьму
в длинном белом с розочками платье.
 
 
Снова в детство с ней перенесусь,
снова маленькой на время стану,
в сказку невозможную вернусь,
куклы, платья, лоскутки достану.
 
 
Так тепло, и тикают часы,
занавеска снегопад скрывает.
Заплетаю кукле две косы,
ленточки по цвету выбираю.
 

1985г.

«Взгляд на луну. Гудок паровоза…»

 
Взгляд на луну. Гудок паровоза.
Шум вагонов в цепи огней.
Там, за городом, ночью поздно,
Стучат колеса судьбы моей.
 
 
Тише улицы, дома темнее.
Как много даром пропало дней!
Зато за городом все слышнее
шумят вагоны мечты моей.
 
 
Гудок паровоза, печальный. далекий,
Закутанный в кружево лет и дней,
Разлейся – на краски, на звуки, на строки,
громче, колеса души моей!
 
 
Часы отбивают века и мгновения,
От ветра закрытые светом луны.
Растают все годы, как дальние тени.
Колеса, вагоны! Вы – были слышны.
 

1986г.

«Вдруг из воспоминания тумана…»

 
Вдруг из воспоминания тумана,
из времени, из космоса, из сна,
сквозь зиму – как-то снежно, как-то странно,
картинками из детства принесла
снежинка и мечта зачем-то мне
те окна, что в вечерней снежной тьме,
сквозь ветки, странным холодом сияли,
но почему-то детство согревали.
И трещины на каменной стене,
и солнечные блики на полу,
и радость каждой встреченной весне,
и таянию, теплому стеклу.
С балкона звезды хорошо видны,
укачиваю куклу на руках.
Теперь отвыкла я от тишины,
что в этих старых пряталась дворах.
Но из воспоминания тумана
из времени, из космоса, из сна,
сквозь зиму – так по-детски и так странно
ко мне снежинка на окно легла.
 

1987г.

«Как трудно поверить, что жизнь начинается…»

 
Как трудно поверить, что жизнь начинается,
как странно понять, что все впереди.
Как тонкие ветки в лужах качаются
и хочется в небо шагами уйти!.
 
 
Удариться в крайние сентиментальности
и в слезы без повода, глядя в окно!
Как трудно поверить, что в мире останется
все то, что казалось ненужным давно.
 
 
Вернуться к тому, от чего убегая,
исчезнуть в тумане и стуке часов!
Звезда голубая, которой не знаю,
и давний, никем не услышанный зов.
 

1987г.

«И будет настоящий март!..»

 
И будет настоящий март!
Снег будет не идти, а таять.
когда вся жизнь идет на старт,
через плечо закинув память.
 
 
И будет солнце – наяву,
оставив зиму эпизодом.
я в будущее поплыву,
глядя в оттаявшую воду.
 
 
И снова – первая гроза,
что ночью с ветром спляшет гибко.
И чьи-то заблестят глаза.
Мелькнет и спрячется улыбка.
 

1988г.

«Как это все-таки глупо …»

 
Как это все-таки глупо —
вдруг отвернуться от всех,
когда под темною лупой
темный рождается смех,
 
 
Когда на лицах прохожих
спит равнодушия тень,
когда захочется тоже
злую не прятать рожу,
не любить этот день,
 
 
Когда не ждешь озарений
и не творишь кумиров,
когда тоска и презренье
застят все краски мира,
 
 
Когда жизнь проносится вкратце,
и как будто мерзнешь на льдинах,
и хочется разрыдаться
на руках у любимых.
 

1988г.

«Еще не день, но утром ранним…»

 
Еще не день, но утром ранним
луч преломляется в стекле.
А в памяти, стирая грани,
следы босых и сонных лет.
 
 
Рассвет таит следы заката.
И он же – будущий закат!
И зеркала не виноваты
в том, в чем никто не виноват.
 
 
След первых утренних прохожих,
влюбленных с вечера следы.
В стекло две капли! Это тоже
частицы мировой воды.
 
 
Свеча, одна. Предмет старинный.
Сюжеты многие лучей.
И пахнут слезы – стеарином
у стеариновых свечей.
 

1987г.

«Улыбнулись весной в феврале облака…»

 
Улыбнулись весной в феврале облака,
по воде – островок снежный.
То была уходящая в небо тоска,
но и радость придет, конечно.
 
 
Говорят, будто счастье заметить нельзя —
замечаешь, когда улетело.
Вдруг пойму, разных чувств целый воз провезя:
счастье – чтоб ничего не болело.
 
 
Когда что-то внезапно и кстати нашлось,
как монетка проcтая в трамвае,
когда вынут из сердца стареющий гвоздь,
и оно на глазах заживает.
 
 
В феврале никогда не приходит весна,
все имеет порядок, хоть тресни.
Сохраню, как музейную редкость из сна —
все свои прошлогодние песни.
 

1987г.

Осенний свет

 
Барабанным боем желтые листья
разорвали прозрачную штору лета.
Впереди – туман, но, чуть оглянись я
и придется лицо заслонить от света.
 
 
Пусть огромный, как звон, он ударит в зрачки,
пусть, как солнце, смеется и плачет,
Пусть поет. Ты поверь, разнеси на клочки
все, что было и будет иначе.
 
 
Эти света лучи – так легко, без тоски,
понимания ветром незримым.
Свет. За ним не беги. От него не беги.
Настигающий. Непостижимый.
 
 
Он в тумане, как в зеркале, отражен.
Оглядываться не надо.
Оглянешься – он вспыхнет, блеснет, обожжет
и уйдет в тишину листопада.
 

1987г.

«Темнеет небо, вечер, очень поздно…»

 
Темнеет небо, вечер, очень поздно.
Когда природа вечной не была?
А эти звезды – маленькие звезды —
огромные, далекие тела.
 
 
Реальные! Как мы и как наш голос.
Понятные – хоть руку протяни.
Как будто небо мелко прокололось
в огромные, сияющие дни.
 
 
Вот бы потрогать их края руками,
увидеть из окна получше их.
Ведь между ними, как и между нами,
Так много и погасших, и живых.
 

1988г.

«Распалось на мелкие бусины лето…»

 
Распалось на мелкие бусины лето,
В небо ушло в темноту среди звезд.
Вопрос оказался проще ответа —
ответ был уже не на этот вопрос.
 
 
А солнце на небе, как желтая роза,
не плещется слово, как свет, ручьем.
Ответ оказался новым вопросом,
который еще неизвестно о чем.
 

1988г.

«Мне не жаль уходящего лета…»

 
Мне не жаль уходящего лета,
если б в осени – стылой и нежной
под дождем было сердце согрето
музыкальной и твердой надеждой.
 
 
Если б с каждым стареющим годом
разрешались судьбы поединки.
Непонятным, узорчатым сбродом
глянут в лужицах первые льдинки.
 
 
Замелькают по улицам зонты,
оттенят незнакомые лица.
Может, вспомнишь последний мне сон ты,
если осень особенно снится?
 
 
Если силы у сердца могучи,
вспомнится, что забыто когда-то,
и с дождем разметается в туче
Патетическая соната.
 

1987г.

«Сотрясает мир неслышный пульс…»

 
Сотрясает мир неслышный пульс.
Две недели – и уже весна.
Столько весен улыбнулось! Пусть…
Но о каждой скажешь, что одна.
 
 
Существует будущая жизнь —
будущее в жизни. По ступеням
времени неслышно пробежись,
прикоснись к неприлетевшим теням.
 
 
Станут прошлым будущие дни,
и приходит новая весна.
Ты тихонько пульс весны возьми
и постигнешь, что она одна.
 

1987г.

«Над крышей соседней большая звезда…»

 
Над крышей соседней большая звезда,
Прости – ты пугаешь меня иногда.
Ты похожа – на будущей памяти дни,
на поющие ветры в руке Хакани,
на шагающих строчек неангельский звон,
на недешний и синий, неслышимый сон.
На нетвердую клятву важнейшей мечты,
Уходящие рельсы напомнила ты…
От тебя я все шторы закрою, звезда —
не шути, не свети, не зови никогда.
 

1987г.

«Как весной, все небо улыбается…»

 
Как весной, все небо улыбается,
блеск лучей – от края и до края.
Может быть, и счастье возвращается,
просто я его не замечаю.
 
 
Я иду осенней шумной улицей,
лужи высыхают на дорогах.
Может быть, не стоит сердцу хмуриться,
может, впереди еще так много.
 
 
Улыбнулись осени угрюмости,
шепчет ветер: «рано еще стариться».
Может быть, пора поверить юности?
Может быть, мечты еще сбываются.
 
 
Может быть, и счастье возвращается,
просто я его не замечаю.
Как весной, все небо улыбается,
блеск лучей – от края и до края.
 

1987 г.

«А мне весна напоминает осень…»

 
А мне весна напоминает осень.
Стучит вода в железный подоконник,
и взглядом ночь в окне чего-то просит,
и долго сушит крылья зонтик.
 
 
Открыть окно – и в безнадежной тьме
прощанье встретить вместо возвращенья.
И вдруг – воспоминаньем о зиме
ударит странное мученье
 
 
Мы ночью видим только сны.
она от нас скрывает слезы.
А днем мы видим не морозы —
прямой и мягкий взгляд весны.
 

1987г.

«И по инерции гудят…»

 
И по инерции гудят,
а иногда и рвутся струны.
По светлым зайчикам идя,
не морщиться от боли трудно.
 
 
Когда меняется сезон,
все нервы ветром поднимает.
Опять один и тот же сон
я вижу – но не понимаю.
 
 
Удрать – и запереться вновь,
как ливень, переждать моменты,
когда насквозь сверлит любовь
или другие сентименты.
 
 
Дрожит весна в сухой пыли,
в слепящем солнце, в длинной тени.
Как расставанье не могли
мы отличить от возвращенья…
 
 
Плечами разве что пожать:
пройдет бравада листопада.
Вот только рифмы заплетать
сейчас, наверное, не надо.
 

1988г.

Страсти-мордасти

 
Страсти-мордасти —
из наихудшей напасти!
Разной шерсти и масти бывают они.
Разной масти с одним обобщеньем:
они с ускореньем и увлеченьем
съедают дни.
Причем с одинаковым аппетитом
олигофренам и эрудитам.
 
 
Они очень любят,
когда их зовут и голубят.
Кто их одним ударом отлупит —
к тому не идут.
Страсти-мордасти всегда нуждались,
чтоб в них очень вежливо покопались —
сразу тут!
Только тыкать в них лучше мимо —
эти создания очень ранимы.
 
 
Их не пугает,
когда то клянут, то ругают —
их убивает
яркий свет.
Распутаешь
пару
туманных далей
На несколько сотен
простых деталей —
и зверя нет!
…Открыть, наверно, в науке надо
Отдельно для них
законы распада!
 

1987г.

Не сравнивай

«Не сравнивай – живущий несравним»

(Осип Мандельштам)

 
Не будет здесь и меня?
Будут рождаться люди.
Живые, как столб огня,
Живые, как все, что будет.
Как все, что они сохранят.
Перед окном мальчишки
будут учить по книжке:
«Материя. Неорганика.
Сознанием не обладает».
Подумаешь – книжка старенькая,
кто из нее узнает,
как я писала это,
и как любила жизнь,
и как ушла со света
по команде «ложись!».
Скомандовала природа
в одно из времен года.
Что-то известно науке,
но не понять душе,
как это – стихли звуки,
и навсегда уже?
Все станем потом неорганикой,
Все, говорят, там будем.
Будут учить по ботанике
нас будущие люди.
Прочтет ученица, и даже
подумает – «поняла».
Молекула не расскажет,
о том, как во мне жила,
как коллективы атомов
писали это сейчас.
Открестимся ли – от Фатума,
что вечно около нас?
Жизнь (ну и пусть сентименты)
осталась звуком невнятным,
разбрелись элементы —
не соберешь обратно,
Слетаются, прорастают
с силой ночи и дня,
А люди живут и не знают,
что все это – часть меня.
Они без меня обойдутся,
здесь никому не помочь.
Ну почему б не проснуться?
Неужто хуже, чем ночь?
И мы сейчас – из кого-то,
из прошлого – наша кровь.
Калейдоскоп-природа
узоры меняет вновь.
Спокойно плывет по кругу
водоворот веществ.
Так надо. Врага и друга
когда-нибудь это съест.
Вот в зеркале – я живая,
Я столько могу сама,
пыльные рамы хватаю —
там уходит зима.
Неужто не будет были,
зачем протирать штаны,
если еще не открыли
Ворота Той Стороны?
Если бы мне сказали,
что неделима всегда,
я бы ушла на вокзале
обгонять поезда!
Людям бы, как мартышка,
дарила на счастье прогнозы,
И, думаю, без одышки
промчалась вперед паровоза!
Сколько всякого, давнего…
О чем мы все говорим?
И вспоминаю: «Не сравнивай!».
Живущий неповторим.
 

1988г.

Книга

 
Лаковая, цветная.
Картины, пейзажи, лица.
Ведь никто не узнает,
пока на полке пылится.
 
 
Вот, повинуясь мигу
(пусть бросится взгляд свежий),
я разорву книгу,
листы по стенам развешу.
 
 
И не всегда – мигу,
всей жизни своей – тоже:
себя сотворю, как книгу,
листы на всем свете брошу.
 

1988г.

«Вот пейзаж на стене …»

 
Вот пейзаж на стене —
календарь, ерунда.
Успокоиться мне
помогает всегда.
 
 
Я в пейзаж побреду,
если нужен совет,
только все, что найду —
это листья и свет.
 
 
Прошивают лучи
построенья из крон —
Михаила мечи.
Пусть архангел молчит,
но присутствует он.
 
 
Прошивают лучи
и пылинки несут.
И архангел молчит,
как божественный суд.
 
 
И в зеленом миру
пока будут лучи —
пока будут лучи
ничему не учить,
я пока не умру.
 
 
Я в зеленом миру
никому не совру.
 
 
У меня на стене
календарь,
а под ним —
я поставлю «Вангелис»,
что ветром другим.
 
 
Льется звук. Он идет
и ползет по стене,
он, наверное, тот,
что приснился во сне.
 
 
Поднимается к кронам,
идет по стволам,
К этим веткам зеленым,
без драки и драм.
 
 
Среди шумов других,
не дошедших сюда,
это больше, чем стих,
но живая вода.
 
 
Эта песня приносится
ветром другим,
в уши нотами просится
ветрами зим.
 
 
Я в зеленом миру
никому не совру.
 

1990г.

«Я не жалуюсь – я утверждаю…»

 
Я не жалуюсь – я утверждаю,
Утверждаю, что я побеждаю.
Говорите, но будет иначе,
победители тоже ведь плачут!
 
 
Плачет ветер, и воет, и рвется,
беспорядочно в небе метется,
и рыдает, и крыши срывает,
но однажды и он побеждает.
 
 
Плачет дождь, и врывается в реки.
Поднимает небесные веки —
посиневшие тучи больные,
и летят солнца ноты, иные!
 
 
А костра непонятное знамя
Своей болью швырнет перед нами.
Но глаза, как из сказки, лучились —
у огня мы победе учились.
 
 
Из воды, из огня, да из ветра мы телом,
из нетленной души первым делом.
По слезам да по звездам блуждая,
я не жалуюсь – я утверждаю.
 

1990г.

 
***
 
 
Я рву мечты, как письма рвут.
Я ночью слушаю пластинки.
Вот, учинила самосуд —
Все слезы превращу в песчинки.
 
 
Все лишнее, в забытых днях,
Напрасно было столько боли,
Ведь тут, в декартовых осях,
как на кресте в открытом поле.
 
 
Всё, как Христа, не воскресить.
Пойду к распятью – не молиться.
Пойду спросить. Молить. Просить —
мне б воскрешенью поучиться.
 

1989г.

«Зачем мне теперь…»

 
Зачем мне теперь
моя неповторимая жизнь?
Зачем мне теперь
все старые краски мои?
И все возвращается
давняя-давняя мысль,
крестись-не крестись —
привидение нашей любви.
 
 
На зеркале пыль —
подойду и сотру, чтоб смотреть
Увижу себя в нем,
и солнце в открытом окне,
и ветер качает
прозрачную, легкую сеть,
и теплые тени
ползут по знакомой стене.
 
 
На памяти пыль —
а что я увижу за ней?
Увижу ли мир настоящий —
не этот мираж?
За это отдать
мне не жалко настенных теней,
да только решиться
не смею на этот пассаж.
 
 
Я знаю – есть Свет.
Я читала про неба глаза.
Недаром же люди
любили смотреть в небосвод.
Есть сила, что к жизни,
к земле возвращает назад,
и та, что уносит
в галактики прямо вперед.
 
 
Я слишком люблю
свою неповторимую жизнь.
и слишком люблю
все старые краски мои.
Зачем мне теперь
та давняя-давняя мысль,
крестись-не крестись —
привидение – призрак любви.
 

1990г.

***

Вот он лежит спросонок —

мир – смотрите, молчите.

Ваш сумасшедший ребенок,

ваш Великий Учитель.

Я все мечтаю заранее

о том, каким же он станет.

Растут драгоценные камни

Прямо в горшках герани.

Птицы летят со стонами

и непостижимым смехом.

Между живыми колоннами

мне отвечает эхо.

Немею и холодею,

себя с ним ближе знакомя.

Я поняла, где я:

я просто в пустом доме.

1991г.

Медитация

 
Собраны нервы —
и брошены в точку.
знаю: шаг первый —
самый точный.
Самое верное —
первое слово.
И – уходите,
не ждите второго!
Сказано – сделано.
Снилось – случилось.
Нотное зарево
в воздух явилось.
Слышите?
Дышит.
Смотрите – танцует.
Ветер вселенский
сквозь стены дует…
Сквозь потолок —
не видите звезды?
Нотный поток —
и снежный, морозный,
странный, счастливый,
теплый… Что тело?
Куда-то от тела
душа улетела
взглянуть на свободные
звездные дали,
чтобы прощать —
и чтобы прощали.
 

1991г.

«Я в этом мире – всего лишь эхо…»

 
Я в этом мире – всего лишь эхо,
твоя ученица, Дед Мороз,
не надо счастья, не надо смеха,
не надо слез.
 
 
Лететь мне светом, чужим аккордом,
узором зим,
временем странным, пространством гордым,
словом своим.
 

1991г.

«Может, просто сова на осенней скале…»

 
Может, просто сова на осенней скале,
На осеннем пейзаже сова-нелюдим.
Пусть не зная, зачем, на планете Земле
по галактике едем, а там поглядим.
 
 
Время скачет по нотам, и этот напев
повторяется день, повторяется ночь.
Подожду. Может быть, ничего не успев,
я успею стихами кому-то помочь.
 
 
Время кинулось вскачь, зря гонюсь, может быть.
Не успею закончить, не успев и начать?
Мой будильник устал ежедневно звонить,
мое сердце устало еженощно стучать.
 

1992г.

Церковь – музей

 
Иконный сумрак в ряд,
здесь вслух не говорят,
здесь служба не идет,
здесь свечи не горят.
 
 
Хоть нечего сказать,
но сердце не болит,
но – некому мешать
молиться без молитв.
 
 
Вот сторож в полутьме
бредет полуживой.
Играет луч в окне —
свободный и святой!
 
 
Тихонько заблестит
на завитушках рам.
Никто не повторит
неслышимое там.
 

1993г.

«Когда между собой и вами…»

 
Когда между собой и вами
свет помирю,
я формулами, не словами
заговорю.
 
 
Потом – согласный ли, ударный
строки бросок.
И вот – не перпендикулярно —
наискосок.
 
 
Нет, не напрасно выносила
груз новостей.
Я ведь о счастье расспросила
у жизни всей.
 
 
И все, что видно не глазами,
взойдет в крови.
Ведь Истина – не со слезами,
а от Любви.
 
 
Под куполом любим недаром
проходит звон —
ведь порождаем не ударом,
а Небом он.
 

1993г.

«Качается дом…»

 
Качается дом
под лиственный шум,
качается том
ненаписанных дум,
качается шар
засыпающим днем.
Закат – как пожар
лиловым огнем.
 
 
В воздухе – взрыв
неоплаканных дней,
в сердце нарыв
молчит все сильней.
Вянут цветы
перед окном,
такой красоты
не имея днем.
 
 
Ближе волна,
Сильнее накал.
Каждый – сполна
найдет, что искал!
Кто чего ищет —
не знает сам,
Мы, духом нищие,
все – к небесам.
 
 
День все уходит
в свою благодать.
Где этот день
завтра искать…
 

1993г.

«А Земля – тоже Небо. Хоть годы идут…»

 
А Земля – тоже Небо. Хоть годы идут,
рядом дерево листья на ветер роняет,
я роняю слова, я теряю маршрут,
но души не теряю, и она это знает.
 
 
Рядом ветер подхватит последний листок,
рядом окна засветятся за поворотом.
Ветер – всех неприкаянней. Так одинок
не бывает никто ни в какую погоду.
 
 
Это счастье увидеть даже осень весной,
эти лужи, доплывшие до магистрали!
Слышу – пахнет закатом, землей и луной,
и всем тем, что давно уже нам рассказали.
 
 
Перекресток – и дом, во всем мире уют.
Смотрит глаз неморгающий взглядом далеким.
А спешить уже некуда!
Больше не ждут
ни глаза,
ни вокзалы,
ни ноты,
ни строки.
 

1993г.

«Душа – актер, а внешний вид – герой…»

 
Душа – актер, а внешний вид – герой.
Сюжет – трагедия, актер живой.
Но, на абстрактных темах драмы строя,
замучил Режиссер Героя.
 
 
«Прекрасным» критик все это назвал.
Актера забросал цветами зал.
А образы, что в драме были в горе,
не знали ничего о Режиссере.
 

1994г.

Ушла в себя

«В душе моей – пустынная пустыня…»

(В. Высоцкий)

 
Ушла в себя. Когда – разве важно в точности?
Услышала, секундные стрелки теребя,
что нет там никого, там только я – в одиночестве
бреду все по пустынным просторам себя.
 
 
В пустыне той – луна и далекое зарево.
Слушаю пески – сама не пою.
Я, может, доберусь еще живой в свой                                                                террариум —
вот, тень взяла и дудочку свою.
 
 
Запомнила – какое-то большое растение
так звонко цветет у ворот, не дыша!
Спокойной ночи, всё! Ты – мое сновидение:
в любой песчинке спит моя душа.
 
 
И новый, будто мир (не зная, не старь его),
собор моих снов со мной кочевал.
Там, может быть, розарий, и совсем                                                                 не террариум,
а может, не розарий, а вокзал.
 
 
Что ж, тень моя, давай быстрее ворочаться!
Край моего пути – и край твоего.
Я, может, доберусь еще в свое Одиночество
и, как картину, разобью его.
 

1995г.

«Я была на Земле…»

 
Я была на Земле
когда выли метели
и смотрели с заката
сны без ответа
и нельзя было крикнуть
и летели, летели
разноцветными клочьями
дни против ветра
 
 
Наезжая на время
душили спокойно
и, прижатые к стенке
всеми ветрами
гасли тихо
последние свечи без боя
навсегда не успев
обменяться словами
Я была на Земле
Эхо знает – была
Темно-синим отчаяньем
лампой ночной
вырывая из Песни
она позвала
то, что стало снежинкой
что сделалось мной
Я запомнила времени
быструю сеть
одиночество эха
в зеркалах бесконечности
И как трудно уметь
не моргая, смотреть
на призрачный след
единственной Вечности
Как качались Весы
от дыхания звезд
как менялись цвета
по солнечным ритмам…
Но часы для души
пробили вопрос
Они долго звенели
на перроне открытом
 
 
Я была на Земле
 

1993г.