Текст книги "Мужчина моей мечты. Ироническая проза"

Но все прошло отлично. Стас позвонил. Нина вышла в прихожую. Не снимая пальто, он сделал шаг вперёд, прижал её к себе и спрятал лицо у неё на груди.

– Ну, Мусик! – Сказала Нина. – Ты же весь в снегу!

Виктория, женщина-победа

Молодость, полная чудес

Она родилась 9 мая 1960 года, и мама-папа благополучно «соскочил» – назвала ее Викторией. Когда они переехали в наш дом, (все происходило и происходит в Санкт-Петербурге) Виктория уже окончила школу и училась в швейном ПТУ.

Это была курносая здоровая девушка с короткой «тюремной» стрижкой и постоянным блеском в глазах – жизнерадостная и громогласная, ждущая от жизни чуда, и к встрече с ним всегда готовая. И чудо случилось! Помню, как через какое-то время она, стоя у ворот, радостно говорила соседкам (видимо, в ответ на их бестактные расспросы): «Я хотела мальчика, и родила мальчика!».

Потом, когда мы с ней сошлись поближе, Вика сама рассказала мне историю появления на свет ее сына Коли.

Это была любовь с первого взгляда! Она как раз ехала в трамвае, или в поезде метро – тут память мне изменяет, и вдруг ее взгляд остановился на молодом мужчине напротив. Вы не поверите, но это был Он, тот, которого она ждала всю жизнь. Она пересела к нему, и они познакомились. А потом стали встречаться. А потом она забеременела. А потом родила сына, и тут по Жванецкому, ОН «показал ей фотокарточку жены и ихних детей».

Виктория, которая верила только в хорошее, была оскорблена в лучших чувствах. Не менее были раздосадованы ее мама с тетей. Слава Богу, на дворе еще стоял социализм, поэтому жалобу в партком, написанную ими, разбирали на общем собрании таксопарка. В присутствии трех пострадавших.

Разбирали долго, со вкусом, пока прижатый к стенке Он, затравленно озираясь и потея, не произнес, наконец:

– Ребенок не мой. С ней мы только пили кофе!

Таксисты и диспетчерши рыдали от смеха – времена хоть были социалистические, но все же уже вегетарианские.

Через три дня после собрания папаша Коли, которого, возможно, снова потянуло на кофе, что-то бормотал в телефонную трубку, но Виктория решительно и бесповоротно вычеркнула его из своей жизни.

Теперь она любила только сына, хотя растила его, в основном, бабушка, потому что Виктория через полтора года поступила в театральный институт. Без всякого, заметим, блата, который был необходим раньше.

И без всяких денег, без которых не поступишь теперь.

Разве это не было чудом?

– По таланту я вторая на курсе у Т. – говорила она, улыбаясь. – А первая – дочка самого. У нас на курсе вообще все сынки, дочки, внучки и Жучки, и только я…

– Ну, да, – лицемерно поддакивали бабки у ворот, которым это все говорилось. – Талант, он пробьется.

– Надо же кому-то играть и деревенских, – говорили они по ее уходу. – Или прислугу какую… Артистка!

На последнем курсе Виктория сломала ногу. Случай неприятный, но кто не ломал? Однако при операции ей занесли какую-то бациллу, она год провалялась на больничной койке и вышла оттуда, фактически потеряв профессию, оттого что слегка прихрамывала, со сцены это было заметно.

У любой опустились бы руки, но только не у Виктории. Она по-прежнему весело смеялась, сияла глазами и ждала чуда. Жизнь, ведь, еще не закончилась, верно?

Совсем недолго она поработала в швейном цехе при театральном институте, а потом… А потом… чудеса случаются с теми, кто в них верит: в гостях у своей подруги Любы она познакомилась с настоящим итальянцем! Темноволосая, стройная Виктория, оказалось, как две капли воды была похожа на девушку, которую он любил раньше. Поэтому он на ней как-то по-быстрому женился и увез с сыном в Италию!

Это ли не чудо? Это ли не «принц на белом коне»? Итальянец, спортивный мужчина, на восемь лет ее старше, владелец двухэтажной виллы на берегу Терренского моря, который жил и работал полицейским в аэропорту городка Фимичино. И «охромелая» нищая принцесса, без профессии, зато с ребенком от другого самца в придачу.

Стояли голодные девяностые годы, и тысячи матерей – одиночек в России мечтали, сначала удобно устроиться на крепкой мужской шее, а потом и ускакать отсюда к чертовой матери.

Чудом, однако, это было только с точки зрения окружающих, но уж никак не Виктории с мамой!

Они обе неожиданно оказались патриотками! «Я – русская душа! – говорила Виктория. – Я хочу жить здесь!»

Она чуть не отказалась в последний момент идти в ЗАГС, но все же пошла, а потом и уехала, притом вместе с мамой, которая прогостила у несчастного зятя два месяца.

Мезальянс

Да, они с мамой были патриотками, любили Россию. И, как ни странно, считали этот брак мезальянсом.

«Ну, как Вика? Как вам Италия?» – спросила я как-то ее мать, крепкую и высокую старуху, которая в новом пальто, набычившись, и никого не видя, мрачно прогуливалась взад и вперед мимо нашего дома.

– Ничего хорошего, – ответила она, поджав губы.

– Да что же плохого?

– А не нравится нам там. Инфляция, продукты дорожают, – объяснила она.

Это говорилось в те годы, когда у нас в магазинах ценники менялись по два раза на дню.

Через год приехала Виктория, и я спросила, что же не устраивает ее.

– Понимаешь, – охотно объяснила она. – Альберто не любит жизнь!

Работает на двух работах. И экономит, экономит. В ресторан – в самый дешевый, отель – три звезды. Путешествовать не любит. В Париж с нами не поехал. В Нью-Йорк мой приятель Юрка-миллионер пригласил – не едет. И вообще: не нравится мне быть женой бедного.

– Но какой же он бедный? – Удивилась я.

– Вот моя знакомая в Риме – замужем так замужем! – Объяснила Виктория. – Когда она родила девочку, муж сразу положил ей на счет десять тысяч долларов. Да и не хочу я быть ничьей женой. Лучше быть на содержании у богатого, чем женой бедного. Хочу быть содержанкой и хочу молодого тела, – засмеялась она. – Он же старше меня на целых восемь лет!

– А разбитого корыта ты не хочешь? – зачесался у меня язык, но я промолчала.

Дело в том, что в этот период, отчаянно поторговавшись, Виктория наняла меня репетитором к ее шестилетнему сыну. И я стала обучать его всему: математике, русскому языку, истории и географии.

– Правда, мой Коля очень талантливый? – спрашивала она ежедневно.

– Правда, – нагло врала я.

Не было у меня более тупого ученика. Но, забегая вперед, скажу, что к седьмому классу у Коли прорезались большие способности к математике. Видно, количество перешло в качество.

– Нет, правда-правда?

– Правда – правда.

Потом мы шли на рынок, где она покупала все, что любит Коля, и на что «падал ее глаз».

Помню, мы идем с рынка зимой и тащим на санках нагруженные литровыми банками коробки с соком для Коли, и несем щенка – французского бульдога – Коля захотел собаку. (Собаке повезло – она уехала в Италию).

– Посмотри, какой костюмчик я купила себе, – говорила она дня через два. – А это подарок Коле.

– А что ты купила в подарок Альберто?

– А ты считаешь, надо?

– А как же? На его-то деньги!

– Сам себе купит!

Она всегда спрашивала у меня совета, чтобы поступить наоборот.

Богатые должны дружить с богатыми

В этот период они с мамой начали строить новый дом в Псковской области, в деревне, откуда обе были родом. Вика купила участок на берегу озера и необходимые материалы. Строительством руководила мама – летом она жила тут с Колей.

Зычным басом мама орала на рабочих, вмешивалась в строительство, помогала таскать бревна.

– Мама как-то выстарилась, – сообщила Виктория, которая как-то вернулась из деревни и снова собиралась в Италию. – Зачем она затеяла эту стройку?

– Что это значит – выстарилась?

– Ну, постарела.

Через два дня после этого разговора из деревни позвонили.

Мама Виктории легла спать вечером, а утром не проснулась. Ей было семьдесят лет.

Вика впервые растерялась. Она привыкла жить по команде: мама строила, мама платила, мама ругала, мама руководила.

Хоронить мать вместе с Викторией поехала ее подруга Люба – та, в гостях у которой она познакомилась с Альберто.

Они законсервировали строительство и привезли из деревни потрясенного смертью бабушки Колю.

– На что мне теперь этот дом? Одна возня! – Сказала Вика.

Новый недостроенный дом быстро и охотно купили соседи за две тысячи долларов.

Виктория вновь уехала в Италию, но года через два вернулась с Колей и чемоданами, как она объяснила, навсегда.

– Альберто отпускать меня не хотел, – рассказывала она. – Но я ему поставила три условия: положить мне на счет десять тысяч долларов, вписать меня в дом, как собственницу, и усыновить Колю. Тогда вернусь.

– Мужчины не любят ультиматумов. Ты не хочешь сбавить обороты? Пусть выполнит хотя бы одно условие, – уговаривала я.

– Все три, или я не вернусь!

– А, если он этого не сделает? Жить ты на что будешь?

– Деньги есть.

– А когда кончатся?

Но плохие варианты Виктория не рассматривала никогда, никогда она не думала о завтрашнем дне.

И правильно делала. Потому что через какое-то время мне из Италии позвонил сам Альберто (телефон у Виктории отрезали за неуплату). Он выполнил все три условия! Через неделю мне позвонили опять, но уже в домофон – это приехал Альберто. Потом он позвонил мне в дверь, и я вызвала Викторию, у которой не было ни домофона, ни дверного звонка. Потом он вошел в ее квартиру, обошел гору грязного белья (у нее не было стиральной машины) и, наконец, встретился с любимой женой!

Тут необходимы пояснения. Демонстрируя свою «широкую русскую натуру», Виктория, в самом деле, иногда приглашала своих подруг – массажистку Любу и певицу Валю – в ресторан, но, по большому счету, расставаться с деньгами, которые шли не на нее с Колей, не любила. За квартиру, к примеру, она платила только, когда получала предупреждение из жилконторы, что «ее дело передано в суд Н-ского района».

– Я здесь не живу, – объясняла она свою позицию и ругалась с бухгалтершей, насчитывающей ей пенни.

Виктория с Колей вернулись вместе с Альберто в Италию, но часто приезжали в Россию. Коля, в основном, любил сидеть дома, поэтому Виктория одна ходила в театры, музеи и рестораны. Впрочем, готовила она тоже, и готовила хорошо.

В Италию не торопилась.

– Надоело его нытье: то одно у него болит, то другое. И постоянно ругаемся из-за денег.

Несмотря на ругань, Альберто делал все, что она хотела, и потому Виктория с сыном объездили практически все континенты, причем останавливались только в пятизвездочных отелях.

Меня удивляло, что такой жадный интерес к жизни гармонично сочетался в ней с полным равнодушием к людям – такое впечатление, что она видела только себя и Колю.

Поражало в ней также отсутствие какой-то благодарности – мужу или подругам. Какая такая благодарность? Тут – любовь, там – дружба. Вы же не благодарите солнце, которое вас греет?

В Италии Виктория ни с кем, кроме семьи, не общалась, а в России у нее были три подруги, и все они в этот период перебивались с хлеба на квас. Массажистке Любе, фигуристой высокой блондинке, не везло: одна растила дочку; спесивая «певица» Валя, что ранее подвизалась в самодеятельности, торговала теперь пирожками на рынке. Однако они обе охотно принимали Вику у себя дома, устраивали обильные застолья «по-русски», которые та очень любила.

Но чаще всего она ездила на дачу к третьей – портнихе Нине, которая вкалывала на шести сотках и за этот счет жила, но всегда набивала сумки Вики овощами и фруктами.

Помню, как Нине срочно понадобилось перекрыть крышу, и она попросила у Виктории денег в долг.

– Богатые должны дружить с богатыми, а бедные – с бедными, – сказала ей Вика, но, подумав, пообещала:

– Приеду через месяц – дам. И приехала через год, когда проблема разрешилась другим путем. Думаю – она просто забыла о своем обещании – не держала в уме чужих дел.

Коля окончил школу и поступил в училище для полицейских – пошел по стопам Альберто.

Проучился года два и был направлен на работу постовым в Милан – довольно далеко от Фимичино, где они жили.

В этот период Виктория поделилась со мной своей мечтой – купить квартиру в новом доме, как раз напротив Эрмитажа.

– Квартира там стоит миллионы долларов, – сказала я. – Деньги, где возьмешь?

– Продам нашу квартиру в Питере, потрясу мужа, займу у Юрки – миллионера.

– Что он, идиот, тебе дарить свои деньги? А отдавать как будешь?

Но Виктория и не помышляла о возвращении долга, она всегда верила в хорошее:

– Ну, зачем Юрке такие копейки?

Я уже не возражала Виктории. В конце – концов, когда-то я не верила в то, что Альберто будет выполнять ультиматумы, которые она перед ним ставила. А потом не верила, что Юрка, владелец ювелирных магазинов в Нью-Йорке, пригласит ее с Колей в гости. Но, ведь, все это сбылось!

Усмешка Бога

Но не зря говорят: хочешь насмешить Бога, поделись с Ним своими планами. Квартира напротив Эрмитажа, должно быть, сильно Его насмешила, а, может, и разозлила. Одним словом, не успела Виктория потревожить Юрку-миллионера, как Альберто серьезно заболел.

У него оказался гепатит В. Впрочем, «оказался» он только для жены. Сам Альберто знал об этом еще до женитьбы, и все эти годы он принимал лекарства тайком от семьи и сослуживцев.

– Ты говорила. что он – порядочный человек! Вот так порядочный человек! – возмущалась Виктория. – Он же мог заразить меня и Колю! Он хотел, чтобы я родила ему ребенка. Какая я молодец, что сделала аборт!

Они с Колей помчались к врачам, но анализы показали, что оба здоровы.

Между тем, бедного Альберто не принимала уже ни одна больница – врачи по его состоянию понимали, что гепатит В. вступил в свою последнюю, терминальную стадию.

Все же Италия не Россия – наконец, Альберто взяли, и он промучился в больнице две недели. Виктория не могла смотреть на его страдания, поэтому туда не ходила.

Альберто позвонил ей сам:

– Вика, – сказал он. – Я хочу с тобой попрощаться сегодня, потому что боюсь, что потеряю сознание.

– Ты поехала? – спросила я (эту историю она рассказала мне намного позже).

– А я, что, вожу машину?

– А такси? Там езды-то двадцать минут.

– Я же не знала, что он умрет. Мы с его сестрой поехали на следующий день, но было уже поздно.

Альберто умер в 55 лет. Мы были с ним мало знакомы, но мне почему-то было его жалко. Всю жизнь он вкалывал за троих, ничем не пользовался, экономил, хотел родить дочку – и то не вышло. Из всех женщин в России (а их у нас на рубль – ведро!) выбрал ту, которая всю жизнь «варила из него мыло». Что же, правду говорят: любовь зла!

На похоронах его товарищи – полицейские не смотрели в сторону Виктории и показательно выражали соболезнование только Коле.

Потом сын уехал в Милан, и Вика осталась одна.

Когда-то она хотела быть свободной, однако двадцать лет замужества трудно было скинуть со счетов. Она привыкла к Альберто, поэтому его смерть на какое-то время поколебала ее неиссякаемый оптимизм. Ведь, как ранее мама, Альберто решал все ее проблемы.

Теперь ей предстояло самой платить по счетам, судиться с сестрой Альберто, которой причиталась часть дома, за наследство, хлопотать о пенсии за мужа.

Шевелиться она не любила, но пенсию (1200 евро) получить сумела.

Вполне искренне поплакав на могиле мужа, Виктория, неисправимая оптимистка, вскоре воспрянула духом – жизнь еще не кончилась, верно? – и стала подыскивать другую «шею».

Прошло три месяца и, как говорится, «не сносив еще туфель, в которых шла за гробом мужа», легко и просто, как всегда, Виктория познакомилась с красавцем-итальянцем, который был лет на десять моложе нее.

Правда, тут у нее вышла небольшая осечка.

Ее подруга Валя, та, которая пела в самодеятельности, неожиданно освоила новую профессию – стала тамадой на свадьбах, слегка разбогатела, и в этот период как раз гостила у Вики.

Итальянец, рассказывала она, был типичный альфонс. Не видела этого только влюбленная Вика.

Забавно было наблюдать эту пару: оба хотели въехать на чужом горбу в рай, но не могли сказать об этом прямо, поэтому вели долгие уклончивые разговоры. Итальянец надеялся пощипать полноватую и немолодую вдовушку, а вдовушка не собиралась делиться доходами. Сама хотела найти молодого, но богатого мужа…

Противоречия между ними были неразрешимыми, и, наступив на горло собственной песне, они расстались.

Через какое-то время из Милана приехал постовой Коля, очень усталый и раздраженный.

– Бросай ты эту работу! – посоветовала ему мама, которая сначала говорила, а потом не всегда и думала.

Коля послушался и лег на диван. Это ему понравилось: в конце – концов, перед ним был пример мамы, которая всегда жила, как птица небесная, да и теперь не нуждалась.

Итак, у Коли были деньги, и была невеста там, где они жили, – что еще нужно для счастья? И Коля, как мама, стал радоваться жизни, но в своем понимании: ходить по барам прямо с утра.

Однако все в этом мире относительно: три волоса на голове – этого мало, а три волоса в супе – это уже перебор.

1200 евро на одну в Италии, думала Колина мама, это еще ничего, а вот 1200 на двоих – этого мало.

Кроме того, предстояли большие траты на адвокатов – сестра мужа подала на нее в суд.

От всех квитанций, повесток, счетов, а также от хищных адвокатов хотелось спрятать голову в песок, убежать, куда глаза глядят.

И тут Виктория совершила умный поступок, на который могла решиться далеко не каждая любящая мать: «послала» все далеко-далеко, и, оставив сыну записку, уехала в Россию.

– А как же Коля? Ты же его так любила? – спросила потрясенная массажистка Люба.

– А что Коля? Взрослый мужик! Пусть любит свою невесту. И, если бы я не уехала, он бы никогда не пошел работать! Так бы и сидел на моей пенсии.

Так наша героиня вновь возродилась из пепла, и для нее наступил новый, теперь российский, этап красивой жизни.

Ах, любовь!

Ей было 48 лет. Теперь, как и раньше, она проживала постоянно в городе Санкт-Петербурге, в отдельной двухкомнатной квартире, мечтая «мечту», что все итальянские проблемы рассосутся сами собой.

Свою пенсию она поместила в солидный итальянский банк, который, что существенно, имел представительство в центре Питера, поэтому, хоть и по карточке, но Виктория могла получить деньги только там.

Путешествовать ей уже не хотелось – наездилась досыта.

Она поздно вставала, завтракала и ехала в центр города.

Обедала в ресторане или в кафе, а вечером шла в театр. Любила оперу и балет, никогда не жалела денег на билеты. Впрочем, в драматические театры ходила бесплатно – со студенческих лет у нее были знакомые, которые там работали.

– Моя Люба не любит театры, – жаловалась она мне на подругу, не брала в голову, что билеты дорогие, а Люба теперь кормила внучку.

В Италии Виктория научилась вкусно готовить, а какая готовка из магазинных продуктов? Часто, но с удовольствием, она посещала Кузнечный рынок, ведь, только там продавались натуральные продукты.

Если кончались деньги, ехала в Банк, и, сунув карточку в щель автомата, смотрела, как оттуда высыпаются купюры.

Коле не звонила – не было мобильного телефона, а стационарный телефон был отрезан за неуплату. Но все это время собиралась ему написать. От Коли тоже ничего не было слышно.

Иногда ей хотелось «подышать воздухом», и тогда она ехала в курортный пригород Петербурга – Зеленогорск.

Так прошло года полтора. Виктория, наконец, не только собралась, но и купила, конверт, чтобы написать сыну, но ее отвлекло другое событие: осенью, гуляя по Зеленогорску, она встретила Александра!

Александр, мачо одного возраста с Викторией, был гастарбайтером с Украины. Там у него осталась жена, с которой он не был разведен, и трое взрослых детей. Его родной брат с семьей жил в Питере.

За 20 тысяч рублей Александр охранял какое-то частное владение и даже в магазин мог отлучаться только с согласия хозяина. Но и, сидя на цепи в будке, мужчина способен соблазнить женщину.

Впрочем, он и не думал ее соблазнять – Виктория была не в его вкусе. Она сама познакомилась с ним и соблазнилась.

Теперь я часто встречала Викторию, нагруженную двумя сумками с продуктами (в курортном городе цены были выше, а Виктория экономила) или яствами, приготовленными в Питере (в помещении, где работал Александр, не было газовой плиты). Она научилась печь блины, которые любил ее милый, и подарила ему дорогой перстень; потом на свои деньги она купила новые простыни и подушки. Да, и еще – Александр заставил ее приобрести мобильный телефон – у нее его не было.

Впервые я видела Викторию, которая думала о ком – то, кроме себя и сына.

Что это было? Любовь или возрастное размягчение мозга?

Меж тем, гастарбайтер отчего-то не радовался новым простыням, зато, вызывая жгучую ревность Виктории, без конца звонил детям на Украину.

И самое главное, нагло, не стесняясь, ставил свою жену в пример любовнице.

Жена-де была стройная и хорошо одевалась. А ты толстая, куртка не сходится на животе, и розовый берет, это в твоем-то возрасте, – как с помойки. У жены волосы длинные и густые, а у тебя волос-то осталось – на одну драку. Туфли у тебя без каблука. Бомжиха и бомжиха.

Виктория обижалась, скандалила, сменила розовый берет на голубой, даже плакала, но терпела – желание свить гнездо было нестерпимым.

И, вообще, не верю, что у тебя квартира в Питере и дом в Италии. – Не верю! – твердил Александр тоном Станиславского.

И все время напрашивался в гости.

– Ты, что, с ума сошла – связалась с гастарбайтером? – хором пели подруги. – Да ты только пригласи его в гости – и вся Украина будет у тебя, а ты на улице!

– А в любовь вы не верите, девочки? – спрашивала Виктория. – А если он меня любит? Ну, и что? Пропишу я его у себя, и будет у нас семья, а? И сделает он мне ремонт бесплатно.

– Ну и приглашай! – махнула я на нее рукой, прослушав эту ахинею. – Все равно, сделаешь по-своему. – Что же не приглашаешь?

– Неудобно. У меня не убрано. – Сказала Виктория.

– Делов – то! Возьми и убери.

Но, когда я попала в ее квартиру, то поняла, что все не так просто.

Складывалось впечатление, что она жила на помойке.

Использовалась ею только одна комната – вторая не функционировала и не убиралась – это не преувеличение – со дня смерти мамы; туда были свалены все ненужные вещи.

В прихожей, как и при жизни Альберто, горой лежало грязное белье; ободранные двери от туалета и ванной стояли отдельно, прислоненные к стене; плита была отодвинута и за ней лежала гора мусора; в жилой комнате был частично вытащен паркет и зияли большие дыры.

Грязная посуда и раковина, в которой это было все свалено, были достойны отдельной песни.

– Что это? – в ужасе воскликнула я. – Зачем ты все это сделала?

– Я приготовилась делать ремонт, – заявила Вика. – И все ободрала, чтобы не было пути назад.

– У нее нет пути назад уже года два, – сказала мне потом певица Валя.

В раздумьях, сомнениях, в обсуждении с Александром, будет ли он делать ремонт, да на чьи деньги, прошло время.

Наступила осень, и Александр, по-видимому, подшитый алкоголик, начал пить как одержимый. А что ему еще оставалось? На повестке дня стояла зима; дом, который он сторожил, не был приспособлен для холодов. Родной брат не хотел брать к себе 50-летнего мальчика, хотя тот очень просился; любовница ему не нравилась, но мучила его ревностью, колебаниями и сомнениями.

И, в один, далеко не прекрасный день, услав Викторию в магазин, Александр повесился.

Это был удар «поддых». Виктория, верящая в чудеса, скисла на корню. Как безумная, моталась она взад и вперед, твердила «надо было его взять к себе…», пока вызванный ею другой охранник, не взял ее крепко за плечо и не сказал: «Причем здесь ты, дура! Уезжай, пока менты не приехали!»