Текст книги "В военную академию требуется"

Надежда Мамаева
В военную академию требуется

Пролог

Год 13257-й от пришествия драконов

– Любовь – замечательное чувство. Именно благодаря ей никогда не опустеют дома скорби. А еще – всегда будут осужденные для работы на рудниках.

С этими словами стражник, уже немолодой воин, чье лицо было расписано паутиной шрамов, последний раз ударил плетью сгорбленную спину в рваной робе. На серой, пропитанной пылью ткани расцвела еще одна алая полоса.

Конь под стражником загарцевал. Ушами жеребец не стриг, больше опасаясь норова своего наездника, чем вида крови.

Заключенный сжал бледные бескровные губы и зло глянул. Но тут его дернула цепь, которой были скованы все сорок осужденных. Она соединяла железные ошейники, что окольцовывали каждого из каторжан. Вереница, звеня кандалами, шла вперед, навстречу собственной долгой и мучительной смерти в горах Мертвого Серебра.

Стражник покачал головой. Этот взгляд он знал. Непокорный. Гордый. Несмирившийся. Отчаянный. Тот, чей пыл он только что остудил плетью, еще недавно был магом. Сильным (аж девятый уровень!), в меру богатым и не в меру влюбленным.

А сейчас на его счет стражником был получен негласный приказ начальства: «Заключенный номер шестьсот тридцать девять, Вицлав Кархец, должен умереть по пути на рудники».

Стражнику отчасти было жаль этого молодого дурака. Вряд ли он готовил заговор против его императорского величества Тонгора Первого, как утверждал свиток с приговором. А вот о том, что на красавицу-супругу Вицлава положил глаз главный инквизитор империи, судачил весь стольный Йонль. Да и далеко за его пределами. Если бы лэрисса Кархец ответила благосклонностью Черному Ворону, как в народе прозвали верховного инквизитора, то не был бы сейчас ее муж в кандалах.

Но увы. Она оказалась верной и любящей супругой. В общем, идиоткой. Потому что есть те, кому не отказывают. Вот Черный Ворон и прокаркал своим верным псам. Те быстро организовали и липовый заговор, и доносы, и свидетелей… Настоящим был лишь приговор – двадцать лет каторги на рудниках в горах Мертвого Серебра и полное отнятие магии с наложением печатей, запирающих светлый дар у всех потомков рода Кархецов до седьмого колена. То есть ровно до того времени, пока сама память о Вицлаве и его неосмотрительной супруге не сотрется. По сути, плаха на площади – и та была бы милосерднее.

Вот только не добился верховный инквизитор того, чего так желал: Ева Кархец исчезла из столицы, словно в бездну провалилась, едва был озвучен приговор.

– Из шахт Трезубца Смерти живыми не выбираются. Не зря их так прозвали. Да и весь этот серебряный хребет, будь он неладен… – спокойно и даже как-то устало промолвил стражник и потянулся к поясной фляге. – Смирись, запечатанный. Смирись и покорись, а иначе и до рудников не дотянешь. Скоро равнина закончится, начнутся горы. А там – узкие тропы и крутые обрывы. Сгинешь в одном из них… случайно.

Не хотелось стражнику, повидавшему на своем веку немало, брать на душу еще один грех. Пусть Кархец дойдет живым. А там уж как госпожа Смерть или Эйта распорядятся.

Словно вторя его мыслям, на обочине дороги появилась безумная старуха. Она что-то кричала проходящим каторжникам и стражам, потрясая клюкой.

«Демоновы темные! – Всадник осенил себя небесным знаком рассеченного надвое круга. – Вот только помяни дарящую безумие, и ее жертвы тут как тут. А может, не только жертвы, но и сама рыжая!»

Он глянул на стоявшую у обочины. Лицо сморщенное, словно печеное яблоко, крючковатый нос с бородавкой и горбатая спина… Она будто вышла из легенды про старуху Зиму, что забирала жизни юных дев, чтобы вновь стать молодой.

– Придет время, заговорят горы! – между тем кричала блаженная. – И из пещеры выйдет дитя…

Тут она увидела запечатанного мага. А он ее. И вздрогнул.

– Ты! – возопила сумасшедшая. – Ты – злой демон, вырвавшийся из бездны. Умри!

Вытянув руки со скрюченными пальцами, она бросилась на Кархеца, желая его задушить, и уже достала до его шеи. Но стражники бдели. Правда, угрозы в блаженной не видели, но пару раз со смешками прошлись плетками по ее бокам, отгоняя от вереницы осужденных.

Магии в старухе не было, иначе бы сработали упреждающие защитные амулеты. Зато ее нападение – какое-никакое развлечение в этот серый осенний день, когда небо еще не решило, разродиться ли ему мелким моросящим дождем или продержаться смурным до вечера.

Караван ушел, а старуха так и стояла, крича вслед веренице осужденных. И все бы ничего, если бы запечатанный маг не узнал в старухе свою жену. Красавицу Еву, что блистала на лучших сценах империи, играя роли благородных лэрисс, принцесс и простых юных горожанок, в которых обязательно влюблялись прекрасные драконы…

Да, его Ева была актрисой. Ей рукоплескали полные залы стольного Йонля. Да, она родилась в Ситном квартале, у нее не имелось ни ветвистого генеалогического древа, ни солидного счета в гномьем банке.

«Мезальянс! Что скажет свет?» – всплеснула руками матушка, узнав, что ее сын намерен жениться на актрисе. «Не позволю!» – взревел лэр Кархец. Но Вицлав все же надел на запястье Евы брачный браслет вопреки воле родителей. Как оказалось, красавица-лицедейка вышла замуж не за дворянский титул и состояние (к слову, весьма среднее), а по любви.

И сейчас Ева в образе старухи стояла и провожала взглядом караван. Но, главное, она успела… Успела передать рассекатель пространства своему мужу и шепнуть всего несколько слов. Ей оставалось только надеяться, что у него все получится.

Ева положила руку на живот. Балахон старухи надежно скрывал ее тайну.

– Потерпи, малышка, скоро папа сбежит и будет с нами…

Глава 1

Двадцать лет спустя

– Хватай этого паршивца, уйдет ведь!

Вслед мне полетел пульсар.

Я пригнулась, и огненный шар просвистел над моей головой, врезавшись в дощатую стену. Дерево тут же занялось. Плевать. Главное – уйти. Желательно с добычей. Очень желательно – целой и невредимой. Хотя последнее с учетом того, что среди караульных оказался маг, весьма проблематично.

Очень даже на руку, что матросня приняла меня за пацана. И понятно почему: опознать в оборванце девушку – задачка не из легких. Ну еще бы: потрепанные короткие штаны, не прикрывавшие щиколоток, стоптанные рыжие ботинки, рубаха, жилет и выгоревшая кепка, под которой спрятались длинные черные косы, – не совсем тот наряд, который предпочитают лэриссы.

– Окружай гада! – донесся крик откуда-то снизу и сбоку.

– Да не шмаляйте огнем, господин маг! – тут же взмолился кто-то, находившийся чуть ниже, и его голос звучал столь же тревожно. – Склады же как-никак. Не ровен час…

Обрывок фразы потонул в еще одном ударе. Опять пульсаром. Да что же мне за маг такой попался, озабоченный законом? Нет чтобы о хозяйском добре печься! Сказано же – склады. Одни из самых больших в империи. А он тут пламенем плюется, как дракон, ужаленный в зад гарпуном.

Я промчалась между штабелями, перескочила через мешки и взбежала по ряду бочек.

Едва не поскользнулась на просмоленном боку одной из них, но, балансируя, выровнялась. Правда, это было нелегко, если учесть, что в одной руке я держала саблю из аллурийской стали – прочной, но зверски тяжелой. Хотя последнее, может, оттого, что отточенный как бритва клинок предназначался для сильной мужской руки, а не для тонкой девичьей.

Оказавшись на самой вершине горы из бочек, я бросила взгляд вниз.

Меня и вправду окружили: сзади – матросы, спереди – тот самый ненормальный маг, вознамерившийся во что бы то ни стало поймать наглого пацана. Уйти вбок? С одной стороны – пол. Правда, лететь до него – дюжину локтей. Не меньше. Не убьюсь, так ноги переломаю. С другой стороны – аккуратно составленные друг на друга здоровенные ящики. К тому же последний, венчавший пирамиду, и вовсе стоял боком, едва ли не на весу. Удерживался он лишь перекинутым через потолочную балку и натянутым как струна канатом. В общем, разгильдяйски ящик стоял. На одном честном слове и погрызенном мышами боку. Запрыгни на такой – и легко упадешь, свернув шею.

А за пирамидой из ящиков и вовсе была стена.

Демоны бездны! Очень хотелось просто бросить саблю и удрать. Но за эту железку отцу заплачено. Золотом. Наперед… Эх, тяжела и неказиста жизнь дочери контрабандиста.

Я сделала несколько шагов к ящикам. Наступила на одну из веревок, что удерживали гору бочек, не давая той раскатиться.

– Сдавайся! Ты окружен. Пять лет каторги лучше, чем смерть от пульсара, – прозвучал уверенный голос из луженой глотки.

Замерла на месте. Выпрямилась, чтобы меня хорошо было видно. Чуть склонила голову набок и, играя на публику, даже шаркнула ножкой:

– Сдаться? Хм… Пожалуй…

Я не только тянула время, но и сокращала пространство. Незаметно, переставляя то пятки, то носки, не отрывая подметок от просмоленного бока бочки, приближалась к своей цели.

– Вот только мне кажется, господин маг, что сейчас вы теряете…

Я чуть повела рукой с саблей. Словно намекая, чего именно любитель швыряться огнем может лишиться. Но, судя по всему, мне попался новичок из тех боевых чародеев, что прибыли в порт недавно. Ибо он совершил непоправимую ошибку. Заговорил.

– И кого же я теряю? – вопросил чародей, уверенный, что ситуация под его контролем.

– Возможность получить повышение!

За время нашей короткой беседы я приблизилась к краю бочки, на которой стояла, ровно настолько, чтобы бешеной белкой прыгнуть вбок. Одной рукой схватилась за канат, что был перекинут через балку и на весу удерживал верхний ящик. Снизу рубанула по нему саблей, которую держала в другой руке.

Мое тело тут же взмыло под потолок. Все же я была значительно легче груза, с грохотом полетевшего вниз на мага. А тот, то ли испугавшись, то ли просто потеряв контроль над пульсаром, швырнул его в бочки.

Как выяснилось, хорошо летать можно не только на метлах и веревках, перекинутых через балки. На роме, который был в бочках и вмиг вспыхнул, тоже, оказывается, ничего так парить получается.

Полыхнуло знатно. Взрывная волна догнала меня как раз тогда, когда я бежала по балке под потолком к выходу. В спину ударило, я потеряла равновесие и полетела вниз. Тело вмиг опалило огнем. Кажется, горели не только кожа и волосы, но и кости. Причем горели изнутри. Словно пламя текло по моим жилам, вгрызалось в мышцы. Но сильнее всего жгло правое плечо. То место, где стояла магическая печать – «наследство» отца.

До пола я так и не долетела. Когда до настила из горбылей оставалась пара локтей, передо мной разверзлась дыра, и я провалилась в чернильную тьму.

Та оказалась вязкой и горячей, наполненной звуками: свистом, шепотом, шорохом… Мне даже почудился шелест сродни тому, когда змея ползет по сухой осенней листве.

Через мгновение я упала. Земля, или что там было вместо нее, спружинила, но локоть я все равно зашибла. Чудом при падении не располосовала себе бок саблей, которую все еще держала в руке.

Встала сначала на карачки, потом поднялась. Вокруг была тьма. Она клубилась, ластилась к ногам, норовила обнять своими загребущими щупальцами за плечи. Я отмахнулась, рубанула по ней несколько раз. Что-то взвыло.

Я завертела головой. Кепка, что удивительно, не слетела с макушки при моем грандиозном провале в этот мрак, а лишь съехала набок. И теперь мои волосы выбились из-под нее и липли к мокрой от пота и грязи шее, создавая ощущение накинутой на горло удавки, которую вот-вот чья-то рука начнет затягивать. Меня бросило в дрожь, несмотря на то что вокруг было жарко, как в раскаленной печи. И было отчего испугаться: во мраке мне мерещились страшные рожи.

– Свеж-ж-жатинка…

– Молодая ведьма…

– Без наставника…

И тут из тьмы резко вынырнула загребущая лапа. Когтистая. Узловатая. С неестественно вывернутыми суставами и покрытая редкой шерстью. Она цапнула меня за запястье.

Зря. Приличная напуганная контрабандистка с саблей в руках если и отвечает на такое рукопожатие, то оставляет себе на добрую память ту пятерню, что была ей протянута. Я была приличной до безобразия. А еще потомственной. Потому мелочиться не стала и рубанула тварь, отсекая ее лапу по локоть.

Тьма заголосила. Завыла и… засмеялась. Зашлась тем глумливым клекотом, что вместе с улюлюканьем несется вслед севшим в лужу неудачникам.

– А малышка не промах, вон как низшего обкорнала… – донесся едва уловимый скрипучий голос.

Куда я попала, бездна раздери? Не успела закончить мысль, как осеклась. А ведь я, похоже, действительно в этой самой бездне и есть.

Испугалась? Нет. Конечно, нет, какая глупость! Так, попереживала слегка. И вдруг, отчетливо осознав, где я очутилась…

Стоило неимоверных усилий не сорваться в бестолковый бег, когда мозг уже не в силах соображать, а ноги несут прямиком навстречу смерти.

Думай, Крис, думай! Что ты знаешь о бездне и о темных магах кроме того, что они платят полновесным золотом, но только в том случае, если понимают: перед ними хитрец и ловкач почище их самих. В противном случае норовят обмануть и получить свое за бесценок. В общем, чернокнижники по духу – типичные пираты, только что сухопутные. И вместо острой стали у них заклинания.

Но я-то, дочь Меченого Ви, любому пирату нос утереть могу, не то что темному. Значит, и с демонами договориться есть шанс. И я приступила к дипломатической миссии. Для начала заозиралась. Уже не затравленно, а ища жертву для переговоров.

Тьма словно почувствовала и отхлынула.

Я фыркнула от досады. Крутанула несколько раз саблю, проверяя баланс. И тут в расступившихся клубах чернильного тумана среди рыл и клыков увидела что-то мелкое, в темном пышном платье, угловатое, с рожками. И это недоразумение бежало прямо на меня!

А вслед этому недоразумению несся грозный рык:

– А ну, стой!

Когда в тебя на полном ходу врезаются – это больно. Сию простую истину я познала еще в детстве. И пополнять впечатления тем, что будет, если таран окажется с рогами, не хотелось. Жаль, что плаща у меня не оказалось. Так вышло бы эффектнее. Но все равно получилось неплохо. Увернулась я в последний момент, и беглец, а точнее, беглянка пронеслась мимо. Мы разминулись с ней буквально на ладонь. Правда, уйти далеко ей не удалось: подножка – великая вещь. А неожиданная подножка – еще и вещь сногсшибательная. Впрочем, беглянка не растерялась, а, кувыркнувшись через голову, тут же вскочила и рявкнула:

– Что застыла, ведьма? Открывай портал в свой мир! Зря я тебя, что ли, по всему двадцатому уровню выискивала?

Только удиравший от погони с полуслова поймет удирающего. За этой рогатой гнались. И, судя по всему, не затем, чтобы ее убить. А это значит…

Отец всегда говорил, что самые удачные дипломатические переговоры получаются, если у тебя на руках есть весомые аргументы. Мой довод в виде аллурийской стали был не очень весомым. Зато самым действенным из всех.

Демоница не успела опомниться, как я схватила ее за запястье и дернула на себя, прикрываясь ею, как щитом. И приставила лезвие к ее горлу.

– Не тронь ее, ведьма! – Демон, что несся за моей новообретенной заложницей, не успел всего на удар сердца.

– Лучше смерть, чем вечность с Рашримом! – пискнула демоница. Ее била крупная дрожь, но явно не оттого, что она испугалась приставленной к шее стали. – Я ни за что не выйду за него! Я сбегу к людям или умру!

Я заскрипела зубами. Вот только ее заявлений тут не хватало! Она вообще-то по задумке должна хотеть жить, а не сдохнуть.

– Ты моя дочь. И ты выйдешь за него замуж, – прорычал демон.

– Если она при этом будет жива, – напомнила я о себе. Все же как-никак я тут должна диктовать условия.

В меня вперились взглядом. Нехорошим таким. Прожигающим. Красненьким.

– Не наглей, ведьма! И не хами. Лучше убери свою железку, – угрожающе протянул демон. – И я обещаю: ты умрешь быстро.

В жизни меня бесят всего две вещи. И одна из них – когда мне говорят не хамить, а я еще даже не начинала!

– Могу то же самое сказать о вашей дочурке, господин демон, – усмехнулась я. – А то ведь, не ровен час, вам самому под венец бежать придется. Или труп вашей малышки тащить. Это уж как больше нравится…

Судя по тому, как ощутимо вокруг сжатых кулаков винторогого заклубилась первородная тьма, так открыто его еще не посылали. Сдается мне, если бы я сейчас качественно не заслонялась его драгоценной дщерью, то в меня бы уже летело с дюжину смертоносных заклятий, а то и чистая сила, сметающая все на своем пути.

Пока мы вели наш познавательный диалог, я лихорадочно прикидывала, как выкрутиться из ситуации. Вообще-то я хотела взять заложника, чтобы мне открыли проход обратно в мой мир. И желательно не в горящий ангар. Но что-то мне подсказывало: демон ни за что этого не сделает или…

– Ты хочешь получить свою дочь живой и невредимой? – вкрадчиво спросила я.

Бессильная ярость в глазах демона была мне ответом.

– Тогда открой мне портал в мой мир.

И тут он расхохотался.

– Демоны этого не могут, – сквозь смех глумливо и громко возвестил рогатый. – Все, у кого есть темные меты, сами проваливаются в бездну и сами же возвращаются. Это правило, которое знают все ведь…

При упоминании о мете плечо, в котором боль уже слегка поутихла, словно прижгли каленым железом. Рука дернулась, лезвие рассекло кожу на шее демоницы. Та непроизвольно пискнула, и ее отец оборвал фразу на полуслове.

– Ведьма, ты покойница, – холодно и с расстановкой произнес он, поняв, что никуда я от него не денусь.

– Ты и вправду не знаешь, как вернуться? – выдохнула заложница в унисон с папочкой.

– Знала бы – не стояла бы тут как идиотка, – прошипела я.

– А если я подскажу, что делать, возьмешь меня с собой?

– Кардерина, только посмей… – предостерегающе начал демон.

Я отчасти понимала возмущение родителя: где это видано, чтобы жертва помогала своему мучителю? Да еще и не из романтических чувств, а, так сказать, назло. Но демоница прошептала:

– Чтобы открыть проход обратно, точно представь место, куда надо перенестись. Заложи пентаграмму векторов пространства, пересеченных с осью времени, и влей в узловую точку силу не меньше пятого уровня.

Из всего сказанного я поняла только одно: надо представить место!

И я вообразила. В красках и подробностях. В ощущениях.

Старый пирс. Выбеленные солнцем и просоленные морем доски. Волны, что набегают одна за одной, одна за одной. Море, шепчущееся с прибрежным песком, запах водорослей. Истошный, а вовсе не романтичный крик чаек. Ракушки, что выбросило прибоем. Скалы бухты, проход к которой с суши перекрыт горным хребтом, а с воды – извилистый, как кишки каракатицы, и непредсказуемый. Через такой можно пройти только на шлюпе, да и то лишь хорошо зная путь.

Мою руку прошила дьявольская боль. Казалось, изнутри, из костей, наружу, к коже, вырывается что-то. Прогрызает себе путь огненными челюстями. Я заорала. Пошатнулась вместе с заложницей, которая – гадина! – еще и оттолкнулась пятками, будто пытаясь меня завалить, напрочь наплевав на то, что я могу перерезать ей горло…

И мы действительно рухнули. Лопатками я впечаталась во что-то твердое, в ягодицу впилась то ли крупная ветка, то ли булыжник. А рядом с виском, на уровне глаз, из травы торчал крупный камень.

Дыра, из которой мы вывалились спиной вперед, схлопнулась прямо перед носом демона. Но мне было не до этого. Отбросив в сторону саблю, которой я чудом не перерезала горло заложнице, я уставилась на свое правое плечо. Ткань на рукаве выше локтя обгорела и свисала лоскутом. А на коже, там, где всю мою жизнь красовалась печать, сейчас происходило нечто дикое: ее сжигала татуировка в виде черного пламени. Она буквально жрала знакомый с детства рисунок с одного бока своими огненными языками. Печать трескалась, сочилась кровью, которая тут же запекалась. А меня раздирала дикая боль, которая в какой-то момент накрыла меня с головой, как гигантская волна. Смяла, перевернула, оглушила. И я впервые в своей жизни потеряла сознание.

Сколько пролежала в беспамятстве – сказать тяжело. Когда я очнулась, то первое, что увидела, – рассвет. Получается, что я провалялась тут всю ночь? Оставалось надеяться, что и только, а не целые сутки. А потом взгляд упал на белого кролика. Эта сволочь догрызала саблю! Сидела и нагло хрумкала. Только один эфес и остался. Скрежет стоял знатный, с длинных острых клыков пушистой гадины аж искры летели, но она продолжала уписывать сталь, как иной заяц – капустный лист.

– Да чтоб тебя! – рыкнула я и, на ощупь найдя камень, метнула в этого проглота.

И не надо так орать. Мало того

Кролик отскочил, слегка хромая. Но саблю из лап так и не выпустил. А затем знакомым голосом заявил:

– И не надо так орать. Мало того что меня этой пакостью чуть не прирезала, так еще и сейчас едва булыжником не зашибла.

Осознание приходило медленно, но четко: этот пушистый засран… в смысле кролик – демоница. Та самая, свадебная.

– А что у тебя с лапой? – зачем-то спросила я, садясь на камень и пытаясь если не осознать реальность, то симулировать нормальность в ней.

Ну да. Я. Говорю. С кроликом. Точнее, с крольчихой. Веду беседу. Так и захотелось помахать рукой и добавить: «Эйта, ты здесь?» Наверняка дарующая безумие где-то рядом.

– Я же говорю, что ты меня чуть не прирезала. Пришлось рукой за лезвие схватиться, вот и располосовало меня до кости. Так что…

– Ты, сволочь! – Я начала приходить в себя. – Это был клинок из аллурийской стали.

– Новый купишь, – невозмутимо заявил будущий воротник. – К тому же я нервничала…

– Двести золотых! – взревела я.

Крольчиха не впечатлилась. Я же, кое-как встав, подобрала рукоять, потом бесцеремонно цапнула белую пакость за уши и, пошатываясь, побрела прочь со склона.

Крольчиха висела, поджав под себя лапы и ошалело таращась по сторонам красными глазами.

Я шла молча. Шерстяной комок нервничал. Сначала просто шевелил усами, а потом задергал поджатыми задними лапами.

– Слушай, а почему ты в свой нормальный облик не превращаешься? Ну, в рогатый? – решила уточнить я.

– Я еще не достигла совершеннолетия, – буркнула крольчиха. – И в мире людей не могу появляться в своем истинном виде… А почему спрашиваешь? – заподозрив неладное, забеспокоилась она.

– Точно не превратишься в демоницу?

– Точно!

– Отлично…

Вообще-то я должна была доставить саблю заказчику еще ночью. Но тут случился патруль и склады. Ну подумаешь, на пару ударов колокола позже приволоку заказ.

До постоялого двора, что стоял у южных ворот, я добралась быстро. Просочилась через черный ход, взбежала по лестнице и прислушалась, прильнув ухом к двери.

– Где только темные носят этого гада?! Двести золотых…

Кто-то нервно расхаживал по комнате. Хотя почему кто-то? Мой клиент.

Я постучала, как было условлено: два коротких удара, пауза, еще четыре.

Дверь распахнулась тут же, и я, широко улыбаясь, протянула вперед две руки: в одной – рукоять, в другой – крольчиха.

– Ваша сабля, лэр!

Лицо господина, который усиленно изображал благородного, вытянулось, а нижняя губа затряслась.

– Что-о-о?! – взревел он.

– Сабля, – невозмутимо повторила я и буквально впихнула в руки оторопевшего мужика эфес и крольчиху.

Он машинально схватил, и тут же мои запястья на миг полыхнули огнем: исчезла клятва на крови, которую я дала, – доставить заказ во что бы то ни стало. Я выдохнула. Все же хорошо, что я не уточнила срок и состояние товара, когда произносила слова магического обета. Наивный лжелэр (при нашей первой встрече он строил из себя аристократа, а сам держал вилку за столом, как простолюдин) полагал, что я доставлю заказ к нему целым, а не по частям. Увы, он не знал, что в щекотливых делах бывают накладки.

– Как? – выдохнул он, осознавая, что двести золотых таки потеряны для него навсегда. И даже мысль о том, что неисполнительный контрабандист сдох, не могла бы согреть его душу, ибо я была живее всех живых.

– Очень просто. Рукоять тут. – Я ткнула в эфес. – А острие – в ней. – Перевела перст на крольчиху. – Можете ее выпотрошить и достать…

Извернувшись, пушистая отчаянно засучила лапами, угодив лэру в грудь. Тот согнулся и разжал пальцы.

Впервые я видела, как клинок дал деру. Хорошо, часть клинка. И мне следовало сделать то же самое.

И я припустила. По коридору, прямо в распахнутое окно. Кепка, державшаяся все это время на мне верой и правдой, слетела, когда я выпрыгнула из проема.

Благо я отлично знала, что там, за подоконником, конек крыши. Приземлилась удачно. Правда, в последний момент черепица под ногами все же решила, что для роли мостовой она не предназначена, и предостерегающе затрещала.

Но и я не была намерена стоять и любоваться небом. Взяв резкий старт, побежала по коньку. Мой заказчик, потрясая огрызком сабли, – за мной.

Что может быть приятнее вечернего бега по крышам? Очень и очень много всего!

Перепрыгнув с двускатной на пологую, я стрелой понеслась дальше и, взяв хороший разбег, сиганула через уличный пролет. В последний момент ухватилась за водосток, едва не сорвавшись на брусчатку, подтянулась и, раскачавшись, запрыгнула на балкончик. Это был один из домов Тунцового квартала, самого богатого в городе.

Я угодила в спальню. На кровати возлежала дородная дама в парчовом халате. Вернее, этим она занималась ровно до моего появления. А потом она завизжала:

– Спасите! Насилуют!

Я выскочила из комнаты и, увидев лестницу, ринулась к ней. Всего пара ударов сердца – и из дома выходил уже не пацан-оборванец, а сгорбленная старушка в плаще, чепце и с клюкой. А то, что бархатной накидкой послужил плед, сдернутый с дивана, клюкой – сложенный зонт, а чепцом с кружавчиками на самом деле были прихваченные панталоны, что небрежно валялись на кровати крикуньи, – дело десятое.

Заказчик так и стоял на крыше, взирая на улицу под собой с видом дозорного, который вот-вот ожидает прорыва.

Я прошла под самым его носом и двинулась вниз по улице, прихрамывая и горбясь, как и положено почтенной старушке, бормоча что-то себе под нос и глядя исключительно под ноги…

Плечо опять жгло. Уже не так сильно, терпимо. Но это не значит, что вопросы к отцу у меня исчезли. Скорее их стало только больше. Он единственный маг, пусть и бывший, который мне мог все объяснить.

Впереди послышались песнопения. Кого-то провожали в последний путь. Впереди процессии шли плакальщицы, то прикладывая платки к глазам и подвывая молельщику, то лузгая семечки.

Я посторонилась. Жизнь идет своим чередом. Смерть, впрочем, тоже. В свои девятнадцать я не раз встречала мертвецов. И не всегда покойники лежали в гробах и держали в руках сосновую ветвь, как заповедовал обычай. Нет. Я видела и растерзанных акулами, изуродованных штормом, выпотрошенных пиратами. Да и боль – с ней я тоже была знакома. Причем близко.

Мне доводилось ломать руки, вывихивать ноги, а уж сколько я получила тумаков, пока не научилась драться… Хотя если бы не отец, преподавший мне немало уроков не только кулачного боя, но и фехтования, то не дожила бы я до своих лет. Славный порт Хорс не терпит слабаков, раззяв и чужаков. И если у последних есть шанс, то у первых двух – никогда.

Мой отец, Вицлав Кархец, бывший аристократ, ныне запечатанный маг и беглый каторжник, которого все здесь знали как Меченого Ви, появился в Хорсе с семьей семь лет назад. Он тоже, придя сюда, напоролся в подворотне на парочку ножей, которыми поприветствовали чужака. Но выжил и доказал, что лучше с ним не связываться…

Впрочем, доказывать пришлось не только ему. Но и матери. И мне.

Сейчас наша семья была на первый взгляд благопристойной. Впрочем, на второй тоже. Матушка заботилась о семейном очаге, отец отправлялся по утрам в море, а их единственная дочь ходила в помощницах у золотошвейки и помогала по хозяйству.

Вот только я-то знала, что на бедре у матушки всегда пристегнуты ножны с кинжалом. У отца, будь он хоть в своей рабочей рубахе и потертом жилете, хоть в пиджаке, в котором ходил на мессу, всегда за пазухой пара метательных звезд.

Но изображать добропорядочных мы научились мастерски. Недаром моя матушка, Ева Кархец, а ныне госпожа Иридия, когда-то была знаменитой актрисой. Ее умение носить маски я унаследовала в полной мере. Как и от отца – печать.

В общем, для соседей по Минтаевому кварталу наша семья была образцово-благочестивой и порядочной. К слову, квартал был прозван так, потому что на столе у здешних жителей часто бывал минтай – рыба недорогая, но и не по медьке за ведро. Бедняки же ютились в квартале Барабульки, а вот местечковая элита одноименного с портом городка – в Тунцовом.

Процессия прошла, и я уже собиралась двинуться дальше, как в мою лодыжку впились чьи-то зубы. Я не заорала лишь по той причине, что почтенную старушку со своего насеста мог увидеть лишившийся двухсот золотых заказчик.

А дамам преклонного возраста не пристало орать, ругаться и резво скакать на одной ноге. Хотя если в ногу впиваются зубы, способные разгрызть металл, сохранить молчание очень тяжело.

Я метко ткнула зонтом в живот крольчихи. Та взвизгнула и, расцепив клыки, злобно глянула на меня.

– Поклянись, что не бросишь меня, и я не буду тебя жрать.

– Тогда взаимная клятва, – мгновенно взвесив все за и против, заявила я, умолчав, что можно же не бросать. Причем не только вниз с балкона… Можно, например, задушить, отравить…

– Хор-р-рошо, – процедила крольчиха.

Я с прищуром посмотрела на пушистую шантажистку. Она своими красными глазками – на меня. Я – на нее. Она – на меня. Это была та ситуация, когда каждый из пройдох прекрасно понимает, что его противник может его обдурить, но верит: у него самого это выйдет удачнее, чем у соперника. Нет, надо было к заказчику тащить эту ушастую не в живом виде, а в трупном. Проще бы в сто раз было.

И почему только удачная мысля приходит опосля? Хотя если учесть, что удачно в моей жизни всегда складывался только зонт. И тот – в ливень…

Но делать нечего. Когда к твоей ноге приставлены зубы, способные перемолоть металл, приходится вступать в переговоры…

Договор скрепляли быстро и на словах. Никакой крови, хотя крольчиха все порывалась мне ее пустить своими резцами. Условились на том, что меня в случае неисполнения будет преследовать невезение (как будто мне вот прямо сейчас крайне везло!). Я же потребовала, чтобы крольчиха мне не мешала и вообще не путалась под ногами. Иначе ходить ей в пушистой белой шкуре до конца своих дней.

В итоге эта паразитка, после того как мы заключили сделку, еще и на руки попросилась. Я бы с большей радостью пнула ее, но именно в тот момент мой бывший клиент как-то подозрительно уставился в нашу сторону. Пришлось брать ее на руки, кряхтя и маскируя под бормотание старушки отборные проклятия.

– Слушай, ведьма, хватит меня проклинать, – не выдержала крольчиха и цапнула за палец. Не больно, но ощутимо. – Я хоть и чистокровный демон, и мне сквернословие что быку комариный писк, но все же ухо вон уже чешется.